Змееныш

Глава тридцать первая СОВЕТ В ЗАМКЕ ДОРКАН

Гедалл поднял глаза от изъеденной червями крышки стола и обвел тоскливым взглядом свое, возможно, последнее убежище. Огромный, холодный, плохо освещенный зал. Время от времени под самым потолком хлопали крылья. Там, рассевшись на потемневших балках, дремали птицы. Это были почтовые голуби Морта, с помощью которых его люди передавали сведения о неумолимом преследователе.

В голубях сосредоточилась надежда выжить, а все прочее утратило ценность. Хотя стоило ли цепляться за такую жизнь, продлевая ее на считанные дни и часы и отдаляя неизбежное? Гедалл сильно сомневался в этом.

Министр скользнул взглядом по лицам своих спутников, сидевших за столом Совета, как высокопарно назвал кто-то это разношерстное сборище. За два месяца почти непрерывного бегства они все успели смертельно надоесть друг другу.

Дров было достаточно, и ярко пылал огонь в очаге, но сквозняки тут же выгоняли тепло. Возле огня сушились четверо оставшихся в живых телохранителей Морта и двое слуг барона Чвары. Тут же лениво возились охотничьи собаки из своры хозяина замка Доркан.

Снаружи доносился монотонный шум дождя, лившего без перерыва уже третий день. Укрывшимся в замке следовало бы радоваться этому. В дождь летающий корабль терял скорость и не мог долго держаться в воздухе. Беглецы получили долгожданную передышку. Потом преследование возобновится, и загнанные звери будут ползти, забиваясь в норы вроде этой, пока испепеляющий луч наконец не настигнет их всех. Но возможно, раньше они перегрызут друг другу глотки. Единственное, что позволяло надеяться на иной исход, – предусмотрительность Морта, повсюду возившего с собой свою мать в качестве живого щита. Правда, и присутствие Тенес ничего не изменит, если они имеют дело с безумцем.

Замок Доркан действительно был последним убежищем на территории

Морморы. Восточнее, всего в нескольких часах пути, проходила граница с

Круах-Ан-Сиуром. И Гедалл не был уверен, что ему удастся пересечь ее.

Смену его настроений Морт улавливал сразу же – юнец обладал прекрасным чутьем. «Одно утешает: змееныш сдохнет вместе со мной», – сказал себе бывший министр и посмотрел прямо в холодные злые глаза принца. Гедалл не хотел ни перед кем обнаруживать свою слабость и усталость. Все могло быть иначе, останься в живых хоть один из его верных Ястребов.

– Нужно разделиться, – настаивал Морт. – Рано или поздно мы окажемся между двух огней. Король Сиура предпочтет выдать нас и сохранить армию. Поодиночке легче затеряться в Вормарге…

«Теперь ты заговорил иначе, щенок», – с ненавистью подумал Гедалл. Когда цель Стервятника, которому принадлежал летающий корабль, еще не была так пугающе ясна, Морт предложил министру союз против новой угрозы, исходившей от колдунов Лигома – кто, кроме них, мог создать подобное оружие! Попытка держать оборону в замке Гливрос была ошибкой, хотя, конечно, принц не мог предвидеть, какова окажется истинная мощь врага. А тому ничего не стоило захватить двух приближенных Гедалла, уничтожив попутно несколько кораблей королевского флота. И спустя некоторое время Люгер узнал все, что хотел.

Морт со своими пленницами и остатками свиты воспользовался подземным ходом и успел скрыться за пару часов до того, как на замок напали высадившиеся с летающего корабля глонги – воплощенный кошмар, в который Гедалл отказывался верить, пока не увидел их собственными глазами…

Барон Чвара кивал с благодушным видом, соглашаясь со словами Морта. Бывший министр не сомневался, что сам Чвара подал принцу мысль разделить уцелевших. С недавних пор земмурский шпион, называвший себя дипломатом, и Морт сильно сблизились; вполне возможно, у них имелся некий общий интерес. Сейчас, например, они собирались принести в жертву Гедалла, и старый интриган прекрасно понимал их игру.

Бывший министр улыбнулся, догадываясь, что его улыбка по-прежнему приводит Морта в бешенство, но тот и в теперешнем трудном положении неплохо владел собой. И никто, кроме Гедалла, не мог оценить тонкую насмешку судьбы: ведь Стервятнику он нужен был живым для сущего пустяка – всего лишь вернуть один старый должок, напоминанием о котором служил отрезанный палец. Как много изменилось с тех пор!..

Гедалл снова прислушался к негромкому, но чрезвычайно напряженному разговору за столом Совета. Гелла, его вечно молодая Гелла, которая, конечно, не была той, за кого себя выдавала, позволяла себе спорить с принцем. А Морт и впрямь обнаглел, чувствуя поддержку барона. Пока рядом были королева Тенес и незаконнорожденная дочь Люгера, Гедалл мог на что-то надеяться. Без них он и Гелла сделались бы легкой добычей Стервятника. Даже не добычей, а бессмысленными жертвами на пути одержимого валидийца.

Госпожа Ганглети, сохраняя неженское спокойствие и удивляя неотразимой логикой, продолжала спорить с принцем и бароном. Гедалл смотрел на тех, кто до сих пор молчал.

Королева и Венга. Две женщины, от которых зависела его жизнь. Ни с одной из них он так и не встретился взглядом.

Тенес ненавидела всех собравшихся, и Гедалл мог это понять. Однако Морт все-таки был ее сыном. Их отношения двусмысленны и непредсказуемы. Известие о том, что Люгер жив, она приняла внешне очень спокойно. Но кто знал, что происходит в ее душе? Пятнадцать лет безнадежности наверняка не прошли даром и оставили неизгладимый след. Тенес подчинилась Морту, хотя Стервятник, возможно, искал встречи с ней. Она редко открывала рот и говорила только о самом насущном. Ее лицо уже утратило прелесть и свежесть молодости. Теперь в нем лишь угадывалась печальная красота увядающего цветка, лишенного живительной влаги, как сама Тенес была лишена любви.

Венга сидела неподвижно, уставившись в одну точку. Ее неизменно отрешенный вид порой наводил Гедалла на мысль о том, что бедняжку дочиста выскоблили изнутри, но зачем-то оставили жить. Она безучастно относилась ко всему, даже к откровенным домогательствам Чвары. Причиной, возможно, была пытка, примененная земмурским бароном, после которой Венга сохранила память о своем прошлом, но потеряла всякое представление о настоящем и будущем.

Тем не менее дочь Люгера могла оказаться небесполезной, если, конечно, Стервятник питал к ней отцовские чувства. А на крайний случай Гедалл приберег еще один козырь.

Чвара давно задавал себе вопрос: что мешает принцу в любой момент прикончить потерявшего власть министра? И не находил удовлетворительного ответа. Однако очень скоро, когда Морт будет зависеть от него полностью, он позаботится о том, чтобы вывернуть неблагодарного щенка наизнанку.

Вопреки ожиданиям барона, госпожа Ганглети внезапно согласилась с тем, что отряду необходимо разделиться. Это могло положить конец затянувшимся разговорам, но тут Гедалл объявил, что вообще не собирается покидать замок Доркан.

На нем скрестились пронзительные взгляды барона и принца. Даже королева Тенес слегка повернула голову, что было с ее стороны знаком повышенного внимания.

– В чем дело? – резко спросил Морт, опасавшийся подвоха с любой стороны, не исключая и барона.

Гедалл снисходительно улыбнулся, чуть ли не впервые ощутив преимущества своего возраста.

– Я слишком стар для того, чтобы снова отправиться в изгнание. Тем более что на этот раз нет никакой надежды вернуться.

Странное дело, он не чувствовал особого сожаления. За последние месяцы он понес немало утрат, освободился от бремени богатства и научился смирению. Прежде неукротимый и маниакально властолюбивый человек сделался фаталистом после того, как разглядел в окружавшем его хаосе действие неумолимого закона, укорененного в самой природе вещей и довлеющего над жизнью. Гедалл иронически относился к попыткам Чвары и Морта изменить вынесенный еще при зачатии приговор судьбы. Эти двое были смелыми воинами, а барон владел вдобавок магией оборотней, но им оказалось не под силу разорвать цепи, сковывающие каждого смертного. И Гедалл начинал думать, что одно лишь намерение восстать против рока карается быстро, жестоко и неотвратимо…

– Уезжайте, пока идет дождь, – услышал он свой голос. – Со мной пусть останутся госпожа Ганглети и Венга.

Чвара почуял неладное. На его хищном лице появилось высокомерное выражение. Как истинный рыцарь Земмура, барон не верил в то, что усталость и безнадежность могут быть поводом для прекращения сопротивления. А чего он ожидал от этих людишек, с рождения носящих клеймо жертв? И Чвара решил, что настал час снять маски.

– Хватит глупостей, старик, – бросил он презрительно. – Собираешься купить жизнь ценой предательства? Мы будем в большей безопасности, если ты умрешь. И твоя женщина тоже.

Эти слова предназначались для ушей Морта и должны были подтолкнуть его к действию. Но принц остался недвижим.

– А он еще плохо слушается, не так ли? – с улыбкой проговорил Гедалл, имея в виду наследника. Оскорбления задели его не больше, чем лай собаки. – Скажи, оборотень, ты что-нибудь слышал о манускрипте Амируса?

Ответ оказался излишним – достаточно было видеть, как в глазах Чвары вспыхнула ярость. И случилось кое-что необычное: Венга уставилась на Гедалла, словно произнесенная им фраза внезапно выдернула ее из омута безумия.

Едва прозвучало имя Амируса, Морт понял, что перестал быть хозяином положения. С упомянутым манускриптом была связана величайшая загадка в истории обитаемого мира.

