Зеркало миров

Шаг одиннадцатый. Отражения завтра

Дом был стар. В белёсом полумраке июньской ночи незаметно отметин, которые беспощадное время оставило на гладко ошкуренных брёвнах стен, пристроек и забора — возраст всё равно невидимым давящим ароматом окутывает любого, кто пересекает границу ворот. Но усадьба хоть и не молода, крепка, как и четыре десятка лет назад, когда встала форпостом людей на границе Безумного леса. Пусть химеры и чудища уже давно не решаются покидать сумрачные пределы, а лихие люди не ищут укрытия под сенью вековечных дубов — надёжные стены по прежнему готовы укрыть от любой напасти. Впрочем, мужчина, во главе десятка всадников въехавший на подворье, давящей ауры не чувствует, привык — потому, не раздумывая, бросает повод подбежавшему парню и поспешил на верхний этаж. Не то что его спутники, ошарашено сгрудившиеся во дворе, пытающиеся осмотреться, куда они попали, и ёжащиеся от ощущения взгляда невидимого наблюдателя.

Хозяин усадьбы, ожидающий гостя в своём кабинете, под стать дому: крепкий старец, уже подобравшийся к закату своей жизни. Но ещё вполне способный в схватке одолеть иного молодого мечника. Старик, не вставая, показывает на второе кресло рядом с камином и ворошит кочергой угли. Ставни закрыты, света от притухшего пламени теперь почти нет, но вошедшего это не смущает. Уверенными движениями он делает нужное число шагов — в темноте кресло скрипит под тяжестью тела.

— Я приехал по твоему зову. Дед. Но, право. К чему такая секретность и спешка? Я всё равно собирался заехать по дороге…

— И заедешь. Через три дня я буду встречать любимого внука, которого не видел два года. Ты уверен в своих людях?

— Как в себе. Для остальных я не покидал лагеря.

— Хорошо. Я тоже уверен в своих… но хочу избежать случайностей. Твоё лицо видел только Киран, мальчишка во дворе. Послезавтра он уходит в свой первый рейд по Лесу, ты сам знаешь, что это такое. В следующую встречу он тебя не узнает, даже если доберутся до его памяти.

— Дед, но зачем?..

— Ты давно был в столице?

— В этой выгребной яме? Что я там забыл?

— Тебе стоит посетить Турнейг… скажем, приехать на Зимнепраздники. И вообще со следующего года бывать в столице почаще. Завести знакомства, присмотреться к обществу. Император не может быть чужаком.

— Император?.. Дед, ты с ума сошёл?!

— Дайв проживет лет пять, может восемь-девять — если перестанет каждую ночь таскать к себе в спальню новую юбку. И детей у него не будет, он бесплоден. Хотя знают пока об этом только главы семей клана. Этой зимой ко мне приехал младший Хаттан: Малком поддерживает твою кандидатуру. Остальные ветви согласны, даже Эманн — не знаю уж чем его смог убедить Малколм, но Лотианы отказались от своего традиционного нейтралитета в вопросах наследования. Я вызвал тебя сразу после письма от Эманна.

— Дед. Вы с ума сошли. Дайв ещё жив.

— Когда он умрёт, будет поздно. Мы уже совершили один раз ошибку, когда избрали его отца. И второй раз позволить, чтобы, воспользовавшись разногласиями, на выбор наследника повлияли со стороны, не можем.

— Но почему именно я? Я терпеть не могу всю эту ерунду, да и не разбираюсь ни в экономике, ни в дипломатии. Меня другому учили.

— Так и слышу в твоих словах: оставьте меня в любимом пятом легионе, — усмехнулся старик. — Ты лучший в нашем клане военный. Два последних правления Империя слишком заплыла жиром. Малколм прав, нас обязательно будут пробовать на прочность — от севера до юга. А за тобой пойдут и легионы, и ополчение…

…Харелт проснулся от шума во дворе: мама затеяла ремонт пристройки, и рабочие начали стучать и пилить прямо с утра. Парень замотал головой, прогоняя остатки ночных видений. Опять! Опять ему снится тот же дом. Ведь и был он в усадьбе всего раз проездом. Что же так привлекло в этом месте, как говорит отец Энгюс, невидимую сторону души, и та раз за разом показывает ему необычные сны? Такие яркие, что впору заподозрить — всё происходит на самом деле. Вот только проверить ничего нельзя. Не поедешь же, в самом деле, на границу удостовериться: Пятым восточным легионом командует тот самый медно-рыжий мужик со сломанным носом и шрамом над левой бровью.

