Золотой череп. Воронка душ (СИ)

Золотой череп.

Воронка душ.

Фэнтези

Пролог

Понять ценность того, чем обладаешь, можно только потеряв это. Процветание и благоденствие породили уверенность в собственной непогрешимости. Не было ни страха, ни опасений за будущее и каждый, кто мог себя проявить стремился к неограниченной славе и богатству. Когда волшебство и простой человеческий талант соперничали друг с другом в создании чудес, окружающий мир казался сырой глиной, из которой можно было вылепить любой предмет. И никто даже не подозревал, что скоро грянет гром и то, что виделось естественным и очевидным, станет вдруг опасным и губительным для всего живого. Уверенность в правоте, надменность и презрение к чужой свободе, определили главным мерилом физическую силу.

Дело доходило до военных столкновений. Жестоких, кровавых и бессмысленных. Эльфы убивали гномов, гномы убивали эльфов, а люди убивали людей. Гибли многотысячные армии, разрушались города, низвергались прежние кумиры, но неиссякаемые богатства позволяли начинать всё сначала.

Ни один из народов не мог достичь превосходства над другим, и тогда маги Скальбура, презрев предупреждения оракулов и запреты, установленные кодексом древних, решили открыть дверь в иной мир, чтобы обрести силу, могучую и непобедимую. Совет скальбурских колдунов, тайно собрался на жреческом острове и постановил использовать для этих целей реликвии предков.

Седьмой день, шестого месяца 2241 года, эры Второго Солнца, стал началом иного времени, когда в мир живых, хлынули полчища созданий порождённые миром мёртвых.

И содрогнулась в тот день земля, проснулись дремавшие вулканы, пробудились великие ураганы, моря и океаны вздыбились от высоких волн. Когда пришло осознание случившегося — было уже поздно. Раскаяние, ужас и паника овладели разумом скальбурских магов, отчего многие из них погибли или обратились в жутких тварей. Их знания оказались развеяны по ветру, от великих мыслителей остался только прах.

Первым из земных государств пал надменный Скальбур. Искавший совершенного оружия, дабы покарать соперников, он сам стал жертвой этого оружия, и тысячи его солдат стали добычей голодных и бездушных хищников. Те, кто не мог сражаться, бежали в Вирекрею, Спумарис или Холдарику, кто не мог бежать, становились «отверженными». Тёмному воинству, что пришло из иного мира, дали имя Навь. Но это воинство лишь притронулось к миру живых, забрав в качестве дани каждого третьего жителя Скальбура. Словно мутная приливная волна это воинство отхлынуло во тьму и затаилось.

Шли годы. Скальбур постепенно приходил в себя, и всем стало казаться, что прошлые испытания это кошмарный сон. Вернулись беженцы, возродилась торговля, восстали из пепла города и опять начались междоусобицы и распри.

Но страх не исчез, в умы людей закрадывались сомнения, всё чаще базарные кликуши говорили о тайных знамениях, ведь то, что случилось однажды, могло повториться ещё раз.

И кошмар, которому не было объяснения, снова вернулся. Ненасытная навь, будто свирепый зверь, вырвалась из глубин тьмы и уничтожила Скальбур, не оставив от него даже воспоминаний. Под натиском несокрушимой силы, пали все государство лежавшие к западу от Скальбура и на границе между мирами выросла стена. Захватчик, свирепый, безжалостный и неумолимый, больше уходить не собирался. Он стал неотъемлемой частью окружающего мира, и с этим врагом теперь нужно было считаться.

Дабы избежать печальной участи Скальбура, эльфы, гномы и люди собрались в столице эльфийского царства Варос Эрдейле, чтобы впервые за всю историю совместного существования, объединится перед смертельной опасностью и дать врагам отпор. После долгих переговоров, споров и обвинений, был найден компромисс и принято решение: собрать огромную армию, объявить противнику войну, выдвинуться к Скальбурским Вратам и дать бой.

Сражение у врат стало именоваться «Великой битвой», но, не смотря на доблесть и мужество воинов, это сражение превратилось в символ проклятья. Армия живых была разгромлена, рассеяна по скальбурским пустошам и обращена в бегство. Горе и печаль сошли на землю. Под страхом полного уничтожения, эльфы, гномы и люди, заключили с могущественной навью перемирие и обязались выплачивать дань: жизнями и золотом.

Для многих царств эта дань оказалась непомерной, и они были стёрты в пыль. Так появились «нечистые земли», которые быстро стали обиталищем для орков, демонов тьмы и «отверженных».

Проходили годы, время шло своим чередом, те, кто выжил — смирились, те, кто боролся, пропали и имена их были стёрты из памяти. Шаткое, но всё же перемирие, внушило живущим надежду и, казалось, войны больше не будет. Но ничто не может длиться вечно. На западе стала сгущаться тьма, из бездны выпозли ненасытные твари, возникло предчувствие беды.

Только у богов нет судьбы, а тем, кто живёт на земле, она достаётся с самого рождения. Каждому придётся зачерпнуть полную чашу, ибо время уже отсчитывает мгновения. Ещё немного и всё решится, раз и навсегда.

Глава 1

После «Великой битвы» прошло двадцать лет.

Холодный пронизывающий ветер подгонял крошечный обоз из трёх повозок. Двух маркитантских, отставших от армейской колонны, и пассажирской кареты на санных полозьях.

Крепчал мороз. Закручивались спиралью снежные хлопья. Где-то вдали, за тёмными лесами, полыхало зарево пожарищ. Война пожирала людей, и не было никакого спасения кроме бегства.

Котубир оглянулся и в бессилии стиснул зубы. Долговязый облачённый в потрёпанный армейский мундир, он был послан командиром за подкреплением, но вот уже третий день двигался в противоположном направлении. Судьба распорядилась иначе, его перехватили на кордоне какие-то люди и заставили выполнять другое задание.

И теперь, ему не давала покоя мысль, что командир наверняка счёл его дезертиром, а товарищи прокляли за трусость.

— «Какая ирония, — подумал Котубир. — Всю жизни я провёл в жестоких мясорубках, а теперь вынужден спасать какого-то сосунка. Будь он неладен».

Наёмник покосился на карету, гикнул, подгоняя скакуна.

— «Зачем мне всё это? Лучше сдохнуть на полях скорби, чем так мучиться. Хотя и на том свете не будет покоя».

Ныли раны, от предчувствия беды щемило сердце, но несмотря на тревоги, в голове наёмника постоянно «крутились» жареные куры и холодное спумарийское пиво. В такие моменты мысли о смерти почему-то отходили на второй план.

— «Наведаться бы сейчас в тот трактир, — подумал Котубир. — Знатные у них куры. Парочку бы точно сожрал».

— Хозяин! — послышался за спиной голос. — Послушайте меня. Я желаю только добра…

Котубир оглянулся и злобно оскалился. На худой тощей кляче, позади тащился слуга Шор.

— Надо остановиться, — прошептал слуга. — Или выбрать другую дорогу, я чувствую тьму.

— Какого чёрта! — рявкнул Котубир. — Брось свои колдовские штучки! Иначе, вышибу последние зубы! Старый осёл!

Шор смущённо опустил глаза, на бледном изборождённом морщинами лице выступил холодный пот. Он нервно перебирал висевшие на шее амулеты.

— Прошу вас, хозяин. Послушайте совета старика. Я служу вам десять лет и, всегда был предан. Я готов ради вас пожертвовать жизнью, — Шор спрыгнул с лошади, подбежал к скакуну Котубира и почтительно схватил наёмника за голенище сапога. — Не надо туда идти, мы погибнем, и нашим страданиям не будет конца…

— Заткни пасть, безумный пьянчуга! — закричал Котубир и злобно отпихнул старика ногой. — Нет там ничего. А если б и было. Не боюсь я эту нечистую сволочь, пусть только подползёт, мигом сниму скальп.

Стеная и плача, Шор выбрался из сугроба и покосился на замерших в изумлении маркитантов. Пятеро торгашей, женщина повариха, да возница — все кто осмелился составить компанию неугомонному Котубиру. Оруженосец сбежал, двое солдат посланных для охраны княжеской кареты, покалечили друг друга в пьяной драке и теперь в беспамятстве валялись на какой-то забытой всеми станции.

Шор сорвал рукавицу, вытер окоченевшими пальцами набежавшую слезу. Обоз едва двигался. Дорогу замело, из снега торчали только вирши, поставленные здесь дозорными, проезжавшими накануне.

— Ну что смотрите? — зарычал Котубир. — Подгоняйте своих тощих кляч. Пока и в самом деле, все мы не хлебнули лиха.

Шор поймал поводья своей лошади и, утопая в снегу, побрёл к карете. Пока она не тронулась, он успел заглянуть внутрь.

На широкой лавке, закутанная в шерстяной плащ и меховую накидку, сидела дородная женщина по имени Гильбрунда. На коленях она держала мальчишку лет пяти и корзинку с продуктами. Она испуганно посмотрела на Шора и поёжилась.

— Что бы ни случилось дальше, боги будут с вами, — проговорил Шор. — Думайте о светлом, и свет вас не оставит.

Он сорвал с шеи амулет и бросил его Гильбрунде, которая вдруг начала причитать на незнакомом Шору диалекте. Но старик уже не слушал, он почувствовал, как задрожала земля и по телу пробежала дрожь. Дрожь, говорившая потомку лесных ведунов о приближении неотвратимого несчастья. Он уже видел свою судьбу, он узнал её задолго до этого злополучного дня и был готов принять как неизбежное.

Вскрикнула повариха, двое маркитантов схватились за короткие акинаки, но тут же побросали их и полезли под телеги.

— Твари трусливые, — выругался Котубир. — Мерзавцы, я бы ещё успел выпустить вам требуху, да пачкать меч не хочу.

Воин ударил коня шпорами, но животное только вздыбилось.

— Что с тобой, Храбрец? — Котубир дружелюбно похлопал коня по щеке. — Ну же, друг, дай мне умереть воином, а не трусливой собакой. Рано или поздно это должно было случиться. Я солдат и хочу отправиться к своими друзьям, чтобы вечно пировать на бескрайних полях Ирия. А без тебя мне будет трудновато это сделать.

Конь беспокойно фыркнул, сделал несколько шагов и застыл в тревоге, переминаясь с ноги на ногу.

— Ну и чёрт с тобой! — гаркнул наёмник. — Бестолковая, тупая тварь. Твоё место на мыловарне!

Он злобно ударил шпорами, и боевой конь громко заржал от боли и ярости.

— Спасите меня духи Холдарики, — прошептала Гильбрунда и прижала мальчишку покрепче. — Только бы дожить до рассвета. Только бы дожить, и я поставлю в храме жаровню, и буду поливать её маслом до весеннего дня…

— Я боюсь! — прошептал мальчишка. — Почему мы остановились?

— Перестань, — отозвалась женщина. — Страх — удел черни, а ты Всебор, потомок великих воинов, князь и будущий наследник престола. Тебе нельзя бояться, даже перед лицом лютого врага не знающего пощады.

Гильбрунда посмотрела в его синие глаза и обречённо покачала головой.

— Бойся, бойся несчастный, — женщина всхлипнула и зарыдала. — Все мы слеплены из одного теста и князь и слуга. Для каждого итог всегда один.

Всебор услышал, как за дверью истошно закричала повариха, и зажмурился. Там за тонкими стенами каретного короба, завывала неведомая и страшная сила. Сквозь шум ветра, до слуха доносились вопли обречённых на жуткую участь торгашей и свирепый рык Котубира. Он дрался, как и подобало воину севера, тупо, без премудростей махал железным обоюдоострым мечом, без каких — либо шансов на победу.

— Не бросай меня, — проговорил Всебор, обращаясь к женщине. — Я не знаю тебя, но мне сказали, что ты позаботишься обо мне.

— Проклятый мальчишка, — прошептала женщина. — Если бы не ты, я бы сейчас сидела у камина, в домике на берегу Холодного моря, в моей родной и тихой Холдарике.

Карета вздрогнула, затряслась. Затем, подчиняясь мощному натиску, несколько раз повернулась вокруг оси. В крошечные окошки полетело снежное крошево и омерзительная кровавая каша.

— Господи, как же страшно!

Нянька опустила Всебора на пол и набросила на голову плед.

— Спрячься под лавкой, — проговорила она. — И если тебе дорога жизнь, не шевелись, что бы ни произошло.

Мальчишка захныкал, но повторять не пришлось. Он забился в угол и, боясь дышать, замер. Карета снова вздрогнула и начала медленно заваливаться на бок. Ещё мгновение она балансировала на единственной лыжне, затем заскрипела и опрокинулась.

Всебор разлепил веки и осмотрелся. Шум затих, слышалось только неприятное для слуха чавканье. Этот звук разносился отовсюду. Всебор вдруг вспомнил свиней, которые бегали по рыночной площади и опустошали овощные прилавки крестьян.

— Не-е-е шуми, — послышался голос няньки. — Не говори ни слова.

Женщина лежала рядом. Бледное осунувшееся лицо, застывший в глазах ужас.

— Они там, они так близко, что я ощущаю их запах, — едва слышно добавила она. — Боги Холдарики, спасите мою душу.

Словно опасаясь закричать, женщина закрыла рот ладонью и всхлипнула. Шум за стенкой прекратился. Стало так тихо, что можно было услышать как бьётся сердце.

— Почему они замолчали? — едва слышно, спросил Всебор. — Эти свиньи?

Тут же карета вздрогнула от удара. Деревянная стенка разлетелась в щепки, и в нос ударил невыносимый запах тлена. Тонкие костлявые руки вцепились женщине в голову. Она вскрикнула, схватилась за оконные шторки. Жизнь всё ещё пульсировала в её теле, но безысходный смертельный ужас сковал волю. Она медленно разжала пальцы, и неведомый враг стремительно вытащил её на улицу. Остекленевшими, наполненными ужасом глазами Всебор смотрел на кровавую дорожку, уходившую во мрак ночи, и не мог поверить, что больше его защищать некому.

— «Они вернуться, — пронеслось в голове. — Они вернутся и заберут меня».

В сиянии луны сверкнул какой-то предмет. Этот предмет лежал на том месте, где секунду назад Гильбрунда боролась за жизнь. Мальчишка высунул руку из-под пледа и схватил предмет пальцами.

Его порыв был импульсивным и неосознанным. Сжав находку в ладони, он вдруг вспомнил бедняцкую избу, очаг посреди комнаты и то сокровенное тепло, которое исходило от человека, чей облик он никак не мог вспомнить.

Всебор опустил голову на руку и закрыл глаза. Страх исчез. Осталось странное ощущение покоя. Оно пришло неожиданно, когда его окоченевшие пальцы коснулись блеснувшего в снегу предмета.

Несколько минут ничего не происходило. Потом Всебор услышал, как под чьей-то могучей поступью скрипит твёрдый наст. Какое-то существо медленно подкрадывалось к перевёрнутой карете. Это существо осторожничало и периодически останавливалось. Наконец, Всебор услышал звук, напомнивший мяуканье кошки, зовущей котят.

