Золотые колдуны

30. ПРИБЛИЖЕНИЕ ЛЕТА

Началась четвертая неделя нашего путешествия, мы находились в тридцати днях пути от Касабаарде.

Бури задержали нас на некоторое время у Огненной Скалы. Затем мы плыли на островных судах на север вдоль архипелага, причем ни разу не теряли из виду суши, а затем начался долгий путь к Одинокому острову. Я надеялась узнать там что-нибудь новое о корабле Эвален, но его там никто не видел.

Штиль продержал нас на месте пятнадцать дней.

После этого «Звезда Арентине» доставила нас на Перниэссе, первый и самый южный остров из группы островов Сестер. Оттуда мы перебирались с острова на остров, зачастую на рыбацких лодках: на Валерах, на Могилу Ираин, на Младшую Сестру и, наконец, на сам остров Арентине. Затем мы преодолели последний участок моря до морской бухты между белыми мысами Римона.

Блейз, бывший римонцем, определил, что мы находились всего в нескольких зери от устья Оранона.

Около полудня мимо нас проехали всадники, когда мы расположились в стороне от дороги на склоне холма, чтобы немного отдохнуть. Блейз, достававший в это время продукты из мешка, прервал это занятие.

— Они из какой-то римонской телестре. — Он взглянул на мархацев и одетых в пальто всадников. — Думаю, из Хезрета или Макхира.

Родион взяла два куска хлебного гриба и протянула мне один из них. — По крайней мере, мы знаем, что находимся на верном пути в Таткаэр.

Бронзовая окраска верховых животных сильно контрастировала с синевой росшей в долине мшистой травы. На их покрытых перьями копытах висели желтые комья земли. Они проехали дальше, пока их не стало видно за поворотом дороги.

Воздух был влажен, а мокрая от ночного дождя мох-трава распространяла сильный запах. Звезда Каррика сияла ярко, как стекло.

Я неторопливо жевала хлебный гриб. Он пропитался запахом морских водорослей, потому что находился в лодке, доставившей нас с острова Сестер.

Оба моих спутника молчали. Блейз сидел, прислонившись к зику. Он уперся головой в его толстый ствол, выступили наружу тонкие мышцы на челюстях, глаза прикрылись молочного цвета мигательными перепонками. Он жевал атайле. Родион искоса взглянула на него, но ничего не сказала. Эта атайле была причиной постоянных споров между ними.

Выкрашенная в каштановый цвет грива упала ей на лоб, когда она наклонилась над мешком, чтобы что-то взять из него. Однажды она прервала свои дела и посмотрела на него с таким выражением на лице, какого я не могла понять. Затем она села рядом с ним, близко, но не касаясь его, вынула нож и начала обрезать им свои ногти.

Он обнял ее, не открывая глаз.

Я не знала, что мне о них думать: об Алуизе Блейзе н'ри н'сут Медуэнине и Рурик Родион Орландис. В какие-то моменты они были близки мне, как брат с сестрой, а временами казались мне удаленными от меня на расстояние световых лет чужаками.

Это вечная проблема для того, кто адаптируется; как бы ни освоился он в новом мире, он никогда не станет для него так близок, как его уроженцы, однако всегда можно на столько отдалиться от своего общества, что в нем уже, а в другом еще не чувствуешь себя своим и пребываешь, таким образом, между ними.

Этим соотношением напряжений и объясняется работа посла, дипломата, ксеногруппы. И я в гораздо большей мере являюсь Кристи С'арант, чем Линн де Лайл Кристи.

— Вот еще едут. — Родион кивнула вниз, на дорогу. — Все с'ан направляются в Таткаэр… Я не понимаю последних выборов, тогда я была еще слишком мала.

— Ты будешь помнить эти.

Она засмеялась. С долины подул резкий ветер, порвавшийся по римонским равнинам, и принес с собой запах дождя. Родион подняла вверх руку, сорвала молодые, еще без семян, листья зику и потерла в ладонях ярко красные почки.

— Натиск лета, — мечтательно сказала она, — который все заставляет расти. Так мы называли в Пейр-Дадени последние недели дуресты. Здесь весна наступает раньше. Сейчас подходит к концу седьмая неделя… Хорошо, что мы дома.

— Мы прибудем в Таткаэр с наступлением ночи? — спросила я Блейза.

— Нет, если сейчас же не отправимся в дорогу. — Он встал, выплюнул назад сок атайле и взял свой узел.

Родион вложила свой нож обратно в ножны. У нее был озабоченный вид…

— Я спрашиваю себя, какие новости они услышали. — Она наморщила лоб. — Если моя мать… Не знаю, что мне ей сказать.

Долгий путь сюда занимал все мое внимание. Лишь в это мгновение, всего в нескольких зери от города, я так же стала спрашивать себя, что я буду говорить.

От реки поднимался холодный туман и приглушал яркий свет звезд. Колыхался желтый свет смоляных факелов на эллинге. Мы остановились в стороне от толпы. Трубили мархацы, нетерпеливо водили мордами и перебирали копытами, а ехавшие на них всадники громко кричали друг другу новости. На каждом втором или третьем из них было золотое кольцо с'ан телестре.

Над блестевшей в свете факелов водой сгущалась темнота, массивная, как горы, прорываемая то тут, то там небольшими светящимися сферами фонарей. Таткаэр… Наконец-то мы в городе.

Группа скурраи вращала скрипучее колесо, а снаружи, на воде, были видны факелы причальной платформы парома.

Плату за перевоз собирала одна очень старая женщина. Кожа ее имела цвет шоколада, на голове от гривы остались лишь тонкие пряди, а все ее лицо было изрезано морщинами и походило на отпечаток пальца.

Я развязала шнурок и сняла с него серебряную монету, неотрывно глядя на ее знакомые черты.

— Она из телестре Салатиэл!

— Что? — спросил Родион. Блейз поднял голову, потом резко кивнул. Я подошла к старой женщине.

— Простите меня. — Я догнала ее возле навесов для лодок. — Здесь есть аширен Марик Салатиэл?

— О, да. Да. Марик! — позвала она, а затем тихо добавила: — Больше не аширен, с орвенты. Марик, тебя кто-то хочет видеть! — Она неодобрительно наморщила нос. — Одна из твоих иноземных приятельниц!

— Кто же это? — Из-под одного навеса появилась чья-то фигура и вышла на свет факела. Я узнала голос.

— Это я, Кристи, но помолчи… — Я замолчала.

Ортеанской частью своего существа я ожидала этого, предчувствовала по всем деликатным изменениям, происходящим к концу стадии аширен.

Голос был тот же, лицо тоже принадлежало Марику, имело смуглый оттенок. Я увидела черную гриву и знакомое строптивое выражение на лице, сменившееся улыбкой. Но — и сейчас я поняла это — Марик больше не был аширен.

Заплатанная туника плотно обтягивала небольшие груди, я увидела широкие бедра, где на поясе висели харуры Телук, которые я отдала ему — ей! — перед Кирриахом. Это не просто — определить пол ортеанца, но Марик из аширен стал молодой женщиной.

— Я знала, что вы вернетесь! Вы идете в город? — спросила она. — Кристи, я пойду с вами, только позвольте сказать Эверил, что я ухожу.

— Нет, погоди, не сегодня вечером. Я пошлю сообщение… — Я была готова к тому, чтобы считать Марик девушкой, если бы это оказалось необходимым, но было немного труднее представить ее себе взрослой, — …я пошлю сообщение из города. То есть, если ты все еще не прочь исполнять обязанности моей л'ри-ан.

— Да, конечно.

Это звучало определенно. Я предполагала, что в Салатиэле посланница не обрела бы признания. А Марик была для своей телестре еще очень молодой взрослой.

— Ты вернулась здоровой из Ширия-Шенина?

— Да. Я взяла там себе вашего мархаца. Мне взять его с собой, когда я приду?

— Да, это хорошая идея. — Паром подошел к берегу, и на него хлынула толпа.

— Я сказала им, что вы этого не делали, — сказала она. — Да и с чего бы вам причинять какое-то зло Канте Андрете? Я сказала им об этом.

В ее голосе слышалось отчаяние. Я положила ей руку на плечо.

— Скажи им… скажи им, что хочешь, но не говори, что видела меня здесь. Сейчас мне нужно уйти. Будь настороже.

— Я это сделаю. — Она улыбалась, когда я прощалась с ней. — Говорили, что вас нет в живых. Но я не верила и в это.

Переправляться было холодно. Река оказалась глубокой и стремительной, и паром с большим трудом двигался вперед. Ортеанцы успокаивали своих нервных мархацев.

Я стояла на переполненной палубе между Родион и Блейзом. Перед нами вверх по склону поднимался город. Как молчаливые белые призраки, над нашими головами парили рашаку-базур.

— Что вы будете делать? — спросил Блейз. — Мне, пожалуй следовало бы доставить Орландис к е матери, если Т'Ан Мелкати в городе. Тогда одна свидетельница перед Короной будет в безопасности. Кроме того, я и был нанят с этой целью.

Серебристая вода бурлила в том месте, где соприкасалась с пирсами доков. От города подул теплый ветер, и с ним до нас донесся запах чего-то жаренного, рыбы или фекалий. Паром раскачивался из стороны в сторону.

— Остров находится исключительно под действием закона Короны, а это все еще означает, что я буду арестована, как только появлюсь перед Сутафиори; она не может поступить иначе. Заключение могло бы стать для меня самым безопасным, но не могу сказать, что мне нравится это представление. — Я подумала о Корбеке. — Как бы то ни было, сегодня вечером слишком поздно что-либо предпринимать.

— Идемте вместе с нами на гору, — попросила Родион. — Я бы хотела, чтобы вы познакомились с моей матерью. Она нам что-нибудь посоветует. А утром мы могли бы отправиться в Цитадель.

«Видел ли кто-нибудь, как мы прибыли? — спрашивала я себя. — Знает ли кто-нибудь, что мы в Таткаэре? Нет, очень маловероятно, что за нами наблюдали».

По парому пробежала дрожь; он остановился, и я увидела, как опустили передние сходни. Вся толпа устремилась вниз, на берег.

Нам с трудом удалось остаться рядом друг с другом. Камни в доке были непривычно тверды, неровны и скользки от постоянной влажности.

Из открытых ворот какого-то общественного дома падал ослепительно яркий свет. Ортеанцы с шумом двинулись вперед мимо нас, и на мгновение между мной и Родион оказался холодный, лохматый бок мархаца.

— Когда пойдете на гору, будьте осторожны, — сказала я, когда снова оказалась рядом с ней. — Рано утром я пойду в Цитадель. Ведь вы будете там. Чем скорее мы разыщем Корону, тем лучше.

— Куда… — Она не договорила. — Ну хорошо, сделаем так.

Если у Блейза и были какие-то сомнения, то он держал их при себе. Он только сказал:

— Это не самый безопасный город для обитателей другого мира. Смотрите кому доверяете.

Было несколько обидно, что люди, которые стали мне такими близкими, называли меня обитательницей другого мира.

Мы расстались. Они пошли по дороге вдоль западного берега острова в сторону его гористой части. Я отправилась в центр города.

Было поздно, но на улицах еще царило большое оживление. Я видела открытые двери общественных домов, свет, падавший из дверей через незастроенные участки между домами телестре. Вся атмосфера каким-то образом напоминала карнавал. Но когда я пошла дальше, все выше поднимались стены домов телестре, и единственным, что я еще могла видеть, были звезды.

Море бледных огоньков мерцало между крышами и слабо освещало мой путь. В узких улочках стоял запах верховых животных и помоев.

Прозвучали полуночные колокола. Продрогшая и усталая, я стояла в темноте и слушала звон с горящими глазами. Таткаэр. В этом названии для меня звучало что-то родное. Разве не говорила Рурик, что Таткаэр — это сердце Южной земли?

«Я приезжаю домой и теряюсь в нем, — подумала я с горечью, удалившись на два или три зери от западного берега. — Как же это возможно, что пройдя весь мир, плутаешь, пытаясь пересечь город? Черт побери, неужели они здесь ничего не слыхали об уличном освещении?»

Наконец я увидела свет факелов и зашагала в его сторону. Я вышла на набережную, передо мной лежала гавань, а Восточный и Западный холмы поднимались, казалось, до самых звезд. Теперь я смогу найти Восточный порт и пошла по узким улочкам в направлении Салмет. Все эти белые стены и закрытые двери выглядели совершенно одинаково.

«Сколько же времени я уже спотыкаюсь по улицам совершенно темной ночью?» — спросила я себя и тут поняла, наконец, где находилась. Это был не тот дом-телестре, который я искала. Но мне уже все стало безразлично.

Я вынула из-за ремня джайанте и забарабанила ею по воротам восточного порта Кумиэл. Среди улочек гулко звучало эхо.

Постучав ару раз — мне стало очень холодно, — я заметила за воротами приближающийся свет фонаря.

Голос с сильно выраженным имирианским акцентом крикнул:

— Я тебе сказал, что не хочу, чтобы меня вызывали в ночное время! Ты вышибешь у меня дверь…

Я услышала, как отодвигались дверные задвижки, и попыталась хотя бы немного оттереть грязь и пыль с пальто и сапог, но безуспешно. Одна половина ворот открылась. «Можно ли меня еще узнать?» — со страхом спросила я себя.

— Доктор Адаир, — сказала я.

Он поднял фонарь и повесил его на крюк рядом с воротами. На его ночную пижаму было накинуто старое бекамиловое пальто. В течение нескольких бесконечных секунд он стоял передо мной, плотно сжав веки.

Боже праведный! — наконец вымолвил он. — Линн Кристи?

За окнами неопрятной комнаты Адаира начало светлеть небо. Конец вторых сумерек, и скоро начнут звонить ранние колокола. Я протерла себе глаза и подумала, что не мешало бы подольше поспать. Адаир настаивал на немедленном медицинском обследовании. Он — или, скорее, его ортеанская л'ри-ан — дал мне чистую одежду. Я помылась, поела и могла бы превосходно себя чувствовать. И все мне показалось неправильным: ездить, как это делала я, и прибыть домой, словно чужая.

— Ну, так что же? — повторил Хакстон. Он сделал глубокий вдох и закричал:

— Что, черт побери, вы при всем этом думали?

— Вы получили мои отчеты.

— Отчеты? О, так вот это что, оказывается: отчеты.

Голос его был резок, ехиден. Снова переключиться на английский язык после столь долгого времени мне было уже довольно трудно. Оба они выглядели чужими: люди с суровыми глазами и резкими голосами, с плоскими руками и приглаженными шапками волос — высоченные гиганты.

— Вы все же хотя бы понимаете, что лишили группу всяких шансов когда-нибудь выбраться из этого гетто?

— Это еще спорный момент, — возразил ему Адаир.

— Спорный, к дьяволу! — Голос Хакстона не создавал впечатления, что он уже давно проснулся. — Как вы думаете, где мы находились весь этот последний год?

Я сказала:

— Т'Ан Сута-Телестре…

— Это ваша задача — общаться с местными власть имущими, — вяло сказал Хакстон. — Если вы этого не можете, то нужно было бы послать сюда кого-нибудь другого, кто может с этим справиться.

— Вы глупец! — сказала я. — Не рассказывайте мне ничего о туземцах, а пойдите лучше к ним и поговорите! И когда станете это делать, следите получше за тем, что происходит у вас за спиной, потому что очень вероятно, что вы обнаружите в ней нож!

Он неподвижно посмотрел на меня, потом вздохнул.

— Так вот, у нас есть два сообщения, в которых говорится, что вы мертвы…

— Им нелегко привыкнуть к нам, мистер Хакстон, — сказала я.

— Вот как? Но у вас-то, кажется, не было особых сложностей в том, чтобы привыкнуть к ним.

— Что вы этим хотите сказать?

Он молча посмотрел на меня.

— Я хочу этим сказать… На чьей, собственно, стороне вы, мисс Кристи?

— Ну хватит, Сэм! — Адаир хлопнул руками по столу.

Я улыбнулась.

— Сознаете ли вы, как в ваших словах сквозит паранойя? Думаю вы научитесь, вы еще научитесь понимать Орте!

Он пропустил мимо ушей вторую часть того, что я сказала, но первая заметно его охладила. Почти извиняющимся тоном он сказал:

— Вы изменились. Я едва вас узнаю.

«Хакстон успокоился, — подумала я, — возможно, он в будущем станет работать вместе со мной, но уже никогда не сможет считать меня заслуживающей доверие». Однако у меня не было ни времени, ни желания сожалеть об этом.

Утренние колокола вспугнули рашаку-базур, и они вспорхнули с крыш вблизи доков.

— Я должна идти, — сказала я.

— Вы не можете сейчас отдавать себя в руки местных властителей, — запротестовал Хакстон. — Это было бы чистейшим безумием! Оставайтесь с группой, мисс Кристи, и представьте свои свидетельские показания в письменном виде. Идти самой ко Двору было бы очень не обдуманно.

— Я предпочитаю идти, вместо того, чтоб меня забрали, — сказала я. Мысль о том, что Сэм Хакстон отказал бы стражникам Короны от моего лица, хотя и была привлекательной, на практике ничего не давала. — Кроме того, это докажет мою добрую волю.

— До срока отзыва остается уже не долго, — Добавил еще Хакстон. Его подбородок был покрыт щетиной, а на толстом теле валялся сильно поношенный комбинезон. Все его движения отличала резкость; он не обладал кошачьей ловкостью, которую ортеанцы приобретать в обращении с оружием. — Не рискуйте вашей свободой передвижения.

— Вы можете подтвердить, что видели меня, — сказала я. — Вы получили мой отчет и знаете, куда я иду, а если вскоре не услышите что-нибудь обо мне, пустите в ход все средства; тогда мне понадобиться любая помощь, какую я только смогу получить.

Шнурки с моими деньгами очень полегчали. Я обмотала их вокруг своей шеи и спрятала под туникой. Стоило ли взять с собой джайанте? Нет, хотя без нее я казалась себе лишенной чего-то очень нужного. Я подтянула пояс с ножом и надела пальто.

За окном стало светлее.

— Уж с этим мы справимся, — сказал Хакстон. — Не беспокойтесь.

Он находился в большом напряжении, поскольку все время нес ответственность за группу, и выглядел очень утомленным. Год назад по его виду этого нельзя было бы сказать.

— Тут вас ждет скурраи-джасин, — сказал Адаир, стоял в открытой двери. — Хотя не могу понять, где ее взяла в этот ранний безлюдный час моя л'ри-ан. Кстати я для вас что-то подготовил: лекарства. Принимайте эти пилюли перед едой, они уменьшают аллергические реакции и помогают предотвратить состояние усталости.

— Благодарю. — Я взяла кожаную сумочку, которую он мне предложил. — Думаю, что скоро, наверное, увижу вас снова.

Идя по двору, я подумала: «Тебе следовало бы сказать что-нибудь, чтобы успокоить их. Их работа достаточно трудна и без того, чтобы еще посланница доставляла им дополнительные хлопоты».

Облегчение, которое я ощутила, оставшись без общества, испугало меня. Они были приличными людьми, но я не доставила им никакой радости. Другие миры оставляют на нас свои отметины, но не все шрамы видны.

Несмотря на ранний час, было непросто выбраться скурраи-джасин из — за оживленного движения на Путь Короны. Высоко в воздухе издавали пронзительные крики рашаку-базур. Над зданиями висела голубая дымка, казавшаяся золотистой с солнечной стороны. Дул свежий ветер.

Цитадель возвышалась на вершине скалы над речным туманом, она казалась обложенной ватой. В располагавшихся повыше окнах отражался свет всходившего солнца.

На широкой площади ниже скалы шевелился, перекатывался волнами туман, освещаемый солнечными лучами.

Вдруг мною овладел внезапный страх. «Сейчас должно что-то сорваться, — подумала я, — сейчас, когда столь многое было позади и после того как мне так долго везло».

Я расплатилась за скурраи-джасин и стала пересекать площадь. Вокруг меня неистовствовал утренний шум: фыркали мархацы, визжали рашаку-базур, слышались крики от находившихся поблизости бараков. Людей здесь стало поменьше, чем в городе. Ворота большого дома-колодца были открыты а в располагавшихся за ними дворах журчали фонтаны.

Я шла мимо всего этого к охранным воротам вначале извилистой тропы. Мне вспомнилось: здесь все и началось, во время общественной аудиенции. Видеть, что происходит кругом, и знать, что видят тебя…

В тени ворот стояли три или четыре стражника Короны, один из них поднял голову, когда я подошла поближе. Это была женщина с командирскими знаками отличия на поясе. Она что-то крикнула назад через плечо, и из караульного помещения вышел Блейз н'ри н'сут Медуэнин.

— Это она, — сказал он. — Привет, Кристи. Родион только что ушла на верх, я сказал ей, что подожду вас.

— Хорошо, идемте.

Старшая караула выделила четверых стражников, которые должны были сопровождать нас. «Это охрана или арест?» — спросила я себя. Мы пошли по извилистой тропе вверх по склону и вышли из тумана на солнечный свет.

— Каковы были вчера ваши успехи? — спросила я.

— Мы нашли резиденцию Т'Ан Мелкати на горе. Т'Ан Рурик там не было — не знаю, где она находиться в настоящее время, — но мы остались там на ночь, а потом пришли сюда.

Под нами лежали город и устье реки, а море сверкало от утреннего солнца. Наши тени падали на запад. Стражники провели нас в Цитадель через другие ворота, не через те, в которые я входила сюда в первый раз.

«А эти ортеанцы…», — подумала я. Непосредственно после встречи с Адаиром и Хакстоном они показались мне невысокими и гибкими, такими, какими я видела их вначале: подстриженные гривы, когтеобразные когти на руках и звериные глаза без белков. Теперь они казались мне более близкими существами, и лишь где-то в глубине сознания гнездилось слабое воспоминание о том, что мы принадлежали к разным биологическим видам.

Через различные помещения мы попали в зал с высоким потолком, через узкие, похожие на бойницы окна которого внутрь проникал свет со стороны внутреннего двора. Здесь собралась группа людей, говоривших так взволнованно и громко, что наше прибытие оказалось незамеченным.

— Вот она! — сказала Родион, положив руку на плечо темнокожей женщины. Та повернулась в нашу сторону и убрала своей единственной рукой упавшую ей на лоб гриву.

— О, Мать-солнце! — воскликнула Рурик. — В следующий раз я лишь тогда поверю в то, что вы мертвы, когда увижу ваш сожженный труп! Кристи, что же это была за история в Пейр-Дадени?

— И с кораблем, — гремел мужчина. Его спина была пряма, как если бы он проглотил аршин, а на голове торчал белый гребень подстриженной гривы. Я узнала старого Хеллеле Ханатру, Первого Министра Эмира. — и что случилось с группой т'ан Эвален?

— Разве она еще не прибыла сюда?

— У нас произошла задержка в пути, — сказала Родион, — может, с ним случилось то же самое.

— С вашего позволения, — вскользь сказала Рурик Хеллелу.

— Очистите зал ромаре, доложите новость Т'Ан Сутаи-Телестре. Начальница охраны, прикажите ограничить доступ в этот зал, усильте стражу.

Она вернулась к столу и закатала вверх пустой рукав своей сорочки, опустившийся вниз.

— Мы с Сутафиори всю ночь напролет были здесь. Неблагодарное занятие эти выборы. Вы только посмотрите! Это просто сногсшибательно. — Ее взгляд упал на Родион, которая разговаривала с Блейзом. Выкрашенная в каштановый цвет грива дочери у самого основания волос имела серебристый оттенок. — Я едва ее узнала, Кристи.

Хеллел Ханатра остался, но остальные лица из такширие покинули зал. Стражники Короны стояли в дверях, обнажив мечи.

В этот момент вошла женщина. Родион и Блейз официально поклонились, то же вслед за ними сделала и я.

Она выглядела постаревшей, в ее гриве было больше серебра, чем золота, морщины глубже врезались в лицо, а просвечивающая, с ромбовидным рисунком кожа плотнее обтягивала кости тела. Но ее голубые глаза без белков смотрели, как всегда, зорко, во взгляде ощущалась легкая веселость.

— Великая Мать вернула вас нам? — спросила Сутафиори. — Или есть более простое объяснение?

— Объяснение есть, Т'Ан, но оно не простое.

Она рассмеялась и села в большое резное кресло с одного конца стола.

Рурик сказала:

— Есть кое-что, что вам следовало услышать, Далзиэлле. О Пейр-Дадени.

Мы с Родион докладывали ей поочередно. Однако, что в Касабаарде казалось разумным, здесь, в Таткаэре, звучало как нечто раздутое, самодовольное. Я ощущала вокруг себя нараставшее напряженное молчание. Но когда я кончила говорить, я знала, что не смотря на всю внешнюю невесомость доводов оставался один бесспорный факт: Бродин говорил с Родион Орландис вне Хрустального зала. Это нуждалось в объяснении.

Сутафиори спросила:

— Это был Бродин н'ри н'сут Хараин, который сейчас является первым министром у Тури Андрете?

— Так вот, мы подозреваем ее агентов. — Сутафиори сцепила друг с другом пальцы рук и откинулась назад. — Хотя и без доказательств… и главным образом из-за предполагаемой вины посланницы… Я должна подвергнуть вас аресту Короны, Кристи, но, полагаю, вам это известно.

Я кивнула. Она продолжала:

— Это дело должно быть расследовано. Это и прочие обстоятельства в Кель Харантише, но для этого мы должны дождаться прибытия «Дитя Метемны». Т'ан Хеллел, будьте так любезны, пройдите со стражей в покои Андрете в этой цитадели и приведите сюда, ко мне, Борона н'ри н'сут Хараина.

Хеллел поклонился и вышел. Никто не сказал ни слова.

У меня все сжалось внутри. Родион положила руку на плечо Блейза. Она сидела между ним и своей матерью и никому не смотрела в глаза.

Узкое, смуглое лицо Рурик ничего не выражало; вероятно, она размышляла о расследуемом деле.

— Если бы вы все-таки приехали пораньше. — задумчиво произнесла Сутафиори. — Восьмой день седьмой недели… и солнцестояние с выборами еще только через 12 дней. Конечно, это могло бы оказаться и благоприятным моментом. Если будет процесс, весть об этом не должна распространяться за пределы острова; все т'ан Ста Тысяч находятся сейчас здесь.

— Вы отдадите его под суд?

— Обоих, — ответила Сутафиори. — Пусть даже результатом будет лишь то, что можно станет доказать невиновность посланницы. Слово Коричневой Башни имеет вес. Если виновен, тогда все станет ясно, если же нет — нужно будет искать действительного убийцу. Но для того и другого у нас остается мало времени.

Снаружи послышались шаги. Двухстворчатая дверь открылась. Вошел первый министр Пейр-Дадени, сопровождаемый четырьмя стражниками Короны. Позади них шагал Хеллел Ханатра. На поясе Бродина не было харуров, ничего кроме богато вышитого одеяния из хирит-гойена. Его лицо с острыми чертами еще хранило на себе следы сна.

— Т'Ан, — начал он, а потом его взгляд остановился на Родион и на мне, и он замолчал.

Я видела его худое лицо и знала, что права, что Родион тоже была права и что Коричневая Башня нашла правду. Его глаза лихорадочно блестели, когда он смотрел на Сутафиори. Руки с такой силой обхватили спинку стула, что побелели суставы пальцев. Никогда прежде я не видела лица, так искаженного страхом и виной.

Когда до него дошло, что случилось, все напряжение, в котором он находился, исчезло. Казалось, он почувствовал облегчение от того, что наконец напали на его след.

Я подумала: «Да, ты хотел, чтобы тебя поймали. Ты убил ее. И ты не можешь с этим жить».

— Вы арестованы, — сказала Сутафиори, гнев которой, видимо, был смягчен его явными страданиями. — Вы подозреваетесь в убийстве Канты Андрете, что вы на это скажите?

— Да. — Он был обескуражен. — Она… моя арикей, я…

— Вы признаете это? — резко спросила Рурик.

— Я сделал это из личного честолюбия, — пробормотал он, глубоко задышал и поднял голову, чтобы посмотреть на Сутафиори. — Я убил ее и испытываю печаль от этого… больше, чем вы могли бы когда-либо это себе представить. Вместе с ней я убил себя самого.

— Вы напали также и на Орландис? — Рурик вскочила на ноги, сжимая рукой плечо Родион.

— Спокойствие, Т'Ан Мелкати. Об этом позже. — Когда Рурик села на место, Корона продолжила: — Бродин н'ри н'сут Хараин, вы можете претендовать на любую помощь адвоката или дома-колодца. Вы будете содержаться в Цитадели до первого дня восьмой недели дуресты, до дня начала процесса.