Амирус, легендарный основатель монашеского Ордена Ключа, жил в двадцать втором веке от Рождества Спасителя. В те смутные времена, о которых известно очень мало достоверного, еще не существовало Западных королевств, способность к Превращениям считалась неопровержимым свидетельством служения дьяволу, а селения и монастыри страдали от набегов новых варваров, рыскавших в поисках еды и оружия. Позже, в конце столетия, чума выкосила большую часть уцелевших после Катастрофы.

Не сохранилось никаких сведений о том, кем был Амирус до обращения в истинную веру. Во всяком случае, он положил начало учению о выживании, сторонники которого отличались почти сверхъестественным долголетием. Но если открытый Мастером путь к Вечному Источнику был потерян во тьме веков, то жгучая тайна Звездного Дома оказалась неподвластной стирающему память времени, и среди посвященных в нее по сей день не было ни одного, кто не мечтал бы узнать, что же в действительности кроется за мрачными пророчествами, которыми изобиловал манускрипт Амируса.

На первый взгляд, слух о существовании Звездного Дома служил подтверждением нелепости притязаний на истину, ибо подлинное знание всегда немо, однако сам Амирус и его современники, похоже, не сомневались в том, что именно Звездный Дом вызвал свершившуюся Катастрофу. Сколько бы лет ни минуло, этот несчастный многострадальный мир находился под постоянной угрозой уничтожения, и настоящая тайна заключалась лишь в одном: как предотвратить его гибель.

Судя по всему, огромное значение имел некий Ключ, хранителями которого на протяжении столетий были последователи Амируса. Ради того, чтобы Ключ оставался достоянием Ордена, им пришлось забыть о благородстве и человеколюбии. Даже их вера была подчинена высшей цели. И хотя никто не хотел новой Катастрофы, прославившиеся своей невероятной жестокостью монахи внушали лишь ненависть и страх.

Если Орден существовал до сих пор, то во владении Ключом и заключалось его истинное могущество. В конце концов, у бога-разрушителя всегда находилась работа, когда бог-создатель удалялся от дел. Завороженным тайной Ключа оставалось гадать, чем он может оказаться на самом деле – вещью, древним существом, заклинанием или магическим ритуалом. На поиски Дома отправлялись фанатики-одиночки и целые отряды, но за долгие годы странствий никому из вернувшихся не довелось увидеть это порождение ада своими глазами.

В свое время немалый интерес к таинственным хранителям проявляли братья-шуремиты, а также эмиссары Серой Стаи. После многих безуспешных попыток обнаружить хотя бы следы присутствия неуловимых монахов Орден Ключа был объявлен несуществующим.

Высокопоставленные особы могли ознакомиться с рукописными хрониками двадцать третьего века, подлинность которых как будто не вызывала сомнений. Из этих хроник следовало, что Амирус был нищим странствующим темнокожим лекарем с востока, окончившим жизнь на виселице, и не основывал никакого Ордена – разве только в своем воображении.

Однако ничто не подпитывает тайну сильнее, чем стремление ее опровергнуть. Легенда о проклятии Звездного Дома и хранителях Ключа оказалась столь же неистребимой и живучей, как вера в дьявола, в Спасителя и в их извечную борьбу.

Гедалл одержал временную победу над оборотнем, что было, конечно, слабым утешением.

Чвара мгновенно понял, для чего бывший министр заговорил о манускрипте.

– Почему ты не сказал мне раньше? – ледяным тоном спросил он у принца. Тот принял отсутствующий вид, однако все же ответил:

– Это ничего не изменило бы. Пусть старик остается здесь. И обе шлюхи тоже. А теперь я хочу спать.

Он откинулся на спинку кресла, вытянул ноги и действительно почти мгновенно уснул.

Барон был взбешен. Морт утаил от него то, что обессмысливало все усилия. Проклятый глупец! Тем не менее Чвара отдавал должное его самообладанию. Какой наместник мог бы получиться из этого щенка…

Чвара лишний раз убедился, что доверять следует только самому себе. Из-за скрытности принца барон попал в дурацкое положение. Он потратил время и нечто более ценное на шлифовку негодного алмаза. С другой стороны, Морт прав – ни от Гедалла, ни от Серой Стаи уже ничего не зависело. Мормора была потеряна для Земмура надолго, если не навсегда.

Чвара не давал волю своей ярости, хотя испытывал огромное искушение изрубить в куски всю эту компанию ничтожеств. Он давно не совершал безрассудных поступков, усвоив болезненные уроки молодости. Он ощущал себя надежным звеном бесконечной цепи и знал: нет ни начала, ни завершения; его дело с несокрушимым упорством продолжат оборотни будущих поколений, а сам он, возможно, увидит торжество Земмура, распространившего свое влияние на все Западные королевства, оттуда, где рыцари, мертвые для мира, отбывают наказание в вечности. Лишь однажды, получив тяжелое ранение, Чвара побывал там – в жутком месте, укрытом за багровой пеленой, и этого хватило, чтобы он навсегда утвердился в своей безрадостной вере… А к Стервятнику у Чвары был особый счет – двое его сыновей погибли во Фруат-Гойме.

Барон закрыл глаза и улыбнулся своим тайным мыслям. Он предвкушал скорую встречу со смертельным врагом.

Спустя несколько минут он тоже уснул. Его сон был чутким, как сон зверя, за которым идет охота.

Глава тридцать вторая ХРАНИТЕЛЬ КЛЮЧА

Дождь прекратился к вечеру следующего дня. Дороги развезло, и низины в окрестностях замка Доркан утопали в непролазной грязи.

Гедалл не строил иллюзий – для летающего корабля не существовало препятствий. Как сообщали чудом уцелевшие солдаты аръергарда, Люгера задерживала только необходимость время от времени пополнять непрерывно убывающие ряды глонгов. Похоже, Стервятник превратил погоню в извращенно мрачную игру: преследователи появились и на земле – все чаще люди из отряда Морта становились жертвой мертвых всадников на мертвых лошадях и своры дохлых псов.

Однако брать приступом замок Доркан глонгам не придется – Гедалл приготовился сдаться. Заканчивая земные дела, он заплатил хозяину замка, обедневшему барону, за предоставленный кров и за неминуемые неудобства. Поручив Гелле присматривать за Венгой, бывший министр поднялся на западную сторожевую башню Доркана и стал обозревать хмурое небо. Его сопровождал мальчик-слуга, робевший от такой чести, а может, просто замерзавший на пронизывающем ветру.

Гедалл испытывал почти религиозный трепет новообращенного. Его жизнь, ничем не примечательная в последние годы, могла под конец вспыхнуть подобно падающей звезде, и в этой краткой вспышке сосредоточилось бы все: прощение и награда, вина и искупление, обреченность и просветление, тщета и познание истины. Нить судьбы сплелась в какой-то мистический узел; еще немного – и старик снимет с себя тяжкий груз, который ляжет на чужие плечи…

Начинало темнеть, и в одной из рваных туч, летевших в сторону замка от горизонта, Гедаллу почудился крылатый силуэт корабля. Его руки дрогнули. С некоторых пор он постоянно носил с собой яд – на тот случай, если обманется и в своих нынешних ожиданиях. Но он не хотел бы умереть, прежде чем исчерпает все возможности принести себя в жертву слугам Звездного Дома и посвятить эту смерть тайне Ключа.

Бывший министр простоял на башне до тех пор, пока ближайшие холмы сделались неразличимыми в сумерках, а потом отправился вниз. Мальчик поддерживал его и освещал путь факелом. Снова оказавшись в обществе госпожи Ганглети и Венги, Гедалл велел принести вина и обильным возлиянием отметил наступление ночи.

Скорее всего, своей последней ночи.

Летающий корабль появился на рассвете. О его приближении возвестил шелест гигантских крыльев, едва различимый сквозь заунывный свист ветра. Корабль вынырнул из отступающей ночной тьмы, словно ангел мщения, и был, казалось, соткан из клочьев этой тьмы.

Первыми его почуяли охотничьи собаки и подняли на псарне жуткий вой.

Их дохлые собратья уже собирались возле ворот замка в угрожающих размеров стаю.

Глонги убирали паруса. Корабль снижался, описывая круги над темными башнями. Жерло установленного на корме орудия поворачивалось в поисках цели для смертоносного луча.

Последний бастион Морморы казался вымершим, но видимость чаще всего бывала обманчивой. Люгер потерял немало глонгов в изощренных ловушках, в которых с отчетливостью проявлялось коварство земмурского ума. Однажды настигнутым в Креалоне людям принца даже удалось поджечь корабль при помощи замаскированной катапульты, и, пока глонги пытались погасить горящую смолу, большая часть преследуемых оторвалась от погони. После этого Стервятнику пришлось совершить посадку на ближайшем кладбище, и в течение двух суток корабль наращивал наращивал новую плоть взамен сгоревшей.

Стервятник поднялся на палубу. Он был бледен и истощен. Живя среди мертвых, он сам стал похож на мертвеца. Его глаза глубоко запали, нечесанные волосы сплелись в космы, немытая кожа дурно пахла, под длинными, сильно изогнутыми ногтями запеклась кровь. Уже слишком долго он пребывал с кораблем в странном союзе, настолько тесном, что временами казалось – остается совсем немного до их противоестественного слияния в единое существо.

И, конечно, это не могло пройти для человека бесследно. Корабль по каплям пил из него жизнь. Эманации Черного Лебедя заменили ему пищу и воду; при необходимости он обретал нечеловеческую выносливость, однако дорого платил за такое покровительство. Все чаще во сне и наяву им овладевали жутчайшие кошмары…

На шаг позади Люгера стоял тощий человек – его штурман, бывший морморанский пират по имени Харлес. Харлес являл собой промежуточное звено, связывавшее Стервятника и глонгов. Он получил смертельное ранение, но оказался в чреве подобравшего его летающего корабля прежде, чем умер. Магия Лигома вернула Харлеса к существованию так же, как поднимала мертвецов, однако он по крайней мере сохранил способность говорить. Ценность его состояла в том, что он прекрасно разбирался в картах и навигационных приборах. Как штурману ему не было равных ни на море, ни в небесах. Он обладал чувством направления, присущим перелетным птицам, и умел выбрать верный путь, не видя солнца и звезд. Той ночью, несмотря на пасмурное небо и непроглядную тьму, он привел корабль прямо к Доркану.

