Золотой Лис

Какой хороший сон ему приснился! Яркий, сумбурный, но удивительно логичный и последовательный! И все ребята там были, только Роган был какой-то не такой, но Дон откуда-то знал, что это всё-таки Роган. И Лиса на всех шумела, и на него тоже, и это было очень здорово, что она жива и вот так на всех шумит. Замечательный сон, но совсем непривычный, к чему бы это? Привычным был, наоборот, кошмар, почти всегда один и тот же. Затягивающая, вращающаяся воронка неправильного, невообразимого портала, удар при падении, понимание того, что сейчас произойдёт, и оглушенная падением Лиса, поднимающаяся с земли на краю поляны. В каждом сне, каждый раз она всё поднималась с земли, а подниматься было нельзя, совсем это было неправильно — подниматься; наоборот, надо было зарыться, закопаться, он это знал — он узнал «Симфонию солнца», хоть сам и не мог её сплести — а Лиса не знала, да и откуда бы ей это знать? И поэтому она всё поднималась, в каждом сне, и тогда он кричал: «Лиса!» и бросал в неё, чтобы сбить с ног, единственным, что было в его распоряжении — лёгким, безвольным тельцем Птички. А потом сзади гулко бухало, и обжигающая боль обрывала видения — и это было хорошо. Но иногда сон на этом не кончался, и тогда было два варианта. Иногда он видел, что попал в Лису, и она упала — и это было хорошо. Даже терпеть боль, остававшуюся с ним, когда уходили видения, было легче — до следующего забытья. И тогда можно было терпеливо ждать, когда крохотный огонёк жизни какого-нибудь существа пересечёт невидимую границу и окажется в пределах его влияния. И тогда уговорить, подтянуть поближе и впитать эту искорку жизни, и сделать свою боль чуть слабее — на эту искорку, на крошку — но слабее. И это было хорошо. А иногда во сне он промахивался, или Лиса уклонялась, как он её учил, и он понимал, что ничего больше не может сделать, потому что поздно — и вот тогда наступал настоящий кошмар, и было очень плохо, и он хотел умереть, но не мог даже этого, потому что давно уже был мёртв. И всё, что тогда ему оставалось — это беззвучно кричать от ярости и боли бессилия что-либо изменить, той, что хуже боли телесной. Намного хуже. И слушать шепот. Шепот слышался всё время — невнятный, непонятный, умоляющий, уговаривающий не то сделать что-то, не то отказаться от чего-то, не то отпустить кого-то куда-то. Он старался не вслушиваться, отгонял этот звук с ощущением того, что поддаться, попытаться начать искать смысл в этой невнятице, было бы равнозначно добровольному согласию на безумие. А может, это просто лепетал ручей. Дон не смог бы сказать, почему он уверен в том, что рядом течёт ручей, он просто это знал. И ещё знал, что будет сопротивляться уговорам шепота до последнего, пока хватит сил, хотя это и было бессмысленно. Надежды не было. Рано или поздно это всё равно произойдёт, он поддастся, и со временем на свет полной луны выползет из-под земли невменяемое чудовище, чтобы через очень короткое время быть упокоенным уже окончательно бойцами той самой Руки Короны, в которой он прослужил столько лет. А может и не на свет, а на Зов, но с тем же результатом. Только во времена постройки Госпиталя Зов обещал пищу и защиту, а меньше тысячи лет спустя — уже только смерть, быструю и неотвратимую, потому что сопротивляться Зову — для вампира вещь немыслимая, это просто невозможно. Тебя позвали — и ты идёшь, даже если сознаёшь, что это смерть.

А несколько раз, Дон не помнил, сколько именно, но мало, меньше десяти, ему снился Лайм — и это было хорошо, это было счастье. Лайм улыбался краем рта и говорил: «Забей!», Лайм хохотал, закинув голову, весь облитый и пронизанный солнцем, а Дон хоть и понимал, что спит, но был пронзительно счастлив и очень благодарен за такой сон. Неведомо кому, но очень благодарен. Смерть Лайма не приснилась ему ни разу, и за это он тоже был благодарен. Что Лайм мёртв, Дон вспоминал только тогда, когда сон заканчивался — и это было хорошо, потому что наваливалась боль, и грустить о Лайме сил уже не доставало. И это было очень хорошо. А вот Лья не приснилась ни разу. Может, потому, что с ней всё в порядке? Это было бы очень хорошо — знать, что с ней всё в порядке. Но он не знал. Просто она ему не снилась.

Дон давно уже научился различать, когда спит, а когда бодрствует, хоть и сложно это было для слепого, глухого и обездвиженного. Когда сон заканчивался, сейчас же появлялись привычные уже ощущения: сырость, копошение вокруг искорок энергии, шепот, и боль, боль, боль, от которой нельзя убежать даже в смерть, только провалиться в очередное беспамятство, а потом опять очнуться, чтобы опять терпеть эту боль… А сейчас… не появились. Что-то было не так. Он открыл глаза, свет неприятно резанул сетчатку, заставил зажмуриться… Глаза? Но, позвольте… У него нет глаз — сгорели, знаете ли, вот такая неприятность… А зажмуриться с отсутствующими по той же причине веками — и вообще роскошь недосягаемая. Может, он, сам того не заметив, поддался шепоту и сошёл с ума?

Пахло скошенной травой, нагретой на солнце старой краской и сухим деревом, и немного пылью, домашней, пушистой и серенькой, не уличной, и где-то рядом была река, и ещё чем-то очень знакомым пахло, очень памятным, но ускользающим. Нет, он точно не спит. Но тогда… Он осторожно приоткрыл один глаз. Низкий белёный потолок, кровать, на которой он лежит, стоит между двух окон, одно открыто, ветер вздул занавеску пузырём. Это был не сон? Ну-ка, а что там было-то? Сначала проигранная схватка с оголодавшей животной сущностью, бешено рванувшейся на кровавый Зов, и ожидание смерти — быстрой и окончательной, потом… что-то невообразимое — насквозь фальшивая и корявая Песнь Созидания, которая, тем не менее, и обуздала зверюгу. И пел её… нет, это сильно сказано, вернее — слабо. Истошно вопил и орал дурным голосом! Вроде бы, Лягушонок? Да не вроде бы, а точно: кто ж ещё так может-то? И остальные там были, и этот странный Роган, и Дэрри… А он-то тут каким боком? А Лиса страшно ругалась, что родила от Дона ребёнка, и собиралась за это означенному Дону испортить форму и цвет лица. Ага. Вот теперь понятно. Он сошёл с ума, без вариантов, обжалованию не подлежит. Точно-точно, он же ещё и Мир, кажись, спас? Бескорыстно и благородно. Ага. Вампир и бескорыстие — это надо додуматься? Нет, чокнулся, это однозначно. Хи-хи! А в таком случае, он дурак: давно надо было это сделать! Вот как он себя чувствует-то прекрасно, сумасшедший-то! Боли нет, тело слушается, и обстановочка приятная! Магия… нет, магии не наблюдается — да и фиг с ним, зачем сумасшедшему магия? Сумасшедший маг — это опасно, да и не надо! И так всё замечательно! Ха! Й-и-хо! И чего он опасался? И шепот… Шепот смолк. Ну, правильно, своего добился — и привет, и в кусты, это правильно, это по-нашему! Хорошо-то как! Почувствовать себя совершенно счастливым Дону мешало тело. Оно явно чего-то хотело. В последнее время таких проблем у Дона не возникало. Надо же, какое… достоверное сумасшествие! Всё, как взаправду! Дон с некоторым усилием сел и спустил ноги с кровати. Его слегка покачивало, голова кружилась, но не сильно. С учётом всех входящих обстоятельств, можно было сказать, что он прекрасно себя чувствует! Намного лучше, чем можно было ожидать. На стуле у кровати лежали холщёвые штаны. А в углу, в кресле с драной обивкой, свесив руку через подлокотник, спала Лиса. Лица видно не было, но эту рыжую, почти морковного цвета волну спутать с кем-то было просто невозможно. И пахла она Лисой. На полу валялась книжка, на спинке кресла всё ещё горел блёклый в свете солнца, не прикрытый колпаком светляк. Из стоящего на полу ведёрка с растаявшим льдом торчала бутылка молока. С соской! Эта соска его добила. Все мысли, крутившиеся каруселью в голове Дона, все соображения и предположения построились в колонну по три, дали бравую отмашку и умаршировали в светлую даль. Дон вяло помахал им рукой. Счастливо, ребята! Будете проходить мимо — заглядывайте… В голове стало пусто и гулко. Целую вечность, не меньше, сидел Дон на краю кровати, привалившись к резной деревянной спинке, и смотрел на спящую Лису. И покачивал головой, и улыбался беспомощно и счастливо. Десять тысяч лет спустя одна мысль всё же пробилась в сознание: «Вытащили!» И привела вторую: «Не сон! Это не сон и не сумасшествие! Они меня вытащили!» Он беззвучно захохотал, зазвякали пружины матраса. Как? Жнец Великий, ребята, как вам это удалось? Так, но… Если он жив, то магия, энергия для магии, всё-таки нужна. Он даже Лису на кровать перетащить, чтобы не спала в такой дикой позе, и то не сможет. Без «сонника» она обязательно проснётся. И начнёт рихтовать Дону лицо. Она всегда выполняет взятые на себя обязательства. А как-то не хочется Дону этого самого выполнения, вот такой он нетребовательный и скромный. Вот прямо таки создан для счастливой семейной жизни! И?..

