Золотой шар

Глава 2. Лес и ловушки

— Забирай левее, — шепотом показывал Семен Тимофеевич. — Еще… еще… Я здесь вчера был… Тряпочки повязывал…

На кустах действительно белели полоски материи.

Все, конечно, знали, что там, где ты прошел сегодня, назавтра можно попасть в ловушку. Но Семену Тимофеевичу верили безоговорочно, потому что у него было чутье. А чутье в Зоне ценилось дороже золота.

— А почему? — не удержался и спросил Костя.

— Да потому что он здесь, почитай, тридцать лет лесничим служит, — ответил Куоркис. (Костя узнал его по голосу.) — И ни разу ни в одну историю не влип. Правда, в прошлом году случилось. А мы его спасли.

— Но он не виноват, — поправил Чачич.

— Я и не говорю, что он виноват. Просто так получилось. На его дом «грибница» напала.

— А ну, а ну, расскажите! — попросил Костя, стараясь запомнить каждое слово, чтобы потом написать репортаж.

— Это такая штука, — объяснил Чачич, — появляется ниоткуда, идет напролом через лес, и есть деревья со страшной силой, ну и мы…

Вдруг движение впереди замедлилось, и они остановились.

— Пойду узнаю, что там, — сказал заволновавшийся Чачич.

— Ты не обижайся на нас, — сказал Куоркис, снимая шлем, чтобы их никто не слышал. — Мы ведь все прошли Чернобыль. Психики у нас нет никакой. Так что терпи.

— Я и терплю, — покорно согласился Костя.

— Кажется, кого-то нашли, — прибежал Чачич. — Пошли!

Пришлось спускаться в овраг. Большой Куоркис едва не снес всю компанию, когда поскользнулся на склоне. Место накрыли плащ-палаткой и включили фонарик. Косте с трудом удалось втиснуть голову между чьих-то плеч. На земле в куче прошлогодней листвы и веток лежал труп в супер-форме сталкера и в полумаске. Костя даже сморщился, ожидая почуять запах тлена, но, к его удивлению, совсем ничем не пахло, кроме прелых листьев и мхов. Над трупом склонились Венгловский и Калита, обыскивая его. Лицо у трупа было черным и сморщенным, как у мумии, но не разложилось.

— Кажись, я его знаю, — покрутил головой Сергей Чачич. — Точно, это он!

— Кто? — чуть обернулся Калита.

— Майор Кальтер. Мы его три года искали. Ушел в Зону и не вернулся. Хитрый, гад!

— Фашист, что ли? — спросил Костя.

— Почему, фашист? Просто немец. Военный разведчик. Маскировался под нашего.

— Сволочь! — сказал кто-то и пнул покойника.

— Этот район когда-то принадлежал Украине. Немцы здесь вовсю шарили.

— Андрей Павлович, может, его наши уконтропупили? — высказал предположение Жора.

— Если бы наши, — выпрямился Калита, — от него за три года ничего не осталось бы. Скорее всего, на «шип» наступил. Есть здесь такая гадость. Растет как раз в таких сырых местах. Этот «шип» вспрыскивает в человека совсем мизерную дозу парализующего яда, но человек мгновенно теряет способность двигаться. «Шип» еще из живого человека выпивает все соки, пока не остаются кожа да кости. Даже собаки не едят.

— О, нашел! — воскликнул Венгловский и показал удостоверение.

Все увидели черно-красно-желтый флаг и убедились в правоте слов Сергея Чачича.

Труп забросали листвой и ветками. Андрей Дубасов плюнул и выбрался из оврага.

— Ни хрена! — сказал он. — Я эту сволочь хоронить не подписывался. Они у меня во вторую мировую под Витебском полдеревни родни сожгли. Мне их любить не резон.

— Вольному воля, — ответил кто-то, кажется, Жора Мамыра, который по молодости плохо знал историю.

Калита, Венгловский и Семен Тимофеевич устроили под плащ-палаткой совещание. Костя хотел было завалиться подремать, но вспомнил о «шипе» и лишь присел на траву. Светало, но в лесу все еще было сумрачно. Над черными верхушками елей скользила бледная луна.

— Костя… — позвал Калита. — Сабуров!..

Костя очнулся. Он все-таки успел задремать. Эти несколько минут сна вернули ему силы.

— Я здесь, — ответил он шепотом.

— Иди сюда.

Костя подлез под плащ-палатку. Ему было любопытно.

То, что он увидел, привело его в изумление. Конечно, он знал, что такое «планшетник». Но чисто теоретически. Отечественная наука сумела скопировать инопланетную технику. С помощью настоящего «планшетника» можно было путешествовать по любой планете. А с помощью копий — только в заданном районе. Да и то лишь в одном масштабе, хотя даже жалкие копии стоили баснословно дорого. Что говорить об оригиналах. Две раскрытые карты были совершенно идентичными оригиналами. Однако на одной был нанесен маршрут, а другая оставалась чистой. Вот о какой карте шла речь, понял Костя.

— Я хотел тебе показать, что мы делаем и куда идем, — сказал Калита, — чтобы ты не терялся.

Костя понял, что если бы он «не сдал» экзамен на мосту, его бы не пригласили на совещание. А может, и приглашать было бы некого. Юра Венгловский ободряюще подмигнул ему — мол, не робей!

