Слегка покачиваясь на волнах, плыл белый шар.
Проходили часы. Васильев сидел на краю люка и, опустив ноги вниз, бесцельно смотрел на туманный горизонт, где голубоватое небо, цвета жидкого молока, сливалось с водой.
Инженеру вдруг показалось, что там, вдали, белеет какое-то неясное очертание — то ли берега, то ли судна.
«Нет, это не судно», решил он. Светлая полоска не двигалась. Ветер нес шар прямо к ней. Васильев присмотрелся… Из тумана выплывал небольшой островок…
Уже виден был низкий каменистый берег. «Нет, пожалуй, это не остров, — подумал инженер, — просто груда камней… Такие часто встречаются на Каспии».
…Васильев вынес на берег Синицкого и с большим трудом втащил шар. Подложив под него камни, чтобы он не скатился обратно в море, инженер потянулся, выпрямился во весь рост и осмотрелся по сторонам…
Действительно, островок оказался маленьким — площадью всего лишь в несколько десятков квадратных метров. Покрытый галькой и обломками скал, лишенный растительности, он не мог вызывать какие бы то ни было симпатии даже у самого непритязательного путешественника.
Снова прислушавшись к дыханию Синицкого, Васильев устроил его поудобнее и решил обойти весь островок, чтобы попытаться найти воду, а также узнать, есть ли здесь хоть какая-нибудь возможность достать пищу.
Он обогнул скалистую гряду и вышел на противоположный берег. Здесь тянулась узкая песчаная полоса. Песок казался белоснежным. Волны шуршали под ногами.
Васильев шел у самой воды. Его интересовало все: и водоросли и кусочек палки, принесенный волной неизвестно из каких краев. Он на всякий случай искал съедобные ракушки, но их не было…
Возвращаясь к Синицкому, инженер с трудом нашел белый шар: он сливался с цветом гальки на берегу.
Как же их здесь найдут? Вот если бы костер разжечь, чтобы дым увидели! Но это невозможно — на острове нет ни кустика, ни травинки.
Синицкий все еще не приходил в сознание. Наверное, он сильно ударился о стенку цистерны, когда она вылетела из шлюзового отделения.
Если бы достать хоть глоток воды!
Поднимался туман. Тяжелый и густой, он растекался по острову. Казалось, что воздух здесь насыщен ядовитыми испарениями.
…Уже село солнце. Черная завеса закрыла весь горизонт, оставив внизу, у самого моря, тусклую красноватую полоску. Скалы стали совсем лиловыми и через несколько минут растаяли в тумане.
Васильеву опять казалось, что он снова там, внизу, в подводном доме… Жарко. Пламя вырвалось из буровой, оно подбирается к нему все ближе и ближе. Вот языки огня лижут волосы, уже касаются лба. О, как мучительны эти воспоминания!..
Неужели он навсегда расстался с подводным домом? Он строил его всю свою жизнь…
Перед глазами проносятся картины далекого детства. Солнечное утро. Он на берегу реки, прилаживает на себе маску от старого противогаза. К маске приклеена короткая резиновая трубка с поплавком и наконечником. Дрожа от утренней сырости, он раздевается, надевает маску, осторожно устанавливает поплавок и, взяв большой камень в руки, опускается в воду. Он чувствует себя водолазом. Резиновый шланг болтается прямо над головой, и дрожит над ним тень поплавка. Мальчик впервые знакомится с подводным миром и в изумлении разглядывает зеркальное небо подводных обитателей, сквозь которое прорываются косые солнечные лучи. Становится тяжело дышать. Он бросает камень и выплывает на поверхность…
Другая картина: строится модель подводного танка с резиновым мотором. Первые испытания… Колесный танк из тонкой жести проходит по дну глубокого ручья, и его первый пассажир — котенок — испуганно выпрыгивает из жестяной коробки…
Вот уже сделана электрическая модель… А затем чертежи, чертежи… Многолетняя учеба, сотни вариантов, десятки моделей… Баку, нефть… Морские буровые, изучение бурения и снова варианты, конструкции, модели… Чертежи, расчеты… Снова чертежи… Завод на Урале… Подводный дом строят тысячи человек. Год работы в цехе на сборке. Испытания на земле… Транспортировка по Волге и наконец…
Хорошо помнит Васильев тот день, когда подводный танк впервые двинулся от берега, погружаясь в море все глубже и глубже. В этот момент он чувствовал себя счастливейшим человеком на земле…
Инженер приподнялся на локте и взглянул на море, как бы пытаясь увидеть уходящий под воду танк.
Мучила жажда. Трудно было пошевелить языком. Горло воспалилось, как при ангине. Нет, никакие муки не смогут сравниться с тем, что сейчас испытывал Васильев… Каплю воды, только каплю!..