Несколько минут парень валялся в постели, лениво раздумывая, а нет ли всё-таки способа узнать… как неожиданно в голову пришла мысль, от которой он чуть не свалился на пол: а сколько времени?! Торопливо одевшись, Харелт почти бегом спустился в гостиную, где стояло новомодное изобретение — домашние часы. Семья Хаттан купила их одной из первых в столице, едва научились делать надёжные механизмы размером всего с большой шкаф. Но хотя прошёл уже год, Харелт до сих пор каждый раз при виде этого чуда мысли приходил в восторг — ведь теперь, чтобы точно узнать время, не обязательно бежать на площадь или ждать, пока отзвонит главный городской колокол. Очень удобно — а в такие дни, как сегодня, ещё и крайне полезно. Стрелки показывали всего половину девятого, значит до визита тётки у него целых полтора часа. Есть время спокойно поесть и придумать, куда спрятаться до начала занятий в университете.

Тётя перебралась в столицу этой весной, как она рассказывала "присмотреть за учёбой дочери". (Хотя злые языки утверждали, что попросту рассорилась с мужем из-за очередной смазливой служаночки: девушку слишком часто стали видеть недалеко от спальни супруга, и увольнять её он отказался.) Впрочем, никакие слухи не помешали тётке быстренько обзавестись приятельницами и заняться "благоустройством детей". То есть искать выгодную партию для дочери и попытаться женить племянника. Через день заглядывая к Хаттанам то с одной, то с другой "достойной девицей брачного возраста". И самое печальное родители дали ей полную свободу, лишь мама после первого визита сказала: "А что ты хочешь от меня? Теперь на тебя будет охотиться каждая вторая, у которой есть подходящая дочь на выданье. Привыкай. И тренируйся на моей сестрице отбиваться, не доводя дело до скандала".

Харелт думал, куда спрятаться, весь завтрак, но идея пришла в голову, только когда он седлал коня. "Я к Раттреям", — предупредил он мажордома и поспешил уехать: часы показывали без пяти десять, так что времени до "родственного визита" оставалось всего ничего. Но отправиться за ним к Раттреям тётя побоится, семейный дом хранящего покой вызывает у неё панический ужас… и зря. Дана Фиона замечательная женщина, а усадьба Раттреев вообще чудо искусства. Впрочем, последнее как раз не удивительно, ведь строил дом сам Леод! Пусть тогда ещё совсем молодой и никому в столице не известный — но от этого не менее талантливый.

Уже подъезжая, Харелт вдруг подумал: а ведь прошлым летом он даже не мог себе представить, что вот так, запросто, будет ходить сюда в гости. Дело было, отчасти, в репутации дана Кайра - но главное, что даже светский дом Фионы Раттрей всегда был местом для избранных. Только туда приходил великий Леод, только там можно увидеть ректора Университета и главу Торговой палаты. Да и многих других. Потому-то леди Хаттан, получив зимой приглашение, не устояла. Хотя и относилась к светским посиделкам довольно презрительно и понимала, что связан интерес в первую очередь с даном Иваром. Дальше как-то случайно получилось, что женщины сдружились, стали ходить в гости неофициально, потом мама взяла с собой Харелта… И вот теперь он прячется от тётки у Раттреев.

Фиона отнеслась к приезду Харелта с пониманием, хотя и пожурила — мол, всю жизнь прятаться не получится. Либо кто-то добьётся своего, и парня женят, либо он научится отказывать. Либо найдёт себе невесту сам, а после свадьбы будет спокойно глядеть на расстроенных мамаш. И тут же заговорщицки подмигнула и предположила: уж не в этом ли дело? Может, есть тайная любовь, а Харелт боится, что про неё узнают? Например… та девушка, дочь дана Ивара. И не потому ли Харелт за неё переживал? На этих словах парень поперхнулся травяным настоем так, что чуть не вылил всю чашку на себя. А потом горячо запротестовал. За друзьями не ухаживают и не влюбляются, Лейтис для него близкий друг. Не больше! "И вообще, скорее я стану императорам, чем она станет моей женой!", — горячо закончил он.