Квали снился замечательный сон. К нему пришла та-ака-ая девушка! Сама пришла! А какие у неё были глаза-а! Квали утонул в них и потерялся. А какие ресницы! Пушистые, угольно-чёрные, особенно на фоне мраморной белизны щёчек. Что-то в ней чувствовалось знакомое, но думать было так лень… Уж очень было хорошо! И даже вины перед Птичкой не мелькнуло: это же сон? Мало ли, кому что снится! И прекрасно, пусть снится подольше! Ах, как хорошо, никогда так хорошо не было! И она всё-всё-всё делала сама, а Квали даже и пошевелиться не мог, но это же сон, так, наверно, и должно быть. И Квали плыл в океане удовольствия, повинуясь её воле, и ласки её дарили прохладу и обжигали одновременно, и он таял и горел под её руками и губами. В какой-то момент он разнежено поинтересовался, как её зовут, но в ответ услышал только ласковый шепот: «Тихо-тихо, спи-спи! Тебе же нравится? Вот и спи!» И он спал, спал, счастливый и обласканный, и уже не слышал, как девушка, выходя из комнаты, хихикнула и пробормотала себе под нос: «Йэльфу рассказать — изоржался бы, извращенец долбаный! На-фэйери, бл-лин! Загадка: драный, но не гоблин…»

А что делать? Не Птичку же использовать, и не ребёнка, судя по всему — того самого, о котором говорила Лиса. Его ребёнка. Грома? — спасибо, не для того же вытаскивали, чтобы сразу упокоить! А от Рогана выхлоп оказался такой, что Дона аж снесло и замутило. Ничего, Лягушонок, это был просто приятный сон, надеюсь, тебе понравилось. И, надеюсь, ты у нас достаточно скромный мальчик, и никому про этот сон не расскажешь. Спи, Большой, пусть тебе приснится продолжение. А может, я оказываю тебе услугу — кто знает? Ведь теперь на тебе метка, понятная любому вампиру, и ни один из них уже не имеет права взять тебя на взгляд, впрочем, как и я сам. Один разумный — один взгляд — один раз. И пусть этим «одним» лучше буду я, чем кто-то незнакомый. Спи, никто теперь тебя не тронет. Разве что, вампир — преступник, которому Закон не писан. Или ты сам станешь преступником, и тебя будут допрашивать. Но, будем надеяться, минет тебя чаша сия. А у меня, старого циника, свои старые циничные дела, которые кроме меня никто не сделает. И накопилось изрядно, потому что дел много, а циников мало. Все, блин, такие страшно деликатные — аж пищит во всех местах! От страха стать менее деликатными, надо полагать. Вот у нас первое неделикатное дело. Банк. Не могла же Лиса все деньги прочухать? Небогато тут как-то, прямо скажем. Нет, не обшарпано, и даже чистенько, но совсем небогато. Почему они в этой корчме остановились? Совсем, что ли, ни у кого денег нет? И где хозяин? И почему не в домике Лаймона, он же такой удобный… Непонятно…

В магистрате Найсвилла, несмотря на раннее утро, было душно и жарко, даже заклинание кондиционирования помогало слабо. А ещё было невероятно скучно. Конец суточного дежурства, за которое опять, в который раз, ничего не произошло. Как раз то время перед сменой, когда спать хочется неимоверно, глаза закрываются сами, а «Бодрость» ни фига не бодрит, а только молотом стучит в голове: не спать, не спать! Дурацкое заклинание! И вдруг набежал вампир в одних штанах! Вот это да! Вампир в Найсвилле! Дежурный попытался его разговорить, пока лепил печать по координатам, куда-то на север, в земли ле Скайн, но эта сволочь надменная ТАК на него посмотрела… Через плечо, краем глаза, будто и смотреть-то противно! Даром, что в одних портках и босиком… Лепил бы сам, раз такой крутой! И ведь не поверит никто, что такое диво приходило, скажут — померещилось, от жары да с недосыпу…

— Райн дэ Мирион? Будьте любезны! — клерк столичного банка Короны, подтянутый и прилизанный ординар, был с первым утренним посетителем сама любезность. — Вот полная распечатка. Вот здесь, извольте видеть, приход… мда…

— Благодарю, я разберусь, — так же любезно отозвался клиент, одетый добротно, но не модно. Так в столице лет восемь назад одевались, за это время мода уже раза три поменяться успела. — Я отдавал распоряжение открыть счет на мою жену, райю дэ Мирион. Могу я поинтересоваться состоянием её счёта? — клерк сморщился и замялся. — Благословенный, поймите меня правильно: всё, что меня интересует — это есть ли там хоть пара клочков. Просто посмотрите, и скажите мне. Я долгое время отсутствовал, а по возвращении обнаружил, что моя райя живёт гораздо хуже, чем я мог надеяться. Мне это не нравится, а задавать вопросы ей мне не хотелось бы по личным причинам. Это было бы… неделикатно, — перекосило клиента в ехидной ухмылке. — Будьте любезны, взгляните.

— Да? О, да, конечно, это я могу… Сейчас-сейчас… О-о-о! Как странно… Знаете, райн дэ Мирион, ничего удивительного… Это я вам даже могу показать! Вот, извольте видеть, здесь только поступления, ваша райя не снимала даже проценты, а поскольку счёт с капитализацией… Да-а-а…

— Благословенный, — подобрался клиент. — Вы хотите мне сказать, что не посылали ей извещений о состоянии счёта?

— Но… райн дэ Мирион! — удивился клерк. — Такого распоряжения от вас не поступало! Мы не можем заниматься самоуправством, что вы такое говорите! Если вы сомневаетесь, я могу поднять ваш договор! Там нет такого пункта! — возмутился он. — Да и куда бы мы их посылали? Вы же не оставили нам адреса, счёт открыт стандартный, на кровь предъявителя по факту! Если бы райя дэ Мирион хоть раз обратилась к нам, или, хотя бы, изъявила желание взять кредит в магистрате по месту проживания, мы бы смогли выступить поручителями, и тогда…

— Да, благодарю вас, я не прав. Кажется, я должен извиниться, — расшаркался Дон. — Действительно, вы не могли. Это я упустил из виду. Извините, благословенный. Но как досадно! Восемь лет!

