Зеленые буковки, или конюх Аким против.

Глава 2, в которой терпящий всяческие беды конюх получает неожиданную помощь и выясняет, что выяснить ничего не удается

Аким с трудом разлепил отекшие веки. Некоторое время глаза бессмысленно вращались, как бильярдные шары, выбитые с игровой поверхности неумелой рукой игрока-новичка, но потом он пришел в себя и все наладилось. А понять, где он оказался, конюх так и не смог. Темнота и тишина. Разве по этим приметам определишь место? Тело как деревянное затекло и онемело. Аким решил перевернуться на бок, но тут же оставил попытку. Неимоверная боль, пронзила от макушки головы до пят. Полежав так некоторое время не шевелясь и больше не предпринимая попыток встать, перекатится на бок, и тут он столкнулся с другой напастью — неодолимый зуд, все тело нещадно чесалась. Да еще очень захотелось «до ветру». Но, несмотря на все напасти, Аким понял одно, что он живой, что само по себе уже неплохо.

Перед глазами мерцали, изредка меняясь, пробегая линией или погаснув и снова появлялись, всё те же проклятущие зеленые буковки, сложившиеся в длинную надпись:

«Лечение закончено на 62%. Найдите аптечку. Замена аптечки животными белками +15% к лечению и водой + 5% к лечению. Лечение при этом займет на 87 % больше времени. Введите в организм животные белки».

«Белки? Какие к дьяволу еще белки? Мне только сейчас вот белок еще не хватало!», — подумал Аким.

Где брать эту белку, которую надо вводить в организм, на каком дубу ее ловить Аким не знал. Какими орехами ее приманивать? Или просто надо достать ее из дупла. Да и как ее ловить, он двинуться без боли не может. Что за черт такой организм, в который вводят белку, тоже одна неясность. А вот пить и есть очень хотелось. Аким осторожно повел руками в стороны, ощупывая, что есть в округе. Под правую руку попался кувшин, который конюх едва не опрокинул. Поднес дрожащей рукой кувшин к лицу — вроде как водица, хлебнул — точно, вода из их колодца! Слегка солоноватая. В голове вроде как блямкнуло, как колокольчик дзинькнул, и перед глазами снизу вверх проплыли проклятые зеленые букавки с красным крестиком.

«+5%»

После воды сразу стало чуточку полегче.

«Вот что крест животворящий делает», — подумал Аким провожая глазами уплывающий вверх красный крест.

— Эй, люди добрые, есть тут кто? — сипло хрипанул Аким, собирался же крикнуть во весь голос, но на деле только хриплый крик перешел в тихий сип. Однако кто-то его услышал: дверь отворилась, в каморку хлынул свет и кто-то большой, нагнувшись в дверях, зашел.

— Очнулся? Вот и добре. А я прикрыл тут, чтобы тебе свет не мешал. Думаю если очнешься, дык сам позовешь.

От света заслезились глаза, Аким от страха съежился. До ветру захотелось еще больше, его ослабленный организм не выдержал и Аким сделал под собой небольшую лужу. В голове раздался звук, как корова заревела, и перед глазами снова проплыли зеленые букавки, но только сверху вниз.

«- 3%»

Накатила, чутка слабость.

Аким, не шевеля головой, осмотрелся. Каморка кузнеца Прокопа, который его лупил вместе с ненавистным Митрофаном. И он сам склонился над ним — щерится довольной улыбкой.

— Да не пужайся, Аким, никто не знает, что ты тутова. Я тебя той же ночью из свинарника с Нюркой-поварихой стащил, сюда, вишь, тайно перенесли. Три дня ты в беспамятстве слеживаешься, но жару не было. Дивно, но после того как с тебя Митрофан шкуру-то снял, миновала тебя лихоманка. Все кто вот так плетей получал, помирали с Богом в первом часе. Ан ты нет.

— Барин…, — слабым голосом спросил Аким.

Прокоп перекрестился.

— Тебе лучше не ведать. Они, как тебя запороли, пошли в карты играть, и давай пить во все свои горла. Льют ее огненную, как в трубы бездонные иерихонские. А через день барин прибежал и тебя давай искать. Дескать, где этот мерзавец? Хочу на него мертвого плюнуть. А мы ему и говорим: “Нету, барин, Акимки, обидчика барыни нашей Лизаветы Борисовны, пропал. Свиньи были голодные вот, поди, и сожрали его, даже косточек не осталось”.

Аким поежился: быть съеденным свиньями не хотелось. Прокоп чуть присел и еще раз перекрестился.

