Точно по расчетам Калиты они вышли прямо к таинственной черной стене. В небе родился звук. Чачич сразу понял, что это по их душу и что вряд ли они сумеют предпринять что-нибудь реальное к спасению.
Из-за облаков над излучиной реки вынырнули три транспортных «чинука» в сопровождении звена «апачей» с ракетами на подвесках и пушками под кабиной экипажа. «Апачи» прошли на высоте метров пятидесяти над улицей, дали залп из пушек по черной стене и поднялись, прикрывая район и освобождая место «чинукам». То, что произошло потом, для всех, в том числе и для Жоры Мамыры, стало полной неожиданностью. Откуда-то сверху, казалось, из самих небес упала какая-то тень и раскидала вертолеты, как щепки. Эта тень имела вид огромной белой лапы. Пара «чинуков» взорвались сразу. Третий задымился и, резко отвалив, почти скрылся за крышами домов. Но еще одна такая же тень настигла его, и он взорвался, превратившись в огненный шар. Один из двух винтов просвистел над Жорой так низко, что он даже пригнулся. Винт с треском и скрежетом врезался в развалины за его спиной. Второй с краю «апач» задымил и упал в реку на радость гигантским червям. Другой стал набирать высоту. Наверное, экипаж решил, что огонь ведется с земли. Однако его сгребла еще одна белая лапа, и только после этого все увидели, как над городом идет ракета и как она ищет цель. Но оставался еще БЛА. Ракета поднялась вслед за ним и настигла его высоко над городом. БЛА перевернуло, оторвало крылья, и они долго кружились в воздухе, как семена клена, между тем, как тяжелый корпус рухнул на землю в двух-трех кварталах на востоке и взорвался.
— Вот это да! — воскликнул пораженный Чачич, который последний раз летал на вертолетах лет пятнадцать назад и отвык от подобных баталий.
Квартал был усыпан горящими обломками вертолетов и обугленными телами экипажей.
Первым спохватился Калита:
— Все! Уходим! Быстро! Сейчас здесь начнется ад!
Они побежали. Трудно бежать, когда на тебе столько оружия и экипировки.
— Справа вышка! — доложил Жора.
— Слева тоже вышка! — крикнул Андрей Дубасов, держа ее на прицеле. — А за ней еще одна, и еще.
— Наблюдать! — скомандовал Калита.
Они рассыпались по развалинам. Действительно, вдоль стены торчали вышки на железных опорах.
— У меня пусто! — доложил Дубасов.
— А у меня часовой! — крикнул Жора.
Чачич где-то замешкался, отметил Калита и скомандовал:
— Бросок на сто метров вперед до перекрестка. Сережа, держи левую вышку!
Жора в жизни так не бегал. Наверное, даже за девушками. Он пробежал эти сто метров, упал на новом рубеже и больно ударился локтями о кирпичи, но часовой на вышке даже не шевельнулся.
— Кажись, мертв? — предположил Калита.
Его «булат» давно окрасился в цвет пыли, да и у остальных маскировка была не хуже из-за той же самой пыли.
— На тринадцать часов появился объект, — доложил Дубасов.
— Вижу… — среагировал Калита.
По дороге вдоль стены ковыляла старуха, древняя, как вселенная.
— Не расслабляться! — крикнул Калита. — Жора, что видишь?
— Развалины, поросшие травой.
— Плохо видишь. Старуху прозевал. А это твой сектор.
— Извините, Андрей Павлович.
— Извиняю. Спи меньше. Кто последний видел Чачича?
— Я здесь, — раздалось в наушниках. — У нас минут десять, не больше.
Он догонял их, петляя среди развалин. В принципе, можно было и не петлять и даже не бежать. Но Чачич делал все, как положено. Сергей верил, что рано или поздно эта привычка спасет ему жизнь.
— Жора, — скомандовал Калита, — лезь на вышку. Посмотри, что там с часовым, но без фанатизма. Андрей, займись старухой.
— Есть заняться старухой, — ответил Дубасов и взял старуху на прицел.
— Чачич?
— Я здесь.
— Возьми правее, в развалины, и оглядись. Если что, прикроешь Жору и Андрея из гранатомета.
— Есть!
Сам Калита с пулеметом ПКМ сидел в развалинах церкви и одновременно следил и за старухой, и за Жорой, который уже миновал первый пролет. Всего их было четыре. Стена за вышкой по-прежнему походила на завесу из черного дыма. Только она была плотной. Даже ветер не мог ее развеять. От этого структура стены не становилась понятней.
— Старуха подходит! — напомнил Дубасов.
— Старуху уберешь, — приказал Калита.
— Ты что, командир? — удивился Дубасов. — Зачем убивать старуху?
— Старуху уберешь, это приказ!
— Извини, Андрей Павлович, но я не могу.
Старуха стала призывно махать им рукой. У Калиты мурашки побежали по коже. Он не успел выругаться. Вышка, на которую лез Жора, рывком накренилась.
— Бля! — только и сказал Чачич.
Жору едва было видно за переплетением опор. Он почти добрался до самой верхотуры, где стояла будка и находился часовой. Перепуганный Дубасов дал очередь по старухе. Жора, проявляя чудеса эквилибристики, спускался на одних руках и даже умудрялся раскачиваться и прыгать в самых опасных местах. Дубасов еще раз выстрелил по старухе, полагая, что первый раз промахнулся, чего с ним отродясь не бывало. И тут их накрыло. Но прежде Калита увидел, как вышка окончательно упала, и закрыл глаза: он по-своему любил Жору, опекал и не пускал его в опасные дела, хотя порой был придирчив. Если бы Жора погиб, это было бы самым худшим, что пришлось испытать Калите в жизни.
Больше он ничего не видел, а только почувствовал, что его приподняло и несет по воздуху. Американцы были бы не американцами, если бы не проутюжили район, где накрылись их вертолеты. Чачич знал их привычки еще по Афгану.
Калита умудрился упасть за остатки железобетонной стены и втиснуться в самую узкую щель, что и спасло ему жизнь, хотя его и вытаскивали потом всем миром.
Увидев, что Калита шевелится, Жора произнес:
— Хороший был командир!
Все засмеялись. Калита открыл глаза после того, как ему в рот влили пару капель спирта.