Люгер разглядывал замок, запечатлевая в памяти все особенности сооружения. На внутреннем дворе появились фигурки людей с факелами. Подъемный мост был опущен; обитатели замка, по-видимому, не собирались оказывать сопротивление. Это означало, что принц опять успел скрыться.

Стервятник с силой сжал кулаки, и ногти вонзились в ладони, но он не обратил внимания на боль. Ему всегда претили бессмысленные разрушения, невинные жертвы и напрасно пролитая кровь, однако коварство врага часто не оставляло выбора. В любом случае следовало допросить тех, кто, проявив благоразумие, предпочел сдаться и таким образом избежал бойни. Люгер дал команду глонгам высаживаться.

Когда корабль начал снижаться, Слот заметил человека, который неподвижно стоял на башне, не проявляя ни малейших признаков смятения. Люгер узнал его сразу же, хотя со времени их последней встречи прошло много лет и цветущий мужчина превратился в потрепанного жизнью старика. На его лице было написано спокойное ожидание, присущее некоторым приговоренным к смерти, смирившимся со своей участью.

Стервятник захохотал, задрав голову к светлеющему небу. Сегодня ему повезло. Он искал одного мерзавца, а нашел другого. Как тут было не вспомнить об отрезанном пальце советника Гагиуса и связанной с ним истории, в которую Люгер оказался замешан и которая давно перестала тревожить его совесть! Тем не менее мстительная натура Стервятника взвыла от радости – чего он никогда не замечал среди своих немногочисленных добродетелей, так это способности прощать и забывать.

Корабль приземлился в полусотне шагов от въезда на мост. Его крылья распластались в виде двух огромных полумесяцев, будто чудовище хотело заключить замок в объятия. В гладком черном корпусе образовался широкий проем – оттуда брызнул красный свет, который обрисовывал силуэты всадников. Глонги направились к замку; никто не чинил им препятствий.

На этот раз обошлось без ловушек. Всего в замке оставалось не более десяти человек, и большинство из них не владело оружием. Барон Доркан был слишком стар, а двое его сыновей покинули гнездышко задолго до того, как тут объявились непрошеные гости.

Стервятник въехал во двор верхом на мертвой вороной лошади. В боку у нее зияла рана, нанесенная копьем, что не мешало бедной твари в нужную минуту скакать с должной резвостью. Хозяин замка, желавший закончить дело поскорее и без жертв, рассказал Люгеру обо всем, что тот хотел знать, и проводил его в зал, где прошлой ночью беглецы держали совет. Здешним воздухом дышала Сегейла, и в нем же Слот учуял звериный запах Чвары…

Когда перед ним предстали Гедалл, Ганглети и Венга, которую Гелла держала под руку, Люгер почувствовал запоздалое сожаление. Оказавшись лицом к лицу со своей дочерью, он понял, что она не узнает и вряд ли даже видит его. В ней не осталось ничего от той любвеобильной самки, которую он когда-то знал, кроме разве что внешности. Выпотрошенная, превращенная в покорное орудие, она продолжала существовать только для того, чтобы исполнить свое последнее предназначение, но Люгеру оно было неведомо. Тем не менее их судьбы были связаны неразрывно. Кто на его месте отказался бы иметь медиума, проводника в мире теней, где заранее известен конец любого пути? Нет, Стервятник больше не собирался расставаться с Венгой…

– Тот, кто это сделал с тобой, дорого заплатит, – пообещал он дочери, а вернее себе, ибо ответом ему был лишь незамутненный младенческий взгляд.

Гедалла он оставил на потом. Убедившись, что Морт увез с собой королеву, Люгер отправил в погоню конный отряд глонгов, а сам, имея изрядный запас времени, позволил себе недолгую передышку.

То, что в Ганглети вселился мокши, он понял с первого взгляда – ему ли было не знать, какая судьба ожидает пленников лесного народа! Похоже, на долю его бывшей любовницы тоже выпали нелегкие испытания, только вряд ли ему придется когда-нибудь обмениваться с Геллой воспоминаниями. Люгер был далек от мысли, что древнее существо случайно сопровождает Гедалла, но и вмешательство мокши не могло изменить его намерения. Оно могло лишь сделать горькой сладкую месть…

Тем временем по приказу барона для «гостей» был приготовлен завтрак. Впервые за много дней Стервятник воздал должное обыкновенной человеческой пище. Даже вид и запах глонгов, выстроившихся вдоль стен, не испортили ему аппетита. Люгер ел жареную зайчатину и запивал мясо красным южным вином.

А Гедаллу кусок не лез в горло. Он снова и снова задавал себе вопрос, не совершил ли величайшую глупость, когда отказался последовать за принцем. В отличие от того Стервятника, с которым два десятка лет назад он вел опасную, но вполне предсказуемую игру, сидевший теперь перед ним человек (или уже не совсем человек?), похоже, был способен утащить за собой в ад весь этот проклятый мир.

Пока продолжалась трапеза, никто не произнес ни слова. А когда она закончилась, Гедалл склонился над столом и сунул себе в рот два пальца. Первым делом Люгер подумал, что от всего пережитого старик лишился ума, но тот, поковырявшись в своей челюсти, положил на крышку стола полый зуб из серебристого металла.

На первый взгляд зуб свидетельствовал лишь о том, что у министра был хороший протезный мастер, однако затем Гедалл при помощи ножа извлек из полости зуба черную жемчужину, положил ее себе на ладонь и поднес ближе к глазам. Жемчужина имела идеальную форму и не отражала света. Разглядывая ее, старик улыбнулся. Его десна обильно кровоточила.

Люгер наблюдал за ним, ожидая, какую цену тот предложит за свою жалкую жизнь.

Гедалл бросил косой взгляд на Ганглети, явно пытаясь угадать ее отношение к происходящему. Гелла осталась совершенно невозмутимой. От внимания Стервятника не ускользнуло то, что один ее глаз смотрел прямо на старика, а другой ни на мгновение не отрывался от него самого.

Наконец Гедалл заговорил:

– Какая маленькая, почти незаметная вещица. Когда-то она принадлежала Звездному Дому… Ее было нелегко найти в дипломатическом багаже Гагиуса. Даже тому, кто знал, что нужно искать.

– Советник мертв? – осведомился Люгер с безразличным видом, понимая, что при всей своей наглости Гедалл сохранил расчетливый ум интригана.

– Конечно. Мои Ястребы не оставляли свидетелей.

Стервятник почувствовал некоторое облегчение, когда узнал, что не его появление в доме Гагиуса было причиной убийства советника. Однако, имея на совести другие смерти, он даже не надеялся избежать вечных мук. И потому капкан греха держал его мертвой хваткой.

Люгер, конечно, слышал о Звездном Доме и мифическом Ордене Ключа, то есть знал о них примерно столько же, сколько любой дворянин в Западных королевствах. Среди прочих редкостей в его библиотеке имелась старинная копия манускрипта Амируса. Раньше он относился к содержавшимся в манускрипте сведениям как к не слишком удачной попытке найти объяснение сверхъестественным силам, вызвавшим Катастрофу. Но теперь ему стало ясно, что Звездный Дом – не легенда.

И сразу же на него дохнуло холодным ветром из той темной запредельности, где ждут своего часа неразгаданные тайны, а тайна Дома была слишком важна, чтобы пренебречь еще не произнесенным Гедаллом признанием.

Люгер погрузился в поток видений. Его спутником в этом недвижном странствии стал медиум, воплощенный в Венге. Слот ненавидел такие минуты: опоры не было ни в чем, все искажалось до тошноты, истина ускользала от смятенного разума… Потом из вроде бы бесполезного хаоса вдруг приходили неоспоримо верные ответы.

…Сидевшие за столом ждали развязки. Госпожа Ганглети слегка раздвинула губы в понимающей улыбке. Невозможно было понять, что скрывает мокши под бесстрастной живой маской, в которую давно превратилось нестареющее женское лицо.

Люгер смотрел на черную жемчужину – вернее, на то, что всего лишь напоминало жемчужину. Она не имела цены – ведь уже в течение тридцати столетий от нее зависела судьба целого мира. Однако жизнь Гедалла в глазах Стервятника по-прежнему не стоила ничего.

– И ты думал, что я пощажу тебя только потому, что ты хранитель Ключа?

– У тебя нет другого разумного выхода. Ритуал должен совершаться раз в столетие, иначе не миновать новой Катастрофы. Предупреждаю: время близко…

Люгер поморщился. То же самое он много раз слышал от странствующих проповедников, возвещавших о конце мира и скором возвращении Спасителя.

– Это написано в манускрипте, но что, если Амирус ошибался?

– Тогда убей меня и жди смерти, – сказал Гедалл, которому уже было нечего терять.

Возможно, Стервятник так и поступил бы, если бы не Сегейла – все еще не найденная или потерянная для него навсегда. И неотомщенная Венга. И Морт, до сих пор ходивший по земле. Таким образом, мир висел на очень тонкой нити.

– Принц Морт знает о Ключе?

– Конечно. Это единственная причина, по которой я еще жив. И не забывай, что я неоднократно спасал жизнь твоей женщине.

Люгер мрачно засмеялся.

– Скоро я отблагодарю тебя за все. Обещаю, что тебе понравится моя благодарность… Как Ключ оказался у Гагиуса?

– Он был членом Ордена. Когда Серая Стая приобрела угрожающее влияние в Валидии, Гагиус решил вывезти Ключ в Ульфину. Последнее сокровище валидийских королей… – Гедалл криво улыбнулся. – Герцог был личным другом советника. Вероятно, Гагиус вообще не собирался возвращаться в Элизенвар.

