Зелёная мантия

1

Во вторник Али проснулась рано. Ни короткая ночь, ни переживания последних дней не могли удержать её в постели. Она чувствовала себя живой и полной сил. Сегодня так много дел! Одеваясь, она не услышала в доме ни звука, но когда спустилась вниз, Тони уже варил кофе.

— Привет, малышка, — сказал он, когда Али уселась за кухонный столик. — Как жизнь?

— Нормально. Мама ещё спит.

— Значит, можем поговорить.

— Наверно… Вы что-нибудь знаете про Тома? Как он?

— Жду звонка от Марио.

— Но он ведь поправится?

— Конечно, надеюсь, что поправится, Али. Хочешь? — Валенти постучал пальцем по кофейнику.

— Очень даже.

Он поставил на стол молоко и сахар и вернулся к плите за кофейником. Али на две трети наполнила чашку молоком, а потом уж долила кофе. Глядя, как она сыплет сахар, Валенти рассмеялся:

— Подкрашиваешь молочный сироп капелькой кофе?

Она показала ему язык. Валенти наполнил и свою чашку, после чего они сидели в дружелюбном молчании, прихлёбывая горячую жидкость и наслаждаясь минутой покоя. Наконец Валенти заговорил:

— Расскажешь, что с тобой было ночью? Али нахмурилась:

— Не так легко объяснить… — Она подняла глаза, на секунду поймала его взгляд и тут же отвернулась. — Вы подумаете, я сумасшедшая.

— А ты попробуй…

Она коротко вздохнула и снова взглянула на Тони. Тот улыбался.

— Не спеши, — посоветовал он.

— Ну ладно. Олень… он, когда побежал, то не просто в лес за камнем. Куда-то в другое место. Может, даже сквозь камень, не знаю…

— И что ты будешь делать? — спросил Валенти, когда у Али кончились слова.

Вот чем он ей нравился! Не то что другие взрослые: он говорил с ней так, словно у неё в голове и впрямь водились собственные мысли, и охотно слушал.

— Не знаю, — отозвалась она. — Вроде бы надо сделать, как сказала Малли, — хотя бы вызвать к себе тайну. Надо с ним поговорить или ещё как-то узнать, чего он хочет. Если ему надо, я, наверно, так и сделаю. Освобожу его. Правда, суметь бы. Но что, если прав Льюис и его на самом деле опасно отпускать?

— Думаю, придётся решать, кому ты больше доверяешь, — заметил Валенти.

— Наверно… Льюис убеждает, потому что все, что он говорит, основано на нашем представлении о том, как устроен мир. Для него в мире всего одна волшебная тайна. А для Малли все вокруг — волшебство. Я хочу сказать… да господи, стоит посмотреть на неё. Но я не уверена, что до конца доверяю хоть кому-нибудь из них. У меня такое чувство, что оба ищут во всем этом что-то для себя. Льюис хочет упаковать все в маленькую аккуратную коробочку и чтоб самому решать, когда открывать её, когда нет.

— А Малли?

— Я не очень понимаю, чего ей надо. Она совсем другая. Иногда как девочка вроде меня, а иногда кажется, ей не меньше тысячи лет.

— Возможно, так оно и есть, — вставил Валенти, — если вспомнить, что она тебе рассказала.

Али остро глянула на него.

— Вы так не думаете, да?

— Пожалуй, нет, — со смехом признал он, но прозвучало это не так уж уверенно.

— А что бы вы сделали, Тони? Он поразмыслил минуту и сказал:

— По-моему, лучше мне помолчать. Мы с тобой подходим с разных сторон, понимаешь? Если бы Малли нужно было моё решение, она пришла бы ко мне. Думаю, тут тебе придётся решать самой. — «То самое, к чему так стремится твоя мама», — подумал он. — Но вот что я тебе скажу, Али. Что бы ты ни решила, я с тобой до конца.

— Хотя я ещё ребёнок? — Это вырвалось у неё против воли. Как ни радостно было говорить с ним на равных, Али не могла избавиться от ощущения, что есть вещи, до которых она ещё не доросла.

— Ребёнок, ребёнок… Иисусе, Али, прекрати это. Ты умнее многих взрослых, понимаешь? И не верь, если кто-то скажет, будто это не так. Да ты через такое прошла — большинство моих знакомых давным-давно сломались бы.

— Не такая уж я храбрая, — возразила Али, — и страшно на самом деле не было.

— Черта с два, не было!

— Ну, может, немножко…

— Так я спрашиваю, что ты собираешься делать?

Али вздохнула и стала наливать себе ещё чашку кофе, чтобы оттянуть решение. Валенти не торопил, но она понимала: он не выпустит её из-за стола, пока не услышит ответа.