— Фу-у-у… — потряс он головой, сел и тут же охнул.
Болело все: бока, спина, ноги, руки, даже задница.
— Сейчас пройдет, сейчас пройдет… — суетился Чачич, делая ему укол.
Калита задышал ровнее. Боль отступала. Если бы не броня «булат», подумал он, от меня бы ничего не осталось, и спросил:
— Где Дубасов?
— Живой Дубасов, живой, — ответил Чачич. — Со старухой разбирается.
— С какой старухой? — удивился Калита.
— Старуху не убило… — потерянным голосом сообщил Жора.
— Значит, это не старуха! — Калита попробовал было подняться. — Черт знает что, из огня да в полымя!
— Правильно, не старуха, — согласился Чачич, поднося к губам Калиты фляжку с водой. — Скорее всего, «трикстер». Я сталкивался с ними еще во время аварии на ЧАЭС. Один из них возник у нас даже на борту вертолета. Мы тогда посчитали это галлюцинацией. Фотонная штучка. Их тогда много было, этих проявлений. Никто их не изучал.
Калита заставил себя подняться. Постанывая, то и дело замирая, он утвердился на ногах. Промедол слабо действовал. Утихшая было боль снова дала о себе знать.
Улицу трудно было узнать. Она попросту исчезла, так же, как и вышки — все вымело взрывами. А черная стена стояла по-прежнему. Между глубокими воронками, над которыми курился дымок, торчали «старуха-трикстер» и Дубасов.
— Что он там делает? — с тревогой спросил Калита.
— Выспрашивает, — пояснил Жора.
— Что он может выспросить у фантома? — удивился Калита.
— Не скажите, Андрей Павлович, эти «трикстеры» вполне разумны. Лучше спросите у меня, что я увидел на вышке.
— Жора, что ты увидел на вышке? — с невольной улыбкой поинтересовался Калита — уж слишком восторженным выглядел Жора.
— Есть такая ловушка «красная зарубка» или «зарубка судьбы». Очень редкая штука. В основном она окружала реактор.
— Ну и что?.. — нетерпеливо спросил Калита.
— А то, Андрей Павлович, что ловушка есть, а реактора нет.
— Да, странно, — согласился Калита, со все нарастающей тревогой наблюдая за Дубасовым.
«Красная зарубка», «зарубка судьбы», вспоминал он. И вдруг его осенило: это же знак опасности. Все, кто ее видел, погибли. Она появилась минут за сорок до выброса. В воздухе возникли кровавые зарубки. Я тогда думал, что это галлюцинации. Теперь-то, с появлением Дыры, мы сообразили, что это вневременные проявления, связанные с черной материей, капли которой просачивались в нашу реальность. Может быть, из-за этого и произошла чернобыльская катастрофа? А мы — реактор!
— Но это еще не главное, — сказал Жора.
— А что главное?
— Охранник-то был американским морпехом.
— Да ты что?! — удивился Чачич.
— Видать, они эту стену обложили по всем правилам, а потом что-то произошло, и появились «красные зарубки».
— Наверное, и техника от этого сбесилась? — предположил Чачич.
— Ну да, — согласился Калита. — Очень похоже на катастрофу четвертого реактора. Получается, что техника сбежала и стала воевать сама с собой?
— Что-то вроде того, — согласился Калита.
Но тему они развить не успели. Дубасов махнул рукой: мол, все нормально.
— Командир, — услышал в наушниках Калита, — все нормально. Баба-яга приглашает нас в гости.
— Какая баба-яга? — удивился Калита.
— Да вот она стоит.
Калита увидел, что Дубасов показывает на старуху.
— Собирай-ка манатки и мотай оттуда! — приказал Калита.
Сколько раз его спасала казалось бы излишняя осторожность. Но ведь спасала! Хоть и не всех, но он привел их сюда. Значит, кое-чего понял и кое-чему научил.
— Командир, ты не понял, она нас проведет в Сердце Дыры.
— Куда? — еще больше удивился Калита.
— Ну, мы же хотели найти «шар желаний»?
— Ладно, поменьше болтай. Я не знаю, что такое Сердце Дыры.
— А вот она, — Дубасов показал на черную стену. — Сквозь нее мы не пройдем без помощи бабушки.
— Не пройдете, милок, — услышал в наушниках Калита старушечий голос и обернулся за советом.
Дубасов и Жора, конечно же, все слышали.
— Налет может повториться, — тихо предупредил Чачич, глядя в ту сторону, откуда прилетели вертолеты, а потом и ракеты.
— Все равно нам нужно туда попасть, — добавил Жора. — Какая разница, с кем?
Жоре Калита доверял меньше всего. Интуиция у него была под пятой секса и импульсивности суждений. Молод еще был Жора для принятия взвешенных решений. Но на этот раз Калита его послушал. Устами младенца глаголет истина, подумал Калита и стал выбираться из развалин.
— Вот это по-нашему, вот это хорошо, — прокомментировал Жора.
Ох, рано радуешься, ох, твоими бы устами да мед пить, подумал Калита, но ничего не сказал. А еще он подумал, что они этот вход сами бы нашли. Правда, американцы тоже не нашли, а только понаставили вышки. Так что Жора, похоже, прав.
— Не нашли, — словно угадав его мысли, ответил Дубасов. — Эта штука непроницаема. Даже американские ракеты с ней ничего не могли сделать.
— Нечего меня уговаривать, — буркнул Калита. — Все это попахивает большой авантюрой. Держите уши на макушке, крутите головами и думайте. Учил я вас интуиции или нет?
— Но вы же сами говорили, что интуиция не терпит догм, — напомнил Жора, помогая Калите преодолеть последние кирпичный завал перед дорогой, выметенной взрывами.
Я просто за вас всех боюсь, подумал Калита и ничего не ответил.
— Между прочим, — сказал Дубасов, — следы экспедиции, которые мы искали, вели именно сюда.
— Это ничего не значит, — сказал Калита. — Сердце Дыры, могло возникнуть уже после экспедиции. Может, это и есть та Глобула, о которой так спорили наши ученые? И она не за миллиарды солнечных лет от нас, а здесь, рядом.
Старуха оказалась классической бабой-ягой: в платке, длинной развевающейся юбке и почему-то в солдатских ботинках времен нэпа. Вот блузка на ней была странная — словно из какого-то модного бутика, с блестками и яркой расцветки.
