Золото Российской Федерации

11.

Рощице Рыжов обрадовался, как старому знакомому. Было в этих кривых деревцах, щедро окруженных кустами, что-то другое, чем степь, которую они наблюдали последние дни. Обещание леса и пусть не очень обильной, но все же воды. И хотя даже почки еще не набухли, все-равно, это были деревца.

Полуэскадрон его пошел веселее, не вполне размашисто, но рысью побежали даже кони в тачанке, а за ней, чтобы не отстать, зарысили и запряженные в телеги. Тачанка дребезжала, Шепотинник тут же подъехал и принялся хмыкать, как только он один умел. Рыжов догадался, повернулся к нему, заранее нахмурившись.

– Я что говорю, командир, пусть лучше этот тарантас с пулеметом кузнец отремонтирует. Ведь развалится… к лешему. – Для Шепотинника это было не ругательство, но этот… почти ординарец берег уши Борсиной. Рыжов оценил.

– Пока придется тебе его укрепить. Хотя я не понимаю, с чего? Мы же всего-то пару недель в походе, а до этого стояли, и что же, ты не сподобился тарантас подправить?

– Я – что? Я же не знал, ныне только и заметил.

– Вот-вот, – кивнул Рыжов многозначительно, хотя и сам не знал, что это должно обозначать, но на Шепотинника это впечатление произвело, как Рыжов и ожидал.

Он вообще пребывал в странном состоянии духа. С одной стороны, они явно и неуклонно приближались к окончанию задания, к его завершению. С другой, его выполнение почему-то для самого же Рыжова оказалось под вопросом. Почему – он и сам не знал, не понимал он разговоров Раздвигина и Борсиной, да и задания, как выяснилось, тоже не понимал.

Вот ведь получилось, свои прямые обязанности – воевать и уничтожать противника – он знал, и кажется, умел справляться, и то, что сотню Каблукова рассеял, тому доказательство. А если по-другому, если его обазанность найти золото – это почему-то удалялось… Делалось недостижимым, словно солнышко на горизонте, он и сам это чувствовал.

Роща, когда они в нее въехали, изменилась. Все было просто, деревья, кустики, и вдруг – какая-то тяжесть, неповоротливость мыслей, словно пелена упала на глаза, и на остальные чувства. Рыжов огделся. Люди вокруг него тоже изменились, стали суровыми, даже злыми. И лица у них изменились, тени легли под глазами, пропыленные рожи вдруг проступили едва ли не звериным своим воплощением, что с людьми, в общем-то, тоже случается, когда им плохо, или они чего-то бояться. А он не хотел этого, он неплохо относился к своим бойцам, некоторых даже уважал.

Выехали на полянку, перед ней странно покосившись, росла низкорослая и кривая сосенка, не то что северные красавицы. А главное, она росла не вверх, а в бок, будто ее корни были вывернуты ветром или взрывом, но она не упала, продолжала все же расти куда-то на юго-восток.

И поляна вокруг нее была кривоватой. Казалось бы, небольшая, из конца в конец все видно, но земля тут в центре образовала один из тех малых, незаметных холмиков, за которым можно было спрятаться при желании, и пока Рыжов на самый верх этого холмика не въехал, он конца своего полуэскадрона не увидел. А ведь оборачивался, чтобы найти Борсину.

Остановились, кони прядали ушами, вертели хвостами так, словно вокруг было полно мух, но их еще не было, рановато еще для них. Рыжов попросил Шепотинника привести к нему Борсину и Раздвигина.

Женщина вылезла из тачанки, кутаясь в свою шаль, хотя вечер еще не стал холодным, еще солнышко пригревало, пошла к нему вдоль строя всадников. Рыжов бы приказал привал, но не хотелось тут… «приваливаться». А потом он понят, хотя весь день думал о весне, о том, что вот и шинель можно скинуть, а тут, на этой поляне почему-то продрог до костей, будто ехал в мокрой шинели. Руки стали коченеть и колени выше сапог. А подвернутая нога разболелась адски, как у старика с подагрой какой-нибудь.