— Эм-м-м… Я надеюсь, райн… ничего непоправимого… — клерку явно было неудобно.

— А? Да нет, ну что вы, благословенный, всё не так уж плохо! — улыбнулся Дон. Клерк с облегчением вздохнул. Только проблем с ле Скайн ему и не хватало! Даром, что банк здесь прав со всех сторон — с ле Скайн это не поможет. Так всё вывернут — ахнуть не успеешь — а ты уже им должен, и вообще в забое руду ворочаешь. На серебряном руднике. Но этот, вроде, вменяемый. Даже извинился. — Ну, что ж, тогда снимите мне со счёта пару зверей. Лучше коготками. На Базар у вас печати есть? Три штуки, будьте любезны. Нет-нет, транспортных не надо. Прекрасно, благодарю вас. Да хранит вас Святая Мать ле Скайн, благословенный.

— Да обойдёт вас Жнец Великий с серпом своим, — раскланялся клерк и вздохнул с облегчением, когда дверь за клиентом закрылась. Вот ведь, вроде свой брат вампир — а как другая раса! Хитрые, изворотливые, а уж за что-то, что своим посчитали — глотку перервут, лучше не суйся! И это их извращённое чувство юмора… Кошмар. Прибыльное, конечно дело — банк, но вот придёт такой клиент разбираться — пожалеешь, что восстал!

Гром проснулся там же, где лёг. И это было неправильно. Совсем, совсем неправильно. Его должна была разбудить Лисища, а сама пойти спать… Мать Перелеска! Бесшумно метнулся в соседнюю комнату. На кровати лежала Лиса. Гром прислушался: дышит. А Дона нет. Упустили! Внизу, на первом этаже, что-то тихо звякнуло. Гром слетел по лестнице, готовый ко всему… Роган спал, раскинувшись крестом — жарко. А в кухне… кто-то есть…

— Привет, Громила! — громко прошептал улыбающийся Дон, разодетый по последней моде, но в переднике. — Дверь закрой, а то весь дом перебудим! Хавать будешь?

— Донни! — расплылся Гром в самой широкой из своих улыбок. Двуручник с шелестом занял место в ножнах. — Донни!

— Ай! Громила! Я же хрупкий! — запищал Дон, притиснутый к обширной груди.

— Да, чего-то тощий ты сильно стал… — озабоченно гудел Гром, рассматривая друга.

— А ты посиди на диете из жучков! И вообще, завидовать нехорошо! — окрысился Донни.

— Да не… Ну, чего ж… Да Лиса отко-ормит! — обнадёжил Гром. — Это ж её корчма, да. Она прямо сразу кормит, только спрашивает — чего дать, и сразу, да. Мы с Лягушонком ей пару зверей в кассу, конечно, запихали, коготками, чтоб помельче, только она туда, по-моему, и не смотрела ещё. Видишь, какая штука: мы-то тоже недавно здесь! Вот недели полторы, да. Мы-то с Лягушонком думали, что никто не выжил, он чуть не сгорел, Лягушонок-то, да. И Лиса так же думала, только про нас. И Роган. Вот недавно только все встретились, Рогана последнего нашли. Ему-то совсем уж паршиво было: думал, что он нас всех — того, да.

— Вот как… — многое становилось ясным в таком разрезе. А он-то уж было подумал о друзьях не очень хорошо. — А скажи-ка мне…

Разговор под мудрым руководством Дона быстро превратился в допрос, и через два кувшина молока картина прояснилась. По крайней мере, настолько, насколько её понимал сам Гром.

Про Лису получалось не совсем понятно.

С поляны к ручью Лиса вытащила его на себе. В буквальном смысле.

Все эти восемь лет Лиса жила одна. (На собственные деньги, ничего не зная о счёте, который он для неё открыл, но не успел сказать.)

Лиса действительно родила ему дочь, а Птичку удочерила. (Упс, однако! То есть, если Лягушонок женится на Птичке… Хи-хикс!).

Лиса упала в обморок, когда Гром объяснил ей, что он (Дон) с её (Лисы) подачи последние восемь лет наслаждается обществом жучков, червячков и мышек, пытающихся им (Доном) пообедать.

Но при этом мечтает набить ему, Дону, морду за всё хорошее.

Но при этом она не отправила его сходу в казарму, хотя могла бы запросто, а притащила эту полудохлую тушку к себе домой и даже взялась дежурить у постели.

Видимо, чтобы набить морду сразу, как Дон проснётся.

Вот такие дела. Да-а, дела-а. Нет, ну-ка на фиг. Будем решать проблемы по мере поступления. Вернее, подступания. А уж как они будут подступать — с кулаками или с дубьём — это уж как повезёт.

— Буди Лягушонка, Гром. Сейчас его накормим — и во Дворец. Неспокойно мне. А Лиса пусть отсыпается, не трогайте её, ладно? И Рогана к ней не пускай, только похмельного мага ей и не хватает! Займи его чем-нибудь безобидным, или опять напои, что ли, только бы к Лисе не лез. Всё с ней нормально, перенервничала просто. Пусть поспит, а там и я вернусь. Тогда уж пусть лупит, заслужила!

Семейная политика

Дворец гудел. Присутствующие абсолютной бестолковостью своего поведения больше всего напоминали куриц с отрубленными головами.

Сбоку выскочил мажордом, стукнул жезлом об пол, заполошно заорал, дико вытаращив глаза:

— Риан Ква… — прохладная рука осторожным, но жестким хватом взяла его за нижнюю челюсть и сделала из губ бантик. Церемониальный жезл выпал у мажордома из руки и с грохотом покатился по полу.

— Это вот этот, что ли? — послышался волшебной прелести бархатный баритон у самого уха.

— Ага, ага, — закивал младший на-фэйери.

— Ну, что же ты мне не сказал, что он такой лапушка! Ну ты посмотри, какая пуся! Ну что, пушистик кудрявый, пойдёшь к дяде Дону в кормлецы? У меня хорошо, все довольны, никто ещё не жаловался! Кого ни спросишь — все молчат! А мой давний друг, на-фэйери Квали, мне столько про тебя рассказывал, столько рассказывал — я, прямо, уже влюблён! Ты, судя по всему, такой бойкий, резвый, игривый — как раз для меня! Давно ищу такого шутника и затейника! Я и сам такой! Н-ну?

Каким-то чудом вывернувшись из холодной руки, мажордом пискнул и понёсся вдаль по коридору, провожаемый злорадным хохотом младшего на-фэйери и бархатным шепотом, продолжавшим звучать, казалось, у самого уха:

— Ну, куда же ты, мой трепетный? А как же наша любовь?

Жнец Великий, какой ужас, ужас, ужас! Он больше никогда, никогда, никогда! Ни за что! А-а-а!

— Спасибо, Дон! — всхлипнул от смеха Квали. — Порадовал! Я уж отчаялся, я же ничего ему сделать не мог, хоть тресни! Папенька его не увольнял, потому что он чей-то там сын, а по протоколу он, с-сука такая, имеет полное право называть полностью имя и звание — ну, я ж тебе уже говорил. И всё, и трендец!

— Да на здоровье, — улыбнулся Дон. — Сколько хочешь. Но ты оглядись. Что-то мне всё это не нравится. Что бы это могло значить?

Квали недоуменно пожал плечами.

На фоне общей истерии Принц-на-Троне являл собой отрадное зрелище меланхоличного спокойствия.

— Привет. Вы вовремя.

— А что такое-то?

— Отец замуровался.

— …???