— Здравствуй, красный командир, — сказала она.
У Калиты глаза полезли на лоб. Дубасов за спиной бабы-яги подавал ему знаки, чтобы он ничему не удивлялся. Должно быть, бабуля из той, коммунистической эпохи, или даже из времен гражданской войны, решил Калита и ответил:
— Здравствуйте, здравствуйте. Извините, как вас по имени-отчеству?
— Марья Ивановна, — прокаркала старуха.
— Очень приятно, — сказал Калита. — А где же вы живете, Марья Ивановна?
— Как где? Вестимо! Вот там и живу, — старуха показала на стену. — Я вас сейчас накормлю горячей картошечкой, и первачок у меня есть, и баньку сварганю.
— Баньку — это хорошо! — воскликнул Дубасов и обернулся к Калите, — мол, как я все организовал!
И так он это здорово сделал, и так было заманчиво попариться, что даже недоверчивый Калита расслабился. Перспектива смыть с себя грязь и пот показалась ему очень заманчивой.
Марья Ивановна подошла к черной стене. Они, как цыплята, за ней. Калите это все страшно не нравилось. Не любил он непонятных вещей, когда от тебя ничего не зависит. А кто любит? Покажите мне этого человека, думал он.
— Вы, соколики, не бойтесь, — сказала старуха. — Я вас свои пояском обвяжу, а то как бы чего не вышло.
С этими словами она сняла поясок. Жора едва не брякнул, мол, короткий же! Но она этим коротким пояском их обвязала и повела, бормоча что-то себе под нос. Калита прислушался. «Наш просветленный взор проникнет в самую природу вещей, которые отныне станут для вас подобием множества сказочных миров, воздушных и неосязаемых. Так проявляется наш выбор сущего, истинная цель нашего желания. Да сбудется оно!»
Да это же классическое заклинание для прохода сквозь, сообразил Калита в тот момент, когда стена раздвинулась, пропуская их через свое нутро.
То, что не могли пробить американские ракеты, разрушить танки и продырявить вертолеты, они с легкостью прошли, обвязанные пояском бабы-яги по имени Марья Ивановна. Стена показалась Калите до неприличия тонкой — как оконное стекло. Позже выяснилось, что Жора шел через длинный туннель, а Дубасов вообще, почему-то считал, что они высоко-высоко прыгнули и плавно приземлились.
За стеной простирался все тот же пейзаж разрушенного города, только чувствовалось присутствие людей, потому что тянуло гарью, слышались глухие разрывы, на горизонте до самого неба поднимались дымы. Вдалеке пролетели три МИ-24, строча из пушки и выпуская неуправляемые ракеты. Чачичу захотелось сделаться маленьким и незаметным, потому что он один знал на собственном опыте, что такое вертолетная атака.
— Бабушка, у вас что здесь, война? — спросил Калита.
— Так война у нас, почитай, сто лет. Мы на нее уже внимания не обращаем.
— А кто с кем воюет и из-за чего? — спросил Дубасов.
— Вестимо кто. Энти, как их? Пришельцы с коммунистами. Вы тоже коммунисты?
— Нет, Марья Ивановна. Мы были коммунистами — сказал Калита, невольно припомнив, как его принимали в партию. Было эти черт знает когда. Когда я был зеленым и глупым, как Жора, подумал он. И когда я только-только пришел на ЧАЭС.
— А воюют за «шар желаний».
— А какой сейчас год? — спросил Калита.
Его осенила страшная догадка. Неужели мы попали в прошлое? Ну да, подумал он, оглянувшись: стены как не бывало. Изнутри ее видно не было. Изнутри стена казалась прозрачной. Он потрогал ее. Действительно: на ощупь она оказалась, как холодное стекло.
— Так у нас же нет времени, — прошамкала старуха. — Отменили его давным-давно вместе с продналогом. Вот мы и пришли!
Ну да, подумал Калита с удивлением, чего еще можно было ожидать? Они стояли перед классической избушкой на курьих ножках. Избушка эта переминалась с ноги на ногу и даже, кажись, добродушно кудахтала.
— Вы не смотрите, что она неказиста. Внутри она даже очень уютная, — пояснила Марья Ивановна, поднимаясь по скрипучей лестнице.
Поясок, между прочим, она с них так и не сняла. Калита потом долго гадал, было ли это главной причиной их безропотного подчинения, или нет.
— А почему избушку не разбомбило? — не очень вежливо поинтересовался Жора, оглянувшись на унылый пейзаж, который на горизонте украсила парочка-другая огненных разрывов, и пронеслись какие-то черные самолеты.
Вокруг, сколько хватало глаз, тянулись дымящиеся развалины. Только избушка торчала у всех на виду.
— Кто ж ее разбомбит? — удивилась старуха. — Она ж волшебная, — и распахнула скрипучую дверь. — Проходите, гости дорогие, проходите. Стол уже накрыт. Скатерть-самобранка расстелена.
Они и шагнули в темную прихожую, а когда дверь за ними захлопнулась, то поняли, что очутились в каком-то овраге. Была ранняя осень, и татарник, росший поверху, краснел фиолетовыми цветами. И было утро, потому что на траве лежала холодная роса. «Трикстера» по имени Мария Ивановна, конечно, рядом не было и в помине, и избушки на курьих ножках тоже.
— Ты о чем расспрашивал старуху? — поинтересовался Калита.
— Ни о чем… — упавшим голосом ответил Дубасов. — Спросил, далеко ли до «шара желаний».
— Далеко? — иронически спросил Калита, взглянув еще раз на гребень оврага.
— Андрей Павлович, ты же понимаешь… — начал оправдываться Дубасов.
Жора тоже добавил:
— Шли себе мирно, шли… А теперь?!
Первым проснулся Гайдабуров и потянулся к «лекарству»:
— Голова болит…
— А рецепт у тебя есть? — ухмыляясь, спросил Березин, налил ему полстакана спирта и себя, любимого, не обидел.