— Отведите его обратно, — сказала Сутафиори, а когда стражники вывели его, она добавила, обращаясь к Рурик: — Это будет полный процесс в присутствии всех Т'Анов провинций, и пусть тогда говорят, что хотят; у них больше не будет оснований насмехаться над моими обитателями другого мира.

— А если он работал не один, если за этим стоят золото Кель Харантиша и еще другие, как, к примеру, СуБаннасен? — захотела знать Рурик.

— Мы еще услышим, в чем он сознается, — сказала Сутафиори, после чего повернулась в сторону, чтобы выслушать только что вошедшего мужчину. Напряженное выражение с ее лица исчезло.

— Есть хорошие новости, — сказала она. — Ромаре принес весть о том, что у островов Сестер замеченно «Дитя Метемны».

31. БРОДИН Н'РИ Н'СУТ ХАРАИН

Вскоре после этого Ромаре привел еще одного человека. Он был старше, кожа его имела шоколадный цвет, а грива выглядела как черная меховая шапка. Я каким-то образом знала его. Одет он был в рясу говорящего с землей.

— Не должно возникнуть никаких подозрений, что я приложила руку к этой истории, — Сутафиори говорила со всеми нами, — иначе я по закону Короны отправлю вас в тюрьму Таткаэра. Говорящий с землей Тирзаэл, согласны ли вы всех свидетелей по этому делу взять с собой в дом-колодец?

— Если все они находятся здесь, — ответил тот. — Я слышал, что в это дело замешан Хараин. Значит, тогда и его. И они должны жить согласно обычаю: никакого оружия, никакой переписки и никакого контакта с внешним миром.

— Могу ли я в этом случае послать сообщение моим людям? — Я заметила, как колебалась Сутафиори, прежде чем согласилась.

— Да… да, им нужно знать, где вы находитесь. — Ее досада на действия Тирзаэла ослабла, когда она обратилась к Орландис. — Рурик, Родион, мне жаль, что уже так скоро придется снова вас разлучить.

— По крайней мере я буду знать, где она, — трезво, но слегка дрожащим голосом ответила Рурик. — И наконец, нет более надежного места, чем дом Богини.

— Как быть с нанятым вами охранником?

— Я свидетель нападения на Орландис, — сказал блейз. — Поступайте, как хотите, Т'Ан.

— Запрете всех их, — сказала она Тирзаэлу и обратилась затем к нам. — Это только на три дня, и после заседания суда вы будете свободны — все, кто невиновен.

Стражники отвели нас из Цитадели вниз, на площадь, а оттуда к дому-колодцу.

Когда мы входили через ворота во двор, я испытала очень знакомые чувства. Здесь царила та же атмосфера, что и в Су'ниаре, Гетфирле, Цир-нанте или еще в каком-нибудь ордене внутреннего города Касабаарде.

Тирзаэл остановил стражников у входа. Нам он сказал:

— Теперь я должен забрать у вас оружие.

Блейз расстегнул пряжку своего пояса с мечами и передал молодой женщине рядом с Тирзаэлом свои харур-нилгри и харур-нацари. Родион сначала противилась, но затем все же отдала свои мечи. Свой парализатор я оставила у Адаира.

— И ваш нож, — сказал мне говорящий с землей.

— Это не оружие.

— Это не играет роли.

Без ножа я чувствовала себя голой.

— Теперь вы свободны, внутри этих стен, — сказал он.

Бродин, молчал до сих пор, пошел за ним, когда тот стал уходить, и я видела, как оба входили под большой центральный купол дома-колодца.

Блейз заметил, что я наблюдала за ними.

— Вы не можете ему в этом отказать. Давайте, поищем кухню; я ничего не ел со вчерашнего вечера.

«А не боится ли он нас?» — спросила я себя, глядя вслед Бродину. Но это могло оказаться и нервной его оценкой. Он происходил из Южной Дадени и являлся, вероятно, религиозным человеком, искавшим скорого покоя или утешения.

Как и в Дамари-на-Холме, здесь имели кухни, хлева для животных и кузнеца, все за стенами дома-колодца. Здесь значительную площадь занимали сады и дворы, росли кусты «птичьего крыла» и высокие деревья лапуур.

Позднее, в течении этого утра, я вернулась во двор и подошла к воротам; меня одолевали беспокойство и любопытство. Здесь не было иного занятия кроме ожидания, именно это ожидание исключало спокойствие, которое было возможно в Касабаарде.

Здесь находилось много тех, кто посвятил себя Богине. Они ходили босыми со сбритыми гривами и в одеяниях священников, состоявших из одного лишь полотнища коричневого цвета, обмотанного вокруг талии и завязанного на бедрах. Древние каменные плиты были покрыты грязными следами ног.

Никто из хранителей колодца или говорящих с землей не произносили ни слова, хотя кое-кто из них с любопытством посматривал в мою сторону.

Я все еще стояла у ворот, когда прибыла следующая группа, состоявшая из стражников Короны и нескольких человек в одежде корабельщиков, и я узнала во главе всей этой компании т'ан Эвален. С ней находились женщина с Покинутого Побережья — Хавот-джайр — и Халтерн.

Я увидела подходившего Тирзаэла и тоже приблизилась к группе.

— Как вы добрались? — спросила я Халтерна.

— На море бывают волны огромной высоты, — ответил тот. — Он был бледен. — Я все еще не пришел в себя от всего — этого. Мы две недели постояли в порту Кварта, чтобы переждать штормовую погоду, иначе были бы здесь до вас. Кристи, есть ли что-нибудь в чем вы срочно нуждаетесь?

— Если хотите сделать что-нибудь очень приятное, то можете держать Сэма Хакстона в курсе дел, происходящих здесь… — Меня прервал Тирзаэл, разъединивший нас резким жестом. Он принял у Эвален Хавот-джайр и выпроводил остальных наружу.

— Вы, — сказал он, когда они ушли, — не должны позволять себе святотатств в ЕЕ доме.

Однажды я была признана ЕЮ, — сказала я, испытывая тайное удовольствие при виде его изумленного лица. — В одном доме-колодце в Корбеке.

Но там, в Корбеке, существовал и другой дом-колодец, придуманный Арадом фарс с судебным процессом и ночи в камере, о которых я не хотела и думать. В этот момент я спросила себя, чем же все-таки закон Короны отличается от справедливости домов-колодцев.

В доме Богини ничто не менялось кроме света: белое солнце днем и яркие звезды ночью.

Блейз предался молчаливому наблюдению. Родион злилась, как кацца в клетке. Хавот-джайр вела себя настороженно, держалась в стороне; она слишком мало реагировала на все окружающие, чтобы ее можно было считать нормальной.

Моя единственная в этот день попытка поговорить с ней окончилась неудачей. Но, в конце, мне удалось вынудить ее дать мне ответ.

— Я бы не хотела этого знать, — сказала она с выражением имирианским акцентам. Хотя день был теплым, ее знобило. — Да и что мне оттого, если одним чужаком станет больше или меньше? Если бы я вас убила, то смогла бы, по крайней мере, отправиться домой, в Кель Харантиш.

— Это и есть ваше желание? — После всего, что я услышала, это очень удивило меня.

— Я это знала. — Она сидела прислонившись спиной к стене двора и смотрела в ясное небо. — Что я знаю о заговорах, о других мирах? Ничего. Что мне нужно знать? Еще меньше. А теперь я никогда…

Она потеряла нить разговора и снова стала рисовать какие-то замысловатые узоры на грязи, покрывавшей древние, потрескавшиеся плиты пола.

Я оставила ее. Ее враждебность не вызывала никаких сомнений. Иногда она растерянно озиралась по сторонам, как будто знала, что что-то не в порядке, но не могла точно сказать, в чем дело. Я знала, что виновной во всех своих бедах она считала меня. Видимо, мне следовало быть предупредительнее к ней и умереть в Касабаарде…

Я стала следить за тем, чтобы она никогда не оказывалась у меня за спиной.

— Завтра, — сказал Родион и забарабанила каблуком сапога по ножке стола. — Завтра. О, гибель земли! Как только вы можете сидеть здесь так спокойно?

В кухне оставалось только мы втроем. Служители Богини поели и разошлись по своим делам. Лучи послеполуденного солнца косо падали через окна-бойницы плиты пола.

— Если у тебя есть идея получше, скажи нам.

Она пристально посмотрела на Блейза. Краска, которой были выкрашены ее волосы, смылась, и грива, приобретшая темно-коричневый оттенок, матово выделялась на золотистой коже.

— Но должно быть что-нибудь, что мы можем сделать! — сказала она.

— Уметь ждать — бесценная способность. Овладей ею… — сказал он, — впрочем, нет, мне жаль, что я так сказал, арикей-те.

Она встала. Ее рука скользнула за спину в непроизвольном движении, характерном для жителей Южной земли, означающем, что имеются харуры. И то, что их там не было, разозлило ее.

— По мне — оставайся тут сидеть, пока не превратишься в камень, — сказала она, — может быть, это и есть лучшее твое занятие.

Она тенью промелькнула через дверь, а затем я услышала стук каблуков ее сапог во дворе. Кто-то заговорил с ней, и до меня долетел ее раздраженный ответ.

— Ну что, сестра моя, — измученно сказала Блейз, — что вы об этом думаете?

— Думаю, что она нервничает почти так же, как и я.

Он коротко улыбнулся.

— Не имеет смысла поднимать много шума, если можно только ждать. Этому я уже очень давно научился. Кристи, не думаете ли вы, что с ней неладно еще по какой-то причине?

— Например?

Он помолчал, очевидно, подбирая слова, затем сказал:

— Может быть, сейчас для нее положение в Таткаэре выглядит иным, не таким, каким оно казалось в пути и в Касабаарде.

Он сидел, повернувшись ко мне неизуродованной стороной лица, и выглядел так моложе. За его ранимостью скрывалось нечто большее, чем просто физическая сила.

— Я думала, что вы с ней арикей.

— Временами мы спорим мы друг с другом. Для этого есть много причин. Я думал… надеялся… — Его рука, лежавшая на столе, сжалась в кулаках. — Мы с ней должны были бы стать н'ри н'сут. Медуэнин и Орландис, и это не имеет большого значения. Кристи, она молода. Она хочет путешествовать и участвовать в различных схватках, иметь арикей, какие ей, только требуются, когда превращение из аширен уже позади. Что же мне делать? Я состояла на службе почти всюду на Орте и уже не знаю места, куда бы мог вернуться. — Помолчав немного, он добавил: — Ну так что?

— Гм-м-м. Я как раз подумала о Хакатаку, где я была до прибытия сюда. Это в основном сельскохозяйственный мир. — сказала я.

— Там было грязно, пища отвратительна и всюду приходилось передвигаться пешком. Вернувшись на Землю, я могла думать только об одном: это был последний раз, когда я посетила другой мир, клянусь в том. Никогда больше.

Потом речь зашла о Каррике, и посмотрели бы вы на меня, как я старалась, чтобы не ускользнул этот шанс. Вы не поверили бы, обнаружив такое старание со стороны кого-либо, твердо решившего, подобно мне никогда в жизни более не покидать свою планету.

— У меня уже давно такое же чувство.

— Не думаю, что она у вас так давно, да и кроме того — какое это имеет отношение к моей деятельности?

Он запрокинул назад голову и засмеялся. На его шее проступили жилы, толстые, как жгуты.

— Тут вы, наверное, правы. Мы ничего не сможем сделать, пока не закончится это расследование. Я следую своему собственному рецепту: терпение.

«Мне тоже нужно терпение, — подумала я, — и оно нужно мне именно теперь».

Родион сидела на крою большого колодца и смотрела наружу через главные ворота. Служители Богини не будит вмешиваться, пока мы не попытаемся исчезнуть. Я села рядом с нею и погрузила руку в холодную воду.

На большой площади было видно много людей, быстро проходившись мимо по своим делам. Тут сооружалось нечто вроде палаток и лачуг. Это было не лучшее лекарство от терпения — сидеть здесь и ощущать себя обреченными на бездеятельность.

Родион ударила вооруженным когтем пальцем руки по воде. Испуганно засновали туда-сюда красные рыбки. Затем она сказала:

— Мне бы хотелось снова оказаться в Ширия-Шенине.

Для меня это было неожиданностью.

— Почему?

— О, не зная… я положила там четыре года, знаете ли. Часто мне там нравилось. Хотя меня и назвали «Полузолотом». Но это я слышала всего лишь от нескольких человек. — Она пожала плечами. — Надеюсь, что привыкну к этому месту. И к Орландис.

Что-то в ее поведении не вязалось с тем, что она говорила. Она скрывала радость, волнение, какой-то сюрприз. «Перед чем она испытывает такой страх, что утаивает это?» — спросила я себя.

— Что ты хочешь делать, теперь, когда ты уже не аширен?

— Я буду изучать политику, — уверенно сказала она. — Ведь все же одна Орландис является Т'Ан Мелкати, потому и я вряд ли смогу иначе. То есть, если я останусь Орландис.

Из-под коротких ресниц сверкнули ее глаза.

— А Медуэнин?

Она вдохнула и потянулась всем своим сильным телом. Мечтательно сказала:

— Да, Медуэнин. Я еще не знаю римонских телестре…

— Это обязательно должно быть одно или другое, но ничего иного? Нет, погоди, ничего не говори. Я знаю Южную землю. Но ты, наверное, будешь путешествовать, не так ли?

— Важно еще и то, куда мне потом вернуться.

— А Блейз?

— Да, это тоже важно. Скоро мне нужно будет решится, Кристи.

Сейчас она казалось мне старше, чем в последние дни, причем не только физически, но по образу мыслей и поведению. Я сказала:

— Тебе не следовало бы поступать слишком поспешно.

— Дело подвинулось гораздо дальше, чем вы думаете, — ответила она, и ее глаза излучали буйную веселость. С типично ортеанским сочетанием радости и озабоченности она добавила: — Мне нужно решить, какая телестре подойдет мне более всего, чтобы родить там аширен.

— Что… скоро? Сейчас?

Она засмеялось.

— Я знаю с Арентине, что ношу в себе детей. Кристи, держите это при себе, пока я не решила… Неприлично о чем-то говорить прежде, чем принял решение. Аширен принадлежат Орландис. Они могут воспротивиться и не позволить мне назваться н'ри н'сут Медуэнин… если случится так, что я решусь на это.

— Ты скажешь об этом Блейзу.

— Да, если принимать Медуэнина в расчет… С'арант, а что вы думаете?

Ребенок или дети будут принадлежать не отцу и даже матери, а всей телестре. Это я узнала еще в Бет'ру-элене.

— Я никому об этом не расскажу, пока этого не сделаешь ты, — сказала я. — Ты жительница Южной земли и потому одна лучше справишься с этой проблемой.

Наступил первый день восьмой недели, день судебного процесса. Я проснулась задолго до первых предрассветных сумерек и услышала, как прибыл конвой.

Стражники уже ушли обратно, а я еще не успела одеться. Я заметила, что забрали Бродина. Его доставили в зал Справедливости перед рассветом.

Во время колокольного звона в середине утра они пришли за Родион, а позднее, незадолго до полученного звона, увели Блейза, после чего осталось только я одна. Мне приходилось лишь ждать.

Мимо проплывали облака, массивные и причудливых форм, а белесое небо было усеяно звездами. Миновало полдень. Ничто не двигалось на дне дома-колодца кроме теней и солнечного света. Приходивший с моря ветер застревал между зданиями.

Я подумала: «Придут ли за мной сегодня? Но если нет…»

Я заметила, что у ворот что-то происходило, увидела униформу стражников Корон и пошла им навстречу, прежде чем меня успел позвать Тирзаэл. За мной пришли восемь стражников Короны и их начальник.

«Сколько же досады они ожидают увидеть? — подумала я. И тут я вспомнила, что даже не были уверена в том, где точно находился зал.

Мы вышли через другие ворота и оказались в узких проходах между домами телестре, приютившимися у подножия Цитадели. Ответвления и повороты сбили меня с толку. А затем, едва в пределах видимости возник зал, мы натолкнулись на толпу. Это были уроженцы Имира, мелкатийцы в своих одеждах, походивших на сари, и с зубчатыми ножами, разгоряченные ремондцы в туниках с высокими воротниками. Все они стояли плечо к плечу с мужчинами и женщинами из Римона, роскошно одетыми даденийцами, жителями Свободного порта и даже жителями Кире.

Стражники Короны образовали клин, в середине которого оказалась я, и мы двинулись сквозь толпу.

Над головами стоявших в толпе людей я увидела внушительных размеров здание, старинное и — странное дело — хорошо знакомое. Кирпичные стены бурого цвета описывали целую серию кривых линий, а выше первых двух или трех метров постепенно сходились в группу куполов, походившую на птичье гнездо с яйцами. Он был очень древним, этот зал Правосудия, пожалуй, не менее, чем Теризон.

Толпа не становилась меньше даже тогда, когда мы шли под аркой ворот Собравшиеся расступились и освободили нас поход. Многие из них были с ан телестре, как я успела заметить, но в толпе находилось и много детей. Поразительно большая часть их только что вышла из возраста аширен; им было по шестнадцать или семнадцать лет.

За вестибюлем, плотно сгрудившись, на каменном полу сидели ортеанцы. Вверх уходило удивительно большое свободное пространство: многочисленные купола поддерживались сложными из кирпича колоннами, и все здание представляло собой один большой зал.

Он был наполнен шумом разговоров жителей Южной земле и беспокойством оживленных жестов, их сопровождавших, а когда стражники вели меня к середине зала, многие из аширен и юных взрослых начали шикать и хлопать ладонями по полу, что у ортеанцев соответствует нашим аплодисментам.

Начальник стражи, невысокий темнокожий человек, сказал мне:

Т'ан, среди молодых у вас есть много странников.

— Об этом я и не подозревала. — Просто у меня никогда не было времени думать о подобном.

Под центральным куполом стояли восемь кресел-тронов, расположенных полукругом. Они были вырублены из черного камня и покрыты мехами и мягкой обивкой. Между окончаниями этой своеобразной подковы находилось каменное возвышения, поднимавшееся над остальными полом зала не более чем на толщину нескольких ладоней. Все до единого троны были заняты.

Сутафиори наклонилась к Рурик, беседуя с ней, Хеллел Ханатра слушал что-то говорившего ему человеку в украшенном яркими лентами одеянии жителя Кире, гладкий и светлоглазый Ховис Талкул Т'Ан Ремонде был погружен в разговор с какими-то мужчиной и женщиной, которых я не знала.

Напротив тронов, как бы в дополнение круга, стояла подковообразная скамья. Сидевшие на ней ортеанцы были разделены на две группы. Некоторые из них разговаривали друг с другом, а другие углубились в книги и пергаментные свитки.

Халтерн н'ри н'сут Бет'ру-элен дал мне понять, что я должна сесть на скамью рядом с ним.

— Как идет разбирательство?

— Они еще заслушивают телестре Андрете. Тури делает большую часть выступлений. — Он показал на смуглокожую женщину, сидевшую на скамье недалеко от меня. — Представители телестре Хараин не очень-то этому рады, но ничего не поделаешь; Бродин виновен.

В глазах Халтерна Бродин уже был осужден. Вскоре после этого я увидела его на дальнем конце скамьи. По бокам стояли стражники Короны. Его руки двигались, как беспокойные маленькие зверьки. Его лицо не выражало никаких чувств, по щекам проходили бледные седы высохших слез, и он, казалось, не замечал воды, время от времени вытекавшей из его глаз.

Зазвенел колокол. Разговоры стихли, и в зале установилась такая тишина, что стал слышен шум толпы на улице.

Сутафиори откинулась назад в своем кресле-троне, сцепила друг с другом пальцы рук и кивнула Халтерну.

— Следующей будет выслушана посланница Доминиона.

— Простите, Т'Ан Сутаи-Телестре, — произнес высокий мужчина рядом с Ховисом. Он был гигантом по сравнению с ортеанским стандартом; рост его составлял более двух метров, веси он также немало. Грива его на голове была выстрижена длинным хохлом.

— Ту'элл Т'Ан Римон, я слушаю вас.

— Речь идет о следующем: вот эта женщина — посланница — обвинялась в том же убийстве. Разве не может быть так, что она даст ложные показания?

Тури Андрете встала и ответила со скамьи.

— По этой причине мы сочли недостаточными признания самого т'ан Бродина и доставили с собой свидетелей, являющихся членами та'адура из Ширия-Шенина. Если вы и другие здесь собравшиеся решат, что т'ан Бродин несмотря на мотив и признание невиновен… тогда пора снова заняться показаниями посланницы.

Ту'элл опустился на свое место и неслышно пробормотал что-то, комментируя сказанное.

Я вышла на свидетельское место и рассказала о событиях в Ширия-Шенине. Иногда мне задавали вопросы то Тури Андрете, то люди из телестре Хараин.

Под конец я упомянула о Морврене и Свободном порте. Женщина рядом с Ховисом подалась вперед. У нее были бледная кожа и огромная рыжая грива, свободно свисавшая поверх ее голубого одеяния. На полу возле ее ног сидел маленький ребенок и играл вышитым краем ее одежды.

— А куда вы отправились из Свободного порта?

«Судя по акценту, одежде и месту, на котором она сидит, это должна быть морская маршальша того самого порта», — подумала я.

— В Касабаарде, Т'Ан.

Голоса стихли, ортеанцы с сомнением переглянулись. Встала Тури Андрете.

— Посланница, не хотите ли вы рассказать нам, что происходило в Коричневой Башне?

В повисшей тишине я слышала только беспокойное движение сидевших в зале аширен и плач маленького ребенка.

— Там происходило многое, т'ан, и оно касалось того дела, в связи с которым мы здесь находимся: сам Чародей заявил, что убежден в моей невиновности. Т'ан Эвален Керис-Андрете подтвердит это. — «Просто удивительно, что имеет вес перед этим судом», — подумала я. — Я бы хотела еще добавить, что Чародей помог также найти доказательства, которые вы здесь услышали.

На этом более или менее закончилось рассмотрение вопроса, хотя Хараин и предприняла еще отчаянную попытку провалить мои показания с помощью несущественных деталей. Они не слишком сильно были заинтересованы в посланнице Доминиона. Ни как посланницей, ни как подозреваемой в убийстве.

Меня отпустили, и я пошла обратно к скамье, но затем заметила в толпе Блейза и Родион, сидевших на полу, и присоединилась к ним.

— Теперь мы хотим выслушать т'ана Бродина, — сказала Сутафиори представителям Хараин.

Произошла небольшая задержка из-за того, что он не мог стоять на ногах; ему принесли кресло и посадили перед Т'Анами.

— Мы разбираем дело о споре между Андрете и Хараин, — официально сказала Сутафиори. — Вы обвиняетесь в том, что убили Канту Андрете, Третью, носившую это имя, в ее городе Ширия-Шенине. Понимаете ли вы это?

— Я слышу вас, — сказал он спокойно и деловито.

— Что вы на это скажете?

— Да, — ответил он. — Я убил ее. Вы слышали правду.

Человек в одежде жителя Кире сделал знак рукой, и Сутафиори кивнула ему. С плохим произношением, но на правильном языке Пейр-Дадени он сказал:

— Даже в горах было известно, что Т'Ан Андрете имела своего арикей в та'адуре. Зачем же вы ее убили?

Бродин молча кивнул и затем промолвил:

— Келверик Т'Ан Кире, Вы знаете, что такое честолюбивые мужчины. Она… знала кое-что о моей жизни. Арикей и агент… как только ее не стало бы на пути, для ловкого человека открылась бы дорога к посту министра, может быть, даже Первого министра.

— И по этой причине вы ее убили?

— Это я только что сказал.

Встала одна женщина телестре Хараин и сказала:

— Т'Ан, наш брат болен…

Рурик попросила у Сутафиори слова, затем сказала:

— Если вы хотели добиться власти в Ширия-Шенине, то не лучше ли было бы тогда оставаться арикей Андрете?

Бродин неспокойно заерзал на своем месте.

— Она знала… моя жизнь не всегда была безгрешной.

Темнокожая Тури Андрете со светлыми глазами снова выступила вперед.

— Я хотела бы попросить т'ана Бродина выслушать следующее и дать на это полный и прямой ответ. На теле Канты Андрете, когда оно было обнаружено, имелись следы борьбы с нападавшим. И это еще не все, потому что сначала она была сбита с ног, когда ее намеривались оглушить.

— Она была опытным бойцом, — прервал ее сильно взволнованный Бродин. — Я знал, что это будет нелегко. Я убил ее. Зачем бы еще мне ее убивать?

— Почему, да-да, почему? — Тури посмотрела на семерых Т'Анов. — В Ширия-Шенине в последнюю орвенту мы выслушивали Сулис н'ри н'сут СуБаннасен и узнали о ее вине, о том, что она получала золото из Кель Харантиша. Что же является более вероятным, чем то, что она, прежде чем умереть, использовала это золото на какие-то благие цели… благие для Повелителя в изгнании? Я утверждаю, что Бродин н'ри н'сут Хараин совершил убийство не ради своего собственного преуспевания в жизни, а единственно потому, что ему за это заплатили.

Бродин резко затряс головой.

— Клянусь Богиней, моей надеждой на НЕЕ — СуБаннасен ни за что мне платила, ни за ни за убийство, ни за шпионаж! Я никогда не получал от нее золота!

Рядом с Тури встал Халтерн.

— Т'Ан, здесь есть еще одна свидетельница, которую вам следовало бы выслушать. Она может сказать кое-что по делу, которым мы здесь заняты.

— Позовите вашу свидетельницу, — сказала Сутафиори. — Хараин, позаботьтесь о т'ан Бродине.

Они окружили человека с ястребиным лицом. Я видела, как кто-то из них протянул ему бутылку вина.

Свидетельницей Халтерна была Хавот-джайр. Женщина с Покинутого Побережья говорила о кораблях с золотом их Кель Харантиша, о тех, что ушли к Сулис н'ри н'сут СуБаннасен, и о тех, что ходили к Ста Тысячам уже значительно позже того времени, когда стало известно о ее смерти. Мне показалось, что ее почти идиотский немигающий взгляд в сочетании со знанием того, что она была в Коричневой Башне, сольно подействовал на жителей Южной земли.

— Сулис была не единственной предательницей Ста Тысяч, — сказал Халтерн. Негодование присутствующих явственно ощущалось в переполненном зале.

— Я не отношусь к их предателям, ни к СуБаннасен, — сказал Бродин, едва владея собой; голос дрожал. Я рассказал вам, что убил ее, так что же вам еще нужно от меня?

— Вы никогда не получали золота их Кель Харантиша?

— Я не принимал никаких кораблей с золотом от Повелителя в изгнании.

Это был весьма уклончивый ответ. Я наблюдала за Бродиным и видела, что он уже был недалек от полного душевного срыва.

— Тем не менее, существует заговор, есть предатели среди Ста Тысяч. — Настойчивость Халтерна производила впечатление на слушателей. Я еще никогда прежде не видела его таким решительным. — Вы — признавший свою вину убийца. Теперь признайтесь, почему вы совершили это убийство.

— Я сказал вам это! Сколько же раз мне это еще повторять?

— Не было ли это запланировано, не замешано ли в это дело еще какое-то лицо?

Взгляд Бродина остановился на Сутафиори.

— Т'Ан как часто я должен буду это повторять?

Неожиданно резко Халтерн добавил:

— И поклоняетесь именем Богини, что вам никогда не платили золотом из Кель Харантиша?

Бродин пожал плечами.

— Разве так уж это теперь важно — клясться?

— Это очень важно. Принесите клятву в том, что вы никогда не принимали золота от Повелителя в изгнании, что вы никогда не были участниками заговора, цель которого заключалась в том, чтобы вину за смерть Андрете свалить на кого-то другого… И мы послушаем вас, т'ан.

Воцарилась долгая тишина. Бродин лихорадочно переводил взгляд с Т'Анов на Тури Андрете и на членов телестре Хараин. Я вспомнила о том, что он уединялся в доме-колодце. Тишина затягивалась.

Стало очевидным, что он ничего не скажет. Так же понятно стало и то, что толпа начала настраиваться против него, хотя не прозвучало ни слова.

— Вы не будете клясться? — осведомился Халтерн.

Наконец Бродин поднял голову и сказал:

— Я сказал все, что должен был здесь сказать; я не стану давать никаких клятв только для того, чтобы доставить вам радость.

Халтерн снова занял свое место.

Тури Андрете сказала:

— Больше ничего нет, о чем мы могли бы его спросить.

Второй день восьмой недели я провела в доме-колодце вместе с Родионом, Блейзом и женщиной с Покинутого Побережья, пока Т'Аны обсуждали дело в своем круге. Говорящему с землей Тирзаэлу было не легко с Бродиным, которые после своего последнего слова, в зале справедливости, не издавали не звука.