— Пошли, сами увидите. Они вчера, пока меня не было, с маменькой крепко поцапались, никто не знает, на какую тему. Мать сидит в саду, вокруг себя колючки вырастила, никого не подпускает и ревёт в три ручья, а батя — вот.

— Что — вот? Стена.

— Квакля, ты тупой? Тут дверь была в его кабинет! А он её зарастил.

— Ой, ё… — дошло до Квали. — А… размуровать?

— У него приоритет. Он же Судья. Дворец только его слушается. По крайней мере, здесь — только его.

— Ой, ё… А он точно там?

— Там. А ещё там бар. А в баре бутылки.

— А… окно?

— Так же, — Дэрри постучал костяшками пальцев по стене. Достойный ответ последовал незамедлительно: удар, звон бьющегося стекла и непереводимая игра слов на эльфийском. Непереводимая из-за состояния говорившего: очень сложно, будучи в дупель пьяным, соблюдать тон, размер и дифтонги.

— Да-а, дела-а, — Дона, казалось, всё это страшно забавляло. Он, в свою очередь, стукнул по стене и с удовольствием выслушал ответ, заломив бровь и уважительно кивая головой с видом знатока. — Но, увы, я здесь и, стало быть, веселье закончено. Увы, увы! Ну-ка, сынок, разгони отсюда всю эту… э-э-э… на-райе. Нечего им глазеть, глазки не казённые, новые никто не вставит! Или нет, стой-стой! Лучше вот что: вырастите мне стеночки поперёк коридора. Нефиг тут всяким шляться, а вы оба мне внутри понадобитесь.

— Но… Дон, я не могу, я же уже не эльф! — расстроился Дэрри.

— Лягушонок?

— Да иди ты в баню! — шарахнулся Квали. — Я ж как спою…

— Нет, петь не надо. Надо пообщаться с Дворцом и объяснить, чего ты от него хочешь. А приказу Короля это не противоречит, даже наоборот. Он только дверь зарастил, а мы усугубим. Давай-давай. Больше-то некому.

Квали тяжело вздохнул. Ну, смотрите, вам же хуже! Он положил ладони на стену Дворца и мысленно окликнул, нет, скорее — зашарил по сторонам. Эй, есть тут что? Или кто. Хоть что-то? И отклик пришёл, и даже быстрее и легче, чем он думал. Большой, очень большой, мирный и добродушный, но о-очень ме-едленный, о-очень. Надо как-то самому замедлиться, чтобы его понять и начать общаться, потому что этот большой и медленный ускориться не сможет. Вот как-то так… ещё чуть-чуть… Нечто или некто был страшно рад, он подставлял спинку под его ладони, ластился и… вилял хвостом? Вот уж, блин, выверты психики! Так, нам надо… перекрыть, ага. Вот тут и вот там. Надо же, как быстро, почти молниеносно! Молодец, умница, хороший пёсик! Жнец Великий, что я несу! Ну, всё, всё, молодец, да, да! Всё, успокойся, я ещё приду, приду, скоро, всё!

Эльф помотал головой — бр-р-р, вот это опыт! Открыл глаза. Вокруг было абсолютно темно и абсолютно тихо. А ещё очень жарко и душно. Ой, ё…

— Ребята, — осторожно позвал Квали. Голос прозвучал странно, и не только из-за эха. Сонный вздох был ему ответом. — Вы здесь? — расстроился эльф, — Или я опять что-то напорол? — и торопливо щёлкнул пальцами, сообразив наконец сотворить светляка. Светляк, получившийся тусклым и багрово-красным, осветил деревянный склеп без окон и дверей. Оба вампира сладко спали, сидя в обнимку у стеночки. — Дон! До-он! Дэрри! — потряс их эльф за плечи. Вампиры вдруг вскочили на ноги, забегали вокруг, замельтешили и запищали тонкими голосами что-то неразборчивое, жестикулируя с немыслимой скоростью. Квали заморгал, потом сообразил: он же сам замедлился, чтобы получить возможность общаться с Дворцом! Так, а как обратно? Ой, мама! Он вдруг понял, что сам не знает, как ему это удалось. Как-то сделал. И что теперь? А Дон и Дэрри с недоумением смотрели на Квали. Мало того, что сначала он замер у стены и не реагировал ни на что так долго, что они сели и незаметно для себя задремали от скуки — так и теперь с ним что-то не так. Они уже давно встали, а он так и стоит, нагнувшись над тем местом, где они сидели. Стоит и не шевелится. И дышит через раз, медленно-медленно. И холодный, Жнец Великий, какой же он холодный! Как они сами!

— Дон, что это с ним, он, прямо, деревянный какой-то!

— А знаешь, похоже, что так и есть. О, смотри, выпрямляется. А ты сам с Дворцом хоть раз общался?

— Да сначала как-то ни к чему было, — пожал плечами Дэрри. — А потом, сам понимаешь, уже никак. Но я видел, как это делает отец, с ним такого не было! Квали, очнись! — встревожено потряс он брата за руку. Рука даже не пошевелилась.

— Ты аккуратнее, ветку… блин, руку ему не сломай! Если я всё правильно понимаю, он действительно одеревенел, вошёл в ритм дерева, понимаешь?

— А как же… — растерялся Дэрри. — Как его теперь из этого ритма выводить?

— Боюсь, что никак, — покачал головой Дон. — Сам вошёл, сам и выйти должен. Только он, похоже, не знает — как. Оставь его пока, потом разберёмся. Давай займёмся тем, зачем пришли.

— Ш-ш-ш… — зашипел вдруг неподвижный Квали. — Ш-ш-т-о-о-о… — глубокий резонирующий бас отдавался от стен замкнутого пространства. — С-с-с-о-о-о… мно-о-о-ой?

Донни заколебался было, но потом покачал головой:

— Нет, потом. Мне лишний свидетель ни к чему. А ты, СЫН МОЙ, будешь всю жизнь молчать о том, что сейчас увидишь, — пристально уставился он на Дэрри. Тот заморгал, как разбуженный, потом кивнул. Дон тоже удовлетворённо кивнул — вложенное в слова «Принуждение по крови» подействовало — и подступил к свежевыращенному, более светлому участку стены. Черкнув когтем по левой ладони, он стал макать в набежавшую кровь палец правой руки и постепенно вырисовал на стене контур небольшого овала. Приложил ладони и замер. Дэрри жадно следил за ним. Он будет молчать, будет, а вдруг он и сам так сможет? Молча? Никому не говоря? А Дон ничего и не сделал, в смысле — зрелищного. И ничего не сказал. Просто дерево вдруг рассыпалось под его ладонями, как гнилушка. Из тёмной дыры пахнуло смесью хорошего вина, перегара и гиацинта.

А Квали вдруг стало очень больно, так больно… И тут же отпустило. И тут же стало понятно, что его проблема разрешилась сама собой. Видимо, от боли организм сам прервал контакт с Дворцом и вышвырнул тело в нормальное течение времени. По крайней мере, довольное «Ага» Дона он услышал уже не как комариный писк. А ещё вдруг стало люто холодно, внутри, глубоко. Он промёрз насквозь! Квали обхватил себя руками, его забил озноб, аж зубы заклацали. Вампиры обернулись.

— О! Отмер! — кивнул Донни. — Отлично! Светляков нащёлкать можешь? — Квали кивнул трясущейся головой и защёлкал дрожащими пальцами. В дыру полетели светляки, отражаясь в груде осколков стекла на полу, нормальные, не багровые. — Пошли, пошли. Эк тебя колотит! — потянул его Дон к дыре. — Легче, легче, не споткнись, тут стёкла, в качестве матрасика не советую. Навернёшься — будешь ситечком. Дэрри, помоги ему! Сейчас. Тут наверняка для тебя лекарство имеется! О! — письменный стол и пол вокруг него был уставлен разнокалиберными бутылками, большей частью пустыми. — На-ка, хлебни, сразу согреешься! — подхватил Донни одну из них, непочатую, вскрыл когтем и протянул Квали. Эльф послушно попытался взять, но руки тряслись, как у припадочного. — Ага. Рот открой. Дэрри, голову ему подержи, — горлышко пару раз клацнуло об зубы, и в рот Квали хлынула обжигающая струя, провалилась в желудок, разошлась жаром по телу. Он шумно выдохнул, чувствуя, как унимается озноб, и расслабляются мышцы.