– И бросить семью?

– Интересы Ордена превыше всего…

Гедалл помолчал, возможно, предаваясь приятным (и не очень) воспоминаниям, затем продолжал:

– Гагиус так и не добрался до Ульфины. По правде говоря, он был никуда не годным хранителем. Его считали изворотливым дипломатом, но этого маловато, чтобы сохранить Ключ от всех посягательств. Наивный советник хотел остаться чистым в нашем грязном жестоком мире. Кроме того, он слишком любил спокойную жизнь…

Люгер отметил про себя, что Гедалл сказал «в НАШЕМ мире», словно относил себя и Стервятника к людям одной породы – к тем, кто сделал этот мир таким неуютным. Действительно, в чем-то они были поразительно схожи. Оба без содрогания говорили о самом отвратительном, оба давно лишились иллюзий, оба уважали только превосходящую силу и смерть. И тому и другому вера никогда не приносила утешения, обещая разве что неизбежную и страшную расплату. И обоим было не важно, на чьей стороне они окажутся в грядущем последнем противостоянии…

– В багаже советника было еще кое-что, – добавил Гедалл, доставая из кармана плоскую металлическую коробочку. Двумя пальцами он подтолкнул ее к Стервятнику, и она легко скользнула по столу.

Осторожно открыв плотно прилегающую крышку, Слот увидел внутри свиток очень старого на вид пергамента, от которого исходил едва уловимый неприятный запах.

– Подлинник манускрипта Амируса. – Гедалл давал понять, что нет смысла и дальше хранить реликвии Ордена, если Стервятник предпочтет мстить и, значит, выберет смерть.

Воцарилось молчание. На некоторое время Люгер, казалось, был заворожен мистическим влиянием манускрипта – как будто ощутил духовную силу Амируса и через разделявшую их пропасть столетий.

– Ты пытал его? – внезапно спросил он, догадываясь, каким будет ответ.

– Не я. Сидвалл был настоящим мастером по этой части. Гагиус не продержался и десяти минут. Как ты понимаешь, о тебе он тоже кое-что рассказал…

– Почему ты решил, что продержишься дольше?

Теперь засмеялся Гедалл.

– Ты не умеешь пытать, – ответил он с оттенком презрения. – К тому же, в отличие от советника, меня не ждут дома юная жена и младенец.

Тут Гедалл перегнул палку. Человек, который допрашивал его (это был все-таки допрос, хотя и завуалированный), без малейших угрызений совести подверг бы любой пытке старика, женщину или ребенка, если бы счел это необходимым. Как и двадцать лет назад, Стервятником, подобным раненому зверю, руководили ярость, боль, злоба и жажда мести. Правда, ярость его уже не была слепой. Гедалл сам открыл ему глаза на многое…

И кстати, внешне Люгер поразительно хорошо сохранился. Этим он весьма напоминал… госпожу Ганглети. Какое-то смутное подозрение зашевелилось в мозгу Гедалла, но он не успел осознать, что грозит ему в худшем случае и откуда исходит опасность.

Стервятник не проявил снисхождения. Он уже поднял руку, отдавая приказ глонгам, когда Ганглети неожиданно избавила старика от мучений. Она вскочила, обвила шею Гедалла одной рукой, а в другой у нее оказался кинжал, который она вонзила ему под сердце.

Черная жемчужина выпала из ладони Гедалла и покатилась по столу. Госпожа Ганглети и здесь опередила всех – ее узкая кисть накрыла Ключ. Глонг схватил ее сзади за горло, но с хранителем было покончено.

Гедалл выпрямился, издал глухой горловой звук, а его взгляд, выражавший безмерное удивление, напоследок остановился на Стервятнике. Спустя несколько мгновений бывший министр короля Атессы умер. От такой смерти его не предостерегал ни один оракул.

Люгер жестом приказал глонгу отпустить Геллу. Особой досады он не испытывал, хотя можно было догадаться, что она вооружена, и обыскать ее раньше. Теперь же оставалось узнать, какую выгоду собирается извлечь мокши из совершенного им убийства.

Ганглети спокойно уселась на свое место. Хватка глонга была безжалостной, и на нежной женской шейке остались лиловые пятна, однако это, по-видимому, совершенно не беспокоило существо, вселившееся в человеческое тело.

Люгер вспомнил старую примету контрабандистов: если увидел во сне сидящего за столом мертвеца, значит, жди беды. А если такое случается наяву, ешь и пей как в последний раз.

Он велел подать еще вина. Мокши был куда более опасным противником, чем Гедалл. Во всяком случае, Люгер вряд ли сумел бы изобрести для него подходящую пытку.

– Выпьем за нашу смерть. Пусть она будет легкой, но не слишком торопится. – Произнося эти слова, он наткнулся на безжизненный взгляд Ганглети. Искать в ее глазах какое-либо человеческое чувство было все равно что пытаться прочесть идеограммы пепла.

Выпив, он добавил:

– Если Гедалл хотя бы раз в жизни сказал то, что думал, все мы скоро станем покойниками.

– Конечно, он верил в Амируса и его пророчества, – равнодушно произнесла Ганглети. – А кто бы не поверил, зная о том, что произошло три тысячи лет назад? Гедалл был прав: некоторые истины могут стоить жизни. И последний хранитель Ключа доказал это своей смертью. Если ритуал не будет проведен в положенный срок, последует новая Катастрофа, столь же губительная, как и предыдущая. Но есть одна возможность уцелеть – для этого нужно вернуть Ключ хозяевам Звездного Дома.

– У меня нет времени на поиски Дома, – сказал Люгер так, будто мысль о неведомых «хозяевах» уже сделалась для него привычной. Однако было нечто, лежавшее по ту сторону всякого здравомыслия и убеждавшее сильнее, чем сама очевидность. Старый пергамент оказался фрагментом, которого прежде недоставало, чтобы наконец сложить мозаику.

– Дом искать не придется. – Ганглети упорно стояла на своем. – Я знаю, где он находится, – теперь только я и больше никто в целом мире. Не позже чем через три недели ты должен доставить меня в то место, которое я укажу.

Стервятник покачал головой. Мокши вполне оправдал его ожидания. И все же Люгер не хотел отступать, когда цель была так близка.

– Сначала я должен найти королеву и принца.

– Тогда сделай это побыстрее, – сказала Гелла и жестом поманила к себе Венгу. Та покорно прильнула к ней. – Иначе умрут даже невинные овечки…

Глава тридцать третья НАСТИГНУТЫЕ

Немногочисленный конный отряд передвигался быстро и преимущественно ночью, стараясь оставаться незамеченным. Два дня назад всадники пересекли границу королевства Круах-Ан-Сиур; до огромного человеческого муравейника – столичного города, где можно было затеряться надолго, если не навсегда, – оставалось не более суток пути. Барон Чвара рассчитывал разыскать в Вормарге агентов Серой Стаи и при помощи магической машины переправить щенка в Земмур.

Во избежание неприятных неожиданностей Морт обычно высылал вперед своих телохранителей; сам он, Чвара и королева Тенес держались в середине отряда; двое офицеров Стаи следовали позади всех.

Теперь, когда враг мог атаковать в любую минуту, принц не спускал глаз с королевы. Ей дали самую слабую лошадь, вдобавок Морт и Чвара постоянно находились поблизости. Во время дневных стоянок за королевой присматривали сменявшие друг друга люди Морта.

Принца нисколько не волновало то, что он по сути сделал заложницей собственную мать. Он также не утруждал себя ложью – королева, стойко переносившая все тяготы пути, отлично понимала, что Морт взял ее с собой не ради ее спасения. Благодаря небескорыстным стараниям барона принц уже был ознакомлен с обстоятельствами своего зачатия и появления на свет. Душой и телом он принадлежал Стае, но в то же время у него появилось смутное предчувствие, что он создан для чего-то большего. Не случайно его сопровождал земмурский рыцарь, который пока не поделился с ним и десятой частью сверхъестественной силы оборотоня.

Все чаще Морту снились сны, навеянные присутствием Чвары, – жутковатые, вязкие, завораживающие. В нездешних пейзажах была мрачная красота; существа из сновидений обладали нечеловеческой способностью проникать в его плоть, соединяться с ним – и тогда он становился то странной птицей, парившей в чужих небесах, то обитателем океанских глубин, то слепой тварью, заточенной в подземелье. А голоса, доносившиеся из-за красной пелены, обещали ему бессмертие…

Но Чвара готовил щенка и к худшему. Рассказывая Морту об отце, он никогда не забывал упомянуть о том, что Стервятник тоже был бароном и рыцарем Стаи, принявшим титул и посвящение от самой королевы Ясельды. Кроме того, Люгер был возвращен из владений смерти проклятым племенем Гха-Гула, и это означало, что вступить с ним в схватку было бы для принца равносильно самоубийству. Да и сам Чвара вряд ли мог теперь противостоять Стервятнику, над которым распростер крылья неуязвимый покровитель – Черный Лебедь. И тени колдунов Лигома следовали за валидийцем повсюду, и мертвецы, поднятые с полей брани, стали его слугами и гончими псами, и неведомая даже чернокнижникам Земмура магия сделала кошмары явью, воплотив их в зловещем летающем корабле.

В отличие от Морта Чвара полностью осознавал, насколько призрачными окажутся его надежды на спасение, если отряд не успеет добраться до Вормарга. Но еще в щенячьем возрасте ритуалы в подземелье Фруат-Гойма избавили Чвару от страха перед смертью. Там он узнал: с оборотнем может случиться кое-что похуже, чем уничтожение бренного тела.

Возобновляя наземную погоню, Стервятник высадил два десятка глонгов с лошадьми, и направил корабль в сторону Вормарга, чтобы отрезать отряду Морта путь на восток.