На следующий день нас снова вызвали в зал.

— Послушайте мены, — сказала Сутафиори. Шум толпы стих. Не понятно, как такое стало возможным, но людей в зале находилось еще больше, чем в первый день процесса. — Слушайте приговор, который вынесли: Ту'элл Т'Ан Римон, Рурик Т'Ан Мелкати, Хелелл Ханатра, Первый Министр Имира, Ховис Т'Ан Ремонде, морская маршальша Эмберен, и Келверик Т'Ан Кире.

Бродин сидел среди членов телестре Хараин. Один из мужчин положил ему руку на плечо. Бродин не двигался, Глаза его были ясны, в них виднелись белки.

— По первому пункту обвинения, в убийстве Канте Андрете, Бродин н'ри н'сут Хараин, признался и в том изобличен. — Она немного помедлила. Я видела, что ей очень не нравилась вся эта история. — Это имеет — следствием меньшее наказание смерть. В отношение второго обвинения, касающиеся тайных контактов с агентами Повелителя в изгнание, мы не можем придти ни к какому решению. Согласно древнему обычаю, у нас остается одно время года для приведения приговора в исполнение.

Наш приговор гласит: Бродин н'ри н'сут Хараин, приговоренный к смерти за убийству Канты Андрете, должен содержаться под миражей и подвергнут допросу относительно заговора. Смертный приговор будет приведен в исполнение публично в течение меррума.

Лицо Бродина выглядело так, словно его покрыли известью, Люди из телестре Хараин говорили с окружавшими их стражниками Короны, и суматоха при обсуждении толпой этой новости была неописуемой.

Думаю, что то, как ортеанцы говорили о своей Богине, позволило придти мне к ложному предположению, что веру в нее они не принимали всерьез. Вот здесь сидел Бродин н'ри н'сут Хараин, уже мертвый за убийство Андрете человек, который не хотел говорить, клянясь именем богини.

И, тем самым, он рисковал быть приговоренным не просто не просто к казни, но и к пыткам, которые сломили бы его и заставили признаться.

«Признаться в чем? — спрашивала я себя, глядя как, пустел зал. — Что же все-таки хотят услышать от него Т'Аны?»

Смерть и мучения являются для ортеанцев меньшими наказаниями, чем для землянина. Причины этого отличия кроются в различии рас и культур.

Однако после судебного разбирательства дела Бродина я подумала, что оно было столько же несправедливым, как и та пародия на слушание, которую я испытала в доме-колодце Кобека.

32. С'АРАНТ

— Дело на этом еще не закончилось, — сказал Халтерн, — все равно, что здесь написано.

Информационный бюллетень пятого дня состоял из трех страниц, большая часть содержания которых было посвящена делу Бродина. Я развернула второй листок на каменных плитах двора.

Из кухни пришла Марик, держа в руках сосуд со свеже заваренным чаем из трав, и поставила его на стол рядом с Халтерном. Он — вернее сказать: она — вернулась на восточный холм Малк'ис, после того как я отправила ей в четвертый день записку.

— Послушайте вот это, — сказала я. — «Мы предполагаем, что Бродин н'ри н'сут Хараин сделал свое недавнее признание за ту же цену, что и Сулис н'ри н'сут СуБаннасен, а именно за торговлю с Повелителем в изгнании и получении золота в качестве подкупа».

— Сделал ли он это? — Халтерн допил содержимое своей чашки и обстоятельно вытер губы. — Я знаю… Я думал, что хорошо знал его. Я работал вместе с ним. Он ничего не смыслит в стратегии. Он исполнитель, но не зачинщик, не руководитель.

— Это означает, что за ним кто-то стоит, кто-то, кто еще находится на свободе. — Прийти к такому заключению было нетрудно.

Я утяжелила угол крупноформатного и неудобного в пользовании бюллетеня камнем.

— Хал, скажите мне, есть ли в этом смысл. СуБаннасен всегда стремилась к тому, чтобы посланница была мертва, следовательно, это являлось и целью народа колдунов в Харантише. Отсюда и яд, и попытки убийства, и, возможно, история в Корбеке. Но Андрете… Тут дело обстоит иначе. Это не сводится только к моей смерти, а преследует лишь одну цель: подорвать доверие ко мне и, тем самым, к Доминиону. Это преступление было совершенно для того, чтобы саботировать отношения между мирами.

Халтерн кивнул. У него был тот отсутствующий взгляд, какой я всегда замечала, когда он не хотел высказывать своих истинных мыслей.

— Вот как? — сказал он наконец.

— Значит, кто бы ни взял на себя эту задачу после СуБаннасен, он связал с этим свои представления… И я не могу согласиться с тем, что это обязательно должен был быть Бродин, и это все. Такое не похоже на него, и тут вы совершенно правы.

— Гм. — Он взял с пола лист газеты и расправил его, чтобы можно было читать. — Возможно, вы и правы, не знаю… Вы пойдете на церемонию?

— Когда она состоится?

— В полдень.

— Не знаю, будет ли у меня время. Кажется, каждый с'ан телестре в Таткаэре хочет поговорить с посланницей, и мне приходиться встречаться со столь большим их числом, какое только возможно. Но я пытаюсь сходить туда.

— Там будет не слишком много событий; всего-навсего Т'Аны провинции сложат с себя обязанности, а Т'Ан Сутаи-Телестре передаст свою власть над Таткаэром Т'Ану командующему. Вы уже познакомились с Асше?

— Да, когда он принимал должность у Рурик. — Я еще раз перелистала информационный бюллетень.

Сразу после утренних сумерек было еще прохладно, но позднее, днем, становилось чрезвычайно жарко. Восточный холм Малк ис казался небольшим, тесным и темным — во всяком случае, мне так представлялось после моих странствий. Город был переполнен, улицы загрязнены пометом животных, а из сточных канав поднималась не выносимая боль. Чаще всего в Таткаэре можно было услышать следующий комментарий: неудивительно, что это бывает раз в десять лет.

— По крайней мере, нас поддерживает пресса, — сказала я. — Дело выглядит так, как будто теперь Земля пользуется популярностью… Над чем вы улыбаетесь?

Его глаза прикрылись перепонками, выглядел он весело. Маска бесхитростности все более и более спадала с него.

— Пресса поддерживает не Доминион, а С'арант. Заговор против посланницы провалился, когда вы были объявлены невиновной… Во всяком случае, в настоящий момент Кристи С'арант ничего неправильного сделать не может.

— Черт меня… боже мой, Хал…

Он громко рассмеялся.

— Если бы вы могли видеть свое лицо! Не думайте об этом слишком много, Кристи. Продлиться все это недолго, но пока эта ситуация сохраняется, это окажет вам не малую помощь.

«Хотя они и не знают такого понятия, но после Короны все знают о „рublicrelation“.

— Я поговорю с ксеногруппой, — решила я, — и посмотрю, не смогу ли некоторых из них запрячь в это дело и продвинуть его. Им нужно было бы ответить только на несколько простых вопросов.

Тени стали короче, солнце, освещавшее восточные и западные холмы, повисло над городом. Рашаку-дья парили в ясном воздухе, блестя своими черно-бронзовыми телами и наполняя его своими похожими на скрежет метала крики.

Я слышала, как в хлеву двигался Ору, шелестел соломой и тихо пофыркивал. Запахи были резко различимы, после того как рассеялась ночная влажность, ощущался запах навоза, чувствовался слабый аромат ночного цветка кацсис, терпко благоухал свежезаваренной чай из трав.

— Рурик уже читали это?

Он взглянул на газету через мое плечо. Мне в глаза бросилось имя, напечатанное в углу мелким шрифтом: «новости из Лу Нате: корабль из Южной Земли „Ханатре“ под командой корабельщика Сандри Герена Ханатры, перезимовавший в Л'Дуи, запасся провиантом и в первую неделю ханиса ушел в плавание, что бы предпринять новый иск в западном направлении».

— Да, вот это. Ей не понравилось.

Он встал и немного поправил свою подстриженную гриву, которая была очень близка к приличной прическе. Он выглядел оборванным, как всегда, что, конечно, в этом суматошном городе не привлекало к себе особого внимания.

— Мне нужно назад в Цитадель, Кристи. Должен ли я говорить вам это специально? Кто бы ни стоял за Бродиным, он лишен его поддержки с помощью золота и свободы действий, а потому не долго станет искать того, на кого ему возложить за это ответственность. Будьте осторожны.

— Непременно, — ответила я, понимая, что отнестись к этому следует со всей серьезностью.

Колокольни возвестили о полудне. У меня не было времени для присутствия на церемониях. Я пробралась сквозь толпы народа вниз, к восточному порту Салмет и зашла к Сэму Хакстону, выяснив при этом, что он также был очень занят, как и я.

— Известно ли вам… — он протянул руку и нажал клавишу выключения рекордера, — …известно ли вам, собственно говоря, что у нас остается до отзыва гораздо менее четырех недель? А до этого момента я должен все запротоколировать и сравнить…

— Я в подобном же положении, мистер Хакстон и, кроме того, мне по различным причинам до четвертой недели меррума нужно сделать работу за полгода.

— По различным причинам? — Он потер себе спинку носа, чтобы скрыть улыбку. — Да, пожалуй, так вам это и видится. Ну, так что же я могу для вас сделать?

— Вы могли бы дать мне на несколько дней кого-нибудь из группы, кто вам в данный момент не очень нужен. Пошлите их на восточный холм Малк'ис, чтобы провели несколько простых переговоров. — «Лучше я назову их прямо по именам», — подумал я. Дело состояло в том, что моя просьба о помощи могла бы дружески настроить его.

— Кого-нибудь, кто мне не нужен!.. — Он указал полным отчаяния жестом на стол, сплошь заваленный бумагами. — Одни лишь записи о биологии… Но не волнуйтесь насчет этого. Хорошо, Линн. Керри Томас почти закончил свои дела, как я думаю, а Джон Лакалка также; скажите им, что я просил их помочь вам.

— Уверена, что как-нибудь тоже смогу отблагодарить вас. — Я встала. Судорожно стилизованная под земную обстановка не вызывала у меня приятный ощущений.

— Не меня, — сказал он, когда я уже собиралась выйти, — этот раз — последний, когда я побывал в другом мире. Это чумные дыры для туземцев.

Я прошлась вместе с Джоном и Керри к подножию холма, когда мы, наконец, закончились один рабочий день на Малк'ис. Внизу, в узких проходах между переполненными домами-телестре, мы прогуливались долгим, золотым вечером.

Общественные дома были открыты, и мы зашли в один из них, чтобы выпить бледного вина в пыльном дворе.

Джон помахивал в воздухе своими тонкими, темными от загара пальцами, как бы подчеркивая ими то, что говорил, А Керри сидел опершись локтями на стол и улыбался на его слова.

— Четыре недели, — сказал он. — Тридцать шесть дней, а потом мы — дома.

— Вы не учли трех месяцев полета со сверхсветовой скоростью.

— Первое, что я сделаю, когда снова буду на земле…

Я встала. Они подняли голову, взглянули на меня и не поняли, что я прерываю наш разговор.

— Мне нужно возвращаться. Вы завтра придете ко мне еще раз?

— Конечно, — ответил Керри. — Это все же лучше, чем слушать Сэма, когда он тебя мелочно критикует. Мы придем.

Я стала пробираться сквозь толпу. Иногда кто-нибудь заговаривал со мной, и мы обменивались парой слов. Я не знала этих людей, но после процесса лицо посланницы было знакома многим.

Ортеанцы высыпали наружу из домов-телестре; они спали во дворах, в садах на крышах домов и в общественных скверах. На восточном берегу реки Оранон раскинулся палаточный лагерь, и когда от моста Бериа дул ветер, то приносил оттуда запахи.

Одна традиция уберегала город от полного краха — традиция телестре, состоявшая в том, что гости выполняли свою часть работы. Пока с'ан варили пищу и накрывали на стол, разгружали корабли, заботились об аширен, разъезжали на скурраи-джасин и занимались очисткой улиц, гости прикладывали свои руки всюду, где было необходимо.

Ортеанцы не созданы для того, чтобы сосуществовать в большой скученности, и это особенно заметно в городах. Правда, убийств было не много, но иногда случались драки. Я видела случайно несколько таких стычек: короткие, ожесточенные схватки, традиционно заканчивавшиеся, как только проливалась первая кровь.

Кражи не привлекали к себе особого внимания, потому ортеанцы не придают этому преступление большого значения. Мне приходилось глядеть в оба, чтобы бывавшие у меня дома на восточном холме Малк'ис не уходили, прихватив по сувениру.

На улицах мне попадались войны Т'Ан командующего Асше, но их присутствие нельзя было назвать назойливым. Атмосфера праздника охватывала весь город.

В общественных домах толпились посетители. Склады, заботливо набитые припасами, мгновенно пустели. Корабли в гавани заметно приподнимались в воде, после того как грузы с них потоками перемещались на сушу. На кольце Гильдий лавки были открыты с утреннего звона до полуночи.

Поскольку было время выборов, я ожидала, что основной темой разговоров должны были быть Т'Ан провинций и Корона. Но в разговорах, которые я слышала, когда бы ни проходила мимо групп людей, речь шла только о засухе в Южной Мелкати (за сухой зимой последовала сухая весна), о новых видах зерновых, о проекте Римона относительно переправы через Оранон выше Дамари, о прибрежной торговле Морврена, о намерениях Пейр-Дадени выращивать скурраи, об охоте на зилмеи в Ремондском лесу…

Почти так, как если бы следовали внезапной идее, они отправлялись к бракам на площади перед Цитаделью, чтобы сделать свой выбор будущего Т'Ан.

«Это какое-то странное раздвоение, — подумала я, пройди мимо последнего изгиба дороги, что вела на Малк'ис. — С'ан и телестре, с одной стороны, и города и заговоры — эти игры — с другой. И все-таки Сто Тысяч невозможно представить себе без одного из этих двух феноменов…»

Я совершенно запыхалась, поднимаясь на холм. Как раз начинались вторые сумерки, выходившие во двор окна были закрыты ставнями, но я видела, что Марик уже зажгла масляные лампы. Она вышла из двери и поздоровалась со мной.

— Вас ожидает кто-то, кто хотел бы поговорить с вами.

— Ради бога, сегодня больше никого! Разве ты не сказала ему, что прийти следует завтра?

— Нет, и мне было бы лучше этого не делать.

Я прошла за нею в дом, решив, что лучше было бы все же попить чаю и составить гостью компанию, и пошла в комнату, которую использовала как приемную.

У окна стояла невысокая женщина в легкой хирит-гойеновой накидке. Она повернулась в мою сторону, когда я вошла. Это была Далзиэлле Керис-Андрете, Сутафиори.

— Ах, Кристи. — Она накинула и села в кресло возле камина.

Огонь в нем не был разожжен, потому что вечер выдался теплым. Марик принесла нам чай, улыбнулась мне и снова исчезла.

— Т'Ан Сутаи-Телестре. — Чтобы скрыть свое удивление, я налила в чашки чаю.

— О, здесь нет никакой Т'Ан Сутаи-Телестре, во всяком случае, до солнцестояния, — ответила она с улыбкой. — Ведь любой ортеанец может посоветоваться с посланницей Доминиона, разве нет?

— Да, конечно. — Я стала строить предложения насчет причины ее визита.

— Да… — Ее пальцы обхватили пояс, она взглянула на меня из-под своих светлых ресниц. На ее коже все еще был заметен зимний чешуйчатый рисунок. Она сделала знак, приглашая меня также сесть.

— Подходят корабли, они уже почти в гавани, — сказала она. — Некоторые с Покинутого Побережья, некоторые из города Радуги, из Саберона и подобных мест. Вы примете их, если они прибыли, чтобы встретится с посланницей, не так ли?

— Естественно, т'ан.

Глаза ее прикрылись мембранами.

— Вы стоите за осторожный контакт между нашими мирами — как же это назвала Эвален? — ах, да, ограниченный. Существует опасность от инфекций.

Как я могла заметить, она воспринимала это очень серьезно.

— Если бы вы спросили меня о рекомендациях, какие я могла бы дать, то я сказала бы, что ваш мир следовало бы объявить запретной зоной с небольшим постоянным поселением для людей Доминиона.

— Это было бы разумно, я согласна. Надеюсь только, что ваши т'ан присоединится к этому мнению.

— Я не могу вам сказать, как будет выглядеть окончательное решение.

— Нет. — Она посмотрела на меня взглядом, в котором ощущалась вся власть Т'Ан Сутаи-Телестре. Вдруг она добавила: — В порту стоит еще один корабль, из Кель Харантиша. На его борту находятся посланники — во всяком случае, они выдают себя за них — Повелителя в изгнании. Асше считает, что команда одного — единственного корабля едва ли представляет опасность для города. Однако, вероятно, они станут пытаться поговорить с посланницей Доминиона. Если бы я была на вашем месте, то отговорилась бы от встречи под предлогом слишком большой занятости.

— Если они придут, я их также приму. Со всем мерами предосторожности.

«Имело бы смысл сделать так, чтобы присутствовали и другие, — подумала я, — хотя бы Лакалка и Томас, кроме того, возможно, Марик и Блейз. В присутствии свидетелей люди из Харантиша ограничатся, пожалуй, беседой».

— Было бы лучше не принимать их, — настаивала она.

— Т'Ан, мне нужно, пожалуй, прояснить одно обстоятельство. Все способы контакта с вашим миром — все равно, пойдет ли речь об ограничениях или карантине — будут распространяться на всю Орте. Будь то Южная земля, Покинутое Побережье или Пустоши — они буду касаться всех.

— И Кель Харантиша? — спросила она резко тоном.

— Мы не можем позволить себе никакой пристрастности, — ответила я, заметив ее раздражение.

— Но ведь Харантиш — это народ колдунов! Если вы дадите им в руки технику… сохрани нас Богиня. Она умоляюще посмотрела на меня.

— Если с Карриком V будет поддерживаться ограниченный контакт, то это означает, что сюда не последует ввоз высокой технологии.

— Законы, директивы… Об этом я уже слышала… Но вы, — сказала она, — не единственные представители внешних миров, которые будут вступать с нами в контакты.

— Другие могут сказать вам тоже самое.

Тут мне потребовалось совсем немного времени, что бы вспомнить, что она являлась Т'Ан Далзиэлле Керис-Андрете — «Цветком Юга» — и, вероятно, следующей обладательницей Короны, к тому по возрасту старше меня лет на тридцать, и что я была младшей представительницей одного очень далекого мира.

Она рассмеялась, и атмосфера разрядилась.

— Ах, какая же вы упрямая женщина! Вы так похоже на Рурик, как будто вас родила одна мать. Я так часто замечала этот ее строптивый взгляд… Ну что же, пока хватит об этом: мы вернемся к этой теме после летнего солнцестояния.

Когда она ушла, я все еще чувствовала в себе внутренний трепет. Эта женщина снаружи выглядела кошечкой, но вот что скрывалось под таким обликом… Впрочем, я не могла этому долго удивляться; разве она, в конце концов, уже не являлась к данному моменту двадцать лет Т'Ан Сутаи-Телестре?

Двор дома гильдии наемников никогда не пустовал. Две женщины отчаянно размахивали своими южно-мелкатийскими обоюдоострыми клинками в скудной полуденной тени. Блейз н'ри н'сут Медуэнин, на котором были брюки и поношенная кожаная куртка, кружил возле одного более молодого ортеанца. Сверкали на солнце харур-нилгри и харур-нацари. Их босые ноги шлепали по каменным плитам пола.

— Мир! — крикнул он и прервал бой, увидев меня. Молодой человек поклонился мне. Блейз подошел ко мне, вкладывая на ходу в ножны свои мечи.

— Вы свободны на один вечер?

— По обычному тарифу. — В его голосе не чувствовалось не какой иронии; к своему ремеслу он относился абсолютно серьезно.

— Конечно. Возможно, вам не чего делать. Вы нужны мне только в смысле обеспечения меры предосторожности. — Когда он заявил, что согласен, я добавила: — Вы живете не на горе у Радиона?

— Она попросила меня дать ей время на принятие решения. — Под его покрытой чешуйчатым рисунком кожей перекатывались странные для землянина мышцы. — Если бы только она решила это поскорее; в этом городе поступило достаточно предложений, что бы дать гильдии работу на целый год. Ах, да что это я вам тут рассказываю? — Взгляд его выражал озабоченность и наигранное отчаяние.

— Не торопитесь, — сказала я, и это был лучший совет, какой я могла ему дать.

— Это звучит удовлетворительно. — Посланница Харантиша откинулась назад в свое кресло. Ее золотые глаза скользили по комнате, причем не возникло ощущение, что она наблюдала за кем-то одним из нас. — Но торговля с вашим другим миром осуществлялась бы через жителей Южной земли, не так ли? Через их остров.

— В настоящий момент — да, но не обязательно все время только так. — Я привела обычные объяснения ограничений контактов с мирами Доминиона.

Блейз стоял у двери, на его расслабленном лице, казалось, не было ни какого выражения, руки же держались за рукоятку вынутого из ножен харур-нилгри.

Взгляд посланницы испытывающее остановился на покрытой шрамами стороне его лица и поношенной кожаной куртке одежде гильдии. Она ничуть не была удивлена его присутствием.

Джон и Конни сидели за другим столом в дальнем углу комнаты; они разбирали различные кассеты с записями и тихо разговаривали друг с другом. Марик удалось раздобыть еще немного так любимого на Покинутом Побережье чая из арниака. Когда она внесла его в комнату, я заметила, что на ее поясе висели мечи Телук.

— Значит, тогда не исключено, что вы станете с нами торговать? — спросила посланница.

— Торговать? Я не могу ответить на этот вопрос при существующем положение дел, то есть прежде, чем мое правительство примет соответствующее решение. Но, определенно, контакт между двумя нашими культурами может существовать. Если пожелает Повелитель…

— Ага! — Ее лицо помрачнело, темных цветов одежда слегка приподнялась, и под нее я увидела мерцание бронзовых доспехов.

Лицо под свободно свисавших светлой гривой не было молодым, хотя это при золотой, покрытой, как у змеи, рисунком коже народа колдунов угадывалось лишь с трудом. — Даннор бел-Курик — глупец; сожалею о том, что родила его. Когда у вас будет ответ, посланница С'арант, пошлите его Курик бел-Олиньи, и я позабочусь о том, чтобы он был услышан.

— Посланница, вы знаете, что я не в состоянии давать вам гарантии…

— Да, — сказала она и продолжила, обращаясь к Марик: — Моя повозка стоит на улице? — Затем снова повернулась ко мне. — Хорошо, посланница С'арант, скажу вам еще об одном.

Я не могла судить о том, являлось ли такое ее поведение бесцеремонностью по отношению ко мне или оно соответствовало обычаям Кель Харантиша. Я встала и сделала официальный поклон.

— Я слушаю вас, посланница.

— Существует некая Башня, — сказала она и впервые за весь этот долгий вечер сказанное прозвучало ни угрожающе, ни уклончиво. — Вот еще что, С'арант-посланница: не верьте всему, что слышите в той Башне. Не всему, что вы слышите там о нас.

Она вышла, и ее скурраи-джасин двинулась в направление порта.

Блейз вышел следом за ней на крутую дорогу, ведшую вниз с холма.

— Я рад видеть эту женщину со спины, — прозвучал его комментарий. — Сестра, вы очень хорошо говорите на языке Покинутого Побережья. Вы изучили его в Касабаарде?

— В некотором роде, — ответила я и ненадолго задумалась над тем, чему я еще научилась в Касабаарде… и какую цену за это заплатила.

Прошел шестой день, а за ним и седьмой, но выборы все еще продолжались. Я видела только лишь с'ан телестре.

Вечером восьмого дня, когда вторые сумерки сменились звездным светом, ко мне ненадолго зашел Халтерн.

— Они хотят, чтобы в момент солнцестояния здесь присутствовал официальный представитель, — сказал он, усаживаясь рядом с Марик. — Т'Ан Сутафиори предложила вас, но я могу попросить прийти Хакстона, если вы очень заняты.

— Для этого я выкрою себе один день. — Я ни в коем случае не хотела бы лишать себя подобного зрелища и уж совсем не собиралась позволить Сэму Хакстону брать на себя мою работу. — А что там, собственно, происходит? У меня еще не было времени спросить кого-нибудь об этом.

Он поискал взглядом еще съедобные остатки нашего ужина и взял себе кусок черного хлеба.

— Все ждут исхода выборов.

Мне пришел в голову вопрос, задавать который я не намеривалась, но все таки сделала это:

— А Бродин? Что с ним?

— Он ничего не сказал и далее также будет молчать. — Он разжевал хлеб, проглотил, затем посмотрел мне в лицо. — Нет, вы этого, конечно, еще не слышали. Его обнаружили лишь сегодня в полдень. Бродин привел в исполнение приговор, произнесенный ему Т'Ан Сутаи-Телестре. Он отравился в камере. Он мертв.

33. ГОД ЛЕТНЕГО СОЛНЦЕСТОЯНИЯ

Наступил день летнего солнцестояния.

— С этим вы уже опоздали, С'арант. — Марик не скрывала изумления. — Это носят на Земле?

— Да, но это выглядит не так, как должно было бы.

Платья, почти год пролежавшие в сундуке, пахло травами, предназначающее для защиты одежды от насекомых. Я встала, пока Марик ставила зеркало, и перебрала свои прочие аксессуары. Сорочка свободно свисала на уровне талии, жакет же был тесен в плечах и обносился по кромкам.

— О, боже. Ничего себе представительница Доминиона. — Я снова разделась. Снизу, от входа, прозвучал громкий звон.

— Я об этом позабочусь. — Марик выбежала из комнаты, и я услышала, как она спешила вниз по лестнице.

Я опять начала одеваться. Рукава сорочек их хирит-гойена казались мне теперь уже, чем тогда, когда я в последний раз заказывала себе одежду в Таткаэре. С той поры прошел уже почти год.

Сунув ноги в узкие брюки, я зашнуровала на икрах полусапожки из мягкой кожи. Коричневого цвета бекамиловая туника, которую я надела поверх брюк, позволяла мне носить в кобуре вновь заряженный парализатор, скрыв его сзади над бедром.

Я не испытывала к бел-Олиньи из Кель Харантиша и к команде ее корабля. К тому же существовало то неизвестное лицо — кто это, теперь, когда Бродин был мертв, я никогда уже не узнаю, — которое имело любые мыслимые причины пытать злобу к посланнице Доминиона.

Вернулась Марик, когда я уже застегивала пояс, на котором был нож.

— Посланница от т'ан Керри, — она помахала передо мной сложенным листком бумаги, — а скурраи-джасин уже здесь, что бы отвести вас на площадь.

— Уже? — Я сунула бумагу во внутренний карман туники — безрукавки. — Тогда давай-ка в путь.

Черной масти скурраи с рогами, на которые были надеты колпачки, тащил открытую повозку вниз, в центр города. Возницей оказалась молодая говорящая с землей. Грива ее была сбрита, говорила она мало, потому что ей приходилось концентрировать свое внимание на том, чтобы надежно провезти нас через скопление людей. Ворота всех домов телестре, мимо которых мы проезжали, были открыты, и ортеанцы в праздничной одежде толпились во дворах. Свежий ветер с моря уносил запах навоза и помоев. По небу быстро плыли огромные кучевые облака.

Поскольку мы объезжали Путь Короны — он был безнадежно забит людьми и повозками, — то попали на узкие улочки и многочисленные перекрестки в восточной части города. Между высокими стенами домов телестре виднелась лишь полоска голубого неба с сиявшими на нем дневными звездами.

Чем ближе мы подъезжали к площади перед Цитаделью, тем гуще становилась толпа. К своему удивлению, я увидела священников в коричневых рясах, управляющих потоков ортеанцев. Людей из стражи Асше я видела совсем немного. Скурраи-джасин приближалась к площади перед домом-колодцем, и говорящие с землей направили нас с Марик мимо передней лестницы храма.

— Кристи… сюда!

Под одним из навесов, дававших тень обеим лестницам и местам на них, стояла Рурик. Когда она вышла на солнечный свет, ее серебристая грива заблестела словно оперение скворца. В тени мерцала серебряная грива Родион.

Блейз, также стоявший в тени рядом с ними, помахал мне рукой.

— Я думала, что вы уже не приедете. — Рурик взяла мою руку. Она выглядела усталой, но довольной.

— Я что-то пропустила?

— Нет. Все только еще начинается.

Небеленое полотно бросало на пол темно-коричневую тень. С одной стороны от нас стояли саберонцы, а с другой — стражники морской маршальши.

