3/2

– Не хотите зайти куда-нибудь? Тот бутерброд только разжег мой аппетит, – признался Лех.

Я таки дождалась окончания пресс-конференции, рассматривая работы художника уже с большим интересом. Надя, предательница этакая, незаметно сбежала с выставки, прислав сообщение: «Спасибо за подарок. Видела, как ты говоришь с Сандерсом. Перезвони потом, не терпится узнать, что он тебе рассказал». Да уж, а у самой, видимо, сработал синдром фанатки: в самый ответственный момент испугалась, что божество окажется не таким, каким до сих пор рисовало его воображение. В подобных случаях я предпочитала не очаровываться, повторяя мантру о том, что идеалов не существует. Поэтому сейчас запросто слушала милую болтовню Леха, не пытаясь законспектировать ее и тем более, принять все за единственно правильное руководство к действию.

От галереи мы двинулись вниз по широкому проспекту, потом свернули в боковую улочку. Тут было полно кафешек и дешевых ресторанчиков. Парочки и одиночки выползли на вечерний променад, рассматривая завлекательные витрины или оккупируя редкие скамейки. Этот район напоминал мне открытку: старинные здания, на каждом памятная табличка в стиле «В этом доме в 19** по 19** проживал советский писатель и публицист А.А. Такой-то» или «Это здание построено по проспекту знаменитого архитектора И.И. Сякого», а то и несколько. Куда не плюнь – попадешь в памятник городского, областного или даже Всероссийского масштаба. Да и просто памятников тут было предостаточно. И относилась я ко всему этому тоже как к открытке. Хорошо раз в год достать, посмотреть, но жить среди такой восхитительной древности было, на мой взгляд, довольно прискорбно. Особенно огорчало отсутствие нормальных магазинов, только супердорогие бутики или закутки, вроде того, где продавалось несколько видов хлеба, кроме обычного черного.

Я специально затащила Леха в один из таких закутоков в надежде разжиться батоном к вечернему чаю. Сандерс терпеливо стоял в сторонке, пока я выслушивала перечисляемые продавцом наименования товаров («Хлеб с морковью, с морковью и зеленью, с тмином, с чесноком, с цельными зернами, с гречкой, с гречкой и медом, из кукурузной муки, булочки с кремовой начинкой, с вареной сгущенкой, с маком, с творогом… Повторите, девушка, что вы хотели-то?»), а после того, как мы покинули торговую точку ни с чем, сделал вышеозначенное предложение.

– Зайти? – переспросила я. – Разве хороший художник не должен быть голодным?

– Вы путаете причину и следствие. Человек творческих профессий должен иметь свое лицо, постоянно поражать, создавать произведения, которые бы не затерялись на фоне похожих. И чем беднее художник, тем старательнее ему приходится работать, иначе однажды его охладевший изнеможденный труп обнаружат в сыром темном подвале. Ну, или он просто переквалифицируется с горя в какого-нибудь слесаря, – глядя на мои расширяющиеся глаза, поправил Лех. – Уверяю вас, работать на пустой желудок не так продуктивно, как на наполненный.

Вообще-то я и сама была не против перекусить. Но пока ни одно заведение меня не привлекло настолько, чтобы самой предложить это Сандерсу. К тому же солнце почти закатилось, а небо обложили тревожно-темные тучи. Ни сейчас, так к ночи точно пойдет дождь.

– Поверю вам. Может, сюда?

Мы как раз проходили мимо пиццерии. Сквозь огромные окна просматривался зал с большими столиками и довольно уютными на первый взгляд разноцветными диванчиками. Если уж Лех с таким удовольствием совсем недавно поглощал вареную курицу с непонятным соусом, то от пиццы тоже не должен отказаться.

– Нет, не пойдет, – стрельнув глазами в сторону заведения общепита, отказался мужчина. – Только не туда.

– Как хотите, – пожала я плечами. Спорить в первую (и, скорее всего, единственную) нашу встречу не хотелось. К тому же на одной из желтых стен зала я приметила знакомую афишу, приглашавшую на выставку Сандерса. Не ней художник стоял в полный рост рядом с одной из своих картин. – Излишнее внимание не желаете привлекать, понимаю.