Фиона в ответ от души рассмеялась, а потом сказала:

— Смотрю, путешествие на восток до сих пор сказывается. Или это влияние отца Энгюса? — увидев в глазах непонимание, она пояснила: — В столице, если говорят о чём-то невозможном, несбыточном, произносят: "Раньше Единый второй раз сойдёт на Землю". А присловье про императора в ходу в основном на востоке страны. Ближе к Безумному лесу. Вариант второй — повлиял святой отец. Он, конечно, человек широких взглядов — но когда при нём попусту поминают имя Господа, не очень любит. Точнее и по молодости не очень любил, а теперь особенно.

— Вы знакомы?

— Ну… родню надо знать в лицо. Пусть и ушедшую в священники.

— Родню?!

— Дальнюю, — женщина оценивающе посмотрела на Харелта, демонстрируя, что раздумывает, стоит говорить остальное или нет. — Надеюсь, дальше этой комнаты мой рассказ не уйдёт? Дело давнее, про него уже забыли — пусть так и остаётся.

Дождавшись, пока Харелт кивнёт, Фиона продолжила:

— Произошло всё лет пятнадцать назад. Отца Энгюса тогда звали ещё маркиз… впрочем, вот это как раз не важно. И был он из молодых следователей Управления порядка, и уже тогда считался лучшим. Безупречная репутация, блестящая карьера. Но однажды взял и уничтожил улики. В результате виновного оправдали. Причем тот мужчина на самом деле был виноват, и Энгюс это знал. Как и знал, что впутался барон случайно, по минутной глупости — а закончит жизнь на каторге, отец Дайва Первого старикашкой был злопамятным. Судья императорский намёк понял правильно, даже с обвинением по спорным статьям был готов согласиться и срок назначить "по полной". В любом другом случае всё бы закончилось взысканием, записью в личном деле, назначением в глушь — но после "монаршего неудовольствия" либо уезжать из страны, либо до конца жизни сидеть в поместье. Сам знаешь, в таких случаях обычно не помогает даже смена правителя. Никуда не возьмут, и никто руки не подаст, побояться. Нас с сестрёнкой тогда, за то, что утешать бегали, на хлеб и воду. А когда не помогло — один раз мы всё-таки сбежали — в деревню отослали… Потом опальный маркиз вдруг исчез. Говорили, уехал или покончил с собой. В столицу он вернулся через четыре года, и узнала его в старшем послушнике Сберегающих только я. По одному слуху его духовным наставником стал отец Кентигерн, нынешний генерал ордена. Заявив тогда: мол, человек, способный поставить милосердие выше истины, достоин быть стражем заповедей Единого. И скандал с императором вышел знатный. Но за достоверность не ручаюсь.

Дальше разговор пошёл о пустяках, потом Харелт, как давно обещал, отправился фехтовать со старшим из детей, затем университетские занятия… рассказ Фионы никак не хотел уходить из головы. Потому, едва вернувшись домой, парень засел в библиотеку за родовые книги — просматривать портреты. Конечно, отца Энгюса там быть не могло, священники не титулуются, да и после принятия "чёрного"[9] сана семейные связи официально расторгаются: для пастыря все прихожане равны. Но можно попытаться вычислить по фамильному сходству.

Удачно сложилось, что хотя отца Энгюса не было в столице целый месяц, ремонт закончить не успели, потому очередное занятие пришлось проводить не в строгой обстановке классной комнаты, а в одной из гостиных. Вместо обычного чайника с травяным настоем Харелт приказал принести наставнику обед — ведь тот с дороги, наверняка только заехал в городскую резиденцию ордена и сразу сюда. За едой, к тому же в такой умиротворяющей обстановке человек расслабляется, "лицо теряет часть индивидуальности, связанной с характером и воспитанием" — и можно попытаться мысленно сравнить с портретами из библиотеки. По крайней мере, если верить учебнику, который Харелт специально ради этого прочёл.

— Ну как, получается? — спросил священник, едва опустела последняя тарелка, и был разлит по чашкам настой.