Марик протиснулась с помощью локтей к Блейзу и что-то сказала ему, чего я не поняла, но что наверняка было дерзостью. Человек с покрытым шрамами лицом коротко ответила ей. Поскольку я хорошо знала его, то поняла, что он едва удержался от смеха. Может, она напомнила ему о своих воспоминаниях, связанных с Кирриахом?

— Не могу найти… ах, вот вы где. — Халтерн, переутомленный, как всегда, увидел меня на ступенях лестницы.

«Он все еще считает себя сторожевой собакой посланницы», — весело подумал я.

Загудели рога, загрохали барабаны, имевшие вид натянутых на рамы кож.

В дворе Цитадели стало тихо, собравшись ортеанцы сосредоточили все свои внимание на доме Богини.

Стражники Короны стояли возле закрытых ворот. Блестели плюмажи на их головах и знаки отличия на поясах. При сигнале они обернулись и начали открывать двухстворчатые ворота.

С опор, на которых были закреплены навесы, свисали флажки, трепыхавшиеся под редкими порывами ветра.

Со своего места я могла обозревать всю площадь. Подходы к Пути Короны были забиты народом. У закрытых ворот Цитадели стояла стража. Под навесами толпы казалось морем красок: зеленой, ярко-красной, голубой, золотой, белой и землисто-бурой.

При более длительном разглядывании в этой смеси начинали выделяться рясы и яркие туники с'ан телестре, блестящие рукоятки харуров. Некоторые люди держали на своих плечах аширен.

Недалеко от меня толкалась пестрая смесь из городских торговцев, купцов и молодежи из квартала художников и ремесленников. Женщина в кожаной одежде гильдии наемников, еще одна с украшенной перьями гривой даденийской всадницы и один из посланцев Кварта передавали по кругу бутылку с вином.

— Сейчас мы это увидим, — спокойно сказал Халтерн.

Солнце отражалась от белых стен без окон. Через открытые ворота дома-колодца я видела прохладные фонтаны и большой купол. Оттуда вышла группа говорящих с землей и двинулась вниз по лестнице. Их сопровождал седогривый ортеанец в униформе стражника. В нем я узнала Т'Ана командующего Асше.

Священники пробили быструю барабанную дробь на металлических рамах. Прозвучал рог. Звук его не был мелодичным, как фанфары, но мощным, как у охотничьего рога. Мгновенно все стихло.

— Слушайте все, слушайте все! — Хриплый голос Асше долетал до самого отдаленного уголка площади перед Цитаделью. — Все, милостью Богини живущие на земле, да слышат мои слова!

Один из священников — Тирзаэл? Да, это был он — выступил вперед. В руках он держал связку пергаментных свитков. Солнце заглядывало под край высокого навеса и освещало его. Прозвонили колокола, возвещая о середине утра. Он подождал, когда закончится звон, и начал говорить.

— Внимайте и слушайте. Вот здесь находятся Т'Аны Ста Тысяч, призванные к исполнению своих обязанностей милостью и желанием народа и созванные для коронации, которая состоится сегодня, в дом Богини.

Вначале я приняла это за эхо, но затем поняла, что священники, стоявшие в углах площади, передавали эти слова дальше в город.

— Названа для Кире, — продолжал Тирзаэл, — Арлин Бетан н'ри н'сут Иврис!

Одобрительный крик прозвучал от распределенных в толпе мужчин и женщин из Кире.

На площади присутствовало поразительно много представителей островных телестре. Я увидела, как по лестнице поднялась приземистая, светлокожая ортеанка, склонилась перед Тирзаэлом и сотворила круговое знамение Богини.

— Названа для Морврена и Свободного порта — Заннил Эмберен н'ри н'сут Телерион.

Раздались еще более громкие крики одобрения в адрес морской маршальши и обсуждавшихся шепотом спекуляций. Стражники морской маршальши, стоявшие недалеко от меня, выглядели скорее примирившимися с судьбой, чем восторженными сторонниками.

— Откуда они знали, каков будет результат? — спросила Марик, стоявшая между мной и Халтерном.

Ее молодое лицо раскраснелось, темные глаза блестели.

— Откуда они знали, кого выберут?

— Чисто теоретически я предполагаю, что избранным мог бы быть любой из с'анов Ста Тысяч. На практике же… — Халтерн пожал плечами. — Не думаю, что речь шла более чем о двух или трех дюжинах имен.

— Он циник, — сказала Марик и улыбнулась мне.

— А как вы думаете, в какую игру они играли все эти последние полгода? — разгоряченно спросил Халтерн. Его глаза впились в священников, стоявших у ворот дома-колодца, как будто он мог заставить их назвать те имена, какие он хотел услышать. — У меня такое чувство, Кристи, что это самый важный год летнего солнцестояния, итоги которого мы будем ощущать в течение долгого времени. Может быть, важнейший в моей жизни. Надеюсь, вы знаете, почему… Мы не можем себе позволить не считаться с Доминионом… В настоящий момент.

— Назван для Пейр-Дадени, — продолжал Тирзаэл, — Сетелен Касси Рейхалин.

У него были бледная кожа и золотая грива. Когда он шел вверх по лестнице в своем богатом одеянии, на его украшенных перепонках рук блестело золото. Я вспомнила Ширия-Шенин. Пятую стену. Марик, стоя рядом со мной, что-то недовольно проговорила. Она тоже вспомнила первого министра Канты.

— Вот это да! — Находившаяся рядом со мной даденийская всадница прямо-таки застыла от удивления с поднесенной ко рту бутылкой. На лице ее было написано изумление. — Касси? Пробравшийся наверх лодочник…

Тонкие черты лица Рурик растянулись в улыбку.

— А я осмеливалась предсказывать, что он станет н'ри н'сут Андрете еще до окончания этого сезона.

— Назван для Ремонде — Верек Ховис Талкул!

— Ого, — сказала с издевкой Рурик, — вот идет человек, ожидавший приглашения со стороны т'Анов.

Толпа расступилась, чтобы пропустить его к лестнице.

Разгоряченный Ховис, одетый в буквально усыпанную драгоценными камнями тунику и свободно свисавшие брюки и обутый в сапоги из кожи куру, с довольным видом поднимался по ступеням. Согласно последней ремондской моде, его харуры были закреплены крест-накрест на спине. На пальцах рук поблескивали перстни и кольца.

Если и был кто-то из ортеанцев, которому я не доверяла и которого считала опасным — а при определенных обстоятельствах даже более чем опасным, — то им являлся этот гладкий и толстый ремондец.

Тонкие пальцы Рурик мяли пустой рукав ее сорочки. Затем она стряхнула пыль со своих брюк. Наконец вымученными тоном сказала:

— А сейчас мы узнаем, что думает Мелкати о моей деятельности за прошедший сезон.

— Или насколько ловок Хана Ореин Орландис.

Она взглянула на Халтерна и кивнула.

— О, да, я знаю, что он охотно занял бы мое место.

Случилась задержка священники стояли группами и совещались. Затем на солнце выступил Тирзаэл.

— Названа для Мелкати — амари Рурик Орландис!

От находившихся вблизи нас людей раздались громкие приветственные возгласы и хриплые ликующие крики.

Рурик провела себе пальцами по гриве, поддернула пояс с висевшими на нем мечами и зашагала к лестнице. Ее сопровождали аплодисменты.

Родион протиснулась мимо меня, побежала за темнокожей женщиной, взяла ее за руку и что-то сказала. Рурик, услышав ее слова, очень удивилась, а потом грубовато, одной рукой, обняла дочь. Возгласы усилились.

Вернулась Родион, раскрасневшаяся и улыбающаяся, а Рурик поднималась вверх по ступеням к воротам дома-колодца.

— О чем это вы там обе шушукались? — спросила я.

— С'арант, я сказала, что расскажу ей об этом. — Она взяла за руку Блейза, удивленно смотревшего на нее, и громко объявила: — Я ношу в себе твоих детей.

Он одним рывком поднял ее в воздух. Стоявшие рядом с нами ортеанцы придвинулись еще ближе, поздравляя ее и предлагая нам бутылки с вином. Еще одна женщина на сносях обняла ее. Столь резкое выражение восторга было прекращено саберонцами, с презрением смотревшими на всякого.

Спокойствие было восстановлено, но не вовремя, и мы прослушали следующее объявление, однако я узнала римонца, которого видела на процессе: Джакана Ту'элла Сетура.

Халтерн положил руку на мое плечо и сжал его. Лицо его было серьезным. Замешательство, уже давно присутствовавшее на нем, исчезло, и тут я увидела в нем умного человека, искренне беспокоившегося о своем мире.

— Сейчас, — повторил он.

— Названа для Имира, — крикнул Тирзаэл. — Головы повернулись в его сторону, смолкли все разговоры. Названа для Имира — т'ан Далзиэлле Керис-Андрете.

Шум был неописуем. Бурным, стихийным и без слов толпа ревела тысячами глоток. От этого рева у меня перехватило дыхание, дрожал воздух, и я долго стояла как оглушенная, пока не поняла, что это было выражение неистового восторга.

Халтерн тряс головой и смеялся, он вел себя точно так же раскованно, как и Марик, подпрыгивавшая на месте. Блейз и Родион стояли крепко обнявшись.

На ступенях лестницы, ведшей к дому-колодцу, стояли шесть человек. По запыленному пространству между навесами к ним шла Далзиэлле Керис-Андрете. Навесы бросали на ее освещенный солнцем путь тени, поэтому в одно мгновение она выглядела женщиной в мантии и кольчуге, а в другое — серебристым призраком. Хрупкая, невысокая женщина, которой было уже за пятьдесят, шла легко и даже грациозно. Едва позванивали в тишине ее харуры.

Она поднялась по ступеням, и вновь загремели приветственные крики:

«Сутафиори! Цветок Юга!»

Небольшие, светлые фигуры постояли немного, окруженные священниками в коричневых робах, демонстрируя себя публике, и затем исчезли в доме-колодце.

Колокола прозвонили полдень, и лишь тут я представила себе, сколько же времени уже прошло.

В толпе почувствовалось заметное облегчение, и уровень шума снизился до громкости разговоров. Я наблюдала, как в тени навесов на каменных плитах площади раскладывались скатерти. Открывались бутылки, разворачивались свертки с едой. Ортеанцы рассаживались группами, разговаривали, ели и пили, некоторые играли в охмир.

Вновь ожили поздравления и пожелания счастья, адресованные Родион она и Блейз стали центром внимания. Я села на ступени рядом с Халтерном.

— Одно уже было, — сказал он. — Теперь все остальное зависит только от нее самой.

— Я думала, это и есть тот самый момент, который вас беспокоил. Вы не уверены, что Т'Ан Имир изберут Короной, не так ли?

— Никто и не избирает. — Заметив мое недоумение, он продолжил: — Вы помните, как это было у говорящих с землей в Бет'ру-элене? Все выглядит точно так же и здесь. Все они, семеро, будут беседовать с говорящими с землей и хранителями колодца, а через некоторое время один из семерых будет знать, кто из них является самым подходящим в качестве Т'Ан Сутаи-Телестре. Да, я надеюсь, что это она, верю, что будет она, однако…

«Однако эти люди — ортеанцы, — вспомнила я, — а психология чувствует себя в этих теократических домах, как дома — хотя и не носят здесь этого имени».

— Это уже совсем не вопрос честолюбия. Чтобы быть избранным Т'Ан, это, конечно, входит в игру. — В том, как он произнес слово «игра», скрывался смысл, выражаемый обычно как «интрига», «коварство» и «манипуляция». — Но чтобы стать Т'Ан Сутаи-Телестре… Для этого нужно достаточно хорошо знать себя самого, чтобы избраться.

— Как долго нам этого ждать?

— Мы узнаем это задолго до вечера.

Рашаку-базур проплыла над площадь, немного приподнялась и уселась на столб, на котором был закреплен навес. Она бешено била крыльями, чтобы обрести равновесие. Солнечный свет, казалось, пронизывал его оперение белого цвета. Сдвоенные хвостовые перья хлопали по воздуху, блестела чешуйчатая грудь. Его хриплые крики отражались от высоких стен.

Осмотревшись, я увидел бел-Олиньи и делегацию из Харантиша, а с противоположной стороны двора — Джона Лакалку и Адаира. Пришли и остальные члены ксеногруппы — я увидела сбитого с толку Тима Элиота, старавшегося понять какие-то замечание бел-Олиньи, — пришли все за исключением Сэма Хакстона.

— О, боже! — Я достала из внутреннего кармана письмо Керри и развернул его. В нем говорилось:

«Таткаэр, утро.

Линн, я только что услышала, что прибыл корабль, на котором находится из Департамента. Сэм сейчас у него. Думаю, что он прибыл на замену, предполагаю, что известие о вашей смерти поступило домой прежде, чем его опровержение.

Керри

РS: его зовут Дэвид Мередит. Что вы думаете по этому поводу?»

— Что же случилось? — спросил Халтерн.

— Как будто у меня уже не было недостатка в трудностях. — Я отдала ему записку, но потом вспомнила, что мне нужно ее, наверное, перевести ему. Однако он проверил когтистым пальцем по строчкам и перевел текст тихим голосом. Я совершила ошибку, недооценив его.

— Если уж он до сих пор не появился на площади, то, пожалуй, и не придет, — сказала я. — Впрочем, я могу и подождать.

— Не подумал бы, что ваши люди так быстро пошлют корабль.

— Я предполагаю, что они перенаправили его сюда с другого маршрута. — Мне удалось поймать взгляд Керри, и я подала ей знак, что получила ее сообщение. Она кивнула. — Мы оба вернемся к месту посадки ксеногруппы, на четвертой неделе.

— На четвертой неделе? Да, конечно. Я и думать забыл, что это будет так скоро. — Он вернул мне записку. Его глаза закрылись перепонками, потом снова открылись, на губах появилась улыбка, в которой было больше озадаченности, чем иронии. — Мне жаль, что вы уезжаете.

— Я тоже об этом сожалею.

— Если ваши люди соорудят здесь станцию…

Родион, сидевшая на несколько ступеней ниже, откликнулась назад и прервала нас:

— С'арант, ведь вы нас еще не покидаете?

— Только через четыре недели.

— До того времени мы уже вернемся из Медуэнина, — сказал Блейз.

— Вы вернетесь? — спросила молодая женщина с серебристой гривой. На ее лице было написано истинное смущение. — С'арант?

— Если я смогу… да, я это сделаю.

— Это было бы лучше всего, — задумчиво сказал Халтерн, потом развел руками и добавил, слегка покраснев: — Это я вам говорю не только из вежливости, Кристи.

— Ладно, ладно, я вам верю.

«Прилечу ли я сюда еще раз? — спросила я себя. — Постоянная станция нуждается в поддержке, но ней-то как раз я и так мечтаю. Это не совсем то, что я себе представляла, однако…

Собираешься в дорогу и думаешь, что совершишь грандиозные дела: открытие привлекшего всеобщее внимание мира, выполнение большой дипломатической миссии. Возможно, это даже и так. Но потом ловишь себя на какой-нибудь небольшой детали — и она оказывается совсем не такой уж малой. Это даже может и не является столь грандиозным делом, но занимаешься им всю свою жизнь, чтобы осознать этот факт.

Каррик V, а именно Орте. Да, варварская планета, но в то же время и непростая. Посттехнический мир. Все, что я о нем узнала, подчеркнуло лишь то, насколько невежественной я в сущности была. Но люди…»

— Кристи…

Мои размышления были прерваны. Я подняла голову и увидела Блейза, стоявшего на лестнице чуть ниже меня. Марик и Родион находились дальше, среди толпы. Марик представляла Родион группе людей из телестре Салатиэл. Эти люди, увешанные драгоценными камнями и харурами, блестели на солнце. Они представляли собой нечто среднее между праздником и военным лагерем.

— Не хотите ли сыграть в охмир, пока мы ждем? — Блейз все еще всюду носил с собой старый набор для игры, которым мы пользовались в Кирриахе. Из-за шрамов его лицо казалось неподвижным, когда он обратился к Халтерну: — Вы тоже?

Халтерн окинул его взглядом — истинный посол Короны, — потом пожал плечами и ответил:

— Да, почему бы и нет?

Так мы и стали играть втроем в охмир на лестнице теократического дома. Для такого варианта игры имеются фишки белого, синего и коричневого цвета. Победителем становится тот, кто сможет первым предъявить все сто сорок четыре фишки своего цвета.

Уже в самом начале игры я перевернула один леремок, уступила его Халтерну, но запомнила, где он находился, и добилась второго переворота. Вариант игры для троих протекает быстрее, потому что вместо большинства в четыре или пять фишек в одном малом шестиугольнике здесь достаточно трех, чтобы добиться переворота, однако часто игра длится и дольше из-за меняющихся союзов между игроками.

Я достигла существенного прогресса, когда происшедший поблизости спор отвлек внимание Блейза и Халтерна и позволил мне перевернуть ряд фишек, которые теперь имели мой цвет (среди них три турин и еще один леремок). После этого игра завершилась моей победой.

Вторая половина дня казалась невыносимо долгой. Родион взяла нас с собой на поздний ужин на Дамари-На-Холме. Когда мы вернулись, на площади еще ничто не изменилось.

Прозвонили послеполуденные колокола, и толпа снова увеличилась; она заполнила всю площадь перед Цитаделью и забила важнейшие пути подступа к горе. Были заняты и все улочки позади дома-колодца.

— Т'ан иностранка. — Сверху по лестнице к нам подбежал молодой говорящий с землей. — Пройдите, пожалуйста, со мной к воротам.

Мы подошли к створкам ворот, они распахнулись, и мы прошли через них в большой двор, где в солнечном свете сверкала водная поверхность колодцев. Туда же двинулись саберонцы, посланцы Кварта, Кель Харантиша и Касабаарде, ксеногруппа, телестре избранных Т'Анов, их л'ри-аны и аширен, а за нами все ортеанцы, стоявшие на площади.

Большой белый купол вздымался к усыпанному звездами небу, в котором высоко парили на ветру рашаку.

Я увидела циничное лицо Блейза, покрытое шрамами, и спросила себя, не думает ли он о Бродине н'ри н'сут Хараине. Год — большой срок, и что бы предпринял Бородин в Дамари-На-Холме, если бы знал, что его жизнь продлится не больше этого срока?

Говорящие с землей проводили нас под купол.

Моим глазам было трудно привыкнуть к царившему под ними полумраку, потому что я пришла с яркого солнечного света. Почти вслепую я отыскала себе место и оказалась между Родион с одной стороны и людьми бел-Олиньи из Харантиша с другой.

На некотором расстоянии друг от друга стояли огромные деревья-подсвечники, и мириады белых огоньков освещали плотные ряды собравшихся людей. Огни походили на мерцавшие матовым блеском жемчужины. Лилейно-белого цвета купол поднимался в высоту. Сноп солнечного света словно расплавленный металл падал через отверстие в вершине на полированный каменный пол.

Все нижние строения купола были выдолблены из скальных пород, поэтому люди входили внутрь на уровне поверхности и спускались вниз мимо закругленных рядов по древним, стертым каменным ступеням. Все внутри имело форму амфитеатра: здесь, на верхних рядах, мы на значительном удалении смотрели на ортеанцев, входивших в этот момент.

Внизу, в углубленном круглом участке диаметром около десяти метров, открывалась черная шахта колодца. Вечернее солнце освещало несколько метров его глубин и немалую часть пола вокруг.

Я увидела семерых в их красочном великолепии среди говорящих с землей и хранителей колодца. Эмберен и Ту'элл смеялись над чем-то, сказанным Хависом, женщина из Кире разговаривала с Касси Рейхалином, Рурик массировала с отсутствующим видом свою культю, слушая говоривших ей что-то Тарзаэла и Сутафиори.

Акустика здесь была столь превосходна, что я могла бы их слышать; если бы не топот ног входивших людей, мне было бы понятно каждое произнесенное слово.

Родион с интересом подалась вперед. Ее тонкие пальцы были сплетены друг с другом.

— Она должна это знать, она — единственная, кто это может сделать.

— Сутафиори?

Она кивнула в ответ. Я видела, как ее одолевала икота. Неожиданно мне это показалось невероятным. Сколько же из этих семерых поддержат контакты с Доминионом? Не более двух или, может быть, трех. Один был решительно против этого; Ховис, конечно, не изменит своего мнения. А остальные? Ортеанцы любят приходить к какому-либо решению лишь через поколения.

Человек из Харантиша, сидевший рядом со мной, обратился к бел-Олиньи и что-то коротко прокомментировал. Волосы его гривы возле их корней имели черный цвет, а его глаза, не прикрытые перепонками, были теплыми, карими. Колдовской народ? Я подумала, что в гораздо большей мере этому представлению соответствовала Родион, золотые глаза которой напряженно смотрели на шахту колодца.

Металлические удары барабана, отзвучав, восстановили тишину.

— Да услышат это Сто Тысяч. — старый говорящий с землей напрягал свой голос, чтобы его услышали всюду. — Эти семеро призваны на должность Т'Анов перед ее глазами и перед вами. Бетан н'ри н'сут Иврис, принимаете ли вы названную должность?

— Сложив с себя все обязанности, какие я сейчас выполняю, — ответила женщина из Кире, — я приму эту должность.

Когда все они были возведены в звание и принесли клятву Богине у колодца, священник принес серебряное кольцо, являвшееся внешним символом ее господства. Теперь не было аплодисментов, приветствий, никакого шума. Слышался лишь звук выдыхаемого воздуха, сопровождавший каждую клятву.

— Вы управляете провинциями, — сказал старый священник в заключение. — Их рода да будут вашими родами, их желание — вашими желаниями, их благополучие да будет вашим. Внимайте и слушайте! Старше провинций — телестре, они — это Сто Тысяч.

Тирзаэл выступил вперед и встал рядом со стариком. В руках он держал простую диадему из золота. Не имея на себе драгоценных камней и прочих украшений, эта диадема, казалось, притягивала к себе весь свет солнца и свечей.

— Носить ее нелегко, — сказал старец. — Это Корона Южной земли. Кто надеется получить от Богини силы, чтобы носить ее? Кто сам себе назовет Т'Ан Сутаи-Телестре?

Не было слышно ни звука внимание всех присутствовавших сконцентрировалось на небольшой группе людей, стоявших возле шахты колодца.

«Что же их сдерживает?» — подумала я.

Ховис пошевелил тяжелой от золота рукой и ослабил воротник своей туники, но ничего не сказал. Что же заставляет его подавлять свою алчность? Тишина затягивалась. Священники ждали. Тирзаэл держал Корону в руках.

Мне опять вспомнился Бродин. Человек с ястребиным лицом, убийца, отказавшийся лгать, поклявшись Богине. Тут имела место дихотомия между интригой и мировоззрением. Здесь, где в сердце правления Южной землей происходила эта публичная демонстрация искренности.

— Разве никто из вас не будет говорить?

Двое кратко покачали головами, непроизвольно прореагировав на вопрос. Это были Рурик и Эмберен.

Наконец раздался голос:

— Я скажу. Нелегкое дело — быть рукой Богини на земле, но с ЕЕ помощью и ЕЕ силой это возможно — нести такое бремя и радоваться ему.

Пока ЕЕ с'ан телестре, ЕЕ говорящие с землей и ЕЕ хранители колодца не отменят этого, я стану держать Корону Южной земли.

Она подняла свою золотогривую голову и оглядела ряды сидевших людей. Невысокая, стареющая женщина, на поясе которой блестели знаки отличия Керис-Андрете, за спиной которой сияла черная горловина колодца.

— Через вашу волю, — сказала Далзиэлле Керис-Андрете.

Тирзаэл вышел вперед и возложил ей на голову золотую диадему. Тишину нарушил один-единственный голос:

— «Цветок Юга»!

Это было беспрецедентным поступком, но другие подхватили возглас; ее клятву совершенно заглушали крики. Они вырвались из дома-колодца во двор, а оттуда — на площадь перед Цитаделью.

Низко загудел большой колокол.

Вне положенного времени, распространяясь концентрическими кругами, проникая до самых отдаленных островов, без соблюдения какого бы то ни было ритма, ошалев от радости, зазвонили после этого все колокола города.

34. НОЧНАЯ ВСТРЕЧА В ЦИТАДЕЛИ

Торжества продолжались до поздней ночи.

Из Каменного Сада можно было видеть всю северную часть острова, а также изгибы лениво текущего Оранона, казавшиеся под светом звезд расплавленным серебром. Обширные заливные луга простирались, насколько мог видеть глаз, и лишь на горизонте виднелись неясные очертания гор.

Разговор на время смолк, и я услышала шум прибоя у подножия скалы, на которой стояла Цитадель. От сада, в котором в эти часы после вторых сумерек было прохладно, доносились крики ночных птиц и доходил проникавший всюду аромат ночного цветка кацсиса. Сама Цитадель — с ее возвышавшимися башнями без окон и поднимавшимися куполами — не давала никакой возможности взглянуть на лежавший глубоко внизу город.

Но Таткаэр еще не спал; этот чужой город гудел от пения и криков, ортеанцы праздновали, плясали и любили, двери всех домов телестре были раскрыты.

Родион и Блейз за одним столом с некоторыми членами та'адура из Ширия-Шенина. Родион со смехом приглаживала назад свою сребристую гриву. Блейз сидел как можно дальше от фонаря, держа свое лицо в тени.

— Она останется Орландис?

Рурик так пожала плечами, как это умела делать только она.

— Кто знает? Я сказала ей, что она должна побывать у Медуэнина — тогда она сразу сможет посетить и его телестре. Я не стану пытаться удерживать никого из Орландис, кто хотел бы сменить имя.

Мы прошли мимо них, шагая вниз по узкой лестнице к другим столам.

В Каменном Саду природная скала, на которой выстроена Цитадель, была выдолблена таким образом, что возникли уступы и платформы, стены и колонны. В ней имелись также углубления — в которых благодаря дождям образовались пруды, кишевшие блестящими рыбками, — и купола, поросшие цветами тысяч и мох-травой. Каменный Сад Галена Медовые Уста находился на самой северной оконечности Таткаэра.

Силуэты куполов и арок ворот были обрамлены звездами, облаками огней. На платформах под разноцветными фонарями стояли столы и шезлонги, служившие лишь декорациями, освещенными ярким светом. Всюду было изобилие еды и напитков. Ортеанцы в соответствии с обычаем в течение всего праздника переходили от стола к столу.

Халтерн сказал, что если пронаблюдать за перемещениями групп в течение всей ночи, то можно обрести такие ясные представления о политике Ста Тысяч, каких нигде более невозможно получить. Я вспомнила, что кто-то говорил мне, будто игра в охмир возникла именно в городах.

— Это и есть новичок, не так ли? — Рурик нерешительно посмотрела на стол, находившийся немного ниже нашего. — Как его…

— Мередит, — помогла я ей.

Сэм Хакстон как раз представлял его Сутафиори. Я слышала его акцент, то, как менялась его модуляция на протяжении одной-единственной фразы.

— Мое произношение было тогда столь же плохим?

— Нет, пока вы не вернулись с Покинутого Побережья. — Рурик широко улыбнулась.

— Благодарю вас, Т'Ан.

— Ну, может быть, все же не совсем таким же плохим. — Она рассмеялась.

— Думаю, мне было бы лучше пойти к нему и поздороваться.

— Тогда я буду у с'анов Мелкати, — сказала она. — Желаю удачи.

Каменные стены покрывал мох, цвета которого сияли в свете звезд и фонарей. Он был голубым, красным, желтым и зеленым. Блестели пруды с дождевой водой. Я шла вниз по лестнице мимо полированной серой скалы, покрытой трещинами и выдолбленной изнутри, имевшей прожилки из белого мрамора и черного базальта. В Саду гулко звучали разговоры, смех и атональные песни Пейр-Дадени и Кире. С пола поднимался запах растоптанной мох-травы.

— Мистер Мередит? Я — Кристи.

Я перехватила его, когда он только что покинул стол Сутафиори. Он остановился, освещенный светом стоявшего рядом фонаря. Это был широкоплечий мужчина с темными волосами, лет сорока или чуть старше. Как и большинство представителей других миров, он производил на меня какое-то абсурдное впечатление.

Он взял мою руку и пожал ее. В первое мгновение я не знала, с какой целью он это сделал. Рукопожатие было крепким.

— Рад вас видеть, — сказал он, — хотя должен признаться, что речь идет о довольно неожиданном удовольствии.

— Я не мертва, как вам сообщили… Вы это хотели сказать?

— Да, примерно так. — За его добродушным видом скрывалось нетерпение. — Департамент перевел меня сюда со звездной системы Пармитера… а сейчас вот я вижу, что это и не требовалось.

