Глава 9 Король и Шут — Кукла Колдуна

Ты осталась с ним вдвоём,

Не зная ничего о нём.

Что для всех опасен он,

Наплевать тебе!

И ты попала!

К настоящему колдуну,

Он загубил таких, как ты, не одну!

Словно куклой в час ночной

Теперь он может управлять тобой!

Памяти Михаила Горшенёва (7 августа 1973 — 19 июля 2013)

Открывать глаза страшно. Что там, за сжатыми до черноты веками? Что принесёт новый день? Я чувствую движение, ухабы дороги, рёв двигателя. Я в машине. С кем и куда еду? Ещё несколько мгновений тишины, моего личного пространства молчания, прежде чем мир вновь поглотит меня своими бедами. Сколько способна вынести благодаря стараниям Аннет? Когда вновь сломаюсь и стану пустой? Сложный вопрос. Прошлое кажется ненастоящим, не моим. Воспоминания присутствуют, но нет физических отголосков. Эта боль, которая должна быть душевной, кажется ненастоящей, как из фильма. Словно бы это было и со мной, и нет. Как актриса, сыгравшая свою роль, но не вложившая в неё душу. Отсюда такой диссонанс, я боюсь вновь играть. Жить опять. А что если случится что-нибудь новое? Ещё более страшное? Я боюсь испытать эти эмоции ужаса, ведь знаю, что со мной было, но не знаю их силы. Жалею, что вернулась. И открываю глаза.

— Рональд! — тихо шепчу, скашивая взгляд влево.

Мужчина сидит за рулём, спокойно наблюдая за дорогой. Расслабленное лицо и движения, ни капли усталости или тревоги. Он одет по-дорожному, в военные штаны и чёрную футболку с символикой своего клуба, на руках шофёрские перчатки из тонкой кожи, волосы в беспорядке, на щеках щетина. Я почувствовала себя дома рядом с ним. В безопасности. Он пришёл за мной, спас. Теперь всё будет хорошо… "между прочим, твой дорогой Рональд один из нас…" — промелькнули в голове слова Генри. Кошки когтями пробежали по сердцу, вызвав неприятный холодок вдоль спины.

— Как ты себя чувствуешь? — в голосе искренняя тревога. Он смотрит на меня, внимательно изучая лицо. — Лея, скажи хоть что-нибудь!

Что я могу сказать? Что знаю, что ты не просто владелец клуба "Время"? Что ты кто-то другой? Вот что я должна сказать, после того как узнала о вампирах? Колдунах? О… ламиях? Как вообще могу говорить об этом, ведь я не сумасшедшая! Я живу в реальном мире среди реальных людей! Сверхъестественного не бывает, это сказки, это лишь фантазии! Так почему мне мерещится белый цвет волос? Почему моё обоняние такое острое, что запах бензина вызывает отвращение? Почему так чётко вижу мир? Столько всего случилось, как мне начать об этом говорить?

— Со мной всё хорошо, — хрипло ответила я, отворачиваясь к окну.

Мы ехали среди убранных полей, по трассе, ведущей неизвестно куда. Яркое солнце больно светило в глаза, заставляя жмуриться, но я всё равно упорно подставляла своё лицо его жарким лучам. Когда я в последний раз видела солнце? Когда дышала нормальным воздухом? Когда чувствовала лёгкое касание ветра из приоткрытых окон машины? Вот эти вещи возвращают меня на землю, уверяя в своей реальности. Они мои маяки, мои опоры для строительства связей, выстраивание мыслей в логическую цепочку. И они же привели меня к краю паники.

— Боже, Генри не врал, — невольно вырвалось изо рта.

Выпрямившись, уставилась прямо перед собой, плотно сжимая глаза, напрягая память и пытаясь вспомнить всё, что он тогда сказал. Вампиры, учёные, эпидемия, пандемия, лекарство, избранные, конец цивилизации…

— Так значит Валентайн всё же решился поделиться с тобой правдой, — заинтересованно проговорил Рон. — Рад, что он оказался не таким трусом, как я думал. Жаль, что он так долго медлил.

Прищурившись, перевожу на него взгляд.

— Останови машину, — попросила я.

Рональд послушно подчинился моей просьбе. Это удивило, ведь подсознательно я готовилась к отпору и осознанию нового предательства.

Открыв дверцу, выбралась наружу и сполна насладилась тёплым ветром, запахом земли, птичьей трелью вдалеке. Ржавая до желтизны степь, высохшая под палящим солнцем и никого. На многие мили пустота — только дорога, голубое-голубое небо без единого облачка, и поля. На горизонте кромки деревьев, вдоль дороги указатели скорости и столбики. Тишина страшная, как раньше, до Нью-Йорка, так хорошо и спокойно. Прислонившись к светло-голубому, местами покрытому ржавчиной, старому фольксвагену, блаженно закрыла глаза и откинула голову, наслаждаясь бабьим летом. Каждая косточка грелась, накапливая тепло, отдавая в затылке лёгкой тяжестью. Я проголодалась, но чувствовала себя так хорошо!

— Лея, — умиротворение было разрушено. Пришла пора возвращаться назад.

Рон прислонился к машине рядом со мной и также уставился на поле. Он разделял со мной это спокойствие, что, безусловно, было очень приятно. Коснувшись его руки, осторожно сжала, вспоминая своё безумство в том страшном месте.

— Кто ты? — тихо задала вопрос, поглаживая его руку подушечками пальцев, там, где самое мягкое место — между большим пальцем и указательным. Рону нравилось, когда я так делала. Так я пыталась показать ему, что не отвернусь от него, чтобы он не сказал.

— Колдун, — перехватив руку и разворачивая лицом к себе, ответил он. В светло-зелёных глазах мелькали льняные, как степное море, искры.

Ветер стих, оставив в покое мои волосы. Птицы умолкли, где-то вдалеке раздался гром. Обернувшись, увидела тучи. Они далеки, едва различимы на горизонте, только степь и давала возможность их увидеть. Скоро будет дождь. А может полноценный ливень. Мне было всё равно.

— Почему ты раньше не сказал? — заправляя непослушную прядку за ухо, чуть прищурившись от смущения, спросила. Я знала почему, но в моём вопросе мелькал другой вопрос: почему ты позволил ему?!..

— Потому что боялся за тебя, — непонятная тоска в голосе заставила напрячься, он что-то скрывал.

— Тогда почему… — я не смогла закончить предложение и беспомощно уставилась на Рона, пытаясь передать свои чувства.

— Лея, я пытался… так пытался всё сделать правильно, — обречённо проговорил он, отпуская мои руки и отходя в сторону. — Но что я мог сделать?!

— Ты мог выслать меня из Нью-Йорка, — закончила я. — Но что теперь говорить. Ты и сам знаешь, что со мной сделали, ведь верно? Ответь только на один вопрос. Им удалось? Они осуществили задуманное?

— Да, — приговор был безжалостным, холодным, как лёд и обжигающим, как пламя.

В горле запершило и, отвернувшись, прижалась лбом к горячей дверце машины. Перед глазами забегали мушки, ощутимо повело, но я упрямо сжала губы, вынуждая оставаться в сознании. Только в сказках молодые спасают мир. В реальности они гибнут в самом начале. Вот и меня убили. Теперь я ламия, страшное существо, способное трансформироваться в хладнокровного убийцу с кошачьими замашками. Я убила Аннет, отрубила костями! ей голову, а затем вырвала сердце. И теперь такое чувство, будто бы это я лишилась его, в груди пусто и гулко, как она и говорила — чувствительность отсутствует, проявляясь только в настоящем. Только на том, что происходит сейчас. Воспоминания остаются кадрами фильмов — я не способна была ими оживить себя.