— Смотри, — сказал Калита, — мы здесь, — и ткнул пальцем.

Масштаб карты увеличился, и Костя узнал овраг, в котором закопали майора Кальтера, и даже кусты, под которыми они вчетвером сидели.

— А если так, — палец Калиты совершил маневр, — мы попадем сюда.

Карта изменилась и выросла до невероятных объемов. У Кости закружилась голова. Под ними лежал город Припять. Они словно зависли на большой высоте. Квадраты девятиэтажек образовывали улицы, между ними были разбросаны переулки и парки. В центральном парке торчало ребристое «чертово колесо».

— Больницу видишь?

— Да, — ответил Костя, хотя на самом деле ничего не видел.

— Вот она!

— Ага.

— Выброс из Зоны, а точнее, из Дыры как раз на левое крыло и пришелся.

— Понял, — сказал Костя, хотя ничего не понял.

Потом он сопоставил: все они в этой больнице лежали и все почему-то выздоровели. Но что это значило, он еще не осознал, точнее, ему никто ничего толком не объяснил.

— Сейчас мы придем в город. Семен Тимофеевич облюбовал хорошее место. Мы там сядем и будем ждать. По всем расчетам, Дыра вот-вот должна открыться. Дыры без Выброса не бывает.

— А я слышал, что бывает, — сказал Юра Венгловский.

— Бывает, еще как бывает, — заверил его Семен Тимофеевич.

— Не-е-е… Я думаю, что она не откроется, — возразил Юра Венгловский. — С чего ты решил, что она откроется? Месяц можно ждать, когда она откроется.

— Спокойно, — сказал Калита. — У меня предчувствие.

— У меня тоже предчувствие, — возразил Венгловский.

— Что ж нам, возвращаться? — спросил Калита таким тоном, что лучше было на этот вопрос не отвечать.

— Не знаю, — пожал плечами Венгловский. — Ты командир, тебе и решать.

— Ладно, — решил Калита. — Тогда двигаем вперед.

— Я думаю, — сказал молчавший до этого Семен Тимофеевич, — надо сойти с маршрута.

— Почему? — в один голос спросили Калита и Венгловский.

— У меня тоже предчувствие.

— Оно на чем-то основано? — осторожно спросил Калита, хотя знал, что зря спрашивает. Никто тебе не ответит точно, подумал он, потому что это Зона. В Зоне алогичные законы, а у таких людей, как Семен Тимофеевич, вырабатывается некое чувство на опасность. Правда, людей таких раз-два и обчелся.

— «Великая тень» была? — спросил Семен Тимофеевич.

— Была, — кивнул Юра Венгловский.

— Ушла она не по своей воле? — Семен Тимофеевич почему-то посмотрел на Костю, которому вдруг захотелось провалиться сквозь землю.

— Не по своей, — согласился Юра Венгловский.

— Сейчас все «поля» и ловушки в данном районе в лучшем случае сдвинулись, а в худшем — перемешались. Так всегда бывает…

Тогда бы они благополучно прошли, понял Костя то, что не договорил Семен Тимофеевич. Выходит, я для них разрядил ситуацию и я же виноват, что какие-то «поля» перемешались. Ему стало горько оттого, что его так безжалостно использовали. Он вылез из-под плащ-палатки и пошел в темноту.

— Ты куда?! — удивился Калита. — Костя!

Но он шел, не разбирая дороги, и слезы обиды душили его. Я к ним всей душой, а они… всхлипывал он, как школьник.

— Костя! — услышал он злой шепот и вовсе свернул в какие-то кусты, потом еще куда-то, и еще, и забился под ель, переживая позор и унижение.

Больше никогда, думал он, никогда не буду… А что «не буду», он так и не понял. Просто «не буду», и все! — думал он, сжимая винтовку, которая стала ему роднее всех этих сталкеров.

Вдруг он увидел какие-то фигуры. Он, оказывается, сидел недалеко от дороги. Он хотел их окликнуть, но вовремя прикусил язык, каким-то шестым чувством распознав врага — недавних немцев. Они столпились и смотрели в сторону Кости, поэтому он решил сменить позицию. Это было очень логично — взять да сменить позицию. Стараясь не шуметь, он подался в сторону, не выпуская немцев из поля зрения, и когда ткнулся лбом во что-то твердое, понял, что со стороны дороги его не видно. Отлично, решил он и примостился за огромным пнем, положив на него винтовку. Между тем, немцы растянулись в шеренгу и вступили в лес.

Там же наши! — ужаснулся Костя и уже собрался поднять тревогу, но сообразил, что вот этого как раз делать не стоит. Поэтому, поймав на мушку то ли человеческую фигуру, то ли дерево, выстрелил.

Винтовка, так показалось Косте, грохнула на весь лес, весьма чувствительно ударив его в плечо, и немцы тут же куда-то пропали. Только кто-то стал кричать не по-русски. К крикам добавился русский мат, и Костя, не долго думая, еще два раза пальнул на крики, и каждый раз винтовка словно лягалась. После этого он только и делал, что отползал, пятясь, как рак. А от пня, за которым он прятался, полетели щепки. Кроме этого на голову Косте посыпались ветки, листья и кора деревьев. А он все отползал и отползал, волоча за собой винтовку, и боялся в этот момент не немцев, не пуль, свистевших над головой, а «шипа», который, по словам Калиты, мог парализовать человека в мгновение ока.