— Связь в этой части Вселенной не самая надежная. Но я бы не утверждала со всей определенностью, что это не требовалось. — Я подвела его к одному оставленному столу на краю альпинария. Мы сели.

— В настоящий момент мне нужно одолеть такой объем работы, что Сэму — я имею в виду, мистеру Хакстону — пришлось выделить в мое распоряжение одного сотрудника группы. Если бы взяли на себя несколько переговоров, мы смогли бы, пожалуй, закончить отчет до даты нашего отзыва.

Он кивнул. Я наполнила чашки чаем, приготовленным из красных листьев кустарника, именуемого арниаком, который растет на Покинутом Побережье. Лишь тут я заметила его удивительный взгляд, которым он рассматривал меня.

Он сказал:

— Кажется, вы поразительно хорошо прижились здесь, мисс Кристи.

— Называйте меня, пожалуйста, Линн. — Это не было просто вежливостью. Линн Кристи и Кристи С'арант были в моей голове двумя различными лицами, и я хотела, чтобы это так и оставалось. — Да, возможно вы правы, мистер Мередит.

— Дэвид, — сказал он. В его произношении имелось что-то, что выдавало в нем выходца из Уэльса.

Он попробовал свой арниак и недоверчиво посмотрел на чашку.

— Я видел несколько ваших отчетов.

— У меня есть новый, но еще не готов. Вы можете его просмотреть.

В пределах слышимости никого не было, но мне показалось, что за ними наблюдали. В некотором удалении от нас мимо проходили с'ан.

Над Цитаделью блестели звезды. С реки поднимался легкий туман, цепляясь за скалу, на которой находился альпинарий. Фонари были окружены гало.

— Они читаются как плохие романы на микрофишах, — сказал Мередит. Мне не сразу стало ясно, что он говорил об отчетах.

— Они именно таковы, какова жизнь, пор крайней мере, здешняя жизнь, Дэвид.

— Да. — Он задумчиво посмотрел на меня.

«Группа, наверное, нарисовала ему удивительно удивительный образ Линн Кристи, — подумала я, — потому что они считают меня сумасшедшей или даже чем-то похуже». Мередит был в таком возрасте, что родился до открытия способа передвижения со сверхсветовой скоростью и, видимо, поздновато начал делать дипломатическую карьеру. Хакстон назвал его послом шестой степени, а это означало, что он был способен вести переговоры с мирами, обладавшими высоким уровнем развития техники».

— Каррик гораздо более является миром после холокауста, нежели дотехническим миром… — Он вращал чашку руками и взбалтывал в ней чай. — Не думаю, конечно, что в этом можно было бы упрекнуть вас, Кристи, ведь это всего лишь новый пример того, что бюро вынуждено обходиться недостаточной работой вне Доминиона.

«Как же быть с Касабаарде? — подумала я. — Нет, об этом я еще не написала в отчете. Позднее у меня будет достаточно времени рассказать об этом Дэвиду Мередиту».

— Если вы вынуждены работать, пользуясь слишком ограниченными средствами…

— Принцип высадки. Так мы называли это на учебных курсах, — я улыбнулась ему. — Высадить кого-нибудь посреди чужой культуры — это можно сравнить с тем, как фотопленка подвергается воздействию света… Затем ее снова берут, исследуют… и имеют отображение незнакомого мира.

Мередит рассмеялся.

— В этом есть какая-то правда.

— Сэм, конечно же, назвал вам характерные особенности этого общества?

— Да, насколько это было возможным. — Его лицо обретало странное выражение, когда он рассматривал находившихся рядом с ним ортеанцев. — Здесь, очевидно, следует различать классы. Не знаю, пришли ли вы уже к решению делать какие-либо рекомендации?

— В ограниченных пределах. — Я изложила ему более подробные объяснения. — Карантин обязательно необходим… Мы имеем здесь дело с практически нулевых приростом населения и неизвестной степенью их подверженности воздействию земных возбудителей заболеваний…

— Я бы рассматривал это скорее как повод для осуществления программы медицинской помощи.

— Это заставляет меня высказать второе мое обоснование. — Я помолчала. Как бы мне это ему разъяснить? — Здесь можно наблюдать чрезвычайно малую вместимость. Это культурный феномен; они склонны очень медленно принимать решения, в течение нескольких лет. Если контакты с этим миром будут ограничены до минимума, это даст им необходимое время, чтобы привыкнуть к Доминиону.

— Чтобы они вросли в эту вместимость? — В сказанном проявились предубеждения Мередита. — Согласен, на первый взгляд не кажется, что этот мир мог бы многое предложить Доминиону.

— Я бы взглянула на это с другой стороны… Доминион может предложить Орте не слишком-то много. Конечно, за исключением медицинской техники, а это еще умещается в рамки ограниченных контактов.

Его брови удивленно поднялись.

— Вы, конечно, представите отчет классификационной комиссии?

— А какова сегодня политика? — Я ощущала неуверенность. — Вы только подумайте, Дэвид, ведь я уже восемнадцать месяцев не была на Земле.

— Думаю, что ваша классификация будет принята во внимание. — сказал он. — Существовала лавина классификаций — кто-то сумел внушить им, что мы обделяем вниманием нетехнические миры, — но это изменилось, когда стало очевидным то, какой культурный ущерб был причинен. Каррик V будет классифицирован как нетехнический мир из-за его антинаучной религии и господствующей элиты.

Меня мучило еще одно обстоятельство (но оно мучило меня меньше, чем должно было бы). В своих отчетах о технике народа колдунов я остановилась только на былых его достижениях, упомянув, как они выглядели в Кирриахе и какие средства связи еще действовали в Кель Харантише. Правда, я не сообщала подробно, какими устройствами пользовался Чародей в Касабаарде.

«Это несущественно, это не стоит того, чтобы об нем упоминать, и это меня не угнетает…»

И все же это было не так.

Касабаарде оставил кошмары в моей голове; видения из прошлого Орте давили на меня со всей тяжестью действительности. Иногда я спрашиваю себя, исчерпывается ли только этим все их воздействие. Жители Южной земли сказали бы, что это не случайно, потому что Касабаарде — очень древний город. Касабаарде и Кель Харантиш используют Сто Тысяч по возможности как арену, на которой продолжается битва Золотого Народа Колдунов… Насколько же широко распространилась в действительности эта война?»

— Т'ан посланница. — Эмберен, морская маршальша, кивнула мне, проходя мимо нас под руку с одним из говорящих с землей. Я рассеянно ответила на ее приветствие.

— Сам я взглянул бы на это иначе, — продолжал Мередит. — Думаю, что мир должен иметь шанс на прогресс. Но при нынешнем лозунге «Руки прочь» о нем никто не станет беспокоиться.

Я хотела возразить против того, что он сказал, и все-таки со всей точки зрения он был прав. Во всем этом ничего не меняли даже остатки технологии в Касабаарде и Кель Харантише. Однако, тем, что, весьма вероятно, в этом что-то меняло и в чем Мередит был неправ, являлась духовная позиция в отношении к ортеанским обычаям… А у меня не было права говорить об этом. О подобном ему следовало бы говорить с каким-нибудь ортеанцем.

Аромат ночного цветка кацсиса и запах мха отступали перед свежим запахом речной воды, поднимавшимся сюда вместе с туманом. Он оказался прохладным. Праздник, тем не менее, продолжался, потому что ортеанцы были не очень чувствительны к холоду.

Над нами ярко сияли летние звезды. Я мысленно вернулась в восточный порт Салмет, где я не была уже очень давно, и сказала:

— Скажите мне… что нового в Британии?

Первая неделя меррума оставалась прекрасной; это были долгие солнечные дни, когда морской ветер временами приносил желанную свежесть. Группа Хакстона была занята тем, что старалась завершить свою работу, а Джон и Керри часто, насколько это оказывалось возможным, приходили ко мне на восточный холм Малк'ис.

Присутствие Мередита имело следствие то, что мы уже не были столь перегружены, как прежде, а он работал без лишних слов до срока нашего отзыва.

Приходили с'ан, а кроме них теперь — после того как выборы уже были позади — говорящие с землей и хранители колодца; все они хотели получать информацию о Доминионе.

Если у меня возникали сомнения (возможно, что я представляю это себе лишь задним числом), то я их просто игнорировала.

Потому что вокруг лежал Таткаэр — Белый Город под летним солнцем.

Я просыпалась в первые сумерки и слышала, как съезжали вниз с восточного холма повозки, доставлявшие сюда воду: топот копыт скурраи и шум стекающей по крутым мощенным улицам воды.

Предрассветные сумерки над крышами, затем появление золотого блеска, сушившего мокрую мостовую и отражавшегося от белых стен домов телестре. Даже в этот час мне не нужно было дополнительно набрасывать себе что-либо на плечи, когда я босиком отправлялась вниз с горы на рыбный рынок, что находился на берегу, чтобы принести себе что-нибудь на завтрак.

Праздничные дни, дни поста, дни отдыха — работа была в радость. Мередит перенял у Элиотов, где он жил, привычку устраивать полуденную сиесту. Мне нравилось проводить свою сиесту на плоской крыше дома на Малк'ис между росшими там в каменных емкостях кацсисом и сидимаатом, дремать там под навесом и смотреть вниз на Таткаэр.

А долгие послеобеденные часы продолжали обжигать своей жарой, сопровождаемой звоном колоколов. Звезда Каррика перемещалась дальше, за Римон, и окрашивала в золото море у островов Сестер, после чего колокольный звон над городом возвещал о вторых сумерках. Вскоре на небе появлялись и звезды.

Так текло время, и мне удалось подавить мысли о Бродине, СуБаннасен и их живом последователе. Мне удалось также забыть при сарил-кабриз, про события в доме-колодце Корбека и про смерть Канты Андрете.

Недоброжелательная сила, скрывавшаяся за этими событиями и людьми, лишь притаилась; она не была уничтожена.

Иногда в городе я видела бел-Олиньи — ее корабль стоял у причала в тени восточного холма — и спрашивала себя, кто же этот таинственный с'ан, которому Кель Харантиш отправил весной корабли, груженные золотом. За всем этим стояли Кель Харантиш и его золотой народ колдунов.

Мне следовало все время помнить, что игра еще не окончена.

В начале третьей недели меррума из Медуэна в Римоне вернулись Блейз и Родион, я находилась в доме Т'Ан Мелкати на холме, когда они туда прибыли.

Родион сидела верхом на огненно-рыжем мархаце. На ней была свободно ниспадавшая одежда, поверх которой я заметила одну из кожаных курток Блейза, плотно зашнурованную сверху. Живот ее округлился и довольно сильно выступал вперед.

Она заулыбалась, глядя на меня.

— Должно быть, по крайней мере, четверо, как вы думаете? Привет, Кристи.

Блейз подхватил ее, когда она сползла с мархаца, звеня римонскими браслетами и шнурами с нанизанными на них монетами. Свои харуры она прикрепила на спине, как это было принято у беременных женщин с Южной земли.

С ними ехали еще двое всадников: веселая женщина с огромной светлой гривой и мужчина, безупречно правильное лицо которого показалось мне поразительно знакомым.

— Алуиз Ферин и Алуиз Рилот. — Блейз представил нам обоих родственников, появившихся на свет вместе с ним.

— Заходите. — Рурик взяла своей единственной рукой руку Родион. — Надеюсь, вы все же останетесь гостем, Медуэнин?

Ферин и Рилот слезли со своих скурраи и поклонились. Мы вернулись в дом. Там была Марик, и я увидела, что пришел и Халтерн. За долгий вечер должны были прийти еще многие. Джон Лакала, Керри и, может быть, Адаир.

Нас влекло друг к другу тем сильнее, чем ближе становился срок нашего отбытия. Нам было жаль тратить зря время, причем сейчас, когда у нас его почти не оставалось.

В большом зале мелькали тени. Мы с Рурик устроились поудобнее возле огня, в стороне от остальных. Рурик протянула свои ноги, обутые в сапоги, поближе к пламени и опустилась пониже в своем кресле.

— О, Богиня, — сказала она. Ее глаза были наполовину прикрыты перепонками, подбородок лежал на груди, губы растянулись в довольную улыбку. — Что за год… Год неуловимого, как тень, преследователя… Еще несколько недель, и мне нужно будет возвращаться в Алес-Кадарет в качестве Т'Ан Мелкати…

— Вы жалуетесь? — Я услышала смех от другого камина, где Родион демонстрировала свои умения перед братом и сестрой Блейза.

— Жалуюсь? — Она икнула. — Ну да, возможно, я слишком сильно позволила увлечь себя этой игрой — стать Т'Ан командующей армией… Но Мелкати! Что же, по крайней мере, это игра стоит того. Между с'ан, которые поддерживают Орландис, и теми, кто ее ненавидят, между СуБаннасен и ее сторонниками… Все время ходишь по острию ножа.

Вы должны как-нибудь приехать в Кадарет и побыть там некоторое время. В Ор… — Она сильно зевнула, прогнула поясницу и вытянула руку. — …В Орландис тоже, если найдете в себе мужество. Очень удивительное место — Мелкати.

— Причина, вероятно, в том, что там живут удивительные люди.

— Иногда у меня возникает впечатление, что у вас, обитателей другого мира, очень странное чувство юмора. — Она постаралась сделать задумчивое лицо. — Я абсолютно не нахожу это смешным.

— Это объясняется тем, что вы представляете собой племя дикарей, распространившееся на руинах некогда грандиозной технической цивилизации.

Она оглушительно рассмеялось.

— Ох, этот Мередит! — сказала она, кое-как успокоившись, — ему следовало бы подумать о том, что его язык здесь не является незнакомым, прежде чем характеризовать нас таким образом! Еще один типа Хакстона.

— С ним все в порядке.

— Не могу сказать, что я… о-о, вы нас покидаете? — Она выпрямилась в кресле, когда к нам подошел Халтерн.

— Мне нужно идти в Цитадель. — Он посмотрел на меня. — Если бы вы могли дать мне с собой вашу л'ри-ан, Кристи? Может статься, что я попозже пошлю вам сообщение.

— Конечно, если Марик согласна.

«Как пойдут дальше дела с Сутафиори?» — спросила я себя. Я намеревалась еще раз встретиться с Т'Ан Сутаи-Телестре, прежде чем покинуть Орте.

Рурик проводила Халтерна до двери и поговорила на обратном пути с Родион. Затем Родион и Медуэнин отправились к себе, а Рурик вернулась и опустилась рядом со мной в кресло.

— Эта история могла бы оказаться делом Двора, — сказала она и сделала это так, что такширие означало правительство. — Произойдет еще ряд событий такого рода, прежде чем вы уедете… кстати, тогда точно это будет?

— В конце четвертой недели.

Мигательные перепонки полностью открыли ее желтые глаза.

— Кристи, а как насчет того, вернетесь ли вы сюда еще?

— Если мои люди пошлют меня сюда. Они, вероятно, сочту желательным иметь представительство на Орте.

— Не уходите от ответа. Вы вернетесь?

Древесина лапуура равномерно горела в камине и нагревала стены, оставшиеся холодными даже жарким летом. Снаружи я слышала приглушенный звон колоколов, возвещавших о заходе солнца.

— Этот вопрос я могла бы задать и вам, — сказала я наконец. — Вероятно, я могла бы спросить об этом и кого-нибудь другого. Возможно ли в принципе, чтобы иностранец привык к Ста Тысячам?

— Вы спрашиваете меня, потому что я родилась за границей? — Она задумалась. — Да, верно, что я без особой заботы отношусь к Орландис — беззаботнее, чем можно было бы ожидать от жителя Южной земли, — но это не означает, что у меня нет с ними никаких отношений. Со всей откровенностью могу сказать, что ощущаю себя здесь, в Таткаэре, как в своей телестре. Я пришла сюда, будучи еще аширен, и не пропускаю ни одной возможности чувствовать это. Но кто я: жительница Южной земли или иностранка? Думаю, что не знаю.

Она встала на ноги и потянулась перед огнем, желтый свет которого плясал на ее коже цвета вулканического стекла. Падавшие тенью на стену ее конечности, казалось, не гармонировали со всем остальным, они представлялись мне скорее человекоподобными, чем человеческими.

Она сказала:

— Для Мередита Орте является застывшим, остановившимся в развитии миром — нет-нет, не говорите ничего. И кто же на это жалуется? Со своей точки зрения он, может быть, и прав. Но самим нам это не кажется верным. А вы, Кристи… разве Орте — действительно то место, где вы хотели бы сделать карьеру?

— Я могу с этим справиться. Я смогу установить связь между Орте и Доминионом. — Я посмотрела на лицо Рурик с обтянутым кожей узким подбородком, с похожими на звериные глазами без белков. — Может быть, я смогу сделать это лучше, чем многие другие.

— Да, быть здесь и сейчас С'арант — счастливый случай, счастливый для обоих миров. Но это не то, о чем я спросила, Кристи. Неужели это то место, где хотели бы провести свою жизнь?

«Здесь? — подумала я. — Сюда ведет долгий, холодный путь от Земли, от родного дома».

— Орте значит для меня много… а я знаю совсем небольшую его часть. Думаю, что этот мир соответствует моему темпераменту. — Я пожала плечами. — И вы тоже очень много значите для меня; я считаю, что вы здесь — моя самая близкая подруга. К тому же здесь есть еще Хал, Блейз, Родион и Марик… Я была здесь счастлива, очень счастлива. Просто не знаю… Один говорящий с землей как-то однажды сказала мне, что самым большим моим желанием было бы здесь родиться.

— О, да, — сказала она, кивнула и посмотрела на меня своими прикрытыми перепонками глазами. — Я-то знаю, как здесь себя чувствуешь. Но вы — С'арант, а я — «Желтые глаза», мы здесь известны. Кто-то должен был бы предупредить вас, Кристи… Вы прибыли сюда, и этот мир изменил вас… Часть вас навсегда останется здесь, когда вы покинете Орте.

Ее позвала Родион, и она, улыбнувшись, ушла узнать, чего от нее хотела молодая женщина. Я смотрела на пламя камина и тени.

В конце четвертой недели корабль выйдет в море из Таткаэра и возьмет курс на Восточные острова. Мы отправимся в небезопасное плавание. Потом на космическом челноке мы попадем на ждущий нас на орбите корабль, после чего до Земли оставалось еще девяносто дней земного времени.

Классифицирование всегда означает скучную работу, и я не была уверена, что меня используют для устройства постоянного представительства на Каррике V. Да, это было возможно, но совсем не обязательно. И даже если меня отберут для этого дела, пройдет еще немало времени, прежде чем я сюда вернусь…

Вкрадчивый голос откуда-то из затылочной части моей головы, как мне почудилось, произнес: «Пусть же назад отправиться Мередит и займется бюрократической частью дипломатии. Я определенно могу положиться на то, что он все сделает верно. Не лучше ли было бы, если бы постоянное представительство Доминиона сразу появилось на Каррике Пятом? Да и кто лучше подошел бы для этой работы, чем Кристи С'арант?»

В доме Т'Ан Мелкати послышались голоса. Пришли Л'ри-аны, чтобы зажечь масляные лампы и подложить дров в камины.

Через сводчатые окна я видела дрова, а за воротами виднелся Таткаэр, спускавшийся вниз по холму, темневший под появлявшимися на небосводе звездами.

Я подумала: «Да, я останусь».

Вскоре после звона полуночного колокола — мы с Рурик все еще были заняты нашей беседой — послышался стук в наружные ворота. Л'ри-ан впустил Марик. Она коротко поклонилась.

— Талмар Халтерн н'ри н'сут Бет'ру-элен желает, чтобы вы явились в Цитадель, — сказала она.

— Сейчас? — пораженно спросила Рурик.

— Да, Т'Ан, если вас это не затруднит. — Она посмотрела на меня. — Он также сказал, что Кристи также может прийти, если пожелает.

Рурик провела рукой по своей гриве и стала зашнуровывать сорочку.

— Эти проклятые агенты не могут заниматься своим делами в положенное время… Да, я приду.

Я надела свои сапоги. Рурик взяла хирит-гойеновую накидку из-за ночной прохлады, и мы отправились в город, лежавший перед нами в свете искрящихся ортеанских звезд.

Марик проводила нас мимо стражников Короны вверх, в Цитадель, провела по бесчисленным коридорам и галереям в новое крыло, а затем — мимо других стражников, наверх, в небольшую комнату с изысканной мебелью в одной из южных башен.

Там был Халтерн с измученным, как всегда, выражением лица, погруженный в разговор с Сутафиори. Присутствовали также Эвален Керис-Андрете и секретарь Ромаре, кроме того, темнокожий человек из Мелкати, которого, если я верно вспомнила, звали Нелум Сантил. Он был начальником порта Алес-Кадарета.

Рурик нахмурила лоб, когда увидела его.

— Ах, вот и вы. — Сутафиори внимательно посмотрела на нас.

Мы уселись за стол рядом с подсвечниками. Халтерн что-то тихо сказал Марик, и она после этого вышла из комнаты. Когда она закрывала дверь, я увидела, что снаружи находились стражники Короны.

Я сидела между Эвален и Рурик. Халтерн стоял у противоположного края стола и шелестел бумагами.

— Халтерн, ваша очередь, — сказала Сутафиори.

— Т'ан, с'ан, прошу прощения, что велел так срочно созвать вас в этот поздний час. Но у меня есть спешные сообщения.

Казалось, он раздумывал, как ему продолжить. Эвален и Сантил смотрели на него с напряжением, Сутафиори хмурила лоб. Рурик потирала себе виски тонкими пальцами.

— Стало очевидным, — продолжил Халтерн, — что мы еще не добрались до конца заговора.

Сутафиори кивнула.

— Мы никогда не верили, что Бродин н'ри н'сут Хараин действовал на свой страх и риск, но он — и это, пожалуй, было очень разумным с его стороны — ушел от наших вопросов.

Прикрытые перепонками глаза Халтерна внимательно наблюдали за ними. Инстинкт подсказывал мне, что это не сулило ничего хорошего.

— А что касается колдовского племени, — сказал он, — то имел место неприятный сюрприз: агенты Харантиша продолжали в течение длительного времени после смерти СуБаннасен получать золото.

— Это верно, — сказала Рурик, — а известна ли уже связь?

Эвален откашлялась.

— Он хочет сказать, что среди с'ан находится предатель. Может быть, он и прав. Но ведь это невозможно доказать, не так ли, Халтерн? Мертвые не могут обвинять.

— Они могут говорить, т'ан, если им дать время. — Он снова поднял бумаги и подержал их на весу, словно подозревая, что они состоят из менее ценного материала, чем пергамент. — Это было доставлено мне сегодня информаторами. Есть, кажется, и другие копии, но они отложены или помещены в надежное место, точно мне это не известно. То же, что адресовано мне, ко мне, как правило, и приходит… раньше или позже. Хотите послушать мертвого?

Я заметила, как стали переглядываться Эвален, Сутафиори и Рурик. Потом Сутафиори кивнула в знак согласия.

— «Признание Бродина н'ри н'сут Хараина, — совершенно обыденными тоном прочел Халтерн, — сделанные в шестой день седьмой недели дуресты в тюрьме Короны в Таткаэре.

Я признаю это, потому что моей жизни грозит опасность, но не со стороны Короны или церковь, а со стороны кого-то другого, им которого я назову позднее».

В этом месте Халтерн поднял голову и сказал:

— Детали вы сможете изучить позднее; заговорщиков много, как мы уже предполагаем. Сначала им руководила СуБаннасен, а затем… Однако, если мне будет позволено, я продолжу чтение с того места, где он называет имена предателей.

— Читайте же, — приказала ему Сутафиори.

Халтерн перелистал бумагу и разгладил их.

— Вот здесь… «При моем возвращение в Ширия-Шенин от меня снова потребовали подвергнуть опасности жизнь посланницы чужого мира, на этот раз путем инсценированного покушения на жизнь Канты Андрете. Это было худшим, что когда-либо случалось со мной: при нападении я мог бы узнан ею, а что бы спастись самому, должен был мнимое убийство превратить в настоящее. После этого случая я поспорил с моим заказчиком, но вы должны понять, что я был запуган угрозами с его стороны. К тому же, мне дали деньги, которые, как я думаю, поступили из Кель Харантиша. Теперь я законным образом обвинен в убийстве, в чем признаюсь, и в участии в заговоре, в чем также признаю себя виновным».

Халтерн читал ровным голосом, на пейр-даденийском языке, делая правильные ударения.

«Соответственно этому, я заверяюсь и клянусь именем Богини, что все, что я делал, я делал по настойчивым требованиям Т'Ан амари Рурик Орландис, прежде Т'Ан командующей, а теперь Т'Ан Мелкати, называемое ранее „Однорукой“ и „Желтым глазом“, которая отныне и на все времена должна именоваться убийцей, заговорщицей и платной предательницей Ста Тысяч».

Сутафиори недоверчиво и ненадолго рассмеялась.

Нелум Санти опустил голову.

Думаю, прошла целая минута, пока кто-то из нас отважился посмотреть на Рурик.

— Опровергните это, — сказала Сутафиори. — Я верю вам, Рурик, и позабочусь о том, чтобы этот лжец был убит…

Женщина откинулась назад в своем кресле и зловеще улыбнулась. Ее светлые глаза пробежали по лицам в комнате.

— У меня есть свидетели, — сказал Халтерн, — иначе бы я не делал подобных обвинений. Вот Сантил, начальник порта, из Алес-Кадарета, который принимал и передавал вам золото, поступавшее от Повелителя в изгнание: а вот — стражники короны Ти Дамари и Серан Габрил, допустившие, чтобы их старая знакомая Т'Ан командующая навестила Бродина в его камере незадолго до его… самоубийства. А вот еще и эти люди, которые видели нас в Ширия-Шенине, как я полагаю, Т'Ан. Вы станете это отрицать.

— Нет, — ответила Рурик. — Я этого не отрицаю.

Она сидела непосредственно рядом со мной, и я чувствовала пульсирующее тепло ее живого тела, энергию ее взгляда. Ее рука спокойно лежала на столе, и она совсем не помышляла о том, что бы хвататься за меч.

— Вы? — Меня словно оглушили. — Так это были вы?

Эвален встала и подала знак. Вошли четверо стражников Короны и встали у двери вне пределов слышимости.

— Сейчас нам нужно поговорить, — твердо произнесла она.

— Рурик с абсолютным спокойствием профессионального солдата взяла признание Бродина и быстро перелистала его страницы.

— Этого я не ожидала, — сказала она, пожав плечами. — Ведь вы понимаете, что он не настолько уж был виновен, как пытался вас о том уверить?

— Невиновен! — раздраженно сказала Сутафиори. — Вы еще говорите о невиновности!

— Но что касается большинства подробностей, то все верно. — Рурик положила на стол листы пергамента. — Ну, так что же будет дальше?

— Я в это не верю. — Эвален не отрываясь смотрела на нее.

— Я бы не стала все отрицать, но слишком уж хорошо знаю, насколько основательно работает вот этот мой друг. — Рурик одарила Халтерна взглядом, полным иронии и не лишенным признания.

— Тогда давайте послушаем свидетелей.

Я по-прежнему сидела как громом пораженная. Говорил Сантил, вызывались стражники, что бы подтверждать его показания. Не помню, что я поняла из всего им сказанного. Кажется, никто не мог опровергнуть факты, свидетельствующие о виновности Рурик.

Во время одной из пауз Сутафиори сказала:

— Рурик… как вы только могли сделать такое?

Я была оскорблена до глубины души, как, пожалуй, и все присутствовавшие. Речь здесь шла об обмане личного доверия. Рурик ничего не ответила.

Я думала об Орте и о том, что я здесь пережила: об убийстве, о долгом преследование по дикой стране, за морем… потому что я доверяла этой женщине. И я верила в то, что она была мне такой подругой, какую в жизнь можно встретить только однажды.

— Вы лгали мне, — тихо сказала я. — Все, что вы мне говорили, было ложь.

— Рурик, — прикрикнула на нее Сутафиори, — именем Богини, у меня есть на это право — узнать ваши мотивы! Почему вы это сделали?

— Полагаю, что это началось в Ремонде… Нет, это возникло гораздо раньше. — Темнокожая женщина покачала головой. Вдруг она показалась мне изможденной. Ее взгляд отыскал Сутафиори. — Вы, знаете, что я с самого начала была против присутствия этих пришельцев из чужого мира, и с тех пор как увидела Хакстон и его людей. Потом я поехала в общество Кристи на север… Я знала, что СуБаннасен и Ховис что то затеяли, но не вмешивалась. Когда я вернулась и увидела, кокай эффект вызвала женщина с Земли в этой провинции…

— Ремонде, — с горечью сказала я, — это тоже ваших рук дело?

