Золотые камни (СИ)

Глава 17. Рождение беды

Летом тринадцатого года первого кватриона от основания Фиаламской империи на свет появилась мертвая девочка.

И только Повелительница Жизни знала, что ее любимая крошка со светлыми кудряшками и большими карими глазами на самом деле жива. Она смотрела прямо в душу, протягивала к матери руки и почти не плакала.

Когда это случилось, император был в отъезде. Императрица же этому только радовалась. Не следовало Сету Ариасу видеть эти темные глаза девочки, унаследованные от соперника. Конечно, все могло быть иначе. Брентер Райтон мог бы радоваться появлению на свет своей дочери, улыбаться и нежно обнимать жену Ольму. Но сейчас ей, коварной женщине, изменившей самому императору и своей стране, приходилось быть довольной и этим исходом.

— Посмотрите, госпожа! — Флавия радовалась, как дитя. — Она так похожа на вас!

— Похожа… — прошептала Ольма, и на ее глазах появились слезы. — Отнеси ее южанкам, пусть отвезут в Эн-Мерид…

— Но она же новорожденная, госпожа… Она не выживет в дальней дороге.

— С кормилицей выживет, — выдавила из себя Ольма, пытаясь быть безжалостной и циничной. — Здесь она точно обречена.

Флавия шмыгнула носом, но послушно завернула младенца в простыню и унесла прочь.

Потом к ней пришел сам Падший. Один, без Миритов. Ольма лежала на кровати, завернувшись в свой хитон, и глядела на него спокойно, без злобы и обиды. Она давно приняла свою непростую судьбу и надеялась лишь на то, что ее дочери дадут пожить без страданий. Ведь младенец совсем ни в чем не виноват.

Падший смотрел на нее свысока, скрестив на груди руки. Совсем, как карающий Страж.

— Поздравляю тебя, Ольма Ариас, — его голос звучал тихо, надменно, почти угрожающе. — Сегодня ты спасла мир Акеман от погибели.

Она позволила себе язвительную улыбку, несвойственную ее кроткому нраву.

— Разумеется, о, Падший. Ведь я же — сама Жизнь.

— Я внушил всем слугам — от главы стражи до последней помощницы повитухи — что девочка родилась мертвой. Твоя комнатная девка отправится вместе с ребенком в Эн-Мерид.

— Что, даже не свернешь ей шею?

— Мне незачем, — спокойно объяснил Подменыш. — Это твоя забота, чтобы она молчала. Я всего лишь делаю основу для этого.

Ольма не поверила его лживым словам. Не будь ему дела до происходящего, он бы не приказывал Миритам схватить Брентера, не выносил бы им обоим суровый приговор, и не суетился бы здесь, нанося морочную пыль на умы людей.

Но она ничего не сказала Падшему об этом. Лишь задала давно тревожащий ее вопрос:

— Что с Брентером?

— Не тревожься, милая. У твоего любовника родился сын.

Сердце пропустило удар. А она и забыла про Селму, простушку из западной деревни! Брентер выжил в Арании, вернулся к ней, и они будут вместе растить общих детей. А ей, Ольме, предстоит коротать остаток дней с императором… нелюбимым… ненавистным… постылым… Главное — не разрыдаться от этой мысли, не поддаться отчаянию! Она должна жить ради себя, ради маленькой девочки, которую вот-вот увезут на юг страны.

— Я назвала ее Филлис, — прошептала женщина чуть слышно. — Пусть ее так зовут в приемной семье.

Падший безразлично кивнул.

— Как тебе будет угодно. Знай только, что ей не суждено стать ни Жизнью, ни Смертью.

— Я буду рада, — Ольма смахнула с глаз набежавшие слезы, — если она проживет долгую и счастливую жизнь без магии.

Снова кивнув, Падший быстро исчез, растворившись в жарком летнем воздухе. Грешная императрица осталась одна.

Она знала, что уже никогда не сможет взять на руки дочь, приласкать ее или спеть колыбельную. Но так надо. Однажды малышка Филлис узнает обо всем и сможет ее понять. Оставалось надеяться, что не станет искать встречи с императрицей.

А старая Алия Анвар недавно потеряли дочь. Филлис сможет ее заменить. Эта мысль помогла Ольме успокоиться и принять происходящее, как должное.

Прошла пара недель.