— Что получается? — парень вздрогнул и вдруг понял, что щёки понемногу заливает предательский румянец.

— Ну… получается найти сходство?

— Э… Извините, святой отец, я вас несколько не понимаю, о чём вы…

— Ты так внимательно и незаметно на меня смотрел, да ещё обстановка. Из всего этого я делаю вывод, что, во первых Фиона по каким-то причинам недавно ударилась перед тобой в воспоминания, а во вторых ты читал книгу мэтра Камрона. На будущее — там неплохие главы по сбору улик на месте происшествия, но всё остальное изрядный набор домыслов автора.

Священник с улыбкой посмотрел на воспитанника:

— А ты молодец, научился держать себя в руках, когда проигрываешь. Значит, мои скромные труды пошли тебе на пользу.

Энгюс налил себе ещё чашку, откинулся в кресло и с блаженным видом начал пить настой мелкими глотками:

— Харелт, — вдруг жалобным тоном протянул священник. А давай сегодня поменяемся? Не я буду учить тебя, а наоборот.

Парень настороженно кивнул: наставник любил такие проверки, когда ученик выступал в роли учителя, а потом отец Энгюс объяснял — что сделано не так. Но после большого перерыва в занятиях это необычно. Тем временем священник продолжил:

— Будешь учить меня, что не все люди законченные мерзавцы, и что хороших большинство. Я только что из Ригулди. До столицы новости дойдут позже, там всё окружила армия — чтобы слухи не просочились раньше времени. И здешние покровители не попытались сбежать… лови их потом.

— А что… такого?

— Там костры, — Энгюс вдруг сгорбился, лицо потеряло обычную невозмутимость и стало видно, как он устал. — Сама торговля подданными Империи и попытка вывезти в Шахрисабзс дочь графа Килласер уже отвратительна. Но "ошейники воли"! На костёр отправились три десятка — и ещё двадцать грешников ждут решения трибунала: петля или публичные пытки и сожжение на площади. А ведь старейшие из братьев нашего ордена не помнят ни одного костра! Не знаю, кто потревожил гнездо порока — святое право остаться неизвестным, лично мессир Кентигерн запретил искать этого человека. Но уверен, Единый отпустит ему все сделанные и ещё не совершённые грехи до конца жизни…

В дверь раздался стук, и Харелт поразился умению священника владеть собой. Едва начала открываться дверь, в кресле сидел знакомый отец Энгюс — аккуратный, спокойный, доброжелательный. Ни следа усталости, которая заполняла всё вокруг несколько мгновений назад, лишь прячется что-то в самой глубине взора, и в уголках глаз собрались непривычные морщинки. Но заметит лишь тот, кто очень хорошо его знает. Например, Харелт.

— Извините, что прерываю занятие, святой отец, — с порога начал лорд Хаттан, — но дело не терпит отлагательств.

Получив разрешение, Малколм вошёл, сделал приглашающий жест своему спутнику… не выдать себя Харелту помог только сегодняшний урок: в свободное кресло напротив сел тот самый ночной гость со шрамом!

— Позвольте представить вам командующего Пятым легионом генерала Доннаху, наследника восточной ветви Макрэ.

Малколм сделал паузу, чтобы все могли встать и поприветствовать друг друга вежливым полупоклоном равных: пусть Харелт и Доннаха принадлежали к императорскому клану, нынешний чин инквизитора был равен как минимум легату.

— Харелт, ты ведь уже знаешь про Ригулди? Хорошо, это сэкономит нам время. Завтра послам Великого дивана и Торгового совета Бадахоса официально передадут ноту, в которой потребуют возвращения всех незаконно проданных подданных Империи. А также выдачи виновных, попытайся кто-то укрыться на территории этих стран. Если послы решат затянуть дело или отказаться — генерал Доннаха назначен командующим будущей военной операции.

— Начата мобилизация Десятого легиона, через два-три месяца он будет готов сменить в гарнизонах Третий Западный. Если переговоры зайдут в тупик, ярлы готовы одновременно с нами нанести удар по побережью и обеспечить охрану транспортов — северяне тоже пострадали от незаконной торговли и предложили союз в обмен на помощь в поиске своих.