— Ладно, — проговорила она наконец, — вот что я сделаю. Прежде всего попробую поймать Малли — поговорю с ней ещё раз. И заодно навещу Льюиса. Теперь я кое-что знаю и, может, лучше пойму его, чем в прошлый раз.

— Ас тайной что?

— Вызову его к костру, но дальше уж ему самому решать.

— А если он не сумеет сказать тебе? Если он немой или, скажем, не умеет говорить?

— Не знаю, Тони. Может, поговорив с Малли и с Льюисом, я смогу что-то понять и тогда сама решу…

— Разумно, — признал Валенти. — С мамой ты. об этом говорила?

Али покачала головой:

— И теперь уж нет времени, Тони. Чтобы все успеть до ночи, надо выходить прямо сейчас.

— Я не могу тебя одну отпустить. Она взглянула на него в упор:

— Вы меня не остановите, Тони.

— Твоя мама…

— Слушайте, маму нельзя оставлять одну, потому что мой… — она споткнулась на слове, — мой отец может вернуться. Он будет искать её у нас дома, а может, и здесь, но наверняка не станет гоняться за мной по лесу. Я хочу сказать, смотрите на вещи здраво: ей безопаснее с вами, а мне безопасней в лесу.

— Почему бы не подождать, пока она проснётся, — или не разбудить её, чтобы обсудить все сейчас?

— Она ни за что не поверит. Я сама-то едва верю, а ведь я видела Малли и тайну. К тому же ей надо выспаться, Тони. Я же вижу, как ей досталось. Поговорю с ней, когда вернусь.

— Она меня убьёт!

— А ей не обязательно все знать. Скажите просто, что я пошла в лес погулять: по тропинке, ладно? Скажите, это совершенно не опасно.

Валенти вздохнул:

— Ладно. Но мне это не нравится.

— Вы же сказали, что тут мне самой решать, — напомнила ему Али.

— Да, верно. Ну, иди… Но хоть поешь что-нибудь перед уходом.

— Сделаю себе сэндвич на дорогу. Валенти подумал, не дать ли ей пистолет — маленький автоматический, — но в неопытных руках от него вреда будет больше, чем пользы. Люди, незнакомые с оружием, склонны думать, что пистолет может решить любую проблему, но иногда он только внушает лишнюю самоуверенность. Али, если дойдёт до беды, лучше прятаться, чем нападать. Мелькнула мысль и о ноже, но потом он сообразил, чем её снарядить.

— Возьми-ка с собой мою тросточку, — сказал он. — Альпеншток, с остриём на конце. И рукоять у неё хорошая, тяжёлая.

Али покосилась на него:

— Шутите?

— Серьёзно.

— Ну что вы, Тони? Что я буду делать с этой тростью? Драться, что ли?

— Может, и так. Давай принесу.

— Да, но…

— Ради меня, Али. Я тебя отпускаю и разрешаю впутаться в опасное предприятие, а ты возьми трость. Честная сделка. Договорились?

Али пожала плечами:

— Договорились.

Пока он ходил за тростью, она соорудила себе сэндвич с арахисовым маслом и луком. Тони посмотрел, как она складывает половинки.

— Ты будешь это есть?

— А что?

— Ну, это твой желудок. Держи.

Трость Али понравилась. Т-образная рукоять, зловещий стальной клюв на конце и множество серебряных накладок на древке. Приглядевшись, она увидела выгравированные на них картинки замков и горных хижин и под каждым — немецкое название.

— Один друг из Австрии подарил, — пояснил Валенти. — Там с такими лазают по горам, или что-то в этом роде, не знаю уж.

— Мне нравится, — сказала Али, подумав про себя, как здорово будет сбивать ею головки сорняков, даже если ни для чего больше она не пригодится.

Валенти проводил её до заднего крыльца и помахал на прощание. Он смотрел ей вслед, пока девочка не скрылась в лесу, а потом зазвонил телефон, и он ушёл в дом. Али остановилась, оглянулась. Взмахнула на пробу палкой и взметнула в воздух очень приличное облачко одуванчиков. Шмяк, шмяк! Потом развернулась к лесу и поскакала по тропинке, размахивая палкой и откусывая на ходу сэндвич.

Сегодня лес принадлежал ей одной, и она наслаждалась этим ощущением. Вчера было сумрачно, а сегодня такой чудесный денёк, и лучи солнца пробиваются сквозь листву на дорожку. Она слушала, как бранятся белки, замечала на деревьях воробьёв и малиновок, у ручья наткнулась на стайку краснокрылых дроздов. Она не слишком удивилась, увидев Малли, сидевшую на прибрежном камушке и поджидавшую её.