Ближе к вечеру Люгер увидел на горизонте прекрасную как мираж столицу Круах-Ан-Сиура. Харлес не подвел и на этот раз. Глядя на далекий город с высоты птичьего полета, Слот внезапно понял, почему кто-то из старых поэтов сказал о Вормарге, что его красота отравляет душу…

В нескольких лигах к западу находилась полуразрушенная сторожевая башня – напоминание о последней войне. Здесь Люгер и решил встретить тех, кто так долго ускользал от него.

Меньше всего он хотел подвергать опасности жизнь Сегейлы и потому не собирался использовать оружие корабля. Ему предстояло сойтись в схватке с бароном и, возможно, другими уцелевшими оборотнями. Кроме того, ясно было, что Морт, способный на любую гнусность, не выпустит королеву из своих цепких рук. Ну щенка-то Люгер прикончил бы с удовольствием – тот не стоил и волоса с головы Сегейлы. Стервятник возненавидел своего сына еще сильнее после того, как Ганглети поведала ему о далеко не сыновьем отношении принца к матери…

Люгер провел долгие часы в созерцании звездного прилива, изгоняя из сердца не только ненависть, но и любовь. Никто не смел тревожить его, даже мокши. Испытывать привязанности, иметь чувства, не быть безразличным к смерти – все это означало уязвимость и могло дорого обойтись во время боя с таким противником, как земмурский рыцарь. В отличие от Чвары Люгер не владел в совершенстве магией оборотней. Для него их ритуалы и запретные имена все еще оставались чужеродными, а поиски проклятых мертвецов были целиком подчинены случайности.

Он извлек из ножен меч, возраст которого исчислялся по меньшей мере несколькими сотнями лет. Клинок отражал холодный звездный блеск. В чистоте таилась смертоносность… Подняв голову, Люгер заметил крестообразную тень, пересекавшую небесный свод. Черный Лебедь парил в недосягаемой высоте, а здесь, внизу, все было пронизано его эманациями, и даже черви зарывались поглубже в землю…

Наконец явился Харлес с известием о том, что с запада приближается отряд всадников.

Ночь была безлунная и безветренная, однако Чвара почуял близость врага задолго до того, как увидел его. Путь к Вормаргу оказался отрезан. А позади были мертвецы, которых удалось задержать только ценой жизни двух офицеров Стаи. Если бы у барона осталась хотя бы малейшая возможность спасти щенка, он уговорил бы того повернуть на север или в южную пустыню. Теперь же схватка стала неизбежной.

Игра кончена. Морт должен был умереть. Но не рыцарь Земмура. Чвара испытывал возбуждение, словно голодный зверь, вышедший на охоту. Он продолжал двигаться вперед. Беглец превратился в хищника.

И вот огни Вормарга озарили западный край неба. Уже сделался различимым темный силуэт какой-то башни, стоявшей на вершине холма. А рядом…

Чваре, который повидал на своем веку немало жутких чудес, летающий корабль казался самым отвратительным из всех, ибо воплощал в себе неодолимую силу. Сейчас корабль был неподвижен, он будто врос в землю, пустил корни, насыщаясь прахом десятков поколений сражавшихся и погибших здесь людей; призрачные огни сияли на реях, напоминавших обнаженные кости; гигантские крылья мерцали во мраке, окутанные лиловым туманом…

По склону холма спускались всадники. От них несло дохлятиной, обезображенные лица казались вылепленными из глины, у некоторых уже не было глаз – их выклевали вороны, но возглавлял отряд мертвецов тот, кто, к огромному сожалению барона Чвары, все еще был жив.

Жажда убийства стала почти невыносимой. Чвара поднял лицо к небу, оскалил зубы и протяжно завыл. Глотка оборотня исторгла настоящий звериный вой. Лошади ехавших следом за бароном королевы и принца шарахнулись в сторону, и Тенес с трудом удержалась в седле. Жуткий звук разнесся по округе; его эхо блуждало среди древних стен башни, пока не потонуло в безмолвии. Но во всем мире уже не осталось ничего, способного вызвать в глонгах хотя бы легчайший трепет, а для Стервятника встреча с рыцарем Стаи заключала в себе всего лишь еще один вызов, брошенный неизменно враждебной судьбой.

Оружие корабля было нацелено на врага, однако оно бездействовало. Госпожа Ганглети и дочь Люгера наблюдали за происходящим с верхней палубы. При этом рука Геллы крепко сжимала запястье Венги. Мокши предвидел исход схватки, но был готов и к худшему.

Барон вытащил из ножен меч, который имел не менее кровавую историю, чем меч Гха-Гулов. Чвара поднес клинок ко рту и прикоснулся к нему губами и языком. Это был один из самых упоительных поцелуев в жизни барона. Металл клинка всегда оставался холодным; даже горячая кровь не согревала его, но заставляла мерцать подобно узкому ледяному зеркалу, в котором отразилась вспышка далекой зарницы.

Вкус собственной крови вытравил из сознания Чвары все лишнее; он повторял про себя одно-единственное слово, обладавшее преобразующей силой, – запретное имя, известное только рыцарям его клана и отпиравшее двери земмурского ада…

Позади раздался боевой клич Стаи, затем шум схватки, оказавшейся недолгой. Чвара понял, что сопровождавшие его офицеры мертвы. Так же быстро глонги, которые имели многократный численный перевес, покончили с телохранителями Морта.

Чвара бесстрастно наблюдал за этой бойней, далеко не самой скоротечной. Если верить тому, что он слышал раньше, луч уничтожал все живое почти мгновенно. От людей, лошадей, оружия мало что оставалось; даже стены замков и крепостей не могли служить защитой – под лучом камни плавились, как рыхлый снег.

Значит, Чвара и Морт были все еще живы только потому, что Стервятник хотел спасти свою женщину. Это ставило барона в унизительное для рыцаря положение, тем не менее в схватке с таким противником годились любые средства. Он решил, что в крайнем случае убьет королеву. Впрочем, щенок мог опередить его – Морт уже пересадил Тенес на свою лошадь и держал мать в своих объятиях, что выглядело весьма двусмысленно.

Королева не сопротивлялась. Ее лицо выражало лишь бесконечную усталость, хотя для Чвары не было секретом, что она презирает и его, и собственного сына. Но вскоре она встретилась взглядом со Стервятником…

Только трое осталось от некогда большого отряда Морта. Из них двое мужчин были для Люгера смертельными врагами, а Сегейла олицетворяла утраченный навеки рай. Он уже не испытывал страдания; ничто не нарушало его отрешенности. Бессмертные рыцари вынули из него душу, и она пребывала сейчас где-то очень далеко отсюда. Сохраняя хладнокровие, он смотрел на сорокалетнюю женщину, отмеченную первыми морщинами, и вспоминал то, что сказал ему Слепой Странник тысячу лет назад и за миллион лиг от этого места: «Не подпускай к себе никого из чужих, иначе узнаешь, что такое исчезнувшее время и любовь старухи…»

Если бы Люгер не разучился смеяться, то, наверное, смех мог бы стать для него лекарством, но это был бы очень горький и безрадостный смех. Помимо прочего Слоту открылось, что он сбежал из Леса Ведьм лет на тридцать раньше, чем предсказал Странник, и тем самым нарушил чью-то долго и тщательно выстраивавшуюся игру. Равновесие было нарушено, роли перепутаны, маски не соответствовали возрасту, пророки и оракулы изрекали ложь…

Все это – взгляд, воспоминание, неродившийся смех – заняло не больше секунды, после чего отодвинулось туда же, куда канула прошлая жизнь. Люгер остался один на один с Чварой. Меч барона сделался полупрозрачным; его очертания были зыбкими, как призрак. Люгер понял: запретное имя произнесено и Чвара намеревается переместиться в магическую запредельность. Еще немного, и Стервятник превратится в неподвижную, скованную безвременьем фигуру посреди багровой пустыни – в легкую добычу для оборотня…

В это мгновение он услышал сдавленный крик Тенес, у горла которой сверкнул кинжал Морта. Щенок был не настолько глуп, чтобы убить ее сейчас и остаться без единственной заложницы, однако, угрожая, он давал понять Люгеру, что не остановится ни перед чем.

Тут на помощь Стервятнику пришел союзник, на вмешательство которого он прежде не рассчитывал. Чвара не успел завершить переход. Черная птица обрушилась на него сверху. Удара клювом было достаточно, чтобы барон лишился куска кожи на правой стороне лица – его щека оказалась разодранной от переносицы до скулы, и обнажились желто-коричневые зубы.

Чвара не издал ни звука и не утратил самообладания. С удивительной быстротой он перехватил меч и пронзил лебедя насквозь. Барон сделал это твердой рукой: острие клинка скользнуло на расстоянии пальца от его подбородка. Но лебедь не издох, потому что, конечно, не был обыкновенной живой тварью. И он продолжал терзать клювом руки барона, а от ударов отливающих чернотой крыльев голова Чвары вскоре выглядела так, словно он безнадежно проигрывал кулачный поединок.

Стервятник отлично представлял, чего стоило земмурскому рыцарю удержаться в седле; когда-то он видел, что сделал Лебедь с аббатом Кравиусом. Момент был как нельзя более удобным для атаки.

