Женщина мучительно вглядывалась в меня, пытаясь вспомнить. Разумеется, без особого успеха.
– Вы знаете мою сестру, достопочтенный? – наконец сдалась она.
– Хмарь побери! Да конечно, знает! У нее пол-империи в знакомых ходят, скоро уже плюнуть будет просто некуда! – ядовито прошипела у меня за спиной Кирина. Следом раздался нервный смешок Эоны.
Молча и с достоинством я проигнорировала подлые инсинуации подруг.
Да, я знала сестру этой женщины. Ее сестру-близнеца. Бывшую алонию, отвергнутую родней мужа вдову и мать чудеснейшей девочки, которую назвали в честь тетки – Мийя.
– Одно время мы путешествовали вместе по Риане. Вернее, мне посчастливилось сопровождать ее и дочку до Ольнома. – Еще немного, и от холода я начну несолидно подпрыгивать на месте. – Вы же Мийя, так? Тайя много о вас рассказывала…
От бесстрастной непогрешимой алонии не осталось и следа. Глаза лихорадочно блестели, щеки полыхали румянцем.
– Тайя вернулась домой после смерти мужа? Как она? Благополучна? А дочка? Большая уже совсем, наверное? На кого похожа? Красавица, вся в маму?
Мне вспомнился день нашей встречи.
…Паром. Плеск воды за бортом. Сладковатый душок хлева. Разморенное жужжание насекомых над палубой. И измотанная донельзя женщина, бережно прижимающая к себе уснувшую девочку. Не отрывая взгляда от горизонта, тихим ровным голосом Тайя рассказывает свою невеселую историю. О сестре-близняшке, о годах обучения в Конхоле, о службе в Разделяющих горах и, конечно, о любви. Любви, которой так и не удалось преодолеть беспечность, зависть, злобу. И смерть.
– Я не жалею. – Женщина нежно проводит по детской щеке. – Ни о чем…
– Здоровы обе. Красавицы, само собой, – перебила я женщину, с неохотой вернувшись из того жаркого дня в промерзшую действительность. И жалобно добавила: – Сестра Мийя, давайте поговорим в тепле, а? Я вам все-все расскажу: и про рену Дейну, и про рена Тийана, даже старого Хайяна помянуть не забуду. Холодно уж очень. Да и стемнело совсем…
– Да, конечно, – торопливо согласилась Мийя. – Подождите немного.
Она обернулась к другим алониям:
– Бесс, пошли кого-нибудь из слуг приглядеть за лошадьми. Амара, проследи, чтобы распорядились насчет комнат и ужина. Илса, пробегись быстренько кругом поверху – не открылась ли где новая прореха. Если что, ставь временную заплату. Можешь прямо со стены – и назад. После, поутру, сделаем на совесть. Да, и еще. К незатяге заверни – проверь скрепляющее заклятие.
– Но…
– С каких пор приказы старшей подлежат обсуждению?! – рявкнула Мийя. И во дворе закипела бурная деятельность. Высыпали слуги, крепость загомонила, забурлила, ожила.
А самое главное – нас, победно клацающих зубами, наконец повели внутрь.
В тепло.
– Да все… ик… у нее… ик… в порядке… ик!
– Ты мне точно не врешь?
– Да чтоб мне… ик… вею оставшуюся жизнь по праздникам поститься и проповеди… ик… отцов-просветителей слушать! Вот леший, что ж это я… ик… ик… икаю?
– Так выпить надо!
– Так… ик… наливай!
Пенный эль зашипел в кружках.
– За что выпьем?
– Как за что? Ик… За Орден!
– За Конхол!
– За… ик… Конхол!
Глухой стук сдвинутых кружек и недолгое молчание.
– Так, значится, Вэрг преставился прошлой зимой, и Тайя домой вернулась? К провидице не ходи, Торвики из замка сестренку тотчас выжили! Тело еще, полагаю, не остыло, а уже думать начали, как от невестки-простолюдинки избавиться!
Глиняная кружка полетела в стену – только черепки брызнули в стороны. За сегодняшний вечер это была уже третья. Или четвертая.
– Что там, умерли все? Кружку мне! И эля заодно притащите!
Затребованное тут же принесли: И, от беды подальше, скрылись за плотно прикрытой дверью. Мрачный взгляд в кружку.