— Ох! А что это было? — Дон принялся было изучать этикетку. — Да нет, со мной? — Квали зябко потёр предплечья и отобрал у Дона бутылку. Он ещё не до конца согрелся, а в ней такая вещь полезная…

— Насколько я понял, это и есть так называемый «Транс Перворождённых», — улыбнулся ему Донни. — Я о таком читал. Так, собственно, Дворец и растили: входили в ритм дерева, и сами на какое-то время уподоблялись ему. Вот ты и… уподобился!

— А я тебе всегда говорил, что ты дубина! Здравствуй, дерево! — ехидно обрадовался Дэрри. — Чего хоть ждать-то от тебя, желудей или яблочек? Когда плодоносить будешь?

— Звездюлей, слыхал о таких фруктах? И весь урожай тебе, любимому! Не надорвись, таскавши! Говорят, они тяжёлые! — не остался в долгу эльф. Дэрри собрался продолжить интересную тему, но Дон пресёк зарождавшееся объяснение в братской любви простым вопросом:

— Ребята, а Риан-то где? — в обозримом пространстве Короля-Судьи не наблюдалось. Риан нашёлся на полу между столом и креслом. Одна бутылка, плоская, служила ему подушкой, другую, пузатую и оплетённую лозой, он нежно прижимал к груди. Обе были окончательно и безнадёжно пусты. — Да-а, дела-а. Силён ваш батюшка, — заценил Донни подвиг Короля на ниве истребления алкоголя. — Это сколько он тут сидит?

— Со вчерашнего дня, я ж говорил, — Дэрри сокрушенно рассматривал опустевшую бутыль со своим любимым «Морским бризом». Ну, папенька! Не мог чем-нибудь другим налакаться? Бездарно выжрать, не чувствуя вкуса, коллекционное вино трёхсотлетней выдержки! Да за него на аукционе две лапы дают, за одну бутылку! Король хрюкнул и зачмокал. Свинья вы, на-фэйери, как есть свинья! Это что же должно было случиться, чтобы ярый поборник трезвости Риан нажрался до свинского состояния?

— А ванная комната здесь есть, или придётся выходить? — оторвался Дон от чарующего зрелища. Дэрри кивнул на неприметную дверку в углу. — Оч-чень хорошо. Возьми-ка его за ноги, — вампиры подхватили Риана, за дверкой полилась вода, раздались характерные при неуёмном принятии алкоголя звуки, потом протестующий вопль, непонятно чей, опять плеск воды. Наконец Короля под руки доставили к креслу и усадили. Был он мокр, зол и нетрезв, но уже слегка воспринимал окружающее. Утёрся полой халата, отпихнул ногой катающуюся под столом пустую бутылку и с отвращением огляделся.

— Опять ттты! — скривился он, когда взгляд упал на Донни. — Не-е, не хчу! Ты ж это: кх-х-х! — пережал он себе шею и засипел. — Без… этой… без вессти! Уй… уй… Уди, — решительно распорядился он, широко махнув царственной дланью. — И сю-уда — тока с вессью! — погрозил он пальцем. — А без — уди! — от очередного королевского взмаха со звоном погибли ещё две бутылки, слетев со стола. Квали нервно отхлебнул из своей. Ой, ё…

— Я с вестью, на-фэйери! — насмешливо блеснул глазами Донни. — Дэрри, подержи папу, иначе толку не будет, — кивнул он Дэрри. Тот вздохнул, зашёл за кресло и обхватил голову отца с двух сторон. Король грозно нахмурился, готовясь покарать наглеца, но Дон уже начертил у него на лбу руну исцеления своей кровью. Короля передёрнуло, он охнул и схватился за лоб. Потом вскочил и исчез за дверцей. Донни развёл руками и присел на край стола.

— Дон, а что это… — начал Квали, и растерянно замолчал. Он что-то хотел спросить? А о чём?

— Что? — покосился с улыбкой Донни. Взмахнули чёрные ресницы, кажущиеся ещё ярче на мраморной белизне кожи. Ресницы… Глаза… Квали задохнулся и покраснел. Донни! Сволочь! Ты?!!.. Нет, никогда Квали его об этом не спросит, никогда и ни за что! Нет, конечно, нет! Сон. Это был сон! Сон? Какой сон? Что-то он хотел спросить… Или уже спросил? Или не хотел? Блин, забыл! Да и Жнец с ним, не больно-то и интересно. — Чего ты, Большой?

— А? — удивился Квали, — Не, я… ничего… — пожал он плечам и опять отхлебнул. Очень правильное вино ему дал Дон: не пьянит, но тепло от него и успокаивает замечательно. Как оно называется? «Живень»? Как интересно! Стоп-стоп, а почему тут грибы нарисованы? Синие, в светящуюся белую крапинку! Дон с лукавой улыбкой следил за сменой выражений на подвижном лице эльфа, и наконец сжалился:

— Это из горы. Из Донн Дроу. Вкусно?

— Контрабанда? — восхитился Квали. Вино сразу показалось ещё вкусней. Ай да папа!

— А то! — усмехнулся Дон.

— Да кая, нахрр… на хрен, контыр… тьфу, — вышел из ванной Король и затормозил на пороге, покачиваясь. До кресла путь предстоял неблизкий и тяжелый, по пересечённой местности. Бутылками пересечённой, разной степени наполненности. — Подарили. Этот, как его, старец ваш.

— Видите ли, на-фэйери, одно другого не исключает, — любезно улыбнулся Дон. Король сморщился в тщетной попытке понять, что это значит.

— Давай не надо, а? — тоскливо попросил он. — Злой я нынче и тупой, а ты мне такое загибайшь! Вот на хрр… Хре-на вы меня протере…звили? Столько трудов насмарку! — печально окинул он взглядом бутылочную рать. — Сколько мне теперь опять выпить придёсса, а? А? А я ж пить-то не люблю, мне и запах-то не нрависса… — сокрушённо вздохнул Король.

— Но зачем, пап? — опешил Квали.

— Что случилось, отец? — поддержал его Дэрри.

— …ц! — кратко ответил Король, отпустил косяк, в падении, быстро переставляя ноги, достиг кресла и упасть умудрился уже в него. Дон одобрительно кивнул — ловко, на-фэйери! Как профессионал!

— Если можно, на-фэйери, чуть больше подробностей, пожалуйста, — с безукоризненной вежливостью попросил он Риана. — Видите ли, что-то мне подсказывает, что…

— Бутылкой по башке хошь? — доброжелательно поинтересовался Король. — А не хошь — говорри норрмалльнно! — гаркнул он.

— Служу Короне! — ещё громче гаркнул Дон. Отозвались звоном пустые бутылки, заметалось эхо, заметалось свежеполученное похмелье в голове у Короля.

— Уб-б-бью-ю-у-у! — взвыл Риан, хватаясь за голову. Дэрри подскочил от неожиданности и хихикнул, Дон улыбался ехидно, Квали — неуверенно. Риан некоторое время хмуро смотрел на них, потом устало махнул рукой. — Всё б вам из-ззеваться. Детишшки, блин. Ни дроу лыссого вы нь поньмайте…

— Рассказывайте, Риан. — Донни деловито придвинул к столу резной табурет и уселся. — Дальше этих стен не пойдёт, ручаюсь. Одна голова — хорошо, а четыре лучше. Нет, боюсь, уже три, — смерил он глазами количество «Живеня» в бутылке у Квали. — Но, всё равно, лучше. Уж что-нибудь, да придумаем. Говорите.