— И что тут зачинилось, Господи милосердный, страсть!

Здоровенный как огромный утес мужик кузнец Прокоп еще раз перекрестился и дрожащим голосом продолжил.

— Барин загоготал по-дьявольски. И ну в дом. Вроде как умом тронулся или бесы его душу захватили. И давай оне все там с товарищами еще шибче пить, удержу не зная и бесстыдства сатанинские творить. Всех девок сенных собрали, раздели догола, и прислуживать им заставили. Срам-то какой! Весь дом ходуном ходит: визги, крики, ругань..., — сокрушался Прокоп.

Аким слушал и не верил свои ушам.

— А вот товарищ нашего барина по Петербурху, толстый такой, как его там, Иван Аполлонович. Вышел весь во двор весь в черном кожаном, прямо все вот так на нем туго все лосниться, как на сливе переспелой. Девок собрал всем им в рот шары деревянные со снурками вложил и сзади на затылке энтими тесемками завязал, как у лошадей удила. Чудно как! И прямо, как оне были голышом в телегу запряг и знай себе по двору катается, плеткой их постегивает. А потом как заорет «А ну подайте мне девицы горячего золотого дождю!»

Прокоп сокрушенно покачал головой и с чувством крайней брезгливости сплюнул.

— Я такой срамоты во всю жизнь не видывал.

— Прокопушка, ты где? Я тут щец наваристых принесла, да котлетов, дивной барской снеди маненько на сковородке, может, очнется Акимка, поест, — раздался от двери подрагивающий голос поварихи.

— Ступай сюда, как раз он вона только очнулся, воды вот попил. Очухивается. Дивно больно, как быстро одюживает, прямо как заговоренный.

Повариха вытащила из под объемного подола руку, в которой держала за рукоять небольшую сковородку с двумя котлетами и на ней небольшую глиняную кастрюльку. Поставила на стол все и, всплеснув от радости руками, подошла к Акиму и Прокопу.

— Ой, боженьки, Акимка, очнулся, молодец какой! А уж мы тут с Прокопом за тебя, ох, и тревожились, ты даже не ведаешь как. Все ноченьки напролет вот и переживали.

Даже в тусклом свете каморки стало видно, как покраснел Прокоп и пару раз смущенно кашлянул. Видать, переживали за конюха они немало.

— Ты, Аким, не бойся, я тебя не выдам. Не для того спасал, — сказал кузнец, поднялся с корточек, подошел к двери, выглянул наружу и прикрыл за Нюркой дверь на засов, — что бил, прощай, по-другому никак не вышло бы. У самого спина краше некуда, глянь.

Он развернулся, задрал рубаху на спине. Всю спину его покрывали рубцы, идущие в разных направлениях. Казалось, кожа от лопаток и до пояса вся бугрилась от шрамов, оставленных кнутом, как свежая весенняя пашня.

— Видишь, Аким, красота какая. Вот она икона барская, писаная плетью, да батогами! — сокрушенно сказал Прокоп, — хочь молись, хочь поклоны клади. Э-э-эх, доля ты наша крепостная. Так что мы с тобой друзья по несчастью.

— Ну, хватит тебе Прокопушка, — Нюрка смахнула слезу и потянула рубаху на место, — Вот Аким, давай-ка, щец похлебай, контлет поешь, пока горячие. Потом узвару сладкого, на ягодах свежих спробуй. Я слышала от стариц всяких, кои недуги врачуют, что в ягодах много силы исцеляющей. Ешь, Акимка, поправляйся. А я побегу, на кухне работы много, вечером еще принесу поесть чего.

— Постой-ка, — остановил ее Прокоп, — что там, в барском доме делается?

Нюрка всплеснула руками.

— Оу-у, — подвыла она испуганно, — страсти там творятся. Барин наш, как бы умом тронулся, да и гости его от него не отстают. Батюшка ходит по пояс нагой в одном исподнем. И лишь крест на цепи по пузу тыды-сюды мотается. Я чуть не обмерла от стыда-то.

Нюрка перекрестилась.

— А доктор от-то демон страшный! Ходит полуголый в кожаном переднике и рукавицах в руке нож. Возьмет вот так девку сенную за подбородок и смотрит так долго ей в глаза, а она бедняжка аж трепещет от страху, как листик. Взгляд у него как у дьявола страшный. А потом так тихо цедит сквозь зубы «Не-е та…. Вот лучче я в Лондон поеду. Там разгуляюсь в Уайтчепеле, хорошее место». И так оставит девку, а она, ноги подкосились и от страху на пол падает в обмороке. А помещик соседский Пьянокутилов, что вытворяет…. волком себя вообразил. Ждет полной луны, я говорит, в волка тады превращусь, пойду в деревне ближайшей людишек погрызу всласть. Дьявол в барском доме поселился! Вот вам крест!