– Знаешь, я ведь тоже его любила… Вэрга-то. – Долгая, полная изумлением тишина. – Да что говорить, по нему все девки в Гилане сохли. И не только там, надо думать… Смазлив был, что девушка, но широк в плечах, в бою отважен, а речи какие вел – заслушаешься. Золотой мальчик с золотыми волосами, которому все блага земные падали с неба: красота, титул, состояние, слава, победы в сражениях и любви. Легко приходило, легко уходило. Все у него получалось играючи, точно само собой, без усилий. До той встречи в Гилане…
Жадный глоток.
– Второй год пошел нашей службы на Ор-Сальгрийском перевале, когда в крепость из самой столицы на охоту за нежитью прикатили господа-рыцари. Блестящие, что солнце. А ярче всех – молодой Вэрг рю Торвик. Вот увидели его – и обе пропали. Мы с Тайей потому и не ссорились, что в суждениях сходились, хотя и разные. Про нас мамка знаешь как говорила? Тайя у нас светлая и прозрачная, как стеклышко чистое, а я, мол, горшок глиняный – и не разглядит никто, что внутри, пока крышку не сорвет. Вот так-то. И в отличие от моей наивной сестренки я тогда сразу поняла: ничем хорошим эта любовь не закончится. Мало того что думать себе про заезжего рыцаря запретила, еще и высмеяла прилюдно. Но разве сердцу неразумному прикажешь… И ведь видела, кого люблю. Эх, прости Единый его грешную душу, слабым был благородный Вэрг Торвик. Хорошим, добрым, отзывчивым, горячим, но слабым. Стержня в нем не было, постоянства, увлекался быстро, остывал еще скорее. Жить торопился. Удачу свою на прочность испытывал. Не зря говорят у нас в Ольноме, «как не заставить шальной ветерок работать на мельнице, так не построить крепкий дом из красивых баек»… Эй, а чего я одна пью?!
– Ик… за Ольном!
– За Ольном… Знаешь, это ведь моя идея была из дома уехать, к алониям податься. А Тайя со мной согласилась, она всегда со мной соглашалась. Но в то проклятое хмарью лето все получалось не так, как обычно… – Усмешка, не коснувшаяся глаз цвета горького шоколада. – Вэргу поначалу все едино было – я или сестра, да только после моих зубоскальств сразу с выбором определился.
Невеселый смешок.
– Тайя никогда чувств своих удержать не могла, хорошо хоть соображения хватило за просто так с Даром не расставаться. Молодой Торвик к тому времени в сестренку по уши влюбился, на все ради нее готов был. Слова плохого не скажу, сделал все честь по чести: вызов бросил, ритуальный поединок при свидетелях затеял. Смех один, а не поединок то был, само собой – Тайя без боя сдалась тому, кого, если б захотела, по двору размазала, что навоз лошадиный… Свадьбу устроили иным герцогам на зависть. Никто не догадывался о моих настоящих чувствах, если и замечали что, думали, поди-ка, о предстоящей разлуке с сестрой тоскую. И о том, как в ночь после отбытия свадебного поезда я с воем каталась на полу нашей с сестрой комнаты, тоже никто не знает. Не знал… До сегодняшнего дня… Слушай, а почему я тебе это вообще рассказываю, а? Кто тебя ко мне подослал?! Говори! Сейчас же!
– Не знаю… ик! – Проклятая икота! Ей и тряска за грудки не помеха! – В смысле никто меня не подсылал. Мне… ик… почему-то все рассказывают. И Тайя… ик… между прочим, тоже… ик… рассказывала.
– Тайя, да… – Буря утихла, как не бывало. – Ладно, старое это, хотя… Я ведь видела Вэрга потом еще раз. И даже не смогла поговорить по-человечески, справиться о сестренке – сорвалась в издевку и устроила безобразную сцену. А стоило Торвику покинуть перевал, к алне зачарованным голубем полетело мое прошение о переводе… Все, хватит соплей! Давай, Рель, расскажи лучше мне еще про них! Про родителей, сестру, племянницу. Про старуху Эйю тоже расскажи. Про Ольном.
– Да уже… ик… по пятому разу – сколько можно-то?
Раздраженный удар кулаком по столу.
– Рассказывай!
Он неожиданности икота ненадолго отпустила.
– Да все хорошо у них. – Пьяный вздох. – Почти у всех, потому как старая Эйя вроде как померла. Прошлой весной еще, кажется… Или осенью? А, неважно… Но перед этим, нет сомнений, у нее все тоже было… лучше просто не бывает!