Но кошки огромной и опасной. Он сжался в комок и затаил дыхание. Страх вернулся. Страх ничтожного человечка, чья судьба теперь зависела от свирепого хищника. Зашуршал осыпающийся в пролом снег, и Всебор почувствовал запах псарни. Существо приглушённо фыркнуло и просунуло голову внутрь.

— Нет! — вскрикнул Всебор. — Уходи!

Он откинул плед и в ужасе уставился на серую косматую голову гигантской рыси. Таких огромных кошек Всебор никогда не видел. Даже скакун Котубира по сравнению с этим существом выглядел, как маленький пони.

— У-х-х-оди! — едва ворочая языком, прошептал он.

Кошка тихо зарычала, оголяя мощные клыки, попятилась. В огромных внимательных глазах зверя, мальчишка увидел презрение и равнодушие.

— Уходи! — с вызовом закричал Всебор. — Я тебя не боюсь.

Конечно же, он боялся, боялся как никогда, но внутренняя сила, вдруг пробудившаяся в нём, наверное, впервые в жизни, заставила его душу возмутиться.

Рысь фыркнула в ответ и, выдыхая пар, разинула огромную пасть. В нос ударил такой смрад, от которого у мальчишки заслезились глаза. Животное презирало его и своим жестом дало это понять. Всебор захныкал, переходя на рев, попытался закутаться в плед.

— Почему все меня бросили? — давясь от волнения, проговорил он. — Где моя нянька?

И вдруг Всебор заметил, что рысь исчезла. Она испарилась, словно её никогда и не было. В лунном свете искрился снег, за тёмными лесами всё так же полыхали зарницы. Земля вздрогнула, и Всебор стал различать, те же леденящие кровь звуки: завывание, скрежет и невнятный шёпот.

Они возвращались, чтобы забрать последнего выжившего в эту страшную ночь. Всебор вспомнил крик обречённой Гильбрунды, страшные костлявые руки и последние её слова. Он не знал, что значит спасти душу, не знал каким богам нужно молиться, просто стиснул зубы и зажмурился. И в это мгновение, какая-то необузданная сила подбросила его в воздух и понесла прочь. Его трясло, кидало из стороны в сторону, от постоянной болтанки начало тошнить. Холодный пронизывающий до костей ветер растрепал волосы, набил за шиворот снега. Ему стало казаться, что он парит в воздухе и только, когда в нос ударил стойкий запах псарни, Всебор осмелился распахнуть глаза. Он и в самом деле парил, парил в нескольких метрах над землёй. Под могучей поступью скрипел снежный наст, мимо проносились вековые деревья и скалы. Наконец, он увидел серую лапу спасительницы и улыбнулся. Огромная мохнатая рысь уносила его подальше от страшного места, и Всебор понял, что это животное не бросит его, ни при каких условиях. Кошка держала зубами за воротник шубы и, держала так же крепко, как собственного котёнка.

Шум позади становился всё отчётливее и казалось, вся окрестная нечисть выползла из потаённых нор, чтобы остановить ускользающую жертву кровавого пиршества. Скрипели под натиском ветра сосны, завывала вьюга, и ревели сотни ненасытных глоток. Кошка побежала быстрее. Всебор услышал, как натужно застучало могучее сердце, и вдруг увидел, то чего простые смертные видеть не могли. Пространство вокруг вытянулось до линии горизонта, распластались деревья, расплющились первобытные скалы, даже луна потускнела. Затем всё стало размытым, и окружающие предметы подёрнулись клубящимся маревом.

Видение продолжалось несколько секунд, потом Всебор услышал лёгкий хлопок, и впереди замаячили оранжевые огни прикордонных бивуаков.

Рысь остановилась и разжала зубы, отчего Всебор шмякнулся на землю. Перешагнув через мальчишку, она отошла в сторонку, и, вытянув шею, насторожилась. Её взор был устремлён на тусклые очертания города, что раскинулся в долине. Опасность миновала, но только не для неё. Кошка пару раз мяукнула, и на её зов тут же прибежали котята. Серые, долговязые, размером с ослика. Один остроухий задира, другой пушистый и хитрый. Задира сразу же бросился к Всебору и, толкнув плечом, опрокинул его в снег.

— «Не заплачу, — решил Всебор. — И не больно совсем».

Мальчишка скривил губы, к горлу подступил комок обиды, но усилием воли, он проморгался и с вызовом посмотрел на обидчика.

Впрочем, задира сразу же его осадил. Когда Всебор поднялся на ноги, зверь прыгнул на него и оставил на щеке кровоточащую борозду. Этот удар Всебор запомнил на всю жизнь. Рысёнок не хотел его убивать, он не хотел его калечить, он просто показал, кто в данной ситуации главный. И мальчишка запомнил урок. Он лежал на снегу, и больше не пытался подниматься на ноги.

— «Не больно, — мысленно повторил он. — Совсем не больно».

Всебор зачерпнул пригоршню снега и провёл холодным комком по распухшей щеке. Снег стал красным, но это не вызвало никаких эмоций. Он просто лежал и смотрел как три серые кошки, медленно растворяются в туманной предрассветной дымке.

Прошло минут пять, прежде чем до слуха донёсся стук конских копыт. Утренний мороз пощипывал кожу, в дубовом лесу пробудились снегири. Закутавшись в шубу, Всебор сидел на обочине старинного тракта и думал. Конечно же, он не мог размышлять как взрослый человек, он не мог осмыслить всего, что с ним произошло, он просто вспоминал странное путешествие в зубах огромной кошки. Он забыл про ужасных тварей, которые растерзали его спутников, про Гильбрунду и про то, что ему внушали царские сановники, последние три года.

— Ст-т-тоять! — эхом разнёсся голос. — Великая Геката! Ещё один несчастный щенок, которому не нашлось места среди мертвецов!

Кавалькада из десяти всадников остановилась в нескольких шагах от Всебора. Рослые, грубые и вонючие — даже на значительном расстоянии от этих людей несло чесноком и дёшевой выпивкой. Облачённые в кожаные доспехи и меха, они являли собой представителей, той касты воинов, которых в мирное время нанимали только для выполнения опасных заданий.

— Да-а-а! Ну и работёнка у нас теперь! — говоривший слез с гнедого скакуна и подошёл к Всебору. — Повезло тебе пацан! Даже глаза на месте.

Смуглый верзила оскалился и посмотрел на товарищей.

— Как-то мы с Брумом повстречали одного бедолагу на дороге, — добавил он. — Так нечисть высосала у него глаза и мозг. Весь путь до таверны у него из носа капали его остатки. Правда, потом парня пришлось бросить в придорожную канаву. Всё равно не жилец! Оказывается, твари выгрызли ему весь затылок.

— Грумбол, хватит болтать! — отозвался другой. — Хватай мальца, и поехали. Его ещё в приют надо отвезти.

Грумбол криво усмехнулся, отдавая честь, кивнул. Затем наклонился над Всебором и, стараясь показать дружелюбие, улыбнулся. Но его облик внушал только ужас: гнилые щербатые зубы, небритое лицо, страшное синеватое бельмо на левом глазу. Всебор отпрянул, затем вскочил и попытался убежать, но Грумбол схватил его за шиворот и несколько раз встряхнул.

— Не бойся! — проговорил воин. — Мы отвезём тебя в хорошее место. Там тебя накормят.

— Ты не смеешь ко мне прикасаться! — закричал Всебор. — Я князь!

— Кн-я-язь!? — протянул Грумбол. — Тогда скажи мне щенок, почему от тебе несёт кошачьей мочой, а не цветами.

Такого унижения Всебор ещё никогда не испытывал. Грумбол тряс его за шиворот и смеялся. Смеялись и его товарищи. А зычное эхо от грубого человеческого ржания многократно отражалось от огромных валунов. Жестокие солдаты ему не поверили, да и кто бы поверил.

— «Лучше молчать», — подумал мальчишка.

Это был второй урок, и Всебор усвоил его наотлично.

Глава 2

Пятнадцать лет спустя.

Денёк выдался на славу. Пахло солнцем, тёплый ветер доносил шум морского прибоя. Всебор любил это время. Время надежды, мечтаний, перспектив. Весна наступала неотвратимой поступью, отчего в груди всё замирало от восторга и ожиданий.

Он потянулся. Вытянул ноги, с которых накануне не удосужился даже стянуть ботинки. Осмотрелся по сторонам. В его бедняцкой коморке, как всегда, пахло пылью и углём. Серые унылые стены, висящий на единственном гвозде подоконник, рассохшееся окно, которое зимой приходилось замазывать глиной, драная, невесть с каких времён, занавеска на шнурке и небольшой колченогий столик, подаренный хозяином доходного дома. Вот и вся обстановка.

Впрочем, была ещё кровать, на которой спал Всебор, да топчан дружка, которого выставили за бесконечную задержку оплаты.

— «Неплохо вчера погудели, — подумал Всебор. — Когда ещё такая халява представится?»

Он вспомнил трактир, приземистый зал, где просаживал последние гроши городской сброд и пригоршню золотых вирекрейских нарубов.

— «Чёрт. Везёт же Попрыгунчику на заказы, — Всебор сел на кровати и привычным жестом нащупал за пазухой сокровенный амулет. — Да-а-а! Своих нарубов Попрыгунчику больше не видать. Заблевал всю таверну, да ещё рожу трактирщику начистил, сидит теперь бедолага в цугундере».

Всебор с выдохом вскочил на ноги и подошёл к окну.

Ему снова снился сон — страшное нелепое видение, которое посещало его уже не первую ночь: тихий зовущий голос, говорящий на каком-то странном диалекте, снежное бесконечное поле и руки. Костлявые страшные руки, тянущиеся к горлу.

— Пить надо меньше, — задумчиво процедил он. — Особенно сейчас, когда такие проблемы с работой.

Из окна открывался удручающий вид на старый бедняцкий квартал с его облезлыми покосившимися домами, загаженной брусчаткой и навозными кучами на мостовой. Но за домами виднелась совсем другая картина, там, за городским лесом, возвышалась «Царская гора», с цитаделью и несколькими замками, принадлежавшими знатным родовитым фамилиям.

— «Вот где денежки-то крутятся, — усмехнулся Всебор. — Запустить бы лапу в кошельки этих воротил. Я бы своего не упустил».

Всебор покосился на тарелку где обычно лежали сухари, забрал последний и тихонько, чтобы не столкнуться с хозяином, выскользнул из коморки.

По правде говоря, он и сам уже как месяц задерживал с оплатой. Но папаша Круст, добрый пропойца-толстяк, страдал забывчивостью и Всебор частенько этим пользовался. Умельцу ничего не стоило внушить старому алкоголику, что оплата была внесена вовремя, и нужно только посмотреть в амбарной книге, чтобы убедиться в его правоте. А книга такая толстая, и стоит ли тратить время на поиск?

— «Ладно! Если к вечеру насшибаю какой мелочи, отдам старику».

Он вышел на улицу, огляделся. В квартале бродяг народ просыпался рано. Кто-то тащился на работу, другие уже трудились, но основная масса дожидалась полудня, когда на площади раздавали бесплатный хлеб, и можно было посмотреть на очередную казнь.

Всебор подошёл к конским поилкам, зачерпнул воды и напился. Чёрствый сухарь никак не лез в горло.

— Эй! Толмач-недоучка, — послышался чей-то насмешливый голос. — Не тебе наливали. Это вода для животных!

Всебор оглянулся. Шагах в пяти от него стоял потёртый долговязый тип: наглая небритая рожа, кривая усмешка, отвратный синяк под глазом.

— Кого это ты назвал недоучкой. Недоучка! — рявкнул Всебор. — Подойти, подойди, я тебе и второе зыркало подсвечу.

Оба зарычали и, поднимая ногами пыль, словно быки устремились друг к другу, но всё закончилось не начавшись. Ни тумаков, ни ругательств. Только залихватский обмен тычками, да пара подзатыльников.

— Какой же ты урод! — усмехаясь, заметил Всебор. — Чёртов Жиль, а я никак не мог вспомнить, где давеча тебя потерял.

— Там где всегда! — отозвался Жиль. — В придорожной канаве. Куда все нехорошие люди ходят по нужде.

— Деньги есть?

— Какого чёрта! — Жиль растянул губы и выставил крупные белые резцы. — С ума спятил, откуда у Жиля деньги?

— Проклятье! — Всебор нахмурился и покачал головой. — Со стариком так нельзя. Мы с тобой неплохие толмачи, но чтобы хорошо зарабатывать, надо знать не только языки. Старик Сейбилен конечно уже давно в отставке, и поиздержался, но прийти к нему с пустыми руками это уж слишком. Лучшего дипломата не было со времён империи, представляешь, какое богатство в его лохматой башке? Мы платим деньги, он посвящает нас в секреты профессии. Взаимный обмен, не так ли?

— Почему ты не стащил у Попрыгунчика вирекрейский наруб? — возмутился Жиль. — Зачем тогда мне подмигивал?

— Я думал ты стащишь!

— А я думал ты!

— Идиот!

— Сам идиот!

Они тупо уставились друг на друга, и некоторое время стояли молча. Каждый хотел выиграть эту глупую дуэль, и каждый раз всё заканчивалось одним и тем же результатом.

Всебор отвернулся и махнул рукой.

— Ладно, пошли! — бросил он. — Попробую уломать старика подождать, но если не получится, виноват будешь ты.

— Получится! Обязательно получится! — заулыбался Жиль. — Чтобы у тебя, да не получилось?

Они ходили к Сейбилену одной и той же дорогой — мимо рынка с продуктовыми лавками. Здесь пахло свежеиспечёнными булками, копчёными колбасами, жареными курами, вялеными свиными окороками, солёными огурчиками и квашеной капустой. Всё это богатство лежало перед ними на лотках, и довольствоваться только запахом, было бы опрометчиво, особенно на пустой желудок.

— Знаешь! Я заметил, что наш дипломат стал заговариваться! — Всебор вытащил из за пазухи сайку и разломил пополам. — Вчера он рассказал то же самое, что рассказывал позавчера. Только под другим соусом.

— Бл-л-лаженство, — вгрызаясь в горячий хлеб, прошептал Жиль. — Да-а-а, я бы не отказался сейчас от соуса.

— Причём тут соус? Старик сходит с ума! И если так пойдёт дальше, мы всю оставшуюся жизнь, будем переводить договоры для купцов. Мне нужны его рекомендации.

— Хотел бы я переводить договоры для купцов, — набив полный рот, отозвался Жиль. — Говорят, тех переводчиков, что работаю с купцами, пускают столоваться на корабельные кухни. А там ребята добрые, и котелки у них добрые. А похлёбка!

— Ты что издеваешься? Я тебе говорю старика, знает сам государь, он ещё у его папаши при дворе толмачил. И если старик даст рекомендательные письма, котелок на твоём столе будет из чистого золота.