— Хорошая у меня болячка, — пошутил Гайдабуров, чокаясь, а потом закусывая тушенкой. — Век бы так болеть, — и взглянул в зеркало — уменьшилась или не уменьшилась тень на лице. Но лицо, конечно же, не посветлело. Хорошо, хоть не потемнело, успокоил он себя, потому что видел людей в последней стадии заболевания. Лица у них были абсолютно плоскими, черными и бездонными. И были эти люди не умнее травки, но генерала Лаптева слушались беспрекословно.
Был он женат, и хорошо, хоть жена верной оказалась и ждала, как верная армейская подруга. Мне бы только вылечиться, мечтал он. Уйду из армии, стану фермером. Буду работать на земле. Лошадей заведу, кур. Буду холостить хряков и стричь овец. Чем не жизнь после такого кошмара, а?
— Типун тебе на язык, — Березин влил в себя, как в цистерну, спирт, вздрогнув от пяток до макушки. — Не обязательно. Я вот пью и не болею.
Спирта у них было немерено. Таким количеством спирта можно было напоить средний городок, и еще бы осталось на опохмелку. Тушенка, рыбные консервы всех видов, масло в банках, колбаса, сгущенка, вобла и много еще чего — всем этим у них было завалено полмашины.
Березин просто засовывал руку в эту кучу, что-то вытаскивал, а потом восторженно кричал:
— О! А это мы еще не пробовали!
Все это богатство досталось им очень просто. Перед тем, как покинуть военный городок, они ворвались на территорию складов и не разбирая, хватали все, что попадется под руки, пока не опомнились синие человеки и не стали палить почем зря.
— Все равно все разбомбят, — сказал Бараско, забрасывая в кунг последний ящик с баночным пивом.
Он вел вездеход РПН. Они менялись с Березиным через каждые три часа. Костя после всех приключений спал часов двадцать кряду. Они уже раз пять останавливались «до ветра», раза два бегали за водой к ближайшей речке или ручью. Даже сварганили жирный и густой, как оконная замазка, суп. И тут же сожрали его. А Костя продолжал спать.
Дорога становилась все паскуднее. Не дорога, а сплошные зубы дракона. Поэтому скорость была черепашьей. К тому времени, когда они взобрались на перевал, солнце два раза присаживалось над горизонтом. Заметно похолодало. Дорогу перегораживали языки грязного льда. В пропастях голубели озера. Снежные заряды прилетали все чаще и чаще. Внезапно небо на севере озарилось до небес. Земля под ногами вздрогнула. Через минуту донеслись раскаты, похожие на гром, а потом пришла ударная волна вместе со снегом.
— Капец комплексу… — прослезился Березин и капнул себе спирта, не запивая, прямо в рот.
Бараско остановил вездеход РПН, и они выпили. Наконец проснулся Костя. Сел, посмотрел на их печальные морды и спросил:
— Про меня забыли? За что пьем?
Ему тоже налили, объяснив причину застолья.
— Хороший был генерал, — весело заметил Костя, но сразу помрачнел, вспомнив о своем горе.
— Хороший, — согласился Березин, — только долго меня жизни учил.
— А меня… а меня… — Костя всхлипнул и схватился за раненую руку, — а меня в зомби превратил. Что я теперь маме скажу? И на работе не признают.
Он даже подумал об Ирке, которой пренебрегал два года и у которой были обалденные ноги. И понял, что для Ирки он теперь не то что не жених, а она с ним даже на самую туфтовую тусовку не пойдет. Хотя, с другой стороны, у кого есть жених без лица? В этом вопросе следовало еще разобраться.
Костя с надеждой посмотрел на себя в зеркало. Березин с Бараско тяжело вздохнули и тактично потупились.
— Костя, ну чего ты волнуешься? — успокоил Березин. — Вот майор уже белеть стал.
— Да, — согласился Гайдабуров. — Говорят, что эта болячка теперь в Европе лечится, называется то ли туляремия, то ли тулямия, не помню.
— Чем лечится-то? — неудачно пошутил Бараско. — Спиртом?
— А-а-а… — вздохнул Костя, — вам-то хорошо говорить…
И такая у него тоска прозвучала в голосе, что Березин воскликнул:
— Ну хочешь?! Хочешь?! Обними меня! Черт с этой душой, и я тоже буду монстром!
— Иди ты к черту! — сказал Костя и посмотрел в окно, где простиралась до горизонта холодная унылая пустыня.
Они выпили еще: Бараско и Березин для профилактики, Костя и Гайдабуров — в лечебных целях.
Костя отвернулся к стене и стал ждать, когда у него возникнет непреодолимое желание обнять кого-нибудь. Но в организме ничего не происходило, только в носу чесалось, и Костя пару раз чихнул. Интересно, Гайдабуров чихает? — подумал он и прислушался. Нет, не чихает, а храпит, как пожарник, демонстрируя железную психику. Костя позавидовал ему. Мне бы такую, подумал он, и постепенно от спирта и монотонности движения уснул.
Через час Березин сменил Бараско и спросил:
— А куда мы, собственно, едем?
— Как куда? — удивился Бараско. — Мы же все время об этом говорили. За «шаром желаний».
— Это неплохо, — быстро сообразил Березин. — Попрошу всемирной славы, — принялся вслух мечтать он. — Пусть меня переведут на сто двадцать пять языков мира, включая папуасский. А? Ха-ха-ха! — и сам же удивился собственным фантазиям.
— Кто ж спорит, — добродушно хмыкнул Бараско.
— А они?.. — мотнул головой Березин в сторону кунга.
— А что они?..
Бараско на мгновение заподозрил Березина в намерении зарезать обоих. Но тут же прогнал эту мысль. Все-таки как-никак Гайдабуров — друг Березина.
— Спирт рано или поздно кончится. Озвереют на пару, мало не покажется.
Бараско удрученно вздохнул:
— Черт его знает. Может, как раз «шар желаний» и спасет?
— Тоже правильно, — согласился Березин. — Значит, за «шаром желаний»?
— За ним родимым, — сказал Бараско и улегся спать.
За перевалом начался спуск. Если бы Березин в свое время не попотел на полигонах, если бы не крутил баранку до мозолей, то не справился бы с вездеходом РПН. Было это, когда Березин ходил в лейтенантах, а генерал Лаптев не слезал с него, пока Березин не сдал все нормативы по вождению. Так что Федор Дмитриевич знал возможности машины, как хороший батюшка требник.