Послышался гул самолета. Вот уже близко, совсем над головой… Их ищут? Откуда самолет ночью?.. Здесь не может проходить пассажирская трасса…
И опять настала тишина. Еле слышно плескались волны. «Надо было пустить ракету», вспомнил инженер.
Он долго смотрел в темное спокойное небо. Звезды исчезли, опускался туман. Над островом он казался густым и липким. Мучили видения. Васильеву чудилось, будто белесые призраки в длинных одеждах встали перед ним сплошной стеной… Вот они взялись за руки, медленно идут навстречу, окружают его со всех сторон…
Но что это?.. Нет, он не бредит…
На противоположном конце острова показались голубоватые огоньки. Иногда они гасли и затем вспыхивали в новом месте, постепенно как бы приближаясь к берегу…
Инженер побежал к ним навстречу. Звенели и катились под ногами скользкие гальки. Голубой огонек дрожал возле темной скалы, и Васильеву казалось, будто кто-то притаился здесь, ждет его, запрятав в рукав потайной фонарик.
Когда он подошел совсем близко, то заметил, что свет мерцает в расселине между двумя плоскими камнями, которые чем-то напоминали ему могильные плиты.
Осторожно, затаив дыхание, Васильев стал подбираться к ним. Он уже поднялся на груду камней, как вдруг оступился.
Мелкие камешки посыпались вниз, зашумели в расселине. Огонек мгновенно исчез.
Ощупью, широко расставив руки, Васильев пытался кого-то найти в узком пространстве между камнями… Но там никого не было…
Стараясь выкарабкаться из расселины, он скользил руками по гладким камням, слегка влажным от тумана. Может быть, они утолят жажду?.. Васильев припал воспаленным ртом к холодной, пахнущей водорослями поверхности камня…
Он не помнил, сколько прошло времени. Казалось, что ничего больше не существует на свете, кроме вот этих холодных и влажных камней. Наконец он оторвался от них и увидел, как сквозь туман просачивалось утро…
Он бросился к Синицкому. Тот все еще не приходил в сознание. Васильев оторвал воротник у своей рубашки, намочил его в воде и положил на лоб юноши.
Студент пошевельнулся и бессильно приподнял руку. Рука снова упала на песок.
— Пить!.. — чуть слышно прошептал он.
Васильев многое отдал бы сейчас за стакан воды для своего нового друга. Еще одно испытание! Снова борьба за жизнь… но уже не свою, а чужую.
Опять инженер побежал к скалам. Может быть, как-нибудь удастся собрать хоть полглотка воды? Он водил по камням ладонями, чувствовал, что они скользки от воды, но воды все-таки не было…
Вдруг острая, обжигающая боль уколола палец. Васильев отдернул руку и увидел тонкий язычок голубого пламени.
Огонек пробивался сквозь трещину в камне. Неподалеку от него мерцал другой, еле заметный в туманной мгле.
Так вот они, таинственные огни! Глухая досада овладела инженером. Как же он ночью не догадался, что встретился с обыкновенным явлением выхода нефтяных газов! «Значит, на этом острове тоже есть нефть… подумал он. — Что ж, и здесь поставим вышку… Но кто узнает об этом «вновь открытом месторождении», если нам не удастся выбраться с проклятого острова? Чертов туман! Разве нас найдут?.. Надо продержаться… Только бы воды, воды!»
Он смотрел на мигающий огонек и думал, думал только об одном… Вот мчится бушующий поток… Спокойно и медленно течет река… С гор сбегает светлый ручей… Стоит на столе тонкий, прозрачный стакан, и в нем — вода… Всюду вода! Он видел ее в цистернах, бочках, ведрах, даже в лабораторной мензурке, куда из трубки перегонного аппарата медленно, по капле стекает вода…
Ослепительной искрой блеснула мысль: «Если есть огонь, то, значит, будет вода».
Васильев бросился к шару, быстро разыскал там внутреннюю проводку из толстого освинцованного кабеля, что тянулся от аккумуляторов к фонарю, и оторвал ее от стенок. Еле удерживая себя от резких, нетерпеливых движений, инженер, прикусив губу, осторожно снял свинцовую трубку с жилы кабеля…
Теперь надо найти фляжку и снять с нее суконную обшивку… Так… Это сделано. Крышка?.. Крышка от фляжки не нужна… Инженер свернул из оторванного от своей рубашки лоскута тугую пробку. Вставил в нее оболочку кабеля, скрученную в виде змеевика.
Готов перегонный аппарат! Морская вода плещется во фляжке, как в реторте… Теперь надо найти мензурку… Здесь как раз и пригодится крышка-стаканчик от фляжки.