— Из чистого золота!? — усмехнулся Жиль. — Где это ты видел чистое золото? Сколько лет уже прошло, как закончилась война…

Жиль запнулся и смущённо опустил глаза. О войне говорить было не принято, даже в бедняцкой среде. Прошедшая война внушала ужас, непреодолимое отвращение и страх, который до сих пор не вытравился у жителей десяти человеческих королевств. И этот страх был связан не только с лишениями и бедствиями, он прокрался глубоко в душу, ибо противник с которым столкнулись люди, обладал несокрушимой мощью мёртвых.

Они вышли на центральную городскую дорогу и тут же влились в бесконечный людской поток. Лучшая дорога империи, так говорили об этом старинном тракте, упиралась в «Царскую гору» и потому всегда была запружена. Народ двигался верхом на лошадях или пешком, налегке или с поклажей, но это движение не прекращалось ни на минуту. Но на этот раз людской поток остановился.

— Что там ещё? — вытягивая шею, произнёс Всебор. — Не иначе телега перевернулась.

До слуха донёсся тихий посвист, потом зазвенели колокольчики, и какой-то увалень с придыханием произнёс:

— Эльфы идут!

— Эльфы, — Всебор схватил Жиля за рукав и поволок сквозь толпу. — Сколько живу на свете, никогда не видел настоящего эльфа.

— А я видел, — отозвался Жиль. — И скажу тебе, не нравятся мне эти ребята. Кажется, что они своим взглядом проникают прямо в башку.

— Сбереги! — Всебор сунул приятелю свою часть сайки. — Посмотрим, проникнут они в мою.

Вертлявый, как уж, он стремительно проскользнул сквозь плотную людскую стену и, отпихнув какого-то толстяка, выскочил прямо на проезжую часть. Это чуть не стоило ему жизни. И если бы не дружеская лапища всё того же толстяка, он наверняка бы угодил под копыта огромных эльфийских першеронов, что тянули длинную золочёную карету.

— Попридержи коней, приятель! — усмехнулся толстяк. — Эльфийский караван бесконечный и тебя соскребли бы с брусчатки только к вечеру.

Карета проехала мимо, но Всебор успел рассмотреть возницу — высокого белокожего юношу со странной причёской. Его длинные светлые волосы спадали только на одно плечо.

— Что в карете? — выкрикнул Всебор.

Но эльф даже не повернул головы, только по губам скользнула надменная улыбка, да и то лишь на секунду.

— Подарки! — отозвался толстяк. — Ты что парень, с луны свалился? Сегодня на площади, эльфы будут одаривать народ диковинными плодами из своих садов. Ещё вчера по приказу государя весь навоз с площади сгребли в реку.

Мимо, гарцуя на стройных золотистых жеребцах, пронеслись эльфийские глашатаи. Облачённые в синие одежды, с пурпурными плащами на плечах, они несли на головах серебряные диадемы. Торжественная осанка, воинственный вид и причёски, совершенно другие, непохожие на то, что Всебор видел секунду назад. Тонкий пробор посреди и странная закрученная прядь, спадавшая на правую сторону. В иных условиях, это вызвало бы иронию у простого люда, но не сейчас. Эльфы поражали красотой и опрятностью, которой у народа Спумариса не было и в помине. Потому и отношение к ним было другим.

— Небожители! — добавил толстяк. — Что им до нас, живут себе припеваючи и бед не знают.

Глашатаи затрубили в серебряные рожки, и Всебор впервые услышал эльфийскую музыка.

— Научите меня так! — закричал Всебор. — Господа хорошие!

Когда эскорт из сотни наездников миновал Всебора, до слуха донеслось глухое мычание и гулкий топот, от которого затряслась земля. Толпа в благоговейном ужасе отхлынула от края дороги, и Всебор увидел огромных лесных туров. Шесть быков размером со слона волокли за собой украшенную цветами платформу. На платформе стояла ступенчатая деревянная пирамида, вершину которой украшал жёлтый паланкин.

— Посол, — прошептал толстяк. — Судя по штандартам эльфийка.

— Где, где она? — воскликнул Всебор. — Увидеть бы её. Говорят от эльфиек не отвести глаз.

— Глупец! — рассмеялся толстяк. — Посол-эльф никогда не показывает своего лица, чтобы враги не могли навести порчу. Они даже по нашей земле ходить боятся. Ну, или презирают это дело.

Всебору хотелось посмотреть, что будет дальше, но уже поджимало время, а старик Сейбилен не любил, когда опаздывали в назначенный час. Всебор сморщился от досады и, протискиваясь сквозь толпу, скользнул глазами по паланкину. На мгновение он увидел её. Эльфийка чуть отодвинула шторку и посмотрела вниз. Утончённый профиль, бледная, словно пергамент кожа и глаза, проницательные и всевидящие.

— «Впечатлений на весь день, — подумал Всебор. — И какого лешего, притащилась эта лесная братва?»

— Ну что, посмотрел? — Жиль стоял в сторонке и доедал его половину сайки. — И смотреть-то не на что. Верно?

— Эй! — завопил Всебор. — Ты сожрал мой хлеб!

— Какого чёрта! — возмутился Жиль. — Я голодный!

Всебор неуверенно помялся и схватился за колотушку. Старик жил в квартале зажиточных купцов, но позволить себе такую роскошь он мог только благодаря покровительству государя. В счёт былых заслуг ему выплачивался неплохой пенсион, которого, впрочем, только и хватало, чтобы покрыть расходы на аренду дома.

— Всё-таки опоздали, — зашипел Всебор. — Старикан будет не в духе.

Жиль топтался за спиной и тревожно сопел.

— А я тебе говорил, не надо смотреть на эльфов, — отозвался он. — А ты: давай посмотрим, давай посмотрим!

За дверью послышались шаги, и через секунду лязгнул бронзовый затвор. Дверь открыл слуга Бруно.

— Как старик? — едва слышно спросил Всебор. — Я в том плане — здоров ли наш достопочтимый наставник?

— Зверует, — на тонких губах Бруно заиграла язвительная улыбка. — Рвёт и мечет старикашка…

— Ты серьёзно!? — Всебор покосился на Жиля. — Чёрт! У нас кое-какая проблемка возникла…

— Знаю, я ваши проблемки, — Бруно тяжело вздохнул и, пропуская гостей, отошёл в сторону. — У молодых господ на первом месте всегда кабаки, да пирушки. И никакого уважения к человеческой старости.

— Мы уважаем! — вставил слово Жиль. — Но денег нет!

Бруно хмыкнул и кивнул на деревянную лестницу, что вела на второй этаж усадьбы.

— Постарайтесь не испачкать коврики, — добавил слуга. — От вашего брата столько мусора.

Бруно запер дверь и чинно удалился на кухню.

— Что он имел в виду? — спросил Жиль. — Мы что, похожи на свиней?

— На валенки посмотри! Ты по дороге всех ёжиков собрал.

Старый дипломат Сейбилен сидел у открытого окна и рассматривал какую-то географическую карту. Седые растрёпанные волосы, редкая борода, кустистые брови, красный нос — в остальном типичный представитель сословия нищих. Старик донашивал костюмы двадцатилетней давности, когда его статус и доходы позволяли жить на широкую ногу, но эти костюмы больше не блистали золотом и серебром — всё ценное что можно было продать, он содрал и продал. Остался только облезлый бархат, да заплатки. Сейбилин неохотно оторвался от карты и исподлобья посмотрел на гостей.

— Дайте мне пять минут, — недовольно фыркнул он.

Жиль пихнул друга в бок и кивнул на распечатанное письмо, что лежало рядом с картой. На дорогой бумаге отчётливо просматривался королевский вензель.

— Ему сейчас не до нас, — прошептал Жиль. — Видал?

Сейбилен откашлялся, демонстрируя отличный слух, нервно закряхтел.

— Найдите себе место! — рявкнул он. — И сидите молча!

Отыскать место в кабинете Сейбилена всегда было трудно. Словно сорока, старик тащил в свою комнату всё, что представляло для его пытливого ума интерес. Ведь он был заядлым коллекционером. Минералы, высушенные насекомые, птичьи перья, морские раковины, бесценные книги, рукописи, колокольчики, фонари, всё это лежало на полках или валялось на полу. Но самым ценным и дорогим предметом в его коллекции был огромный вырезанный из куска дерева глобус.

Всебор огляделся. Кивнул на лавку, на которой лежала какая — то драная одежда.

— Потише там, — заметил Сейбелин. — Это вещи для приюта.

Всебор пожал плечами и пренебрежительно спихнул пыльную рвань на пол.

Час спустя.

Жиль дремал, а Всебор вспоминал прошлое. Похоже, старик начисто забыл об их присутствии, но тревожить мудреца не хотелось. К тому же Сейбилен славился дурным нравом и запросто мог выставить обоих за дверь, да и ещё надавать тумаков на сдачу.

— «Да-а-а, обноски нынче в цене, — Всебор покосился на ворох одежды под ногами, зацепил носком ботинка, выцветшую жилетку. — И ничего со временем не меняется».

Подумалось о приюте, о долгих годах, которые он там провёл.

Он хорошо помнил тот далёкий день, когда на заснеженной дороге, его нашли городские стражники. Солдафоны выполнили обещание и отвезли в «Убежище семи братьев», убогую городскую коммуну для сирот. Там найдёныша накормили, выдали холщёвую накидку и определили в продуваемый ветрами барак. Конечно же Всебору в приюте не понравилось. Но ему повезло, избили его только утром. Били жестоко, со знанием. Били за то, что слишком холёный, за красивую одежду, за то, что не такой как все. Но в то утро он выучил третий урок — рассчитывать нужно только на себя.

Всебор улыбнулся, покосился на Жиля. Да, да именно этот зубатый тип, первым получил в ухо.

— «Как завывал бедняга! Как завывал!»

Всебор протянул руку и ущипнул товарища за щёку.

Глава 3

— Ну чего ты, чего! — завопил Жиль. — Совсем сдурел?

Сейбилен сморщился, внимательно посмотрел на двух балбесов, которые сидели в углу и друг друга шпыняли.

— Долго шли, — проговорил старик. — Нехорошо, господа. Нехорошо. Вы заставляете себя ждать, а в нашем деле, это непростительно.

Сейбилен вышел из-за стола и спрятал письмо с царским вензелем в шкатулку.

— К сожалению, у меня дела и сегодня я не смогу посвятить вам много времени.

Сейбилен кивнул на механический хронометр и дружелюбно улыбнулся.

— Время, мои уважаемые друзья, нынче стоит дорого.

Всебор и Жиль переглянулись.

— Но-но-но, мы старались, — заканючил Жиль. — Деньги не так-то просто достать.

Всебор с опозданием пихнул товарища в бок.

— Но-но-но! — передразнил Всебор. — Не запрягал ещё.

— Не ссорьтесь, друзья! — воскликнул Сейбилен. — Причём тут деньги? Вы не понимаете… Вы просто не понимаете, что сегодня великий день!

Старик махнул рукой и, подойдя к окну, распахнул створку.

— Посмотрите на улицу! Посмотрите, какое солнце! Сегодня. Нет, прямо сейчас, начинается другая эпоха.

Жиль закатил глаза и издал звук похожий на мычание. Но старый дипломат даже не обратил внимания. Он задумчиво смотрел вдаль и о чём-то думал. Всё это было так не похоже на Сейбилена.

— Вы обещали посвятить нас в тайны дипломатического этикета, — робко напомнил Всебор. — Может нам прийти завтра?

— Может быть, — качая головой, согласился Сейбилен. — Впервые за долгие годы я снова потребовался государю. И это неспроста.

Всебор и Жиль встали и направились к двери.

— Постойте! — неожиданно воскликнул Сейбилен. — Зубастик пусть уходит, а ты найдёныш останься.

Всебор знал Сейбилена уже лет пять. Старик часто приходил в «Приют семи братьев» и приносил еду. По законам Спумариса все сироты, обучались какому-нибудь ремеслу, как правило, за счёт казны. Многие ремесленники с охотой брали беспризорников в подмастерья. Особо смышлёных обучали грамоте и отправляли помощниками в различные конторы. Всебору повезло. Кому-то показалось, что бледный, ветром гонимый паренёк, обладает цепким умом и, значит, ему прямая дорога в нотариальную контору, какого-нибудь Ганса Грейгера или Абрахама Грида. Так и вышло. Всебор оказался помощником бухгалтера в счётной палате господина Амброзуса, а вместе с ним, туда же отправился и Жиль, которого Всебор кое в чём натаскал. Жиль давал правильные ответы, которые особыми знаками подсказывал ему Всебор. Не умея ни читать, ни писать, Жиль, так и прилип к своему приютскому товарищу. Впрочем, читать он всё же научился, и в этом была заслуга Всебора.

Умение схватывать всё на лету, помогло Всебору выучить несколько языков, и это позволило заработать первые деньги. Однажды хозяин поручил перевести торговый договор, и Всебор сделал это так лихо, что даже старина Амброзус удивился.

— «Из тебя выйдет толк, — сказал тогда хитрый делец. — Только хлебнёшь ты лиха, со своим всезнайством. Помяни мои слова».

Последнюю фразу Амброзус произнёс едва слышно, но Всебор эти слова запомнил и ждал с нетерпением когда, наконец, явится это самое «лихо».

— Подойди ближе, — позвал Сейбилен. — Хочу кое-что тебе подарить.

Всебор приблизился, с интересом уставился на кипу свитков.

— Тебе незачем больше учиться, — заметил Сейбилен. — Потому что учится больше нечему. Всё что знал я — теперь знаешь ты.

— Как же так? — воскликнул Всебор. — Разве твой опыт…

— Не перебивай, — старик извлёк из кучи свитков один и протянул его Всебору. — Я знаю. Ты мечтал об этой бумажке с самого начала. Я прочитал это в твоих глазах, когда ты с собачьей преданностью вслушивался в мои рассказы. С той же собачьей жадностью, ты «пожирал» знания, которыми я с тобой делился. Больше мне нечем делиться. А эта бумажка откроет кое-какие двери.

Дрожащими руками Всебор взял свиток и, не скрывая радости, засмеялся.

— Это рекомендательное письмо, — усмехаясь, пояснил Сейбилен. — Береги его — другого не получишь!

— Благодарю тебя господин! — Всебор учтиво склонил голову и спрятал свиток за пазухой. — Это бесценный подарок, за который я буду благодарить тебя всю жизнь.

— Какие слова, — Сейбилен улыбнулся и с сомнением покачал головой. — Кто знает, может это письмо изменит твою судьбу так, что ты проклянёшь сегодняшний день.

— Как можно?

— Жизнь не так проста, как кажется. Уж поверь старику. Когда-то и я наивно шёл навстречу неизведанному. Со свойственным молодости максимализмом проламывался через барьеры и опасности, пока в дебрях Скальбура злобные твари не переломали кости мне. Они подвесили меня на крюк, как тушу свиньи, и тогда-то я понял цену жизни. Стать жратвой — та ещё перспектива.