После перевала дорога стала лучше, и пейзаж изменился. Появились ели, правда, убогие, как вся природа вокруг. Но зато берега горной реки сплошь были покрыты стлаником.
В виду морской базы Березин выскочил на трассу и выжал из вездехода РПН все, на что тот был способен. Костя проснулся оттого, что трясти перестало, и сел на место пассажира.
— О! — удивился Березин, — Да ты вроде как посвежел.
Костя посмотрел на себя в зеркало заднего обзора. Действительно, сон пошел ему на пользу. Пропали темные круги под глазами, да и сами глаза стали яркими и блестели. Лоб посветлел, и усы, которыми Костя так гордился, воинственно торчали в разные стороны. Костя их пригладил и отвернулся, боясь сглазить судьбу.
В этот момент они и влетели на всем ходу в черный «аттракт». Удар был смягчен тем, что вездеход РПН протащило еще метров тридцать.
Костя повис до пояса в люке стрелка. Березин едва не сломал себе руку, но сумел вытащить Костю за волосы, к счастью, не коснувшись поверхности «аттракта», с виду совершенно не похожего на опасную субстанцию.
Вначале погрузилась водительская кабина. Краска на бортах горела. Внутри машины что-то трещало и рвалось. Вот когда пригодился антигравитатор «куни-кори». С его помощью Бараско лихо прыгал туда-сюда, спасая оружие, боеприпасы и самое необходимое — еду. Когда действие «куни-кори» закончилось и казалось, что всему конец, пьяный Гайдабуров дико заорал:
— А спирт?!! — И сиганул через «аттракт» без всякого «куни-кори» прямо в распахнутую дверь кунга. Только ноги мелькнули.
С минуту его не было. Вездеход погружался рывками. Вот пропала передняя ось с колесами, вслед за ней — вторая ось. Вездеход РПН встал на попа. Внутри него что-то загремело, и он скользнул в черную, маслянистую пасть «аттракта». Лобовое стекло лопнуло так, словно взорвалась граната. От ужаса все невольно вскрикнули. Однако веселый и пьяный Гайдабуров с двумя бутылками в руках появился в задней двери.
Березин крикнул:
— Бросай мне!
Внезапно по самые колеса просела и задняя часть, и момент был очень удобный — кузов почти накрыл «аттракт», но еще не загорелся. Гайдабуров, не собираясь никому доверить лекарство, перепрыгнул через черную пасть «аттракта» и кубарем покатился по дороге. Как он при этом умудрился не разбить бутылки со спиртом, так и осталось тайной. Но оказалось, что за пазухой у него еще две бутылки, а в карманах брюк еще две. Но этого было ничтожно мало для полного выздоровления.
— Вот и наступил полный писец! — выругался Гайдабуров и тут же хлебнул на всякий случай спирта.
Антенна вездехода РПН долго не хотела погружаться в пасть «аттракта». Но и она поддалась. Вспыхнула сразу со всех сторон и пропала. Через пару минут «аттракт» затянулся коркой, похожей на асфальтовую поверхность, а еще через пару минут ничто не говорило, что на дороге лежит самая смертельная ловушка Зоны — в отличие от «ведьминого студня», который горел язычками голубоватого пламени, демаскируя себя.
Костя пришел в себя, когда все уже закончилось. Бараско дал хлебнуть ему спирта и перевязал голову. Березин занимался тем, что бросал в «аттракт» камни, приговаривая:
— Вот тебе, падла! Вот тебе, падла! Столько продуктов сожрала!
— Смотрите, смотрите! — вдруг закричал Гайдабуров.
Дорога спускалась в долину, слева голубело озеро, а между ним и правым склоном долину перегораживало горизонт что-то черное.
Березин долго разглядывал в бинокль.
— Не соображу… — с удивлением пробормотал он, — какая-то стена черного цвета.
Бараско все сразу понял.
— Дай бинокль. Слава богу, — обрадовался он, — дошли!
— Куда? — спросил Гайдабуров.
— До «шара желаний»!
— А я думал, что это абстрактное понятие.
— Какое абстрактное! — радовался Бараско. — Это Сердце Дыры. Там находится «шар желаний». Вы с Костей вылечитесь, я свою Мартышку вылечу. Федор напишет замечательный роман и прославится.
— Какой, на фиг, роман, — возразил Федор Березин. — Насколько я слышал, у «шара» всего три желания.
— Ну, я же и говорю, — согласился, не слушая его, Бараско и вдруг до него дошло: — Да, действительно, три… Хм… Так во всех сказках говорится.
— Ну вот видишь, — сказал Костя. — Я не пойду. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Не верю я в «шары желаний».
— Что значит «не верю»?! — удивился Бараско. — Тебе как раз больше всех нужно!
— Я не пойду! — заявил Березин. — Роман я и так напишу. Ну, не стану всемирно знаменитым. Ну и что? Подумаешь! Таких писателей пруд пруди. На свой кусок хлеба с маслом я заработаю.
— Нет, так не пойдет! — закричал всегда спокойный Бараско. — Надо что-то придумать. Например, одно желание на двоих. Закажем одно желание на тридцать три миллиона рублей и поделим поровну. Никто не хочет стать миллионером? Ах, да, никто… — стушевался он. — Черт! Почему так всегда сложно?!
— Я лишний, — смело заявил Березин. — Я ухожу домой!
— Стойте! — закричал Гайдабуров. — Мы делим шкуру неубитого медведя. Кто вам вообще сказал, что там есть «шар»? Даже если он есть, вдруг нас опередили? Желающих целая Зона!
— Едрить твою налево! — воскликнул изумленный Бараско. — Точно! Надо вначале пойти посмотреть, а на месте решим.
— Кинем жребий, — придумал Березин.
— Естественно! — согласился Бараско.
— Так чего мы тогда стоим? — спросил Костя. — Разбираем вещички, и вперед.
Ему досталось тащить любимый автомат АК-74М с магазинами и гранатами. Рука у него так разболелась, что он даже не дал ее перебинтовать.