— Глянь-ка, Али, — заговорила дикарка. — Ищешь кости?

— Может быть. Хочу сперва поговорить с Льюисом.

— Льюис знает книги, — фыркнула Малли, — а тайны не знает.

— Все равно я хочу с ним поговорить. Малли пожала плечами:

— Ладно, пошли. Покажу тебе короткую дорогу напрямик через лес — выведет чуть ли не прямо на крышу к Льюису.

— Ты не обижаешься, что я хочу сперва с ним встретиться? — спросила Али.

— Обижаюсь? — Малли мотнула головой. — Мне нравится Льюис. Он мой друг, Али. И ты тоже, только его я дольше знаю.

— Но…

— Друзья не всегда бывают правы, — усмехнулась Малли. — Ну, вперёд. Кто первым добежит до того березняка?

— Не честно. Ты быстрей бегаешь.

— Ну, тогда я поскачу… на одной ножке. Не успела Али ответить, как дикарка подогнула ногу, ухватила себя за лодыжку и быстро-быстро поскакала вперёд. Расхохотавшись, Али пустилась вдогонку и, конечно, проиграла, несмотря на фору.

Валенти как раз повесил трубку, когда вниз спустилась Френки. Сонная, с всклокоченными волосами, она все же сумела улыбнуться ему. На ней был мешковатый свитер и свободные трикотажные брючки. По мнению Валенти, она выглядела на миллион долларов.

— У вас кофе не осталось? — спросила она. — Меня запах разбудил.

— Сколько угодно, — уверил её Валенти. — Как вы себя чувствуете?

Она обдумала вопрос:

— Хорошо. На удивление хорошо, если подумать. Али ещё не вставала?

— Встала. Только что ушла погулять в лес за домом.

— С ней ничего не случится?

— Не волнуйтесь. Она толковая девочка и знает, что делает. Если что, тут же прибежит.

— Мне не нравится, что она ушла.

— Все будет хорошо. Френки кивнула:

— Вообще-то я рада, что у нас есть несколько минут. Я хотела попросить вас об одной услуге, Тони.

— О какой?

— Я хотела попросить отдать мне пистолет, который вы отобрали вчера у человека, стрелявшего в Тома. И научить меня им пользоваться.

Валенти ожидал от неё чего угодно, только не этого.

— Вы хотите пистолет?

— Разве это удивительно после того, что со мной случилось?

— Но вы не сможете им пользоваться — у вас нет разрешения на ношение оружия. Если бы вы вчера подстрелили того парня, у вас бы сейчас были крупные неприятности.

— Посмотрите на меня, — сказала Френки. — Физически я не ровня ни Эрлу, ни тому человеку. Но я не собираюсь больше быть жертвой. Что же мне ещё остаётся?

— Все так, но закон…

— Только вот о законах не надо, Тони. Я не настолько была не в себе вчера ночью, чтобы не видеть, что у вас было в руках. Какой-то автомат, правда? У вас, конечно, есть на него разрешение?

— Ну, вообще-то…

— Так почему вам можно, а мне нельзя, Тони?

Валенти вспомнил, как совсем недавно подумывал вооружить пистолетом Али. Здесь работают те же правила, но подумав, через что ей уже пришлось пройти…

— Ладно, — решился он, — только сразу предупреждаю — сам пистолет ничего не решает. Это всего лишь инструмент. Не воображайте, будто вы станете другой, круче или лучше, просто взяв его в руки. Если уж вы достали пистолет, будьте готовы им воспользоваться. А если пользуетесь: будьте готовы, что в кого-то попадёте, — понимаете меня? И не позволяйте ему лишить вас осторожности, особенно при встрече со своим бывшим — у него тоже будет пушка. Помните: тот, в кого вы стреляете, тоже может выстрелить.

— Я все это обдумала, — кивнула Френки. — Поверьте, я все много раз прокрутила в голове. Я на это рассчитывала. Не думайте, я не собираюсь изображать крутую девицу-стрелка вроде тех, с которыми вы имели дело. Но мне это необходимо. Не хочу больше быть жертвой. К тому же мне приходится думать об Али. Вы же не будете охранять нас двадцать четыре часа в сутки. И никому другому я не позволю. Я благодарна за все, что вы для нас сделали, Тони, но я должна уметь сама за себя постоять.

— Да, — проговорил Валенти. — Затем вы сюда и приехали.

— Как только все это кончится — так или иначе, я тут же избавлюсь от оружия. Вы оглянуться не успеете.