Огонек, зажатый в трещине скалы, дрожал, словно пламя газовой горелки. Знаменитый инженер, волнуясь как школьник, повторял опыт перегонки воды. В первый раз он делал это лет двадцать пять тому назад.
Фляжка, служившая сейчас ретортой, была укреплена над огнем, змеевик спускался в ямку с холодной морской водой. Конец змеевика был подведен к стаканчику.
Из свинцовой кабельной трубки показалась, как слеза, первая капля живой воды.
Поистине, эта вода казалась Васильеву живой! Затем еще капля, еще… Ему вспомнился рассказ о средневековой китайской пытке, когда на выбритое темя медленно падали капли воды… Вероятно, Васильев испытывал сейчас то же самое: редко стучали неторопливые капли в дно стаканчика.
Может быть, проходили часы или только минуты — Васильев плохо представлял себе время… Он смотрел на драгоценные капли, которые уже не стучали, а булькали, с тихими всплесками наполняя стаканчик.
Вот он почти полон. Так хочется поднести его ко рту, хотя бы только смочить губы!.. Но вдруг не удержишься и выпьешь все?.. Васильеву стало даже страшно при этой мысли.
Прижимая к груди стаканчик, инженер медленно поплелся к берегу. Там он осторожно приподнял голову Синицкого и влил ему несколько капель в пересохший рот.
Прошли минуты, и юноша открыл глаза.
…Долго не мог понять Синицкий, что с ним произошло. Где он? Кто это? Что за человек приподнял ему голову и держит перед ним блестящий стаканчик?..
Все его тело болело, мутилось сознание. Он то закрывал, то открывал глаза, силился что-то рассмотреть вокруг себя…
Словно из тумана, медленно выплывало знакомое лицо капитана подводного дома. «Ну, значит, жив!» обрадовался Синицкий, но все-таки для большей уверенности спросил:
— Это вы, Александр Петрович?
Он сказал это так тихо, что Васильев его не слышал. Но он увидел, что юноша смотрит вполне сознательно и даже пытается улыбнуться.
Инженер облегченно вздохнул:
— Наконец-то! Как вы напугали меня, Синицкий!
К вечеру второго дня своего пребывания на острове Синицкий чувствовал себя уже достаточно хорошо, если не считать неприятного ощущения в желудке: два дня он ничего не ел. Но это все пустяки… Обойдется.
Он попытался выразить свою благодарность Васильеву, но инженер ласково усмехнулся и сказал:
— Синицкий остался в подводном доме тоже не ради любопытства… Так что перестанем считаться… Нам сейчас не до сантиментов.
Влюбленными глазами Синицкий смотрел на инженера. Все получилось наоборот: не он, Синицкий, спас ему жизнь, а Васильев освободил студента из подводного плена. «Ну что ж, не будем считаться, — решил он. — Здесь свет, воздух, твердая земля. Что еще нужно бывшему узнику, который еле-еле вырвался на свободу?»
Синицкому казалось, что в мире уже не осталось ничего страшного. Разве можно сравнить мелкие неприятности пребывания на отрезанной от берега груде камней с тем, что было несколько часов тому назад?.. И, конечно, если он, Синицкий, не растерялся в подводном доме, то здесь… Смешно даже подумать! Он готов сидеть на этой бородавке, вылезшей из-под воды, хоть целую неделю!
«Но-но! Не фанфаронить! — одернул себя Синицкий. — Ненужное торжество».
Он смотрел на хмурое лицо Васильева и думал, что этот человек не может радоваться своему спасению. Но что должен сделать Синицкий? Как ему держаться с ним?
Он чувствовал, что сейчас, как никогда, старшему его товарищу нужна помощь… Как подойти к нему? Как найти верный тон? Нет, не помогут здесь слова утешения.
Студент мучительно ломал голову.
— Надеюсь, что эти приключения навсегда отбили у вас охоту заниматься нефтеразведкой? — неожиданно обратился к нему Васильев.
Синицкий обрадовался:
— Нет, Александр Петрович! Совсем наоборот. Теперь меня от такого дела, как говорится, за уши не оттащишь. — Он бодро встал, прошелся по берегу и насмешливо протянул: — Да-а, всякие бывают приключения! Кстати, мне кажется, что это не остров Робинзона Крузо. Там, насколько я помню, росли пальмы и бананы… А здесь…
— Вы недовольны? — равнодушно спросил Васильев.
— Да как вам сказать… внизу было уютнее, — в тон ему заметил студент, пряча улыбку. — Но, конечно, несколько душно.
— Вот и дышите! Я уже осмотрел эти камни. К сожалению, здесь, кроме воздуха, вы не найдете ничего более существенного.
— Я это и предполагал, — сказал Синицкий, стараясь не показать своего беспокойства. — У нас ничего нет, Александр Петрович?
