Земли за Башнями

– Я буду вести себя тихо, выполнять любые приказы…

– Прекрати, я не намекала, что ты отважишься резать нам глотки.

Диана прервалась, услышав шум крыльев. Огибая колокольню на тереме, в сторону командующей летели три легионера. По приземлению они доложили:

– Дрова готовы, примипилия.

– Быстро исполнено. Вы двое оставайтесь здесь, а ты позови Мариуса. Пусть принесёт голову вождя и приведёт его супругу.

Кивнув, легионер побежал исполнять приказ. Воин чуть не сшиб одного из слуг, волочащих мёртвого нандийца. Тот отпрыгнул в сторону, и его товарищи обронили грузный труп. Слуги попытались поднять убитого, но их окликнула Диана:

– Вы трое. Оставьте пока мертвечину здесь – донесёте позже, а пока бегите по улицам и созывайте народ. Я устраиваю ритуал во славу Иргиема.

Слуги не сразу поняли, приказ это был или издёвка. Диане пришлось повелительно указать вглубь деревни, чтобы троица приступила к делу. Горемычные глашатаи побежали в разные концы поселения.

Послышались шаги на крыльце – это Мариус вытолкал Ичеримни и погнал в сторону Дианы. Громадный легионер нёс в руке голову Бедрианга, и нандийская вдова шагала, боясь обернуться и увидеть её. Ичеримни вся напряглась, под глазами у неё блестело от влаги, но супруга вождя пыталась храбриться.

– А вот и ты, жрица. Пойдём, покажешь нам свои ритуалы. Может быть, узрев величие Иргиема, мы отречёмся от Джовиты и станем твоей паствой. Все за мной.

Диана возглавила шествие к черепу. Близились сумерки, стремительно переходящие в ночь, так что легионеры озаботились взять собой факелы. Тем временем на улицах Волчьей деревни поднимался ропот. Недоумённый гвалт, сравнимый с визгом свиней и лаем собак.

– Не плетитесь позади, не стесняйтесь, – с наигранным добродушием сказала Диана Ичеримни и Нулгине. – Пусть одна идёт по правую руку от меня, а вторая по левую. Как равные.

Невольницы нехотя поравнялись с ангелшей. Обе были мрачные и озлобленные. Обе были на полголовы выше Дианы, взятой в окружение. Но крылатую бестию это не тревожило – она знала, что язычницы не посмеют ей даже волосы растрепать.

– Ты как будто побледнела, Нулгина. Не привыкла видеть отрезанные головы?

– Чего ты от нас хочешь?

– Прогуляться с почтенными дамами, поглядеть на культуру местных народов.

– Чего тебе надо? – выкрикнула ороница.

Диана сделалась серьёзнее и ответила:

– У меня две цели: я хочу показать вам, язычникам, чего стоят ваши верования. Кроме того, мне интересно узнать, на что дикари способны ради того, кого любят.

Ангелша кивнула в сторону Ичеримни и сказала:

– Она, например, не отважилась грызть горла за супруга. Чтобы ты сделала, вручи я тебе в руки голову Бэюма?

Нулгина напряглась, представляя себе эту ужасную картину.

– Тебя лишают твоей любви, посягают на самое твоё сердце, лишают смысла жизни… Я не права, костепоклонница?

Ичеримни еле выдавила из себя ответ:

– Я жрица Иргиема. Я должна нести народу веру. Мне есть, ради чего жить.

– Вот как ты оправдываешь своё бездействие. Погоди, я немного устала от этого шлема.

Совершенно внезапно Диана протянула Ичеримни копьё и буквально всучила его нандийке.

– Подержи, будь добра.

Беспечно отдав Ичеримни гасту, Диана расстегнула застёжку и сняла шлем. Встряхнув головой, ангелша оправила волосы, после чего сплела заново пучок на затылке. Она не торопилась, прихорашивалась с дотошностью и нарочитым равнодушием к оружию в руках Ичеримни.

– Подержишь пока копьё у себя? Люблю, когда у меня одна рука свободна, а в левой придётся держать шлем.

Диана с улыбкой подняла подбородок, обнажая перед Ичеримни шею. Нандийку воротило от кичливой уязвимости суки, но поделать с этим она ничего не могла. Что-то мешало ей схватить копьё половчее и нанести смертельный удар. Так высокомерно смотрела убийца на вдову, что у последней руки опускались.