— А барынька что? — спросил Аким.

— А что барынька. В страхе живет она. Заперлась в своих комнатах, плачет. Никого не пускает, акромя меня.

Аким и Прокоп молча слушали повариху. В их головах не укладывалось то что происходило — не иначе конец света наступает.

— Ты вот что, Нюрка в барский дом я тебя не пущу на ночь глядючи. Останешься здесь, до утра переждешь. А утром может вся нечисть с первыми петухами схлынет на время.

Конюх закрыл глаза, посмотрел на буковки, сложившиеся в надпись

«Введенных животных белков достаточно для окончания лечения. Полное восстановление займет 12 часов 45 минут»

«Опять белки какие-то! Да что ж это за напасть такая?», — ругнулся он про себя, что бесы или ангелы опять что-то непонятное пишут, и уснул.

Первый сон Акима

Приснилась Акиму горница дивная, со столами непривычными, да диковинами непонятными. И стояло в этой горнице много на вроде как зеркал волшебных, на коих буковки, ручейками бежали, прямо, как перед глазами у Акима. Понял он, что толи бесы толи ангелы ему тот свет показывают показывают, куда уволочь его хотят. Только не видно ни костров со сковородками и котлами кипящими, ни бесов с вилами, ни облаков, ни кущей райских ни ангелов радостью благодати божьей отмеченных.

«Может, дела какие земные или по божьему указанию или же бесовской прихоти исполнение потребовалось. Вот и нет никого”, — подумал конюх.

Но вдруг увидел Аким того самого чудного бородатого барина, что уже виделся ему, тогда когда Митрофан кнутом его своим править барскую волю начал. Барин сидел перед зеркалом волшебным, в котором Аким увидел себя, спящего у кузнеца на лавке.

«Вынули душу, как есть вынули, да что это творится, меня же и соборовали, и молитвы я сегодня все прочитал, какие положено, а бесы сильнее оказались. Ангелам-то почто заставлять душу мою в зеркалах плутать», — в страхе поежился конюх.

Барин тем временем сидел задумчивый, с грустным лицом, и пальцами так быстрехонько по черной дощечке с буковками бил, только и слышно звук клац - клац. В каморке со стеклянными стенами увидел Аким, как страшно спорили еще два барина, да так шибко ругались, что псы дворовые за кость дрались. Один сидел за столом вроде как чином повыше и кричал: “Вы тут сборище ...ных муфлонов, вы что, дебилы, не понима… такие бабки выде… сам ...тенберг, бара… вы понимаете, сам Арка… ...ич!!! И вы просра…весь проект «Русский Аватар», вбухали мо… в дебила, теперь только садома… снима… муфлоныыыы!!!”, а второй стоял перед ним и бормотал что-то, видать, тот барин осерчал на него сильно, как чином поменьше. Аким видел таких в городе. Сидит вот так чиновник в земстве и отчитывает молодого нерадивого приказчика.

А бородатый, что барин с грустным лицом по дощечке щелкал, смотрел, смотрел на зеркало волшебное, вдруг вскочил: “Да ты ж меня сейчас слышишь и видишь!”. Аким в зеркале только зачмокал губами и повернулся на бок. “Эх, что ж делать, будить нельзя, канал прервется”, — сказал барин, а Аким вдруг понял, что понимает всё, что барин говорит, что значат зеркала эти да дощечки черные, вот только про дивного муфлона понять ничего не мог. “Ты бы хоть читал, что тебе интерфейс выдает, там же все для умственно отсталых написано, дурило”, — продолжил барин. “Сам ты дурило, умом ребячьим сподобленное ”, — подумал Аким и проснулся.

Конец первого сна.

Утром пришел Прокоп, принес еду от Нюрки поварихи.

— Ну что, Аким, как ты? Уходить тебе надо, неровен час кто из дворни узнает, что здесь схоронился от гнева барского, так и все, конец нам всем тут и будет.

— Что там? — кивнул Аким в сторону барского дома.

— Угомонились бесы в барах немного. Спят, кто, где придется, от света божьего прячутся. Но к ночи ближе очнутся и заново зачнут непотребства бесовские творить.

— Не угомонятся, — согласился Аким, — ежели бес кочергу свою барину под зад положил, точно не угомонятся.