Старик выдержал паузу и задумчиво посмотрел на шумный город за окном.

— Мне повезло, — произнёс он. — По воле случая через Скальбур шёл эльфийский отряд. Эльфы могли проехать на версту севернее и тогда бы мне несдобровать. Но они поехали там, где нужно. Какой-то остроухий услышал мои вопли, и меня спасли. Я прожил у народа лесов год: они вылечили раны, исцелили душу, научили слышать природу. Но главное что я усвоил — это их язык. Язык, на котором говорили, задолго до того, как произнёс первое слово человек.

— Так значит тебе знаком эльфийский? — удивился Всебор. — Хотел бы его выучить и я.

— Не самый лёгкий для изучения. Верно? — заметил Сейбилен. — Три диалекта, да ещё десятка два наречий, ведь каждая эльфийская каста имеет набор слов, которыми могут пользоваться только они. Таков обычай.

— Может это знак!? — проговорил Всебор. — Сегодня я видел эльфийское посольство.

— Знак чего? — Сейбилен рассмеялся и задумчиво покачал головой. — Свою судьбу и судьбу других могут видеть только великие маги, да ещё болотные ведуны. Но после войны выжили немногие, а те, что уцелели, ушли к эльфам или скрываются в глухих лесах. Навьи охотники выслеживают несчастных по сей день и это беда для всех народов нашего мира, ибо бороться с нежитью теперь стало непросто.

— Однажды я видел нежить, — проговорил Всебор. — Точнее руку какой — то мерзкой твари…

— Я не слышал, чтобы после встречи с нежитью, кто-то возвращался в мир людей, — Сейбилен нахмурился и недоверчиво покосился на юношу. — Скорее всего, тебе повстречалось какое-то редкое существо, о котором никто не слышал.

— Я видел нежить. Я слышал этих тварей и даже чувствовал отвратный трупный запах, — Всебор упрямо посмотрел старику в глаза. — Они убили всех, кроме меня. А потом пришли кошки, большие серые кошки…

— Серебристые рыси!? — оживился Сейбилен. — Я слышал о чём-то подобном. Будто бы эти кошки спасают людей. Но они встречаются так редко, что многие просвещённые умы не верят в их существование.

— Я видел их собственными глазами, — улыбнулся Всебор. — Один задиристый тип, даже оставил мне на память этот шрам.

Всебор провёл рукой по щеке и, засунув руку за пазуху, вытащил амулет.

— А эту вещь я нашёл в снегу. Один человек подарил её какой-то женщине, но она её выбросила.

Сейбилен удивлённо протянул руку и дотронулся до мутно-зелёного прозрачного шарика на кожаном ремешке.

— Кошачий глаз? — старик судорожно сглотнул и посмотрел на Всебора. — Давненько я не встречал такой драгоценности. В лавках заморских редкостей, иногда попадаются подделки, но этот без сомнения настоящий. Оберег северных волхвов.

Сейбилен смущённо одёрнул руку и прикусил губу.

— Береги его! — добавил он. — Эта вещь непростая, она знает своего хозяина и никого кроме тебя не примет. Для другого человека, это простая стекляшка — кусочек горного хрусталя необычного цвета, а для тебя дар, который, быть может, спасёт однажды жизнь.

Старик замолчал, тяжело вздохнул и, накинув на плечи ветхий плед, самодовольно потёр руки.

— У меня хорошее настроение и я голоден как зверь, — бросил он. — Пошли на кухню. Совершим набег на закрома этого скряги Бруно.

Стараясь не шуметь, Сейбилен поковырялся в замке буфета, и когда щёлкнул бронзовый язычок, самодовольно улыбнулся.

— Бруно настоящий деспот, — шёпотом заметил старик. — Ключи от кормушки не даёт. Дрожит над каждым кусочком. Вот и приходится прибегать к различным хитростям. Сейчас он в саду, репу поливает.

Сейбилен достал с полки завёрнутый в рушник каравай, запеченный окорок и корзинку с овощами.

— Думаю, пары огурцов хватит, — заметил он. — Сколько раз хотел выгнать этого скупердяя, да боюсь не смогу справиться со своим беспокойным хозяйством.

Старик отрезал от окорока несколько ломтей, наломал каравай кусками.

— Давай! Наваливайся! Молодым нужна энергия.

Всебору повторять не пришлось. Он хорошо знал, что такое голод и также хорошо знал, как дорого в Спумарисе обходятся продукты. Ещё в приюте он научился подбирать крошки со стола и отстаивать право на остатки овсяного киселя на дне кастрюли. Ох, и валтузили же они друг друга за этот кисель. Однажды Всебору вышибли левый клык только за то, что он покусился на чужой сухарь.

— Жадность. Вот что губит человеческий род! — проговорил Сейбилен. — Мы могли бы многому научиться у эльфов, но они нас презирают. Мы источаем дурной запах, от нас так и разит жадностью и подлостью.

Старик усмехнулся и захрустел свежим огурчиком.

— Я это понял, когда жил среди них. Эльфы очень проницательны и если человек лжёт, они поймут это сразу же, ещё до того как начнут с этим человеком говорить. Им достаточно только потянуть носом.

— Тогда мне нужно держаться подальше от этих ребят, — улыбнулся Всебор. — Не могу сказать, что я постоянно вру, но иногда бывает, что иначе просто не выкрутиться.

— Безобидная ложь не так страшна, — успокоил старик. — Я говорил о другом.

Сейбилен замолчал, задумчиво пожевал кусок мяса.

— Мы проиграли войну и теперь нежить, жуткая всепожирающая навь шагает по земле, — сказал старик. — И проиграли мы ее, потому что были разобщены, каждый считал себя важнее, каждый хотел, чтобы его царство благоденствовало за счёт других. Потому, мир живых и мир мёртвых соединился в один, но так не должно быть. Люди, эльфы, народы пещер, гномы, лешаки все мы источаем жизнь, которая так ценна, но всё это может исчезнуть, если навь окончательно победит. Мы заключили с мёртвыми договор и не воюем уже пятнадцать лет, мы заперлись в своих крошечных государствах, забились глубоко в пещеры и подземелья, даже лешаки и те покинули гринберийские чащобы, чтобы спрятаться в Холдарийской тайге. Этот амулет, что на твоей шее… Сдаётся мне он достался тебе не случайно.

Всебор перестал жевать и покосился на стеклянный шарик.

— Серебристые рыси почему-то тебя спасли, — добавил Сейбилен. — Они редко помогают людям, они ходят по границе между мирами и им нет дела до наших бед.

— Я вытащил его из снега, — улыбнулся Всебор. — Он достался мне случайно.

— Может быть, — пожал плечами Сейбилен. — Может быть!

В прихожей послышались шаги, и Сейбилен насторожился. Трудно было поверить, что человек, запросто общавшийся с царскими сановниками и даже с самим государем, опасался какого-то Бруно. Старик покраснел, робко покосился на слугу и смущённо застыл.

— Как не стыдно!? — послышался голос Бруно. — Я экономлю, собираю буквально по копеечке, а вы так расточительно распоряжаетесь своими доходами.

Всебор запихнул остатки бутерброда в рот и даже успел прихватить пару кусков хлеба, прежде чем Бруно сгрёб со стола всю снедь.

— Молодость так жадна и прожорлива, — качая головой, заметил Бруно. — Впрочем, и старость в прожорливости не уступает молодости.

Всебор медленно шагал по мостовой и улыбался. Иногда он засовывал руку за пазуху и с подобострастием извлекал драгоценный свиток.

— «И что бы вы господин Амброзус, сказали сейчас? — подумал он. — Хлебнул, я по-вашему лиха?»

Мимо сновали люди: крестьяне с котомками за спиной, нищие, оборванцы с окраин, прачки с покрасневшими руками, торговки рыбой, иногда, громыхая колесами, проезжали по брусчатке облезлые кареты поиздержавшихся дворян. И Всебору хотелось поделиться со всеми этими людьми своей радостью, но разве можно объять необъятное?

— Так-так и куда это мы так навострились? — послышался знакомый голос.

Всебор встрепенулся и посмотрел в сторону говорившего. На другой стороне улицы, в тени дома стоял рослый щёголь. Костюм с иголочки, роскошные кожаные штаны, башмаки из редкостного сафьяна, шерстяной зелёный сюртук с медными пуговицами.

— Попрыгунчик! — воскликнул Всебор. — Но каким образом?

Парень криво улыбнулся и медленно перешёл улицу.

— Разве я похож на идиота? — поинтересовался он. — Деньги существуют не только для того, чтобы глотку брагой заливать, сунул несколько монет начальнику городской стражи и все дела.

— Врёшь ты всё, — отмахнулся Всебор. — Вчера вечером, у тебя не оставалось даже гнутого гроша, чтобы за кусок селёдки расплатиться, потому в драку и полез.

— По-правде, говоря, это мой папаша подсуетился, — Попрыгунчик хлопнул приятеля по спине. — А гильдейский купец, это тебе не базарный торгаш.

— Знаем, знаем! — усмехнулся Всебор. — С твоим папашей и твоими связями…

— Нет, ну только не надо завидовать, — огрызнулся Попрыгунчик. — Тут всё не так просто, как кажется. Отец желает, чтобы я занимался делом, а мне хочется другого.

Попрыгунчик задумчиво сунул руки в карманы и посмотрел куда-то вдаль.

— Чёрт! Это ж надо было так нажраться! — возмущённо зарычал он. — И вы, дружки называется, неужели не могли остановить?

— Разве тебя остановишь? — Всебор достал из кармана краюху хлеба и протянул приятелю. — Надломим?

— Ржаной? Уволь, — фыркнул купец. — Я вашу плебейскую пищу на дух не переношу.

— Дело хозяйское. Мне больше достанется!

Некоторое время они шагали молча, потом Попрыгунчик оживился и положил приятелю на плечо руку.

— Слушай! У меня возникла одна мысль, — вкрадчиво произнёс он. — После вчерашнего инцидента, папаша пообещал держать меня на коротком поводке, а ты знаешь, у меня высокие чувства, по-крайней мере к той дворянке, Розетте.

— Ну да, которая старше тебя на двадцать лет?

— Ты глупый олух! И ничего не понимаешь. У неё сундуки от монет ломятся и пара галеонов с товарами, где-то за морями болтается. Да и Розетта совсем не дурна собой. Даром что ли за ней увиваются всякие дрыщи.

— Как бы эти дрыщи, не объединились, и не намяли кое-кому бока!

— Да я их… — Попрыгунчик многозначительно погрозил деревянному столбу. — Впрочем, ты прав, есть там один тип, кулаки, что твоя голова, боюсь, моя тонкая натура не перенесёт встречи с его клешнями.

— Я начинаю понимать, к чему ты клонишь, — улыбнулся Всебор. — Хочешь, чтобы я делал ту работу, на которую тебя подвязал отец? А сам будешь таскаться за Розеттой и с такими же прощелыгами глушить винище в кабаке. Верно?

— Верно! — Попрыгунчик расплылся в ответной улыбке и остановился. — Дай-ка мне твоего хлеба.

Вечерело. Тёплый солёный бриз ласкал кожу и навевал сон. Они направлялись к городской пристани, рядом с которой с незапамятных времён располагались бесконечные склады Спумариса. Сейчас большая часть хранилищ пустовала. Сказывались последствия долгой войны, опустошение многих прибрежных государств и большие человеческие потери, отчего спрос на заморские товары был не так велик, как раньше.

— Доход поделим пополам, — заметил Попрыгунчик. — Я бы и сам поработал, но не переношу моряков, они почему-то вызывают у меня брезгливость, а ещё ненавижу качку и запах водорослей.

— А почему тебе половина? — возмутился Жиль. — Тебя тут вообще не будет…

— Потому что работа моя, — огрызнулся Попрыгунчик. — Какого лешего этот зубастый тип за нами увязался?

Молодой купец с подозрением покосился на Жиля и демонстративно отстранился.

— Он нам не нужен, только лишний рот на наш трудовой кусок.

— Зубастик мой друг, — отозвался Всебор. — Хочешь этого или нет, но Жиль будет рядом.

— Твоё право, только на большую долю не рассчитывай. Желаешь, чтобы этот тип был рядом, делись с ним своей долей.

— Договорились, — пожал плечами Всебор. — Только как быть, если твой отец задумает проверить, как его сын-весельчак выполняет свои обязанности?

— Я об этом уже думал, — отмахнулся Попрыгунчик. — По большому счёту морякам безразлично, кто заполняет журнал прихода или переводит договор. Слабое звено мой въедливый папаша. Но у него куча дел, которыми надо постоянно заниматься, что, впрочем, не исключает внезапной проверки. Поэтому ты должен делать всё быстро. Оплата сдельная и неважно, сколько ты потратил на неё времени. Быстренько перевёл и делай ноги.

— Ну, ты даёшь! — смутился Всебор. — А если я не знаю какого-нибудь языка или возникнут сложности с капитаном?

— Это уже твои проблемы, — отозвался Попрыгунчик. — Как говорится: не умеешь, не берись.

Глава 4

Из расположенных рядом с пристанью кабаков и таверн доносилась разгульная музыка, дикий необузданный хохот матросов, грубая ругань. Тянуло подгоревшей снедью и дровяным дымом. Рядом с причалами стояли десятка два галеонов, ещё десяток кораблей болтались в ожидании проверки на рейде.

— Скажешь, что ты переводчик, — предупредил Попрыгунчик. — И тебя прислали из конторы господина Штраба.

— Куда идти-то? — смутился Всебор. — Не нравится мне эта затея, как бы не случилось худа.

— Глупый Всебор, — Попрыгунчик приложил ладонь ко лбу и, щурясь от закатного солнца, посмотрел в сторону кораблей. — Никому дела нет, кто пришёл выполнять работу. А моряки не тот народ, чтобы заботиться о соблюдении каких-то правил.

Где-то под сгнившими лодками весело стрекотала цикада, у бочек с рыбой злобно завывали коты, какой-то пьянчуга, брошенный дружками, гнусаво мычал старинную песенку про морских бродяг.

— Вон видишь ту посудину с облезлыми парусами? Тебе туда! — Попрыгунчик от души хлопнул Всебора по хребту и, пнув на прощание Жиля, убежал.

— Как я ненавижу этого типа! — сверкая глазами, процедил Жиль. — Богатый, удачливый, пользуется популярностью у дворянок. Ск-к-котина!

— Не отвлекайся! — Всебор шагнул к штормтрапу. — Сдаётся мне, здесь могут обчистить до нитки. Так что засунь поглубже свою мелочь.

Разбиваясь о сваи, тихо хлюпала внизу вода. От корабля разило какой-то невообразимой гнилью, да и выглядел он так, словно его подняли с морского дна. Облезлые изъеденные чёрвём доски, бурый от потёков фальшборт, разодранные грязные паруса и ветхие, рассохшиеся надстройки.