– Помянем старуху!
– Мир праху ее.
Выпили, не чокаясь.
– Шрамы у тебя занятные, Рель Илиш. Да и имечко смутно-знакомое отчего-то… Где обзавелся?
– Да, разборки… ик… семейные… Слушай… ик… вы из-за шрамов по какой-то ориентировке нас проверять хотели? Неужто мы с… ик… сестрами на разбойников каких похожи?
– Да проверили уже… Мимо. Кому-кому, а тебе, парень, вообще в голову брать не стоит… Маги тут с храмовниками в кои веки сговорились, девицу какую-то беглую ищут. Якобы из недоучившихся алоний. Только брехня все это.
– Ик?..
– Слушай сюда. – Заговорщицким шепотом. Ну очень нетрезвым. – Нечисто там все, прямо нутром чую. И весточки от алны до сих пор нет… Не нравится мне это… Не сбегают алонии из Конхола. Выгнать могут, это да, в это я еще поверю. Сила – вот что держит нас покрепче иных цепей. Кто мы без нее? Чернь-рвань бесправная. Выскочки, шишки на ровном месте, больная мозоль на пятке. Видишь, как с Тайей дело повернулось? Была бы в Силе, разве посмел кто слово против сказать?! – Принесенная не так давно кружка нашла свой конец там же, где и все предыдущие. – Да что с посудой сегодня такое! Кружку сюда! Живо!
Ее тотчас принесли. Заодно и полный кувшин с элем.
– Вот видишь, с тобой напиваюсь, буяню, и ни одна зараза не вякнет – а то я не знаю, что за спиной говорят… Боятся. Видит Единый, правильно делают.
– Что, и… ик… маркиз… ик… боится?
Пьяное хихиканье.
– Этот пуще других. Хотя, ей-Единый, мы тут ни при чем. Вот еще разбрасываться предсмертным неснимаемым проклятием на всяких там дегене… аристократов. А старуху жалко, не со зла она это… Но с юморком у карги все в порядке… Было. Его сиятельство гонору поменьше на людях выказывал бы, авось проклятие шальника-месяца мимо и прошло бы. А так извиняйте!
– Хочешь сказать, Шальни…
Почти трезвый взгляд в упор.
– Тихо ты! Что, пожил свое уже? Хочешь в горах сгинуть?
– Да я… ик… нет.
– А раз мечтаешь добраться в целости к яссирскому дядюшке, помалкивай. Какого хмарника вы к тем степнякам привязались! Знаешь, сколько им Рижиг отвалил, чтобы они нашу «красавицу» до следующего полнолуния продержали. Аккурат Алфеда, сынка своего, оженить бы успел. Когда вы обратно нашу «красавицу» притащили, бедолага со страху чуть Единому душу не отдал: подумал, Его сиятельство раньше срока в себя пришли… – Пьяное хихиканье опять резко сменилось пьяной же серьезностью. – Эх, ваше счастье, что Тайю знаете, иначе заплаченное до последнего толина вытрясли бы.
– Да я… ик… знать… откуда…
– Откуда-откуда! От неклюда! На, выпей лучше. Икать не будешь.
Когда так предлагают, отказываться нельзя. Выпили.
– Не любят господа-аристократы шуточек над собой. Особенно если должность у них наследованием не подкреплена. Ох, разоткровенничалась я сегодня что-то… Ты мне лучше с утра напомни, я Бесс скажу, она тебе память подчистит. Так оно вернее будет.
– Но…
– Не боись, лишнего не уберет. Сестра Обессия у нас свое дело знает. Разумница знатная: давно ее на Тел-Ивильский перевал из нашей глуши сманивают… Хотя после это… А пока расскажи-ка мне лучше про Тайю. И про племянницу. Да и про родителей тоже не забудь словечко вставить. Про Ольном…
Темная высокая фигура мягко и уверенно скользила по ночной степи. Мрачный путник не спешил. Зачем? Тонкая нить следа маняще мерцала впереди, убегая в сторону Разделяющих гор. Хотя медлить тоже не стоило – позади осталось немало смертей и еще больше неоплаченных долгов.
Расчет – это суть непрекращающейся игры со смертью, основа везения. Одна неточность, упущенная деталь, досадный промах – и место тебе в канаве у обочины жизни. Было и такое… Но не в этот раз. Еще немного, добыча будет настигнута. И тогда ей придется заплатить. За все. Про набежавшие проценты тоже надо будет не забыть. Чего-чего, а считать он любит…
Только бы успеть первым. А он успеет.