— Вам сообщили, что представителем Церкви назначили меня, — понимающе кивнул священник, — и вы решили познакомить занимающихся этим делом до того как вмешаются придворные охотники за наградами. Разумно. Только…

— Совет уже назначил руководить дана Стафу, — на имени императорского любимчика все невольно непроизвольно скривились, — потому я и решился пригласить остальных сюда. Представитель канцелярии внутренних дел подойдёт чуть позже. А секретарём сегодняшнего совещания я хотел бы предложить Харелта. К тому же дану Доннаха нужен помощник, он давно не был в столице, и никого во дворце не удивит, если генерал пригласит на должность адъютанта родственника. Думаю, это самый удобный вариант… — в ответ на невысказанное "когда инициативный дурак начнёт во всё вмешиваться", священник соглашающе улыбнулся: про частые визиты младшего Хаттана к Раттреям он помнит.

Должность адъютанта оказалась не такой уж и лёгкой, на службе Доннаха относился к парню так же, как и к остальным помощникам, которые приехали вместе с ним — и никаких поблажек на родственные связи или особые соображения. Даже наоборот. Харелт знал город, дворец и обычаи вельмож лучше прочих, потому, пока остальные занимались преимущественно армейскими делами, на него легла основная тяжесть согласований, беготни с документами и самой разной дворцовой и посольской бумажной волокиты. А то, что он по дороге забежит к дане Фионе или проведает своего духовного наставника — так даже если кто и узнает, в общей суете не обратит внимания. И главное, всегда можно во время визитов тётки… нет, не сбежать — а уехать по срочным делам.

Зато немногими свободными вечерами Доннаха менялся, из угрюмой статуи превращаясь в весёлого и жизнерадостного мужчину, который любит ходить по гостям, коротать время с умными людьми, не обращает внимания на чины и возраст. А ещё любит весёлые розыгрыши и шутки: когда Харелт познакомил родственника со своими друзьями, в первую же поездку за город Доннаха сам вызвал Дугала Морея на состязание в скачках. А дальше сначала под общее изумление, а потом и смех, пустил коня шагом, жеребец же Дугала как приклеенный двигался следом, уткнувшись в хвост идущего перед ним коня. Оказалось всё дело в редком корешке из Безумного леса, от его раствора лошади теряют волю и готовы не рассуждая идти куда угодно, лишь бы попробовать — а своему коню Доннаха заранее дал противоядие.

Всё было прекрасно… из головы никак не шли слова: "Тебе стоит завязать в столице знакомства, оставить о себе хорошее впечатление". О живущих на границе с Безумным лесом ходило много слухов, о рейнджерах, которые рискуют заходить под сень деревьев, и того больше. А Доннаха бывал в самой глубине, если судить по его рассказам, не раз и не два, нередко лично возглавляя отряды легионеров, выкуривавших какую-нибудь агрессивную тварь, охочую до человечины. Так какой он на самом деле? Вот этот весельчак или холодный воин из леденящих кровь историй, который всегда считает выгоду от своих действий, всегда думает только бездушным разумом. А его шутки — лишь маска для будущих подданных?

Не убедил Харелта даже случай на одном из обязательных приёмов. Из тех, куда они вместе с Доннахой вынуждены были приходить как наследники своих семей. Тогда какой-то светский хлыщ решил подольститься к скучающему генералу и начал расспрашивать, какую из своих побед Доннаха считает самой лучшей. Все ждали рассказа про сражение при Раппахе, после которого младший Макрэ и стал знаменит: тогда два полка остановили и полностью уничтожили впятеро большую армию орков. Но генерал вдруг негромко сказал:

— Моя лучшая победа была возле реки Брора во время пограничного конфликта с Шахрисабзсом шесть лет назад.

— Но позвольте! Тогда, помнится, даже не было битвы! Визирь просто признал себя побеждённым и согласился на мирный договор!

Остальные слушатели тоже зашумели, все ждали подробностей, кровавых деталей сражения, ведь такие события очень интересны, но всегда далеки от столицы и потому вдвойне привлекательны.

— Вот потому я и считаю её вершиной своего военного искусства. Визирь понял, что я загнал его в ловушку — а я сумел его в этом убедить, не потеряв ни одного солдата, — на этих словах Доннаха сухо попрощался и ушел.