На мачте висел зажженный масляный фонарь, а под ним в странной нелепой позе спал какой-то нечёсаный оборванец.

— Пошли! — позвал Всебор. — Сам же хотел поработать толмачом у моряков.

— От этого корабля у меня мурашки по спине, — отозвался Жиль. — Думаешь, это торговцы? Как бы не так.

— Разнылся! А кто говорил, моряки ребята добрые и котелки у них добрые? Вот сейчас и похлебаешь!

Всебор запрыгнул на палубу, и жестом поманил своего малодушного спутника.

— Свою работу я представлял по-другому, — прошептал Жиль. — Давай смоемся пока не поздно.

— Уже поздно! — Всебор беззаботно оскалился и слегка пнул лежавшего на палубе вестового. — Поднимайся, приятель. Уж петухи пропели, а ты всё дрыхнешь.

Вестовой жадно потянул носом, застонал и с трудом разлепил веки. Он тупо уставился на Всебора красными от бесконечных возлияний глазами.

— Говорю, петухи уже пропели! — громко повторил Всебор. — Быстро доложи хозяину, что пришли от господина Штраба.

— Как петухи!? — ужаснулся вестовой. — А кто собачью вахту стоял?

Оборванец вскочил на ноги и заметался по палубе. Выпучив глаза, он пронзительно заверещал, на каком-то странном наречии, схватился за голову и завыл. Грязный, босой…

— Да к тому же ещё и придурок, — Всебор поймал вестового за шиворот и несколько раз встряхнул. — Я пошутил, мы находимся в гавани Спумариса, посудина пришвартована к причалу и сейчас вечер, а не ночь.

— Нет! Только не говорите ему, что я заснул. Он меня в порошок сотрёт!

— Заткнись, придурок! — выкрикнул Жиль. — Как тебя зовут?

Окрик Зубастика привёл матроса в чувство. Он огляделся по сторонам, судорожно сглотнул и аккуратно освободил драный воротник куртки от цепких пальцев Всебора.

— А где мои сандальки? — поинтересовался он. — Ходить по гвоздям без обуви это тебе не подарок.

— Если ещё раз вякнешь не по делу, я тебя стукну, — Жиль выпятил челюсть и насупился. — Быстро говори своё имя.

— Да Карлом все величают! — коротышка улыбнулся и дружелюбно погрозил кривым пальцем. — А это здорово вы меня разыграли! Надо же, петухи пропели!

— Нам нужен капитан корабля, — отмахнулся Всебор. — Или человек, который распоряжается грузом.

Карл почесал затылок, нахмурился.

— На «Пьяном крабе» всем распоряжается капитан Сликкер, — заметил он. — Кораблём, грузом, жизнями матросов и даже нашими грешными душами.

Коротышка вяло кивнул на палубные надстройки.

— Не лучшее время для визита, — добавил он. — Капитан не в духе, весь день сегодня с матросами собачился. Но ежели надо, так надо.

Карл поправил куртку, распахнул дверь в кают-компанию и указал на ступени ведущие вниз.

— Сликкер в трюме, — загадочным голосом произнёс он. — Если он спросит, скажите что я на посту. Только обязательно скажите, что добряк Карл даже глаз не сомкнул.

Пахло сыростью, квашеной капустой и факельной гарью. Под ногами скрипели потрескавшиеся от старости ступени, где-то в потаённых уголках трюма пищали крысы. Жиль постоянно наступал на пятки, и Всебору это, в конце концов, надоело.

— Ещё раз так сделаешь, получишь в ухо, — проговорил он. — И перестань стучать зубами.

— Это от с-с-страха! — Жиль вцепился другу в рукав и окончательно к нему прилип. — Не нравится мне здесь. Гнусно-то как…

Всебор раздражённо пихнул локтем, и Жиль замолчал.

Внизу, на деревянных переборках, оранжевыми сполохами играло пламя свечей. Чей-то хриплый, гнусавый голос выводил замысловатые куплеты. Звякали какие-то железки.

Они спустились вниз и оказались в оружейном погребе. Здесь было светло и сухо. На подушке из мешков с песком стояли обмотанные верёвками бочонки с порохом, а в углу, бесхозной кучей валялось оружие.

— Капитан Сликкер!? — от волнения Всебор не узнал собственный голос. — Нас прислал господин Штраб.

— Какого чёрта! — зарычал капитан. — К чёрту Штраба, к чёрту посланцев от Штраба, к чёрту всех чертей.

Сликкер сидел на высоком табурете и чистил зазубренную саблю. Он даже не поднял глаз, чтоб узнать, кто пришёл, только поправил цветастый ночной колпак на голове.

— Штраб поручил нам перевести договор, — робко начал Всебор. — Как говорится время деньги!

Сликкер являл собой образ необузданного, пожираемого страстями и всевозможными пороками человека и, судя по всему, его внешний вид в полной мере соответствовал тому, что было у капитана внутри — он был редкостной скотиной.

— Время деньги говоришь? — Сликкер оторвался от своего занятия и криво усмехнулся. — Ну, ну сухопутная крыса, расскажи-ка, зачем тебя прислал Штраб.

Жилистый, длиннорукий, капитан напоминал высушенную на солнце рыбину. Смуглая обветренная кожа, выцветшие спутанные патлы, безобразная всклокоченная борода. Его правую щёку рассекал жуткий зашитый крупными стежками рубец. Голубое бельмо на правом глазу, прямой массивный нос, тонкие злые губы — ни дать, ни взять — чудовище.

Сликкер швырнул точило и саблю на пол, сполз с табурета и, хромая, заковылял к вошедшим. Первое впечатление оказалось обманчивым, высокий рост и прожигающий насквозь единственный глаз, делали его не просто чудовищем, а сущим дьяволом.

— Я выжимаю из тех, кто на меня работает все соки, — заявил он. — И вы для меня не исключение.

Капитан подобрал с пола кусок угля, показал его собеседнику и демонстративно раскрошил в узловатых пальцах.

— Могу и черепушка так помять, — добавил он. — Ну ладно!

Сликкер вернулся к своему табурету, уселся на него и кивнул на столешницу, подвешенную цепями к балкам.

— Бумажки все там! — заметил он. — У меня вообще-то был толмач, но пару недель назад у Китовых банок, он свалился за борт. Бедняга! Хватил после обеда лишнего и пошёл на корм акулам. Как он кричал, как кричал. Мы его тянуть, а от него только торс и остался.

— Так прям и сожрали? — спросил Жиль из-за спины Всебора.

— Так и сожрали, — подтвердил Сликкер. — Поделом мерзавцу. Если б сам не свалился, я бы его на рее вздёрнул. Скверный был толмач.

— А что это у вас на голове, — Жиль вышел из-за спины и кивнул на капитанский колпак. — Такие смешные колпаки только старые холостяки надевают перед сном.

Жиль дурашливо рассмеялся и посмотрел на Всебора. Но в его глазах он увидел беспокойство и только тогда осознал, что сморозил очередную глупость.

— Я хотел сказать, этот прекрасный головной убор, вам очень идёт, — попытался исправить ситуацию Жиль. — Я бы и сам не отказался…

Сликкер медленно встал со своего табурета и, стянув колпак, швырнул его на пол. Затем выудил из груды ржавых клинков старую потёртую треуголку, несколько раз ударил ею о колено и нахлобучил на голову.

— Верно, ты решил пошутить? Сынок! — растягивая слова, произнёс Сликкер. — Но на «Пьяном крабе» шутить могу только я.

Капитан медленно подошёл к Жилю и уставился на него единственным глазом.

— Я ничего такого не хотел, — промямлил Зубастик. — У меня и в мыслях не было…

Закончить Жиль не успел, Сликкер со звериным проворством выпростал левую руку и схватил несчастного за горло.

— Знал бы ты меня получше, тогда и не сунулся б на мою посудину, — усмехнулся капитан. — Я на дух не переношу шутников и хохмачей, с такими разговор у меня короткий.

Сликкер провёл указательным пальцем по своей щетинистой шее и оскалил гнилые зубы.

— Так-то дружок, так-то!

Он рывком оттолкнул Зубастика и продемонстрировал свою левую руку. На руке не хватало двух пальцев, указательного и безымянного, отчего капитанская длань, и без того безобразная, напоминала лапу хищной птицы.

— Завораживает!? — Сликкер пошевелил кривыми узловатыми пальцами. — Это всё спруты. Мерзкие, вонючие твари. Смердят, как тухлая рыба. И не приведи Господь попасть в их удушливые объятия.

Капитан брезгливо вздрогнул, нижняя челюсть отвисла, с губы закапала слюна. Похоже, от воспоминаний Сликкера коробило, сильнее, чем от глупых шуток.

— Случилось как-то нам дрейфовать у акульих островов, — заговорил капитан. — Жуткое скажу вам место, а тут ещё слух прошёл, что на самом крупном обосновались каннибалы. После шторма на корабле не осталось ни одной целой мачты, а строевой лес только на этом чёртовом острове. Решили мы тогда с ребятами наведаться к дикарям под покровом ночи. Шороху навести, запугать по возможности. А когда те разбегутся — взять то, что нам надо. Ну, сказано сделано. Пришли, как и положено, при полном параде. Ругались, дурь всячески показывали, палили куда попало, даром, что за порох не платили. Но… Говорят же: не буди лиха, пока оно тихо. Оказалось, живых там уже не было. Одна нежить белоглазая — мертвяки бездушные. Почуяли нас «отверженные» и полезли из своих хижин. Каннибалы, да ещё нежить. Что тут было!? Лучше сдохнуть от жажды на неуправляемом корабле, чем потерять душу. Бежим значит к берегу. За спиной вопли, крики. Решили лодки бросить и добираться до посудины вплавь. Плавать-то я умею, потому прыгнул не задумываясь. Остальные видать тоже, не шибко думали. До «Пьяного краба» с полверсты было, не так далеко как может показаться. Да вот закавыка дно у острова резко обрывалось, ни дать, ни взять адская бездна. Плыву это я, значит, плыву. А море такое спокойное, тишь да гладь. Лунище на небе. Светло. Где-то на острове упыри голодные завывают, рядом боцман сопит, ещё пяток моих ребят косяком волну гонят. И вот плыву я, значит, а сам радуюсь, что ноги унёс. Впереди топовый огонь сверкает, дымок над камбузом курится. И вдруг, слышу, что-то булькнуло рядом, обернулся, а боцмана нет. Ну, думаю, потонул бедолага. «Эй, ребята, — кричу я, — боцмана не видали»? А в ответ, тишина. Оглянулся через плечо, покружился волчком в воде, не видать никого, один я, как пробка болтаюсь. «Э-э-э! А дело-то нечисто! — подумал я. — Как бы старину Сликкера на этот раз морской дьявол не уволок в ад». И тут вижу, из воды выпрыгивает мой матрос, а на нём, какая-то мерзкая сволочь болтается, что твой паук, только размером с хорошего телёнка. Матрос только и успел закричать. Тварь опутала его своими щупальцами и на дно. Я хоть и тёртый калач, многое на своём веку повидал, да подыхать такой жуткой смертью, всё равно, что достаться на обед каннибалам. Припустил, значит, я, работаю всеми ластами, из последних сил к кораблю навострился. Уже слышу, как подвахтенный распоряжается ужин готовить, и такая обида меня взяла. «Неужто, не доберусь? — подумал я. — Сколько напастей пережил, а эту…» И вдруг чувствую как кто-то тащит меня под воду, за ногу, значит, схватил и поволок. Боль дикая. У спрутов присоски, как на башмаке пряжки, да все в зазубринах, кожу рвут, что шиповник. Я собрал все силы в кулак и рванул к поверхности, только и успел глотнуть воздуха, как тут же снова под воду пошёл. А спрут видать настырный попался, спеленал меня по рукам и ногам, к глотке своей тянет. Уж и не знаю, как левую клешню освободил, только чую, зверюга под мантию тянет, туда значит, где ейная пасть. Хочет мне башку клювом своим раскрошить. Я руку-то вперёд и прямо в его челюсти. От боли глаза на лоб лезут, изо рта крик рвётся. Ну, думаю, вот и пришёл тебе конец, господин хороший. И вдруг, вспоминаю, что у меня за поясом пистолет заряженный. Дотянулся я до него, курок-то у меня взведён, и, не раздумывая, пальнул. Должно быть в мозг попал. Спрут сразу же отпустил, а потом ребята багром выудили. Так и спасся.

Сликкер выставил покалеченную руку и снова пошевелил пальцами.

— И всё ж, этот морской дьявол, отгрыз от меня кусок, — засмеялся капитан. — Так и унёс мои пальцы с собой, в самую бездну, там должно быть мои пальчики и лежат до сих пор.

Сликкер удовлетворённо хмыкнул и, наблюдая за реакцией слушателей, выпятил грудь.

— Потрясающая история! — с напускным восхищением, воскликнул Всебор. — Удивительная у вас жизнь, господин Сликкер. Удивительная!

— А можно вопрос!? — Жиль робко поднял руку и с интересом посмотрел на капитана. — Разве порох в пистолете не вымок? В воде-то?

В трюме воцарилась тишина. Только слышалась возня крыс, да хруст точильщиков в деревянных переборках.

Сликкер хмуро покосился на Жиля, раздражённо фыркнул и со всего размаху треснул кулаком по столу.

— Ах, ты мерзкий, пучеглазый, зубатый крысёнышь! — брызгая слюной, зарычал старик. — Хочешь сказать, что я вру?

— Нет, нет! — Качая головой, Всебор встал между капитаном и Зубастиком. — Он глупый, совсем не понимает, о чём спрашивает. Его часто били по голове, вот он и поглупел.

— Да, да, меня часто били по голове, — от страха Жиль согнулся и прижался к спине Всебора. — Я совсем не думаю, о чём спрашиваю.

— А-а-а, то-то я смотрю вид у тебя придурашный! — Сликкер пренебрежительно сплюнул и, успокаиваясь, скривился в улыбке. — Ладно, ребятки, вы тут с бумажками маракуйте, а я что-нибудь пожрать сварганю.

Старик снова забурчал песню и принялся разводить огонь в походной печурке.

— И как это он не боится, что порох взорвётся, — зашептал Жиль. — Тут бочонков десять, не меньше.

— Помолчал бы! — шикнул Всебор. — Как бы жратва не стала единственным вознаграждением за наш труд. И всё из-за тебя!

Жиль прикусил губу и хмуро покосился на Сликкера, который так увлёкся, что больше не замечал никого вокруг. Капитан подвесил над огнём закопчённый помятый котёл и от души плеснул воды.