– А, да… точно, – как-то чересчур рассеяно подтвердил Лех. На какое-то мгновение он будто выпал из реальности, голубые глаза подернулись странноватой дымкой и слегка расфокусировались. А потом все закончилось. – Да, эти плакаты. Я две недели уже не могу ходить из-за них по городу – всюду натыкаюсь на свою рожу. На самом деле, мне кажется это, как бы выразиться получше, противоестественным.

– Что именно? Ваш успех?

– Нет. Видеть себя со стороны. Я всегда испытываю ощущение, будто у меня внезапно появился двойник или брат-близнец.

– Но разве вы не смотритесь в зеркало? – не поняла я.

С каждой минутой на улице становилось все темнее, а свет фонарей – все гуще и насыщеннее. Лех стащил, наконец, свои очки с синими стеклами и сунул одну из душек за ворот рубашки. Без них его нос не выглядел таким уж большим, а сам мужчина сразу помолодел года на три. Неужели Лех не понимает, что этот аксессуар ему совершенно не идет? Или как раз, наоборот, искажением своего лица он добивается очередной загадочной цели? Так или иначе, но глядеть на него стало намного приятнее.

– Наше отражение совершенно на нас не похоже, – отозвался после небольшой паузы Сандерс. – Я как-то проводил небольшой эксперимент. Сделал двадцать фотографий разных людей: мужчин, женщин, стариков и детей. Потом с помощью специальной программы обработал снимки так, чтобы получить их зеркальные отражения. Но свет оставил так, как на оригинальных снимках. Результат был поразительным. Да, вторые фотографии были похожи на первые, но намного меньше, чем ожидалось. В некоторых случаях различие было столь велико, словно снимки принадлежали не одному тому же человеку, а скажем, близким родственникам или просто двум очень походим людям. А если изменить цвет одежды на снимке или добавит какие-то детали… – не закончил мужчина, но было ясно, что он имел в виду.

– А вот теперь я вам не верю, – история Леха показалась мне такой же байкой, как крокодилы в Нью-Йоркской канализации. – Не до такой степени.

– Именно до такой. Я показывал получившиеся снимки их владельцам. И они себя не узнавали

– Да здравствует фотошоп! – не удержалась я от шпильки.

– Обработка была минимальной, – возразил Сандерс. – Человеческая психика весьма лабильна. Взять хотя бы ту историю с сине-черным платьем[9]. Помните?

– Чушь полнейшая, – засмеялась. – Когда мне на работе первый раз подсунули его, я сначала не въехала. Ладно, согласна, само платье было синеватым. Но отделка там четкого золотистого цвета. А вы что увидели? Говорите, на чьей вы стороне?

– Боюсь разочаровать, но платье, действительно темно-синее с черными полосами.

– Ох! Все – я больше даже говорить с вами не хочу. Серьезно, до свиданья! – Я ускорила шаг, махая рукой. За моей спиной раздался топот: это Лех бросился вдогонку, схватил меня за локоть и развернул к себе. Испугавшись, что он все воспринял всерьез, улыбнулась: – Успокойтесь, я пошутила!

– Знаю, но мне бы не хотелось, чтобы вас сбил велосипед.

– О чем вы? – начала я, но тут из-за подворотни вывернул какой-то парнишка на своем двухколесном коне.

Не вылови меня Сандерс, оказалась бы я как раз на его пути. А учитывая мою привычку смотреть себе под ноги во время движения, дело могло закончиться довольно печально.

– Услышал звяканье звонка, – объяснил Лех. – У меня не только правильное восприятие цветов, но и неплохой слух. Но мы снова вернулись к тому, с чего начали. С субъективизма. Лучше расскажите о себе, Виктория. А то мы уже почти час гуляем, а я даже не узнал, кто вы по профессии, какие фильмы предпочитаете, что лежит на вашей прикроватной тумбочке, и какой предмет храните в самом недоступном месте.