Рон коснулся моего плеча и осторожно развернул, уткнув себе в грудь. Обнимая его талию, сильнее прижимаясь, позволяю слезам катиться по щекам без всякого стеснения. Сегодня можно плакать.

— Лея, мир ещё по-трепыхается, — на ушко прошептал он. — Сделать уже ничего нельзя, но можно в последний раз побывать среди людей, сходить в кино, купить попкорн и прокатиться на русских горках. Хочешь? Ты говорила, что любишь суши, поехали и я отвезу тебя в ресторан! А можно в океанариум или зоопарк, или в театр, музей. Ещё есть время…

— Услышать реквием? — устало и со злой иронией в голосе протянула я. — А не рано ли? Я знаю, кто я! Генри говорил об этом и Аннет с Мар… ним тоже! Я лекарство. Последняя надежда человечества. Если оно живо, почему бы не попытаться всех спасти?

— Как ты себе это представляешь? — Рональд отодвинулся и испытующе посмотрел мне в глазах. Я ощутила его тревогу, от этого сердце забилось сильнее, создавая иллюзию чувствительности, яркости эмоций.

— Можно… — я запнулась и опустила глаза.

— Лея, осталось от силы две-три недели, — мягко заговорил он, сжимая мои плечи и чуть наклоняясь, чтобы быть со мной на одном уровне. — На земле семь миллиардов человек, а ты одна. Ты можешь отправиться в ближайшую больницу или ЦКЗ, рассказать о себе и попытаться что-то изменить, но… либо тебе не поверят, либо поверят и обретут надежду, которая будет разбита вдребезги о простую арифметику, либо ты опять попадёшь к нему.

От последних слов дёрнулась, испуганно посмотрела на Рональда, а затем на пустоту вокруг нас. За всё время, что мы здесь были, мимо нас ни одна машина не проехала. Я не слышала и не чувствовала других людей. Пустота, давящая страхом. Вот единственная подлинная чувственность, доступная мне.

— Он меня ищет? — нервно сглатывая, спрашиваю Рона.

— А ты как думаешь? Но не волнуйся, если мы будем действовать по моему плану — он никогда тебя не найдёт.

— А что за план? — поинтересовалась, осторожно высвобождаясь из его объятий и отходя в сторону, обхватывая плечи руками. Неожиданно поняла, что долгие объятия мне неприятны. Это было противно, знать, что теперь ты навсегда испачкана взрослым миром, испачкана им.

— Мы едем к твоей семье, — просто ответил он.

* * *

На ночлег мы остановились в городе Стонтон, штат Вирджиния. Из Рона мне не удалось больше вытащить ни слова. Молчал, задумчиво прикусывал нижнюю губу и хмуро смотрел сквозь меня. Что-то гложет моего "мучителя", что-то пострашнее того, что уже случилось.

Никак не могу отделаться от мысли, что во всём виновата я сама. Мысленно перебирая своё прошлое, каждый раз убеждаю себя в том, что недосмотрела, недоглядела, недопоняла. Рон пытается мне внушить, что гипноз вампира — средство, против которого нет защиты. Но я же ламия! У меня получилось это сделать!

Холодно и страшно. Боюсь жить, отчаянно боюсь будущего и осознаю, что проиграла. Столько сил вложила в то, чтобы начать двигаться в нужном направлении, столько усилий потребовалось, чтобы понять — жизнь, она одна, и я должна ответственно к ней относиться. Столько всего хотела сделать! А теперь всё разрушено. Понимаю, что даже если разработают лекарство на основе моей крови, слишком поздно всё вернуть назад. Это не в моих силах. Рональд не говорит о масштабах заражения, но мелькнувшее в подсознании слово "пандемия" говорит яснее любых слов. И здесь рождается истинный ужас. Я не знаю, что должна чувствовать, кроме страха перед грядущим.

Сама мысль о том, что большая часть населения земного шара умрёт — нелогична, неправильна, непредставима. Не могу осмыслить это слово. Просто не могу почувствовать масштабы надвигающейся трагедии. Я ламия, но мыслю как человек. А человек не может уложить в своём сознании гибель такого количества народу. Я не вижу, не слышу и молчу о смерти, так мы живём, чтобы не сойти с ума. Но, тем не менее, жаждем видеть трагедию. Мы парализованы жуткой красой смерти, поэтому телевидение, не скупясь, демонстрирует взрывы, теракты, убийства, наводнения, ураганы и прочие ужасы.

Но главное ведь то, что это происходит не здесь, не с нами, а где-то далеко. Тот, кто хоть раз столкнулся с кошмаром войны, не в состоянии больше на это смотреть. А обыватель каждый день щекочет себе нервы. Что с ним станет, когда костлявая постучится к нему в дверь? А что сделаю я?

Что делать дальше? Рон везёт меня в безопасное место, подальше от его ищеек, к моей семье, о которой я ничего не знаю. Но что меня ждёт? Кто я такая? Ламия? А что это значит, кроме того, что уже говорила Аннет? Кто я?

Мир безвозвратно меняется, скоро самые страшные кошмары выползут наружу, чтобы уничтожить, стереть его и выстроить заново. Я не хочу жить в этом новом мире, хоть и чувствую себя его частью, ведь моя кровь является его фундаментом. Но у меня просто нет выбора, как и у выживших.

Мы едем по пустынной дороге в Луизиану, Новый Орлеан и мне кажется, что чёрные, как бездна, тучи, сковывают небо цепями из молний прямо надо мной. Грядёт буря.

* * *

— Интересно, а кофе всё ещё будет? — размешивая в чашке чёрный и горький напиток, задумчиво протянула я.

Мы находились в уютном кафе в центре города. На ночь остановились в небольшом мотеле и заскочили сюда поесть перед сном. Рон заказал номер с двумя кроватями. Не знаю, что он прочитал в моих глазах, но понял всё правильно. Мне страшно оставаться с ним наедине в замкнутом пространстве, но ещё страшнее без него. Мой маяк, спасительный круг, большой и тёплый. Я смотрю ему в глаза и вижу в них себя. Маленькую девочку с огромными белыми глазами. Он улыбается кончиками губ и внутри всё оживает и натягивается как струна, по которой бежит мелодия одной тонкой ноты. Касаясь его руки, вижу, как мурашки проступают на коже, чувствую волну по телу и передёргиваю плечами. Так реагирую на него каждый раз, значит — не мертва. Значит, Маркус не убил меня. Я живая. Могу любить и чувствовать любовь. Это единственное, что греет сейчас. Мой Рональд.

— Лея, — Рон посмотрел по сторонам и укоризненно улыбнулся. — Пожалуйста, давай не будем об этом…

— А что? — возмутилась я, пожимая плечами. — Здесь никого нет!

И это была правда. Кроме задумчивой молодой официантки в белоснежном переднике, маленький зал был пуст. На заднем плане играла незатейливая мелодия, по плазменному подвешенному телевизору крутились новости без звука. Люди в масках, люди в форме, крики, репортажи из переполненных больниц, с улиц, со стадиона в городе, где человек умер прямо во время матча. Всё больше паники, всё сложнее дикторам притворно улыбаться и говорить, что всё хорошо. Я на месяц выпала из жизни, но новостные радиоканалы всё чётко обрисовали с комментариями Рона.

Я смотрела на девушку-официантку, у неё каштановые волосы, тёмно-карие глаза, крупный рот и широкие скулы. Она не красива, не привлекательна, худая, как щепка и с усталыми впавшими глазами. Безразличная ко всему, за полчаса, что мы здесь сидели, она бесконечно натирала столы, поминутно посматривая на дверь, когда из-за сквозняка на ней звенел колокольчик. Кого она ждёт? Жив ли он? А она сама?