— Верю… — Он постоял, крутя в руках кофейную чашку. — Слушайте, я кое-что должен вам сказать. Я не занимался расследованием преступлений. Я буду откровенен. Уважаю вас и не хочу, чтобы между нами стояла ложь и прочее дерьмо. Я никогда не говорил Али того, что она рассказала вам. Она сама придумала это, потому что… ну, я не знаю. Может быть, хотела вас оградить. Думаю, она боялась, что вы не разрешите нам дружить, если узнаете правду.

Френки стиснула пальцами свою чашку.

— Что… что вы хотите сказать, Тони?

— Я сам был из таких — член «семьи», знаете ли. Но я никогда не воевал против женщин и детей, и мы не имели дела с наркотиками и проституцией. Не имели, пока старый дон оставался padrone. А все-таки я был в деле.

Френки заговорила не сразу. Она сидела молча, смотрела на него и думала, почему это откровение не так уж её поразило. Не потому ли, что она успела узнать Тони и, при всем его очевидном умении управляться с оружием и неприятностями, он не показался ей бандитом?

— И что было дальше? — наконец спросила она.

Валенти вкратце пересказал ей события, приведшие к тому, что fratellanza заключила на него контракт. Рассказал о Марио и о неудачном покушении на Мальте, о том, как сумел добраться до Ланарка и совсем было затерялся, но её бывший муж опознал его и донёс «родичам».

— Как видите, — заключил он, — для меня все по-другому. Я здесь не чувствовал себя изгнанником. Мне уже казалось, что я никогда и не имел дел с семьёй. Как будто это было с кем-то другим. Я и правда почти оставил все позади, но тут на нас хлынуло это дерьмо. А теперь не знаю. Все возвращается, и мне это не нравится, но убегать я больше не стану. Точь-в-точь как вы. — Он взглянул на неё. — Знаете, забавно. Я уже совсем готов был удрать, но Али меня отговорила. Сказала, я должен защищаться. — Он покачал головой: — Какая девочка!

Кофейник опустел. Френки встала и долила воды. Она согревала руки над горелкой, хотя в кухне не было холодно. Холод был в ней самой.

«Что я чувствую? — спросила она себя. — Этот человек такой же, как Эрл, только крупнее. Нет, Тони не такой, как Эрл. Совсем не такой. Судя по его рассказу, он с детства рос в „семье". Не знал ничего лучшего. Если все, кому подражает ребёнок: отец, дядя, дедушка — все гангстеры, откуда мальчику знать, что это дурно? Он так живёт, и все тут».

Она повернулась, посмотрела на него. Господи, оправдать можно все, что угодно. Не оттого ли её понимание, что она нуждается в нем, в его умениях, приобретённых в той жизни? Или она в самом деле понимает его?

— Вероятно, это все меняет, — произнёс Тони.

— Меняет, — согласилась Френки. — Только я не знаю как.

Он хмуро и недоуменно взглянул на неё, и Френки улыбнулась.

— Вы мне сразу понравились, — сказала Френки. — И, что ещё важнее, вы сразу понравились Али, а я знаю, что она отлично разбирается в людях. Сколько раз я приводила кого-нибудь домой, и она ничего не говорила, но я понимала, что человек ей не по вкусу. И чаще всего она оказывалась права. Мне никогда особенно не везло с мужчинами — во всяком случае, с любовниками. А теперь мне встретился человек, который нравится и мне, и Али, и вот…

— Эй, я, знаете ли, не…

— Не ухаживали за мной, — договорила Френки. — Знаю. Все равно, ты мне нравишься, Тони. Только сейчас у меня все перепуталось. Я ещё не отошла от прошлой ночи, и нельзя забывать про Эрла… Ты мне сейчас нужен со своими навыками. Это твоё прошлое даёт мне ощущение безопасности, как будто все уладится, и Эрла мне уже не надо бояться, и тот человек, если вернётся, уже не сможет… ничего мне сделать.

Она провела пальцами по волосам, нервно дёрнула запутавшуюся прядь.

— Я ни от кого не хочу зависеть, — сказала она, — я уже говорила. Но так хорошо — здорово, я бы сказала, — знать, что есть друг, на которого можно положиться.

— Я могу быть таким другом, — сказал Валенти. — Я помню, кем я был. Дальше этого дело не пойдёт, и, когда мы разгребём это дерьмо, можем спокойно пойти каждый своей дорогой.

— Я не о том говорю, Тони.

— А о чем же?

— Господи, сама не знаю. Точнее, не могу объяснить.

Вскипел чайник, и оба с облегчением занялись им. Но когда вода была налита и кофе закапал сквозь фильтры, Френки подошла и снова села напротив него.

— Марио звонил, — сказал Валенти. — Как раз перед тем, как ты проснулась.