Стрельба внезапно прекратилась. Костя услышал команды по-немецки, стоны, торопливые шаги справа и слева, и понял, что его окружают. Вскочил и, не разбирая дороги, кинулся прочь. Его, как и в первый раз, охватил панический страх. Этот страх был сильнее разума. Он заставлял бежать так, что сердце упиралось куда-то в горло и дергалось там, как лягушка, проткнутая булавкой. Бежал он, впрочем, недолго.

На этот раз они взялись за него всерьез — даром, что ли, полицаи: делали три шага, замирали и слушали, а потом стреляли трассерами на шум. Он это понял после того, как пуля пролетела над самым ухом, и поэтому передвигался теперь исключительно ползком. Большим плюсом было то, что он знал этот участок леса да и карту запомнил, поэтому ориентировался легко и избежал оврага, где лежал майор Кальтер. Кто-то из немцев угодил в него и долго матерился по-русски, коверкая слова. В лесу заметно посветлело, и Костя легко находил белые тряпочки, повязанные Семеном Тимофеевичем, и снимал их. Он совсем забыл, что лесник передумал идти по этому маршруту, и в тот момент, когда убрал с березовой ветки очередную тряпочку, замер. Он и сам не понял, почему так сделал — просто замер с поднятой ногой в предчувствии беды. «Шип», что ли?

Немцы и полицаи уже были тут как тут, рядом, в каких-нибудь десяти-пятнадцати метрах. Костю скрывал от них лишь густой ельник. Страх неизвестности был настолько велик, что Костя предпочел бы попасть к ним в руки, чем быть заживо высосанным какой-то хищной тварью. Медленно и осторожно сделав шаг назад, Костя присел и посмотрел на землю. Вот что его смутило — тропинка. Хорошая, удобная тропинка, усыпанная влажными листьями. Она начиналась прямо за березой и убегала в широкую светлую лощину, что было очень необычно. Пойди Костя левее или правее, тропинка показалась бы для него более привлекательной, чем пробираться через чащу. Костя стал отползать под елки.

— Эй, Петро, — сказал кто-то так близко, что Костя покрылся холодным потом, — ничего не бачишь?

— Да хиба это еж?

— Какой еж? Белены объелся?

— Еж, точно еж, я видел парочку, — сказал кто-то третий.

Этот третий, с сиплым голосом, был старшим, и его послушались.

— Ну, что там? — спросил он.

— Да утек, наверное. Тропинка.

— Бараско, а чего ты тогда стоишь? А ну проверь!

— Чуть что, Бараско… — проворчал полицай, но пошел, неловко переминаясь, как стреноженный конь.

Шея у него была повязана грязным бинтом, и он ворочал ею, словно она у него болела.

— Я тебе поворчу, я тебе поворчу! — сказал вслед ему человек сиплым голосом.

Бараско не хотелось лезть в мокрый ельник, поэтому он обошел его сверху по косогору и спустился вниз. Костя увидел его удаляющуюся спину. Несколько раз Бараско оглянулся, словно прощаясь.

— Хлопцы, вот его следы! — обрадованно крикнул он, показывая на тропинку.

После этих слов Костя перестал дышать. Ему хотелось одного — как можно быстрее покинуть это место. Три или четыре человека, среди которых был и немец в мундире мышиного цвета, ступили на тропинку и скрылись в лощине. Вдруг там что-то произошло. Такого звука Костя прежде не слышал. Больше всего он походил на утробный хрип, только очень короткий, и на звук ломающихся костей, который был еще короче, словно звуки захлебнулись сами в себе, словно их погасили в зародыше.

Полицаи и Костя впились глазами в тропинку, должно быть, все сразу вспомнили, что это не просто лес, а Зона. Несколько томительно-долгих секунд ничего не происходило. Костя потихоньку закапывался в прелые иголки, полагая, что так должны делать все сталкеры. Потом из-за поворота выбежал тот самый Бараско. У него было лицо смертельно перепуганного человека. В одной руке он тащил «шмайсер», а в другой — человеческую голову, и однотонно голосил на высокой ноте: «А-а-а!» За ним стелился кровавый след.

Ничего не видя перед собой и, похоже, мало что соображая, Бараско взбежал на бугор, сунулся в спасительный ельник и стал быстро-быстро закапываться рядом с Костей, твердя одно и то же:

— Петро… Петро… Петро… А-а-а!..

Голову, однако, он аккуратно положил рядом со «шмайсером» на землю. На некоторое время он замолк, потом взглянул на нее и снова закричал, тонко, как жеребенок:

— А-а-а!..

К своему ужасу Костя понял, что голова принадлежала тому самому Петру. Он тихо спросил:

— Что ты видел?

— Не знаю… не знаю… — подняв на него белые глаза, твердил Бараско. — Там!.. Там!.. — он показал в лощину, не отрывая взгляда от Кости и ища на его лице объяснение тому, что произошло.