Из-за дьявольской птицы Чвара мало что видел, но, обладая звериным чутьем, он мог бы сражаться даже в полной темноте. Развернув коня, он избежал первого рубящего удара и сумел наконец отбросить от себя Лебедя. Тот упал на землю, разбрызгивая густую молочно-белую слизь, вытекавшую из ран, но мало похожую на кровь. Оба его крыла были сломаны, тем не менее Лебедь тут же взлетел и стал подниматься в небо без единого взмаха. Удаляясь, он вопреки законам перспективы увеличивался в размерах, пока чудовищный черный силуэт не растворился во мраке ночи…

Вряд ли кто-нибудь из людей сумел оценить мрачную красоту этого зрелища. Лицо Чвары было залито кровью, правый глаз заплыл, и Слот напал на барона именно справа. На этот раз кровь оборотня осталась на мече Гха-Гулов. И хотя удар вышел скользящим, клинок все же задел плечевую кость. Издав только утробное рычание, Чвара перехватил меч левой рукой, которой владел не хуже, чем правой, и нанес ответный удар, заставивший Стервятника отклониться в седле. В бою на мечах противники оказались достойны друг друга. Но была еще магия Земмура…

Барон истекал кровью и быстро терял силы. Стервятник же намеренно затягивал схватку, избегая приготовленных оборотнем ловушек. Слот вел опасную игру и несколько раз был на волосок от гибели, зато фокус со временем не застал его врасплох.

Обоих всадников накрыла магическая сеть, сплетенная при помощи земмурских мечей. Оба очутились в преддверии багровой преисподней, но ни Чваре, ни Стервятнику не удалось заманить врага достаточно далеко, чтобы отдать на растерзание своим проклятым соплеменникам.

Дурное предчувствие охватило Морта, когда он увидел огни корабля сквозь силуэты сражавшихся рыцарей. Для принца бой продолжался всего несколько мгновений. Мысли рождались медленнее, чем двигались два призрачных всадника, и Морту казалось, что его самого затягивает трясина вязкого кошмара…

А для Люгера мир, наоборот, замер в колдовском оцепенении. Кроме него и барона все обратились в статуи – неподвижные фигуры, застывшие лица, парящие облачка дыхания. Вместо привычных звуков он слышал низкий изматывающий гул. Корпус корабля чернел на фоне льющегося с окаменевших небес багрового сияния, и такое же раздражающее свечение исходило от развалин сторожевой башни.

Меч в руке барона описывал сверкающие круги. Сам Чвара будто отражался в потоке воды – такими стремительными и плавными были его движения. Но при этом оборотень обдавал Стервятника брызгами темной крови… Лошадь под Люгером получила несколько новых ран, что, однако, не сделало ее мертвее, чем она была прежде. Зато конь барона уже хрипел, исходя кровавой пеной, и плохо слушался всадника.

Чвара стал двигаться заметно медленнее. Он потерял уже слишком много крови. Исход схватки был предрешен. Люгер вел непрерывную атаку, не давая противнику ни секунды передышки. Развязка наступила очень скоро: клинок, выкованный потомственным оружейником Гха-Гулов, не встретил сопротивления и вонзился барону в горло, едва не перерубив шейные позвонки.

В эти несколько предсмертных мгновений Чвара не издал ни звука, хотя боль была ослепляющей. Он почти захлебнулся кровью; в легких не осталось воздуха… Единственным утешением оказалось то, что напоследок он увидел лицо старика, который был мертв уже более трехсот лет. Старик прошептал какое-то проклятие и поманил его за собой во тьму.

С величайшей благодарностью Чвара последовал за мертвецом в ад для избранников вечности, хотя и трепетал от животного ужаса. Трепет сменился агонией, а потом барон навеки расстался со своей плотью. Он вывалился из седла, но одна его нога застряла в стремени. Нагнувшись, Люгер нанес последний удар и окончательно разорвал цепь Превращений. Израненный конь метнулся в сторону и утащил за собой обезглавленный труп, а Стервятник тотчас вернулся в мир ужасающе скоротечного времени.

Когда силуэт валидийца снова обрел четкие линии, будто вынырнул из тумана опасной грезы, Морт осознал, что оборотень мертв и помощи ждать неоткуда. Положение принца стало безнадежным.

…Королева вскрикнула. Ее лицо исказила гримаса боли. Она больше не пыталась вырваться и обмякла на руках у Морта. Страшная правда не сразу дошла до Стервятника: принц ударил мать кинжалом в спину. Из-за чудовищной нелепости такой смерти Люгеру было трудно поверить в то, что змееныш все-таки выполнил свою угрозу. Но потом Слот увидел слезы в глазах Сегейлы – умирая, она беззвучно произнесла его имя…

Морт сбросил на землю тело матери и, переложив окровавленный кинжал в другую руку, выхватил из ножен меч. Для своего возраста он великолепно владел оружием и отличался исключительным хладнокровием, однако против Стервятника не продержался и минуты.

Люгером овладела сила, поднявшаяся из той бездны, где демоны томятся в ожидании освобождения, а ключом, отпирающим двери их темниц, становится безумие, проклятие или магия. Что-то нечеловеческое появилось в его облике, будто поселившаяся внутри земмурская нечисть стремилась вырваться наружу из слишком тесной клетки тела, и для Морта он стал воплощением неотвратимой потусторонней кары.

Меч Гха-Гулов двигался с неуловимой для глаза быстротой атакующей змеи. Два удара – и Стервятник узнал, как выглядит испорченная кровь его сына. Кровь лилась из распоротого живота и пронзенной груди. Обе раны причиняли мучительную боль, и обе были смертельными. Рубящим ударом Люгер раскроил Морту череп, и неистовая сила тут же оставила его, словно демоны приняли эту ужасную искупительную жертву.

Некоторое время Стервятник не испытывал ничего, кроме усталости и опустошенности. Он выпустил из руки меч, с трудом слез с лошади м опустился на колени. Он даже не почувствовал, насколько холодна и тверда земля. Потом его рвало желчью рядом с истекающей кровью Сегейлой и трупом Морта…

О наступившем дне он сохранил лишь обрывочные воспоминания. Немногое запомнилось ему отчетливо: плавное покачивание (глонги на руках несли его к летающему кораблю), извивающиеся коридоры, сгустившаяся пелена и Гелла Ганглети, которая выступила из этой пелены. Она показала ему два поднятых пальца и, улыбаясь, предупредила:

– Осталось две недели. Ее могут спасти только в Звездном Доме.

Люгер не верил мокши. В этих словах было всего лишь еще одно обещание, чреватое разбитыми надеждами, но разве Стервятник мог не поддаться искушению? Да и чем он рисковал теперь, кроме опостылевшей жизни? Во всяком случае, Харлес правильно истолковал его невыразительный жест.

Глава тридцать четвертая К ЗАТЕРЯННОМУ ОСТРОВУ

Следующие два дня Люгер пребывал в тупой апатии. Он лежал в своей каюте, а Венга сидела на полу рядом с ним. Ее лицо вытянулось от истощения, обескровленные губы потрескались, костлявые руки бессильно покоились на коленях. Он понимал, чего стоила ей борьба за то, чтобы удержаться над пропастью безумия. Тем самым она, скорее всего, спасла и Стервятника, сопровождая и охраняя в долгие часы беспамятства его заблудший отчаявшийся дух. Она делала это не из любви к отцу и даже не ради сохранения собственной жизни; просто таково было ее предназначение. Несколько раз он пытался заговорить с ней, но не услышал ни слова в ответ.

К исходу вторых суток полета Люгер наконец нашел в себе силы продолжать борьбу. Сердце его опустело, дотла выжженное страданием; Стервятник был словно пепел на ветру. Если Сегейла умрет, какое значение будут иметь для него Звездный Дом, Ключ, весь никчемный род человеческий? И так легко было обрести желанный покой – там, за бортом корабля. Содрогания корпуса свидетельствовали о том, что снаружи бушует шторм…

В круглой полутемной каюте Харлеса Люгер застал штурмана и госпожу Ганглети. Похоже, мокши постепенно прибирал к рукам единственного живого слугу Стервятника… Посередине стола на развернутой морской карте стояла уже знакомая ему металлическая коробка, в которой хранился манускрипт Амируса. Судя по всему, Харлес тоже не избежал завораживающего влияния манускрипта, давно превратившегося в фетиш.

– Она жива? – спросил Стервятник и не узнал собственного хриплого голоса.

Ганглети повернула к нему безразличное лицо. Последовала пауза, словно мокши желал убедиться, что Люгер остался в здравом рассудке. Потом Гелла вышла из каюты и поманила его за собой.

Они долго петляли во внутренностях Корабля, пока не оказались в тупике. Люгер мог бы поклясться, что впервые видит это место. Овальное отверстие в стене было затянуто вуалью, которая то втягивалась, то выпучивалась через равные промежутки времени, чем неприятно напомнила Стервятнику гигантские легкие или сердце, все еще бьющееся во вскрытой груди.

Ганглети выставила перед собой руки и пальцами проткнула вуаль, а затем раздвинула ее зыбкие края. Из образовавшейся узкой дыры дохнуло холодом. Гелла с легкостью забралась в эту дыру, и Люгер последовал за нею с гораздо меньшим изяществом. Вуаль сразу же сомкнулась позади него – словно рана заросла, не оставив шрама, – но сквозь нее пробивался вездесущий багровый свет…

Они попали в ледяную пещеру, правда, лед был лилово-розовым, а стены и своды непрерывно и часто подрагивали, отчего отражения Стервятника и Ганглети, казалось, тряслись в диком танце. Кристаллы инея рассыпали пурпурные искры. Адское свечение просачивалось даже снизу, из-под скользкого пола.

Посреди пещеры лежала обнаженная Сегейла. Ее тело было опутано густой сетью, похожей на сплетение красных водорослей или, может быть, волос. Потом Люгер понял, что это, конечно, не волосы, а кровеносный кокон, по которыму текла человеческая кровь, смешанная с «кровью» Корабля… В Сегейле едва тлела жизнь. Ее дыхание было чрезвычайно замедленным, движения груди – почти незаметными для глаза.

– Сколько ей осталось? – Люгер с трудом произнес это, рассматривая лицо той, которую он терял снова, не успев найти. Оно было застывшим, словно гипсовая маска… Старая боль напомнила о себе, царапнув по сердцу заостренным ногтем.

– Мы сохраним ее для Звездного Дома, – улыбаясь, ответила Ганглети, и Люгер едва сдержался, чтобы не ударить эту куклу, находившуюся во власти злокозненного существа.