Френки с благодарностью приняла перемену темы.

— Он сказал, как твой друг?

— Неплохо. Он в реанимации, но доктор уверен, что он выкарабкается. Хотел бы я послушать, что напел ему Марио и как выплясывал, отговаривая сообщать в полицию — как-никак, огнестрельное ранение, но он сказал, все спокойно. Звонил из Оттавы.

— Он вернётся сюда?

— Не думаю. Какие-то дела в Нью-Йорке. Френки не стала спрашивать, что это должно означать: предпочитала не знать. Кофе профильтровался, и она встала, чтобы налить ещё по чашке.

— Что ты обо мне думаешь? — спросила она, снова сев. — Что видишь, когда смотришь на меня?

Она опять начала разговор о них. Ужас, пережитый ночью, ещё холодил её сознание. И к нему примешивался старый страх, что каждый мужчина видит в ней только вещь, которую можно использовать, когда вздумается. Попытка изнасилования всего лишь довела до крайности то, что всегда присутствовало в её отношениях с мужчинами. Её приглашали в ресторан или в кино, но под всем этим скрывалось единственное желание: забраться к ней в трусы и снять своё напряжение. После этого мужчины мигом исчезали из виду.

Так чем же она могла привлечь такого человека? Что он в ней нашёл? Или это в ней что-то глубоко искажено: все это фрейдистские комплексы из-за того, как отец обращался с матерью — или с самой Френки, и теперь она ищет мужчин, похожих на него? Не в первый раз такие мысли приходили ей в голову, но всегда смущали и пугали её.

— Должен сказать, — начал Валенти, — я никогда не был хорош с женщинами. Нет, не обижал, не обращался грубо, но мне никогда не хотелось ничего постоянного, понимаешь меня? Но вот прошлой ночью я задумался об Али… Я бы все отдал, чтобы иметь такую дочку. И о тебе я тоже думал… — Он запнулся, прокашлялся. — Я, конечно, говорил, что не собираюсь за тобой ухаживать, ничего такого, но должен сказать, я думал о тебе, и мне хотелось быть другим человеком, таким, у которого был бы шанс остаться с тобой насовсем, понимаешь?

— Но почему?

— Я уж не говорю о том, как ты выглядишь — грандиозно, между прочим, — но вот как ты держишься! Это уж изнутри идёт. И ещё: о человеке многое можно сказать по его детям. Ты сама вырастила Али, и вышло чертовски хорошо, Френки. Для меня человек, который способен на такое, очень даже особенный, позволь тебе сказать.

Френки нагнулась над столом и накрыла его ладонь своей.

— Мне нужно было это услышать, Тони. Похоже, я многого хочу от жизни.

— Сдаётся мне, мы все такие — нас нужно подбадривать. Ничего плохого тут нет. Плохо только, когда некому сказать доброе слово.

Френки кивнула, сжала его руку и отпустила, взялась за чашку. Рука у неё немного дрожала, но она надеялась, что Тони этого не заметит.

— Мы с тобой, — заметила она, — второе утро подряд откровенничаем. Как бы это не вошло в привычку…

— Я рад, что мы смогли поговорить.

— Я тоже.

Ему больно было смотреть на неё. Её взгляд что-то обещал, но нельзя было потянуться за обещанным. Пока ещё нельзя. Не сегодня. Не после того, что ей пришлось пережить ночью, не перед тем, что ещё предстоит. Но вот когда все кончится, когда он уже не нужен ей будет таким, как был, — тогда и посмотрим. Тони отодвинул чашку и достал автоматический пистолет Баннона вместе с набором для чистки оружия.

— Ну что ж, — сказал он, — прежде чем начинать стрелять по деревьям, следует разобраться, как работает этот красавчик. Вот эта штучка…

Он осёкся, почувствовав прикосновение её руки.

— Спасибо, — сказала Френки.

Валенти понимал, что она хочет сказать. Обещание по-прежнему стояло в её глазах. От близости к ней его кинуло в жар. Он снова откашлялся, и Френки убрала руку. Откинула волосы со лба и наклонилась вперёд. Валенти перевёл дыхание и начал сначала.

— Ладно. Значит, вот это — предохранитель. Когда он сдвинут вперёд, пистолет не работает. Смотри, можно нажать курок, и ничего не случится. — Он выщелкнул магазин и показал ей. — Вот это — магазин. В нем двенадцать патронов. Когда в начале века такие появились на рынке, их называли самозарядными пистолетами. Здесь нет такой отдачи, как в барабанных, потому что сила отдачи уходит на то, чтобы выбросить пустую гильзу и подать новый патрон. Я и барабанный дам тебе попробовать, но, думаю, тебе лучше держаться этого. Он легче и проще в обращении…

Когда они вышли из леса и оказались на склоне холма над хижиной Льюиса, Али остановилась. Отсюда ей не было видно старика, но над трубой поднимался дымок, так что он наверняка дома. Да и куда ему уходить?