Темная фигура скользила во мраке, а все живое (да и вся нежить тоже) торопилось убраться прочь с пути. Во избежание…
– Рель, подъем!
– Хр-р-р…
– Вставай, я сказала!
– П-почти…
– Да просыпайся же, пьянчуга беспробудная! Нам выходить с рассветом.
Кое-как я сползла с кровати и разлепила глаза. В руках – дрожь, в мыслях – полупьяная муть с флером подзабытого кошмара, а во рту – словно переночевал цыганский табор: с лошадьми, собаками и цепными дрессированными медведями.
«Мы отлично повеселились тут все вместе – чай, не впервой. В тесноте, да не в обиде». К внутреннему голосу большая просьба – воздержаться от демонстрации похмельного юмора. Меня может и стошнить…
Голова раскалывалась, виски ломило просто нещадно. После умывания холодной водой вроде бы полегчало, да и в мыслях просветлело.
С удивлением я оглядела место, где меня угораздило проснуться. Свеча, грустно догоравшая в закопченном старом канделябре, света давала немного, но комнатка была настолько маленькой, что хватало и этого. Обстановка – скромная донельзя. Видимо, чтобы те, кому довелось переночевать в крепости Шэнеко, не вздумали здесь загоститься. Кирина суетилась со сборами. Стараясь ей не мешать, полностью одетая Эона тихо посапывала в уголочке.
– Интересно, а как я здесь оказалась?
Мой риторический вопрос в пустоту не остался без ответа.
– Что ж здесь интересного? – пожала плечами Кирина, распихивая последние оставшиеся вещи по сумкам. – Приперлись где-то за полночь с этой, ну которая у алоний за старшую, да еще песни по пути горланили. Она тебя у порога сгрузила, а сама дальше по стенке поползла… Ну ты готова?
– А-а-а-га. – Зевок был мной безжалостно подавлен.
– Эона, тебя это тоже касается! Подъем!
– А? Что?.. Я не сплю. – Светловолосая так честно таращила на нас осоловелые глаза, что мы с Кириной не выдержали и расхохотались. Вернее, звонко рассмеялась неранка, я рискнула лишь слабо усмехнуться. Да и улыбка вышла больше сочувственной, чем насмешливой.
А все-таки это здорово, что я не одна. В смысле в хорошей компании.
В дверь тихонько поскреблись, и веселья как не бывало. Видимо, «проверенный временем человек», пожаловал.
– Ну деточки, собрались? – с беспокойством продребезжал из-за двери старческий голосок.
«Обстоятельные жительницы на Неране на проверки времени не жалеют». Да уж…
Взвалив пару сумок на плечо, Кирина осторожно потянула дверь на себя. Только убедившись, что в коридоре, кроме дородной бабки, никого, девушка проронила:
– Готовы.
– Благословение Богини! – Старуха отряхнула испачканный мукой передник. – Шустрее, деточки, надобно быть. Ох шустрее… Нарочный к девкам нашим беспутным пожаловал. Пока старшую не добудились – к незатяге вам убраться потребно.
И почему мне это совсем не нравится?
Утро выдалось морозное и свежее. Солнце первым делом подрумянило остроконечные шапки гор, а после снизошло и до всех остальных, в том числе и до трех путников, что поднимались по тропе.
Бабуська, которую, как свою, приветила Кирина, отплатила нам черной неблагодарностью – отвела к люку для сброса отходов. Как мы там корячились в кромешной предрассветной темноте, спускаясь по веревкам, лучше рассказывать не буду, в носу до сих пор свербит от мерзкого запаха выгребной ямы.
«Вот ведь злыдня, а не бабка! И это вместо того, чтобы с почетом и торжественной музыкой выпроводить вас через главные ворота!» Ну что за жизнь! Побухтеть в свое удовольствие – и то не дадут.
Лошадей пришлось бросить в крепости. Шли пешком, то и дело поскальзываясь. Однако ругаться опасались – вокруг царила тишина, подобная той, что в храме: доносит каждое слово до строгих небес.
Прореху было видно издалека. Невнятно-бурое пятно зависло прямо в воздухе чуть в стороне от тропы. Оно пульсировало, точно живое, непроизвольно вызывая чувство гадливости.