– Вот и славно. Можешь опереться на копьё, как на посох, я возражать не буду.

После этих слов ангелша жестом потребовала тишины. Процессия приближалась к черепу, и Диана захотела лучше его рассмотреть. Костная громада высилась наравне с деревьями, её размеры внушали трепет, но вовсе не почтение. Диана могла восхититься красотой архитектуры, вложенным трудом, строгостью, практичностью – чем угодно, но не одними только габаритами. Перед ней валялись замшелые кости, и величина не делала их особенными. То, что язычники считали храмом, для Дианы было бренной трухой.

Под черепом царила темень, в которой обитало причудливое эхо. Диане мерещилось, будто она чувствует смрад разложения.

– Здесь даже хуже, чем я себе представляла. Что скажешь, Мариус?

– Что у туричей, что у нандийцев в Пяти Землях капища выглядели куда примечательнее. Здесь же ничего нет.

– Ничего и не требуется, – огрызнулась Ичеримни. – Есть только тело Иргиема – остальное излишне.

– С другой стороны, – сказала Диана, – место здесь укромное, так что легионеры могут ходить сюда ночью по нужде.

– Лучше сад за теремом, – пожал плечами Мариус. – Туда ближе.

– Но по пути в сад солдатам придётся нюхать мёртвого медведя. Сомневаюсь, что слуги сумеют выволочь эту тушу. Как думаешь, вдовушка?

У Ичеримни кожа сделалась фиолетовой от гнева. Нандийка взяла, было, копьё наизготовку, но не отважилась атаковать. Вдова видела единственный шанс сохранить крупицы гордости в своей вере.

– Уши Иргиема близко, – напомнила Ичеримни. – И он всё слышит.

– Всё слышит? Надеюсь, ему понравится журчание ангельских струй.

Диана с Мариус обменялись сдержанными смешками, после чего прислушались к топоту и шепоткам за спиной. Пёстрое стадо язычников ползло к месту ритуала. Под носовым отверстием легионеры свалили кучу дров, проложенную сушняком. Прямо как в стародавние времена на красное утро, когда жрецы сжигала еретиков на кострах.

Вскоре деревенщины выстроились, где положено. Они явились в священное место, словно на плаху. Невообразимые расы должны были издавать шум и гомон по природе своей, но сейчас они молчали. Диана в каждом из них видела копию Ичеримни: беспомощные, безвольные и трусливые. Их столпилось три сотни против четырёх ангелов, но никто не отважился хотя бы камень кинуть.

Диана забрала у Мариуса голову Бедрианга и показала язычникам. Напомнила, отчего те превратились в покорный скот.

– Наслышана, – заговорила ангелша, – что Иргием гонит тех, чей запах учует. Мне нравится эта идея. Мне нравится, что исполинский волк и после смерти ведёт непримиримую борьбу с демонами. Но правда в том…

Диана небрежно зашвырнула голову вождя на кучу дров.

– …что вы, еретики, ничем не лучше демонов. Так что я напомню мёртвому зверю, что ему следует разгневаться на паразитов, что копошатся в его брюхе.

По толпе пронеслись вздохи, но настолько тихие, что Диана не расслышала в них возмущений и проклятий. Деревенщины лишь наблюдали с дрожью, как ангелша взяла у легионера факел, сделала шаг к ритуальной поленнице, но внезапно развернулась к Ичеримни:

– Прости, о жрица, я чуть не отняла у тебя работу. Это же твоя обязанность жечь костры.

Диана протянула вдове факел. Но щекам нандийки потекли слёзы, хоть та и сохраняла гордое выражение лица.

– Вот какой у тебя выбор, – произнесла ангелша без издёвки в голосе. – Ты можешь взять факел и дать Иргиему унюхать зловоние супруга. А можешь пронзить моё горло копьём и пресечь надругательство.

Против воли у Ичеримни глаза полезли из орбит. Было видно, как тяжело стало дышать несчастной. Нандийка вцепилась в древко, но так и не воспользовалась оружием. Швырнув его на землю, Ичеримни ответила:

– Мне такой выбор без надобности!