За окном накрапывает мелкий моросящий дождик. Первый в череде осенних, бабье лето кончается быстро, и глазом моргнуть не успеешь, как всё закончится.

Новая мысль пронзила подобно стреле. Зима! Что будет с выжившими жителями двадцать первого века? Как они без отопления, без горячей воды, без продовольствия проживут зиму? Сколько погибнет от пандемии, а сколько от холода? Антисанитарии? Если счёт идёт на миллиарды, сколько гниющих тел!

От этой мысли стало дурно и я отодвинула от себя чашку, скрестив руки на груди.

— Лея, ты должна понять, что ничего не происходит просто так, — осторожно заговорил он.

— Всё в полном порядке, — отмахнулась я. — Я же уже говорила, Аннет что-то сделала со мной. Эмоции будут возвращаться постепенно.

— Мне тяжело видеть тебя такой, — я слышала в его голосе вину, но не понимала, в чём он виноват. Он спас меня, вытащил из клетки, забрал и везёт к моей неизвестной семье!

А как же… моя другая семья?

— Что будет с Милли, Риччи, Бертом, Бетани? Что будет с Генри? А с рабочими клуба? Что со всеми ними будет? — осторожно, на одном дыхании, спросила я, уставившись на Рона, пытаясь поймать в его глазах надежду. — Я их ещё увижу?

— Нет, — твёрдо ответил он. — И ты не будешь искать с ними встречи, не будешь звонить или писать. Они — твоё уязвимое место, пока не знаешь, что с ними, ты в безопасности. Под защитой. Но если ты попытаешься с ними связаться, Маркус сможет угрожать тебе.

— Они пленники? — испуганно выпалила я.

Официантка даже бровью не повела, с безразличной миной на лице скрылась в подсобном помещении.

— Тише, — попросил Рон, наклоняясь ко мне. — Нет, но под присмотром. Если что-то пойдёт не так… они станут заложниками. Ты меня поняла?

— А как же… как же вирус? — едва слышно пробормотала я. — Они могут умереть?!

Рон ничего не ответил, опустив взгляд на чашку. И это стало красноречивей любых слов.

— Я должна вернуться, — спокойно проговорила я. — Должна. Я лекарство, помогу им.

— Лея, ты в своём уме? — гневно заговорил Рон, почти с испугом смотря мне в глаза. — Лея! Ты не понимаешь, о чём говоришь!

— Они моя семья!

— Нет! — воскликнул он, ударяя кулаком по столу, из-за чего я откинулась на спинку стула, в недоумении уставившись на него. — Слышишь меня, нет! Не после всего, что я сделал, чтобы вызволить тебя! Лея, я пошёл на срыв планов, чтобы спасти тебя! Ты хоть представляешь, о чём просишь?

— Они моя семья! — исступленно повторила я, заводясь. — Это ты меня не понимаешь! Как я могу их бросить после всего, что случилось? Как? Берт и Бетани планировали пожениться, ты думаешь, они заслуживают вместо свадьбы совместные похороны? Что за бред ты несёшь? — прикладывая пальцы к глазам, пытаясь унять сверкающую мушку перед собой, проговорила я. В висках запульсировало, мне потребовалось несколько раз глубоко вздохнуть, прежде чем всё вернулось в норму.

— Ты больна, — проговорил он, наблюдая за мной. — Я не отпущу тебя в таком состоянии.

— Можно подумать ты думал об этом, — с сарказмом протянула я.

— Лея, ты просто не понимаешь масштабов происходящего. Это естественно, ведь ты была человеком.

— Прекрати это повторять! — разозлилась вполне искренне. — Рон, просто скажи мне, что ты носишь в себе. Что так гложет тебя, что ты не можешь со мной говорить. Куда мы едем? Кто ты такой? Я не верю, что ты простой колдун, если вообще бывают простые колдуны. Мне страшно, а ты пугаешь меня ещё больше!

— Лея…

Дождь забарабанил по стеклу, усиливая свой напор. Лентами дождя стекая вниз, вспышками в небе и далёким громом. Первый дождь после пробуждения, самый яркий и насыщенный, тяжёлый, как я и предчувствовала.

— Просто скажи мне правду, — наклонившись над столом и беря его руки в свои, тихо попросила, без смущения смотря глаза в глаза.

И он сдался.

— Твоё настоящее имя — Майя Крон, — заговорил он, перехватывая мои руки. — Ты родилась шестого июня 1992 году. Твои родители: Малькольм и Магдалена Крон. Они погибли в 1996, автомобильная авария, тогда тебе было около четырёх лет. Твой отец был из измельчавшего клана оборотней-драконов, а среди предков твоей матери встречались и русалки, и спящие куклы, и… ведьмы, жрицы, поклоняющиеся богу Кроносу. Ты попала к своей двоюродной бабке, не имеющей ни малейшего понятия о том, кто ты такая. Спустя четыре года, началась вампирская программа по поиску ламий. И ты, как и миллионы детей во всём мире, сдавала кровь на анализ. Врач что-то заподозрил, ему не повезло, он попался на глаза охотникам, хотел передать им полученные данные, из-за чего впоследствии погиб от рук вампиров. Тогда в дело вступил я.

— Что? — нахмурилась, озадаченно смотря на Рона. — О чём ты говоришь?

— Моё настоящее имя — Кронос, я последний колдун из рода жриц бога Кроноса. Наш дар — уникальная способность видеть будущее. Во всех его проявлениях и вариациях. Также мы можем на него влиять. Чем меньше жриц, тем сильнее дар. Я последний, во мне накопилась вся сила предыдущих поколений, — тихо, но быстро заговорил Рон, не давая мне возможности отдышаться и осознать его слова. — Эта история началась давным-давно, во времена Римской империи, когда вампиры, как и сейчас, подошли к краю. Приближалась кровопролитная война, обрекающая молодую цивилизацию на деградацию и разруху.

Мои предки, жрицы, пытались образумить вампиров, но их словам не вняли. Тогда самая сильная жрица того периода, Корнелия, обладающая даром влиять на события посредством слова, создала три чёрных предсказания, на основе того, что увидела в будущем, сделав его безоговорочным, неизменным. Точного текста предсказания не существует в природе, но есть название: Чёрная смерть и отрывки: "Чума трижды прокатится по планете и последний раз либо изменит мир, либо его уничтожит". Корнелия сделала это из-за смерти своей дочери, Друзиллы, девушки, которая была послом, пытающимся вразумить вампиров. Её голову прислали матери на золотом блюде.

И всё сбылось.

Чума дважды похоронным маршем прошлась по планете, уничтожая всех и вся. После второго раза жриц объявили вне закона Теневого мира. Каждый стремился их уничтожить. И это получалось, из-за чего женщинам пришлось уйти в тень. Слиться с другими кланами, теряя свою суть. Кроме моей семьи. Среди семей жриц никогда не рождались мужчины, обладающие даром. Мальчиков вычёркивали из семьи и отдавали простым людям. Я первый и последний, кто получил такую силу. Поэтому мать назвала меня в честь нашего бога Кроноса. Так было в последнем предсказании. Мы поняли это только тогда, когда я родился: "…последний бой одолеет лишь белая смерть в объятиях Кроноса. Умрёт она — умрёт и бог. А потом и весь мир". Это про нас, Лея. Когда мать поняла, кто я, то сразу же отдала в семью, где часто рождались дети с даром предсказания. Обычные предсказатели не могли смотреть так глубоко и так далеко, не говоря уж о судьбах мира. Они не могли управлять своим даром, в отличие от жриц Кроноса. Но мне там было безопаснее всего. Я родом из Российского королевства, моя мать и сёстры были убиты оборотнями вместе с приёмной семьёй. Я выжил благодаря Константину, вампиру, с которого началась пандемия. Он обладал даром находить детей со спящими способностями. Их он продавал другим вампирам, превращая малышей в спящих кукол. Одной из главных составляющих вируса является девушка по имени София. Её превратили в вампира, и именно её изображение чуть не привело тебя к смерти.