Риан кисло посмотрел на него и тяжело вздохнул. Понял — не отстанут, и попытался говорить внятно.

— Да что там… Всё фигово до предела. Этому, — кивнул он на Дэрри, — детей иметь нельзя, там такое начнётся… Ой-й!

— С этим мы уже разобрались, — кивнул Донни. — остались только вы и Королева-мать.

— Не осталась, — отмахнулся Риан. — Ты меня за дурака-то не считай, я ещё той ночью всё понял, и на неё «Молчание» навесил. С того в первый раз и полаялись, — тяжело вздохнул Король.

— А вы? — взгляд Дона был цепким и острым.

— А как? — развёл руками Риан. — Перед зеркалом? Ты пробовал хоть раз? Это ж полный…

— Но это не всё? — это уже больше походило на допрос, хоть и в благожелательном тоне. Король уныло помотал головой и полез в ящик стола. Достал лист бумаги, швырнул на стол.

— Вот она, всеобщая зад-ни-ца! — торжественно провозгласил он. — Читай-читай, тут ничего секретного нет. — Дон прочёл, постепенно всё выше задирая брови, и передал бумагу Дэрри. — Вот оно, Про-ро-чес-тво! — сам себе кивнул Король.

— Пророчество? — покосился на него Донни. Король кивнул, пропел фразу на эльфийском и тут же перевёл:

— «Речная вода утратит тепло, утратит свет речная вода. Придёт дракон и Корону возьмёт, и будет дракон на Троне всегда».

— Отец, но это же… считалка детская… Мы с Квали всегда… Да её все знают! При чём тут пророчество? — растерялся Дэрри. Король отрицательно мотнул головой:

— «Лив» в переводе — речная вода. Волна длинной воды. На тебе она утратила тепло, а свет на вас обоих.

Дон ещё раз пробежал глазами по эльфийским рунам, усмехнулся, хотел было что-то сказать, но передумал и сказал совсем другое:

— Ну, положим, Квали свет удалось вернуть, да и дракона ни одного в округе пока не наблюдается. Всё равно не понимаю, что ужасного в том, чтобы отослать отчёт Перворождённым о здоровье и матримониальных планах младшего на-фэйери.

— Ой-й-й! — сморщился Король. — Ты вот прямо… То такой умный, а то такой дурак! Вопрос не в отчёте! Вопрос в ответе! Их ответе, Перворождённых! Она по документам человек! Как ты думаешь, что они мне ответят? А? А-а-а! Вот то-то!

Квали давно уже затравленно водил глазами с Дона на отца и обратно. Он уже понял, что проблема в нём и Птичке, только ещё не сообразил, какая именно.

— Я… понял… — медленно сказал Дон, что-то напряженно обдумывая.

— А-а-а! По-онял! А вот он, — ткнул пальцем Риан в младшего сына, — ещё не по-онял. А когда поймёт… Вот он, мой сын! Мой! — саданул себя Король в грудь и чуть не слетел с кресла. — Он будет меня не-на-ви-деть! До конца своих дней! Меня! Мой сын! А она: «Приду-умай!» — обиженно изобразил он Рэлиа. Он сидел, сильно наклонившись вперёд, упираясь согнутым локтями в колени. — А я не могу, — поднял он голову и обвёл всех печальным взглядом. — Я, Кроль…, тьфу, Король! Судья! Я! И не, не могу… — развёл он ладошками у лица и безнадежно помотал головой. — И вот, и что? Дай мне вон ту, там есть, я вижу! — потянулся он к бутылке на краю стола.

— Да почему, пап? — похолодел Квали. Он ничего не понимал.

— Если бы вы поженились до этого запроса, вам уже ничего бы не грозило. Ты же знаешь, как под серпы ходят в Храме: если вашей воли нет, так они и не сработают, — повернулся к нему Донни. — А если Перворождённым станет известно о твоих планах до брака, они его не допустят. На Трон не может сесть полукровка, а ваши дети будут ими считаться, хотя по сути будут чистокровными эльфами. Скорей всего, Перворождённые пришлют предписание женить тебя на на-райе, может быть, даже укажут, на ком именно. И твой отец не сможет пойти против прямого указания.

— Не-ет, — выдохнул позеленевший эльф. — Дон! Дон, придумай что-нибудь! Мы… мы сбежим! Пап! Ну, как же так?

— Не суетись, — осадил его Дон. — Дай подумать. Первое, что приходит в голову: Риан, ваш старший сын, по сути, уже не эльф. Я могу попытаться в связи с этим добиться для вас по своим каналам увеличения квоты на детей. Родите ещё одного, вы молоды, время позволяет! Как вам такой вариант?

— Оч-чь мал-вер-вр-ратно… — помотал головой Риан. Он сделал всего пару глотков, потом бутылку отобрал Дэрри, но и этого хватило. Короля стремительно развозило.

— На-фэйери, прекратите! — досадливо поморщился Дон. — Это надо решить здесь и сейчас, а если вы будете пьяны, нам придётся смиренно уползти и поджать хвост, вы этого хотите? — Король активно замотал головой, глаза его тут же вытаращились, он зажал рот рукой и бросился в ванную. Дэрри пошёл за ним, Дон вздохнул и забарабанил пальцами по столу. Ох, Лиса моя, Лиса! Как же ты всё запутала этим удочерением!

— Дон, — нерешительно начал Квали, — но у нас же с ней свет! Как же они могут…

— Квали, вспомни, что ты мне сам — сам! — рассказывал о Перворождённых! Свет у тебя может быть с кем угодно, хоть с овечкой. А наследные на-фэйери — только от на-райе.

Квали вспомнил, охнул и уныло замолчал.

Из ванной Король вылез ещё более несчастным и помятым, чем в предыдущий раз. Зато почти трезвым. Сел в кресло, нахохлился.

— Итак. Вариант второй, — продолжил Дон, как ни в чём не бывало. — Называется «По Лисе». На сколько вы можете задержать свой рапорт?

— Ну… Месяца на четыре… — прикинул Риан.

— Отлично. А в рапорте вы напишете всё, как было, практически полностью. Чтобы было понятно, кто такая Птичка, кто такая Лиса и каким образом их жизни оказались связаны. Не смотрите на меня так, поверьте, иногда честность — действительно лучшая политика. Нужно, конечно, соблюсти грань между честностью и глупостью, но это уже детали, это можно отсечь в процессе, я помогу. Вот смотрите: как вы думаете, сколько времени понадобится Перворождённым, чтобы переварить такой сюжет?

— Год-полтора… — пожал плечами Риан и вдруг расцвёл улыбкой. — Это гениально! Да они два раза под серпы встать успеют, пока эти растениеводы там чухаются! Но… — опять помрачнел он. — Трон.

— Ой, оставьте, на-фэйери, один план — другому не помеха, я могу провести их параллельно, — пожал плечами Донни. — Официально отозвать Дэрри в земли ле Скайн — не проблема, он же сын мой во Жнеце! У них просто не будет другого выхода, только разрешить вам ещё одного ребёнка.

— Не буду я наследным! — вдруг вызверился Квали. — И детей своих не дам мучить, идите в баню вместе с Перворождёнными своими!

— Вот младшего братика вырастишь — и отречёшься! — насмешливо фыркнул Донни.

— Ой, ё… — сморщился Квали.