С этими словами вдова обогнула Диану и полезла на вершину поленницы. Там она опустилась на колени, подобрала голову Бедрианга и сжалась в беззвучном плаче.

– Швыряй факел, блядуха! – истерично выпалила Ичеримни. – Этого ты хочешь – моей смерти! Только Иргиема ты с толку не собьёшь! Он знает, кто его верные почитатели, а кто – иноземные ублюдки! Иргием нашлёт на вас мщение! Самых страшных тварей отправит растерзать вас! Ты сдохнешь в клыках демонов, моля своего Джовиту о спасении! Велик во смерти!

– Убедительные проклятия. Я так напугана, что не решусь взять грех на душу.

И тут Диана шагнула к оронице, предлагая факел уже ей.

– У тебя тоже свой выбор, Нулгина. Можешь сжечь язычницу и сберечь того, кого любишь. А можешь отказаться и лицезреть, как мы отрежем твоему мужу руку и выколем глаз.

Нулгина застыла в ужасе. Сколько бы она ни отворачивалась, жестокость Дианы не обошла её стороной. Ороница заблеяла что-то в ответ, но ангелша её перебила:

– Можешь попытаться схватить копьё, а можешь полезть и обнять безутешную вдову. Но спасти супруга от увечья можно лишь одним способом.

Загнанная в угол Нулгина схватила факел. На этом самообладание кончилось, и оронице пришлось вновь бороться с парализующей паникой.

– Мариус?

– Да, примипилия?

– Сможешь отрубить руку чисто?

– Гладиусом вряд ли. Понадобится пара ударов, так что следопыт помучается.

– У Бедрианга есть костяная пила. Что если отпилить руку?

– Хватит! – выкрикнула Нулгина.

Несчастная ороница зажмурилась, борясь со слезами. Когда она снова открыла глаза, прошло немало времени. Ангелы всё ждали, окружив её мрачными статуями. Под давлением их взглядов Нулгина шагнула к поленнице и подожгла её. Быстро занялся сушняк, огонь перекинулся на дрова. Нулгина охнула и выронила факел. Она словно была в беспамятстве, а сейчас, увидев пламя, не могла поверить, что это её рук дело.

– Ичеримни, прости меня! – ороница всплеснула рукой, как будто ещё надеясь выдернуть горящие поленья и всё исправить.

Нандийка не ответила, прижимая к себе голову супруга. Жрица могла бы спуститься, но оставалась наверху, глотая дым и роняя слёзы.

– Прости меня, Ичеримни, – прошептала Нулгина, пятясь от костра.

Языки пламени резко взметнулись и облизали ноги жрицы. Огонь перекинулся на сарафан и с десяток секунд пожирал ткань, прежде чем Ичеримни закричала. Сжигаемая еретичка заметалась в агонии.

Диана дала знак легионерам, и те окружили костёр, направив на Ичеримни копья. Однако те не понадобились – нандийка не сдвинулась с места, медленно убиваемая пламенем. Нулгина отвернулась, рухнула на колени и, не щадя сломанной руки, закрыла уши ладонями. Диана же наслаждалась муками язычницы, а когда та прекратила кричать и рухнула, ангелша взяла слово:

– Джовита, единственный бог этого мира, обрати взор на рассадник ереси. Запомни лица костепоклонников, обрушь на них возмездие, скорое или отложенное, но точно неминуемое. Покарай милосердно раскаявшихся и безжалостно неисправимых. Яви силу свою и уничтожь последние сомнения в своём величии.

Дрова под Ичеримни прогорели, и опалённый труп провалился внутрь. Икры спиралями взметнулись вверх, костёр покосился, нандийку завалило поленьями. Ангелы молитвенно подняли крылья, а затем отправились к терему.

– Оленеголовых покажите лекарю, – распорядилась Диана. – Пусть займётся их ранами.

Ичеримни обращалась в пепел, чужаки нагло разгоняли со своего пути местных. И не было ни намёка на ярость Иргиема.

Глава 11. Виселицы

Когда Ратибор очнулся, звероловы уже были в пути. Повозка тряслась на ухабах, вокруг шагали пленители. Замыкающий процессию Бадил отметил пробуждение турича:

– О, рогатый проснулся. И как тебе, хорошо спалось? Мне вот не очень с отбитой-то спиной.