Только тогда Костя сообразил, что Бараско весь залит чужой кровью и забрызган мозгами, а к плечу у него прилипли чьи-то кишки, из которых сочилось что-то желтое. Костю вырвало, причем одной желчью, потому что больше в желудке ничего не было. Он вдруг вспомнил, где находится, и быстро пополз вдоль ельника, подальше от лощины и полицаев. Однако полицаев и след простыл. Их словно корова языком слизала. Даже тот, кто сидел в лощине и так иезуитски тонко заманил людей в ловушку, предпочел убраться, освободив дорогу. Словно он получил удовольствие и спрятался в своем логове, затаившись до следующего раза. Косте вдруг пришла в голову совершенно дикая мысль, что происходящее вокруг — просто длинный кошмар, который все еще снится ему к избе Семена Тимофеевича. Он огляделся и понял, что это не так. Лес был тих и пуст. Даже птицы молчали. Высоко в небе одиноко плавал БЛА. Костя верил и одновременно не верил своим глазам. Так ведь не бывает, твердил он себе, не бывает. Но раз «дровосек» ушел, то и тропинка должна пропасть. Это будет лучшим доказательством его присутствия в Зоне. Он заставил себя вернуться и очень осторожно выглянул из-за косогора. Действительно, там, за березой, где начиналась злополучная тропинка, теперь был девственно чистый косогор, без листьев, цветов и сухих травинок, как в английском парке — подстриженный, ровный и ярко-изумрудный. И все-таки где-то здесь затаился морок и звал, и манил к себе жгучей тайной… Быть может, он даже раскинул невидимую сеть, чтобы кто-нибудь из людей в ней запутался, как запутываюсь я, думал Костя, окончательно теряя остатки страха. Не в силах противиться своим желаниям, он сделал шаг и услышал:

— Не ходи…

— Я только загляну, как тогда, на мосту, и вернусь, — объяснил он лесу.

— Ты не вернешься, как и они, — ответил ему лес.

— Гляну одним глазом, — канючил Костя. — Что в этом плохого?

— Он заманит тебя!

— Кто?

— Сам увидишь, но будет поздно.

Костя словно очнулся: на обрыве сидел полицай, свесив ноги, и болтал ими, как ребенок.

— Ну что, понял?

Ах ты, гад, подумал он и вернулся.

— Ты чего?! — спросил он.

— Я-то ничего, а вот ты чего?

Костя вмиг остыл.

— Спасибо тебе… — буркнул он в сторону.

— Бывает, — сказал полицай. — Заманивает он тебя. Заманивает.

— Как это так? Я думал, он ушел.

— Даже я струхнул. А мне как бы и не полагается.

— Почему?

— Я же полицай. На мне уже и так не мерено, — и тряхнул плечами, на которых действительно все еще не высохла кровь.

— Ладно, — сказал Костя, окончательно приходя в себя, — я пошел, — и закинул винтовку на плечо.

— Погоди…

— Ну? — Костя обернулся.

— Возьми меня с собой?

— Не могу.

— Возьми. Я не подведу.

Костя задумчиво посмотрел на него. Я сам не знаю, куда идти, подумал он. Зачем он мне?

— Надоело с ними бегать. Убьют они меня рано или поздно, — пожаловался Бараско.

Врет, наверное, — подумал Костя и спросил:

— А ты откуда знаешь?

— Гестаповец выстрелит. Пуля вот сюда попадет. — Бараско показал на шею, которая была обвязана грязным бинтом.

— Да откуда ты знаешь?!

— Я уже сотни раз умирал. Надоело. Больно очень. Психика не выдерживает. Хочу судьбу изменить. — И добавил, видя, что Костя смотрит с недоверием: — Пусть меня Зона сожрет, если вру!

— Ты что, давно здесь бродишь? — удивился Костя.

— Да с самой войны, с сорок третьего. Не веришь?

— Верю, — пожал плечами Костя. Какая мне разница, подумал он. — Только странно это все.

— Я понимаю: я полицай, а ты современный человек. Полицаи — маленькие люди. Нам ничего не объясняют. Пришел офицер и отдает команды.

— Ну и что ты от меня хочешь?

— Возьми меня с собой. Я тебе пригожусь. Я здесь все места знаю. Хотя, сам понимаешь, Зона каждый день другая.

— Ну хорошо, — неохотно согласился Костя, не представляя, что из этого может выйти. — Только «шмайсер» мне отдай!

— Конечно! — радостно воскликнул Бараско, — все равно от него толку мало.

И действительно, что с ним делать против «дровосека», — молча согласился Костя.

Они пошли, беседуя, как два товарища, Бараско при этом старательно отдирал с рукава значок с тремя буквами УОА. Костя на него косился и расспрашивал:

— Так что ты видел?

— Практически, ничего, — отвечал Бараско. — Мясорубка. Мне повезло, что я шел последним. Он до меня просто не дотянулся.

— Кто «он»?

— Да этот, как ты его называешь?

— «Дровосек»?

— Ну да, «дровосек». Точно сказано.

— А как он выглядит?

— Да я понять не успел. Рука у него в виде ковша.

— Он что, быстрее человека движется?

— Точно! — сказал Бараско. — Быстрее глаза!

Ага, с удовлетворением подумал Костя. Теперь хоть есть за что-то уцепиться. Теперь можно и приспосабливаться.

— Как же нам его избежать?

— Для этого есть старый испытанный способ.

— Какой?

— Гайка и бинт, — Бараско похлопал по карману твидового пиджака. — Только у меня вместо бинта бечевка привязана.