— Меня вот что занимает, чудно как ты шибко быстро от покалечения кнутом избавляешься. Не иначе как чудо здесь, перст божий в тебя указует супротив сатанинских игрищ вокруг. Но не знаю сдюжишь дорогу-то? Надо будет вёрст двадцать пройти, там добрые люди встретят тебя.

— И не знаю, Прокопушка, слаб еще я. Еще бы до вечеру отлежаться, и в ночь уж пошел бы я.

— Пускай так и будет.

— Тут, Прокоп, беда со мной приключилась, — конюх решился открыться кузнецу, тот, может, присоветует что, святые места какие, или наоборот, бабку-ведунью. Буковки порядком беспокоили Акима и он мечтал только, чтобы они пропали и дали ему жить спокойно. — я, когда в погреб меня Митрофан бросил, головой сильно ударился. И теперь у меня перед глазами буковки зеленые, пишут что-то непонятное. Прямо оморок какой-то. И сны чудные сняться. Толи ангелы божьи, толи бесы видятся.

Прокоп сел рядом с ним.

— А что ж пишут-то?

— Вот прямо сейчас написано, — конюх всмотрелся в надпись и прочитал по складам, как в школе учили, — “Ле-че-не е-ще не за-кон-че-но ве-ди-те до-по-нит-но жи-вот-ных бел-ки”. Фу, аж взопрел, тяжко читать мне.

— А что это значит? Куда белок водить?

— Не знаю, вот сейчас другое: “Во-ста-нов-но семь восемь про-цы-це, не могу прочитать, про-дол-жи-те ле-че-не”.

— Ничего понять не могу. Может, это бесы какие соблазняют тебя? Или ангелы божью подмогу призывают в борьбе с дьяволом, что в барском доме обосновался?

— Вот и я не знаю, бесы или посланцы Спасителя нашего. Надо бы святой водой окропиться, а еще лучше — к мощам каким приложиться. Мощи, они завсегда помогают, в них сила великая. Нету у тебя ладанки с мощами?

— Нету, была, да украли на ярмарке, нехристи.

— И вот что еще, Прокоп, сдается мне, что видел я сон про эти буковки, там мне все как есть рассказали про них, только не помню я ничего из того сна. Вот, вспомнил: ты знаешь, кто такие муфлоны?

— Нет не знамо мне слово такое, — кузнец потеребил бороду, — вот что, я пойду на дворе покажусь, работой какой займусь, чтобы подозрения всяческие отвести. Подумаю, что сделать можно с такой напастью. А лучше Нюрку спрошу, она завсегда на кухне всяких богомольцев подкармливает, странников, страниц, калек перехожих, что от святых мест идут. Может, знает, где какого старца или старицу способную твой оморок отвесть.

К вечеру пришла Нюрка, принесла много еды, Аким аж осоловел, когда доел, а когда проснулся после дремы, то буковки возвестили, что лечение закончено и появилась еще одна надпись, озадачившая его не меньше пресловутых белок.

«За успешное решение квеста лечения, начисляется одно дополнительное очко развития умений. Предлагаем вам развить умение «Инженер» оружия или открыть новое умение «Убийца». Да — Нет»

«Да вот еще я убивцем душегубом не был никогда. А вот анжанер, как землемер Козьма Карлович лучше, это вот почетно. Он хоть из немчуры орусевшей, но человек честный, хорошей», — подумал Аким.

В голове, как и ранее блямкнуло.

«Продолжить умение «Инженер». Открыть ветвь навыка «Создавать оружие» или продлить ветвь навыка «Вивисектор»?

«Да что же вы проклятущее меня никак не оставите?!», — завопил про себя Аким.

Но немного поразмыслив, пришел к выводу, что кто такой вивисектор он не знает, а вот оружие какое может и сгодится, когда уходить будет вечером. Кто его знает, может баре очнуться и в своем бесовском обличие нападут на него.

«Давай оружие, бесовская ваша воля!»

В голове снова блямкнуло. Уж привычным ручейком побежали цифры, буквы…. И тут же появился рисунок наподобие дерева, перевернутого ветками кроны вниз. И на нем замест плодов кружочки с картинками странными. На одной толстой ветке светились два кружочка. В одном рисунок ножика лекарского, впрямь как у земского доктора Сдохнева, когда он чирей вскрывал оному из крестьян, Аким видел и написано «Вивесектор». А на другой шестерня похожая на ту, что на мельничном валу стоит и надпись «Инженер».

Блямк!