— Нет, в этом вам нужно винить СуБаннасен и Ховиса. После этого — а вы должны понимать, Кристи, что считала вас мертвой — я присоединилась к фракции, выступавшей против Доминиона, которую поддерживала СуБаннасен, и той осенью встречалась в Таткаэре с агентами из Харантиша. В Ширия-Шенине… — она пожала плечами и больше уж не смотрела на меня; ее высокомерие, теперь никак не скрываемое, побудило ее перевести взгляд на Керис-Андрете. — Кристи была жива, и мне стало ясно, сто СуБаннасен будет отдана под суд. Орте не имела возможности сама себя защищать. Поэтому через Субаннасен установила контакт с Кель Харантишем и решила, что посланница Доминиона должна была впасть в немилость.

— Смерть Канты… действительно была… недоразумением? — спросила Эвален.

Рурик не стала на это отвечать.

— Вы знаете, как это закончилось. Мы с Бродином порвали отношения, когда он послал убийц, против моего аширен Родион. Поэтому я более не видела причин его защищать. Но он не мог бы выдать меня.

— И вы его убили, — сказал Халтерн.

Сутафиори опустила голову. Наконец она снова подняла ее и еще не уверенным вначале голосом сказала:

— Вы были Т'Ан Мелкати; вы могли бы быть выбраны даже Короной… О, Богиня! Шпионка народа колдунов в образе Короны Южной земли!

Рурик печально улыбнулась, словно горевала об упущенных возможностях.

— Вы порвали с ними все отношения или все еще являетесь их агентом? — Сутафиори покачала головой. — Ага — значит, нет — но почему? Рурик, почему? Это бессмысленно!

— Бессмысленно? Нет. — Наконец она посмотрела на меня. Наши взгляды встретились, и я вынуждена была отвести глаза в сторону. Она встала, вся в голубом и блестя серебром, мерцающий свет свечей как медом покрывал ее черную кожу. Она была высокой и стройной, эта стареющая уже женщина, стояла прямо, хотя и с опущенными плечами.

— Что случилось, то случилась так, как я это описала. А мотивы… — она опять посмотрела на меня. — Кристи, если бы вас обезвредили, посредством яда или тюрьмы… Нет, будем придерживаться того, что произошло. Моя цель заключалась в том, чтобы лишить доверия посланницу Земли и Доминиона…

— Почему бы и не убить сразу? — напрямую спросила я.

— Какая бы от этого была польза? Вы послали бы другого. Я хотела очистить нас от вас и нашего мира.

Спокойно и удивленно Сутафиори сказала:

— В этом вопросе вы никогда небыли со мной согласны, но я бы никогда бы не подумала, что из-за этого вы смогли бы стать предательницей.

— Я не предательница! — возмутилась Рурик. — Все, что я совершила, даже убийство, было сделано для Южной земли.

— Как и то, что вы принимали золото от Харантиша? — вонзил свое жало Халтерн.

— Я не вижу никаких причин отказываться от золота моих врагов, если смогу его использовать на благо моих друзей.

После этого холодного возражения все замолчали.

— Если уж вы хотите знать про причины, — невозмутимо сказала Рурик, — то я смогу назвать некоторые. Земля нас уничтожит. Она либо изменит нас до неузнаваемости, либо разрушит саму нашу планету. Все мы слушали об огненном оружии. Т'Ан, ведь никогда в истории чудовищность оружия не было препятствием к его применению. Совершенно все равно, насколько ужасным является его действие. Оно используется. В качестве свидетельств этого у нас есть Мерцающая равнина и пустыни Элансиира. Что же, вы действительно верите, что Земля станет медлить с применением этого оружия против нас?

Поскольку я люблю Южную землю — я люблю ее больше, чем свою жизнь, — я и пыталась защитить ее.

Сутафиори сказала с отвращением:

— Время нельзя повернуть назад.

— Неужели это действительно невозможно? — спросила Рурик. — А все выглядит таким образом, как если бы возвращались времена Золотого Народа Колдунов. О, я говорю не о тех жалких остатках, что хранятся в Хель Харантише, а о путешествиях к звездам, о землевладении, о людях с Земли с их огненным оружием… Не того ли и вы племени, что золотые?

Наступило молчание.

— С'арант? — решила подбодрить меня Эвален.

— Есть поверхностное сходство между здешней цивилизацией и земной, — сказала я, тщательно подбирая слова, — и я не могу отрицать, что мы владеем страшным оружием. Но со всей решительностью отрицаю, что оно когда-нибудь будет применено… и менее всего в том мире, с которым мы поддерживаем столь дружественные контакты…

— О, конечно, вы со всем другие, — с наигранным сожалением сказала Рурик. — Хотя и не все ваши люди таковы, как вы, Кристи. Я изучала их, как они изучали нас, и я начинаю узнавать Доминиона по его представителям.

— Мы никогда бы не стали этого делать.

— Никогда — это длительное время, — ответила она, — и, поскольку мы являемся отсталым миром, который ничего вам не может предложить, мы, вероятно, будем избавлены от войны. Но и тогда мы обречены на изменение. Вы совершенно иные, нежели мы, и если придете сюда, то нам не останется ничего другого — только изменяться. И если когда-нибудь выяснится, что у нас есть что-то, что привлечет ваше внимание… тогда… да поможет нам Богиня.

Кристи, ведь тогда у нас не будет никого!

Я не смогла ей ничего ответить.

Рурик продолжала:

— Я — солдат. Я признаю превосходство в силах. Южная земля не может воевать против Земли. Я уже давно это поняла. Я думала, что если удастся лишить посланницу доверия, то можно будет содержать этот поток… Это могло бы послужить нам даже оправданием нашего разрыва связей с Доминионом. Но у вас есть талант выживания, Кристи.

— Уже не хотите ли вы еще найти оправдание вашим людям? — спросила Эвален. — Вы нарушили все законы и обычно Южной земли; этому нет никакого оправдания!

— Я права, — сказала Рурик, — но и вы правы; моей неудаче нет никакого оправдания.

Сутафиори позвала стражу.

— Заприте ее в отдельно расположенной камере. Никого к ней не впускайте и не допускайте, чтобы она с кем-либо говорила.

Рурик невозмутимо прошла между стражниками, оставив позади себя молчание.

— О, Богиня! — спустя некоторое время сказала Сутафиори. — Т'ан, она все еще может омрачать отношение между нашими мирами.

— Между мирами? Нет. — Она забывает одно: Южная земля — не то же самое, что и вся Орте. Мы будем уделять внимание все странам.

— Не думаю, что это будет ее заботить, пока вы не оставите Ста Тысяч. И все же, в конце концов, дойдет и до этого. Мы — один мир. — Она приложила свои шестипалые руки к вискам и пригладила песочного цвета гриву. — Простите меня; я прикажу принести что-нибудь закусить, т'ан. Нам нужно еще поработать. Есть многое, о чем нам следует поговорить, и многое, что следует решить до утра.

35. МИССИЯ ИЗ КЕЛЬ ХАРАНТИША

— Вы не можете этого от них! — Асше прервал свое безостановочное хождение взад и вперед и повернулся к Т'Ан Сутаи-Телестре. Седогривый человек был раздражен, его рук с когтистыми пальцами лежала на рукоятке харур-нацари.

— Но какая польза от того, если мои Т'Ан будет знать, что среди них есть изменник? После такого года, как только что прошедший? — Сутафиори вздохнула. — Нет, Мелкати должна иметь нового Т'Ан, но чем меньше там узнают о причине, тем лучше.

Т'Ан командующий покачал головой.

— А Орландис?

— Да, Орландис… Халтерн, я думаю, вам лучше всего отправиться поискать для меня Хану Ореина Орландиса.

Халтерн вышел из комнаты. В предрассветных сумерках горели забытые всеми свечи и масляные лампы. Свет раннего утра, пришедшего и Имир, рассеивался в тумане, поднимавшимся с реки.

Все происшедшее этой ночью все еще казалось мне непостижимым. Все это представлялось мне выдуманной историей, дурной шуткой… Но то была правда, и мне следовало бы уже давно это почувствовать.

Но я ей не верила.

Обман причинил мне боль.

Эвален говорила с Асше, пытаясь убедить его. Сутафиори подошла к окну и остановилась рядом со мной. Под нами находился серый двор.

— Я сожалею, что вы присутствовали при этой сцене, — сказала она, — хотя и одного мнения с Халтерном о том, что вы имели на это право. Вам пришлось пострадать от заблуждений, в которые вас ввела Рурик.

— Ей не следовало бы этого делать. — «Ничего нам не причинять», — подумала я. Она лгала, убивала, но что было особенно серьезным, так это то, что она обманывала доверие, которое мы ей оказывали.

— Вы видите эту игру под иным углом. — Ее бледные глаза прикрылись перепонками. — Но я согласна с вами. Возможно, Мелкати — бедная провинция… но ей не следовало обращаться к народу колдунов, чтобы получить помощь.

— Чего еще было ждать от амари с золотыми глазами? — спросила Эвален с горечью в голосе. Она и Асше снова начали спорить.

— Нет, это не то… — К Сутафиори, кажется, пришла какая-то мысль; она позвала своего секретаря. — Ромаре, пошли сообщение начальнику порта о том, что ему следует прийти в Цитадель. Сообщи ему, что я хотела бы, чтобы корабль из Харантиша был задержан в порту.

Наступил яркий день, настолько яркий, что у меня слезились глаза. Белая звезда Каррика обжигала. По небосводу были разбросаны дневные звезды. Город выступал из тени.

Амари Рурик Орландис… Она жила в агрессивном, опасном и непредсказуемом мире, в мире, который ее сформировал и изуродовал.

После своей болезни у Черепного перевала она, видимо, вернулась в Корбек и почувствовала, что время ускользнуло от нее. Она видела отчаянное положение, в котором находились телестре, и все изменения, которые были начаты одной — единственной женщиной с Земли.

Могла ли я понять Рурик?

Я ощущала свою близость к ней, потому что она была самой человечной из всех ортеанцев. Не стала ли она жертвой то самой болезни, против которой обычно почти все ортеанцы имеют иммунитет — нетерпения?

У расы Золотых никогда не наблюдалось сновидений о предыдущей жизни. Может быть, они никогда не снились и этой золотоглазой женщине? Не думала ли она, что эта жизнь является единственной и представляет собой также единственную возможность действовать? Может быть, это являлась общим для нас: для меня и этой чужой женщины.

«Я должна ее понять, — подумала я. — Никто не делает подобного без причины. Я должна попытаться понять, почему она это сделала».

Вскоре вернулся Халтерн.

— Ореина Орландиса нет в доме Т'Ан Мелкати, — сказал он, — а также ни в одном из домов телестре Орландис. Я приказал начать розыск.

— Он исчез? — Сутафиори снова села на свое место за столом, ее пальцы лежали на листках пергамента с признанием Бродина. — Т'Ан командующий, прикажите вашей страже, чтобы привели сюда Рурик Орландис; мне нужно задать ей несколько вопросов.

Асше вышел.

«Не должна ли и я уйти?» — спросила я себя. Я была уверена, то уже не хотела даже смотреть на нее. Но я не могла уйти прежде, чем меня отпустила бы Т'Ан Сутаи-Телестре. Я терла свои глаза и трясла головой, чтобы она хотя бы немного прояснилась. За всю ночь я так и не сомкнула глаз, а последний раз я спала вчера в полдень.

Ожидание затягивалось. Сутафиори пришла в нетерпение и послала за командующим одного из своих л'ри-анов. Мало-помалу разговор иссякал. Тут в комнату снова вошел Ромаре.

— Начальник порта просит засвидетельствовать вам свое почтение, Т'Ан, и сообщить вам следующее: корабль народа колдунов сегодня на рассвете вышел в море.

— Да поглотит их мрак! — Она ударила кулаком по столу. — Неужели они услышали… Халтерн, идите и приведите ко мне Асше, найдите эту Орландис. Я должна узнать, сколько агентов Харантиша находится в этом городе!

В этот миг открылась дверь, и вошел Асше. Я видела, как его впервые покинуло высокомерие.

— Она сбежала, — беспомощно сказал он, — и с нею исчезла половина отделение стражникам. Я спросил ночной караул. Она, очевидно, вырвалась перед рассветом. У караула не было приказана о их задержании. Она ушла вниз по Пути Короны в направлении доков.

Невысокая женщина закрыла на мгновение глаза, затем снова открыла их.

— Она была Т'Ан командующей для этих людей… и мне следовало бы передать ее стражникам Короны. Ромаре! Приведите сюда начальника порта. Мне нужно знать, какие корабли готовы к выходу в море. Асше, позовите стражу… Рурик сбежала с бел-Олиньи.

Затем совершенно неожиданно она разразилась смехом. Это бал горький смех. Наконец она покачала головой и сказала:

— Такое смогла сделать только Рурик. Только она.

Среди отчаянной беготни и суматохи, поднявшейся в Цитадели, я не стала ожидать, когда меня соизволят отпустить. Я поискала и нашла Марик, села на Ору и как можно быстрее поехала на мархаце на восточный холм Малк'ис.

— Здравствуйте, Линн… — Мередит немного помедлил, затем закрыл за собой дверь приемной. — Какие у нас есть проблемы?

— Разве это заметно по мне? — Подождите один момент.

Я продолжала писать. Может было записать это на магнитную ленту, но записи на ней могут быть случайно стерты. Дэвид Мередит сел и стал наблюдать за мной.

— Вы рано сегодня пришли, — сказала я.

— Начинаю привыкать к временному ритму. — Было совершенно очевидно, что он понял: что-то не в порядке.

Я кончила писать и огляделась в кабинете. Он находился сейчас в таком же беспорядке, как и любое другое рабочее место на Орте: столы завалены бумагами, газетами и лентами, на утыканных кнопками стенах висели графические изображения и светящийся карты, случайные географические фрагменты Орте наряду с распечатками результатов анализов, проведенных спутниками.

На одной из стульев громоздились немытые чайные чашки, оставшиеся от последнего визита одного с'ан. Мне будет очень недоставать этой работы.

— У меня совсем немного времени, — сказала я, — поэтому скажу вам коротко, в чем дело. Вот мое заявление об отказе от деятельности в качестве посла… — Мередит открыл было рот, чтобы выразить свой протест, но я не дала ему говорить, — …с учетом вашего здесь присутствия это означает, что вы являетесь официальным послом на Каррике V. С настоящего момента я — всего лишь обычная гражданка. То, что я делаю, является моим частным делом и никак не затрагивает интересов Доминиона.

Когда я двинулась к двери, он преградил мне путь.

— Не знаю, в какую такую историю вы здесь угодили, да, впрочем, и не хочу этого знать. Но скажу вам: не делайте этого. Такое этой планете не поможет, не поможет это Земле и, что абсолютно точно, ничем не поможет и вам самой. Не будьте же полной идиоткой.

— Вы правы. Не думайте, что я этого не знаю.

Он немного расслабился.

— Не хотите ли вы сейчас рассказать мне, что случилось?

— Это вы еще узнаете. Я покидаю Таткаэр и не знаю, когда вернусь. Я знаю только, что могу осуществить свое намерение только не в качестве посланницы. И я должна это сделать.

— Как же быть с этим?

Он прочел то, что я написала, и стоял некоторое время словно оцепенев. Затем свернул лист бумаги, сунул себе в карман и отошел в сторону.

— Я объявлю об этом обстоятельстве, если это окажется необходимым. — Он подчеркнул слово «необходимый».

— Благодарю. — Я помолчала. — Благодарю вас, Дэвид.

Когда я выходила, он что-то сказал. Возможно, это было «желаю удачи!»

Набережная в этот ранний час еще была в тени восточного холма. Я нашла людей Асше, которые как раз загружали торговое судно из Морврена. Это был джат-раи с широким корпусом, чуть больше шхуны.

Я протиснулась сквозь толпу и натолкнулась, наконец, на знакомое лицо. Эвален Керис-Андрете.

— Что вам угодно, С'арант? — Она как раз вела переговоры с курьерами начальника порта и Короны.

— Я хочу просить вашего разрешения плыть вместе с вами.

Она нахмурила лоб. На ее невозмутимом лице появилась нерешительность. «Мне следовало бы спросить Халтерна, — подумала я, — или даже Сутафиори; они бы меня поняли.

— Я не могу взять с собой послов других стран, — ответила она.

— Дэвид Мередит не проявляет никакого интерес к тому, чтобы отправится с вами.

Я увидела едва заметное подрагивание ее мигательных перепонок, которое могло означать, что сказанное мною развеселило ее. Эта Керис-Андрете соображала совсем не так медленно, как я себе представляла.

— Найдите т'ана Халтерна, — сказала она, — он находится где-то на борту. Но будьте осторожны; мы отплываем очень скоро и не можем высаживать на берег пассажиров.

Я поднялась на борт и избавилась таким образом от царившей в толпе давки. Команда корабля и солдаты Асше сидели вместе на палубе.

В порту пахло влагой и солью, на зеленой воде плавали рыбьи головы. Питающиеся падалью рашаку-базур бросались вниз и снова вздымались в воздух, покачиваясь на ветру.

Паруса корабля с бел-Олиньи и ее командой еще виднелись на горизонте, когда мы вышли в море и удалились от Таткаэра.

Позади нас с фортов на восточном и западном холмах были отправлены гелиографом сообщения, предназначавшиеся островам Сестер и югу. В них содержалось предупреждение.

— Этот ветер продержится недолго, — сказал кто-то. — Будет штиль.

— Когда? — спросил Халтерн с нескрываем разочарованием в голосе.

Он говорил с имирианским акцентом, звучавшим как-то непривычно, бегло, но все-таки с почтением. Открыв глаза, я увидела, что он разговаривал с каким-то говорящим с землей.

В это утро я дошла до состояния, превосходившего любую усталость, и свет казался мне чересчур ярким. Мой голос был высоким и хриплым, потому что я говорила всю ночь, что-то стягивало кожу на голове выше лба; я чувствовала почти непрекращавшиеся головные боли. Мое бодрствование было сломлено поразительно плохими результатами.

«Наверное, я и сейчас ошиблась», — подумала я и села на закрепленном брезенте. Но белое солнце стояло высоко в небе; миновал полдень. Я проспала все это время.

— Где они? — Я подошла к Халтерну, стоявшему у поручней.

Корабль покачивался на волнах, отчего качалась и часто останавливалась и я, прежде чем смогла приспособиться к движению палубы. Схватившись за поручни, я, наконец, почувствовала себя получше. Я наблюдала за скольжением носа корабля по слабеющим волнам и за радугой, появлявшейся в летевших в сторону брызгах.

— Там. — Халтерн махнул рукой вперед. В солнечном свете на покрытом рябью волн море виднелось крошечное пятно, оно было едва различимо. Мы нисколько не приблизились к нему.

— Проклятие, неужели мы не можем побыстрее двигаться вперед?

— Море невозможно подхлестнуть. — Его голос звучал спокойно среди поскрипывания дерева и хлопанья парусов.

На север виднелась узкая береговая линия. Плясавшие на волнах солнечный свет слепил меня и сбивал с толку. Я подумала — уже не впервые с тех пор как появилась на Орте: — «Что я здесь делаю?»

— Идемте со мной вниз, поешьте чего-нибудь. — Рука Халтерна с когтистыми пальцами легла на мое плечо. Ветер играл его редеющей гривой. Он был замкнут ка всегда, но даже он не мог утаить, как сильно задела его вся эта история.

— Хал… Что с нею теперь будет?

— Пусть ее судит Великая Мать, я этого не могу.

Мы ели без всякого удовольствия. С нами за столом сидели Асше, хозяин корабля и т'ан Эвален, которым Сутафиори поручила отправиться в эту спешную экспедицию. Говорили совсем немного.

День затягивался.

Перелом наступил позднее, ближе к вечеру, когда берег уже исчез из виду. Я не заметила бы не чего, если бы Халтерн не обратил на это моего внимания.

Корабль бел-Олиньи слегка отстал или нашему корабельщику удалось выжать из морвренского джат-раи более высокую скорость. Парус и темный корпус преследуемого нами корабля были уже ясно различимы. Под равномерно освещенным небосводом находились лишь два этих судна; дневные звезды исчезли за поднявшиеся от воды дымкой испарений.

Но тут закричал впередсмотрящей.

Перед кораблем из Кель Харантиша появились два других корабля, а затем я увидела еще один, подальше, на юге… и что-то еще, что было, возможно, четвертым судном.

Они, казалось, почти не двигались с места; они ответили на переданное им по зеркальному телеграфу сообщение и перерезали путь на юг.

Видимо, судьбе Рурик было угодно, что бы корабли находились в зоне досягаемости и приняли предупреждающее сообщение.

Через короткое время стало понятно, что корабль бел-Олиньи изменил курс и что мы приблизились к нему. Но все же еще недостаточно.

Судно из Харантиша стало уходить на северо-восток, к побережью Мелкати, и мы возобновили преследование.

Спасательная шлюпка скользнула по дну, и гребцы подняли весла. Я вылезла вслед за Эвален и Асше из лодки и побрела по мелкой воде. Перед нами простирался пологий песчаный берег, испещренный и облизанный не большими волнами и посеребренный на западе клонившимся к горизонту солнцем. Песок затягивал мои сапоги.

Затихавший ветер рябил воду и нес откуда-то запах дыма.

В нескольких сотнях метров от нас на берегу лежала еще одна лодка, покинутая хозяевами и предоставленная воле волн. Далеко от берега, где кончалось мелководье и становилось глубже, стоял на якоре корабль бел-Олиньи. Недалеко от него стоял морвренский джат-раи.

В этот момент по покинутому пляжу в нашу сторону направилась ортеанка, в которой я узнала саму бел-Олиньи.

Асше вполголоса отдал стражникам команды. Далеко еще, но уже двигалась к нам от нашего судна третья лодка; очевидно, это было подкрепление. Асше приказал арбалетчикам держать приближавшуюся женщину под прицелом.

Ко мне подошел Халтерн, глаза его были прикрыты от света перепонками.

— Не верьте ей, т'ан.

Взгляд Эвален был устремлен в глубь суши, где виднелись только низкие дюны и поверхности, покрытые желтой мох-травой. Поднимался туман, и видимость становилась очень ограниченной.

— Мы, наверное, находимся восточнее риннальских песков… — предположила Эвален. — Народ колдунов не имеет значения. Очевидно, что Орландис направилась в глубь страны. Т'Ан командующий! Вышлите ваших разведчиков, что бы они обнаружили следы ее группы.

Им следует опасаться засад.

Асше коротко кивнул.

— Они могут пойти форсированным маршем, т'ан, и больше не беспокоиться на счет нас. Когда мы минуем Риннал, то то будет уже совсем недалеко от Орландис.

Их взгляды встретились. Эвален сказала:

— Попытайтесь задержать ее. Мы следуем за вами.

Двое стражников Короны подвели к нам бел-Олиньи. Один из них взял себе копье и нож, которые она отдала без сопротивления.

Она сняла со своей шеи платок, развязала узлы, которыми он был связан с кольчугой, покрытой бронзовыми пластинами, и спокойно оглядела нас.

— Т'ан. — Она наклонила голову в сторону Эвален, затем в мою и гортанно произнесла по-имириански: — С'арант.

Эвален прикрикнула на нее:

— Где она?

— Ваша соотечественница? Я бы тоже хотела это знать. — Ее губы плотно сжались. — Думаю, мне нужно поговорить с вашей Т'Ан Сутаи-Телестре, угрожая ей обнаженным мечом…

Халтерн чертыхнулся.

Эвален невозмутимо продолжала:

— Вы утверждаете, что вас принудили?

— Эта женщина подымается на борт, ее люди вооружены… Что я могу сделать, если угрожают моей жизни? Я сделала то, что она мне приказала. Но будьте уверены, что Повелитель в изгнание узнает об этом происшествии.

— О, конечно, — с обманчивым спокойствием сказал Халтерн, однако вдруг утратил свое самообладание. — Конечно же, он об этом узнает! Итак, обманщица была обманута, и вы имеете не запятнанную репутацию, не так ли, колдовское отродье?

— Спокойствие, Халтерн. — Глаза Эвален прикрылись мигательными перепонками и сузились, шестипалые руки сжались в кулаки. — Вы, командующий, доставьте эту женщину на корабль и скажите корабельщику, что она находится под моей защитой, а вы, бел-Олиньи из Кель Харантиша, сообщите вашим людям, что они действительно вернуться в Таткаэр. Как только я выполню свою задачу в Мелкати.

— Мы с этим не справимся. — Халтерн говорил со смущением, как будто все еще стыдясь своего приступа ярости, пред бел-Олиньи. — Не в этом болоте, да и к тому же не в этой совершенно незнакомой местности. Мы не догоним Рурик Орландис.

— Еще некоторое время будет светло, — сказала я.

Долгие, жаркие вечерние семерки меррума клонились к закату. То, что я считала желтой мох-травой, оказалось обычной пахотной землей, наполовину иссушенной, однако, засухой.

Свет мерцал на гребнях дюн, в пересохших руслах ручьев, и на заболоченных песчаных участках. Птицы-ящерицы кружились спиралями, визжали, как ржавый метал, и садились в сухой тростник, шелест которого напоминал по звуку стук костей.

В обе стороны тянулась пустынная прибрежная полоса, переходившая в глубине суши в дюны и небольшие холмистые образования.

Эвален построила своих людей в колонну, в которую добавила мужчин и женщин, сошедших на сушу с других кораблей. По моей оценке, всего их было около трехсот человек. Тут же она выслала вперед разведчиков, которые должны были постоянно сообщать о месте нахождении Асше и Орландис.

— Пожалуй, ночь будет ясной, — сказал говорящий с землей в коричневой сутане, сопровождавший ее, когда подошли мы. — Подождите до вторых сумерек, а потом идите дальше, я могу дать в ваше распоряжение несколько проводников.

— Идите вперед, Лишаан; мы сейчас выступаем. — Эвален обращалась к нему официальным тоном. Увидев нас, она добавила: — Вам следует находиться в основной группе. Возможно, мы подвергнемся нападению.

Песок прилипал к нашим мокрым сапогам, за нами летели кучи насекомых, когда мы топали по дюнам, покрытым мшистой травой. Болотные рашаку-най слетались на ночлег. Ходьба была утомительной, и наше настроение ухудшилось.

Глаза Халтерна посветлели, когда мы разглядели низменность за прибрежной полосой.

— Вон там, кажется, горы Эйрия… или Винкор, если мы находимся дальше на юго-восток. Т'ан, — сказал он, обращаясь к Эвален, — возможно, она и не задержится в телестре Орландис.

— Почему вы так думаете?

— Ее телестре, может, пожалуй, дать ей лейб-гвардию и мархацев, а отсюда вниз по побережью можно добраться до Алес-Кадарете. Т'ан, один-единственный человек мог бы там спрятаться в порту на некоторое время и, не исключено, нанять корабль…

— В Кель Харантиш? — Эвален покачала головой с роскошной гривой. — Это не должно случиться.

Халтерн схватил ее за руку.

— Она — это «Однорукая Рурик», «Желтый глаз» из Мелкати, у нее есть друзья. Если Т'Ан Сутаи-Телестре рассудила поспешно… и позднее будет об этом сожалеть…

— Нет, — сказала Эвален. — Я не позволю ей уйти. Она должна быть отдана под суд. Если бы решение принимала я… В конце концов, она была и моей подругой, Халтерн, но я доставлю ее обратно в Таткаэр. Извините меня; мне нужно отправить вперед посыльных, чтобы предупредить Асше об этой возможности.

«Они колеблются, — подумала я. — Как в любви, так и в ненависти. Но я — нет, нет… я хочу услышать, как она станет оправдывать свои действия».

Пробившись сквозь болота и топи, к началу вторых сумерек мы добрались до расположенного на высоком месте дома телестре. Факелы, торчавшие в гнездах рядом с открытыми воротами, освещали древние, возведенные с использованием строительного раствора, стены.

— Это Винкор, — сказал Халтерн, когда мы уже сидели за столом.

Эвален совещалась с разведчиками Асше и тупого вида мужчинами и женщинами телестре.

— Мы переждем здесь вторые сумерки.

Во дворе было тепло, и я уснула там, где сидела. Проснулась не ранее, чем меня разбудила суета, которая возникла в связи со сборами в дорогу, которые начала Эвален. Она и говорящий с землей Лишаан собрали вокруг себя тех мужчин и женщин, которые могли быстрее передвигаться пешком, и велели секунданту, темнокожему пейр-даденийцу, подойти затем с остальными людьми.

— Она хочет попытаться согнать Орландис с дороги на Алес-Кадарет, — сказал Халтерн, присев рядом со мной. — Отдыхайте сейчас, позднее будет не до этого.