Тропинки были «холодными», но Семен Тимофеевич все равно остерегался каждого поворота, каждого склона и куста, и вывел сталкеров к городу без приключений. Они благополучно избежали ловушек: трех «капканов», пары «вихрей» и «рока судьбы». Ловушки средней паршивости, хотя последняя была по-настоящему опасна — в виде бочки-контейнера она двигалась по периметру определенного района, и никто этих маршрутов не знал, кроме самой. Смельчаки же, которые охотились за бигхабаром, сколько ни пытались, а взять «рок судьбы» не могли. Не шел он ни в сети, ни в электронные капканы, не реагировал ни на выстрелы из АКМ, ни на гранатомет, ни на лазеры. Казалось, ему все нипочем. Но знатоки поговаривали, что раз в год «рок судьбы» раскрывается и из него сыплется хабар. Причем, такой редкий, что выследив, когда распахнется «рок судьбы», сталкер после этого мог спокойно бросать свою профессию. Главное — уловить момент, и ты богат на всю жизнь. А убивал «рок судьбы» очень просто — электричеством, молнией — иногда совсем не того, кто находился рядом, а на выбор, того, кто ему приглянулся. Поэтому большинство сталкеров при виде «рока судьбы» разбегались кто куда.

— Все! — сказал Семен Тимофеевич. — Дальше я не пойду.

Они находились перед промзоной, состоящей из разрушенной теплостанции и сети коммуникаций, за которыми среди пирамидальных тополей высились девятиэтажки. В третью справа и нужно было попасть.

— Ты что? — удивился Калита. — Ты же обещал довести до квартиры!

— Помню, — спокойно ответил Семен Тимофеевич. — Я свои обещания держу. Только и ты обещал не приносить людей в жертву.

— Но ведь все обошлось, — напомнил Калита и сжал губы.

— Если бы не обошлось, я бы с тобой и шага не сделал. Только ты не забудь, что так проклятия не снимаются, что «Великая тень» все равно придет и никого не пощадит.

— Зато мы прошли и знаем, что журналист везунчик, что он прирожденный сталкер в лучшем смысле этого слова.

— Но все равно пропал!

— Ну, знаешь, отец! — возмутился Калита. — Это Зона, а не детский сад!

— А ты сам вспомни, как я тебя натаскивал?

— Тогда было другое время. И вообще!..

Прибежал Жора Мамыра:

— Андрей Павлович, Дубасов кличет!

— А по связи нельзя?

— Да он боится по связи.

— Вообще-то, правильно, береженого бог бережет. Не дай бог нас подслушивают. Вот что, Семен Тимофеевич, ты меня подожди, не уходи, мы еще с тобой не договорили, — и Калита побежал вслед за Жорой.

Однако, как только они приблизились к протоке, поросшей тростником, то сбросили темп и пригнулись, хотя Калите можно было идти, не таясь — броня «булат» окрасилась в желто-зеленый цвет камыша. Но привычки сталкера взяли верх.

— Я здесь… — отозвался Андрей Дубасов из-за кустов ивы.

Оказалось, он поменял дислокацию. И правильно сделал.

— Путь закрыт, — сказал он.

— Как закрыт?! — воскликнул Калита и заскрипел зубами.

— Юра по «планшетнику» усек снайпера.

Калита принялся разглядывать теплостанцию. Крыша была проломлена упавшим краном, и его проржавевшие конструкции торчали, как сломанный тростник на болоте. А за теплостанцией возвышались две трубы. Правда, от одной из них осталась только половина, но вторая могла при случае служить прекрасным ориентиром.

— Может, ошибся?

— По «планшетнику-то»? — удивился Дубасов. — Я потом еще одного обнаружил чисто визуально. Да они и не очень-то маскировались, словно не ждали нас.

Это не понравилось Калите, у него как будто были другие соображения.

— Стоп! — воскликнул он. — А не подстроил ли это все наш лесник? А? Завел на засаду и бросил! Точно! Я всегда говорил, что меня обдурить нельзя!

— Да ты что?! — изумился Дубасов. — Он тебя маленького на руках носил!

— Люди, как и времена, меняются, — буркнул Калита. — Леонид… Леонид… придержи Семена Тимофеевича, — включил он связь. — Как «ушел»?! И ты отпустил?! А ну быстро за ним и верни! Но без фанатизма! Все, амба! Нас предали, — сообщил он, ни на кого не глядя.

Тяжелая снайперская пуля, посланная из разбитой теплостанции, ударила Калиту в шлем. Будь на нем не комплект «булат», а что-нибудь попроще, и попади пуля не по касательной, а перпендикулярно, валяться бы Калите с дыркой в голове или со сломанной шеей. А так он всего лишь отделался контузией, и через минуту они все втроем благополучно отступили под защиту леса. Правда, Калиту мотало из стороны в сторону, но к этому он был привычен. Хороший глоток водки привел его в чувства, хотя левый его глаз налился кровью и стал плохо видеть.

С высокого берега хорошо были видны многочисленные коммуникации труб, с проложенными между ними и метелками камыша ветхими мостками. До сегодняшнего дня этот проход считался самым безопасным: загруженные хабаром сталкеры пройти здесь не могли, а желающих попасть в город попросту не находилось. К тому же этот район был чист от радиации. Многочисленные дожди за много лет смыли все изотопы в реку, и теперь они лежали в ней под толстым слоем ила и грязи и хотя тоже способствовали появлению монстров, но все-таки земного, белкового типа, и потому менее опасных.