– Ого, неожиданно… – растерялась я. – Почему именно это вас интересует?

– Ну, первые два вопроса вполне дежурные. А остальные нужны, чтобы лучше вас понять. Знаете, почему я ненавижу пресс-конференции? Потому что журналисты не умеют задавать по-настоящему важные вопросы. Вот сегодня меня уже в тысяча триста двадцать второй раз спросили: «Откуда вы черпаете вдохновение». Серьезно, ребята? Вот как они это представляют? В виде некого глубокого колодца в моей голове, куда я периодически опускаю невидимое ведро, или что? Или еще интереснее: «Каковы ваши творческие планы?». «Хорошо, вот мои творческие планы, – сказал я им. – Завтра я возьму огромный лист ватмана, карандаши и начну рисовать на нем лес». Вот мои планы, я ни словом не солгал. Но ведь имелось в виду совсем другое. Что будет выставлено мной через год, два, три. Но разве я могу знать, какая задумка придет мне в голову? Какая из пришедших дойдет до реализации, и какая в конечном итоге не займет место на моем чердаке вместе с другим хламом? Поэтому я очень надеюсь, что вы, Виктория, не журналист.

– Нет, я продавец-консультант в магазине одежды. Ужасно скучная и бесполезная профессия. К тому же малооплачиваемая. Мне пришлось несколько месяцев откладывать, чтобы купить билет на вашу, кстати, выставку.

– Ну, я тоже не миллионер, если вы на это намекаете. – Я вовсе не намекала, но признание Леха меня отчасти успокоило. Не хотелось выглядеть нищей прилипалой, которая решила за счет знаменитого художника улучшить свое материальное положение. – У меня то густо, то пусто. Причем, чаще именно пусто. А насчет бесполезности вашей профессии. Опять же, если продавец-консультант просто курсирует из конца торгового зала в другой конец, следя за тем, чтобы покупатели ничего не украли – это одно. Но если он способен дать стоящий совет, проконсультировать, направить, разве тогда нет никакой пользы? Нет бесполезных профессий – есть люди, относящиеся халатно к своим обязанностям.

Мы остановились напротив какого-то полу подвальчика. Я бы его даже не заметила, а Сандерс предложил:

– Давайте спустимся.

– Сюда? – Меня подобная перспектива не привлекла.

– Да. Почему нет? Хотя бы взглянем, что там.

Показалось, или в тоне Леха появились просительные нотки? Пришлось снова уступить. Подобные подвальчики навевали на меня ассоциации с бомбоубежищами, крысами и почему-то адскими котлами. Но в данную «преисподнюю» долго спускаться не пришлось. Всего несколько ступенек, и мы оказались в полутемном помещении с несколькими деревянными столами. Пол покрывали опилки, на стенах висели несколько голов – оленья, волчья и кабанья. Стены были задрапированы гобеленами с изображением охоты. Зал разграничивали деревянные столбы, переходящие у потолка в крепкие балки. Чувствовался эдакий закос под средневековую трапезную. Владельцы заведения не поскупились на настоящие льняные салфетки и меню, вырезанное на тонких дощечках.

Не успели мы присесть, как к нам подошла подавальщица (иначе не скажешь) в сарафане. Для полного слияния с историей не хватало поклона до земли и протяжного: «Что желаете, судари!» Ну, или чего там положено говорить девице из харчевни? Вместо этого, официант вынула из кармана блокнот с самой, что ни есть современной, шариковой ручкой и заучено прокудахтала:

– Ресторан «Вепрь и единорог» приветствует вас. Что желаете? В нашем меню есть блюда из мяса, салаты, как холодные, так и горячие, супы, окрошка на настоящем хлебном квасе, пироги… – Девушка резко замолкла.

– Привет, Ринок! – расплылся Лех.

– Рома, блин. Я тут стараюсь, распинаюсь перед ним. Знаешь, как мне это осточертело? Словно попугаю, по сто раз на дню повторять приходится. Значит, что и всегда?