На подходе к стене стали попадаться приметы боя: гильзы, обгорелая трава и деревья, использованные трубы от «мух» и даже от «корнета» — оружия более чем серьезного. Первый труп они увидели, как только дорога вильнула вниз, к озеру. Он лежал головой в сторону стены. Вернее, голова у человека отсутствовала, а все вокруг было залито кровью. Человек попал в засаду, с него сняли разгрузку и забрали автомат. С других убитых уже ничего не забирали, из чего Бараско сделал вывод, что бой принял ожесточенный характер. А потом они вообще увидели то, что предпочли бы не видеть: мертвого спецназовца, и тоже без головы, упакованного по всем правилам, даже с автоматом «вал», который никто не подобрал.
— Это значит, — сказал Бараско, — что спецслужбы пронюхали о «шаре желаний» и нам мало что светит.
— А автомат-то дрянцо, поэтому и не взяли, — со знанием дела заметил Березин.
— Почему? — спросил Костя.
— Предназначен для специальных операций. Для реального боя не годится. Патроны для него дефицитные, затвор лязгает, как грузовик на колдобинах, и дальность стрельбы маленькая, хотя пуля тяжелая и убоистая.
Тогда Костя сказал фразу, на которую никто не обратил внимания:
— Не зря они без голов…
Бараско двигался на правом фланге. Он полагал, что правшам несподручно стрелять влево, а значит, есть шанс уцелеть даже после первого выстрела. Это не раз его спасало. Плохо, что Костя неопытен, а Березин и Гайдабуров не служили ни в спецназе, ни в пехоте. Но хорошо хотя бы то, что никто из них не лезет куда не надо. Оробели, что ли? Приходилось всю работу выполнять за них. А это не дело, когда командир находится впереди группы. Он мог их бросить и уйти один. У него все чаще возникало это желание. Но вряд ли это было бы честно. Что-то его удерживало. Возможно, «анцитаур», по старой памяти через Костю, предупреждал не спешить. А возможно, Бараско чувствовал, что здесь что-то не так, как надо. И на этот раз все было сделано правильно, и не потому что так хотел Бараско, а потому что повезло. Сильно повезло. Впрочем, черному сталкеру всегда везло, хотя он сам себя так никогда не называл.
Они уже дошли до середины долины, которая постепенно сменилась ущельем. Миновали шлагбаум и разбитую вдребезги будку. За будкой были наспех вырыты окопы. Валялись трубы от использованных «мух» брошенный ПКМ с пустыми магазинами. Бинты со следами крови. Фляжка. А Бараско все никак не мог понять, что же находится в горловине, перед самой стеной, потому что все бункеры и ДОТы были здесь словно то ли в дымке, то ли в паутине. Не удавалось ничего разглядеть ни в бинокль, ни через оптический прицел «американца». «Оно» не излучало тепла и не двигалось. «Оно» просто затаилось. Нет, не затаилось, понял Бараско, «оно» здесь жило, было частью местности, на время отлучилось, а потом вернулось и застало людей. Бараско будто разговаривал с ним. Нет, «оно» не охотилось, может быть, дремало, а тут приперлись мы и нарушили его одиночество. Стоп! Он вдруг понял, что с ним общаются. Ненавязчиво, но уверенно. Не на языке, а на уровне чувств «Великой тени».
— Костя! — позвал он и сам удивился, зачем он ему?
Костя, который давно сообразил, что они во что-то вляпались, скромно держался в арьергарде, к мертвецам не подходил и смотрел больше под ноги, но и не забывал склоны горы и горловину ущелья, которого он боялся. Боль в левой руке дергала так сильно, что Костя порой терял ощущение реальности. Даже спирт помогал лишь на пять-десять минут.
Он тут же пересек дорогу и подбежал к Бараско.
— Слушай, — попытался объяснить ему Бараско так, чтобы это не выглядело бредом сумасшедшего. — Мне показалось, что кто-то назвал твое имя…
— Конечно, — сказал Костя, вперившись взглядом в дорогу, которая терялась между кустами и каким-то укреплениями. — Я знаю…
— Что ты знаешь?
— Не знаю, но я знаю… — Костя с трудом оторвал взгляд от горловины ущелья, словно она его завораживала. — Как тебе объяснить… Это такое чувство, словно ты разговариваешь сам с собой.
— Точно! — подтвердил Бараско. — Со мной то же самое. А я думал, что схожу с ума.
— А у тебя нет такого ощущения, что ты завел подружку?
— Скорее, друга, — сказал Бараско.
— Я имею в виду «Великую тень».
— «Великую тень»?! — удивился Бараско. — Ты что, спятил?
Костя поморщился: рука болела так, что порой он терял нить разговора.
— Если бы, — сказал Костя. — Я ее один раз видел.
— Видел? — изумлению Бараско не было предела.
Вот почему я его выбрал, понял он. Он не просто везунчик, он избранный.
Конечно, Бараско знал, что такое «Великая тень». Это был ночной хищник, поэтому ночью сталкеры старались не ходить. Но почему она появилась здесь, в Дыре, где, по идее, не должна была появляться? Одним она отрывала голову, других изымала из этого пространства, и они никогда не возвращались, некоторых сводила с ума, и они становились животными, но Бараско не знал никого, с кем бы она снизошла до разговора.
— Привет… — вдруг заговорил Костя отрешенно, обращаясь к тому, что он считал «Великой тенью». — Ты помнишь меня там, на мосту?
В ответ ветер прошуршал в кустах, и у Бараско кожа покрылась мурашками. Не зря, не зря я подарил ему «анцитаур», понял он, забыв, что «анцитаур» сам выбрал Костю. Очень удачное вложение капитала.
— Нам нужно попасть в Сердце Дыры. Ты нам поможешь? — спросил Костя и оглянулся на Бараско за поддержкой.
Бараско закивал:
— Да, да, да!
— Мы не сделаем ничего плохого, мы только посмотрим и уйдем.
Костя еще хотел добавить, что ему надо вылечиться, но постеснялся, потому что это уже выглядело бы нескромно, как личная просьба, а личных просьб никто не любит.
Бараско поразило, что Костя умеет уговаривать ловушки. Ни у кого из сталкеров нет этого дара, и дело даже не в «анцитауре». Дело в самом Косте. Он прирожденный сталкер. Кому-то же должно подфартить в этом мире, подумал Бараско, а «анцитаур» всего лишь помогает.
Наступила тишина. Казалось, «Великая тень» думает.
Потом раздался угрожающий шорох, словно миллионы тонн песка пришли в движение. На этот раз Костю не ударили в грудь, только ласково погладили по щеке.
