Знахарь

Глава 1

Хутор Ближний. 1912 год

Жизнь всегда близится к концу. С самого начала она уже идет к завершению. Рождение жизни – это начало ее конца. У нее нет определения, середины. Потому что никто не знает, где она – середина жизни?

Не знал этого и Филипп Одинцов. В двадцать пять лет он решил, что так же беспомощен и одинок, как и каждый рожденный младенец. И что у него сейчас – середина жизни или ее начало?

Похороны деда, единственного родного для Филиппа человека, который вырастил его и воспитал, научил всему, что знал сам, взяла в свои опытные руки тетка Глаша, дочь деда Игнатия, сестра покойной матери Филиппа. Она видела, что Филипп подавлен и не помощник ей.

– Ты ужо не горюй, – успокаивала она его между делом, – не замыкайся в себе. Сколько у тебя дел еще на свете! Ты о людях помни, что деда чтили и уважали. От тебя они того же ждут.

Филипп молча выслушал слова тетки и тяжело вздохнул.

– Тетя Глаша, как же я теперь? – спросил он скорее для того, чтобы услышать подбадривающие слова.

– Как это – как? – вмешался грузный и серьезный муж тетки Павел. – Дело лекарское знаешь, учить тебя не надо. Вот и будешь людям помогать, пока… до весны. А там сам решай – или в город учиться пойдешь, или здеся останешься.

– Да и что тебе в городе-то делать? – поддержала разговор Глаша. – Делу-то знахарскому, чай, с детства обучен. Люди тебе верят, как и деду.

– И я про то же, – попытался оправдаться Павел за свою спешную отправку племянника в город, – я просто поддержать его хочу, ежели не захочет он тута оставаться.

Филипп с благодарностью смотрел на своих родных. Да, настало время и ему всерьез задуматься над своей жизнью.

«Что же мне делать? И решать я должен сам, а не сваливать свои заботы на плечи родных, у которых и так забот хватает. Вот и дочь их, Ольга, уже невеста на выданье, Олегу пятнадцать скоро. До меня ли им?» – думал Филипп.

Еще при жизни деда он мечтал попасть в Москву и служить императору Николаю II, но теперь понял, что дед завещал ему не только свой дар и талант врачевателя, но и долг перед людьми, которым нужны помощь и забота. Игнатий так и жил, отзываясь на любую просьбу страждущих. Но была у Филиппа тайная мечта – он хотел увидеть знаменитого Григория Распутина и, возможно, чему-нибудь поучиться у него. Но мечта оставалась мечтой, и вдвойне было грустно и печально Филиппу – и от смерти деда, и от своих несбыточных желаний.

– Ты, может, у нас поживешь? – осторожно спросила Глаша.

– Нет, тетя, спасибо. Я пока в дедовой хижине обоснуюсь. Привыкнуть надо к тому, что деда не стало, а то так и буду сюда душой рваться, а потом горевать.

– Да ты сильно-то не переживай! – хлопнул его по плечу Павел и вышел.

Павел понимал, как трудно терять единственного родного человека. Ведь с самого малолетства Филипп на руках деда вырос. После того как его родители умерли от какой-то болезни, стал дед сам лекарить и внука больного на ноги поставил. Вот Филипп и стал единственным наследником небогатого Игната.

Глаша после смерти своей сестры так и не стала ближе к отцу, не могла забыть, что по его вине умерла их матушка. Не повез он ее тогда к повитухе, решил сам роды принять у жены своей, что была беременна третьим ребенком. И мальчик новорожденный, и мать умерли тогда. Остались Глаша и Геля на руках стареющего Игната.

Тогда жизнь повернулась к ним черной стороной. Еще отец деда завещал своему сыну наследовать фамильное умение – лечить от всякой хвори людей, но Игнат отказался от этого, предпочтя знахарству военную службу. Из-за этого подзабыл он, чему учил его отец, и не смог спасти свою жену, мать Глаши и Гели, а потом и дочь свою, Гелю, матушку Филиппа, тоже от смерти не уберег. И опять оттого, что не усердствовал в своем предназначении, не слушал советов отца своего, хотя знаков ему было в жизни немало.

Только после смерти Гели и болезни Филиппа дед Игнатий вернулся к знахарству, обучился всему не хуже, чем монах в обители своей.

Об отце Филиппа не знал никто. Кто он был? Как звали? Никому Геля открыться не могла, с кем согрешила и кто отцом Филиппа стал. Даже перед смертью тайны своей не раскрыла никому, как ни просил ее отец. А сестре, похоже, шепнула, но клятву взяла с нее страшную. Да и никто об их последнем разговоре не ведал.

– Не было с рождения, не надо и теперь! – только и говорила она. И перед самым отходом из мира завещала сыну цепочку золотую в память то ли о себе, то ли об отце.