У Ратибора не было сил ответить. Он с трудом поднялся на четвереньки, подполз к прутьям и, откинувшись на них, сел. Усеянная синяками голова раскалывалась, веки сами собой закрывались. А Бадил всё не унимался:

– Хреново себя чувствуешь? Ничего, скоро мы отыщем Скотницу, и всё закончится.

Тощий нандиец глупо посмеялся. Великой щедростью с его стороны было предоставить Ратибору несколько минут тишины. Турич понемногу пришёл в себя. Его посадили в клетку, запертую столь внушительным замком, что о побеге можно было не думать. Отобрали всё что можно – оставили только длинную рубаху, подпоясанную шнуром. Руки и ноги целы, никаких кандалов.

Впереди Улэк вёл под уздцы быка, справа от повозки – вне поля зрения Ратибора – шёл Янфат, Бадил замыкал шествие. А слева от телеги вышагивал Содалит, нацепивший трофейный пояс с топором. На талии минотавра ремень свободно застёгивался, а на големе еле сошёлся.

Ратибор помнил, что звероловы вешали оружие и сумки на клетку. Но после взятия пленника подобная практика прекратилась.

– Эй, Ратибор, не спишь? – донёсся голос Улэка.

– Чего тебе?

– Гляди – там граница Бриславии.

Ратибор с трудом повернул голову и окинул взглядом открывшуюся картину. Лес сменялся лугами, а в двухстах саженях впереди высилась часовая башня. Она была разрушена, но не старостью, а чьей-то могучей силой. Башня выглядела как расколотое полено, одна половина которого осталась стоймя, а вторая улетела прочь, развалившись при этом на куски.

Когда повозка подъехала ближе, Ратибор разглядел копья, воткнутые в уцелевшую часть строения. Чья-то чудовищная сила вогнала их прямо в каменную кладку. А на древках, словно жуки на булавках, висели скелеты. Местами остались одни грудные клетки, местами скелеты были полнее. Но всего одного черепа хватило для понимания, что развалины украшены мёртвыми туричами. Больше дюжины предков были зверски убиты, и не нашлось доброхота, кто снял бы их и захоронил. И Ратибор мог понять: мало кто отважится тронуть результаты кошмарного побоища.

Повозке пришлось вилять между фрагментами здания, упавшими на дорогу. Трясущийся в клетке Ратибор хмуро оглядел место стародавней резни. У него не было трепетных чувств к родичам, о которых он ничего не знал. Но остаться хладнокровным тоже не получилось.

И это была только первая весточка. Повозка не проехала и двух вёрст, как впереди показалась очередная постройка. Это была магическая башня, очень похожая на ту, что окружают Пять Земель. Строение высилось над пересохшей рекой, тянущейся с запада на восток.

Башню тоже коснулась рука разрушителей: крышу снесло напрочь, а по всей высоте строения тянулось узкое отверстие. Причина его обнаружилась тут же: через эту дыру из башни выдернули магическую колонну. Изуверы перекинули её между берегами, чтобы превратить в перекладину для виселиц: на цепях болтались два десятка туричей. Сложно понять, швырнули ли их под воду или вздёрнули уже над пересохшим руслом.

Повозка проехала по мосту, пристроенному рядом с башней, и направилась в сторону показавшегося впереди города. Поселение расположилось на холме, окружённое деревянными стенами. Но Ратибор не сомневался, что и там не увидит ничего, кроме смерти.

Справа тянулась пустошь, ранее бывшая плодородным полем. Вдалеке виднелся мертвец, распятый и превращённый в пугало. Слева же раскинулся небольшой лесок, вплотную подошедший к брусчатке. Пихтовые лапы так низко нависли над дорогой, что задевали крышу клетки. С ветвей полетела хвоя, вынудившая Ратибора закрыть лицо рукой.

И внезапно округу сотряс демонический рёв. Улэк остановил повозку и выхватил меч. Вооружённые Содалит и Янфат встали подле главаря, но их шайка смотрелась жалко в сравнении с громыхнувшим рыком. Казалось, взревевшее чудовище превосходило размерами дракона.

Бадил с копьём наперевес прибежал к товарищам и застыл чуть позади. Вновь неведомая тварь подала голос. Ратибор вполне мог рассчитывать, что демон растерзает всех его пленителей, но и сам турич вряд ли спасётся за прочной решёткой.