Она провела несколько тревожных и бессонных ночей, пытаясь примириться с жестокой действительностью, и в конце концов ей это удалось. В свою последнюю ночь без императора она увидела поразительно реальный сон — там пожилая почтенная женщина по имени Алия Анвар держала на руках веселого младенца.

— Филлис… — простонала Ольма, протягивая руки к дочери.

Она хотела, было, подойти к Алии, но та оказалась на большом расстоянии. Сколько бы Ольма ни делала шагов, ничего не менялось. Более того, старая листарка вообще не замечала Повелительницу Жизни, пока та не поняла, что ее здесь и не должны видеть. Иначе магическому балансу угрожает опасность.

Проснувшись с бешено бьющимся сердцем, Ольма несколько минут лежала в постели и обреченно смотрела в потолок. В этот момент она полностью поверила в то, что ее дочь забрали навсегда, и сочла за лучшее смириться.

К вечеру она сумела заставить себя выбраться из постели, надеть платье и заменить скорбное выражение лица обычным. Хоть это было и очень непросто.

Вместо верной и расторопной Флавии ей прислали другую девушку. Печальная и ленивая Юния, с явной неохотой выполняющая приказы госпожи, не понравилась императрице сразу. Надо будет позвать хорошую служанку, но потом. Нельзя привлекать к себе сразу много внимания.

Когда вернулся Сет, Ольма смогла успокоиться и выглядеть достойно.

Она стояла на террасе, наблюдая за алым закатом. Красный цвет всегда пугал Ольму. Цвет проливаемой в бою крови и крови, дарящей жизнь, с которой каждый месяц расстаются женщины. Это объединяло Жизнь и Смерть, и это же делало их непримиримыми врагами.

Погруженная в глубокие мысли, она не заметила, как вошел Сет.

Слишком тихо он ступал, а может, она не могла услышать, задумавшись о своей огромной и несбыточной мечте?

— Ольма… — выдохнул он, оказавшись совсем рядом. — Я так рад вернуться к тебе…

— Ах!

Молодая женщина вздрогнула и обернулась к нему, пряча страх и тревогу. Она не встретила императора, как подобает, и вообще почти забыла о нем. Хорошо, что о ложной смерти новорожденной девочки не говорит во дворце только ленивый и глухой.

— Я напугал тебя?

— Да, — произнесла она тихо, опустив голову, а затем слегка преклонила колени, выражая уважение. — Я просто задумалась.

— Понимаю, — он взял ее за руку и погладил тонкие, дрожащие пальцы. — Признаюсь честно, я убит нашим общим горем.

— Наша дочь у Творца, Ваше Величество.

Сет прерывисто вздохнул, наморщил смуглый лоб, синие глаза сверкнули сталью.

— Кто виноват, моя Ольма? Повитухи, лекари, служанки? Я велю казнить любого, кто проявил неосторожность!

— Нет, не стоит, — тут же промолвила она негромко. — Виновных нет. Девочка родилась уже будучи мертвой…

Голос дрогнул. Ольму душили слезы, и она опять быстро опустила голову, пряча их. Но Сет взял ее за подбородок и посмотрел в глаза. Что он хотел увидеть в них? Боль? Скорбь? Ложь и фальшь? Быть может, страх?

— Наши будущие дети родятся живыми. Я позабочусь об этом.

— Как же, Ваше Величество?

— Следующие беременности будут проходить в более уютной обстановке, — Сет легко коснулся губами ее лба. — Я позабочусь об этом лично. И более не оставлю тебя.

— Даже если возникнут важные дела?

— Даже если возникнут.

Он улыбнулся, расспросил ее о самочувствии, и ушел, пообещав вернуться через час. Ольма проводила супруга долгим взглядом, тяжело вздохнула и обняла себя руками за плечи. Думать о грядущих беременностях было непросто, ужасно, почти невыносимо, но для Сета она ценна только возможностью рождения наследника. Императору нужен сын. Родись у нее мертвый мальчик, Сет огорчился бы гораздо сильнее.

Что же, она сделает то, что должна, но после рождения сына, отстранит от себя супруга.

Так решила Ольма Ариас, урожденная Кроун, продолжая наблюдать за кровавым закатом, и стараясь не думать ни о любимом мужчине, ни о крошечной дочери, которую сейчас баюкает чужая женщина.