Стало быть, прикрывали район теплостанции чисто случайно. А кто — неизвестно. То ли вояки, то ли какие-нибудь бандиты.

— Может, они черного сталкера ждут? — предположил Чачич.

Но ему никто даже не возразил, потому что черный сталкер был хорош для анекдотов, а не для реальности.

Через полчаса поиска с помощью «планшетника» и наблюдения были выявлены два снайпера с прикрытием из двух автоматчиков и гранатометчика, спящего в глубине теплостанции, который выдал себя тем, что не нанес на лицо маскировочную краску, и оно белело, как клочок ваты.

Пока разбирались с теплостанцией, Калита совершенно забыл о Семене Тимофеевиче, а когда вспомнил, то кинулись искать Куоркиса и не нашли.

— Черт! Черт! Черт! — в сердцах крикнул Калита. — Всем искать! Всем!!! — Но тут же отменил свой приказ: — Стоп! Я сам пойду! Жора! За мной!

Это была не самая лучшая мысль. Искать человека в Зоне втройне опасно. Это не по правилам. Если человек пропадал, значит, пропадал. Такова его судьба. В лучшем случае его находили случайно, в худшем — никогда. Некоторые ловушки, реагируя на чаяния и надежды человека, раскидывали невидимые сети, другие притягивались к сталкеру, как железные опилки к магниту. Иные Зоны, говорят, дружелюбнее к нашему брату сталкеру. А здесь, похоже, собрались настоящие монстры со всего света, думал Калита. Вообще, у него была своя теория и он страстно хотел поговорить с одним ученым, который всю жизнь изучал Чернобыльскую Зону. Этот человек безвылазно жил в ней и общался с миром только при помощи Интернета. Звали ученого Александр Ген. А Калита знал его как Шурика Гена, потому что они оба выросли в Севастополе, на одной улице и в одном доме.

Но на этот раз Зона отдала сталкера. В пронизанным солнечном светом лесу они вовремя заметили брызги крови на траве и жуткий предмет, заброшенный на сосну — правую руку в кевларе. Она так и сжимала АКМС — любимый калибр Куоркиса, семь и шестьдесят два сотых миллиметра.

Что явилось причиной его гибели, Калита доискиваться не стал. Бывало так, что неизвестная ловушка пропускала первого сталкера, а второго сжирала. Поэтому по знаку Калиты они с Жорой прежним путем не пошли, а двинули каждый по отдельности прямо через чащу, избегая тропинок и светлых приятных мест. Должно быть, он спешил, укорял себя Калита. Эх, не надо было его посылать. Не надо было!

Пока Калита бегал по лесу, Дубасов взял «винторез», поменял позицию в третий раз и все-таки из принципа снял снайпера, когда тот, уверенный в своей безнаказанности, проходил в глубине помещения по третьему этажу. Пуля калибра девять миллиметров пробила стекло и разнесла снайперу голову, как камень арбуз. После этого над промзоной повисла напряженная тишина. Только БЛА стал летать кругами, отреагировав наконец то ли на активность сталкеров, то ли на радиопереговоры на той стороне протоки. Но к этому времени отряд Калиты был уже далеко, и Андрей Дубасов с трудом нагнал его, хотя был одет в простую камуфляжку и бежать ему было легко. Но именно это его и спасло: сухое, изогнутое дерево, росшее на краю протоки, махнуло веткой, но не дотянулось, и серая пелена в отчаянии покрыла осоку пеленой, которая тут же растворилась в воздухе. Но Дубасов ничего не заметил. Его внимание было сосредоточенно на траве, которая хранила следы товарищей.

Дубасов знал, что теперь в городе им пощады не будет, но ведь не зря же они тащили такой арсенал.

Пришлось идти по запасному маршруту, хотя Калите он и не нравился. Рискованным он был — мимо свалки, мимо брошенной техники. Да и место почти безлесное — одни тополя вдоль дороги. А еще, конечно, радиация. Счетчик — «щелк, щелк», — считал рентгены. Да и «планшетник» в таком положении был плохим помощником, потому что ловушки оставались невидимыми.

Еще лет десять назад находились безбашенные сталкеры, которые охотились за бигхабаром. Они пригоняли в Зону краны и тягачи с платформами, на которые грузили эту самую технику. Все прекратилось в один прекрасный день после того, как такой бульдозер из Зоны, проданный по дешевке на какую-то большую стройку, завелся сам по себе стал елозить по поселку строителей сровнял его с землей. И никто и ничто не могло его остановить, пока у него не кончилось горючее. После этого пару мародеров расстреляли, а Зону окружили проволокой и минными полями. Вольница кончилась. Настали времена профессиональных государственных сталкеров «Бета». Калита и его команда были из этого разряда. С тех пор, если кому-то что-то удавалось вынести самыми невероятно-тайными путями, то было это не крупнее того, что мог унести человек. Поговаривали, что в Зону есть подземные ходы. Но Калита в это не верил. Все коммуникации давным-давно взорвали, а разговоры о черном сталкере были из области сказок.

Костя с Бараско видели, как погиб Леонид Куоркис. Они как раз вышли на опушку, и здесь Бараско бросил первую гайку. А на немой вопрос Кости, почему именно здесь, туманно объяснил:

— Я не знаю, я просто чувствую.