– Передайте ему это… может, когда-нибудь… – и все. Откинула голову, и кровь пошла горлом, после чего и умерла.

На могиле своей дочери поклялся Игнат, что сделает из внука достойного человека и поможет Филиппу избежать тех ошибок, какие сам когда-то совершил. С самого нежного возраста внука Игнатий учил его знахарству и перед смертью завещал всю жизнь положить на благо и здоровье людей.

– Ты не ленись, а смотри и будь начеку! Всякое может статься, а ты и не поможешь! Какой же ты тогда лекарь? Тем более, что наследственное это! Не позорь дело наше и умение, – наставлял дед внука, но Филипп считал, что дед будет вечно, а умение придет со временем, и потому не слишком усердствовал в учении.

– Я буду таким, как и ты, дед! – отвечал ему Филипп и убегал с ребятишками на речку.

Перед смертью дед подарил внуку колечко:

– Этот перстень – наш оберег родовой. Всем он помогает, только сила его передается по мужской линии рода. Коли будешь усердствовать и людям добро нести, станешь богатым и сильным, а коли зло творить начнешь – не простит тебя Господь – и настигнет проклятие, заключенное в камне самим дьяволом.

– Ух ты! Правда? – удивился внук. Конечно, он и раньше слышал от деда истории, связанные с этим кольцом, но не думал, что скоро сам станет им владеть.

Дед торжественно передал перстень внуку и через несколько дней умер. Вспомнил Филипп слова дедовы и посмотрел на колечко.

– Права тетка, люди на меня с надеждою глядят! Не посрамлю память деда! – поклялся Филипп. Пришел на память больной, который жил в доме у них, когда Филипп был еще мальчишкой. То был блаженный Фома Рябчиков тридцати лет. Дома намучились с ним из-за его чудачеств и прислали к деду на лечение, хорошие деньги заплатив, но дед сразу сказал, что не станет Фома нормальным.

– Это с кровью приходит, со смертью и уйдет, – сказал тогда Игнатий отцу Фомы, а маленький Филипп внимательно слушал их. Ему очень нравился Фома. Он ведь был, как маленький. Играл с ребятишками, дразнился, кусался и плакал, и Филиппу очень не хотелось, чтобы его забрали. Вскоре он умер, и в тот же день дед Игнатий видел сон.

– Филипп, подойди-ка ко мне, – попросил дед, – может, забуду я, а может, помру, не успею сказать, а тебе надо бы это знать. Мне вчера Фома снился, много всякого рассказал и о тебе не забыл. Говорит, проси Филиппа об отверженных обществом не забывать и к их словам прислушиваться. Спасет-де он дорогого человека, коли послушается! Вот! Я-то, конечно, в эти сказки не верю, но просьбу покойника передать надобно. Это святое!

Внук только изогнул бровь в недоумении и отошел. И тут с особой ясностью заметил дед, что не похож внук на Одинцовых. Ничем. Игнатий удивился и огорчился такой природной несправедливости.

– Надо ж так уродиться! – сетовал он. – На наших-то ведь совсем не похож, видать, в отца. А у того кобеля, видно, кровь сильная, коли ликом и бзиком не в наших уродился.

– Да перестаньте вы, отец! – обижалась Глаша и уводила из комнаты маленького племянника, а дед только посмеивался в бороденку и тетешкал без конца маленького Филиппа. А потом, когда Филипп подрос, непохожесть ни на кого стала очевидной, бросалось в глаза, что не простой крови внук Игнатия. Рост, походка, жесты, взгляд и внешняя красота разительно отличали его от рязанских сородичей Одинцовых. Порой доходило до того, что он чувствовал себя чужим и горько сожалел, что так отличается от сверстников – обычных деревенских парней.

Но время шло, и Филипп понял, какую выгоду он может получать от своей внешности. Это, конечно же, касалось девушек. Не одна деревенская красотка втайне мечтала о нем! Он думал о них с нежностью и грустью, но не мог полюбить по-настоящему никого.

Не терял он и надежды посетить столицу, увидеть императорскую семью, великих княжон, о красоте и воспитанности которых был наслышан. Но, со временем поняв несбыточность своих грез, он всерьез занялся знахарством, и не оставалось у него времени ни на девушек, ни на гулянки. Парни окрестных хуторов могли вздохнуть спокойно, а молодые красотки, потосковав, стали выходить замуж и рожать детей.

– Филипп, обедать, – услышал он голос тетки, вырвавший его из приятных воспоминаний и заставивший вспомнить суровую действительность.

…Через сорок дней после смерти деда Филипп съездил в Новгород и закупил нужные порошки и травы для дела. Книги и записи Игнатия хранились в порядке, и потому Филипп решил первым делом прочесть все от начала до конца.