Харелт нагнал его только на улице.

— Дело ведь не просто в потерях? — спросил он. — Эти, — махнул он рукой, — считают деньгами и стоимостью обучения нового легионера. Но ведь дело не в этом?

Доннаха остановился и посмотрел на купол звёздного неба, расчерченный тёмными полосами веток — вокруг особняка раскинулся большой парк, деревья в котором были стары и куда выше человеческого роста — и скинул модный камзол. Они отошли от дома совсем недалеко, потому в ярком свете сияющих окон можно было не просто разобрать смутные очертания фигуры, а хорошо рассмотреть собеседника. Харелт запнулся, будто увидел родича первый раз. Выглядел тот сейчас как обычный вельможа средних лет, таких возле дворца и Совета лордов вьётся немало. Дорогой костюм, причёска по последней моде, аккуратный макияж делает почти незаметным шрам, да и остальные дефекты скрывает. Даже меч в потёртых ножнах не портит образа, среди столичных дворян немало тех, кто неплохо владеет оружием и презирает парадные игрушки. Вот только глаза… в них сейчас страшно было смотреть. В них скрывались отчаяние, боль, можно было угадать внутреннюю борьбу, грозную, как рушащий плотины речной поток.

— Ты прав, не в этом. Командир легиона — это не просто должность. Ты стоишь над каждым из солдат, ты направляешь его жизнь и смерть — потому именно ты провожаешь каждого в последний путь. Только тогда они пойдут за тобой по твоей воле, а не по твоему желанию, — и добавил себе под нос, так тихо, что если бы не сон, Харелт по обрывкам слов ничего не понял. — Ты был прав, дед. Это гнилое болото. Теперь я с тобой согласен.

Мгновение спустя всё исчезло, перед Харелтом стоял привычный весельчак и циник.

— Как думаешь, хозяева сильно обидятся, если мы уедем? А, впрочем демоны с ними. Надоели. Мне здешние фальшивые улыбки уже поперёк горла, как и дураки. И ведь представлю, что торчать в Турнейге до зимы, пока послы окончательно не поймут, что дело может закончиться войной и не подпишут все соглашения — дурно становится. От обилия идиотов. И ведь каждый будет приставать, подробности сражений им подавай. Загнать бы их к нам на восток, там вечно офицеров не хватает. Зато все очень хорошо видно, особенно когда стая корнов вылезет или несколько банд полуорков объединяться для набега.

— Можно не ходить, — предложил Харелт. — Я попрошу дану Фиону достать список планируемых балов и приёмов, и если наносить короткий визит за день-два, а потом вежливо отказаться от приглашения на торжество, настаивать со стороны хозяев будет неприлично. А если приглашение идёт от одного из лордов, как сегодня — можно спрятаться во дворце. Дан Стафа любит всякие доклады о состоянии дел, а потом можно и задержаться. Тем более что там есть чего посмотреть.

— Годиться! Ты мой спаситель, Харелт. А пока… — Доннаха прислушался к перезвону колоколов. — Полночь. Поехали к твоему приятелю Дугалу. Он, помниться, звал бывать у него в любое время суток. Вот и проверим. Заодно, — обещающе улыбнулся он, — отыграемся за прошлую его шутку, как то не привык я проигрывать.

Идея сработала как нельзя лучше, следующие полтора месяца оба были счастливы как два кота, обнаружившие неприметный лаз в кладовку, где хозяйка прячет сметану. Ведь экскурсии, которые устраивал по дворцу для своего родича Харелт, заканчивались поздно вечером, после чего оба могли со спокойной душой ехать домой. Один не боясь встретить у порога лакея с очередной карточкой из мраморной бумаги, а другой — любимую тётушку. Доннаха изучал палаты дворца и коллекции методично, не торопясь. Начал с охотничьих трофеев императора, затем как истинный ценитель недели три провёл рядом с собранием экзотического оружия. А теперь они перешли в картинную галерею.