Борсина подошла, выпрямилась, чтобы поднять голову.

– Ты правильно угадал, командир, тут они и были, – сказала она ровно, без интониций.

Рыжов оторопел, как это – тут? И где – тут? К ним подскакал и Раздвигин. Он тоже ежился, но все же спешился, стал смотреть внимательней, кажется, Борсина ему уже сказала то же, что и Рыжову.

– Вообще-то, не видно, чтобы они тут копали, – признал инженер. – Пусть и зима прошла… Но тогда же земля была не очень поддатливая, глубоко они не могли все ящики уложить, да у них и лопат, поди, не было.

– Если Вельмар такой умный, как я о нем подозреваю, – сказал Рыжов, – он мог лопаты в телеги заранее собрать.

Раздвигин кивнул, соглашаясь, поправил карабин, переброшенный по-кавалерийски, прикладом под правый локоть, ствол над левым плечом. Он этот карабин как получил перед боем с каблуковцами, так и не расставался с ним. Пожалуй, даже патронами набил подсумок, который носил поверх своей шинели. Только шинель эта черная да фуражка с опускаемыми ушами и выделяли его среди остальных бойцов. Ну и конечно, у него шашки на боку не было.

Рыжов тоже спустился с коня, оставив поводья Шепотиннику. Походил, ничего не понимал. Хотя, когда стал ходить, стало еще холоднее.

– Товарищ Борсина, вы же сказали, когда мы достигнем места, вы укажете довольно точно, где следует копать.

А женщина даже брови подняла от удивления.

– Копать? Зачем? Я не понимаю…

– Они же должны были закопать… ящики. Вы знаете, их много, двадцать шесть, просто так не спрячешь, да и привык русский-то человек все в землю прятать. Вот и найдите, если сумеете, место, где…

– Они его не закопали, а прикопали, оставили почти на поверхности, – сказала Борсина едва слышно. – Но потом… Потом Вельмар его куда-то убрал. И мы до него сейчас добраться не сумеем.

– Что? – переспросил Рыжов. – Если он его тут оставил, как вы сказали, тогда…

– Товарищ командир, вы не сможете его достать. Оно уже не здесь, оно где-то… еще. И я не сумею его оттуда вытащить. Вельмар был большим спецом на такие штуки, а я – нет, я всего лишь медиум, у меня командное колдовство не получается. А для того,.. – она помедлила, – чтобы вернуть что-нибудь из параллельной реальности, не хватит ни сил, ни умения.

– Та-ак, – протянул Рыжов. – Ну-ка, сударыня, и вы, товарищ инженер, отойдем в сторону.

Они отошли. Рыжов посмотрел на женщину, на инженера. Они стояли перед ним, спокойно, опустив руки, без малейшего волнения на лицах. Глаза у Борсиной, правда сделались отсутствующими, словно она стакан водки выпила, а у Раздвигина нос слегка побледнел, но в целом они были вполне нормальными. И трезвыми, в этом Рыжов был уверен.

– Давайте-ка с самого начала. Что это за фокусы?

– Вы не понимаете… Ладно, я скажу, чтобы вам стало понятно. Бывает, что люди, самые обычные люди, вдруг видят вещь последний раз в своей жизни, и внезапно понимают это. Чаще всего это происходит, когда они пробуют эту вещь спрятать. – Борсина оглянулась на инженера, тот тоже слушал с интересом, хотя по лицу его отношение к тому, что он слышал, никак нельзя было угадать. – Это знакомо почти всем, только мало кто признается. Так вот, когда люди хотят что-то спрятать, у них мельком вдруг возникает такая мысль, что они эту вещь назад не получат. И она исчезает. У одного моего знакомого пропал редчайший знак отличия, шифр государыни императрицы Екатерины Первой. Музейная вещь, он над ней трясся, как… Не знаю, над чем такие люди по-настоящему трясутся. Он сунул ее в карман, карман застегнул на специально расположенный клапан, чтобы этот клапан раскрыть, нужно было последовательно три пуговицы расстегнуть. И вот представьте, когда он стал этот карман расстегивать, шифра в нем не было. Он пропал вместе с футляром.