На работу ушло не больше получаса. О каком-либо переводе речи не шло. Капитан подсунул Всебору обычную таможенную декларацию, которую следовало аккуратно заполнить и внести данные о грузе. Занятие оказалось рутинным и скучным: Жиль пыхтел над списком товаров, а Всебор со свойственной ему щепетильностью записывал всё в амбарную книгу. Разнообразие товаров, которые хранились в трюмах «Пьяного краба» потрясали воображение, и это не могло не вызвать подозрений. Судя по длиннущему списку и гипотетической цене имущества, Сликкер мог считать себя богачом, но при этом старый ворчун не выказывал особой радости, так словно брюхо корабля, было набито тюками с тряпками.

— «Или старику наплевать. Или он не знает истинной цены груза», — Всебор посмотрел на Жиля, и кивком указал на Сликкера.

Напевая под нос какую-то похабную песенку, капитан лихо орудовал тесаком.

— Думаешь, он того!? — изображая мертвеца, скривился Жиль. — Пират?

— Тихо ты! — осадил Всебор. — Смотри у меня! Помалкивай!

Он собрал листы в аккуратную стопку, перевязал лентой.

— У нас всё готово! — со всей учтивостью, произнёс он. — Как говорится: по трудам и награда. Верно!?

— И у меня почти всё готово! — бросил старик. — Пару дней назад один кашалот кое — что из себя изрыгнул. Так я подобрал.

Сликкер зачерпнул из котла половником и показал розоватые лохмотья.

— Спрут! Не могу отказать в удовольствии поглумиться над этими вонючками, — хохотнул Сликкер. — Сначала они меня жрали, теперь я их.

Глава 5

— Это во мне!? Это во мне! — завопил Жиль. — Не могу поверить, что эта копчёная сволочь заставила сожрать три миски китовой блевотины.

Громыхая башмаками, Жиль сбежал по штормтрапу, наклонился над землёй и засунул в рот два пальца.

— Ну давай, вылезай из старины Жиля, — пробормотал Зубастик. — Я теперь до скончания дней своих не смогу жрать.

— Зря стараешься, — спускаясь следом, отозвался Всебор. — Разве твоё брюхо, когда-нибудь и что-нибудь отдавало назад.

Жиль несколько раз кашлянул, выпрямился и, пытаясь сбросить напряжение, затрясся в безумном танце.

— Странное у этой гадости послевкусие, — заметил он. — Должно быть, старик перегнул со специями.

Под лодками по-прежнему пела цикада, лёгкий бриз доносил откуда-то запах кофейных зёрен. Наступила ночь, над морем сияла таинственная луна.

— Посмотри-ка на это золото! — Всебор вынул из кармана пригоршню монет. — Кажется, на этот раз нам повезло.

Монеты, которыми Сликкер отблагодарил, оказались разного достоинства и даже разных эпох. Похоже, догадка Всебора о ремесле старого капитана имела под собой реальную почву, но думать о подобных мелочах не хотелось. Какая беда, если Сликкер обчистил чью-то кубышку, ведь они с Жилем отработали свой хлеб честно. Правда, половину забрал Попрыгунчик, который с утра ошивался под окнами и мешал спать, но таков был уговор.

— Давай зайдём в таверну, — заныл Жиль. — Жрать охота, аж скулы сводит.

— Я думал, Сликкер тебя ещё вчера накормил, — усмехнулся Всебор.

— Так это было вчера, — выдавил улыбку Жиль. — Стряпня у старикана, та ещё, но…

Они услышали крики и посмотрели в сторону вечевой площади. Обычно там собирался народ, чтобы обсудить свежие новости, записаться рекрутом на службу или поучаствовать в принятии какого-нибудь важного для городской жизни решения. Иногда, площадь использовалась как трудовая биржа, и тогда народу было не протолкнуться.

— Похоже, работников ищут! — оживился Всебор. — Давай, пошевеливайся. Той мелочи, что подкинул Сликкер, надолго не хватит.

— Какого чёрта! — завопил Жиль. — Я жрать хочу.

Толстый, краснолицый распорядитель, медленно оглашал список вакансий. Рыжий парик, зелёная треуголка, дорогой сюртук с вышивкой, связка пергаментов на поясе и обычное презрение к бедноте в глазах. От этого человека зависело всё: сколько претендент на должность станет зарабатывать, сколько придётся отстегнуть с первой получки в контору по найму. Он выбирал по одним ему понятным признакам, так, словно покупал на базаре корову.

— Не будь дураком, — вцепился в рукав Жиль. — Где это видано, чтобы толмачей и писарей на базаре нанимали.

— Рукав оторвёшь! — огрызнулся Всебор. — Мне просто интересно.

— Не нравится мне блеск в твоих наглых глазах, — скривился Жиль. — Втянешь, ты нас в какую-нибудь скверную историю.

— Если тебе по душе работать на Сликкера, то дерзай. Слышал, что дед вчера сказал — у него толмача акулы сожрали. Поговори с ним, ты ему понравился.

Жиль фыркнул и отпустил рукав.

— Сликкер последний к кому я отправлюсь наниматься. И пусть в следующий раз Попрыгунчик сам отдувается.

— Эй! Краснорожий! — выкрикнул Всебор. — Хорошее что-нибудь есть?

— А кто это у нас там голос подал!? Сейчас посмотрю! — толстяк приложил ко лбу ладонь и уставился на Всебора. — Для оборванцев и таких невежд, как ты на сегодня работа закончилась. Ступай на паперть, попрошайка.

Распорядитель надменно вскинул подбородок и окинул взглядом толпу.

— Осталась ещё одна должность. Но чернь прошу, не беспокоится! — покосившись на Всебора, сказал он. — Для посольской миссии требуется знаток эльфийского языка. Оплата сдельная и весьма достойная, даже по меркам Спумариса.

— Прошу попридержать вакансию. Мой господин сейчас подойдёт! — из волнующейся толпы высунулся тощий паренёк, который, судя по всему, состоял у кого-то в прислуге. — Он уполномочил меня предоставить необходимые рекомендации, если таковые потребуются.

— Конечно, потребуются, — распорядитель спрыгнул с помоста и подошёл к слуге. — Или я похож на осла, чтобы верить на слово?

Краснолицый протянул руку к рекомендательным письмам, но неожиданно передумал.

— У твоего господина пять минут, — заметил он. — И пусть поищет другие рекомендации. Я не люблю, когда шуршит, я люблю, когда звенит.

Слуга вежливо раскланялся и побежал за хозяином.

— Эй! Я тоже не прочь попытать счастье! — закричал Всебор. — И у меня есть рекомендации.

Он протиснулся сквозь толпу и подошёл к распорядителю.

— Тут было сказано про эльфийский. Я знаток этого языка.

— Не хочешь ли сказать, что знаешь язык древних? — рассмеялся краснолицый. — На твоей физиономии написано — я неудачник. Посмотри в зеркало!

— У меня, его нет! — улыбнулся Всебор. — Но есть кое-что другое. Отойдём в сторонку?

Он аккуратно взял толстяка под локоть и, направляя его к помосту, около которого стояла запряжённая лошадью бричка, пошарил у себя в кармане.

— Послушай, приятель! — набычился распорядитель. — Мне некогда шутки шутить. Если решил меня надурить — забудь. У меня разговор короткий. Кликну стражу и тебе всыпят по первое число.

Всебор выгреб монеты из кармана и сунул их толстяку.

— Мне позарез нужна эта работа, — зашептал он. — А тот придурок со слугой, найдёт что-нибудь другое.

Толстяк уставился на золотые монеты и от жадности прикусил губу. Подарок видимо пришёлся по душе. Он судорожно сглотнул, воровато огляделся и осторожно так, чтобы не привлечь излишнего внимания сгрёб монеты в собственный карман.

— Надеюсь, ты понимаешь всю ответственность, которая ложится на твои плечи, — заговорил распорядитель. — Если ты не знаешь языка, тебе устроят такую выволочку, от которой расплачутся палачи. В лучшем случае, отправят на галеры…

— Не беспокойся, — улыбнулся Всебор. — Твоё дело отдать грамоту, а всё остальное моя забота.

— Ну, ну! — толстяк хохотнул, разыскал нужный свиток и, сунув его Всебору, запрыгнул в бричку. — С тебя теперь и спрос.

— Что ты наделал! — завопил Жиль. — Мы теперь с голоду подохнем. Помяни мои слова, подохнем и всё.

На Зубастика больно было смотреть. Лицо сморщилось, от гнева и отчаяния покрылось пятнами.

— Жиль, дружище! Сейчас, вместо тебя, говорит твоё ненасытное брюхо, — Всебор пихнул товарища в плечо. — Я верю в судьбу. Она долго испытывала нас на прочность, а теперь настало время, и она меняет нашу жизнь. А ты веришь в судьбу?

— Я прагматик, — всхлипнул Жиль. — Я верю в сегодняшний день и кусок хлеба, который лежит на столе.

— Ну, хочешь, я стащу для тебя яблоко? — попытался утешить Всебор. — Или грушу?

— Нет! Не хочу я никаких яблок! — разрыдался Зубастик. — Лучше стащи колбаски!

С лёгким перестуком за спиной захлопнулись тяжёлые двери. В шандалах коптили толстые свечи. Пахло заморскими специями.

Мраморный зал потряс величием. Высокий потолок с лепниной, узкие оконца, напоминавшие крепостные бойницы, тяжеленные бордовые шторы на карнизах. В подобных залах могли принимать только знатных людей, и Всебор заробел. Стало не по себе от мысли, что очередная ложь, может на этот раз обойтись очень дорого.

— «Да, приятель, никогда ещё твоё враньё не приводило к таким вершинам, — подумал Всебор. — О-го-го! Резиденция самого государя».

Он огляделся, прислушиваясь, двинулся к единственному в этом огромном помещении креслу.

— Паниковать ещё рано, — улыбаясь, проговорил он. — Вот когда под локотки прихватят и поволокут…

Всебор услышал шаги и насторожился. Это была лёгкая поступь, едва уловимая слухом и в то же время достаточно явная, чтобы не услышать. Звук шагов доносился из-за стены, и не трудно было догадаться, что где-то рядом располагался скрытый переход.

— Ну, конечно, — прошептал Всебор. — Потайная дверь…

Дверь открылась в дальнем углу. Сделанная настолько искусно, что несведущий человек, никогда бы не догадался о её существовании.

Всебор ощутил лёгкий аромат лесных цветов и заробел ещё больше.

— «Эльфийка, — подумал он. — Что там мой дружок Жиль про них рассказывал?»

Она вошла той царственной походкой, которая отличала избранных представителей эльфийского рода. О принадлежности к великой касте говорило каждое движение знатной женщины. Всебор о подобном слышал, но никогда не видел. Синее платье, золотистый плащ, россыпь бусин из горного хрусталя на шее. Её глаза, сияли странным гипнотическим огнём, и Всебор почувствовал его силу сразу же, как только эльфийка на него посмотрела.

Длинные волосы спадали на плечи, а её голову венчала, словно сделанная из паутинок, серебряная диадема.

— Должно быть, это я тебя видел вчера в карете!? — произнёс Всебор. — Ты и есть тот посол, о котором столько говорили?..

Его хриплый голос эхом разнёсся по залу.

Но эльфийка молча подошла к креслу и торжественно в него села. На её тонких губах заиграла улыбка, а в глазах вспыхнули искры любопытства.

— Тебя не учили приветствовать людей, с которыми ты не знаком? — поинтересовалась эльфийка. — Невежда, да ещё и врун.

— Я вырос в приюте, а там некому было привить хорошие манеры, — пожал плечами Всебор. — Но я схватываю всё на лету и неплохо разбираюсь в языках.

— Мне сказали, что для работы подберут опытного знатока, а тут какой-то неотёсанный шалопай! — фыркнула эльфийка. — Знаешь ли ты, с кем разговариваешь?

— Отчего же, — Всебор самодовольно улыбнулся. — С прекрасной и умной женщиной, которая не станет поднимать шум из-за каких-то мелочей.

— Вы только не него посмотрите. Мало того, что он шалопай, он к тому же ещё и наглец, — женщина поднялась и несколько раз хлопнула в ладоши. — Молись своим богам, глупец, за твой обман тебя ждёт серьёзное наказание.

— Прошу тебя не надо! — воскликнул Всебор. — Моя жизнь не так проста как кажется, мы люди часто делаем ошибки, иногда обманываем, но не всегда из плохих побуждений. Мне нужна эта работа, а язык… язык я почти знаю.

— Он знает язык, — усмехнулась эльфийка. — Десятка два слов, которые ты услышал на базаре и запомнил?

Главные двери распахнулись и в зал вошли пятеро гвардейцев во главе с капралом. Все пятеро, как на подбор здоровяки, красномордые и злые.

— Эй! Эй! Обращайтесь со мной нежно, — закричал Всебор, когда ему заломили руки. — Чёрт! Как же больно!

— Скоро ты не так запоешь, — усмехнулся капрал. — Сдаётся мне, твоя грязная шкура соскучилась по хлысту!

Солдаты рассмеялись и напихали Всебору по полной программе. Били со знанием дела, по рёбрам, по спине, но чаще попадали по голове. Жестокая экзекуция продолжалась не больше минуты. Но в течение этого времени, Всебор успел вспомнить всех святых и даже проклясть себя за проявленное безрассудство.

— Хватит! — голос эльфийки звоном отразился от стен. — Убирайтесь прочь! Мерзавцы!

Гвардейцы прекратили избиение и растерянно уставились на женщину. Со стороны могло показаться, что они заметили её только что.

— Просим прощения. Госпожа! — смущённо отозвался капрал. — Мы увлеклись!

Солдаты ушли. А Всебор ползал по мраморному полу и пытался прийти в себя. Отплёвываясь кровью, он с трудом принял вертикально положение и, выдавив улыбку, посмотрел на эльфийку.

— Как тебе представление? — едва ворочая языком, поинтересовался он. — У нас так часто развлекаются, одни валтузят других почём зря, а другие терпят и с умилением улыбаются.

— Улыбаешься? Тебе и в самом деле не больно? — женщина подошла ближе и с содроганием покосилась на кровавые плевки. — Какие мерзавцы!

— О, да! — Всебор застонал и поднялся на ноги. — Этот капрал мастер считать рёбра.

— Я не знала, что они так поступят! — с состраданием в голосе, заметила эльфийка. — У нас не принято бить людей, даже если они в чём-то виноваты, наказание последует только после решения старейшин.

— Наверное, ты в Спумарисе впервые, — Всебор скривился от боли и вынул изо рта обломок зуба. — У нас могут покалечить, даже если ты не виноват. А если виноват то…

Женщина прикоснулась к его щеке, и Всебор ощутил, как лёгкий благотворный холодок остужает пылающие и саднящие раны. Боль утихла сама, даже кровь перестала сочиться из разбитой губы.

— У людей другие обычаи, — добавил Всебор. — Должно быть, мы кажемся тебе сущими дикарями. Как тебя зовут?

— Лехилетригель. Посол хрустального дома Варос Эрдейла.

— А меня Всебор.