Рон ненадолго замолчал, обдумывая, что говорить дальше. Отпив немного кофе, побарабанив пальцами по столу и задумчиво обведя взглядом кафе, он продолжил растаптывать мою жизнь.

— Лея, постарайся понять меня: то, что я делал, было единственным шансом на спасение, поверь мне! — вновь заговорил он. — Я обладаю сильным даром, могу видеть самые разные варианты событий, но только если не участвую в них. Моё присутствие мешает карты, поэтому мне приходилось самоустраняться в важных вехах этой истории. То, что проклятие сбудется, нет никаких сомнений. Тем или иным способом, последняя Чёрная смерть явится в мир. В мои задачи входило сделать её как можно менее болезненной. Для этого пришлось ломать судьбы людей. Константин должен был найти Софию, я же должен был подготовить девушку к встрече с ним. Поэтому чуть скорректировал её жизнь, в нужный момент встретил её и направил в нужном направлении. Когда анализ твоей крови попал к Маркусу, я увёз на тебя на другой край страны, а когда ты в нужный момент сбежала, с помощью одной ведьмы лишил тебя памяти и сделал всё возможное, чтобы ты исчезла с радара вампиров. Потому что если бы ты росла среди них, слова пророчицы потеряли бы смысл. Маркус умеет убеждать, ты стала бы его верной помощницей и не стремилась бы спасти мир. Поэтому я подарил тебе относительно нормальное детство. И привёл в Нью-Йорк, когда пришло время взрослеть. Дальше тянуть было нельзя. Маркус подготавливал вирус без участия твоей крови. Если бы он его применил, мир вымер бы. Там содержалась маленькая ошибка, лишившая смысла весь его проект. Поэтому я привёл тебя сюда. И совсем не ожидал, что ты… будешь такой.

Он посмотрел на меня, с болью, грустью и тихим отчаянием.

— И всё полетело в тартарары. Я привёл тебя в свою жизнь и потерял возможность видеть твоё будущее, ведь ты стала частью моего. Я не хотел, чтобы Маркус нашёл тебя рядом со мной, но это случилось. И в результате всё пошло не так. Я проморгал момент, когда охотники напали и допросили помощника Маркуса, проморгал Натали, девушку из его команды, предательницу, пытавшуюся убить тебя с помощью тех картин. И упустил тебя в твой день рождения, когда ты лишилась моего подарка. Мне пришлось связаться с охотниками, пришлось приложить усилия, чтобы они поверили мне и привели к тебе. Для этого я подставил Софию, открыв им её местонахождение. Ей придётся пережить ещё одно предательство из-за меня. Но я нашёл тебя, похитил и у охотников и у вампиров. Теперь везу тебя к твоей настоящей семье. К жрицам Кроноса. Твоя мать не обладала даром, но женщин наш клан никогда не забывает. В Новом Орлеане сохранилась последняя община нашего клана, они не обладают даром, но имеют другие способности, в том числе та, благодаря которой нас столетиями не могли найти. Они спрячут тебя, пока ты не будешь готова идти к своей судьбе, Лея.

Он мягко улыбнулся и провёл пальцем по моей руке, а я в ответ высвободилась и откинулась на спинку стула, боясь пошевелиться от шока. Всё, что он говорил — убивало меня. Я верила, что всё случайно, что всё произошло только из-за моей глупости и невнимательности. А теперь я просто не знала, что и думать.

— Майя Крон. Твоё настоящее имя — мой маяк, ты моё спасение, ориентир, дарующий будущее нашему миру, — заговорил он с непонятной волнительностью в голосе.

— Иди к чёрту! — холодно процедила, поднимаясь на ноги. — Всё это время я считала тебя своим спасителем, защитником, который всегда понимает, что я хочу на самом деле. Я верила тебе, подарила своё сердце, была готова на всё ради тебя, потому что знала — ты никогда не обманешь меня, не предашь! А всё это время… — голос сорвался, злые слёзы ударили по щекам горячими волнами, сжигая изнутри и срывая связки. — Ты отдал меня ему! Ты хоть знаешь, что он со мной сделал? — закричала я, с силой проводя руками по вискам и отдёргивая пальцы, со злостью смотрю на Рона. — Он изнасиловал меня и ты знал об этом! Ты знал, что он сделает и всё равно отдал ему! — боль отозвалась в сердце, по рукам волнами пробежали судороги, я почувствовала как ламия вновь просыпается во мне.

— Лея, — лицо Рона застыло, побелело, глаза, светло-зелёные почти выцвели, а губы лишились окраса. Взрыв, мир словно наплывал на меня, резко, как морские волны возле берега, утаскивающие обратно в океан.

— Ты больше никогда меня не увидишь, — чужим и пустым, не своим голосом, проговорила я. — Только посмей меня искать и я убью тебя!

Развернувшись на сто восемьдесят градусов, покинула кафе, чувствуя, как за спиной смыкаются стены, чёрный шторм, уничтожал, рвал душу на части. Грозовые молнии, погасший свет и пропавшая официантка. Вот и всё.

* * *

На мне белые балетки с бантиками, белое платье, лента, повязанная на руке. Рон переодел меня, пока я спала. Сейчас проклинаю его за выбор одежды. Проливной холодный дождь остужал почище доброй ссоры. Злость сочилась сквозь пальцы, смываемая потоками воды. Полуслепая от капель, со слезами, ещё сильнее затуманившими обзор, я брела по дороге, постоянно спотыкаясь. Город как будто вымер. Плохое освещение, стройный ряд фонарей, половина из которых не работает, редкие светящиеся вывески, вспышки молний, освещающие тени бегущих по улице одиночек. Не слышен смех, редкие всполохи проезжающих мимо машин. Одна из них притормозила возле тротуара и медленно покатилась рядом со мной, открылось окно и из него высунулся человек.

— Эй, ты что не видишь какой ливень? Девушка вам нужно срочно в тепло и переодеться!

Волосы налипали на лицо, скрывая от мужчины мой преображённый лик. Ламия уходила неохотно, с трудом отрывая свои лапки от моего тела. Я чувствовала её вызов, стремление соединиться со мной и всегда быть такой, какая есть. Это было чувственное наслаждение, пугающее и притягивающее одновременно.

— Девушка? С вами всё в порядке? — в голосе незнакомца послышалась тревога.

От злости перед глазами всё потемнело и я резко развернулась. От движения волосы слетели с лица, обнажив яркие светящиеся серебром глаза, потёки блестящих слёз на щеках и остроту моих скул, ещё не успевших вернуть человеческую мягкость.

— Проваливай! — зашипела на него, делая шаг к краю тротуара.

Мужчина моментально исчез и резко вдарил по газам, окутав меня вонючей дымкой из выхлопных труб.

Я закричала от злости ему вслед и рухнула на колени, касаясь ладони мокрого асфальта. Силы покидали стремительно вместе с адреналином и второй сутью. Человек не должен сталкиваться с тем, с чем столкнулась я сама. Он не должен проходить через такое, так нельзя.

Карточный домик рушится, фотографии прошлого разбиваются вдребезги, оставляя после себя пустоту.

Мой маяк оказался западнёй. Предательство слишком больно било по нервам, чтобы я могла с этим справиться. Я осталась одна в незнакомом городе, беспомощная, как щенок. Словно мне вновь четырнадцать и я только что сошла с автобуса на другом конце страны.