— Идём, — поторопила Малли. Али не двигалась.

— Я вот думаю, — сказала она. — Может, мне лучше поговорить с кем-то ещё? Вот с той старушкой, с которой я вчера танцевала?

— С Лили?

— Да, с ней.

— Зачем?

— Ну, я знаю, что ты думаешь, и знаю, что говорит Льюис, но не знаю, что думают другие жители деревни. Они ведь не все как Льюис, верно?

Малли покачала головой:

— Льюис другой… и Томми тоже.

— Я так и думала. По-моему, мне надо поговорить с ней — просто чтоб взглянуть под другим углом.

— А ты залезь на дерево, — усмехнулась Малли.

Али рассмеялась:

— Но тогда я ничего не услышу — по крайней мере об этом деле. Ты знаешь, где живёт Лили?

— Конечно.

Дикарка свернула к деревне. Бросив ещё один взгляд на жилище Льюиса, Али пошла за ней. На вид кустарник перед ними казался непроходимым, но, держась след в след за Малли, девочка умудрялась пробираться. Дикарка то и дело сворачивала, обходя самые густые заросли, и вдруг они оказались на маленьком выпасе. Коровы поднимали голову навстречу двум гостьям и тут же забывали о них, когда девочки проходили мимо.

— Вон там живёт Лили, — показала Малли, выбравшись на дальний край деревеньки. Маленькую живописную хижину почти скрывал плющ. У каменных стен тянулись вверх кусты роз.

— А ты не зайдёшь? — спросила Али.

— Нет, подожду тебя здесь. Али замедлила шаг:

— Ты не любишь Лили?

— Наоборот, она мне очень нравится, просто я с ней не знакома. Ты иди.

Оставив дикарке трость, Али подошла к дому. У самого крыльца её одолела застенчивость, но не успела она передумать, как дверь отворилась, и Лили с порога взглянула на девочку. От улыбки все лицо старушки залучилось морщинками.

— Какой приятный сюрприз, — сказала она. — Заходи.

— Я не хотела вас беспокоить…

— Глупости! Мы тут так редко видим новые лица. Я тебе очень рада. — Она провела Али в дом. Единственная комната была разделена на гостиную, чистенькую кухню и уголок для спальни. На кровати лежало яркое лоскутное одеяло.

Подумав, как порадовалась бы такому мама, Али подошла ближе и разглядела, что лоскутки сшиты вручную.

— Какое красивое! — сказала она.

— Ну, спасибо… Ты Али, верно? Всю зиму шила, когда ещё жив был Джевон. Моего мужа звали Джевон.

Али кивнула и взглянула на подкрашенную сепией фотографию над камином:

— Это он?

— Он, он. Красивый был черт, правда?

— А кто снимал? — спросила Али. У неё сложилось впечатление, что в Новом Волдинге не водится современных услуг. И где они проявляли снимки?

— Это Эдмонд снимал, сын Льюиса. Он, пока совсем не уехал, много раз выбирался в большой мир. А потом ушёл с цыганами и не вернулся.

— С цыганами? С настоящими цыганами? — Ей вспомнилось, что Льюис что-то такое упоминал.

— Они появляются у нас раз или два в году — всего одна семья, Грис. Джанго — он теперь уже дедушка — привозил своих, сколько я себя помню. Все, что мы не можем вырастить или смастерить, мы получаем от них. Сахар, чай, специи и все такое. Льюис очень расстроился, когда Эдмонд ушёл.

— А почему он ушёл?

— О, ты же сама молодая. Должна знать, как непоседливы молодые люди. Ведь и наша деревенька появилась только потому, что молодёжи в старом Волдинге не сиделось на месте. Вот и мой Питер уехал — через год после Эдмонда.

— Вы по нему скучаете?

Лили взглянула на фотографию мужа и вздохнула:

— Да, конечно, скучаю. Особенно с тех пор, как не стало Джевона. Я все надеюсь, что он ещё вернётся, но думаю, не дождусь.

— Почему?

— Льюис говорит: тот, кто надолго уходит из деревни, теряет дорогу обратно.

— И вас с каждым годом остаётся все меньше и меньше, да? — спросила Али.