«Вы можете создавать оружие с помощью крафта из всех подручных предметов и объектов. Но помните, при использовании навыка может произойти непредсказуемое обратное воздействие».

«Да чтоб вас ироды! Ну почто слова все вымудренные не русские!», — выругался он.

Но Аким чувствовал себя на диво хорошо. Самым странным был вновь выросший зуб, выбитый еще прошлой зимой, когда дрались с соседней деревней стенка на стенку. Тогда здоровенный крестьянин из деревни Нищевка, Ванятка Большежопов, ему оглоблей так прошелся, что зуб выбил словно его и не было. Едва он тоды увернулся, а то и голову бы снес. Но вот сейчас зуб вырос маленький, но вырос же! И конюх счастливо пробовал его языком, не пропал ли.

А вечером, как начало темнеть, пришел Прокоп и Нюрка.

— Ну что Аким, пора. А то Барин и его приятели уже зачинают просыпаться и готовятся к всенощному бесовскому шабашу.

— Пойдем, Прокопушка, Акимку проводим. Я тут тебе на дорожку немного собрала, — всхлипнула Нюрка

Но не тут то было. Снаружи раздоился стук в дверь и мерзкий крик барина Илионора Владимировича.

— А ну Прокоп…. Иуда проклятый отворяй свою дверь. Знаю, что ты там Акимку бывшего полюбовника моей жены Мессалины римской блудницы прячешь. Будет вам сейчас всем от нас расправа.

Нюрка вскрикнула и, прикрыв рот рукой прошептала.

— Ой, свят, что же это теперь с нами всеми будет, — сказала она и заплакала.

Но Прокоп насупился, крякнул глухо по-мужицки, чего ему теперь уже терять.

— Ну, я вам так не дамся, забью их всем молотом своим!

— Да как же Прокоп? — спросил Аким, — их там почитай пятеро.

Прокоп схватил одной рукой молот, а другой как была Нюрка в руке со сковородой, так притянул к себе и крепко прижал, да так что ее большие груди колыхнулись и едва сорочку не порвались, сплющившись о могучее тело кузнеца.

«Да где же эти бесы или ангелы, что обещали оружие?» — подумал Аким.

Но отвлекся, залюбовавшись большими титьками поварихи.

«Эх, жаль не успел мой приятель помять их всласть, теперь поляжем в бою неравном!»

Но перед глазами побежали зеленые буковки, и возникла надпись

«Создать оружие?»

«Да, только из чего создашь-то его?»

Он посмотрел по сторонам ища палку, дубину или лом железный, но тут случилось нечто удивительное.

Блямк!

«Оружие создано».

— Ой, что это?! — повариха отскочила от Прокопа.

На зарёванном лице удивление.

Грудь ее приподнялась как у молодухи и сквозь плотную льняную ткань проступили соски.

— Да что же это?!

Между сосками возникла дугой жужжащая молния и ударила в сковороду и, отразившись в молот кузнеца. Грудь опала, как и была, а в руках кузнеца по молоту начали бегать огоньки пощелкивая.

— Что за наваждение бесовское?! — буркнул Прокоп и ударил молотом по наковальне стараясь стряхнуть их с молота.

Наковальня разлетелась на куски, а пень дубовый, на котором она стояла, ушел глубоко под землю. Стены каморки пошатнулись, как при небольшом землетрясении. Все трое подошли к яме и посмотрели.

— Мать честная, — пробормотал кузнец, — это как? — он посмотрел на Акима.

— Это все бесы или ангелы во мне, я так думаю…., — неуверенно ответил Аким.

Нюрка-повариха была более сообразительной.

— Ангелы или бесы, нам сейчас не до разницы, они нам чудесную силу через Акима дают. Я думаю так. Тронь мои титьки Прокоп.

Тот неуверенно потрогал. Грудь сразу же приподнялась и между сосков возникла жужжащая дуга молнии. Нюрка повертела телом, но молния как была между сосков, так и осталась, только тускнеть начала ослабевая. Но повариха ненароком повернула сковородку в сторону молота. Молния сорвалась и ударила в молот. Тот сразу же покрылся искорками.

— Вона оно что! — удовлетворенно хмыкнул Прокоп, — сковороду свою ты должна направить на мой молот.

Снаружи раздался страшный утробный крик, как будто леший прокричал, сильный нетерпеливый стук в дверь и вопль барина.

— Чего затаились, а ну выходи или сейчас подожжем вас, сами вылезете как крысы из амбара.

— Ну что други мои, надо бежать как-то,— сказал Аким.

Нюрка посмотрела на крепкую заднюю стену кузницы.