Но теперь всё иначе. Теперь меня ищет Маркус, теперь я ламия, и скоро настанет конец цивилизации. Настанет анархия, а я в это время буду одна!

Мимо меня, оглушая окрестности пронзительным воем, промчалась машина скорой помощи. Мигалки на мгновение ослепили, заставив прищуриться. Автомобиль свернул за угол и звук стих. Больница. Я должна туда попасть.


Distorted Memory — Awake Sleeping Giants


Я стояла посреди коридора никем незамеченная, как есть. В грязном платье со слипшимися от дождя волосами, лентой, сжимающей запястье, с грязью под ногтями и зарёванным лицом. Всё это было неважным перед тем, что я видела.

Это была смерть.

Белые лица, выцветшие ослепшие люди, харкающие кровью, сходящие с ума от беспомощности с выкипевшими мозгами и гниющими телами. Они чем-то напоминали мне меня. То, какой я была беспомощной, когда начался процесс превращения в ламию. Мне хотелось поддержать их, но они уже были мертвы, их тела ещё цеплялись за жизнь, у человека весьма сильный организм, но разум уже сдался и они ушли.

Мимо меня пробегали ещё здоровые медсёстры, сиделки, врачи. От некоторых исходил противный приторный запах и я понимала, что эти люди обречены. Я знала об их отчаянии — никто не понимал, что происходит, не понимал, что это за болезнь и как с ней бороться. Стандартные методы изоляции заражённых не срабатывали, зараза просачивалась сквозь стены и заражала здоровых. Маски на лицах также не справлялись со своей задачей. Врачи пытались грудью залатать дыру размером в сотню метров на тонущем лайнере, не понимая, что тонут вместе с ним, погибая от удушья.

Я была единственной, кто мог их всех спасти, но не знала как.

В этой оглушительной какофонии звуков, трудно сосредоточиться, я слышала стоны умирающих, крики врачей, звон разбиваемых бутылок, крики родственников, плач детей. Это было слишком, прикрыла руками уши и побежала насквозь, огибая стоящие в коридоре каталки с заражёнными, устремляясь дальше, пытаясь отыскать островок спокойствия. Так я оказалась на четвёртом этаже в детском отделении.

Дождавшись, когда постоянно сморкающаяся сиделка отвернётся, пробежала через зал, минуя регистрационную стойку, влетая в ближайшую дверь.

Прикрыв её, прислонилась лбом к деревянному покрытию и тихо выдохнула. Развернувшись, прижалась спиной и открыла глаза.

Я оказалась в уютной маленькой палате с розовыми обоями на стенах и детскими рисунками, кнопками прибитые к ним. И маленькой спящей девочкой, лежащей в центре на койке. От её руки отходил к капельнице катетер, переливая в неё прозрачную жидкость. Другая рука предназначалась для измерения пульса и давления, а в нос вставлена кислородная канюля.

Подойдя к окну, я услышала мерное биение дождя. В сравнении с суетой первого этажа, здесь было очень тихо и спокойно. Присев на стул, перевела взгляд на девочку. Как же крепко и безмятежно она спит. Она умирает, это я определила совершенно точно. Стоит только отметить её бледность и ощутить всё тот же приторный запах, как сразу становится понятно — она на грани. Эту ночь девочка не переживёт.

От понимания, сколько вот таких белокурых ангелочков с пухлыми щёчками и кудряшками, тонкими тельцами и мягкими ручками умрёт этой ночью, горе захватывало с новой силой, оставляя медный привкус на губах. Маркус каждый день забирал у меня кровь, чтобы дать её таким, как Валентайны. Этой девочке никто не поможет, кроме меня.

Вытащив из капельницы иголку, с лёгкостью вставила её себе в руку, благодаря за близкое расположение вен к поверхности кожи. Это было просто.

Кровь победным ручейком заскользила к девочке, я пережала трубку почти у финиша, с сомнением глядя на неё.

— Прости меня, — тихо прошептала, склонившись над ней. — Боже, надеюсь, это поможет!

И отпустила пальцы.

Не знаю, сколько просидела в той комнате. Пять минут, десять, полчаса. Время бежало незаметно, позволяя окунуться в тишину и размеренное биение сердца малышки.

Что-то менялось неуловимо быстро, я никак не могла это понять. Но запах уходил, эта приторная, как сандаловое масло, вонь выветривалась из комнаты, уходя через открытое на зимнее проветривание окно. Она будет жить.

— Эй! — дверь открылась и на пороге появилась медсестра с подносом. Увидев меня и то, что я делаю, она от испуга замерла на месте, выронив его из рук. От раздавшегося звона она очнулась. — Боже, да что же это! — запричитала она, во все глаза глядя на меня.

Подорвавшись с места, на ходу вытаскивая катетер из руки, бросилась к окну, подпрыгнула и вылетела из него подобно снаряду, чтобы камнем полететь вниз.

От удара потеряла дыхание и невыносимо больно приложилась головой об асфальт. Надо мной чёрное небо и всё те же потоки воды, размывающие мою вновь светящуюся кровь. Я чувствую боль, далёкую, как барабаны, разносящуюся густым эхом в ушах. Мне сложно пошевелиться, поэтому приходиться стонать, срываясь на писк, заставляя себя подняться. Я вижу в окне сиделку, она что-то кричит, рядом с ней появляется ещё одна голова. Понимаю, что скоро у меня будет компания и заставляю себя встать.

Удаётся перевернуться на живот. Моих усилий хватило, чтобы согнуть ногу и чуть приподняться над землёй, поражаясь обилию крови в волосах.

Силы возвращаются, чувствую, как раны затягиваются, порезы пропадают. Мне легче дышать, а ещё я зверски голодна. Поднявшись, понимаю, что сзади сюда бегут люди. Не поворачиваясь устремляюсь вперёд, морщась каждый раз, как наступаю на землю.

Я бегу, скрываясь в дожде, как в плаще-невидимке, растворяясь в безлунной ночи.

Прислонившись к стене в жалком грязном переулке, беззвучно сползаю вниз, рот открывается в немом крике, так сильно, так больно, так реально.

Кто я? Монстр или спаситель? Что он со мной сделал? Что они со мной сделали? За что мне всё это?

Я бью по земле, брызги в стороны, крик прорывается из груди, порождая новую волну чувствительности.

И в отдалении, на грани слуха, раздаётся чужой полный отчаяния женский крик.

И ламия берёт вверх.

* * *

— Давай, кричи громче! — смеялся совсем молодой парень, пиная ногой девушку.

Их было четверо, молодые, прекрасные, с удивительной внешностью, похожие друг на друга в своей грациозности, яркости глаз и уверенности в каждом движении. Трое парней и одна девушка, шакалами вьющиеся вокруг молодой жертвы в грязном переднике с пустыми от ужаса глазами и кровавыми потёками из рваных ран на руках и шее.

Она пытается кричать как можно сильнее и громче, молясь всем богам о заступнике, не понимая, что уже мертва. Слишком много крови, и вместо крика раздаётся комариный писк, срываемый резким кашлем от боли в животе. Охотнику в чёрной кожаной куртке надоела её мольба, он жаждал криков.

— Ты что не умеешь бить? — раздражённо пробурчала девушка. Поведя плечами, подошла ближе и с силой подняла жертву на ноги.

— Смотри как надо! — с этими словами, она сломала официантке руку. Над улицей пронёсся крик агонии умирающей птицы.