— Боюсь, что так. Но мой Джевон знал, что так будет. Мы переменились, понимаешь? Стали ленивы… или, скорее, забывчивы. Мы теперь только и делаем, что танцуем у старого камня. Иногда тайна является, иногда нет. Когда-то мы приносили в жертву быка — каждый год у старого камня. — Она не заметила, как побледнела Али. — Мне думается, это важно — обряды и все такое. А теперь мы вроде как говорим: «Приходи-когда-захочешь». Приходит равнодушие. Думаю, если бы не тайна — если бы олень больше не выходил к камню, мы бы все давно разбрелись.

— Вы не думаете, что его надо бы отпустить?

— Отпустить? Кто же это вбил тебе в голову такую чушь? Его никто не держит. Не думаешь же ты, что такого, как он, могут поймать простые люди вроде нас?

— А я думала… я думала, это здешние жители его удерживают. Музыка Томми и все остальное…

— Ты говорила с Льюисом, — объявила Лили, — а Льюис слишком много думает. Ему бы все в точности объяснить, а так не бывает. Это ведь тайна. Я люблю Льюиса как брата, но, Али, иногда мне ужасно хочется выбить у него из головы малость ума.

— И Малли тоже говорит, что его здесь что-то удерживает.

— Ах да, та дикарочка. Куда это вы с ней подевались прошлой ночью? Мы очень беспокоились.

Али пожала плечами:

— Просто… куда-то.

Лили мечтательно смотрела вдаль.

— Как я тебе завидую. Мне всегда хотелось так: чтобы олень унёс меня куда-то… — Она долго молчала, задумавшись о чем-то, а потом моргнула и взглянула на Али: — Не то чтобы я здесь была несчастлива, понимаешь, но в каждом из нас, должно быть, есть немножко от Льюиса. Хочется разузнать, куда уходит тайна в обличье оленя. Это должно быть совсем особенное место.

Али даже не пыталась описать просторы диких лесов и хоровод каменных столбов над ними.

— Мы были далеко, — только и сказала она.

— Не сомневаюсь. Но скажи мне: тебя не тянет вернуться туда, где побывала с ним? Или тебе по-прежнему хватает нашего обычного мира?

— Мне… — Сперва так долго было страшно, подумала Али, а потом ещё ушло время на разговоры с Малли… Так мало она пробыла в том, ином месте. Запомнилась луна: такая большая, и так низко она стояла, и звезды, такие близкие, что можно дотянуться рукой. И покой в кругу камней. И самый воздух… — Мне хотелось бы вернуться, — сказала она.

Нотка тоски прорвалась в её голосе, и, расслышав её, Лили кивнула.

— Так я и думала, — сказала она. — Эти рассказы о фэйри, знаешь? Кто побывал в их срединном королевстве, тому уже никогда не знать покоя на полях людей.

— Наверно, так. Лили сказала:

— И все-таки я бы хотела там побывать — хоть разок.

«Нечестно, — подумала Али. — Я-то уже побывала, а ведь я ещё девочка, и у меня вся жизнь впереди, а у этой старушки… Столько лет, и ни разу не повидать того места… если только она не видела его в музыке Томми, в присутствии оленя…»

Что будет делать Лили, если олень больше не придёт? Станет ли Томми по-прежнему играть на флейте? Или все деревенские уйдут? Может, для них это было бы лучше. Она не знала, счастливы ли здесь жители Нового Волдинга, но ведь у них и не было возможности повидать мир. Это тоже казалось неправильным.

— Мне надо идти, — вдруг сказала она.

— Ой, что ты, — всполошилась Лили. — Я тебя даже чаем не напоила! И ещё хотела рогалики испечь.

— В другой раз, — сказала Али. — Мне правда надо бежать.

— Обещаешь заглянуть ещё раз?

— Да. До свидания, Лили. И спасибо.

— За что? — удивилась старушка, но Али была уже за дверью. Она помахала Лили и сбежала с крыльца, тихонько прикрыв за собой дверь. Малли ждала, где обещала, забавляясь альпенштоком.

— Теперь пойдём к Льюису? Али покачала головой.

— Пойдём собирать кости, — сказала она. — Где будет костёр?

— На самой вершине Волдингова холма. — Малли протянула трость хозяйке.

— Ладно, пошли.

После выстрела из «тридцать восьмого» прошло уже две минуты, а у Френки все ещё ныла кисть и в ушах звенело от грохота. Тони предупредил её об отдаче и показал, как надо держать пистолет, поддерживая левой рукой правую, однако это не слишком помогло.

— Думаю, первый больше по мне, — сказала она.

Валенти кивнул и отдал ей автоматический.

— Да, я тоже думаю, что он тебе больше подходит, но мне хотелось, чтобы ты попробовала «тридцать восьмой», — просто чтобы знать, каково это. Теперь не будешь сомневаться.

Френки разглядывала картонную мишень, которую они установили шагах в пятнадцати от себя.