Эльфийка смущённо одёрнула руку и, немного помедлив, отошла к своему креслу. Снова вернулись хладнокровие и высокомерие, а в глазах сверкнул огонёк возмущения за проявленную слабость.

— Человеческий род не просто дикий, — с усмешкой заметила она. — Люди сродни первобытным зверям, которые подчиняются инстинктам и живут одним днём! А ты худший его представитель, потому что не только дикий, но ещё и лживый.

— Я польщён, — скривился Всебор. — Надеюсь, теперь ты меня не уволишь?

Они уставились друг на друга и стояли так несколько секунд.

— Ладно. Поскольку я в какой-то степени перед тобой виновата, я найду тебе работу, — хмуро улыбаясь, произнесла женщина. — Но лёгкой она не будет.

— Отлично! — качнул головой Всебор. — Я трудностей не боюсь!

На следующий день в доходный дом, где Всебор арендовал комнату, пришёл посыльный. Это несколько озадачило папашу Круста, потому что за свою жизнь он привык видеть вокруг только нищих, да оборванцев. Этот же выглядел так, словно его послал сам государь. Дорогой бархатный сюртук, красная фетровая треуголка, золотые пуговицы и аккуратно завитые рыжие усы.

— Мне нужен господин Всебор! — произнёс посыльный. — Ему приказано передать это.

Усач продемонстрировал запечатанный конверт.

— Когда я смогу его увидеть?

— К сожалению, господин Всебор на данный момент отсутствует, — заволновался толстяк. — Должно быть он на рынке. Тырит… э-э-э, покупает овощи на ужин.

— Ну, в таком случае этот конверт передадите ему вы.

— Я передам, передам! — пыхтя перегаром, заверил Круст. — А что собственно он сделал?

— Пока ничего, — усмехнулся посыльный. — Ему только предстоит сделать.

Когда Всебор и Зубастик вернулись домой, папаша Круст уже ждал их у дверей. Старый пьянчужка сиял от радости и сразу же бросился к своему постояльцу.

— Сынок! Как я рад, что наконец-то удача повернулась к тебе лицом, — выкрикнул он. — Надеюсь, ты не забудешь старину Круста. Ведь я всегда разрешал тебе забрать объедки со стола.

— В чём собственно дело? — смутился Всебор.

— Не надо шутить господин Всебор, — грозя толстым пальцем, засмеялся Круст. — Боитесь, фортуну отпугнуть? Ну, не хотите говорить не надо.

Толстяк сунул Всебору конверт и, таинственно улыбаясь, скрылся за дверью.

— Может не надо его открывать? — засомневался Жиль. — Выбрось конверт на помойку и пошли в кабак.

— Я буду идиотом, если не посмотрю, что внутри. — Всебор судорожно разорвал конверт и достал письмо. — За что я вчера страдал!?

— Да, да! Я уже слышал о том, как тебя избивали двадцать эльфийских наёмников. Эта остроухая дамочка, просто вскружила тебе голову.

— Эта дамочка не так проста, как кажется, — парировал Всебор. — Но она держит обещание и теперь мы с тобой в деле.

Глава 6

В конверте лежала записка. Всего несколько слов на дорогой зелёной бумаге, которая пахла цветами и специями. Всебору было предписано явиться на постоялый двор, который располагался в иностранной слободе, на самой окраине Спумариса. Этот постоялый двор хорошо был знаком всякому, кто занимался торговлей или искал наёмников готовых выполнить грязную работу. Дурная слава этого места заставляла простых горожан обходить слободу стороной, там не действовали законы Спумариса и частенько происходили удивительные события, о которых потом долго судачили торговки на рынке.

— Нам надо разыскать какого-то Громилу Броля, — заметил Всебор. — Из письма следует, что он и есть наш работодатель.

— Громилу. Да ещё Броля, — фыркнул Жиль. — Хорошего человека никто не станет называть громилой. Уж поверь мне!

— Не будь занудой! — Всебор спрятал письмо за пазухой и улыбнулся. — Хороший он или плохой, главное чтобы платил.

Они добрались до слободы только к вечеру. Здесь, вдали от побережья, витали совсем другие запахи. Непривычные для изнеженных носов запахи навоза, тухлой воды и дёгтя.

Впереди, за пограничными столбами виднелся первобытный Гринберийский лес, куда каждое утро отправлялись десятки лесорубов, а на юго-западе от поселения располагались бесконечные фермы, на которых крестьяне выращивали свиней.

— Не нравится мне здесь, — проговорил Жиль. — Так и жди какого-нибудь подвоха.

Покосившиеся дощатые строения, дорога, вымощенная брёвнами, чугунные столбы с масляными фонарями и грязь, жирная вязкая и зловонная. Слобода состояла из единственной улицы, по обе стороны которой тянулись дома, и по этой улице бродили бесхозные свиньи.

— Нам нечего терять, — покосившись на животных, заметил Всебор. — Работа, есть работа.

Из распахнутых окон, на пришельцев смотрели беженцы, по мостовой прогуливались местные бездельники, кто-то просил мелочь, кто-то её требовал. Наёмные солдаты не нашедшие покровителей, калеки, пострадавшие в стычках, жадные до чужого добра проходимцы, казалось, иностранная слобода собрала всё худшее, что мог дать человеческий род. Все эти люди, на разных языках, что-то кричали, насмехались или в бессилии ругались.

— Пожалуй, я с тобой соглашусь, — наконец признал Всебор. — Но мы с тобой тёртые калачи, в обиду себя не дадим. Верно?

— От добра добра не ищут, — прошептал Жиль. — Зачем, отдал деньги вербовщику? Сидели б сейчас в трактире на Сонной улице, попивали винишко, да жареной картошкой заедали.

— Не ной! — отмахнулся Всебор. — Давай-ка, лучше спроси у того забулдыги, где здесь постоялый двор.

У коновязи сидел какой-то заросший тип, обмотанный тряпьём и рваными одеялами. Не отрываясь, он смотрел на двух оболтусов, а когда те приблизились привычным жестом выпростал руку для милостыни. Он ничего не говорил, просто смотрел и щерился беззубым ртом.

— Послушай, приятель, — откашливаясь, заговорил Жиль. — Не подскажешь ли, где здесь постоялый двор?

Бродяга слегка наклонил голову и вытянул руку ещё дальше. Улыбка стала шире, показался краешек языка и пара сточенных резцов.

— Я говорю, не подскажет ли милостивый государь, где здесь постоялый двор? — повторил Зубастик. — Нам срочно!

— Дай ему монету! — посоветовал Всебор. — Видишь, как старается.

— Да постой ты с монетой, — нахмурился Жиль. — Наверное, он не понимает.

— Дай монету, придурок! — потерял терпение бродяга. — У меня уже рука затекла держать её перед твоим носом.

Зубастик смущённо покосился на товарища, потом медленно засунул в карман руку и вытащил медяк.

— Вот теперь милостивый государь готов отвечать на все вопросы, — прогнусавил бродяга. — Признаться, я и сам туда собирался. Ещё с утра.

Бродяга вскочил на ноги и жестом показал куда-то вдаль.

— Постоялый двор в конце улицы, — добавил он. — На самой границе. А что, очень даже практично. Трактирщик все помои выливает в окно, а там уж лесное зверьё всё подберёт. Мой знакомый однажды так налакался, что заснул в этих помоях, а наутро от него остались только подошвы ботинок. Видать животные не смогли от помоев отличить. Так-то господа, так-то.

Постоялый двор напоминал длинный, покосившийся сарай, из которого торчала огромная кирпичная труба. Крики, смех, какие-то залихватские песни всё это до боли походило на прибрежные кабаки, в которых веселился старина Сликкер.

Всебор посмотрел на Зубастика и по его кислой физиономии определил, что он тоже припомнил недавний визит на «Пьяного краба».

— Только не говори, что это тебе не нравится, — упредил Всебор. — Жизнь, знаешь ли, не так проста…

— Да не нравится, — возмутился Жиль. — Я мечтал об уважении и почёте, о приличной еде, наконец.

— Кому нужно твоё уважение? — влез бродяга. — Поживёшь в свинарнике и научишься мечтать как надо.

— Шёл бы ты папаша, — рявкнул Жиль. — И без тебя тошно.

Постоялый двор, на деле оказался огромной таверной, где пропадали все, имевшие хоть какую-нибудь наличность, жители посёлка. Кого здесь только не было. Бежавшие от непомерных податей вирекрейцы-южане, ссыльные гипербореи, потрясавшие своим огромным ростом, полудикие болотные рыбоеды и даже спумарийские дворяне, которых трудно было заподозрить в порочном образе жизни.

Огромный камин посреди барака нещадно чадил. Но над пылавшими углями висел на вертеле кабан и одного этого было достаточно, чтобы Жиль поменял своё мнение. Они подошли к стоявшему за стойкой трактирщику и огляделись по сторонам.

— Спумарийкого пива? — спросил трактирщик. — Или может эльфийского чайку. Для неженок в самый раз.

Всебор посмотрел на трактирщика и, приняв невозмутимый вид, улыбнулся.

— Неплохая шутка! — похвалил он. — Нам пива и чего-нибудь жаренного.

— Вот это по-нашему! — Трактирщик взял со столешницы пару кружек и от души плеснул тёмного, слегка мутноватого пойла. — Но вы ведь не только за пивом сюда пришли. Верно?

Высокий, длинноносый, короткая прилизанная шевелюра — с виду простак, но Всебор чувствовал, что этот человек знает обо всём, что творится в слободе.

— Нам нужен Громила Броль! — выпалил Всебор.

На секунду трактирщик поменялся в лице, но, справившись с первыми чувствами, ещё шире растянул губы в улыбке.

– Весёлую же компанию вы себе подобрали, судари, — проговорил он. — С Бролем, кто повяжется, тот обязательно хлебнёт лиха.

— Это всё пустяки, — отмахнулся Всебор. — У нас к нему дело. И это дело не терпит отлагательств.

— Ну, так и ступайте к своему Бролю, — пожал плечами, трактирщик. — Вон в углу, с двумя прихлебателями пирует.

Внешний вид Громилы соответствовал его прозвищу. Высокий, крепкий, лицо посечено оспинами и шрамами. Светлые, длинные волосы спадавшие на плечи и борода заплетённая в косицы. Но поразило Всебора другое. У Броля были вытянутые остроконечные уши, которые могли принадлежать только эльфу. И, тем не менее, он мало, чем отличался от грязных оборванцев, которые напивались в трактире до беспамятства. С той же жадностью, Броль опустошал одну кружку за другой и, грязно ругаясь, требовал принести ещё.

— Посмотри какие у него кулачища, — зашептал на ухо Жиль. — Как бы зубы не повышибал.

— Я не собираюсь с ним драться, — отозвался Всебор. — Каким бы диким он не был, у меня к нему дело. Заметь, мы с тобой выполняем работу, которую поручила знатная эльфийка.

— Тебе не приходило в голову, что эта остроухая, просто захотела отомстить? Ты ведь прикинулся знатоком языков. Эльфам верить нельзя, они нас за животных держат.

— Если трусишь, останься здесь.

— Именно так я и поступлю, — Жиль нашёл свободное место и уселся. — Двигай, двигай! Я отсюда посмотрю, как он пересчитает твои кривые рёбра.

— Трусишка! — усмехнулся Всебор. — Не пей моё пиво!

Броль активно жестикулировал и постоянно переворачивал локтем пустой кувшин, когда же это ему надоело, он просто швырнул его на пол. Так получилось, что швырнул он его под ноги Всебору.

— Какого чёрта!? — рявкнул Всебор. — Придурок, ты чуть не попал в меня!

Все кто находился поблизости, вдруг примолкли, и постепенно, словно подчиняясь чужой воле, замолчал весь трактир. Стало так тихо, что можно было услышать, как потрескивает капающий на угли, свиной жир. Люди с нескрываемым интересом смотрели на чужака, и в их глазах можно было заметить не только любопытство, но и благоговейный страх.

Я говорю, какого чёрта!? — озираясь, по сторонам повторил Всебор. — По правде говоря, я не это хотел сказать…

Броль медленно повернул голову, потом также медленно поднялся на ноги и вышел из-за стола. Только теперь Всебор заметил, насколько этот тип ужасен: злые прожигающие насквозь глаза, тяжёлый подбородок, широкие ноздри, из которых со свистом вырывался воздух.

— Что ты сказал, мерзкий недомерок!? — изрыгнул Броль. — Р-р-раздавлю!

Всебор попятился и, озираясь, попытался найти путь к отступлению. Но теснота трактира не давала ему никаких возможностей для манёвра, к тому же простой люд, жадный до драк, сгрудился вокруг стола.

— Послушай, приятель! Я не хотел тебя обидеть! — дрогнувшим голосом, заговорил Всебор. — И потом, мы в разных весовых категориях. В конце концов, так не честно.

— Честно, не честно. Если есть преимущество, глупо им не воспользоваться, — скаля зубы, проговорил Броль. — Ну, теперь держись, студент. Сейчас я научу тебя хорошим манерам.

Броль хрустнул суставами пальцев и исступлённо заревел. Должно быть, так ревели дикие быки, в той части эльфийского леса, в которой посчастливилось родиться этому неотёсанному варвару.

Эльф с размаху ударил Всебора кулаком, и бедняга перелетел через соседний стол. С таким же успехом, можно было драться с медведем.

— Дурень! Сегодня не твой день! — хохоча, закричал Броль. — Ты ещё пожалеешь, что переступил порог этого вонючего притона.

Привыкший к ударам судьбы, Всебор, конечно, был готов к подобному развитию событий, но натиск, с которым дикарь на него накинулся, вызвали в его мужественной душе смятение.

Броль играл им словно тряпичной куклой. Видя в противнике лёгкую добычу, он перестал работать кулаками и просто забавлялся, швыряя его из стороны в сторону. Наконец, он бросил его на пол и победоносно потряс над головой руками.

— Ну, кто здесь хозяин? — воскликнул Громила. — Спрашиваю, кто здесь хозяин?

Броль нагнулся над поверженным противником и торжествующе дыхнул перегаром.

— Я обещал тебя раздавить, сейчас раздавлю!

Он наклонился ещё ниже и схватил Всебора за глотку. Можно было попросить о пощаде, но опять напомнило о себе врождённое упрямство, а желание побороться, открыло второе дыхание. Свободной рукой Всебор нащупал на поясе Громилы нож и, когда холодный клинок коснулся подбородка дикаря, по толпе зрителей прокатился ропот.

— Пусти ему кровь! — выкрикнул кто-то. — Давай, покажи какого цвета у него требуха.

— Я всё слышал! — сдавленно процедил Броль.

Боясь, пошевелится, он так и держал Всебора за горло, только хватка ослабла, да рука начала дрожать.

— Эй! Приятель! — судорожно глотая, заговорил Громила. — Ты же не хочешь причинить боль старине Бролю?

— Почему бы и нет!? — едва ворочая, языком отозвался Всебор. — На мне живого места не осталось, так почему я должен отказывать себе в удовольствии, с тобой посчитаться?