— Ох, это музыка для моих ушей, — тихо прошептал парень с пирсингом на губе, соединяющимся с кольцом в носу. Мечтательно поводя рукой в воздухе, он подлетел к девушкам и клыками впился жертве в сломанную руку, порождая ещё один крик.

Вампиры, захваченные увлекательной охотой, даже не заметили, как на сцену вышел новый, более страшный хищник. Ламия.

Зато заметила жертва.

— Помогите! — закричала она с мольбой во взоре, протягивая руку и подаваясь вперёд.

Стоявший рядом с ней парень, ногой придавил её к земле.

— Эй, ты кто такая? — агрессивно спросила зеленоволосая, с вызовом рассматривая существо вышедшее из дождя на пустынную улицу.

Конец света дошёл до той степени, когда открытая ночная охота уже не вызовет подозрений. Ночь вновь открывает свои двери перед хищниками, как это уже было раньше.

Ламия не ответила, лишь ближе подошла к участникам охоты. Бледная, с бесцветными волосами, горящими серебром глазами, бескровными губами, бесцельным, но пристальным взглядом, в изорванном платье со следами крови, похожей на ртуть, она походила на банши, но вампиры даже не догадывались, кто повстречался им на пути.

— Ты что немая? — раздражённо воскликнул второй парень, стоявший к девушке ближе всех. Из присутствующих, он был старшим. Ему шёл тридцать восьмой год второй жизни и он считал себя удачливым парнем. Похоже удача отвернулась от него.

— Помогите, — шептала официантка, та самая, что несколько часов назад обслуживала Лею и Рона в кафе. Что повело её в ночь? Что привело её в ловушку?

— Заткнись! — нервно закричал парень с пирсингом и с силой надавал на шею официантки. Смерть была мгновенной. И события тоже.

Ламия закричала от гнева и набросилась на ближайшего вампира, падая, приземляясь ему на грудь. Она зарычала, пытаясь добраться до его шеи, но в это же мгновение её оттаскивает другой парень.

— Мразь! — закричал лежавший, мгновенно вскакивая на ноги.

Вампиры окружили ламию, зверски улыбаясь, демонстрируя клыки и когти. Та улыбнулась, из-за чего по коже зелёноволосой пробежали мурашки. Из руки монстра, рвя кожу, вылезали кости.

Пирсингованный грязно выругался, а парень в куртке сделал шаг назад. Самый молодой, обращённый меньше года назад, он ещё не успел перестроиться и теперь, видя перед собой неизвестное существо, панически боялся что-нибудь сделать.

— Поиграем? — у ламии тоже были клыки — острый ряд белоснежных, длинных, как у акулы.

Старший не успел ничего сделать, как вновь оказался в руках ламии. Она лёгким движением руки отрубила ему голову, чтобы моментально оказаться рядом с пирсингованным, зеленоволосая подлетела сзади и вонзила когти в спину ламии, пытаясь добраться до сердца. Когда ей это не удалось, она оттянула её голову назад, чтобы последний мальчишка-вампир мог вцепиться ей в шею. Ламия не обращала на их попытки внимание, она разрывала когтями грудь отчаянно кричащего пирсингованного, добираясь до сердца. Тем временем, парень пьющий её кровь отшатнулся, закашлялся серебристой кровью, его вырвало.

— Калеб? — испуганно воскликнула зеленоволосая.

Парень не откликнулся, рванул с места, спотыкаясь и падая, отхаркивая кровь, он бежал, бежал в больницу, забыв всё, чему его успели научить. Бежал от этого страшного мира, для которого был просто не готов.

Ламия исчезла из рук девушки, перед ней на землю упал её друг, мёртвый, с распоротой грудной клеткой. Зеленоволосая осталась одна, среди мертвецов.

Вампир впервые почувствовала страх в своей новой жизни. Десять лет она бродила по земле в качестве легенды, мифа, сказки, наслаждаясь своей ролью. Теперь она хотела вновь стать человеком и не знать, не видеть истинный мир.

Касаясь своих искусственных волос, она испуганно озиралась, вздрагивая от любого шороха, краем глаза замечая призрачную тень, мелькающую то здесь, то там.

— Выходи, дрянь! — закричала она, размазывая по лицу кровавые слёзы вместе с дождём.

Что-то толкнуло её, от силы удара она рухнула, угодив лицом в лужу крови. Медный привкус напомнил ей о силе, пробуждая настоящего хищника в её крови. Испуганное существо покорно уступило своё тело паразиту. В игру вступал новый персонаж.

Победный крик ознаменовал быструю трансформацию. Глаза запылали ярко-красными угольками ненависти. Хищник быстрее, сильнее, опытнее, в нём память поколений вампиров от самых древних и диких до её создателя, лежавшего в двух шагах от неё.

Молниеносно вскочив на ноги, хищница принюхалась, ловя отголоски запаха серебристой крови. Она успела перехватить ламию и отбросить её в сторону с силой, дробящей камень на мелкие кусочки. Ламия сползла по стене, быстро перегруппировалась и, зашипев от гнева, бросилась на врага. Вампир ловко перехватил её в воздухе, перекинул через себя и навалилась на неё сверху, прижимая к земле острыми когтями, вспарывающими нежную кожу.

— Думаешь, что победила? — рассмеялась ламия, не обращая внимания на попытки вампира добраться до артерии.

Она с лёгкостью взяла контроль над ситуацией, перебрасывая через себя вампира, отпуская из рук и давая возможность встать. Чтобы в следующую секунду, вонзить кисть руки в спину, вытаскивая главного паразита.

Белёсый червяк с вспышками разрядов по всему телу, он имел длинные, тонкие как нити щупальца с одного края, которые чем-то напоминали усики. Вдоль всего тела располагались кругообразные присоски, постоянно сжимающиеся и разжимающиеся. Длина сорок сантиметров, ширина около двух. Само тело было покрыто кровавой слизью, гладкое и скользкое на ощупь, вызывало отвращение из-за своих рельефных одинаковых выпуклостей, из-за которых напоминало резиновый фалоимитатор, только живой, извивающийся. Вот такое существо обитало в телах вампиров вместе с колонией себе подобных, только в гораздо меньшем размере.

От омерзения ламия попыталась сжать это существо, раздавить, уничтожить, но…

Над головой прогремела гроза, молния ударила неподалёку, ослепив ламию, из-за чего она ослабила хватку и случилось странное. Тварь неожиданно ловко вцепилась в руку ламии, обхватив её от запястья до сгиба локтя на манер тугой верёвки. Присоски, как у пиявки, впились в руку, порождая болезненный крик ламии, пытающейся стряхнуть это с себя.

Сквозь полупрозрачную кожу паразита было видно, как поступает ртутная кровь внутрь, смешиваясь со вспышками, присущими этому существу. Видно, как паразит разбухает, наполняясь кровью, как его движения отражают быстрое биение сердца ламии, срастаясь с её сущностью.

Вспышки молний в голове ламии, что-то происходит с её разумом, что-то меняется, эволюционируя в нечто новое. Происходит то, что считалось невозможным. Внешний симбиоз между вампирским паразитом и существом из легенд Теневого мира.

Это длилось несколько минут, полных боли и наслаждения с обеих сторон. Но агония связи была сильнее. Ламия отсекает костями/когтями паразита и отскакивает в сторону, падая на колени. Её тошнит, выворачивает. Она слышит за собой противный звук биения своего сердца. Лея возвращается и ламия бежит по улице, пробегая мимо мертвеца — молодого вампира-парнишки, отведавшего её крови. Она бежит, пытаясь стереть из памяти то, что сейчас произошло.

Улица пустеет, на ней лишь мертвецы, покрытые кровью, искорёженные куклы, безликие с гримасой ужаса и смерти.