– Если она умрет, ты никогда не увидишь Дома.

– Аминь, – просто сказал мокши, который мог позволить себе иронию и знал о людях нечто такое, чего они сами не знали о себе. Но даже его древний разум был бессилен перед теми, кому в незапамятные времена принадлежал Ключ.

Лицо и фигура Харлеса заметно раздулись, а на коже появились лиловые пятна. Двигался он с видимым трудом, а речь его становилась все менее разборчивой. Он медленно умирал. Колдовство, отсрочившее смерть этого человека, теряло силу.

Люгер предвидел его скорый конец. Но если мокши мог указать путь к Звездному Дому, то спасение и возвращение людей явно не входило в его намерения. Тут Слот рассчитывал только на себя. И он принялся изучать карты, принадлежавшие Харлесу, на которые прежде обращал мало внимания.

Последнюю посадку Корабль совершил еще вблизи границы Круах-Ан-Сиура для пополнения команды глонгов. Люгер справедливо рассудил, что такой возможности больше не будет. На месте недавней гибели каравана он нашел достаточно мертвецов…

Теперь Корабль находился над южной частью хребта Согрис и продолжал лететь на восток, с каждым взмахом крыльев приближаясь к берегам Океана Забвения. А дальше начнутся безмерные и неизведанные пространства, где пиратские карты станут бесполезными. Но Ганглети в очередной раз удивила Стервятника – оказалось, у нее имелась карта всего Востока, происхождением которой было бессмысленно интересоваться, а достоверность почему-то не вызывала сомнений.

Впервые Слот получил ясное представление о владениях королевства оборотней, о том, каковы очертания восточного побережья моря Уртаб и западных берегов океана, воды которого были доступны разве что для земмурских кораблей. Карта изобиловала прежде неведомыми ему подробностями. Насколько Люгер мог судить, береговая линия южной провинции Земмура претерпела значительные изменения после катастрофического взрыва Небесного Дракона. Но, что важнее всего, на карте были обозначены острова, столь же удаленные от обитаемого мира, как и Неизвестная Земля, предположительно находившаяся на дальнем юго-востоке.

Кроме этой бесценной карты, в распоряжении Люгера оказался и подлинный манускрипт Амируса. Пергаментный свиток тихо потрескивал, когда он осторожно разворачивал его. Неприятный запах напоминал о том, что Стервятнику хотелось бы забыть… Края свитка обгорели, а нетронутая огнем часть манускрипта не всегда хранилась в подходящих условиях. В развернутом виде кусок пергамента был похож на изборожденное морщинами пожелтевшее лицо старухи. Чернила выцвели, и некоторые слова сделались неразличимыми. В любом случае Люгер плохо знал древний язык, поэтому понял написанное лишь в самых общих чертах.

Сей документ действительно мог быть источником, породившим легенду о Звездном Доме, но Слот не уловил главного – почему от Дома исходит постоянная угроза уничтожения. Ключ упоминался по меньшей мере трижды – начертание символа Запертых Дверей почти не изменилось за минувшие века. Манускрипт содержал также сведения о местонахождении Дома, однако Амирус ссылался на ориентиры, известные теперь только мокши.

Ганглети все реже оставляла Стервятника в одиночестве. Она сделалась его тенью. Впрочем, он не возражал. Они не доверяли друг другу, и то, что при других обстоятельствах могло показаться утомительной навязчивостью, объяснялось обоюдными подозрениями.

Но по крайней мере в том, что касалось Звездного Дома, Ганглети была достаточно откровенна. Они подолгу просиживали вместе над картой Востока. Гелла поставила знак Конца Пути возле одного из островов, расположенных в Океане Забвения. Расстояние до намеченной цели было так велико, что Стервятнику оставалось уповать лишь на попутный ветер. Неудивительно, что никто из людей, живших в Западных королевствах, никогда не видел Дома – и вряд ли до него добрались даже оборотни на своих стальных кораблях.

Все это означало, что к концу полета Люгер останется без подавляющей части команды. Он уже не думал о возвращении, тем более что на помощь Венги рассчитывать не приходилось. Если верить мокши, жизнь Сегейлы зависела от того, окажется ли она в Звездном Доме до истечения отведенного срока. Слот слишком хорошо помнил, как легко заблудиться к югу от Скел-Моргоса, насколько сильно искажаются пространство и время в Южной пустыне, а ведь Дом находился хоть и в океане, но гораздо южнее.

В течение следующих пяти суток число глонгов сократилось вчетверо. Те из них, кто еще мог двигаться, сбрасывали трупы за борт. Харлес гнил заживо, превратившись в безобразную гору мяса. На его раздувшемся теле лопалась кожа. Он уже не мог передвигаться и лежал на палубе, ожидая смерти.

После того как Люгер был вынужден избавиться от последнего глонга, стало ясно, что он явно преувеличивал угрозу со стороны Ганглети – она не представляла для него опасности по крайней мере до тех пор, пока Корабль не достигнет острова. Крылатое чудовище подчинялось только ему одному, ибо колдуны Лигома наделили свое создание этим неотъемлемым свойством. Летающий Корабль был оружием настолько личным, что мог существовать лишь в противоестественном слиянии со своим хозяином.

Стервятник управлял кораблем примерно так же, как управлял глонгами или дохлой лошадью; поначалу это требовало от него лишь немного больших усилий и сосредоточенности. Но временами ему казалось, что гигантский придаток обладает собственным сознанием – очень неразвитым и совершенно чуждым человеческому, почти не поддающимся влиянию, непредсказуемым, как намерения рептилии. И все-таки теперь Люгер не променял бы этот дар некромантов ни на что другое. Разве только… на Небесного Дракона.

Дни проходили за днями, солнце совершало свой путь по небу, а под днищем была однообразная поверхность океана. Ни острова, ни парусов на горизонте… Несчетное количество раз повторялось это и повторится снова и снова: тысячи лет катились волны, порождая недолговечную пену; косяки рыб плыли в поисках пищи; морские твари пожирали друг друга. Холодные и теплые течения, штормы и штили, ветры и дожди. Извечный круговорот…

Солнце палило немилосердно, и даже по ночам не наступало облегчение.

В южной части небосвода сияли звезды, которые не восходили на небе Валидии.

Люгеру казалось, что этот полет никогда не закончится. Он изнывал от духоты и безделья. Не в его власти был сократить время ожидания, которое сделалось невыносимым. Рядом с Ганглети он чувствовал себя еще более одиноким, а Венга оставалась так же далека от него, как и прежде. В лучшем случае она отвечала на самые простые вопросы, но при этом бедняжка разговаривала будто слабоумная…

Установилось почти полное безветрие, и полет Корабля существенно замедлился. Воцарилась липкая жара. Даль расплывалась в зыбких струях воздушных потоков. Корабль оставлял за собой след, подобный разреженному грязно-лиловому туману, а над бескрайней пустыней воды то и дело возникали миражи.

И от палящего солнца, и от коварных видений Люгер спасался в прохладном чреве Корабля. Однажды под вечер Ганглети попросила его подняться на палубу, и он увидел дрейфовавшее в океане судно. Его низко сидевший в воде корпус имел необычные очертания с заостренными носом и кормой; парусов не было вообще. На одной трети длины от носа возвышалась надстройка, а над нею – мачта, увешанная какими-то ажурного вида предметами. Металлическая обшивка, судя по коричнево-рыжим оттенкам, изрядно проржавела.

Люгеру уже доводилось видеть такие корабли у затопленных причалов вблизи побережья Земмура. Не было ни единого признака того, что на борту этого судна остались живые люди. Верооятно, команда давно покинула его, или же оно оказалось плавучим склепом для тех, кто умер от голода и жажды.

Слот долго провожал взглядом мертвый корабль оборотней, блуждавший по воле ветров и течений в океанских просторах. А может, это был выкидыш самого пекла – Стервятник нисколько не удивился бы, окажись он сам вскоре перед огнедышащим жерлом преисподней.

Ночью, стоя на палубе, Люгер ощутил некое изменение. Он посмотрел вверх и обнаружил, что в небе над ним нет Черного Лебедя. В зените, где прежде парила крылатая тень, теперь сверкали звезды.

С той минуты управлять Летающим Кораблем становилось все труднее. Стервятника больше не одолевали сновидения, и он не получал никаких знамений. Наступило жутковатое, таившее неведомую угрозу затишье перед новым противостоянием.

Сегейла спала в ледяном гроте внутри наполненного кровью кокона, и сон ее мало отличался от смерти. Стервятнику она казалась прекрасной, как никогда. Закутанная в незримую мантию холода, она сделалась похожей на мраморную статую. Однако в ее теле все еще текла чужая кровь, а долгие сны о почти утраченной жизни кружили вокруг медленным черным вихрем, не нарушая ее летаргии.

Глава тридцать пятая ЗВЕЗДНЫЙ ДОМ

В последние двое суток полет стал тяжелым испытанием не только для людей, но и для Корабля. Даже в тени парусов жара была нестерпимой, а сами паруса оказались бесполезными. Чудовище летело сквозь неподвижный раскаленный воздух, теряя клочья своей сотканной из праха «плоти». Бушприт таял и истончался, будто огромная черная сосулька, и запах гнили распространялся по палубе.

С некоторых пор Люгер ощущал, что Корабль агонизирует, – ощущал гораздо сильнее, чем ему хотелось бы. Чувствовал он себя при этом так плохо, словно сам был неизлечимо болен.

Неподвижная поверхность океана постепенно приобретала все более насыщенный малиновый цвет, а на вторые сутки в полдень небо внезапно потемнело, несмотря на высоко стоявшее светило и полное отсутствие облаков. Жаркие рубиновые сумерки продолжались часов тридцать. С наступлением ночи луна так и не взошла, хотя по небосводу двигался темный диск, окруженный яркой короной, – мрачный двойник солнца.