Бараско не мог шевельнуться, словно аршин проглотил: по дороге в голубом сиянии двигалась женщина. Очень красивая женщина. Бараско в жизни таких не видел. Она была выше его ростом, хотя Бараско считал себя высоким мужчиной. К тому же у нее были такие длинные и густые волосы темно-медного цвета, которых у земных женщин не бывают. Глаза! Глаза, темные, как вишни, были настолько пронзительными, что заглядывали в самую глубь души. От этого взгляда Бараско захотелось упасть и свернуться с клубочек.
— Проходите, — сказала она Косте. — Я не буду вам мешать.
— Я хочу излечиться… — выдавил Костя, не смея смотреть ей в глаза.
— Считай, что уже излечился, — мимоходом ответила она, сделала три шага и растаяла в воздухе.
Бараско лежал без сознания. Без сознания лежали и Гайдабуров с Березиным.
Косте сделалось тоскливо, словно он потерял любовь. Он все время проверял в себе это чувство. А теперь оно сделалось таким огромным, как солнце, что он не мог соизмерить его с чем-либо в самом себе.
Жора сказал:
— Шли себе мирно, шли… А теперь?!
— Разговорчики! — подтянул Калита дисциплину.
Жора замолчал и шмыгнул носом.
— Все принимали решение?! — напомнил Калита. — Все! Поэтому нечего валить с одного на другого. Если мы вернулись в Зону или даже вышли из нее, такова судьба. Не повезло. Что делать? Бывает! Здесь не жарко. Вода близко. Объявляю сутки отдыха. Жоре и Андрею произвести разведку местности. Но без фанатизма!
Сам он снял рюкзак и расстелил коврик, что для него было нехарактерно. Не любил Калита комфорта. Поэтому Сергей Чачич страшно удивился и тоже расстелил коврик и разлегся, радуясь праздному моменту.
— Слушай, правду болтают, что у «шара желаний» всего три сокровенных желания?
— А, какая разница? — махнул рукой Калита. — Черт его знает, где теперь этот «шар» искать.
— Я бы пошел на север, то есть на юг. Говорят, он на юге между двумя экскаваторами висит.
— Понимаешь, Сережа, — сказал Калита, — у меня такое ощущение, что мы маху дали. Только не знаю, где и как ошиблись. Теперь живыми бы домой вернуться.
На самом деле, Калита знал, где они ошиблись. Если бы не Сашка Ген, вернулись бы они в вентиляционную систему, нашли бы свой вход в Дыру, а там и до «шара желаний» рукой подать. А так… Не рассчитали они сил ни физических, ни душевных. Не было больше у них надежд, одна усталость.
— Я бы порыскал по окрестностям.
— Ты вспомни, сколько их не вернулось, — вздохнул Калита.
— Кого?
— Ну, сталкеров. Толпа! Очень много. Потому что все хотели разбогатеть. Не получилось у нас в этот раз. Будем ждать следующего. Главное — без фанатизма подходить к проблеме.
— Тебе хорошо, — возразил Чачич, рассматривая облака, — ты встряхнулся, как собака, и снова готов к подвигам, а я устал. Смертей у нас много. Это плохо.
— Да, жаль ребят, — сказал Калита, тоже испытывая смертельную тяжесть в груди, и провалился в сон.
Приснились ему Леня Куоркис и Юра Венгловский. Будто бы пили они пиво втроем в «Кошачьем глазе» на «Чеховской» и так им хорошо было друг с другом. Они ему рассказывали, как они живут и что с ними происходит. Но ведь они же умерли, думал Калита, слушая их во сне. И такая тоска навалилась на него, что он проснулся с мокрыми глазами.
Должно быть, он проспал очень долго, потому что когда его разбудил Дубасов, было жарко и солнце висело как раз за верхушкой ивы, а роса высохла.
Чачич проснулся и вытаскивал из волос репейники. Разведчики тоже все были в репьях, да еще и мокрыми, как после кросса. Дубасов поведал:
— Хуторок тут недалеко. Дорога странная, кольцами. Озера есть, одно в другое переливается. Народу никакого.
— А ловушки?
— Ни одной не заметили.
— А скот?
— Две буренки пасутся на лугу.
Черт, где же мы? — удивился Калита. Там, где ловушки, домашнего скота не бывает. Эту аксиому знают даже сталкеры-салаги. Куда нас этот «трикстер» по имени Марья Ивановна завел? Значит, мы почему-то вышли из Дыры и даже из Зоны?
— А что в хуторке?
— В хуторок мы не входили, с полчаса понаблюдали издали. Кто-то там есть. Дымом пахнет.
— Ладно, — поднялся Калита, — идем на хутор. Оружие держать наготове. Мало ли что! Но, как всегда, без фанатизма. Не дай бог кого-нибудь зацепим. Хлопот не оберешься.
Они пошли.
Дом стоял на пологой стороне холма, в старом саду. Наверное, хозяин был старым или больным, потому что земля в под деревьями была сплошь усыпана гниющими яблоками, а дом обветшал. Калита понюхал воздух. Действительно, печь топилась совсем недавно, должно быть, с ночи.
— Командир! Командир! — горячо зашептал в динамик Жора Мамыра. — Хозяйка появилась.
— Где?
— С моей стороны. По воду пошла.
— Чачич, за мной! Шлем только сними, а то напугаем всех.
Они пробежали двор. Хорошо, хоть собаки не было. И очутились на крыльце. Калита потянул дверную створку. Дверь скрипнула и поддалась. Изнутри пахнуло теплом и едой.
Вначале они попали на веранду, где под лавками на полу были рассыпаны яблоки, потом через темные сени — в чистую горницу.
— Вот те на! — удивился Чачич, опуская автомат.
Стол ломился от еды. Здесь было все: и соленые, и свежие огурцы, и картошка с мясом, посыпанная укропом, и самогон в бутылке, заткнутой кукурузным початком, и пахучий домашний хлеб, нарезанный по-крестьянски большими ломтями, а еще квашеные помидорчики, капуста, сметана в чашках и отварная курятина.
Калита тоже опустил оружие. У обоих потекли слюнки.
— Пожалуйте, гости дорогие! — дверь в глубине комнаты распахнулась, на пороге стояла Молодуха, из-за ее плеча виновато выглядывал Жора.