Но вот, слышится чьё-то дыхание, кто-то из последних сил пытается подняться. Зеленоволосая девушка ещё жива, открывая глаза и натыкаясь на безучастный взгляд своего хозяина, она издаёт приглушённый писк, сравнимый по силе с комариным жужжанием. Чуть приподнимаясь, она ползёт к мёртвой официантке, надеясь, что её кровь ещё не успела пропитаться трупной отравой, и она сможет поесть. Новый звук, едва слышимый сквозь удары дождя об асфальт, заставляет её обернуться. Крик застывает в глотке молодого вампира. Паразит, о котором она предпочитала не думать, со змеиной скоростью ползёт к ней. Девушка не даёт себе думать, разворачиваясь, пытается двигаться вперёд, но вскоре чувствует, как тварь заползает к ней под юбку, поднимается выше и касается спины.

— Нет! — кричит она, чувствуя, что что-то не так, что-то совсем-совсем не так!

Тварь разрывает затянувшуюся кожу на спине и возвращается на своё место, будучи совершенно другой. Этот монстр в мгновение ока порабощает разум вампира, приготавливая его к новой трансформации. Тело извивается, подвергаясь ряду ритмичных судорог, один спазм следовал за другим, кровь течёт изо рта, носа, глаз, когти царапают асфальт, оставляя на нём глубокие длинные борозды. Финальный аккорд действа, длившегося всего двадцать минут — вампир выгибается грудной клеткой наверх, порождая крик зановорождённой, раскидывая руки в стороны, и резко поднимает корпус.

Глаза, прежде закрытые, открываются, вспыхивая белым пульсирующим светом.

Прямо перед ней тело мертвой официантки и новый зверь, чуя плоть, бросается вперёд.


Маркус

— Видишь, на что способны женщины-вампиры? — вкрадчивый голос, пробирающийся в самое сознание. — Она предала тебя, растоптала твои чувства и ты ничего не можешь с этим сделать, Маркус. Другое дело смертные, лёгкие, простые, недолговечные, они подвластны тебе и ты можешь делать с ними всё, что захочешь!

— Но я люблю её! Она не такая, как другие!

— Ты, щенок, будешь спорить со своим Хозяином?! — гнев переливается через край, обрушиваясь на вампира болезненным ударом по лицу. — Она променяла тебя на Алистера, когда поняла, что он ближе всех к Люциану! Ты жалкий птенец, а она хочет быть рядом с сильным, понимаешь? Они все такие, им подавай власть, красоту, богатства, бессмертие. Женщинам не нужна любовь!

— Сибиллу не интересует Люциан, мы любим друг друга!

— Тогда где же она? — яд просачивается сквозь поры незаметно, молодой вампир поддаётся голосу создателя и испытывает первую тень сомнения. — Иди, иди к ней и проверь свою возлюбленную, уверен, ты не будешь разочарован!

* * *

Сибилла предала его. Вспоминая своё прошлое, Маркус поражался своей наивности. Обретя бессмертие, он потерял то, что делало его непревзойдённым охотником на женские сердца. Он столкнулся с женщинами-вампирами. Совершенные красавицы, чувственные, грациозные, загадочные и опасные. Он попался в ловушку чувства всемогущества. Был уверен в том, что его приняли в высшую лигу, где он получит всё, что захочет. Его создатель не стал разочаровывать птенца, давая тому самостоятельно отведать это горькое пойло, чтобы впоследствии вылепить из него своё подобие. Маркус знал, что у Августа это получилось.

Только он пошёл дальше. Август был зацикленным на своих садистских увлечениях вампиром, не смотрящим выше своей головы. Он был предан клану, пока ему спускали с рук то, что он творил. Но сам по себе не представлял ничего особенного. Его сын был другим. Потребовались столетия, чтобы он это понял, но сейчас Маркус знал о своих желаниях всё.

Ему нужна была Лея. Та, тёмная Лея, которая поверяла ему свои тайны. Та, что отрезала голову Аннет. Совершенная хищница, такая, как, странным образом погибшая, Сибилла. И вампир был уверен, что получит её.

— Маркус, у нас есть кое-какие интересные новости, — в комнату без стука вошёл Алистер. Безукоризненный шёлковый костюм с восточным орнаментом удивительным образом придавал вампиру истинное сходство с ястребами, хищными птицами, которых он так уважал.

— Из Лос-Анжелеса? — почесав подбородок и подходя к огромной карте САГ, висящей на стене, спросил он. — Джерри принял наше предложение?

— Об этом чуть позже, — мягко улыбаясь, Алистер поцеловал вытянутую руку Маркуса, демонстрируя своё почтение. — Это касается наших поисков.

— Ты нашёл её? — вампир напрягся, что не мог не заметить Ястреб, хищно улыбнувшись в ответ.

— Стонтон, Вирджиния. Загадочное выздоровление маленькой девочки в больнице. По словам медсестры, в палате побывала молодая девушка с белоснежными волосами. Она выпрыгнула в окно с четвёртого этажа, спокойно поднялась и скрылась в неизвестном направлении. Есть ещё кое-что связанное с этим городом. Там побывала команда Стива, от них нет вестей. Из интересного, в городе стали пропадать люди. Полиция пока ещё действует, так что информация верна. Не думаю, что это наши ребята шалят — в квартирах исчезнувших повсюду кровь и мебель перевёрнута вверх дном. Соседи утверждают, что слышали крики и звериный вой.

— Ты думаешь, что это делает Лея? — мрачно спросил Маркус, перебирая в голове возможные последствия введённых препаратов.

— Я говорю, что в этом городе не всё спокойно, — ответил Алистер. — Леи там уже наверняка нет.

— Как же её перехватить, — вампир уставился на карту, быстро найдя Стонтон, обвёл его в красный круг, не подозревая, насколько важным скоро окажется это место. — Нужно выслать патрули, пусть прочешут окрестности. Я должен понять, куда они направляются!

— А что будет, если они найдут её? — спросил Алистер, подходя к вампиру и становясь рядом с картой. — Лея — ламия, ей не составит труда убить всех вампиров, которых встретит. Кронос колдун, он справится с ведьмами. Они весьма сильны для нас. Мы не знаем, куда они направляются. А вдруг они уже не одни? Нужен другой план.

— Тебе есть что предложить? — заинтересованно спросил Маркус, поворачиваясь к нему.

— То, что я проделал в своё время с Хэл, — торжествующе проговорил он. — Эта девушка была совершенной. Будучи человеком. И непокорной. Я знал, что если обращу её, то рано или поздно она убьёт меня, поэтому Хэл лишилась памяти.

— Что? — озадаченно переспросил вампир.

— С помощью Холли, моей милой ведьмы. Она сможет стереть память Леи так, что ни один другой колдун не восстановит. Поверь мне, это беспроигрышный вариант.

— Какой именно?! — разочарованно протянул Маркус. — Лея лишится памяти и что дальше? Рядом с ней будет Кронос, который сразу поймёт, что не так.

— Да, но можно добавить чувство тревоги. Тогда Лея не будет ему доверять, а учитывая, кто она, сбежать ей не составит труда, даже лишившись памяти, — закончил Алистер.

— Оставь меня, — резко оборвал его Маркус.

— Ты уверен? Мы можем упустить её. Сейчас, когда мы приблизительно знаем область, где она находится, найти её будет просто, — развил свою мысль вампир.

Маркус внимательно посмотрел на своего помощника, и в который раз задумался о причинах, зачем он здесь. Чего добивается Ястреб? Скрестив руки на груди, вампир уставился на карту. Она так близко и так далеко. Что будет, когда она вернётся к нему?