Коллекция живописи была во дворце местом непопулярным, сегодня здесь было совсем пусто — если не считать пары молодых парней из лакеев, которые аккуратно вытирали пыль. Когда посетители вошли, оба слуги попытались прекратить своё занятие и незаметно встать в сторону, чтобы не мешать благородным данам — но Доннаха только махнул рукой, мол, продолжайте. Они здесь надолго, работа должна быть сдана распорядителю в срок, а грязи очень много: даже после всех переделок бывшая веранда местом была не очень подходящим, пыль скапливалась с ошеломительной быстротой. Но переносить картины император разрешения не давал.

Это собрание живописи вообще очень наглядно показывало и натуру, и характер правления Дайва Первого: легко загоравшегося разными идеями и проектами, начинавшего их воплощение — и столь же быстро к ним остывавшего. Но при этом император к своим затеям относился очень ревниво, и за одну попытку "нарушить" или как-то "повредить" легко можно было угодить в опалу. А галерея вообще стояла наособицу: ещё будучи кронпринцем Дайв прочитал историю одного набиба из страны Матарам, что лежала по другую сторону Бадахосского моря. Этот властитель правил четыре столетия назад, но его собрание скульптур до сих пор оставалось гордостью страны и обессмертило имя владыки. И, став императором, Дайв Первый решил повторить великое деяние к своей славе. Потому-то коллекция до сих пор оставалась одним из немногих начинаний, которое не заглохло окончательно, и про которое император хоть иногда, но вспоминал.

В живописи ни Харелт, ни Доннаха не разбирались, потому всё обсуждение свелось к точности прорисовки портретов, пейзажей да комментариям генерала о послуживших для пленэра[10] местах — во многих он побывал за время службы. Слуги в это время спокойно трудились рядом, хотя время от времени и посматривали на господ — вдруг те передумают и прикажут не мешать. Внезапно раздался противный звук, все обернулись… оказалось у чистившего соседнюю картину молодого паренька лет шестнадцати дрогнула рука, и, вместо того чтобы убрать из завитушек рамы забившуюся грязь, он поставил царапину и сколол один из резных цветков.

Парня ждало позорное увольнение. После чего ему останется только уехать из столицы куда-нибудь на окраину страны. Работа во дворце всегда была лучшей из рекомендаций. Отработавших один-два пятилетних срока лакеев охотно брали помощником и будущей заменой домоправителей и мажордомов и в дворянские семьи, и в особняки купцов Золотой гильдии — но занесённого в чёрный список, особенно по решению императора, не возьмут даже золотарём.

Почти сразу раздался голос второго уборщика. И Харелт брезгливо поразился, как этот уже мужчина, на пару лет старше него, легко переходит от злорадного-ненавистного тона, когда говорит с виновником, к униженно-подобострастному, если надо что-то объяснить благородным господам.

— Ага! Вот ты и показал себя! Его дядя сюда устроил, без положенного конкурса. Неумёху. Типа жалованье хорошее, а типа ему надо мать и двух сестёр кормить. Вона будешь знать, что во дворце только хорошие. Выкинут тебя, и дядю твоего. Как счас доложу, чё натворил…

— Нет, — паренёк готов был заплакать, но сумел сдержать слёзы. — Не трогай дядю. Я сам доложу, объясню, что вчера всю ночь не спал, потому что…

— Да кого твои соплюшки больные волнуют…

— Стоять! — остановил уже собравшегося было бежать доносчика командный окрик генерала.

— Поганец, — негромко произнёс сквозь зубы Харелт. — Уж не претендует ли сам на место этого дяди? Скажете, — громко начал он, — раму повредил я, когда демонстрировал дану Доннаха свои умения в заклятиях земли. Её тут полно, так что самое место.

— Не так, — остановил его Доннаха. — Могут и докопаться. Лучше я, — он быстро шагнул к злосчастной картине и нанёс несколько повреждений поверх сломанного цветка. — А вы двое, надеюсь, не рискнёте оспорить слово двух благородных данов о виновнике происшествия? — от ледяного взгляда генерала несостоявшийся обличитель побледнел и съёжился. — А мне теперь придётся осваивать искусство светских бесед, — вздохнул Доннаха, — такого Дайв не простит, так что от дворца лучше держаться подальше.

— Нам придётся осваивать. Я вас не брошу.

"Милосердие выше всего остального…" Теперь Харелт знал ответ на свой вопрос. Да здравствует император Доннаха!