Как и вначале, когда я только что прибыла на Орте, я сейчас снова привыкла к тому, чтобы немного вздремнуть, где и когда это было возможно.

Когда я проснулась в следующий раз, искусанная насекомыми и с больными ногами, все было освещено ярким звездным светом.

С секундантом Эвален разговаривали двое мужчин. У одного из них на руке я заметила временную повязку, через которую просачивалась казавшаяся черной кровь.

— Мы перережем пограничную тропу, ведущую в Орландис, — сказал дадениец. — Т'Ан командующий попал в засаду, но люди т'ан Эвален вступили в бой с группой Орландис и оттеснили ее с дороги на Кадарет. Сейчас нам нужно как можно быстрее двигаться к телестре Орландис.

В свете звезд земля казалась бесцветной. Была заметна лишь бледная зелень кривых лапуур, росших по берегам пересохших ручьев и желтизна сухой мох-травы, превращавшейся под нашими ногами в пыль. Дорога делала множество изгибов, следовать которыми было непросто; дорогу пересекали ручьи и протоки, через которые вели перекинутые мостки и бревна.

После того как мы обнаружили, что первый такой мост был разрушен, ортеанца понесли с собой доски и жерди.

«Орландис пытается задержать Асше и Эвален», подумала я. Теплая ночь стала, наконец, прохладнее, когда во время первых сумерек побледнели звезды, и мы стали ждать наступления утра. Поэтому, когда рассвело, мы все еще находились среди ровных заливных лугов, и стало видно, что мы почти не приблизились к заметным вдали возвышенностям, которые даже не заслуживали названия гор.

Наконец мы достигли более возвышенных над уровнем моря мест, двигаясь по оставленным на лугах следам, где на больших пространствах потрескавшейся от засухи поверхности болот виднелась увядшая мох-трава. Когда мы проходили мимо, поднимали свои головы скурраи, состоявшие, казалось, из свалявшейся шерсти и костей. Кривые лапуур цеплялись за откосы земляных валов, над грязными лужами тучами висели кекри и зирие. Белесое солнце выглянуло из дымки, и воздух снова заметно потеплел.

Затем мы дошли до гряды холмов, и я увидела стоявший перед нами другой дом телестре, окруженный высокими стенами. Как из-под земли перед нами появились двое людей Асше с обнаженными мечами и отвели нас в то место, где расположилась Эвален.

— С'арант. — Она была вежлива, но взглянула на нас отсутствующим взглядом. — Халтерн, и вы тоже. Это хорошо. Я предлагаю переговорить с Орландис; вам, как посланнице, следовало бы при этом присутствовать.

— Она поймана? — Халтерн посмотрел на стоявший в некотором отдалении дом телестре. Он совершенно безуспешно тер руками свои забрызганные грязью брюки. Да и все мы в равной степени были в грязи после проделанного ночного перехода. — Кристи, может быть, и вам следовало бы поговорить с ней, и мы могли бы тогда все же уладить это дело без боя.

— Я бы предпочла слова. Эти телестре построены так, что могут противостоять нападениям пиратов; это может стать чертовски трудной работой — достать их там. Эвален посмотрела на меня. — Она к вам прислушается.

— В этом я сомневаюсь. Но пойду с вами.

Было очень трудно заставить ноги снова идти. Теплый воздух не двигался. Я пошла за Эвален и Халтерном. Совершенно сухая дорога извивалась среди зарослей лапуура и кустарника сарил-киз и пересекала несколько вытянутых возвышенностей.

Оглянувшись однажды назад, я обнаружила, что местность казалась совершенно пустынной, хотя там и находилось от двух до трех сотен вооруженных мужчин и женщин.

Когда мы приблизились к дому телестре, нас тихо окликнули.

— Идите вперед, — велела Эвален одной из солдаток Асше. — Скажите, что мы хотим с ними говорить.

Женщина сняла с пояса мечи и пошла к зданию, подняв вверх пустые руки. Никто из группы Эвален не подходил к дому ближе, чем на расстояние выстрела из лука.

Солнце отбрасывало тени стен под наши ноги. Этот дом телестре не был большим; он оказался даже удивительно невелик и состоял только из высоких стен и массивной башни в одном из образуемых ими тупых углов. Я заметила мощные ворота у подножия башни. Вокруг стен проходил ров, всюду имевший ширину, составлявшую не менее девяти метров. К воротам вела единственная дамба.

— Это большое препятствие, — сказала Эвален. — Эта ниспосланная мраком засуха не оставила во рту ничего кроме грязи; один человек, которого послал Асше, едва там не утонул, когда попытался найти удобную позицию для приступа. Нужно идти без всякого прикрытия по этой тропе на дамбе; захватить врасплох защитников невозможно. Использование лестниц также исключено, ворота нужно брать в лоб… Мы могли бы это сделать благодаря только нашему численному перевесу, но это было бы очень нелегко.

— Она была Т'Ан командующий. — сказал Халтерн, — и все знает о мелкатийской тактике ведения осады, т'ан.

После криков парламентши на стене было замечено движение, но больше не последовало никакой реакции. Затем возле ее ног в сухую землю ткнулась стрела, пущенная из арбалета, и Эвален отозвала ее назад.

— И с чего бы она захотела с нами говорить, т'ан? — Асше неслышно подобрался к нам. — Я сейчас со всех сторон выставил посты; она окружена.

Высокий лоб женщины избороздили морщины.

— Будем ждать. Возможно, она попытается прорваться. Но она могла бы стать и поразговорчивее, если бы поняла, что не сможет уйти.

Они поставили несколько ближе к тому месту, где лапуур росли гуще, палатки. Я поела немного вместе с людьми Асше.

День становился все жарче. Эвален и Асше долго сидели и шептались, обдумывая тактику действий. У меня все сжималось внутри, когда я думала, что могло произойти.

Халтерн не находил себе покоя, и мы вместе обошли местность вокруг дома телестре от боло до низких холмов, поросших лапууром.

Халтерн говорил мало. Нещадно палило солнце, сверкали дневные звезды, и мы отправились обратно в спасительную тень палаток.

Нас заразила царившая там напряженная атмосфера. Рашаку-наи, взлетевший вдруг в полуденную тишину, упал обратно на землю, пронзенный четырьмя арбалетными стрелами.

Под вечер Эвален послала к воротам еще одного парламентера, но тоже безрезультатно.

Мы ждали. Асше усилил ночные дозоры. Напряжение нарастало; я поняла, что они ожидали ночного нападения.

Но ночь была ясной, в звездном свете различались все предметы, и Орландис продолжала тихо сидеть белыми стенами своей крепости.

Мы ждали.

— Кто это? — Я показала на группу ортеанцев в серо-желтых одеждах, разговаривавших с Эвален.

— Люди из окрестных телестре. — Халтерн опустился на землю в тени куста сарил-киза. Пожалуй, этот второй день был еще жарче, чем предыдущий. — Они хотели бы узнать, что здесь делает т'ан Эвален.

— Они нам помогут?

— В Мелкати? — Его глаза потемнели. В лучшем случае они будут вести себя нейтрально, а в худшем… Все-таки Орландис — это телестре, входящая в Мелкати.

Страх превращался в недовольство, в ненависть. Белые стены дома телестре сверкали на жаре, и мне казалось, что они издевались надо мной.

— Почему она ничего не предпринимает? — раздраженно спросила я.

Голос Халтерна был невозмутим.

— А что бы она могла сделать?

Надвигались вечерние сумерки второго дня, а мы все еще ждали.

Сны смешивались с состоянием бодрствования: крики, темнота и смятение. Мне на лицо упал кусок бекамиловой ткани. Я находилась уже не в палатке, а снаружи, на теплом ночном воздухе. В моем сне рассеивались желтые искры.

— …Огонь?

Новая серия искр. Я стояла, запрокинув назад голову, и смотрела с робостью ребенка на весь этот фейерверк. Состояние заспанности еще не позволяло мне ясно видеть, чтобы я заметила загорание и то, как огни приближались, падали на землю и все еще продолжали гореть…

Пламя охватывало сухую мох-траву и стволы лапуура, красные искры освещали безветренную ночь.

— Огненные стрелы? — закричал рядом со мной один мужчина. Я находилась посреди группы одетых ортеанцев. Они, вероятно, были из других телестре и что-то кричали, спрашивали, протирали глаза, застегивали пояса с мечами и поправляли свою одежду.

Эвален попросила их помочь нам.

Мимо нас пробежала группа стражников. Наш лагерь был взбудоражен, как встревоженный рой бекамилов; тут и там звучали тревожные крики. Паника находилась под контролем, но была близка к тому, чтобы вырваться наружу.

Я смотрела, прищурившись, на вздрагивавшие огни. Вспыхнула одна из палаток.

— Постойте? — Я схватила за руку ортеанку среднего возраста. — Как далеко до вашей телестре?

— Несколько зери на север…

— Соберите ваших людей и приведите их сюда. Немедленно! Помогите нам справиться с огнем. — Она непонимающе смотрела на меня. Я стала трясти ее. — Подумайте о том, как все сухо… Вспыхнет вся земля!

Она молчала несколько секунд. Затем, куда шум огня и крики стала ближе и к ним добавилось тревожное потрескивание горящей древесины, она коротко кивнула и быстро побежала через взбудораженный лагерь. Я видела, как она вскочила на одного из лохматых скурраи, ударила его в бока голыми пятками и умчалась с бешеной скоростью. Свет звезд указывал ей путь.

Когда я обернулась, уже пылало полнеба.

Скорость, с которой огонь охватывал все вокруг, шокировала меня. Я видела, как за несколько секунд чернели палатки, затем обваливались и разлетались горящими лохмотьями. Всюду извивались лижущие языки пламени. Миллионы желтых искр взлетали в небо. С треском горела поросль сарил-киза. Темные фигуры мужчин и женщин старались затаптывать огонь, но вскоре, пока я еще смотрела на них, бросали это занятие, не имея надежды на успех.

От дома телестре прилетел еще град огненных стрел, которые тут же скрыл от моих глаз поднимавшийся черными клубами дым.

Рурик?

Не потерпевшая осады, она вознамерилась сжечь нас…

Я отбежала назад, пытаясь обходить очаги пожара. Деревья лапуур были совершенно сухими и горели как солома. Крики становились глуше. Огонь превратился в шумный ад.

Я бросилась бежать. Мелькавшее в глазах пламя заслоняло собой местность; почти вслепую я угадывала путь прежде, чем видела его в свете звезд, и бежала, как будто еще силы не покидали меня, как будто могла пробежать так всю ночь.

У меня на пути появился земляной вал. Я пробежала вдоль него, теряя последние силы, и перебралась на другую сторону по дощатому мостику. Поверх ила в самом глубоком месте поблескивала тонкая пленка воды. Когда мостик был позади, я остановилась и оглянулась.

Существует страх и существует ужас. Когда я стояла так, пытаясь отдышаться, мне стала понятна разница между ними.

В ужасе нет страха, потому что нет возможности противостоять огню (или чему-либо подобному). Тут не можешь принимать никакого решения. Только бежишь, и это все.

Спустя немного времени я встретила группу солдат и снова остановилась, едва держась на ногах. Я как раз собиралась спросить их, где Эвален, когда увидела Халтерна.

— Вы не ранены? — Увидев меня, он с облегчением вздохнул.

Мне не хватало воздуха, чтобы говорить, и я могла только кивать в ответ на вопросы.

Чернота погасила звезды; это была темнота, имевшая колеблющиеся красные края. Запах пожара приближался к нам. Воздух уже не был неподвижен, и порывистый ветер раздувал пламя.

— Марш вперед! — приказал Халтерн. — Мы встретим т'ан Эвален в Римните.

В течение поразительно короткого времени солдаты образовали колонну, вытянувшуюся вдоль тропы.

Я посмотрела назад. В ночное небо футов на двадцать поднимались, потрескивая, языки пламени, от которых валил густой черный дым.

— Она прорвала осаду, — проговорил на ходу Халтерн, — она рассвирепела; теперь мы не сможем ее задержать… Надеюсь, что огонь окружит ее и всю ее объятую мраком телестре! Пусть только попробует найти где-нибудь убежище в Южной земле…

Он задыхался и больше не мог продолжать. Мы побежали. Позади нас подобно потокам воды распространялся огонь.

Тонкие, черные хлопья пепла кружились в воздухе.

Я задыхалась, в горле у меня пересохло, воздух с хрипом вырывался из легких. Земля под ногами была рыхлой, черной и горячей. Торчали обугленные пни, оставшиеся от стволов лапуура. От земли еще поднимались серые столбы дыма. Пепел был настолько горяч, что я чувствовала это сквозь свои толстые сапоги.

Я пересекла пересохшее русло и вспаханную землю, вышла на небольшой холм и села. Мои ладони от долгой работы лопатой покрылись мозолями.

Со своего места я видела линию земляного вала, превращенного в преграду для огня. Ортеанцы рассредоточились вдоль границы выжженной земли, они сидели или стояли, разговаривали друг с другом или просто смотрели на полуденное солнце. Дым, заглянувший все побережье, постепенно начинал рассеиваться.

Звезда Каррика казалась бурным диском, рассматриваемым через едко облако дыма.

«На более высоких участках местности людям приходится тяжелее», — подумала я. От усталости у меня помутилось в глазах, но я видела, как от стоявших группами лапуур и кустов сарил-киза все еще поднимались черные полосы дыма. Я собиралась поискать людей, которых знала, но подумала: «Посади еще немного».

Дом телестре Орландис стоял вдали, превратившись в черные руины; он обрушился от жары, и полностью выгорел. Это место окружали пепел и безнадежность. Потушить огонь мы не смогли, нам удалось с большим трудом задержать его. Вообще сделать это позволили только земляные валы и скудная растительность.

Люди Эвален и жители окрестных телестре приложили все свои силы, чтобы локализовать пожар.

«Где же все-таки Рурик?» — подумала я. Я слишком устала, чтобы продолжать лгать себе. Нет, у меня не было к ней ненависти. Я могла ненавидеть ее дела, но не саму ее. Если бы она смогла уйти, если бы она уплыла за море, в Алес-Кадарет…

Я встала и медленно пошла обратно в Римнит, к другой небольшой телестре на краю выжженного пространства. Мимо меня проходили и уныло здоровались ортеанцы. Они были грязные и усталые. Я присоединилась к тем из них, что доставали из колодца воду, чтобы утолить жажду.

Ко мне подошел Халтерн, когда я умывалась над ведром воды.

— Что вы теперь думаете? — Его взгляд блуждал по видневшейся в воротах выжженной земле.

— Следует продолжать наблюдение. Где-нибудь может продолжать тлеть.

Он согласно проворчал что-то. Я спросила себя, что же такое с ним стряслось. Но это было преобладающим настроением; всеобщая подавленность казалась мне гораздо большей, чем та, какую мог бы повлечь за собой пожар, особенно когда он уже был оставлен и находился под контролем.

— Хал, что случилось?

— Эвален послала солдат, чтобы найти Рурик. — Это прозвучало так, как будто он совсем не слышал. Затем он продолжил:

— Она сожгла свою собственную землю. Сожгла свою телестре. Эта вонючая золотоглазая…

— Хал!

— Вы не можете себе представить, — сказал он, что это значит. Сделать такое… народ колдунов разрушил, погубил землю… это были Золотые, а она тоже…

— Когда мы сюда пришли, вы высказывались за то, чтобы дать ей уйти в порт.

Он молчал. Потом сказал:

— Т'Ан командующая нашла одну телестре, которая готова продать нам мархацев. Не предпочли бы вы поскорее вернуться к кораблям?

— Да, если это возможно. Тогда идемте и побеспокоимся об этом.

Я больше не упоминала Рурик. Способность понять и воспоминания — да, я могла ощутить то, что он чувствовал. Но тут дело было еще и в Рурик. Я достаточно наслушалась болтовни ортеанцев, чтобы знать, что мнение Халтерна отражало всеобщие воззрения.

Эвален находилась в главном зале Римнита, и когда туда собрались члены ее группы, она устроилась так, чтобы их накормили, и отправила после этого на патрулирование.

— Она могла снова направиться в сторону побережья. — Асше склонил свою седогривую голову над картой. — Или вглубь страны, надеясь, что сможет там спрятаться.

— Вы! — Эвален откинулась в кресле и крикнула человеку, стоявшему в углу комнаты: — Куда она отправилась?

— Я этого не знаю, — угрюмо ответил человек. Мне потребовалось некоторое время, прежде чем под грязью и пылью я узнала напоминающее богомола лицо Хана Ореина Орландиса. — Я бы сказал вам, если бы знал; тут вы можете мне поверить, т'ан.

Эвален что-то недовольно проворчала. Тут были и другие охраняемые, среди которых я увидела некоторых с типичными лицами телестре Орландис, а также людей в форме. Я узнала лица, знакомые мне по поездке в Ремонде: Хо-Телерит и рыжегривого мужчину. Значит, они отреклись от Рурик или она сама отвернулась от них…

— У вас есть сведения для Короны? — Халтерн взял бумаги, которые ему протянула Эвален. — Как долго вы еще будете оставаться в Мелкати?

— Пока не завершу поиски всюду, где только возможно. Велите другим кораблям эскортировать корабль бел-Олиньи вместе с вашим до Таткаэра; женщина из Харантиша должна ответить на массу вопросов. — Она подняла голову и увидела меня. — С'арант, я рада, что с вами ничего не случилось. Вы останетесь здесь или вернетесь в Таткаэр на кораблях?

Я чувствовала неизмеримую усталость. В Мелкати ничего не было достигнуто благодаря моему присутствию, а что касалось Рурик… Патрули уже находились на краю зоны пожара. Я думала, что они, возможно, найдут там Рурик. «Если она вышла оттуда, — думала я, — то они, наверное, уже нашли ее».

— Я буду возвращаться вместе с Хелем, — сказала я.

Наконец они нашли мне мархаца цвета ржавчины, который был очень смышленым, и я присоединилась к небольшой группе Халтерна. Была середина второй половины дня.

Покачивающийся аллюр мархаца действовал удивительно успокаивающе. Я ехала трусцой следом за остальными, солнце жгло мою голову, и я впала в состояние, среднее между сном и бодрствованием. Небо было бледно-голубым, дорожная пыль перемещалась с пеплом пожарища… Виднелись ровные, иссушенные зноем луга, прерываемые иногда небольшими возвышениями, а дальше, по другую сторону рашаку, круживших над песчаными дюнами, начиналась голубизна моря…

Мархац остановился. Я вздрогнула.

По твердой земле били копыта. Где-то шла схватка. Я увидела, как полдюжины стражников исчезли в густых зарослях лапуура. Халтерн поскакал вдоль земляного вала к мостику. Свет солнца отражался от его обнаженных мечей. Я ударила мархаца в бока, и он перешел на рысь.

Пружинистые листья лапуура не позволяли мне ничего видеть. Я вывалилась из седла и бросилась в заросли, заметив, что Халтерн последовал за мной. На поляне между деревьями я услышала крики.

— Разорительница земли! Амари…

— …сожгла свою собственную землю…

— …против Богини!

Халтерн протиснулся мимо меня на поляну и крикнул:

— Ладно, хватит, прекратили, оставьте ее в покое! Я сказал, что вам следует оставить ее в покое; да пошлет Богиня гной на ваши потроха!

На поляне стоял скурраи с опущенной головой и щипал мшистую траву, росшую между лапуур и руслом полувысохшего ручья. Рядом с животным, почти до неузнаваемости изменившаяся в рубашке и брюках, стояла Рурик Орландис.

Ее одежда была загрязнена прилипшей золой, блестел лишь харур-нилгри в ее руке. Темная грива падала ей на высокий лоб, лицо с узким подбородком выражало сильное напряжение. Глаза пылали.

Стражники рассредоточились, оставив друг другу место для свободы действий. У всех них в руках блестели обнаженные харур-нилгри и харур-нацари. В воздухе подобно электрическому напряжению повисло насилие. Лица четырех мужчин и двух женщин, обладавшие вначале каждое своей индивидуальностью, приняли сейчас одинаковое звериное выражение.

Рурик стояла пригнувшись, ее взгляд метался в сторону земляного вала. Выхода не было. Она являлась с'ан, и они медлили. Но она уничтожила землю… Возможности уже были оценены, и они испытывали невыразимое желание напасть…

— Нет, — твердо сказал Халтерн. Его голос звенел в тишине, как стекло. — Эй, вы там! Разоружите ее. Если хоть один из вас тронет ее, я выпущу вам кишки! Она будет доставлена в Таткаэр, к Т'Ан Сутаи-Телестре! А сейчас разойдитесь!

Затем он посмотрел Рурик в глаза. Между ними что-то неслышно происходило. Ее узкие губы разжались и обнажили в удивительной улыбке белые зубы. Неестественно согнутое тело расслабилось.

Меч сверкнул на солнце, когда она разжала свою шестипалую руку и бросила его на землю.

Они грубо подтолкнули ее вперед, крепко привязали ей руку за спиной и очень туго затянули веревку.

Халтерн не обращал на это никакого внимания.

Я пошла обратно, чтобы собрать мархацев и привести их к группе.

— Я уж думал, что она… — Халтерн посмотрел на меня, затем вперед, — …хотела дать им убить себя… Это было бы для нее последним выходом.

— Это было бы непохоже на Рурик. — «Может быть, если бы она являлась обычной ортеанкой, а не золотоглазой, если бы верила в то, что жизней больше, чем одна… тогда могла бы это сделать».

Ветер гнал пепел по выжженной земле. Жара действовала как оглушающий удар. Мы ехали обратно, взяв с собой Рурик, к Эвален, назад, в Таткаэр, назад, к тому, что бы ни представляло собой справедливость по отношению к союзнице Золотого Народа Колдунов.

36. ИЗГНАНИЕ

Поскольку мы плыли из Мелкати вдоль побережья, то причалили в Таткаэре лишь на рассвете пятого дня. Окна форта на западном холме блестели на солнце, восточный же холм был еще в тени.

Я стояла на краю дока, когда паромы доставляли на берег с корабля солдат Эвален. Твердая земля покачивалась под моими ногами. Я снова привыкла к волнению на море, как это произошло однажды.

— Они переправляют тех, от народа колдунов, — пояснил Халтерн, наблюдая за приближением лодки от корабля из Кель Харантиша. Затем он повернулся в сторону и сделал совершенный по форме поклон. — Т'Ан Сутаи-Телестре.

Сутафиори, сходя со своей скурраи-джасин, коротко кивнула ему.

— Т'ан Эвален здесь?

— Она везет Орландис. — Халтерн указал вперед.

— Я слышала… — женщина помедлила, — …слухи из Мелкати; город полон ими. Поджог. Это правда?

— Это верно.

Ее глаза сузились, на лице отразился сильный гнев.

— Как это было? Это была она? Рурик?

— Она это признала, а ее люди это подтверждают.

— Эта дура, это желтоглазое отродье… — Она ударила кулаком по ладони, потом усилием воли заставила себя успокоиться. — Тогда, значит, это действительно так и было. Пошлите ко мне Эвален.

Сутафиори вернулась к своей скурраи-джасин и села в нее.

Я сказала:

— Судя по тому, как она об этом говорит, можно подумать, что то было худшее, что когда-либо совершила Рурик.

Халтерн покачал головой.

— Вы из другого мира, Кристи. Интриговать — это одно, но осквернять землю… Орландис была моей подругой. Но нельзя ожидать, чтобы кто-либо из Бет'ру-элен одобрил, когда с'ан разрушает свою собственную телестре.

— Она не разрушена.

— В конце концов земля снова будет плодоносить, но связь с нею уже прервана. Телестре не может жить, когда ее предает ее с'ан.

Он пошел навстречу Эвален.

Я посмотрела ему вслед. Нет, он не мог чувствовать иначе, чем это было. Страна, история — эти вещи для ортеанцев важнее, чем отдельные люди. Я и сама могла ощущать в себе это единение с Землей.

Эвален поговорила с Сутафиори и затем подозвала к себе Асше. После этого стража доставила на берег телестре Орландис, а кроме них Курик бел-Олиньи и двух других представителей кель-харантишского народа колдунов. После короткого разговора Сутафиори уехала. Солдаты двинулись пешком следом за нею.

Мы проходили между домом гильдий и конторой начальника порта под большими воротами вверх по Пути Короны. Город, объятый утренними сумерками, был еще пуст. Мощеная улица тянулась совершенно прямой линией между восточным и западным холмами непосредственно в город, а затем поднималась вверх, к Цитадели, освещенной первым утренним светом.

Я представляла себе, что это и есть наша цель, однако Эвален дала своему войску команду двигаться через открытые ворота в Дом Богини.

Большой внутренний двор был пуст, в тишине громко журчал фонтан. Теплый ветер пробежал по моим волосам и коже и принес с собой запах срезанной мох-травы и ощущение беззаботности.

Затем, когда отряд вошел под купол дома-колодца, я увидела Блейза н'ри н'сут Медуэнина. Во мне оставались лишь злость и досада оттого, что происходили такие события, как предательство Орландис.

— Кристи, — он схватил меня за руку, когда мы отошли к расположенным в глубине сидениям, — они схватили Родион. О, Богиня! Ведь она еще почти аширен, она ничего не знала обо всей этой истории…

— Как это случилось?

— Она получила письмо от Рурик — несколько дней назад, — в котором та требовала от нее покинуть дом Т'Ан Мелкати, а поскольку Рурик является ее с'ан, что же ей еще оставалось кроме как повиноваться? Мы намеревались еще раз посетить Медуэнин, но они взяли нас по дороге туда. Кристи…

— Подождите, — сказала я. — Все прояснится. Они не могут наказывать подростков.

Я заняла место впереди, недалеко от Халтерна, Блейз сел рядом со мной. Мне было видно, как т'ан Эвален хмурила лоб. В большом помещении под куполом собралось поразительно мало людей, большинство которых составляли говорящие с землей и хранители колодца. Несколько солдат Асше охраняли около тридцати мужчин и женщин в похожих на сари одеяниях Мелкати. Присутствовали и другие солдаты.

Появилась Марик.

— Кристи, т'ан Эвален велела спросить, не устали ли вы и не предпочли бы вернуться на восточный холм Малк'ис и отдохнуть.

Я вытерла покрытые мозолями руки об испачканные золой брюки и мне стало весело.

— Скажи т'ан Эвален, что я признательна ей за заботу, однако мой долг наблюдателя обязывает меня остаться здесь и быть свидетелем всему тому, что здесь происходит.

Смуглая девушка улыбнулась.

— Я передам ей это.

Эвален, вероятно, обратилась к Сутафиори, чтобы та велела выставить меня отсюда, но я не верила, что та могла бы это сделать. Все, что можно было знать об этом деле, я уже знала.

Места вокруг углубления в полу были плотно заняты. Я узнала Хану Ореина Орландиса, Родион с ее серебристой гривой — она сидела наклонив голову и положив шестипалые руки на свой круглый живот, как бы оберегая его — и Тирзаэла, говорящего с землей, посреди группы священников в коричневых одеяниях, Эвален, Ромаре и саму Сутафиори.

Их светлая одежда и ножны мечей мерцали в полумраке. Сноп света с появлением над горизонтом солнца упал через отверстие в куполе, осветил запыленный воздух и оставил запыленный воздух и оставил верхние ряды сидений в сумраке. Свет падал на темную кожу, светлые гривы, прически со сложными переплетениями волос, на остроугольные ребра, сверкающие глаза, поношенную одежду и быстро жестикулирующие руки.

Черное жерло колодца притягивало мой взгляд, и тут я вдруг заметила, что смотрю прямо на Рурик Орландис.

Она опустила голову.

С ней обошлись неласково. Губы вспухли и кровоточили. Грязная сорочка была разорвана, так что на позвоночнике виднелось место, до которого росла грива. Ей не стали приковывать руку, и она с отсутствующим видом теребила завязанный узлом пустой рукав, потирала культю своей правой руки. Ее ноги на высоте лодыжек были скованы цепью.

Кожу ее лица, напоминавшую кожу рептилий, покрывали глубокие морщины, выдававшие сильное напряжение.

Сначала говорила Эвален, затем Асше. Сутафиори и священники молча слушали, как оба они рассказывали о событиях в Мелкати.

Как уже однажды, носившие юбки священники и сейчас наиболее ясно показывали мне, что все они были чужими: ребра, острые, как киль корабля, две пары грудных сосков, коротко подстриженные и сбритые гривы.

Люди из телестре Орландис, когда они говорили, могли бы по виду сойти и за земных людей. Но это было моим старым заблуждением в отношении Каррика.

Из солдат, бежавших вместе с Рурик, говорила только одна Хо-Телерит. Она посмотрела на Сутафиори и сунула свои широкие руки за пояс, обтягивавший ее тело выше талии.