– Мне – да. А моя спутница еще меню изучит, – решил мужчина. – Кстати, знакомься. Это Виктория, а это – моя двоюродная сестра Ирина.

– Не сестра, а племянница, сколько раз повторять, – похоже, нрав у подавальщицы был еще тот.

– Да, да, да. Вечно я путаю все эти и без того запутанные семейные связи! – скривился как от зубной боли художник. – Сестра, племянница. В общем, я знаю эту несносную девчонку с самого рождения. А вот она меня только с семи лет. То есть я осведомлен о ее грязных делишках намного лучше.

– Это его вечная шутка, не обращайте внимания, – предупредила Ира. – Я пойду, а вы пока осмотритесь. И не смейте заказывать паштет из печени, у нас закончились сливки для его приготовления.

Официантка развернулась, чтобы идти за следующим заказом, но ее притормозил Сандерс запоздалым возгласом:

– Салат только с красными перцами!

– Помню!

– Милое местечко, – последовав совету Ирины, я продолжила рассматривать детали интерьера.

Еда никуда не уйдет, а вот насладиться подобной атмосферой вряд удастся в ближайшее время. Мой дом находился едва ли не на другом краю города, завсегдатая из меня никак не получалось. Позади нашего столика обнаружился камин, стилизованный под каменный очаг. Не настоящий, скорее всего, просто пар с подсветкой вместо огня, но смотрелось эффектно. Из небольших колонок, хитро спрятанных в ниши, лился фолк. Краем уха распознав знакомое: «Милого друга похитила вьюга, пришедшая из далеких земель»[10], – я окончательно расслабилась, откинувшись на высокую спинку скамьи. Чтобы зады у посетителей отсиживались не так быстро, на деревянные сидения были предусмотрительно положены мягкие подушки, на столе, кроме солонки и перечницы был выставлен небольшой поднос с нарезанным хлебом. Нормальным, без лишних добавок. Я вцепилась в него, как истовый верующий в мощи святого. Будут бить – не отдам.

– Тут голубей нет, – смешливо заметил Лех. Кажется, я так увлеклась изучением узоров на подставке, что начала на автомате раскрашивать мякиш.

– О, простите. Кстати, почему ваша сестра назвала вас Ромой?

– Потому что это мое настоящее имя. Роман Александров. А Лех Сандерс всего лишь псевдоним. Звучит необычно, запоминается лучше, а главное – создает интригу. А вовсе не потому, что мне не нравится данное при рождении наименование. Предупрежу дальнейший вопрос: вы можете называть меня, как удобно. И нет, мое настоящее имя не является секретом.

– Люблю, когда люди все основательно объясняют.

– Аналогично. Я бы мог кое-что посоветовать из местных блюд, но не стану этого делать. Иначе, если вам не понравится, то впечатление обо мне самом испортится, а виноват в этом будет только ваш вкус.

– Умеете вы, Роман, – выделила я имя мужчины, – тонко намекнуть на несовершенства собеседника.

– Каюсь, грешен. Но оскорбить вас не хотел.

На некоторое время воцарилась тишина, нарушаемая лишь многократным повторением припева «Under a violent moon».[11] Так и представлялись разудалые молодые люди, пляшущие теплой летней ночью вокруг огромного костра. Яркие язычки пламени то и дело выбрасывают искры, сливающиеся со звездами наверху. По рукам идет кубок с хмельным вином, где-то в кустах особо бесцеремонный юноша пытается поцеловать свою даму. Та с громким смехом вылетает из его объятий и спешит вплести свои движения в общий танец.

Иногда мое воображение переходит все границы, особенно, когда надо сделать выбор. Ненавижу. Даже если речь идет о простом печенье. Могу вечность смотреть на две пачки, если они стоят примерно одинаково и думать, какую из них взять. От того я бы не отказалась от чужого совета, который, однако, мне давать категорически не хотели. Что ж, прибегнем к старому, проверенному трюку, то есть возьмем каждое первое блюдо из списка. Суп брать не буду вообще, а вот шашлычок из говядины с томатами, луком и баклажанами возьму. И салат «Осенний» тоже. А на десерт…

– Вы ответили только на один мой вопрос, – прервал мои раздумья художник.