– Украли, – сумрачно проворчал Раздвигин.

– Не могли украсть, просто не могли. Был случай, когда у одного моего знакомого банкира пропал брегет из сейфа. Он его тоже очень берег, потому что, по некоторым слухам, он принадлежал роду Пушкиных, не камер-юнкеру Александру Сергеевичу, но его семейству. Он этой вещью очень дорожил, но… Когда в сейф его прятал, знал, что с ним случится что-то плохое. Когда через несколько недель пытался его найти, чтобы перед другом похвастаться, его уже не было.

– И что же? – Рыжов снова не понимал.

– Есть еще люди, которые из воздуха, из ничего, по нашему разумению, достают разные вещи. Иногда это камешки, иногда что-то странное… Назвается это – лингамы. Об этом довольно много написано в мистической литературе.

– Вы мне кончайте про мистикук, – почти взъярился Рыжов. – Вы дело говорите.

– Я и говорю. Это есть, это существует, вот только объяснения с вашей, рационалистической позиции нет. – Она подумала, пожевала губами, посмотрела на сухую траву под своими казашскими чоботами. – Я не знала, что Вельмар на такое способен. Но он оказался способен. Он прикопал ящики с золотом тут, на вершинке этого холмика, кстати, и прежде этот холмик нехорошим был, а может, Вельмар его заранее присмотрел, ведь он тут крутился, как я помню… Я тогда в Омске оставалась, а он уезжал куда-то, и не один раз.

– Вы же говорили, что о том времени ничего не помните, что он вас то ли опаивал, то ли еще как-то… дурил.

– Иногда вы пытаетесь говорить простонародно, – заметила вдруг Борсина, – вам это не идет. – Глаза у нее стали мутноватымими, как от сильной боли. – Я знаю, они спрятали золото тут, но в какой-то карман, из которого достать его может только Вельмар. Потому что оно в другом мире.

И она замолчала. Рыжов спросил:

– Но если что-то прячешь, золото, например, то его со временем надеешься вернуть. Забрать, присвоить. – Он вдруг воодушевился, и понес, кажется, не то, что следовало: – Вы-то понимаете, что это золото им украдено, что оно принадлежит Российской Федерации, что…

– Я все понимаю. Но он услал его в некий другой мир, доступ в который без него невозможен. Я не стану даже пробовать. К тому же, вход запечатан.

– Это еще что такое? – спросил Раздвигин довольно вежливо.

– Нужно знать что-то ключевое, какое-то слово, наговор или знак… Без этого никак.

– Вы ей верите? – спросил Рыжов у Раздвигина.

– Я знаю, что в мистической литературе многократно описано, что вещи действительно пропадают куда-то из отлично запечатанных, недоступных мест хранения. Читал у Блаватской, что в Индии полно мудрецов, которые достают из воздуха лингамы. Но чтобы спрятать несколько десятков пудов золота?.. Нет, этого я представить не мог. Но… Если госпожа Борсина говорит, то я, кажется, начинаю ей верить.

– И что? – не понял Рыжов. – Мы вот тут постоим с эскадроном, и поедем назад? Ни солона хлебавши…

– Нет, – снова отозвалась Борсина, каким-то далеким, чужим голосом, без интонаций, – тут оставаться нельзя. Это именно то место, которое пытались залечить казахи, колдуя по своему разумению. Но это у них вряд ли получится.

Рыжов задумался. Потом вызвал Мятлева и Супруна, и повернулся к Раздвигину.

– Гражданин инженер, попрошу вас сдать винтовку и патроны. Теперь вы арестованы. Прошу вас обоих держаться вместе, за вами теперь все время будут следовать конвоиры. – Он кивнул бойцам, Супрун, принимая от Раздвигина карабин, хмуро кивнул в ответ. Рыжов снова подумал, и добавил: – Хотя, для составления рапорта начальству, я вынужден буду обратиться к вам за помощью.