— Заговор — это очень серьезно слово. Я — солдатка, и когда «Однорукая»… когда Рурик Орландис была командующей, мне нравилось ей подчиняться. Так же было, когда она покидала Таткаэр. — Женщина сменила опорную ногу. — Но я не разоряла землю, Т'Ан Сутаи-Телестре, я не поджигала ее. В Мелкати она сама первой выпустила первые стрелы, когда заметила, что мы ей не подчинились. Некоторые из людей Орландис сделали то же самое вслед за ней, но из нас — никто. Если бы мы знали, что это так закончится, то не покинули бы города.

— Теперь довольно поздно искать себе оправдание, — сказала Сутафиори. Затем повернулась к Курик бел-Олиньи и продолжила: — Было бы разумно с вашей стороны, если бы об этом подумали и вы, посланница.

Женщина из Харантиша поднялась со своего места.

— Она силой завладела моим кораблем!

— В этом нет никакого сомнения; принадлежащие к народу колдунов обращаются со своими инструментами в высшей степени небрежно, когда более в них не нуждаются. Нет, не думаю, что вы помогали ей добровольно.

— Очень много говорилось о заговоре. — Бел-Оленьи убрала с глаз свою обесцвеченную гриву. — Подумайте же о том, где рождаются подобные слухи. В Коричневой Башне и в Цитадели, обе из которых не очень-то дружелюбно настроены к Повелителю в изгнании. Предоставите ли вы мне компенсацию за утрату корабля по вине Орландис?..

— Я предлагаю вам следующее, — ответила Сутафиори, — остаток этого дня, чтобы вы покинули воды Южной земли, и преследование со стороны моих кораблей до Кель Харантиша, если вы нее поспешите.

Группа из Харантиша после этого покинула купол, и Сутафиори некоторое время совершилась со священниками, прежде чем продолжила говорить.

— Я всех выслушала, — сказала она, — а сейчас буду выносить приговор.

Рурик подняла голову.

— За золото народа колдунов… или за землю Мелкати?

— Слушайте меня! — Голос Сутафиори пересилил шум. — Вот мое решение: телестре Орландис больше нет.

Все заговорили наперебой, некоторые запротестовали.

— Телестре Орландис больше нет, — повторила она. — Земля должна пустовать, пока снова не придет в себя, а затем будет поделена между соседними телестре. Что касается людей… Аширен, если они не предпочтут какую-либо иную телестре, я приму в качестве н'ри н'сут Керис-Андрете. На аширен нет вины.

Закричал ребенок, и его успокоили. Две другие женщины плача склонились над еще одним ребенком.

— Что касается солдат и взрослых Орландис, то они должны быть изгнаны из Южной земли сроком на год, по истечении которого могут вернуться в телестре, которые примут их в качестве н'ри н'сут или в церковь. — Ее взгляд скользнул по рядам сидений. — Для Ханы Ореина Орландиса, разоблаченного как участника заговора, нет меньшего наказания, чем смерть.

Рядом со мной встал Блейз н'ри н'сут Медуэнин. Его покрытая шрамами половина лица была обращена ко мне; я не могла понять его выражения. — Т'Ан Сутаи-Телестре, здесь есть кое-кто, кто невиновен.

Не сводя взгляда с Орландис, Сутафиори сказала:

— Они взрослые. Она — их с'ан. Это было на них ответственности — на общей ответственности — следить за тем, чтобы она не разрушила телестре.

— А как же быть с еще не родившимся? — Страстно желая быть убедительным, Блейз указал на Родион. — Вы хотите, чтобы эти ни в чем не повинные родились вне своей земли? Т'Ан… как вы это объясните потом аширен?

— Тогда так: пусть они родятся в стране и будут приняты как н'ри н'сут какой-либо телестре или церковью, после чего их мать должна отбыть назначенное ей время ссылки. И, — добавила она примирительно, — я не сказала, наемник, что в ссылку должна отправиться лишь она одна.

Блейз тяжело опустился на сидение рядом со мной. Невысокая светлогривая женщина встала, со всей ортеанской грациозностью прошла вдоль ряда сидений, остановилась и взглянула на то место, где сидела Рурик.

Темнокожая ортеанка встала. Цепь, которой были скованы ее босые ноги, звенела на камнях.

— Итак, Далзиэлле? — спокойно спросила она.

— Чтобы это зашло настолько далеко… — задумчиво покачала головой Далзиэлле Керис-Андрете, Сутафиори, Т'Ан Сутаи-Телестре. — Разве имело когда-либо значение то, что вы были амари и в ваших жилах течет кровь золотых? Вы были лучшей по владению мечом и самой искренней подругой…

— А разве это изменилось? — осведомилась Рурик. — Я вела игру с небольшой помощью извне. Мелкати — бедная провинция, а что для нее сделала Т'Ан Сутаи-Телестре? Меньше, чем я. А я была Т'Ан командующий и Т'Ан Мелкати… Но вы пренебрегали помощью, какую я могла бы оказать вам за несколько зери земли. Придет день, когда вы об этом будете сожалеть, т'Ан.

— Послушайте меня, — сказала Сутафиори. — Вы не умрете, вы будете изгнаны из Южной земли на весь остаток вашей жизни, и вам выжгут на лице печать изгнания… я сделаю это сама! Вас будут называть «Рурик амари», и если нога ваша ступит на землю Ста Тысяч, то вы до конца жизни станете раскаиваться в этом в мрачных подземельях Цитадели.

Желтые глаза непоколебимо смотрели на нее.

— Я думаю, что будете сожалеть об этом.

— Возьмите ее, — приказала Т'Ан Сутаи-Телестре, — или я убью ее собственными руками.

Я не смотрела на то, как ее выводили.

— Вам не поручено отправляться бог знает куда, — раздраженно сказал Дэвид Мередит. — Нам нужно отбыть отсюда самое позднее в седьмой день четвертой недели, а сегодня у нас пятый день…

— Я присутствовала в качестве наблюдателя, вот и все.

— Что же вы там такое наблюдали, ради бога?

— Об этом я уже сама себе спрашивала. — Я предполагала две возможные причины его плохого настроения: Хакстон, вероятно, расспрашивал его насчет моего отсутствия, а сейчас, когда я, наконец, вернулась, не рассказала всей истории. — Одному лишь богу известно, как мне написать об этом в отчете. Это как раз одна из тех запутанных ситуаций, Дэвид. Да вам это, конечно, знакомо.

Он рассеянно посмотрел на прикрепленную к двери кабинета карту Южной земли: мозаика Ста Тысяч, дикие просторы по другую сторону Стены Мира — «Может, дикарка все еще находится в Кирриахе?» — подумала я — и загадочные символы на опустошенной местности, состоявшие из оплавленной скальной породы, представлявшие собой Мерцающую Равнину.

— Я очень хорошо это знаю, — наконец ответил он. — Сложно объяснить это Департаменту, этим ублюдкам, никогда не покидавшим Земли.

В его тоне была нескрываемая горечь. Я с удивлением посмотрела на него.

Я постепенно забыла, что кто-то еще кроме меня в Департаменте мог иметь приобретенные в чужих мирах странности, и рассматривала его только как незванного гостя. «Кто же он, этот Мередит?» — спросила я себя.

— Мне еще нужно обсудить некоторые моменты с Элиотами; большую часть второй половины дня я проведу у них, внизу. — Он бросил на мой письменный стол смятый лист бумаги. — Что касается меня, то не требуется упоминать об этом деле в отчете. Я замещал вас, пока вы были больны. Но больше не выкидывайте таких номеров.

Когда он ушел, я расправила лист. Это был мой отказ от выполнения обязанностей посла. Я долго смотрела на него, прежде чем, наконец, порвала.

— Кристи? — Марик просунула голову в дверь кабинета. — Что случилось… вы больны?

— Я смертельно больна из-за чего-то. Не знаю точно, что это. — Я прекратила теребить повязку на покрытой мозолями руке и встала, после чего у меня вырвался стон. — Давай попьем чаю. Нет-нет, садись. Я его заварю сама.

Она, тем не менее, прошла за мной на кухню, где в старой железной печке горел небольшой огонь.

«Она все еще молодая девушка», — подумала я, глядя на эту юную, невысокого роста, ортеанку со смуглой кожей, и вспомнила строптивого и испуганного ребенка, которого ко мне в качестве л'ри-ан привел когда-то Халтерн.

Дамари-На-Холме, Корбек, Стена Мира… А сейчас вот она ходила с мечами Телук и вела себя поразительно естественно, как это свойственно молодым жителям Южной земли.

— Что ты будешь делать? — спросила я. — Вернешься в Салатиэл?

— Еще нет. — Она взяла чайные чашки. Я говорила с Халтерном н'ри н'сут Бет'ру-эленом. Он говорит, что, может быть, оставит меня при дворе, при послах Короны.

Ее темные глаза прикрылись белыми мембранами, и мне было неясно, удовольствие или беспокойство они выражали. Одна из ее паукообразных рук легла на рукоятку меча.

— Он говорит, что у меня есть некоторый опыт.

Моя рука дрожала, и я пролила чай, не к месту засмеявшись.

— Ну, что же, тебе придется слушать его, при условии, что это будет так, как ты захочешь.

— Думаю, что да. — На ее лице отразилось сомнение. — Но я еще не принадлежу к такширие… Не знаю, следует ли мне об этом говорить вам, Кристи.

— Что говорить?

— О том, что сегодня произошло в доме-колодце. — Она грациозно пожала плечами. — Я не подруга Орландис, с чего бы мне передавать ее сообщения… Она спросила, не придете ли вы к ней. Думаю, сейчас она находится в Цитадели. Я не знала, говорить ли мне вам об этом или нет.

— Тебе всегда нужно рассказывать мне о подобных вещах.

Звонок и чисто пробил над освещенным солнцем городом колокол, отмечая середину второй половины дня.

— Вы пойдете?

— Ты можешь сразу седлать Ору, — ответила я; — я поеду в Цитадель и поговорю там с людьми. Этим я ей, по крайней мере, еще обязана.

— Она выразила желание, чтобы вы посетили ее. Понимаю. — Эвален скрестила руки. В падавшем через отверстие в крыше свете ее грива казалась серебристой, а глаза блестели, как стекло. Каменные стены Цитадели дышали холодом. — С'арант, это не было бы разрешено жителю Южной земли и, пожалуй, никому из иностранцев, но моя мать и Орландис… Если желаете, то можете недолго поговорить с Рурик-амари.

— Речь идет о ее желании, а не о моем. Но я поговорю с ней.

— Вас отведет туда Ромаре, — сказала она и позвала секретаря. Остерегайтесь сделать больше, чем просто поговорить с предательницей.

Молодой секретарь проводил меня вниз по каменным лестницам и коридорам, где по гладким стенам, высеченным в скальной породе, стекала вода, сконденсировавшаяся из воздуха, и в холодном воздухе от дыхания образовывался пар. Мы миновали запертые двери, прошли по винтовым лестницам внутрь скалы, на которой была сооружена Цитадель, и прошагали мимо небольших комнат, в которых возле чаш с тлеющими углями грелись и играли в охмир стражники.

Меня вежливо, но решительно обыскали, прежде чем разрешили доступ в находившееся еще дальше и глубже другое охраняемое помещение.

В нем за столом сидела Рурик. Она поднялась, увидев меня.

В комнате рядом с нею находилось пятеро ортеанских охранников. Ромаре остановился в двери. Это было крошечное помещение, где не было возможности уединиться. За нами наблюдали прикрытые перепонками внимательные глаза.

— И что же, черт возьми, вы надеетесь от меня услышать? — выпалила я наконец.

Она прислонилась к стене и выдала знакомую мне улыбку. Я почувствовала большое желание ударить ее. Она дала мне понять, какие симпатии я все еще испытывала к ней.

— У меня есть одна удивительная идея… Далзиэлле большей частью уже сформулировала ее, но то, чего она не упомянула, прекрасно дополнили моя и ее дочери. — Она откинула свою черную гриву в сторону от повязки и самоуверенно посмотрела на меня. Мне вспомнилось, что сказала Сутафиори: выжечь клеймо и изгнать.

Стоя я чувствовала себя неуютно, поэтому села напротив нее.

— Сегодня вечером я отправлюсь, сказала она. — В порту стоит корабль, который доставит меня к Покинутому Побережью. А вы плывете к восточным островам?

— В седьмой день. Надеюсь, что застану «челнок».

— «Челнок». — Она повторила это слово, и оно странно слышалось из ее уст с ортеанским произношением. Это означает более далекое изгнание, чем мое.

— Я не сделала ничего, что лишало бы меня возможности вернуться. О, это некорректно с моей стороны, я знаю, — сказала я. — Да и почему я извиняюсь?

Она икнула. В ее облике не ощущалось никакого беспокойства, глаза оглядывали камеру, лишенную окон.

Почти про себя она сказала:

— Я бы хотела посмотреть на город.

— Я в это не верю, — сказала я. — Все время, когда мы ехали в Корбек, а затем в Ширия-Шенине и сейчас… Думаю, что не понимаю этого.

Мигательные перепонки прикрыли ее глаза, не имевшие белков, и те показались мне звериными, чужими и непостижимыми.

— Почему вы приплыли в Мелкати? — спросила я.

— Я хотела… не знаю.

— Мои ошибки вас не касаются. — Ее рука, темная, с ромбовидным рисунком, пробежала по пустому поясу. Она тряхнула головой. — Мне было бы проще справиться с таким послом, как Хакстон, Керри или этот врач Адаир.

— Скажите мне одно, — предложила я. — Вы приказали убить Канту Андрете или Бродин сказал правду?

— Бедняга Хараин… — Она подняла голову. — Разве не говорится, что истинным участником всех игр является случай? Это верно.

Тишину нарушали сухое покашливание Ромаре и негромкое постукивание фишек, доносившееся из угла, где вокруг чаши с углями сидели стражники.

— Почему вы хотели, чтобы я навестила вас?

— Я хотела знать, придете ли вы. Кристи, вы понимаете меня лучше, чем люди моей расы. Не угодно ли было Богине, чтобы обе мы родились не в том мире? Как вы думаете? — Она несмело улыбнулась. — Есть много миров, а вот этот — один из самых небольших. Однако это не столь важно; теперь я покидаю здесь все, и даже если вас опять направят сюда, мы больше не встретимся. Таким образом, я только хотела с вами попрощаться.

— Что вы будете делать?

Она удивилась.

— Я выжила с помощью рассудка, когда еще была аширен-амари; не пропаду и теперь.

Ромаре дал мне понять, что пора уходить. Я встала. Тут мне пришла в город мысль.

— Вы думали о Касабаарде?

— О городе Коричневой Башни? Не думаю, что там желали бы моего появления.

— Чародей не вмешивается во внутренние дела Южной земли. Во всяком случае, он меня в этом заверил.

— Посланница… — сказал от двери Ромаре.

— Я подумаю об этом. На Покинутом Побережье много городов, — сказала Рурик с печальной улыбкой. Я вспомнила, что она была готова уплыть вместе с бел-Олиньи. — Да пошлет вам Богиня безопасный путь, Кристи.

Я не могла оценить, несколько искренней была ортеанка. Затем меня снова провели тем же путем и снова обыскали. После всего этого я вышла из Цитадели на свежий воздух и солнечный свет. Это был последний раз, когда я видела амари Рурик Орландис.

Наступил шестой день.

— Я не жалею о том, что придется уехать, — сказала Родион. — Медуэнин — хорошая телестре, а Рилот будет хорошей кормилицей… Чувствуете?

Она взяла мою руку и положила ее пониже своих грудей. Я почувствовала, как подрагивала ее кожа. Это были движения, не имевшие ничего общего с теми, какие производит ребенок земного человека.

Она улыбнулась. Ее грива не была заплетена, и ветер забрасывал ей волосы на прикрытые перепонками глаза. Они были золотыми.

Когда мы выезжали из Таткаэра, она явно очень постаралась выглядеть похожей на представителей народа колдунов.

Мархацы пощипывали недалеко в стороне мох-траву. Здесь, в ложбине, мы пообедали, а теперь просто сидели. Под кривыми ярко-красными зику пышно цвели лазоревые цветы тысяч. День был жарким. Марик и Блейз спокойно разговаривали друг с другом, и я видела, как молодая женщина прикасалась к своим мечам, упоминая имя Телук.

— Я так никогда и не поблагодарила вас за телестре на рее Ай, — сказала Родион.

— Да тут не за что…

— Это спасло мне жизнь. А в Касабаарде… — Ее золотые глаза прояснились. — Не знаю точно, Кристи. Когда вы покидали Ширия-Шенин, мне более всего другого хотелось отправиться с вами. Я хотела путешествовать. Теперь, после риардха, у меня уже не будет больше такой возможности. И не знаю, хочу ли вообще покидать Южную землю.

— Ведь это только на один год.

— Да к тому же в хорошей компании, я знаю. Путешествовать — ненадежное занятие, — сказала она, — но, думаю, я вернусь, а также и вы. Я знаю. Мы встретимся в Таткаэре.

— Надеюсь.

Молодой говорящий с землей, ехавший со всей группой в Медуэнин, подошел к нам и сел на землю. От него исходило такое же веселое спокойствие, какое я наблюдала и у Телук.

— Рурик-амари также вернется, — медленно сказала Родион.

— Она снова придет, — мягко согласился говорящий с землей. — Пусть огонь Богини исцеляюще подействует на нее и изгонит из ее души тот другой огонь; она т'ан Родион, будет снова жить на земле.

— Я не это имела в виду. — Молодая женщина была упряма. На нас упала тень облака, которое западный ветер постепенно гнал в направлении римонской равнины. Когда снова показалось солнце, Родион продолжила: — Я слышала, как люди говорили, что сны о предыдущей жизни, что снятся вам, говорящим с землей, это ничто иное, как воспоминания. Воспоминания о людях, которые жили раньше, передаваемые из поколения в поколение точно так же, как была передана золотая кровь Рурик-амари. И больше ничего.

— У вас есть ощущение, что это так?

— Не знаю. Вот вы, — она перекатилась по цветам тысяч и снова посмотрела на меня, — у вас не бывает снов о предыдущей жизни, С'арант, у вас нет телестре, нет связи с землей… Что значит для вас Богиня?

— Не знаю, Родион.

Говорящий с землей сцепил друг с другом тонкие пальцы своих рук и зарыл когтистые большие пальцы ног в мох.

— Вы были представлены Богине, С'арант.

— Вы слышали об этом?

Он отрицательно покачал головой. На его бритую голову упала тень; над нами плыли облака.

— Это и так заметно.

Я сказала:

— Я все еще не знаю, что это означает.

— Я тоже не знаю, — сказала Родион, но вы так живете, люди из другого мира, и для меня это непривычно.

— Как же так: не иметь телестре… Нас называют безземельными, — сказал говорящий с землей, — потому что мы покидаем свою телестре и мы — единственные, кто это делает. В церкви нет телестре. Поскольку мы не имеем земли, она вся наша. Если у вас есть хотя бы небольшая ее часть, это означает, что на остальное вы не имеете никаких прав. Это то, что должно быть продемонстрировано человеку в изгнании: если не имеешь ничего, то это означат, что имеешь все.

Ору, как я заметила, пошел в сторону, а Марик была слишком занята разговором, чтобы это увидеть. Я извинилась и пошла ловить мархаца.

Я почувствовала облегчение, уйдя от беседы, смысла которой не понимала. Эта уверенность ортеанцев… Они не боялись смерти, потому что знали, что вернутся, они не боялись боли и болезней, потому что самоубийство не являлось для них грехом. Живая история и изношенная техника — парадокс Каррика V.

Я набросила поводья Ору на сук зику. Мархац опустил голову, слегка толкнул меня и фыркнул. Я погладила его вблизи рогов, на которые были надеты колпачки.

Блейз и Марик, все еще разговаривая, играли тем временем в охмир. Я смотрела на них, лежавших под кривым зику за доской для игры и думала о Кирриахе. Эта дикая равнина из снега и камня… а сейчас — поднимающаяся от жары дымка испарений над римонской равниной и аромат сидимаата, приносимый ветром.

Блейз посмотрел вверх, его лицо в красных и белых пятнах растянулось в улыбке. Он посмотрел открытыми глазами на солнце.

— Пора в дорогу. — Его сильные руки смели фишки в мешочек. Игра навсегда оставалась незаконченной. — Вы поедете с нами дальше, Кристи? Вы еще успеете вернуться до захода солнца.

«А Кирриах, кажется, был почти лучшим временем, — подумала я, — когда нас окружали безлюдная ледяная пустыня и холод, с которыми пришлось долго бороться, и не чувствовалось ни ортеанской, ни человеческой злобы».

— Да, — сказала я, — я поеду с вами.

— Не знаю, что я забыла, — прошептала Керри Томас, — но клянусь моей жизнью, что это что-то чрезвычайно важное.

— Ну что, тогда все в порядке? — Хакстон поднялся позади нас, не дожидаясь ответа. Длинная галерея была заполнена людьми; прощальная аудиенция могла начинаться.

Керри недовольно ерзала туда-сюда и одергивала свой мундир.

— О, господи, как я презираю официальную сторону нашей профессии!

— Я бы тоже вполне без нее обошелся.

— Во всяком случае, я не доверяю ортеанцам упаковывать мои кассеты с записанной информацией… — Она замолчала, когда Хакстон начал говорить прощальную речь, с трудом произнося имирианские слова.

Седьмой день оказался настолько загруженный работой, что у меня не нашлось времени, чтобы осознать, что мы уезжали. Восточный холм Мал'ис был освобожден до утреннего звона; я все упаковала с помощью Дэвида Мередита, который сейчас разговаривал с Эвален Керис-Андрете. После этого уже не оставалось времени ни на что иное кроме того, чтобы спешить в Цитадель.

— С тем же успехом они могли бы посадить «челнок» на одном из этих ближних островов, — добавила еще Керри. — Спаси нас боже, не дай судну утонуть.

— Это хороший корабль, и если не будет тайфуна, мы доплывем невредимыми.

— Это приятная мысль, — с иронией сказала она.

Джат «Лиадине („Южный ветер“) должен был доставить нас на восточные острова, потому что совершал долгое плавание до Саберона и Кутанка.

«Где же сейчас находится „Ханатра“? — спросила я себя. — И где теперь будет жить Герен? Плывет ли он все еще на запад, к тем островам, которые, если верить проведенному спутниками анализу, представляют собой остатки огромного континента?»

Я отбросила воспоминания и вышла вперед, чтобы поговорить с Сутафиори и принять от нее последние сообщения для руководства Доминиона.

У нас получилась официальная прощальная беседа, обогащенная своеобразием и мягким юмором, типичным для ортеанского менталитета. Далзиэлле Керис-Андрете обладала сложной простотой.

— Вероятно, это не последняя возможность, при которой мы видим друг друга, — наконец сказала она.

— Я тоже надеюсь, что это так, Т'Ан.

На ней было летнее одеяние из хирит-гойена, грива лежала на голове в форме даденийских косичек, на поясе висели узкие харуры. Ничто в ней не выдавало Т'Ан Сутаи-Телестре, даже затененные глаза.

— С'арант, — сказала она, — если ваши люди примут наши условия, то пусть сообщение об этом будет передано нам лично вами. Да пошлет вам Богиня безопасный путь.

Мы спустились от Цитадели вниз к скурраи-джасин, ждавшим нас на площади. Здесь были Хакстон и Дэвид Мередит, Элиоты, Керри и Адаир, Джон Лакалка и остальные. Солнечный свет сиял на куполе дома-колодца, отражался от белых стен телестре и камней, которыми был вымощен Путь Короны.

Остановившись, чтобы успела подойти Марик, я увидела Халтерна, ждавшего в последней карете, и подошла к нему.

Мы ехали по бурящему, чужому городу под ярким, усыпанном звездами небом, и жара отражалась от высоких стен.

— Мы живем в удивительное время. — Халтерн наблюдал за спешкой и суетой, когда мы двигались к порту. — Обитатели другого мира в Южной земле… Как я полагаю, вы понимаете, что это — величайшее событие с тех пор, как Керис основал телестре… С тех пор как погибла Золотая Империя?

— У вас постепенно произойдут изменения.

Я знала, что история о Земле распространятся до городов Радуги и до Покинутого Побережья, до неизвестных стран, находящихся по другую сторону Пустошей. Как будет выглядеть Каррик V через двадцать лет?

— Возьмите нас в качестве примера. Способ межзвездного передвижения известен нам в течение времени, которое меньше жизни одного поколения, а он уже способен разбросать нас в разные стороны; он слишком нов, он стал известен нам слишком рано. Но мы приспособимся. Нам с ним хорошо.

— О, да. — В его глазах можно было прочесть веселое лукавство. — В конечном итоге у нас будут отношения, подобные тому, что у нас зовутся «н'ри н'сут» — между Землей и нашим миром. Кристи, примут ли ваши люди наши условия?

— Ограниченный контакт? Думаю, что да.

«Но примут ли они их в действительности? Должна быть исследована ортеанская технология, — подумала я: — заброшенные руины, существующие еще остатки ее в Касабаарде и Кель Харантише. Как они классифицируют Каррик V, если такое исследование будет завершено?»

— Вот, например, Кель Харантиш, — сказала я намеренно не упомянула Касабаарде. Я знала, насколько сомнительной славой этот город пользовался в Южной земле.

— Народ колдунов, понимаю.

Скурраи-джасин съехала по склону холма и направилась в сторону набережной. Халтерн убрал рукой со лба редеющую гриву и посмотрел, прищурившись, на море. Я проследила за направлением его взгляда. «Лиадине» стояла на том месте, где ранее был пришвартован корабль бел-Олиньи.

Он сказал:

— Кем бы ни был тот, кто занимает трон Повелителя в изгнании, он представляет для нас зло… А, может быть, и для ваших людей, мышление которых столь тесно связано со Ста Тысячами. Это только одна часть игры. Но если народ колдунов умалит нас в ваших глазах…

— Вы знаете, что я не могу вам сказать, каким будет у нас решение. Но, думаю, они не поддадутся этим впечатлениям.

Он задумчиво кивнул.

Скурраи-джасин остановились теперь за конторой начальника порта, где стояло двухмачтовое судно с латинскими парусами: «Лиадине».

Оно ждало полуденного прилива.

— Вы знаете, что Сутафиори предоставляет вам возможность вернуться.

— Для этого, может быть, выберут кого-нибудь другого.

Он вылез из кареты и спустился со мной вниз.

— Но было бы, несомненно, разумнее послать кого-либо, то известен и кому доверяют, того, кто знает свое дело.

— Не означает ли это, что вы не испытываете желания еще раз пережить всю эту историю с кем-нибудь другим, после того как выдрессировали меня?

— Вы знаете, что это не… — Он не договорил и рассмеялся. Его бледные глаза были чисты, как стекло.

Он был незаметным и самым обычным ортеанцем, его было легко не заменить в толпе, и все-таки он мог воспитывать новых сотрудников для посольств Короны, сопровождать Т'Ан командующего при военных действиях, делать остроумные обобщения для инопланетных посланцах и о них. Я подумала, что Халтерн н'ри н'сут Бет'ру-элен являлся, пожалуй, самым замечательным ортеанцем, какого я встретила.

Марик склонилась через край своей скурраи-джасин.

— Кристи, мне будет вас недоставать. Вы еще прилетите?

— Я думаю…

Однако в действительности я думала о восточных островах и о том, как появляется «челнок» на фоне мутного неба, там, где омывают скалу теплые, не знающие приливов воды. Девяносто дней между Орте и Землей, между Орте и домом. Пора снова вернуться мыслями к Доминиону по окончании отсутствия, длившегося восемнадцать стандартных месяцев.

Я снова привыкну к ужасной спешке, я это знаю. Привыкну к головным болям, к запахам промышленных предприятий, к оглушительному шуму в пустом, однотонном небе, к теплым квартирам, хорошей пище, мягким постелям, ко всем благам техники.

Пришло время преодолеть это первое желание — остаться дома. Время, чтобы заняться амари Рурик Орландис, ее способом видения вещей. После этого я смогу прийти к решению.

— Я думаю, — сказала я, — что иногда нужно уйти, чтобы вернуться.

Хакстон крикнул что-то с лестницы в сторону доков, где группа собиралась подняться на борт. Я видела, что рядом с ним ждал Дэвил Мередит.

Я обняла Халтерна и Марик и пошла к остальным жителям другого мира, на борт «Лиадине». Солнечный свет блестел на грязной воде гавани.

До меня доходили шум и запахи Таткаэра. Город ослепительно белел под звездой Каррика.

Звонили полуденные колокола.