- С одной стороны овраг, они по темноте туда не сунутся, а с другой заросли шиповника и крапивы, их барское нежное тело не выдержит таких испытаний, - задумчиво сказала повариха, - а-ну, Прокопушка потрогай мои грудя хорошенько, как ты умеешь, я твой молот сейчас силой напитаю.

Прокоп помял титьки Нюрки и уже знакомая молния между сосками засверкала над ее холщовой рубахой. Она направила сковородку на молот кузнеца. Молния, как и предыдущие разы ударила по нему, и он стал переливаться от напряжения. Кузнец взял молот и со всей силы ухнул по стене. Она от удара разлетелась кусками, словно в нее попало пушечное ядро.

Ну вот и выход! - прошептала Нюрка, - бежим.

Они не мешкая вышли в темный провал и исчезли в темноте вечера.

Расставались уже за далеко за селом, на перепутье. Кузнец сердечно обнял Акима.

— Ну вот, Аким, тут прощаться будем. Может Господь даст, свидимся еще. Иди вот по этой дороге, верст через тридцать будет монастырь. Ты туда не ходи, народ там злой и жадный, продадут барину и пропадешь ни за грош, второй раз он тебя из своих лап не выпустит. А возле монастыря спросишь, как к скиту пройти, там живет святой старец Фома, он тебе поможет от буковок бесовских избавиться. На вот тебе на дорогу палку да еды, что Нюрка собрала и иди, не оглядывайся

— Вы куда же? — спросил Аким.

— Мы не пропадем, — сказал Прокоп и обнял одной рукой теперь уже бывшую барскую повариху, — я своим ремеслом буду зарабатывать, я же кузнец. С Нюркой вот поженимся, наконец, она будет кошеварить, тем более знает, как всякую снедь барскую готовить. Детишек нарожаем. Не пропадем. К вольным людям волжским пойдем, на устье Волги-матушки, на Каспий.

— Ну, будем, — не стал рассусоливать Аким.

Нюрка немного всплакнула, поцеловала его в щеку на прощание и долго крестила силуэт, пропадающий в темноте.

Через некоторое время Аким остановился, понял, что идти в кромешной тьме очень трудно. Не сильно та палка помогала. Буковки так и мелькали перед глазами, хотя конюх уже к ним немного попривык и не обращал внимания. И он несмотря на постоянные спотыкания и ушибы ног, продолжил свой путь.

Однако, все же через пару часов остановился на привал и, сев у дороги, вытянув побитые ноги, Аким решил посмотреть, что же там написано. И узрел следующее:

«Подключить модуль ночного зрения? Если согласны, кивните головой, если нет, поверните голову направо».

«Вот дурни неграмотные, даже простое слово «ходули» с ошибками пишут, силы бесовские», — тут Аким перекрестился.

Как выглядят ходули ночного зрения, он не знал, видать, какие-то бесовские диковинки. Конюх хотел было повернуть голову, отвергая бесовские дары, но тут в глаз ему залетела ночная мошка и Аким изо всех сил чихнул, щедро брызгая вокруг себя слюнями. Голова дернулась вперед, Аким начал тереть ладонью глаз к носу, как учила одна бабка, чтобы извлечь мошку и изумленно замер — вокруг сразу стало светло, как днем. Буковки же вещали, что модуль подключен и отключится если отвести руку от левого глаза который он тёр извлекая тело несчастной мошки погибшей в его глазу. Он убрал руку, сразу все вокруг поглотила тьма ночи.

«Мать честная!» — подумал Аким, — «Чудеса!»

Он снова приложил ладонь к глазу — светло как днем. Появилось еще одно сообщение.

«Один из игроков перевел вам 1000 очков опыта на игровой счет. Прокачать навык ночного зрения?».

«Качай, чего уж», — обреченно подумал кивая Аким, — «все равно не отстанете».

Перед глазами сверху вниз проплыли цифры с черточкой

«- 1000»

Потом из зеленой точки протянулась полоска и исчезла

«Вы получили навык «Инфракрасное зрение» и «Видение через стены». Чтобы включить инфракрасное зрение, закройте ладонью правый глаз. Чтобы включить виденье через стены, закройте ладонями оба глаза».

«А ну попробую….», — подумал Аким.

Он прикрыл ладонью правый глаз. Темно. Только вот темнота какая-то странная черно-фиолетовая. Но он тут же замер вокруг двигались силуэты желто-красно-оранжевые, похожие на птиц, белок, мышей. Из-за кустов на него глянула то ли собачья, то ли лисья морда со сверкающими желтым пламенем глазами. Он почувствовал, как от страха сжалось сердце.