Четвёрка звероловов оставила Ратибора без присмотра, так что он огляделся в поисках способа спасения. Глаз наткнулся на лапу пихты, пролезшую меж прутьями. Турич поднялся на ноги и застыл, протянув руку к ветке. Оглянувшись на пленителей, Ратибор стал ждать подходящего момента.

– Уходить надо, – сказал Янфат.

– Погоди, – отозвался Улэк.

В третий раз от рёва заложило уши. Ратибор тотчас сломал ветку – треск был не слышен за рокотом демонической пасти. Турич быстро обломал лишнее и спрятал оставшийся черенок в рукаве.

Только наступило затишье, как Улэк покрался вперёд по дороге, сказав:

– Давайте за мной, только тихо.

– Рехнулся? – возмутился его брат.

– Разведать надо. Пошли.

Нандиец ещё раз подогнал товарищей жестом – спутники нехотя последовали за ним. Четвёрка неторопливо ушла вперёд и скрылась за поворотом. Это дало Ратибору время достать пихтовую ветку, отгрызть щепу и заострить тем самым один из концов. С получившимся колом уже можно было кого-нибудь покалечить, как представится возможность.

Вновь громыхнул вопль чудовища. Турич спрятал кол и принялся выжидать. А вскоре звероловы вернулись, расслабленные, словно демон оказался голосистым ёжиком. Когда четвёрка подошла к клетке, Бадил сказал с улыбкой:

– Это ревун. Знаешь таких? Похожи на волков, только с зобом, как у лягушки. Твари не опасные, но горланят… Да ты и сам слышал.

Ратибор приметил ключ на поясе Бадила. Висит на хлипком шнурке.

Тем временем Улэк с Содалитом решили обсудить дальнейшие действия:

– Темнеет, а до города ещё два часа, – прикинул голем.

– Успеем дотемна.

– Само собой. Но, может, лучше здесь разбить лагерь? Не нравится мне в городе.

– По ночам в небе неспокойно. В городе мы укроемся от крылатых демонов.

Содалит покосился на далёкое поселение и произнёс:

– Там могильники сплошные.

– Тем лучше. Все мертвы – никто нас не тронет.

– Как посмотреть.

– Слушай, о селениях туричей говорят всякие небылицы. А ночью по небу будут летать настоящие демоны. И я предпочитаю остерегаться демонов.

Голем промолчал, но идея Улэка ему не нравилась. Убеждая товарища, нандиец добавил:

– Завтра за дневной переход доберёмся до леса. И там уже ни призраки туричей, ни демоны нас не потревожат.

– Ладно-ладно. Я понял. Давай трогать уже.

Улэк объявил свой план остальным и повёл быка под уздцы. Янфат спокойно принял решение предводителя, а вот Бадил зашёлся ворчанием. Ратибору показались странными волнения звероловов: в Землях за Башнями обитают живые корни и мосты, но призраки считаются чем-то невозможным. Призраков побаиваются, причём те же лица, что поклоняются исполинскому скелету и едут на поклон к кровавой богине.

Когда турич решил, что начал различать грани этого мира, те вновь стёрлись.

Темнело всё сильнее, но отряд не спешил. Вокруг тянулись луга, открытый простор со всех сторон. Янфат значительную часть пути пятился, надеясь разглядеть позади преследователя, что мерещился ему не первый день.

С наступлением сумерек процессия прибыла в город. Ратибор не удивился, что разруха встретилась и здесь. На месте широких городских ворот зияла раскуроченная дыра. Сделать такую могли разве что тараном, для изготовления которого пришлось бы свалить дуб над домом Бэюма.

Внутри было только хуже. Но первым в глаза Ратибору бросился не учинённый хаос, а былая роскошь. Стройные избы выстроились в ровные улочки, каждый дом щеголял недурной резьбой на причелинах и наличниках. Редкая крыша обходилась без узорного конька. Дворы были просторными, с кучей пристроек. Местами сохранились ограды или хотя бы их каменные основания. Улицы вымощены булыжником.

Горожане жили в достатке, их быт и зодчество мало чем уступали таковым у нынешних туричей. Но процветание в одночасье закончилось, а славных детей Тура приколотили к фронтонам изб, их скелеты развесили гирляндами вдоль улиц. Одних туричей распяли на арках над дорогами, других раздавили телегами, гружёными мертвецами.