Потянув за собой кусок серой бечевки, гайка благополучно перелетела через невысокий куст. Костя пошел за гайкой, однако именно куст показался ему непреодолимым, и он решил обойти его снизу по склону.

— Стой! — крикнул Бараско.

Костя застыл и даже присел от неожиданности. Бараско подбежал к нему.

— Смотри! — он показал на склон.

— Ничего не вижу.

— А сухие ромашки на бугре?

— Вижу.

— Я не знаю, как вы это называете. Мы — «проплешиной» или «ямой».

— Какая же это «яма»? — удивился Костя.

Костя хотел признаться, что он новенький, что многого не понимает, но прикусил язык. Не надо, чтобы кто-то догадывался о моей скромной квалификации сталкера, подумал он. И решил послушать умного человека, ведь везет не только дуракам.

— Обычно температура такой «проплешины» выше, чем у окружающей травы. Этого бывает достаточно, чтобы там поселилась ловушка.

— Любая? — спросил Костя, с любопытством наблюдая за «проплешиной».

— Иногда под тонким слоем почвы живет «ведьмин студень», иногда «аттракт».

— А чем они отличаются?

— В «студне» кости становятся мягкими, как пластилин на солнце, и человек живет не больше пяти минут. Я знаю одного сталкера, который коснулся «студня» всего лишь мизинцем левой руки, но зато вовремя успел отрубить себе кисть. Он так ее и таскал на груди, потому что она не разлагалась и даже не высыхала, а стала мягкой, как гуттаперч. А «аттракт» действует, как горячая песочная яма. Разогревается мгновенно, как микроволновка. Человек варится в собственном соку. Понял?

— Понял.

Откуда он знает о микроволновке? — удивился Костя, но промолчал.

— Поэтому сторонись старых кострищ. А вон, кстати, кто-то и лежит… Медведь, похоже. Был такой сталкер.

Костя приподнялся и увидел ниже по склону что-то белое, похожее на кости.

— Вблизи «ям» резких движений не делай! — одернул его Бараско. — Громко не разговаривай!

Костя снова присел. Действительно, над «проплешиной» сразу возник горячий столб воздуха. Трава и деревья виднелись за ним, как сквозь линзу. Раздался странный свист. Столб неуверенно качнулся в сторону Кости и Бараско и растаял так же внезапно, как появился.

— Фу-у-у… — вытер пот со лба Бараско. — Кажись, я дал маху.

Костя с удивлением посмотрел на него: неужели они были на краю гибели? Но кто он, этот полицай? Опытен, но, как и всякий человек, допускает ошибки. Непонятно, молод или стар, ежик на голове, первая седина на висках. Шея повязана грязным бинтом. В ботинках красные шнурки. А в глазах тоска. На любой тусовке о таком бы сказали — неудачно понтит друг. На художника не тянет. Скорее — на поэта-отшельника. Диковат. Конечно, подумал Костя, потаскайся шестьдесят с лишним лет по Зоне, и не таким станешь.

— Там «аттракт» сидит, — уверенно сказал Бараско. — Уходим.

В этот момент они увидели метрах в пятидесяти Семена Тимофеевича. Тот двигался в тени деревьев, и Костя, находясь под впечатление увиденного и услышанного, не успел его окликнуть. Может быть, это даже не Семен Тимофеевич? — подумал он, с удивлением провожая его взглядом — уж слишком быстро Семен Тимофеевич шел.

Бараско тоже замер.

— Слышь, ты бы дал мне винтовку, а? — и уверенно протянул руку.

Черт, подумал Костя, таскаю сдуру. Если б он хотел от меня избавиться, у него было для этого сто десять способов.

— Держи, — и в придачу сунул ремень с патронташами.

Бараско щелкнул затвором и взял на прицел опушку леса. Только тогда Костя что-то сообразил и тоже изготовился со своим «шмайсером», хотя ему пришлось с ним повозиться — затвор у автомата был под левую руку.

Вслед за Семеном Тимофеевичем выскочил большой Куоркис. На этот раз у Кости желание окликать вообще не возникло.

Куоркис почти нагнал Семена Тимофеевича, когда попал под удар «дровосека». Все произошло так быстро, что Костя увидел в воздухе только кровавый ком, и они побежали по всем правилам сталкеров, оставив в траве три или четыре гайки. Но прогалину пересекли благополучно и упали за первыми кустами.

— А еще заметь, — сказал Бараско, на которого смерть Куоркиса не произвела никакого впечатления, — что большинство ловушек активизируются только днем. Бойся БЛА.

Костя не успел спросить — почему? Из леса выскочили Калита и Жора Мамыра. Но и с ними Косте почему-то общаться не захотелось. А вот Бараско проявил интерес:

— Интересно было бы знать, куда они идут?

— В Припять, наверное. Куда еще? — ответил Костя. — Хочешь с ними?

— Нет. Тот, кто в Зоне ходит следом, погибает первым.

— Хорошее правило, — согласился Костя и оглянулся: ни Калита, ни Жора к злополучной сосне даже не приблизились, а тут же ушли туда, откуда появились.