— А ты думал — в сказку попал? — покосился на него Дон. Дэрри фыркнул и прошептал: «Дерево!» — Но, собственно, я-то об отсрочке думал совсем не для того, чтобы дети имели возможность резво бегать под серпы и обратно. Я хотел получить время на то, чтобы оформить надлежащим образом кое-какие документы, а это будет, боюсь, небыстро, — три пары глаз с недоумением уставились на вампира. Дон обвёл их невозмутимым взглядом. — Как вы думаете, Перворождённых устроит в качестве вашей невестки не на-райе, а на-фэйери? На-фэйери Донн Дроу? Не наследный, увы, но титул передать могу.

— Дро… До… Дроу… Оу… оу… Ох, мне плохо, ох… — схватился Риан за сердце. — Ты… — обличающе наставил он палец на Донни, — Ты — да? Да?! Да??!! О-ох!

Донни, заломив бровь, страшно заинтересовался шитьём на своём манжете. Дэрри вдруг хихикнул, ещё раз — и отчаянно захохотал, задыхаясь, икая и повизгивая. Дон искоса взглянул на него и тоже засмеялся, скаля клыки. Король хмурился и подозрительно разглядывал веселящихся ле Скайн, один из которых восемь лет назад — целую вечность назад — был его сыном, а другой когда-то, неизвестно когда, жил в Донн Дроу и принадлежал к правящей династии дроу, подумать только! И как его угораздило? Дроу никогда не выходят из горы, их видели только вампиры, только на основании их свидетельств о дроу и известно. А теперь он и сам вампир. Или врёт? Очень трудно с вампирами, так трудно! Никогда прямо не посмотрят, вечно глаза отводят, это заставляет в каждом их слове искать второй, подспудный смысл, а из-за этого всё время кажется, что они врут, увиливают, недоговаривают. Или ещё лучше: презирают! И Дэрри такой же теперь, вечно глаза опустит и ресницами хлопает. Будто кокетничает. Это с отцом-то! Риан его как-то раз даже отругал, настолько его это раздражало. «Я с тобой разговариваю, куда ты уставился? Что ты в этом углу интересного нашёл?» А Дэрри даже ухом не повёл. Ресницами занавесился и выдал одну из своих вампирских улыбочек: «Никогда не смотри в глаза вампиру, папа. Это вредно, очень вредно, это все знают, даже странно, что этого не знаешь ты. И не заставляй меня смотреть тебе в глаза, поверь, тебе это не понравится!» И ушёл. И понимай, как хочешь. Когда-то давно, в юности, будучи в Детях Жнеца, общался Риан и с ле Скайн, и с ординарами, но, пока вампиром не стал Дэрри, их вечно потупленные глаза не напрягали его в такой степени. Да он и не задумывался над этим никогда, списывал на надменность, заносчивость, на характер, короче. А когда задумался — единственное существо, которое Риан мог расспросить, не опасаясь продемонстрировать свою неосведомлённость, посол райя дэ Терон ле Скайн, так замечательно оказавшаяся давно пропавшим Мастером Корнэлом, попала в ящик на десять лет. Риан поискал, было, информацию в библиотеке, да дела навалились, не до того стало…

— А тебе оно зачем? Вот, что вот ты так уж?.. — подозрительно прищурился Король.

— Уверяю вас, на-фэйери, исключительно шкурный интерес и личная выгода! Даже, я бы сказал, интимного плана, вот, Дэрри меня прекрасно понимает, — улыбнулся Дон. Дэрри понимающе хмыкнул. — Я всего лишь хочу, чтобы моя жена, Лиса, была по возможности счастлива. Или, хотя бы, не питала обиды. Ни на кого. И ничего не боялась. Нет, если вы будете настаивать, я, конечно, объясню, но вам это будет неприятно. Это не политический интерес, это… — покрутил он кистью перед лицом, — скорее, ближе к физиологии. Нашей физиологии.

Риан сморщился. О том, кто такие энки, добровольные энергетические кормлецы ле Скайн, он знал вполне достаточно, чтобы сообразить, что Дон имеет в виду. Но — да, это он мог понять и принять, как объяснение. И даже понял, зачем Дон женился. Хитрая сволочь! Все эти мысли настолько явно отразились у Короля на лице, что вампиры опять засмеялись. Нахалы! А самый большой нахал — этот дэ Мирион. Вот ведь, вроде бы и протокол соблюдает, а Риану всё время кажется, что вместо «на-фэйери» что-то другое имелось в виду. Что-то вроде «слышь, чувак?». А то и похуже.

— Так я могу в этом на вас рассчитывать, на-фэйери? Вам даже не придётся выстраивать стратегию, я вам расскажу, что нужно сделать, чтобы Лиса вас простила. Но мне нужно быть уверенным, иначе, боюсь, что ничем не смогу быть вам полезным, — невинно взмахнул Дон ресницами.

— Нет, вы это видели?!! — Риан бессильно откинулся на спинку кресла. — Этот хренов ле Скайн! Он меня! В моём собственном Дворце! Шантажирует!!! У тебя совесть-то есть, чудовище?

— Э-э-э… — изобразил Донни замешательство и демонстративно оглядел пол, заставленный бутылками: — Это… пьют?

— Ой, сво-олочь! — застонал Риан и махнул рукой: — Жнец с тобой, кровопийца, рассказывай. На-фэйери попытается заслужить прощение человеческой женщины! Куда катится Мир?

Квали облегчённо перевёл дух. Кажется, самое страшное позади, все о чём-то договорились. Правда, он так и не понял — о чём, но Дон же ему друг, а Дэрри брат. Не могут же они его подставить? И папа. Они же его любят, и он их так любит, та-ак лю-уби-ит… Но понимает… плохо понимает, ага. Ну и ладно. Главное — всем весело! А вот бутылка, жалко, кончилась. Такие грибки симпатичные-е! В то-очечку… Только почему-то точечки по-олзают! Как смешно-о-о!

И Квали смеялся, смеялся, смеялся, пока не стало холодно и, почему-то, мокро. Оказывается, братец держал его над ванной, а Дон поливал ему голову холодной водой. Квали задрыгался и завопил.

— О, живой, смотри-ка! — хладнокровно отметил родной брат. Ну, погоди, Дырон, я тебе ещё… ух! Хватит, хватит, я сказал!

— Вытирайтесь, на-фэйери, — Дон шлёпнул ему на голову полотенце. — Нам предстоит аудиенция у Королевы-Матери.

— Мама? Да! Щас! — Квали стал поспешно вытираться. — А… зачем? — вдруг так удивился он, что даже застыл с полотенцем в руках.

— Надо её успокоить, — заглянул в ванную Риан, уже вполне трезвый, даже переодетый, и с раскуренной трубкой в руке. — Она вчера сказала, что разведётся, если я ничего не придумаю. Придумал не я, но, надеюсь, результат её устроит. Пошли? — окно в кабинете уже вернулось на место, дверь тоже, а бутылочный развал, наоборот, исчез. — Причешись, чудовище! — он закусил мундштук и вышел. Квали с острой завистью покосился на бритый затылок отца и стал драть щёткой свои волосы.

На крыльцо выскочил мажордом. Был он бледен, но решителен. Долг превыше всего! Да и Король здесь, не станет же при нём этот ужасный вампир повторять свои ужасные вампирские ужасы?

— Дэмин Риан на-фэйери Лив! Риан Дэрон на-фэйери Лив!

— О-о! Опя-ять! Ка-ак я его ненавижу! Дэрри, можно, я его убью? Или ты, а? Дэки, детка, убей его! Вот прямо сразу, а? Ну, для меня! Ну, пожа-алуйста! — страстно застонал Квали.

— Да? А что такое? — удивился Дэрри. Они с Квали шли второй парой, впереди Риан и Донни обсуждали что-то вполголоса, не обращая на мажордома никакого внимания.

— Эта сука мне Призыв орать повадилась! Я уже в морду дать обещал, и Дон уже стращал. Так его напугал хорошо! Я уж понадеялся, что всё, а вот, видишь? Ненавижу-ненавижу, гад-гад-гад!