Небо, еще недавно чистое какой-то ледяной голубизной, быстро и незаметно затянуло тучами, что не прибавило мне спокойствия. Вскоре и вовсе пошел снег. Я ловила белые невесомые крупинки ладонями и думала, что это мой самый первый снег в этом мире. От этого бесцельного занятия меня отвлек шепот светловолосой:
– Кир, а нам обязательно лезть? – Эона поморщилась и все тем же брезгливым полушепотом уточнила: – И прямо… прямо туда?
– Мне тоже интересно, кстати, – в кои веки поддержала я девушку.
Напряженно о чем-то размышляющая Кирина отмахнулась: мол, лезьте, куда хотите, только не ко мне с глупыми вопросами – время придет, все разъясню.
Мы, само собой, заткнулись. А что нам еще оставалось?
Подъем становился все круче, а прореха, или, как ее называли в крепости, «незатяга», меж тем приближалась. Свое название она получила благодаря тому, что никакие усилия как алоний, так и заезжих магов не могли залатать этот прорыв межмировой ткани в Хмарь. Не один маг получил своего первого «подмастерье», написав пару-тройку рефератов на тему сего феномена.
При ближайшем взгляде на эту мерзость у меня на душе тоже стало неспокойно. Не покидало стойкое ощущение, что за нами наблюдают. С той стороны. Прильнули жадно, плотоядно, нетерпеливо…
– Рен Илиш! Рен Илиш! – позади нас раздался окрик знакомым фальцетом, разбегаясь эхом среди гор. – Эона! Кирина! Подождите меня! Я с вами!
Сейчас, ага.
Делая вид, что глухота у нас с рождения, мы ускорили шаг.
– Рель, любовь моя, не покидай меня! – Подобрав пышные юбки, постоянно оступаясь, мужчина карабкался следом.
О, господи, Единый который, за что это мне?!
«Вскружила девушке голову, разбирайся теперь, казанова недоделанная». Тьфу на нас обоих. Тебя и этого покалеченного проклятием идиота!
– Ходу!!! – рявкнула Кирина, здраво оценив обстановку.
До незатяги осталось каких-то пара-тройка шагов, когда мир вокруг нас сошел с ума. Легкий снежок обернулся метелью. Налетела вьюга. Завертела, закружила, безнадежно сбивая с направления. А после отступила, отрезая нас от мира стеной из мятущегося снега. На плечи вдруг легла неподъемная тяжесть, отчего подогнулись колени.
Четыре силуэта проступили в беснующейся метели. Три из них тенями остались стоять в снежной круговерти, а четвертый шагнул внутрь круга, и мы оказались лицом к лицу с взбешенной Мийей.
– Ваш путь окончен, достопочтенные. Прошу не оказывать сопротивления, тогда никто не пострадает. – Несмотря на перекошенную физиономию, голос алонии оставался официально-бесстрастным.
Вот это выдержка!
– Отпусти нас, Мийя. Пожалуйста.
Алония усмехнулась:
– Глупо на это надеяться, Рель. Или как там тебя? Сестра Лия?
– Зови, как хочешь, – буркнула я, отворачиваясь.
Резким порывом ветра с головы сорвало башлык и растрепало мои отросшие волосы, предательски посверкивающие у корней красным золотом. Утром было как-то не до покраски…
– Если бы не послание алны… – Мийя сплевывала слова, словно ядовито-горькую от желчи слюну. – Как ты могла предать Орден?
– Я никого не предавала, – все так же упрямо напирала я.
Кто б меня слушал? Уж точно не алония, самообладание которой было готово ей вот-вот изменить.
– Еще втерлась ко мне в доверие! А я-то расчувствовалась, пьяная дура, душу ей изливала!.. Лгунья!
«А нечего пьянствовать с первым встречным!» Кто бы говорил…
Груз на плечах потяжелел настолько, что мне пришлось упереться в мерзлую землю руками, чтобы не распластаться навзничь. Острые камешки больно впились в ладони. Было такое ощущение, что еще немного, и они прорвут кожу и впечатаются в мясо.
Где-то там у меня за спиной болезненно охнула Эона и выругалась Кирина.
– Каждое слово, сказанное о твоей семье, было правдой. Я никого не пыталась вывести на откровенность. Это тебе нужно было выговориться. Не мне.
Алония скрестила руки на груди, с презрением смотря на нас сверху вниз.
– Я сама знаю, что мне нужно.