Дома, в основном, остались нетронутыми. Словно убийцы, сломав ворота, уже не встречали сопротивления и казнили сдавшихся. Редким же упрямцам, вздумавшим запереться в избе, разносили на брёвна полдома.

Таким город казался до прибытия на главную площадь. Здесь же случилось средоточие бойни. Фасады двухэтажных изб были буквально изрублены гигантскими секирами, мостовая словно вспахана плугами. А вся площадь была уставлена пирамидками. Некто с безумной скрупулёзностью разделил убитых на кости и сложил в отдельные кучи. Среди горочек позвонков, рёбер или ступней высилась аккуратная пирамида из черепов. Зловеще зияя глазницами, конструкция располагалась напротив большого терема, коему досталось больше всего.

Крыша была проломлена в трёх местах. Дыры проделали крупными валунами, один из которых застрял в кровле, да так и остался торчать. Ещё один камень вошёл в терем сквозь северо-западную стену, а последний, пятый, промазал и лишь раскурочил навес над крыльцом. Ратибор узнал лежащий во дворе продолговатый камень – им оказался ритуальный менгир. На нём можно было различить высеченную фигуру минотавра: лицо было разрушено, но по кольчуге, а также клещам и молоту, легко угадывался Свар – бог-кузнец, родной брат Тура. Стало быть, остальные идолы принадлежали самому Туру и его семье.

Туричи возводят капища за пределами городов, где расставляют идолы по кругу. Чтобы вырвать их из земли, потребовалось бы несколько дюжин рук. А уж метнуть глыбы без мощной катапульты было бы невозможно.

Улэк дал знак остановиться возле соседней с теремом избы – это строение не пострадало, а потому вполне годилось для ночлега. Тишина вокруг: Ратибор не слышал даже воронов. Город был мёртв.

Повозку загнали в просторный хлев, подпёрли колёса и распрягли быка. Звероловы собрались насладиться привалом, но Улэк, выйдя на площадь, распорядился:

– Надо разведать окрестности. Убедимся, что здесь безопасно.

Его товарищи хоть и устали, но молча признали правоту лидера.

– Янфат, пройди по той улице, осмотри всё хорошенько. Содалит – на тебе улица на восток, ты, Бадил, разведаешь улицу на запад. А я загляну во все дома на площади.

Кивнув, все разошлись по указанным направлениям. Оставшись один, Ратибор огляделся и увидел торчащий в стене гвоздь. Высунув руку из клетки, он попытался до него дотянуться, но пальцы впустую схватили воздух – не хватило буквально чуть-чуть. Сколько бы пленник ни силился, ничего не получалось.

Отринув идею открыть замок гвоздём, Ратибор встал на ноги и прислушался. Ни единого звука поблизости, так что турич взялся руками за прутья над головой и, подпрыгнув, ударил копытами по настилу. Один удар никак не сказался на крепких досках, поэтому Ратибор продолжил колотить.

От активной работы по всему телу пробудились вчерашние синяки. Ратибор решил упорствовать сквозь боль, однако быстро сдался, так как глаза заволокло чернотой. Турич неуклюже осел и встряхнул головой. Слабина и темень в глазах со временем прошли, и появилась возможность изучить результат своих трудов. На мощных досках не осталось ни следа.

Бык в углу промычал, как будто в насмешку над потугами Ратибора.

– Да заткнись ты, тупая скотина, – бросил турич.

А затем послышались звуки шагов. Первым в хлев вернулся Улэк. В руке он держал череп минотавра.

– С быком разговариваешь?

– Попросил его клетку открыть, а он копытами не управится.

Покивав, Улэк прошёл к своему питомцу и уселся подле него на старую поилку. Поглаживая одной рукой быка по морде, второй нандиец поднял найденный череп.

– Знаешь, кто это? Я вот тоже не знаю, но нашёл я его в тереме. Может, это череп князя, а может, его слуги. В самом-то деле, не престало князю прятаться в доме, когда такое творится. Думаю, смерть настигла его на крепостной стене.