Убийственная жара никак не подействовала на Ганглети. Мокши превратил человеческое тело в идеальное убежище, и Люгер не замечал, чтобы Гелла потела или испытывала хотя бы малейшие неудобства. Несмотря на явные отклонения в движении светил, она продолжала проводить какие-то измерения, используя примитивный секстан, и прокладывала курс, отмечая его на карте.

Делом Стервятника было выдерживать направление и заставить Корабль лететь дальше. С каждым часом это отнимало все больше сил и напоминало попытки понукать загнанную лошадь. Кроме того, Люгер и сам время от времени нуждался в отдыхе. Когда он спал, Корабль почти останавливался и дважды был близок к падению. Только вмешательство недремлющего мокши спасало его от гибели.

Под конец Слот почти не покидал ледяного грота, где спала Сегейла. Сюда же он приводил и Венгу, которая то ли не могла, то ли не хотела позаботиться о себе. Так ему удалось продержаться еще некоторое время, сохраняя власть над Кораблем.

Но смерть грозила ему не только извне. Распадающееся чудовище медленно убивало и его, ибо они были по-прежнему связаны пуповиной черного колдовства. В какие-то мгновения ему грезилось, что он обменял свое тело на гигантский сгусток праха, и тогда его собственная сущность претерпевала пугающие изменения. Кошмар становился все более навязчивым и убедительным. Это было что-то несравнимое даже с Превращениями.

И вот уже не Корабль, а слепая безымянная тварь, чье происхождение – загадка для нее самой, скользит над океаном. Уродливые конечности раздвигают тьму. Кости, торчащие из хребта, цепляются за обжигающую сеть враждебного пространства, причиняя мучительную боль. Но тварь вынуждена двигаться, приближая смерть. Внутри нее поселился некто неумолимый и злонамеренный, продолжающий эту пытку снова и снова. Тварь не имеет представления о намерениях своего палача, и полет для нее – расставание с полужизнью, бессмысленное и самоубийственное стремление в пропасть окончательного небытия, в глубочайшую могилу, откуда не восстают даже демоны…

Стервятник мог оказаться жертвой коварных игр собственного помраченного разума. Мокши спас его и от этой напасти. Впервые в жизни он принял Ганглети за ангела. Она ворвалась в его видения и своим появлением разогнала морок. Тем не менее, когда он услышал от нее, что на горизонте уже виден остров, ему понадобилось некоторое время, чтобы вспомнить, кто он, где находится и о каком острове идет речь.

Поднявшись на палубу вслед за Геллой, Люгер заметил, что жара спала.

Дул сильный боковой ветер, сносивший Корабль к востоку, и тут Стервятник был бессилен что-либо изменить. Солнце скатывалось за горизонт, и в рубиновых сумерках ясно проступали правильные очертания высокой скалы, посеребренной угасающими лучами.

Причиной внезапного похолодания был мощный вихрь, который подхватил Корабль и понес его по суживающейся спирали вокруг острова. Вскоре ветер достиг невероятной силы. Это был настоящий ураган, которому ничто не могло противостоять. Корпус Корабля пронизывала дрожь – Слот ощущал ее каждой клеткой своего тела. Мачты трещали и раскачивались, небо было исчерчено полосами багровых огней. Внизу ревел океан, обрушивая на остров гигантские волны. Каждый удар ветра казался последним…

Наконец, выдержав очередной яростный натиск стихии, Корабль попал в относительно устойчивый и не столь разрушительный воздушный поток. Теперь Слот мог без помех рассмотреть приближающийся остров, уже не рискуя быть выброшенным за борт.

Прежде всего, ему стало ясно, что скала не является творением природы. Звездный Дом выглядел как странного вида замок с глухими стенами из множества стоявших вплотную металлических колонн и такими же башнями, увенчанными сверкающими куполами. Купола представляли собой многогранники, отдаленно напоминавшие пчелиные соты. Дом был в десятки раз больше любого возведенного людьми сооружения. В небе над ним кружили черные диски, тени которых беспорядочно плясали на стенах и отражались в гранях куполов.

Это было величественное и завораживающее зрелище. Металлическая громада хранила нерушимый покой – над ней были невластны стихии и само время. Колонны поднимались прямо из-под воды, и Люгер не сумел отыскать взглядом даже небольшого участка ровной поверхности, на который можно было бы высадиться.

Приближаясь к Дому по спирали, Корабль несколько раз облетел вокруг острова; ветер играл им, будто мотыльком или сухим листом. Каждый из плававших в небе дисков мог в любой момент протаранить или раздавить его, не оставив и следа от дерзкого пришельца…

И вот ему пришел конец. Истончившаяся обшивка рвалась, как бумага, обнажая ребра шпангоутов. Люгер уже увидел белые гребни волн сквозь дыры в обветшалых крыльях. Так на что надеялся мокши, если им предстояло погибнуть здесь, в двух шагах от цели? Стервятник обернулся к Ганглети, и первой его мыслью было, что она выбрала неподходящее время для балаганных фокусов.

Гелла широко открыла рот, из которого вывалился черный шар величиной с куриное яйцо, опутанный серебристыми нитями. Нити тянулись от ее зубов, языка и десен. Шар завис на уровне пояса и стал медленно вращаться, обрывая нити одну за другой. Его поверхность была испещрена тончайшей вязью каких-то символов, испускавших тусклый зеленый свет. Пальцы Ганглети легко прикоснулись к шару; в тот же момент из ее глотки ударила тонкая струя крови…

Вероятно, это и было началом ритуала, о котором упоминал мокши. Внезапно Люгер почувствовал дурноту и прислонился спиной к мачте. В воздухе неизвестно откуда появились какие-то липкие хлопья, которые ему приходилось отдирать от кожи, превозмогая боль.

Ганглети стояла неподвижно, будто восковая кукла. На ее лице застыл отвратительный безжизненный оскал; с кровоточащих десен бахромой свисали оборванные нити. Похоже, тело мгновенно окоченело после того, как его покинула чуждая жизнь…

Шар поплыл в сторону Звездного Дома, постепенно увеличиваясь в размерах. Символы на нем с каждой секундой сияли все ярче, разбрасывая сотни тончайших лучей. Эта феерия света пробуждала древнюю, уже забытую на Земле силу, усыпленную теми, кто создал Ключ и сам Звездный Дом.

Но внутри шара была заключена и демоническая сущность мокши, впервые за долгие годы ставшего полностью бестелесным. Теперь, соединившись с Ключом, он получил возможность проникнуть в Звездный Дом, исполняя неведомый Стервятнику замысел.

Неуправляемый агонизирующий Корабль начал падать вслед за шаром, а Люгеру оставалось лишь ждать, чем же все закончится. Он прекрасно понимал, что спасти его может только слепой случай…

Тем временем с госпожой Ганглети произошла удивительная метаморфоза. Высокая стройная Гелла превратилась в уродливого карлика, похожего на тех, которых Стервятник видел в Гикунде. В лучах сияющих символов Ключа сморщенное бесполое личико казалось бледно-зеленым; оно беспорядочно подергивалось и гримасничало, словно его обладатель пытался за считанные минуты приспособиться к своему непривычному новому образу.

Женское платье целиком скрывало тщедушную фигуру, и карлик запутался в нем, как только попытался сдвинуться с места. Наконец ему удалось выбраться из-под груды тряпья, и Люгер ошеломленно уставился на это голое создание, от шеи до ног покрытое слизью и высыхающей кровью. Оно выглядело так, словно только что появилось на свет, но при этом вовсе не было беспомощным младенцем. Похоже, карлик пережил настоящее потрясение – тем более сильное, что в отличие от новорожденного, он обладал разумом еще до того, как внезапно оказался вне «материнской» утробы. Неуверенно переступая своими кривыми ножками, он добрался до ближайшего пролома в палубе и провалился в трюм.

Люгер почувствовал горечь разочарования, как всегда, когда разгадка тайны была близка, но в очередной раз ускользала от него. Вот и сейчас свет истины блеснул подобно молнии, однако тот, кто скрывался во тьме, так и остался неузнанной тенью. И тьма неведения наступила снова… Затем внимание Стервятника целиком поглотил Дом, возможно, впервые за несколько тысячелетий открывавший свои врата перед чужеземцами.

Один из куполов медленно раскрывался словно гигантский плотоядный цветок, вовлекающий насекомое в свою смертоносную сердцевину. Шар, который к тому времени уже вырос до размеров Корабля, начал погружаться внутрь башни.

Вcкоре и сам Летающий Корабль оказался в тени раскрывшегося купола. Колодец с металлическими стенами был настолько огромен, что в нем поместилась бы целая эскадра. Глубина его во много раз превышала высоту мачт, а на дне находился лабиринт, в котором затерялся бы многотысячный город.

Уже ничто не могло предотвратить падение Корабля. Он таял, будто ночной призрак при появлении солнца. От крыльев остались только волокна с лохмотьями мертвой плоти… Падая все быстрее и быстрее, Корабль сблизился с шаром, окунулся в лучезарную корону (Люгер зажмурился, чтобы не ослепнуть), а затем его поглотил мистический Ключ.

Пробужденная сила Звездного Дома окончательно уничтожила порождение тьмы. Скелет Корабля не сгорал, но растворялся в холодном пламени; через минуту он развалился на куски, и останки унеслись в сияющие глубины башни, словно стая обреченных птиц, теряющих оперение. Воображение рисовало Стервятнику истерзанные тела Сегейлы и Венги, но он тщетно искал их взглядом…

Он падал, обезумев от ужаса, пронизывая слои света и сгустки тьмы. Это было похоже на почти мгновенную смену дня и ночи, чередование спасительных прозрений и кошмаров. Наконец страшной силы удар потряс его череп, сломанные ребра вонзились в легкие, тело превратилось в мешок с костями, но Люгер уже не чувствовал боли…