– Да неужели? – Меня точно прорвало. Честно говоря, я вообще плохо соображала, что несу. – А я вот думаю, что не знаешь! И никогда не знала. Вернее, просто боялась себе в этом признаться. Ты же отказалась от любимого мужчины, причем не из благородства характера, верности Конхолу или любви к сестре, а из-за страха и гордыни. Тогда как Тайя ничего не побоялась. И знаешь, несмотря на весь тот ужас, через который ей пришлось пройти, она ни о чем не жалеет. В ее жизни была любовь, было счастье. И еще у Тайи есть ее самое дорогое сокровище, ее любимая дочка. А что осталось у тебя, помимо твоей пресловутой Силы, долга и болезненного самолюбования? Перешептывания за спиной, чужая подозрительность, зависть и пустота. Это ты предательница и лгунья, а не я! Ты предала и обманула саму себя…
От сдержанности Мийи не осталось и следа. Лицо побагровело, пальцы до дрожи сжали рукоять меча.
– Заткнись!
– Меня можно заставить замолчать, но что делать с твоими воспоминаниями?! – выкрикнула я, почти срывая голос. И сипло продолжила: – Твоими персональными призраками… Разве не они приходят к тебе каждую ночь, глумливо хихикая, мучают тем, что могло бы быть, но не случилось? А ты готова сделать что угодно, лишь бы не думать, забыться… Хотя бы пьяным сном…
Расширившиеся темные глаза смотрели на меня, а видели оживший труп несбывшихся надежд.
– Откуда ты знаешь…
Стена из ревущего снега сгустилась, превратившись почти в монолит. Стало больно дышать. Еще немного – и я потеряю сознание.
– Знаю… Мийя, пусти… – Из горла через слово вырывался хрип. – Ради всего святого… Я… я тоже хочу пойти своим путем, как… как Тайя… Помоги же… мне. Ради… него… Ради… Вэрга… Ради… памяти… о нем…
Секунда, другая, и небосвод, казалось навалившийся на нас сверху, вернулся на свое законное место. Хотя, может быть, непосильную ношу приняли ссутулившиеся плечи стоящей напротив нас женщины.
– Прости его, – тихо сказал кто-то вместо меня. Не веря своим ушам, я оглянулась – это была Эона. – И себя прости. Что случилось, того уже не изменить. Отпусти прошлое, не держи – тогда оно тоже тебя отпустит.
На мгновение алония подняла на нас больной взгляд, а после растворилась в метели. С трудом я поднялась на ноги, оглядываясь и топчась на месте. Вьюга расступилась, открывая, будто коридор, уходящую вверх тропу.
– Вперед! – Повторять больше двух раз Кирина никогда не любила. Она схватила нас с Эоной за руки и потащила за собой. Прямо к прорехе.
Где-то там, за нашими спинами, в снежной круговерти, раздавались выкрики:
– Мийя, что происходит?!
– Потом…
Ветер, подгоняя, хлестнул в спину.
– Рен Илиш, я ваша…
– Какой хмари, ты…
– Да что с ней такое?!
– …Навеки!
– Мийя, очнись! Контур нарушен!
– Девочки, держите стену! Не справляемся!
– Рен Илиш!.. Не покидайте меня!
– Сестры, налегли!
– Мийя, где девки?!
– Позже!
– Маркиз, куда вы!
– Хмарь его поглоти! Уперлись в стену! Ну же!
– Рен Илиш!
– А ну назад, придурок! Держите его! Бесс! Илса! Помогите!
– Рель, я люблю вас!!!
– Хмаров недоумок! Назад! Илса, пеленай Силой. Бесс, крути руки!
– Мийя!!!
Где-то далеко позади… А прямо передо мной разрасталась прореха. Кирина забормотала что-то совершенно неразборчивое. Из-под воротника ее куртки начал пробиваться слабый голубоватый свет. С каждым мгновением он становился все ярче. Незатяга жадно впитывала это свечение, набухая и светлея. Она приняла форму четкого квадрата, по периметру которого замерцали знакомые мне руны перехода.
Если бы у меня осталось еще хоть немного инстинкта самосохранения, да и просто здравого смысла, я уперлась бы руками и ногами, но не дала себя утянуть в эту чавкающую хлябь. А так…
– Мийя, нарыв лопнул!!! – последним донесся до нас крик одной из алоний, прежде чем окружающий меня мир схлопнулся.