Васильев отрицательно покачал головой.
— Значит, обойдемся, — с деланной беспечностью сказал студент, заметив тревогу на лице Васильева. — Будем считать, что только в книгах сердобольные романисты обычно дают потерпевшим кораблекрушение ящик сухарей и бочонок воды… Они понимают, что без этого нельзя. Посади Робинзона на такой остров, он на тридцатой странице и помрет.
— Чудак вы, Синицкий! — Васильев улыбнулся. — Не можете без шуток. Да понимаете ли вы наше положение?..
— Мне кажется, что да, — спокойно ответил студент.
— Неизвестно, сколько дней будет висеть этот туман, — продолжал Васильев. — Если не найдут первый шар, то едва ли и нас будут искать.
— Я тоже так думаю.
Мурлыкая себе под нос, студент подошел к цистерне, заглянул в люк, ощупал выходящие из шара контакты и сказал:
— Честное слово, Александр Петрович, я до сих пор не могу придти в себя от изумления. Как это вы здорово придумали — замкнуть рубильник изнутри шара!
Васильев промолчал. Он сидел на песке и задумчиво один за другим бросал камешки в воду. Они низко летели над волнами и с звонким плеском скрывались под водой. Ему нравились эти короткие, четкие всплески, похожие на цоканье лошадиных копыт.
— Александр Петрович, — не унимался Синицкий, — мне кажется, что за половину крохотной булочки — знаете, такие бывают поджаристые, с тонкой корочкой — я бы отдал полжизни…
— Молчите, Синицкий!.. Иначе я вам предложу целую, чтобы вы с жизнью совсем распростились.
— Ну, не буду. Все! — Синицкий умолк.
Гремела галька. Шипели пенящиеся волны.
— Но как подвести понтоны?.. — как будто спрашивая самого себя, прошептал Васильев.
— Вы о чем, Александр Петрович? — спросил озадаченный Синицкий.
— Тысячи тонн нагрузки… Как поднять? — продолжал Васильев.
Юноша решил отвлечь его от печальных мыслей. Он подвинулся к Васильеву и мечтательно заговорил:
— Вы знаете, Александр Петрович, иногда мне кажется, что все-таки остались на земле романтические приключения. Конечно, очень трудно поверить, что в век атомной энергии, радиолокации, ракетных двигателей два человека вдруг оказались на необитаемом острове. — Синицкий вздохнул. — Слово-то какое — «необитаемый»! Я о нем только в детстве слышал…
— Насколько я понимаю, ваше детство окончилось совсем недавно, хмуро заметил Васильев.
Через минуту он посмотрел на цистерну и увидел, что из люка торчали ноги Синицкого.
Наконец студент вылез из шара и вытащил оттуда аппарат ультразвуковой локации, длинный хобот которого тут же уперся в песок.
— Я думаю, Александр Петрович, — со смущенной улыбкой начал Синицкий, — что если бы у вас была возможность выбирать, то вместо этого аппарата вы все-таки взяли бы ящик сухарей, как это делали наши старые знакомые — опытные, видавшие виды мореплаватели.
Васильев молчал.
— Не хотите ли этим заняться? — сказал он через минуту и протянул Синицкому несколько проволочных колец, скрепленных между собой. — Нури утверждает, что его головоломки отвлекают от неприятных мыслей.
— Прекрасно! По-моему, это самое подходящее занятие в нашем положении, — согласился студент и взял у Васильева кольца.
На острове стояла тишина.
— Александр Петрович, — наконец нарушил молчание Синицкий, углубившись в разгадывание проволочного фокуса, — вопрос можно?
— Ну?
— Сколько верблюд может жить без пищи?
— Несколько месяцев.
— Завидный пример! — Синицкий вздохнул. — Несколько месяцев… Верблюд… «Он живет среди пустынь. Ест невкусные кусты». — Студент вынул из кармана магнитофон и подкинул его на руке. — Ну и положение! Нарочно не придумаешь!.. И что, главное, обидно: начнешь рассказывать — никто не поверит… Честное слово, не поверит!
— Вы и этим недовольны?
— Ну еще бы!.. Разве я мечтал когда-нибудь попасть в герои приключенческого романа? А получилось… Только уж очень странно. Вроде как судьба решила посмеяться над нами. Подумать только: посадить такого конструктора и студента, почти геолога, — Синицкий скромно улыбнулся, — посадить на голые камни и дать им в руки два аппарата: «Вот, мол, вам чудеса техники. Посмотрим, как вы будете выкручиваться…» Обидно даже говорить!
Синицкий замолк, потом постучал пальцем по стеклянному экрану аппарата:
— А еще обиднее сознавать, что в нашем положении эта высокая техника не стоит… той булочки… поджаристой, с розовой корочкой!