— Чур, меня! — вскрикнул Аким, — изыди бесы проклятые!

Он убрал руку от глаза. Пробовать обе руки не стал. Но все же приложил руку к левому глазу, включив режим ночного видения. Посмотрев по сторонам, Аким никаких ходуль, о которых говорили надписи раньше, не нашел. Еще раз перекрестился, заручившись божьей подмогой, от бесовского наваждения и побрел дальше по дороге к монастырю, прикрывая один глаз ладонью.

Монастырь показался на горизонте после полудня. Конюх успел и искупаться в мелкой речке, и перекусить на ее берегу, и даже вздремнуть часок в тенечке. Буковки успокоились, мигая потихоньку совсем иноземной надписью, которую прочитать никак не удавалось, да Аким и не стремился, Не доходя монастырских стен, Аким поймал за рукав встреченную на дороге бабу, видать, шедшую в монастырь на богомолье,

— Слышь, где тута святой старец Фома обитает в скиту?

— Так это вон, через луг пройти, рощицу справа оставишь, впереди ручей будет течь, так ты вдоль ручья иди, не сворачивай, а там версты через три и скит будет. Да только старец болеет сильно, не принимает никого неделю уже. Я и сама хотела к нему пойти, помолиться об избавлении от хворей, а оно вишь, и сам старец лежит в болезни.

— Это ничего, я пойду, попытаю счастья, может и получится.

— Ну, коли повезет, ты, мил человек, попроси ужо старца помолиться за рабу божью Лукерью, чтобы, значится, от хворей избавление пришло.

— Хорошо, Лукерья, попрошу.

— Да не Лукерья я. Лукерья, то невестка моя, корова, дома осталась, сказала, что не дойдет до богомолья, а я за себя потом к старцу схожу, как выздоровеет.

Удивляясь странным поворотам судьбы, которая корову сделала бабьей невесткой, Аким пошел по указанной дороге, которая и вправду привела его к скиту. Он остановился перед покосившейся избой и почерневших от времени сосновых бревен. С местами провалившейся крыши по краям сползал, сращиваясь с землей, дерновый слой, поросший мелкой травой. Вход, слишком узкий и косой для Акима, почти провалился и, того и гляди, обрушится совсем. По струйкам дыма было понятно, что скит топится по-черному, без трубы.

— Есть кто живой, люди добрые? — спросил он, кланяясь и крестясь на закопчённую икону над входом.

— Чего надо? — ответил кто-то густым басом из глубины скита.

— Мне бы от бесовского наваждения избавиться и еще попросить за корову Лукерью, которая не захотела сама идти на богомолье.

— Боже, за что же ты мне присылаешь таких сказочных дурней? Не иначе как для испытания веры моей, — вылезая из скита, промолвил маленький сухонький старичок небольшого роста, головой вряд ли достигавший конюховой подмышки.

Он стоял перед Акимом в черной, никогда не стираной схиме, из-под нее торчал, как обгрызенный, неровный край грубой коричневой власяницы. А поверх самой схимы тихо позвякивали ржавые вериги в виде толстой цепи. Бас старца при этом был такой, будто говорил здоровенный детина двух саженей росту.

«Эх, настоящий всамделишный старец!» — благоговейно подумал Аким.

Старец прищурился и ткнул Акима в живот, тонким, но твердым как камень пальцем.

— А вы чего удумали! Не всамделишней! Я тебе…., — погрозил он кулаком.

— Старче, тут только я один, никого со мной нету, — ответил ему растерянный Аким.

— Не принимаю я, болею. Пошел вон отсель! Топай вон, в монастырь, к бездельникам этим и дармоедам, там они тебя от всего избавят, еще и должен останешься.

— Нельзя мне в монастырь, сжалься, старче, они меня враз барину назад отправят, а тот меня на этот раз точно до смерти забьет, не то, что в прошлый раз.

Старец недовольно звякнул веригами.

— Ладно, оставайся. Зовут тебя как?

— Акимом кличут. У меня вот какая напасть…

— Что мне до напасти твоей.… У меня своих напастей хватает с излишеством. Демоницы проклятые соблазны шлют…. Я тут оборону от них держу. Плевать мне на твою напасть. Воды наноси для начала.