— Да, брось! Я же слегка. Всего-то пара ссадин, да шишка на лбу! — заискивая, заметил Броль. — Ты же не размазня, какая?

— Мне-то всё равно! А как же моя репутация? Как я выгляжу в глазах этих уважаемых людей? Они всё видели.

— Кто видел? Они видели? — Броль хмуро обвёл взглядом завсегдатаев трактира. — Никто не видел. Верно, я говорю?

— Всё равно мне придётся тебя убить…

— Т-т-ты же не серьёзно? — зашептал Громила. — В конце концов, так не честно!

— Честно, не честно. Если есть преимущество, глупо им не воспользоваться.

Всебор криво улыбнулся и, заметив в глазах эльфа ужас, убрал руку с клинком в сторону.

— Ладно! Теперь помоги мне подняться!

Эльф отскочил, как ужаленный, и с безопасного расстояния покосился на клинок.

— Давненько мне не попадался человек, который заставил старину Броля, выбросить белый флаг, — заметил Громила. — Но договор есть договор, давай лапу!

Эльф наклонился, протянул руку. И в это мгновение трактир сотрясли истеричные вопли. Толпа мигом расступилась, и Всебор увидел Жиля, который бежал от самых дверей и размахивал длиннущим дрыном.

— Держ-ж-жите меня, а то не знаю, что сделаю! — закричал Зубастик.

— Эй! Эй! Ты уже опоздал! — выкрикнул Всебор. — Брось дубину, пока кого-нибудь не зацепил.

Жиль мгновенно сбавил обороты и разочарованно нахмурился.

— Вот засада! — швыряя дубину на пол, процедил Жиль. — Только решил, проучить наглеца, как всё уже закончилось.

Броль уселся на лавку и широким жестом предложил Всебору и Жилю присоединиться к компании. Зеваки разошлись, трактир снова наполнился трескотнёй сплетников и криками подвыпивших гуляк. Заиграла гиперборейская волынка.

— Мои приятели, — кивая на собутыльников, сказал Броль. — Толстого старика зовут Клут, а одноглазый крепыш — Палько Драный.

Судя по ушам, Клут и Палько были тоже эльфами, но именно это и вызывало подозрение. Грязные, неухоженные, подверженные страстям и дурным привычкам простых людей, они противоречили всем представлениям о великом народе лесов.

— Я простой человек и зла не держу, — заметил Броль. — Ты парень крепкий, жилистый, выносливый, но признай, ведь испугался, когда повстречался с моим кулаком?

— Было немного! — согласился Всебор. — Никогда не видел эльфа, который бы так дрался.

Судя по всему последние слова, Бролю понравились и, будучи субъектом лишённым всякого воображения, он воспринимал лесть с удвоенной силой.

— Эй! Трактирщик! — закричал Громила. — Тащи сюда свои фирменные колбасы.

— И про пиво не забудь! — добавил Палько. — У наших новых друзей в горле пересохло.

Прошло не больше часа. Но в течение этого времени Броль превратился из случайного знакомого в закадычного друга. Всебор забыл про ссадины и шишки, а Громила про унижение, которому его подверг строптивый юнец. Жиль и Палько сидели в обнимку и пытались вспомнить слова какой-то старинной бесконечной баллады. Только Клут, серьёзный, молчаливый и грузный, хмуро поглядывал на Всебора из-под кустистых бровей, да пыхтел длинной трубкой, набитой спумарийским табаком.

— Хочешь, я узлом завяжу кочергу!? — захмелев, воскликнул Броль. — А потом пойду и переверну двадцатипудовую бочку во дворе?

— Не надо! — качая головой, отозвался Всебор. — Надорвёшься ещё!

— Нет, я пойду! — Громила вскочил на ноги и, шатаясь, попытался вылезти из-за стола.

— Сядь! Сядь на место! — рявкнул Всебор. — У меня к тебе дело!

— Какое ещё дело?

— А вот какое! — Всебор засунул руку за пазуху и достал письмо знатной эльфийки. — Я специально сюда приехал, чтобы тебя разыскать.

Он сунул под нос эльфу письмо, и тот мгновенно протрезвел.

— Какого чёрта ты молчал? — Броль встряхнулся и бегло просмотрел письмо. — Значит, ты и есть тот тип, который будет выполнять задание?

— Именно я! — улыбнулся Всебор. — А ты, против?

— Да, нет, — Броль с сомнением покосился на собеседника. — Но, по правде говоря, я несколько иначе представлял себе человека, который отважится ввязаться в это непростое дело. Принцесса обещала воина, а ты…

— Принцесса? — Всебор жадно глотнул из кружки и задумчиво почесал затылок. — Так эта дипломатка принцесса?

— Лехилетригель принадлежит к великому роду эльфийских правителей, к роду серебряных царей хрустально дома, — добавил Броль. — Она представитель высшей касты, тайны которой передаются из поколения в поколение. Касты закрытых и неприкасаемых.

— Я, конечно, предполагал, что эта особа знатная дама, но не настолько же!

— Сдаётся мне, ты многого не знаешь? — Броль внимательно посмотрел на Всебора и вернул ему письмо. — Но она тебя выбрала, значит, на то были какие-то причины.

— Хлебнём мы лиха с этими простаками, — наконец подал голос Клут. — Нельзя верить неприкасаемым. Они поступают так, как им хочется. А эти двое, только баловство принцессы.

— Кто ты такой, чтобы осуждать Лехилетригель?! — рявкнул Броль. — Если она решила, значит, так написано в книге судеб.

Клут невозмутимо пожал плечами и выпустил облако дыма.

— Время покажет, — произнёс он. — Предлагаю на этом закончить пирушку. Завтра будет трудный день, надо хорошенько отдохнуть.

Глава 7

Всебору опять привиделся сон. Один и тот же бесконечный тракт, утопающий в метели далёкий тёмный лес, разбитая карета и пустота вокруг. Он снова брёл по этой дороге и постоянно оглядывался, так, словно опасался нападения. Каждый раз он испытывал одни и те же чувства: страх, отчаяние, боль от потерь. И каждый раз враг нападал. Этот враг никогда не показывался, просто шёл по следу, настигал его тёмным облаком и с яростным воем набрасывался, пытаясь разорвать.

Он разлепил веки и огляделся. Рядом, у изголовья кровати, сидел пушистый серый кот. Его жёлтые умные глаза, не отрываясь, следили за каждым движением, и когда Всебор протянул руку, чтобы погладить у кота за ушами, животное спрыгнуло с кровати и убежало.

— Куда же ты!? Глупый! — прошептал Всебор. — Кого-то этот зверь напоминает.

Он смахнул со лба пот и огляделся. Вечерняя попойка, переросла в ночную и, не смотря на уговоры Клута, Броль растранжирил последние сбережения на дорогое вирекрейское вино. От этого вина во рту до сих пор ощущалось гнусное послевкусие.

Всебор потряс головой и зевнул. Жиль почему-то лежал на полу. Под головой полено, вместо одеяла прикроватный коврик. А на его койке вчерашний бродяга, которому Жиль собственноручно вручил медяк.

— Какая ирония, — проговорил Всебор. — Если нас сюда притащил Громила, то где же он сам?

Всебор сполз с кровати и, перешагнув через Зубастика, вышел в коридор. Комнаты для постояльцев располагались на втором этаже, но Всебор никак не мог вспомнить, как поднялся по ступеням, да ещё с таким комфортом устроился на ночлег.

Он спустился в трактир и подошёл к хозяину, который, не смотря на раннее время, уже натирал фарфоровые кружки.

— Сударь уже на ногах, — улыбаясь, заметил трактирщик. — Ранняя пташка, больше зёрнышек клюёт. Верно!?

— Когда как, — пожал плечами Всебор. — Не подскажите, где найти Громилу?

— Отчего же, подскажу, — трактирщик поставил кружку и внимательно посмотрел в глаза собеседнику. — Это, конечно, не моего ума дело, но какого чёрта сударь связался с полукровкой?

— Полукровкой!?

— Именно полукровкой! А разве сударю неизвестно, что Броль только наполовину эльф?

— Вот, почему он так себя ведёт, — усмехнулся Всебор. — Надо же? Никогда бы не догадался.

— Дурная слава идёт впереди Броля, — трактирщик плеснул в кружку пива и подвинул её Всебору. — Люди судачат, что этот остроухий не случайно появился в слободе, ему нет веры, и наверняка его изгнали из страны лесных духов за какой — то проступок.

— А те двое, что были вчера с ним?

— Про них ничего не знаю, врать не стану, — пожал плечами трактирщик. — Ты парень неплохой, вижу по глазам, потому мой тебе совет, не связывайся с Бролем. До добра это не доведёт!

Всебор вышел во двор, огляделся. Над первобытными лесами, что тянулись до горизонта, показался краешек солнечного диска. Вспыхнул яркий золотистый луч, и огненный шар начал вековечное восхождение.

Ветер переменился. И скверные запахи теперь уносило на запад, в сторону далёких холмов. Прохладный воздух, с лёгким ароматом хвои и прелой листвы, приятно холодил кожу. Всебор потянулся и издал тот, ни о чём не говорящий возглас, который обычно сопровождает беззаботное пробуждение. По улице бегали куры, на кривом шесте сидел огромный гиперборейский петух. Несколько пятнистых свинок ковырялись в грязной луже, приглушённо и хрипло лаял хозяйский пёс.

— «Трактирщик сказал, что Броль ушёл на конюшню, — подумал Всебор. — Где конюшня?»

Он услышал топот копыт и натужное лошадиное всхрапывание. В самом начале улицы показался всадник на серебристом скакуне. И не трудно было догадаться, что этим всадником окажется Громила.

— Хор-р-роший, хор-р-роший! — радостно выкрикнул Броль. — Не загонял я тебя? А, друг любезный!?

Заметив собутыльника, Броль пришпорил коня и через пару секунду поднял его на дыбы перед Всебором.

— Великолепный скакун! — закричал он. — Признай, ты никогда таких не видел!

— Признаю! — улыбаясь, воскликнул Всебор. — Должно быть, стоил целое состояние?

— Я бы отдал за него полмира, — Броль успокоил коня и, хлопнув его несколько раз по холке, спрыгнул на землю. — Потому что, Буян единственный мой друг на этой планете.

Броль взял скакуна под уздцы и повёл за постоялый двор.

— Я завоевал Буяна в честном поединке, — похвастался Громила. — Были времена, когда правители священных лесов проводили турниры, и подарками для победителей становились великолепные скакуны, золотые туры или драгоценные клинки, выкованные искусными кузнецами Варос Эрдейла.

— Ты ведь не настоящий эльф? — прямо в лоб, спросил Всебор.

— Я этого не скрываю, — улыбнулся Громила. — Моя мать эльфийка, отец человек. Ничего хорошего не выйдет, сказали тогда жрецы. И я полностью с ними согласен. Но я живу, как хочу и где хочу. И главное, я свободен и не подчиняюсь этим дурацким предписаниям, которые налагают законы каст на всякого жителя страны лесных духов.

Конюшня, сколоченный из досок сарай, располагалась за гостиницей. Броль завёл скакуна в стойло, закрыл калитку на щеколду и для верности дёрнул несколько раз за ручку.

— Мой отец слыл храбрым воином. Дворянин — белая кость, в доблести ему не было равных, — Громила взял охапку сена и бросил Буяну под ноги. — Дворянин, но нищий, как церковная мышь. Образование он, конечно, получил — викарий научил читать по слогам, а полковой писарь показал, как нацарапать пару слов на бумаге. Всё бы хорошо, да вот любил мой папаша бутылочку. Потому даже заслуженные награды в его руках надолго не задерживались. Всё просаживал на пирушках. Но вот однажды повстречал он эльфов. Было это накануне «Великой битвы», когда армии «живых» объединились, чтобы остановить навь в Скальбуре. Эльфы и люди, какой великолепный союз! Ум и проницательность народа лесов, сила и ярость человеческого рода. И вот среди эльфов ему повстречалась прелестная Ариэль, дочь полководца, бесстрашная наездница, искусная целительница. Не знаю, как уж получилось, но они влюбились друг в друга. Отец, который пил не просыхая, вдруг излечился от своего недуга, Ариэль отвадила его дружков-собутыльников, вернула ему божественный дар — светлый незамутнённый ум. Поход длился несколько недель и в течение этого времени, мои родители были самыми счастливыми существами на земле. Но счастье скоротечно, объединённые армии заняли позицию меж двух утесов, закрыв врагу проход в «Чистые земли», а пространство между Скальбурскими воротами велико, пеший воин должен идти два часа от одного утёса до другого. Прождали они сутки, у многих воинов появилась надежда, что враг отступил. Однако всё изменилось вечером второго дня. Навья армия, как и предполагалось, пришла с запада, и состоялась битва. Грохот от пушечных выстрелов не смолкал несколько часов, картечь выкашивала целые полки, а потом люди и эльфы, плечом к плечу, ринулись в рукопашный бой.

Броль замолчал, внимательно посмотрел Всебору в глаза.

— Надеюсь, итог битвы тебе известен?

— Об этом знают все, — отозвался Всебор. — Знают и не хотят вспоминать.

— Верно! Люди и эльфы проиграли, — с горечью, произнёс Броль. — Остатки двух армий в панике отступали по Скальбурским пустошам, в надежде достичь спасительных лесов. Мой отец с тысячью храбрецами остался прикрывать отход и по понятным причинам больше его никто, никогда не видел. А прекрасная Ариэль вернулась в страну лесных духов. Она долго оплакивала возлюбленного, но время лечит. Потом появился я. Эльфы терпимы к инородцам, потому воспитали, как равного. Но видно не судьба мне быть эльфом. Мой отец всегда жил во мне и скоро заявил о себе дурными пристрастиями, скверным нравом и несокрушимым свободолюбием. Я сбежал из страны лесных духов. И теперь живу среди людей.

Броль порылся в кошеле и выгреб последнее, что оставалось.

— Пожалуй, только на яичницу и хватит, — заметил он. — Ну, ничего, при случае запасёмся дичью. Мясо жёстковатое, но жрать можно.

— А меня совсем со счетов списываешь?

Всебор достал свою заначку и положил пару монет на середину стола.

— Убери! — рявкнул Броль. — Я угощаю всегда. Пока есть за что.

— Но я не могу злоупотреблять гостеприимством. Моя совесть…

— Пусть твоя совесть заткнётся! — презрительно фыркнул Громила. — Дают, бери. А если не дают, возьми сам.

— Твоё право, — согласился Всебор. — Может, теперь расскажешь, в чём суть задания?

Хозяин принёс огромную закопченную сковороду с глазуньей и каравай. Он посмотрел на Всебора, предосудительно покачал головой и ушёл.

— Задание непростое, — нахмурился Броль. — И я до сих пор не могу понять, что Лехилетригель в тебе нашла. Почему она выбрала тебя?