После того, как он наслушался Бараско, трудно было обвинить их в равнодушии. Совсем недавно Калита послал его на смерть, и Костя понял, что в Зоне каждый за себя, ну, пожалуй, кроме Семена Тимофеевича и Дубасова. Эти люди проявили к нему сочувствие.

А над Зоной беспечно плыли облака и ласково светило солнце, и Косте в его ватнике, который хоть и был облегченным, стало жарковато. Но бросить его он так и не решился, потому что остался бы в одной рваной рубахе. Джинсовую куртку он выбросил еще раньше, потому что от нее остались одни лохмотья. Да и честно говоря, голубой цвет в лесу был сильно заметен, поэтому Костя о куртке не сожалел.

Плана у них как такового не было, разве что идти вслед за Калитой, выдерживая дистанцию, поэтому Бараско предложил:

— Пойдем-ка, вооружимся, а то с этими пукалками, — он тряхнул СВТ-40, — много не навоюешь.

— А, вот ты где! — раздался голос, и на тропинке, как черт из табакерки, возник полицай. — Господин капитан страшно недоволен.

— Да… здесь… — неопределенно ответил Бараско, делая знак рукой Косте.

Но и без этого Костя сообразил и спрятался за толстым стволом березы.

— Ну пойдем, милок, — вздохнул полицай. — Господин капитан приказал доставить тебя живым или мертвым. Только без глупостей. А то смотри — как жахну! — предупредил он.

Положение осложнялось еще и тем, что винтовка у Бараско висела на плече, а в руках полицая держал пулемет-пистолет МР-40. И Бараско знал, что делает пуля калибра девять миллиметров, попадая в грудь человеку. Поэтому он сказал:

— Ты что, Степан? Я же свой. Петра помнишь? Вот ищу вас. Куда же я без своих? Пускай меня Зона сожрет, если вру!

— Знаем, знаем… — словно бы равнодушно заметил полицай. — Я давно заметил, что ты, как волк, в сторону глядишь. Ручками-то… ручками-то… не дергай!

— Да я не дергаю, окстись, Степан!

— Ну и не дергай!

— Да не дергаю!

— Кинь на землю винтовку-то! Кинь!

А Костя все никак не мог нащупать рукоять взвода затвора. По привычке он искал ее справа, как у АКМ, а она была слева. Он клацнул затвором как раз в тот момент, когда Бараско вроде бы в растерянности уронил на тропинку СВТ-40. Костя выскочил из-за березы и с криком:

— Умри, сволочь! — дал очередь поперек тропинки, на которой стоял полицай.

Он ждал, что полицай упадет, а тот все не падал и не падал, да к тому же приподнял ствол МР-40…

Не разбирая дороги, они неслись лесом.

— Ты чего так долго?! — укорял Костю Бараско. — Я уж решил, что мне конец — получу пулю от эсэсовца.

— Выходит, ты изменил свою судьбу?

— Выходит, — согласился Бараско и от удивления так резко остановился, что Костя наступил ему на ногу. — Только едва в штаны не наложил. Слушай, а ведь это дело надо обмыть!

— Где? — удивился Костя, оглядываясь на заросли молодых елок.

Он вспомнил, что не ел со вчерашнего дня, и в животе заурчало.

— Ну не здесь, конечно, — таинственно сказал Бараско. — А есть у меня одно местечко. Так, где наша труба? — Он взглянул поверх деревьев, ища главный ориентир Зоны — уцелевшую трубу теплостанции. — Значит, нам сюда! — и ткнул пальцем в чащу.

Через десять минут они ступили на хорошо протоптанную тропинку, которая привела их к широкому, как зев, люку, у которого, сидя на корточках, курил косяк бородатый сталкер в папахе черного цвета. Он мечтательно смотрел на небо в просвет сосновых вершин и сосредоточенно выдыхал дым из ноздрей. Косяк он держал легко и изящно, так держат секретарши сигарету в дорогих телестудиях. На коленях у него лежал АКМ.

— Что нового, Джангер? — спросил Бараско.

— Сижу курю, — невозмутимо ответил Джангер. — Друга жду.

— В Зону идете?

— А куда еще? Деньги всем нужны.

— Это ты на прошлой неделе на Кровавом болоте «куни-кори» взял? Говорят, самого «дантая» обманул?

Как потом объяснил Бараско, «куни-кори» — это очень слабый антигравитатор, скорее игрушка, чем серьезный хабар. А «дантая» — охранник, биологический объект с полевыми свойствами. Обмануть его трудно, но можно.

— Было дело, — выдохнул сизый дым Джангер. — Но и ты ведь не пустой идешь? — опытным взглядом определил он.

— Сидорович здесь? — ушел от ответа Бараско.

— Здесь, а где ему еще быть? Сидит Иван Каземирович, как паук в банке. А-ха-ха-ха!!!

Костя разглядел на груди у Джангера страшный талисман — гуттаперчевую кисть левой руки с большими желтыми ногтями, и понял, почему Джангер так изящно курит. Правая рука у него за неимением левой сделалась очень ловкой.

— Что, страшно, парень? — поймал его взгляд Джангер и показал культю. — От Зоны еще никто не уходил целым. — И снова засмеялся лающим смехом. — А-ха-ха-ха!!! Но ты еще молод, и тебе, возможно, повезет!

Над Зоной красиво и печально запела «кудзу». Через мгновение ей ответила другая, потом третья, и над миром полилась неземная музыка.