— Так сказал бы мне! — удивился Дэрри. — Делов-то? Смотри, как надо!

Дэрри неуловимым образом вдруг оказался впереди всех, лицом к мажордому. Тот как раз открыл рот, чтобы проорать ещё что-то, но утонул в ласковом взгляде.

— Слушай меня, только меня, и всё будет хорошо, я обещаю. Отныне и навеки, каждый раз, как ты вздумаешь произнести вслух слова «Рука Короны», представляя младшего на-фэйери, ты будешь вместо этого громко кричать петухом. Трижды! Запомни! Вместо «Рука Короны» — три раза «кукареку»! А сейчас ты уйдёшь к себе и будешь целый час скорбеть о своём несовершенстве! Ступай!

Мажордом с остекленевшими глазами развернулся и убрёл по коридору, волоча за собой жезл. Квали проводил его восхищённым взором, дёрнул кулаком сверху вниз, прошептав «Р-райт» и взорвался бешеной радостью:

— Дэки, детка, я тебя люблю! Это ж надо — кука… хи-и! Три! Три раза! Хи-и! Р-райт! Р-райт! Месть сладка! Вот оно счастье! — завопил он, в полном восторге проскакал по лестнице до самого низу, и даже не упал. Риан, нахмурясь, повернулся было к старшему сыну, но Донни прошептал ему на ухо:

— Ничего страшного, на-фэйери, Квали уже не в Руке, это ненадолго.

— А вы уверены, что это не повлияет на его психику?

— Чью? — хмыкнул вампир, покосившись на Квали, отплясывавшего на лужайке танец победы пьяного бабуина. Дон наблюдал за ним с момента прихода во дворец, очень было интересно. Этот Квали, «домашний», мало походил на привычного ему Большого, даже когда тот отдыхал и дурачился. Здесь это был… младший сын, что ж тут скажешь. Плюс целая бутылка «Живеня», да… И Дон очень остро вдруг почувствовал все свои шестьсот лет.

— Мда… Вообще-то, мажордома, — поморщился Риан. — Для моего сына такое состояние, увы, не ново и вполне естественно. А вот тот… Он и так-то… И с юмором у него… не очень… Не сдвинулся бы…

— Ну, что-о вы, на-фэйери! — вытянул Дон губки трубочкой. — Это совершенно безвредно. Просто отучится устраивать балаган на потеху себе и окружающим.

— Это хорошо бы, меня он, признаться, тоже сильно раздражал, но, что ж сделаешь, он какой-то родственник Рэлиа, вот и… Мальчики, идёмте, мама там, — они свернули направо, обогнули купу деревьев и оказались перед лужайкой, густо заросшей мощным татарником. Откуда-то из середины доносились тихие всхлипы. Дэрри осторожно потрогал колючку на конце пушистого, как будто седого, листа и отдёрнул палец. Задумчиво почесал грудь, потрогал челюсть…

— Вот, — вздохнул Риан. — Выходить отказывается, я вчера полдня уговаривал. Попробуйте сами. Куд-да-а??!!

— Ма-ам? — Квали, в голове которого всё ещё царил литр «Живеня», не задумываясь, вломился в заросли и, естественно, тут же застрял. И взвыл уже обиженно: — Мам, я в колючках застрял! Ма-ам? Так не честно! Больно, мам!

И это оказалось самым действенным.

— Сыночка? — татарник вокруг Квали стал стремительно изменяться, превращаясь в безобидные садовые васильки, которые ещё и расступились, образуя проход к центру. Квали рванул вперёд, остальные последовали за ним.

— Благословеннейшая! — припал Донни на левое колено, правая рука на левом плече, голова опущена. Ему не надо было смотреть, он и так помнил внешность Королевы. Розовая фарфоровая куколка с сияющими радугой волосами и огромными даже для эльфа глазами, настолько тёмно-зелёными, что казались чёрными. Ни один из сыновей её цвета глаз не унаследовал. Лёгкая, тонкая, на две сотни лет младше Дона, почти на пятьсот — Риана, мужа и защитника. Лье она страшно нравилась, она много рассказывала о Рэлиа.

— Знаешь, мне всё время чудятся у неё за спиной крылышки, такие стрекозиные, — смеялась она. — Так затрепещет, затрепещет — и полетит! И на травинку сядет.

— А то! — соглашался Дон. — Вся такая трепетная… И лапками вцепится… Стрекозиными… Намертво… У меня один вопрос: это она тебе нравится или Мастеру Корнэлу?

— Циник! — возмущалась Лья. — Кого я вырастила! — и хохотала, откидывая чёрные кудри.

— Райн… дэ Мирион?..

— На-фэйери! — вскочил Дон и щёлкнул каблуками.

— Но вы же… Вас же… Не помню… — потерянно прошептала Рэлиа, и поникла, держась за лоб. — Простите, я, кажется, что-то забыла…

— Ой, мам! Я щас расскажу! — вскочил Квали. — Мы вчера…

Рассказ в лицах занял около часа. Квали скакал по поляне, вытаптывая васильки, ржал за Зверей, рычал и свистел за летучую мышь, даже зачем-то полез на дерево. Дэрри вносил уточнения. Тем временем Дон отозвал Риана в сторону.

— На-фэйери, вам не кажется, что вы не очень удачно поставили своей жене «Молчание»?

— Классика, — пожал плечами Риан.

— И кто из нас вампир? Жестоким, не знающим сочувствия чудовищем положено быть мне! Риан, снимите! — опять этот, кажущийся надменным, косой взгляд из-под ресниц. Король нахмурился. Но на этот раз он был очень далёк от того, чтобы высказывать претензии на отсутствие «прямого и честного взгляда». Он понял. Сложно было не понять после фокуса с мажордомом. До сих пор не по себе. Он автоматически заглянул тогда в глаза Дэрри, и теперь никак не отделаться от ощущения, что где-то глубоко внутри ворочается «три раза кукареку» и ждёт своего часа. И не на него ведь сын смотрел, и не ему говорил, а вот такой эффект. А что же тогда у того бедняги в голове делается? Нет, лучше об этом не задумываться. — Она сильная личность, Риан, она будет помнить, что что-то забыла, и мучиться в попытках вспомнить забытое. Не надо. Посмотрите сюда, — Дон разровнял сапогом край клумбы и нарисовал когтем своё плетение.

— О! — Риан заморгал. — Но… Так, вот это — «Молчание», да, но часть его, вот эта, если с вашим дополнением — это… часть обезболивания?

— А вот так? — Дон стёр две линии внутри. Риан ахнул. Дон довольно хмыкнул и стёр весь рисунок.

— Отведение! Три в одном, — заворожено прошептал Риан. — Не могу сказать даже, что полностью понимаю… То есть, если что-то в памяти вызывает негатив — нет, страх, да? — к нему исчезает интерес, да? Не стирается, а просто абсолютно перестаёт интересовать. В ноль! Невероятно! И никакой деформации… Это прямо анестезия памяти получается! Но… столько энергии… такой поток… — Дон дрогнул губами в намёке на улыбку и опустил глаза. Всё было ещё сложней, вернее — индивидуальней, но объяснять это Риану он не собирался. — Да, вы правы, на фоне этого классическое «Молчание» — просто неоправданная жестокость! Где вы это нашли? Это… — понизил он голос. — Это оттуда, да?

— Помилуйте, на-фэйери, я там не был с детских лет. Это моё, только моё. Дарю! — безмятежно улыбнулся Дон.

— Это… прямо королевский дар! — Дон насмешливо задрал брови. До Риана дошло, он хохотнул и кивнул, блеснув бритым черепом. — Тогда прошу вас, приступайте, КОЛЛЕГА!