Вампир помнил, что сделал с ней и, в очередной раз, спрашивал себя, а прав ли он, что насильно привязывает её к себе? Столетиями он пропагандировал подобный вид отношений. Никогда не сдаваться, не давать проявлять инициативу, женщина должна быть второй, нижней, слабой, подчинённой. Но разве это то, что он хотел? Вспоминая блистательную Фриду, вампир понимал, что захотел её в тот момент, когда она стала отдаляться от него. Их отношения походили на спящий вулкан, разбуженный ветром перемен и преломлением века, появлением женской эмансипации, суфражисток. Фрида, будучи женщиной, не могла не соблазниться этой идеей.

До начала двадцатого века, женщины-вампиры были наравне с мужчинами, только если обладали особым талантом, силой, с помощью которой отстаивали своё право. Во многих кланах женщинам запрещалось создавать новых вампиров, к ним относились с пренебрежением, ведь чаще всего их обращали под воздействием чувств, а не в поисках пользы. Из них получались прекрасные любовницы высокопоставленных чинов человеческого мира и не только. Шпионки, возлюбленные, жёны. Ни одна из них не обладала свободой и потому, что такого не было в человеческом обществе. Им было сложнее скрываться, уникальная красота женщин-вампиров делала их жертвами, в центре внимания. Их прятали, ведь главный постулат сверхъестественного мира — тайна.

Фрида родилась как вампир в конце такой эпохи, она росла вместе с человечеством, созревала до равенства и открыто выказала своё неповиновение перед своим создателем. А потом ушла, добившись разрешения от совета Теневого мира. И Маркус ничего не мог с этим поделать. Ни уговоры, ни угрозы, ни признания, ничто не могло изменить её решения. Вампиру пришлось сдаться, но он ничего не забыл.

— Мне нужна Фрида и Лея, — заявил он. — Сейчас, пока ещё есть возможность, её нужно забрать из Европы.

— Прости, что? — изумлённо протянул Алистер, потрясённо уставившись на Маркуса. — Фрида? Зачем тебе она?

— Она мой ребёнок. Я хочу, чтобы она была рядом, когда мы потеряем связь с другими континентами. Не думай, что я буду удерживать её подле себя. Как только она лишится возможности сбежать от меня на край света, я отпущу её. Главное, чтобы она была рядом, — невозмутимо объяснился Маркус. — А по поводу твоего предложения, я дам тебе ответ завтра.

Качая головой, Алистер покинул комнату, размышляя, как бы провернуть эту операцию. Он помнил Фриду, эта девушка не из тех, кто сдаётся. И пускай она отказалась от активности в Теневом мире, в ней горит огонь Маркуса — она будет сопротивляться.

* * *

"Зачем мне Лея?" — размышлял Маркус, удобно расположившись на крыше "АмбриКорп". Здесь дикий ветер, низкий парапет с трёх сторон. С ещё одной — водопад, стекающий по стеклу на три пролёта вниз, создавая удивительный эффект дождя для ряда комнат.

Закатав штаны, Маркус погрузил ноги в чёрную воду и откинулся на ладонях, уставившись на спящий, тревожный город. Совсем скоро он опустеет, выжившие не смогут жить среди миллионов разлагающихся тел, они уйдут в поля, степи, леса, выискивая маленькие города, где можно будет основать колонии, чтобы через пару сотен лет они превратились в города. Мегаполисы уйдут в прошлое очень быстро, через тысячелетие люди будут спорить о том, кто здесь жил, какими они были. Будут задаваться вопросами, превратят историю пандемии в легенду. Это бег времени, сверкающие песчинки в песочных часах, лёгкие, шуршащие, пугающие своей скоростью.

Прошло двадцать лет и вот он осуществил свою цель. Непередаваемое чувство охватывало его всякий раз, когда он видел результат своих устремлений. Он смог, он добился этого. Вампиры шёпотом передают его имя из уст в уста, старшие поколения, привыкшие к контролю и упорядоченности жизни, ненавидят его, Себастьяна и Лазаря, они хотят уничтожить того, кто посмел уничтожить мир.

Какая ирония, какая прелестная картинка вырисовывается! Когда эти старики узнали, что тайнам придёт конец, они с мольбой смотрели на Лазаря, веря, что он найдёт выход. И он нашёл, но совсем не такой, о котором они мечтали. Глупцы, не способные ни на что идиоты, живущие только ради выживания, не смеющие мечтать ни о чём большем. Они не создатели истории, а обыкновенные обыватели, про которых ничего сказать. Каждому из них в своё время подарили удивительный подарок и вот как они с ним обошлись. Маркус поставил себе цель уничтожить подобных вампиров на своей территории. Ему не нужны были слабаки, не умеющие мечтать.

Другое дело молодёжь, их кровь горяча, головы пусты и звонки. Они пополняют ряды его армии, веря в его удачу, в его звезду. Прошло несколько дней с тех пор, как он принял судьбоносное решение в своей жизни, и тут же стали находиться последователи. Теперь он понимал, о чём говорил Алистер. У него есть власть. Два десятилетия в обществе Лазаря, Себастьяна, Аннет, а до этого Люциана, сделали своё дело. Он умел манипулировать вампирами, умел выстраивать многоходовые комбинации, чтобы развернуть будущее в свою сторону. Маркус знал, чего хотел. Он хотел править, хотел создавать свой мир по своим правилам.

Его ненависть к людям была столь велика, как и велика его педантичность, взращенная вместе с даром к наукам. Сейчас он создавал в своей голове идеальный мир, готовясь воплотить его в жизнь.

Но оставалась Лея. И здесь он терялся в своих чувствах. С одной стороны, девушка была его детищем, его созданием, как и вирус, она была венцом его дара. Он смог подавить ламию, оставив рассудок Леи, он смог перестроить её тело, так что теперь она была носителем антивируса. Она была идеальна во всём, как и внешне, так и внутренне. Он жаждал обладать её телом, но разумом понимал, насколько рискован этот шаг.

Если Лея опять потеряет рассудок, что тогда он будет делать? Аннет больше нет, найти другого двустороннего эмпата почти невозможно. Что остаётся? Сдаться? Отказаться от Леи? А может найти другой путь?

Девушка хотела его и без внушения, такие вещи вампир научился просчитывать моментально. Её останавливал голос души, голос совести, голос добра. Она знала, что он опасен, поэтому отказался от отношений. Теперь она знает всё и он понимал, что после произошедшего она не захочет даже говорить с ним. Но зачем она ему, кроме как воспользоваться её телом, чтобы добывать кровь-антивирус? У него не осталось образцов после того, как банда охотников разгромила его лабораторию. А на создание новой вакцины времени нет. Но с другой стороны в этом уже нет нужды. Самые важные люди уже получили лекарство, остальных можно обратить или позволить им умереть. В этом плане можно обойтись и без Леи.

Другое дело он этого не хотел. Девушка слишком подходила под его желания. Она была горячей, умной, сообразительной. В её душе горели те же угли, что и в его. Она умела сдерживать зло, так, что когда появилась в его жизни, он больше не убивал невинных девушек, даже не смотрел в их сторону. Лея походила на ночную белоснежную бабочку, уверенно летящую сквозь огонь. Ей бы в небо, в ночную тишь подальше от огней, но она возникла в его жизни и подписала себе приговор на обжигающую страсть вампира.

Маркус не сожалел о своих ошибках. Он научился у своего отца главному правилу жизни: если ты что-то хочешь — возьми это и не смей сомневаться в своём праве.

Вампир принял решение.

Улыбнувшись гаснувшим, под напором рассвета, звёздам, он поднялся на ноги и босиком, насвистывая незамысловатую песенку, направился к выходу.

"Лея станет моей" — финальный аккорд пьесы.

Загрузка...