– Простите?

– Я хотел узнать еще, какие фильмы вы предпочитаете…

– Ах, ну да. Что у меня на полочке ванной и как часто я брею ноги, – несколько раздраженно прервала я его. Все, снова смотрю на ровные строчки, вырезанные на тонкой дощечке. – Извините. Не люблю я такие вопросы.

– Не хотите подпускать слишком близко.

– Просто не вижу смысла открывать душу перед малознакомым человеком. Давайте вернемся к ничего незначащей светской болтовне, так нам обоим будет комфортнее.

– А вы не умеете тонко намекнуть, что собеседник вам неприятен.

Я вынуждена была опять оторваться от меню. Сандерс выглядел уязвленным и раздосадованным. Не уж-то все его заигрывания со мной – не просто треп? С другой стороны, стала бы я на месте Леха после такого тяжелого дня и общения с ненавистными журналистами сбегать через вход «только для персонала» с какой-то девушкой, которая откровенно не интересуется его творчеством? Хорошо, примем все за чистую монету. И эти поджатые губы, и пальцы, собирающие оставшиеся на столешнице крошки. Примем, но дальше порога не пустим. Ибо иногда лучше не приглашать гостя в дом, чтобы не пришлось отпирать давно запертые чуланы.

– Дело не в этом.

– То есть неприятен?

– Не переворачивайте мои слова, прошу. Просто я не могу понять, какой толк вам от полученной информации. Завтра-послезавтра вы засядете за свои мольберты, краски, механизмы и забудете половину того, что я говорила. А через пару лет сама собой раствориться и вторая. И дело не в вашей памяти. Просто все люди таковы – они помнят лишь то, что касается непосредственно их.

– И еще вагон всякой ерунды.

– И еще вагон, – согласилась я.

– А если, мне, правда, интересно? – сощурился Роман. – Если я буду хранить эти мгновения как некий сувенир, приносящий удачу? Что, если нам суждено быть вместе?

– Пф-ф! – насмешливо выдохнула я. – Последнее было лишним.

– Пожалуй. Но насчет всего остального я совершенно серьезно. Так что не молчите. Самое отвратительное занятие на свете – тратить время на молчание с тем, кого мало знаешь. Если вы просто хотите есть, лучше отправляйтесь домой. Так будет честнее.

– Нет. Хорошо, что вы хотите знать? – окончательно сдалась я.

Первопричиной был этот удивительный взгляд. Такой только у детей бывает, когда они не понимают, за что наказаны. А вторая причина заключалась в правоте Сандерса. Поесть я могла и дома. К тому же сейчас мелодия снова сменилась, и из колонок полилось Земфировское «Мы разбегаемся». Не знаю, кто у них тут отвечал за музыкальное оформление, но я была готова убить этого засранца на месте. В нашем споре он был явно за художника.

– Итак, лезть в сокровенные уголки я не собираюсь. А вопросы, они уже заданы.

– Так дело не пойдет. Вы-то мне своих сокровенных данных не выдали.

– Правда? А мои произведения, их недостаточно? – продолжил отбиваться мужчина. Но тут как раз на горизонте возникла его племянница с подносом.

Пока она расставляла разноцветные мисочки, я еще раз пробежалась по меню. Ира мягко улыбнулась мне, готовая записывать. Отчеканила ей несколько названий, запнувшись только на десерте. В последнее мгновение изменила классическому медовику с интригующим, но опасным «Повелителем ягод», добавила в заказ беспроигрышный кофе и, наконец, смогла полностью сосредоточить свое внимание на собеседнике.

Роману подали большую кружку пива, такого темного, что оно больше походило на кока-колу, пару копченых ребер и легкий салат. В меню он значился, как «Радужный витраж», но в тарелке художника преобладали зеленый и красный цвета. Несколько листочков фиолетового салата едва их разбавляли. Чего-то явно не хватало.