Наносить воды в здоровенную бочку и вправду было началом. После этого Аким расчистил кустарник, с которого сыпались листья прямо на голову святому старцу, нарубил немалую кучу дров и сложил их в поленницу под навес. Поправил косой вход в скит. Наловил в ручье рыбы на уху, почистил ее от чешуи, отдраил от грязи и копоти котел, видевший, очевидно, еще дохристианские времена на Руси и с тех пор ни разу не чищеный. Старец Фома от руководящих забот задремал, лишь сунул руку под власяницу и что-то там тряс ею. Иногда он во сне покрикивал.

— Ах, ты, что творишь блудница? — мурлыкая, как кот произносил он, а потом вдруг вскрикивал: — А ну изыди, бес окаянный! Оставь меня, не желаю я твоей сласти греховной…. А вот я тебя сейчас знамением крестным! На-ко получи! Ха-ха-ха….

Аким сварил уху, разбудил старца Фому и накормил его.

— Уху можешь доедать, — милостиво разрешил старец, — наварил фигни всякой, даже лавровый лист не бросил. Потом ложись вон, в кустах, завтра спасать будем твою бессмертную душу. В скит не пущу, хоть и дождь пойдет, вшей еще натрясешь мне там. Да и блудниц не одюжишь. Силы душевной не хватит, не устоишь. Давай, раб божий Аким, до завтра. Меня не будить, при пожаре выносить первым.

С этими словами старец скрылся в скиту. Удивленный Аким, который за целый день побоялся даже слово молвить, такой ужас и трепет внушал отшельник, намостил себе ложе из еловых веток и кустарника, тоже лег спать.

На сон грядущий он прочитал надпись:

«Открыто умение «Приготовление пищи». Навык «Кулинария» уровень 1. Прокачай уровень, получи навык «Создание ядов».

Подивившись бесовским непоняткам, Аким тут же уснул. Не мешал даже богатырский храп старца да позвякивание вериг, от которых мелко дрожала земля вокруг скита и его вскрики во сне, где он вел беспощадное сражение с бесовскими блудницами.

Утром старец растолкал Акима ни свет ни заря.

— Вставай, бездельник, от твоего храпа заснуть невозможно. Всю ночь так и проворочался, сна ни в одном глазу. Давай, рассказывай про бесовские наваждения и мотай отсюда, покоя от тебя никакого нет, так и сворачивают мысли на грех от твоего безделья и праздности.

— Тревожат меня, святой старец, буковки.

— У тебя пошто других забот нет, дурак? Буковки его тревожат! Не буковки читать надо, а молитву читать, плоть свою усмирять и работать!

— Нет, святой старец, не так ты меня понял. Буковки зеленые у меня перед глазами, появились после того, как Митрофан меня в погреб кинул, а я головой сильно ушибся. И пишут те буковки разное непонятное, предлагают головой кивать. Не иначе как бесы, хотели меня в пекло уволочь, да только Митрофан меня не до смерти забил, вот я и пришел к тебе.

— Что же пишут они тебе? Непотребства, небось, всякие, что в твоей дурьей башке еще может быть?

— Вот прямо сейчас пишут, сейчас прочитаю: «Со-бе-се-ник вы-ра-жат о-ши-боч-ки су-же-ня». Вот какие непонятные бесовские слова пишет. Какие там ошибки в сужениях, неведомо. Наверное, это бесы так издеваются надо мной, святой старче.

— И что, прямо вот так и написали, что собеседник выражает ошибочные суждения?

— Ты тоже их видишь, клятые буковки? Вон как верно прочитал, я бы в жисть повторить не смог. Видать, большого ума ты человек.

— Молчи, дурень, дай подумать. А ну дайка….

Старец закрыл глаза, немного помолчал потом начал произносить разные звуки.

— Пииип, пииип, пииип, пииип….. Чшшшшш, хчшсшшшш, пиу, пиу, дзыыыы, дзыыыы, трррр, трррр, чшшшш, цхшшшшшцы, — и тут засвиристел как соловей, — трлмммллмлмлмлмл, тмрмлмлмлмл, — и в конце, — тынннн конект!

И лицо старца так преобразилось, наполненное счастьем и радостью, что Аким решил —благодать на старца Фому снизошла.

— Ах, хорошо-о, — произнес старец.

Аким протянул руку и осторожно потянул его за рукав.

— Отче, вы их тоже видите?

— Тын. Дисконект! — сказал старец.

Старик открыл глаза. Он смотрел на Акима едва не плача.

— Аким? Да, Аким, знаешь что? Поди-ка ты отсюда куда подальше, Аким. И никогда не возвращайся. Что встал? Вооооооооон!!!

— Так что ж, не спасешь от бесов, старче?

— Да не бесы то. А теперь — вон отсюдааааааа!!!