Улэк отложил череп в сторону и взглянул в глаза Ратибору:

– Ты знаешь, кто уничтожил этот город? И всё остальное княжество? Думаю, догадываешься. Это сделала Седая Скотница. В одиночку.

– Много же работы у неё было. Пирамиды из черепов складывать, думается мне, непросто.

– Ты, Ратибор, похоже, не совсем понимаешь, кто такая Скотница. Да, имя у неё такое, что легко принять за вредного духа. Но расскажу я тебе свою версию Туровой Охоты. Суть в том, что никуда Тур не уходил, не охотился он на исполинов в далёких краях. Он был убит Скотницей. И оба его брата, и супруга, и названная дочь.

– Кто же такая эта Скотница?

– Богиня. Из тех, чьи культы давно забыты.

– И зачем ей понадобилось уничтожать Бриславию и её богов?

– А вот этого никто не знает. В легендах упоминается некая месть, вот только чем богине могли насолить туричи… Страшно представить такое преступление, за которое сравнивали бы с землёй государство.

Ратибор не разделял ужасов нандийца. Турич не отрицал, что случившееся здесь было кошмаром, но склонялся к тому, что это дело рук вполне земной армии. О чём не преминул сказать:

– А с чего бы тебе доверять этим легендам?

– Потому что Седая Скотница реальна. Когда она превратила в могильник Бриславию, то принялся разъезжать по всем Землям за Башнями и выискивать недобитых сынов Тура. И однажды она явилась в Волчью деревню.

– Хочешь сказать, – напрягся Ратибор, – ты её видел?

– Это случилось до моего рождения. Но некоторые старцы застали её буйство. Рассказывают, что Скотница прибыла на скрипучей повозке, увешанной рогатыми черепами. Она выехала на главную площадь, поднялась на козлах и спросила, не прячут ли жители в своих домах туричей. На счастье, ни одного из них в поселении не нашлось.

– Но дело всё равно добром не кончилось?

Улэк кивнул и рассказал:

– Жители клялись, что туричей в жизни не видели. Однако Скотница увидела в толпе оронов и рассвирепела. Достав хлыст, она принялась бить рогатых так, что рассекала тем плоть. Разгоняя оронов, богиня порушила немало домов и забила десятки невинных. После случившегося Скотница наказала гнать оронов прочь, а туричей хватать и везти к ней на север. За каждого сына Тура богиня обещала щедрую награду.

– И поэтому я сижу в клетке? Из-за баек выживших из ума стариков?

Улэк посуровел и поднялся с поилки. Подойдя ближе к Ратибору, он изрёк внушительно:

– Ты не слышал, с каким ужасом они описывают случившееся. Не видел, как иных старцев просят рассказать о случившемся, а те молят убить их, но не уговаривать. Если ты повидал много болтунов, то понял бы, что наши старцы не лгут.

Затем в мимике нандийца мелькнула нотка стыда, и он отвёл взгляд в сторону.

– Мои товарищи пленили тебя ради даров Скотницы. Не знаю, получим ли мы их, но хотя бы убережём Волчью деревню. Если бы Скотница узнала, что к нам захаживал турич, а мы отпустили его своей дорогой… А ведь она непременно узнала бы.

– О ближних, значит, подумал.

– Вроде того. Если быть честным, я забочусь о брате. Ради него стараюсь, а эта Волчья деревня мне по боку.

Улэк встал у выхода и облокотился на косяк. Скрестив руки на груди, он добавил:

– Мне жаль, что так вышло, честно. Непросто жертвовать тем, кто спас твоего родственника.

– Так поступи по совести: отпусти меня, забирай брата и уезжай подальше.

– Ты не понимаешь, каково это – гневить богов.

Ратибор мог бы посмеяться. За свою жизнь он разгневал не меньше шести.

А тем временем начали возвращаться остальные. Никто опасностей не обнаружил – бояться в городе было нечего. После разведки звероловы затащили пожитки в избу и оставили Ратибора одного. Лишь однажды пленника проведал Бадил, а всё остальное время четвёрка пропадала в доме. Слышались разговоры, шелест затачиваемого оружия да скрип старой мебели.

Предоставленный сам себе, турич так и не придумал способа высвободиться. Клетка оказалась слишком крепкой, колёса подпёрли основательно, а возможности дотянуться хоть до чего-то полезного не было.