— Картина Репина «Не ждали», — прокомментировал Калита. — Это что ж, все для нас? — спросил он, словно все происходящее было в порядке вещей.
— А для кого? — удивилась Молодуха.
Была она высокой, статной. С яркими губами и огромными глазищами. Господи, подумал Калита, усаживаясь на почетное место во главе стола, где же вас делают такими?
Молодуха села от него по правую руку и первым делом налила каждому по большой чарке. Только они за них взялись, как Жора закричал:
— А Андрюха? Вот же его место!
— Точно! — согласился Калита, не в силах оторвать глаз от прекрасной Молодухи. — Как это я запамятовал?! Дубасов, Дубасов, — произнес он в микрофон, — слышишь меня? Снимай пост и дуй сюда. Мы тебя ждем.
Дубасов, как дух, возник через секунду, занял место за столом, бросив рюкзак и оружие в углу, и они выпили. Крякнули и принялись за еду. Через минуту, утолив первый голод, Калита спросил:
— Хорошие у вас места, тихие, богом забытые. Рядом никого нет?
— Так кто же здесь будет, кроме нас? — удивилась Молодуха.
— А-а-а… Ну да, ну да, — согласился Калита.
Выпили еще по одной. И тут же, не закусывая, по третьей, и Жора начал говорить громче обычного, а Дубасов стал искать мясные кусочки пожирнее. Чачич же налегал на квашеные помидоры и капусту.
— Что же я сижу?! — встрепенулась Молодуха. — У меня же еще мясные щи есть!
— Давай щи! — воскликнул Жора, и Калита незаметно погрозил ему пальцем.
Молодуха подхватилась, косой мотнула, каблучком притопнула. Калита загорелся:
— А где твой муж? — начал он издалека.
— Да какие нынче мужья? — в свою очередь спросила она, возясь у русской печки. — Скажете тоже!
— Без мужа, чай, тяжело? — гнул свое Калита.
— Может, и тяжело, только кто признается? — натужно ответила Молодуха, поставила на середину стола горшок со щами и открыла крышку.
По горнице распространился кисловатый запах щей, сваренных на мясе.
— Ну-у… Вы, например?
— Я?! — удивилась молодуха. — Я уже замужем была… три раза, — добавила она, разливая по тарелкам щи.
Выпили еще по две и принялись хлебать наваристые щи, не забывая о черном хлебе и зеленом луке, который макали в соль.
— И что? Так вот никого и не полюбила? — спросил Калита покровительственно.
— Нет, почему? Я всех своих мужей любила…
— А меня полюбишь? — набрался храбрости Калита.
— Тебя? — снова удивилась она. — Так ты ж мне не муж!
— Ну и что? — окончательно разошелся Калита. — Дело поправимое.
— Ох ли, Андрей Павлович?
— О-па?! — теперь уже удивился Калита. — А откуда ты мое имя-отчество знаешь?
— Так оно у вас на внутренней стороне шлема написано. Должно быть, по армейской привычке написали, Андрей Павлович? — ответила она лукаво.
— Точно… — вовремя среагировал Калита и перевернул шлем. — Это я так, проверяю.
— А ничего проверять не надо, — гордо сказала молодуха и вскинула голову так, что свою Калита тут же потерял.
— Ну, тогда выпьем?!
— Выпьем!
Выпили не одну, а две. Жоре захорошело. Он вообще плохо переносил алкоголь, начал что-то было напевать, но его никто не поддержал, потому что у него было плохо со слухом.
— Я, Зинаида Ивановна, извиняюсь, готов жениться хоть сейчас. Да как бы грехи не пускают.
— Знаю я ваши грехи. Женат, поди, на Большой земле-то?
— Не буду врать, — сознался Калита. — Женат, Зинаида Ивановна, женат. Так это ж разве жена? Вот вы!..
— А что?
— Лебедушка.
Зинаида Ивановна зарделась:
— Тоже скажете…
— Нет, я человек прямой, что вижу, то и говорю. Красота у вас неземная.
— Что есть, то есть, — подтвердила Зинаида Ивановна.
— Я извиняюсь, — спросил Калита. — А какого вы роду-племени будете?
— Ну вот… — тяжело вздохнула Зинаида Ивановна, — все испортил.
— А чего испортил-то? — чуть испугался Калита.
— А то испортил, что не девица я!
— А кто?! — выдохнул Калита, и его едва не перекосило.
— А вот как явлюсь в своем естестве, то и укакаешься.
— Это не надо, — пошел на попятную Калита. — Я извиняюсь дико. Ошибся малость. С кем не бывает. Вы, хозяюшка, нас простите. Мы люди военные, прямые. Манерам там разным не обучены. У нас как бы задача другая. Но откровенно скажу — люди мы порядочные и честные.
— Да уж вижу, вижу… — успокоила его молодуха. — Нечего расшаркиваться. Я же вас проводить пришла, тоже от всей неземной души.
— Спасибо, — насторожился Калита. — Я извиняюсь, а куда?
— Как куда? Вы же идете к этому самому «шару желаний».
— Да, — важно кивнул Калита. — Идем.
— Ну вот завтра и найдете.
— Ой, спасибо, хозяюшка… Ой, как уважили… — лепетал Калита.
— Только вас четверо, а у «шара» можно просить только три желания.
— Ничего, — промямлил Калита, — как-нибудь разберемся.
И проснулся. Сидел он в гордом одиночестве за столом. Жора и Дубасов храпели на лавках, а их оружие было свалено на полу. Чачич завалился за печку. Вот, блядь! — подумал Калита неизвестно о ком. Обвела вокруг пальца! А с другой стороны, не дай бог, лег бы я с ней… Хи!.. Он мелко и долго смеялся. Была бы умора. Не умора, а сплошной конфуз! Чего только в жизни не бывает. Будет что внукам рассказать о «трикстере». Хи!.. Ой-й-й!..
Он налил себе самогонки. Выпил, встряхнулся, как большой пес, и окончательно пришел в себя.
— Да… Как ни крути, а от родины никуда не денешься. Вот как, — сделал он вывод.
Задул лампы, поднялся и завалился спать на мягкую хозяйскую кровать в надежде, что завтра все образуется.