– Почему вы едите только красные перцы? – Если уж он собрался копаться в чужом нательном белье, то пусть хоть удовлетворит мое любопытство.

– И красные томаты. Считайте это моим личным бзиком. Как вот эти очки. Я без них не выхожу из дома. Хотите, примерьте.

Раз позволяют, грех не воспользоваться. Мир резко изменился. Почти не потемнел, но из него пропала половина видимого спектра. Искусственный огонь в очаге превратился в ведьмовское зеленоватое пламя, да и все остальные предметы вдруг посинели.

– Хотите вогнать себя в депрессию? – не поняла я задумки. – Обычно говорят про розовые очки, которые нас обманывают. А вы почему-то избрали такую унылую гамму.

– Не люблю розовый, – ответил Роман. – Вот и все. К тому же в них светофильтры, отсекающие ультрафиолет. А глаза для художника так же важны, как здоровая печень и желудок. Потому что приходится много работать, так что забываешь поесть вовремя, и присутствовать на разных мероприятиях, где невозможно не употреблять спиртное. Я слукавил, говоря, что очки – мой бзик. Нет, они жизненно необходимы для меня. Фильмы, не забыли?

– Только не комедии. Никакие.

– Почему?

– Хороших мало, а просто человеческой глупости – достаточно и в повседневной жизни. По той же причине не люблю драмы. В основном это пустое выжимание слез из зрителя. Кто-то либо умрет, либо расстанется, либо покончит с собой. Не важно. Исход ясен до того, как увидел начало.

– Тогда что же вы смотрите?

– Фантастику. Особенно забавно смотреть фильмы шестидесятых-семидесятых годов про будущее. А потом сравнивать, что сбылось, а что до сих пор не разработали. Вроде летающего скейта из «Назад в будущее». Понимаешь, чего хотели люди, жившие в то время, о чем мечтали, опасались. Еще люблю музыкальные фильмы. Любые. Хорошая музыка может спасти даже самый банальный сюжет.

Теперь настало время моего заказа. Ирина с заговорческим видом подмигнула, пришлось улыбнуться ей в ответ. Терпеть не могу, когда мне навязываются в друзья-приятели, да еще таким пошлым способом.

– Меняю ребрышко на один шашлычок, – ни с того, ни сего предложил Роман. – вы так аппетитно жуете, что и мне захотелось попробовать.

– А разве вы тут не постоянный гость?

– Постоянный. Раз в месяц захожу точно. И ничего, кроме ребрышек и этого салата не заказывал ни разу. Самый большой мой страх – новизны. Да-да, я один из тех проклятых, которые не могут спать в чужой постели, возят с собой свою зубную щетку и пьют десятилетиями из одной кружки.

– Надеюсь, вы хотя бы ее периодически моете? – ввернула я.

– Иногда даже этого не делаю. Просто доливаю чая или кофе. Главное, не перепутать, что там плескалось до того. Единственное, что я с удовольствием меняю, так это марки красок и прочего инвентаря. И то, у меня есть одна кисточка, купленная еще в школе. Ей я делаю самую тонкую прорисовку. Но тут другое: такой же кисточки в магазине просто не найти. У современных кистей ворс очень быстро начинает торчать в разные стороны или, вовсе, выпадает.

– Я, наверное, не такая раба привычки, но спать тоже предпочитаю в своей постели. А шашлычком и так поделюсь, мне одной много будет.

– Вы очень щедры, – без тени юмора отозвался Роман и замолк.

– Прикроватная тумбочка, – вспомнила я. – У меня на ней много всякого…



Воин


Символ правой руки. Имеет несколько родственных значений: «рыцарь», «верный своему долгу», «сражающийся за свои убеждения», и в зависимости от цвета трактоваться может по-разному. При движении от красного к синему ослабевает понятие «битвы» и усиливается понятие «принципа». Таким образом, знак, написанный оранжевым можно перевести как «самурай», а небесно-голубым – «следующий кодексу».

Загрузка...