— Промазала.

— С автоматическим получилось лучше. Ты хорошо справилась, Френки. Не хочешь зайти в дом перекусить?

— Очень хочу. Тони, почему ты не погнался за ними? Почему не поехать в город и не остановить их, пока они сюда не вернулись?

— Ну, — начал Валенти, — прежде всего, в городе обстановка в их пользу. Нельзя же разъезжать по городу с целой батареей и открывать пальбу, едва на них наткнёмся. А вот они могут отсидеться где-то, пропустить нас и исчезнуть. Что ты ответишь полицейскому, если он спросит, зачем мне в городе «Узи»? Или с какой стати ты расхаживаешь с пистолетом?

— Ты прав.

— И второе: если они готовы оставить нас в покое, то я буду счастлив ответить тем же. Я на них не охочусь, Френки. Мне хотелось оставить все это дерьмо в прошлом. Если вынудят, я, конечно, встречу их огнём из всех орудий, но предпочёл бы обойтись без этого.

— Я рада это слышать, — сказала Френки. — Честно.

— Я и говорю это потому, что думаю, тебе нужно это услышать. Поверь мне.

— Верю.

— Вот это хорошо. По-настоящему хорошо. Они оставили оружие на столе и приготовили себе ланч. Френки уже начала резать хлеб, когда её взгляд упал на часы над полочкой.

— Ох, — воскликнула она, — посмотри, сколько времени! Уже первый час!

— А в чем дело? — не понял Валенти.

— Али… она так и не вернулась. Господи, какая же я мерзавка. Совсем про неё забыла. Если с ней что-то случилось…

— Все в порядке, — сказал Валенти. — Поверь, с ней все хорошо.

— Но куда же она подевалась?

Френки повернулась к нему и долго смотрела ему в глаза. Валенти вздохнул. Может быть, пора убрать с дороги последнюю ложь. Ну, не совсем ложь. Просто кое-что, чего ни он, ни Али не удосужились объяснить прежде.

— Дело в том, — сказал он, — что у неё в лесу подружка — девочка по имени Малли. И ещё там есть деревенька — мы в ней вчера гостили. Давай закончим с сэндвичами, и за едой я тебе все расскажу. — «И очень надеюсь, что ты мне поверишь, — подумал он, — потому что я сам не знаю, чему верить».

Френки снова взялась за хлеб.

— Ладно, — сказала она, — если только ты уверен, что с ней все хорошо.

— Все прекрасно.

— Только не напускал бы ты на себя такую таинственность.

— Таинственность — самое подходящее слово, — сказал Валенти. — Прямо в яблочко. Речь как раз о тайне.

2

Джо Бродвей не сразу признал посетителя. Когда в распахнувшейся двери кабинета возник человек, Джо на минуту остолбенел. Однако он разглядел смуглое загорелое лицо с двухдневной щетиной на подбородке, гладкие волосы и длинный дождевик. Телохранителей Джо, оставшихся за его спиной, можно было уже списать со счета. Фредди распростёрся на ковре, Дэн, скрючившись, привалился к стене. Когда человек извлёк из-под плаща автомат «Инграм» и направил его дуло на сопsigliere, на Джо наконец снизошло понимание.

— Господи Иисусе, — вскрикнул он, — что за дурацкую игру ты затеял, Марио?!

— Скажи своему мальчику, чтоб даже не думал.

Джо Бродвей взглянул ему через плечо и увидел, что Дэн распрямляется, сунув руку за отворот спортивной куртки, под которой держал револьвер. «Инграм» ни на дюйм не отклонился от лица Джо. С трудом сглотнув, consigliere крикнул телохранителю:

— Не надо! — Руки он положил перед собой на стол, ладонями вниз.

— Ещё мне хотелось бы услышать стук пистолета, падающего на ковёр, — проговорил Марио, — а потом пусть твой паренёк затащит сюда своего дружка и они посидят в уголке, тихо и спокойно, идёт?

— Конечно, Марио, конечно, нет вопросов. Ты не хочешь убрать эту штуку?

Марио покачал головой и прошёл глубже в комнату, так, чтоб держать под прицелом и стол, и дверь. Дэн Барбоза с несчастным лицом извлёк «магнум-44» из наплечной кобуры, поднял его двумя пальцами и уронил на пол. Подхватив под мышки Фредди, он втащил его в кабинет Бродвея, плюхнул возле дивана у дальней стены и сам сел рядом, прожигая Марио взглядом.

— Вот и хорошо, — сказал Марио. — Теперь о том, как мы будем играть. Я хочу, чтобы ты взял бумагу и ручку, Джо, достал все тихо и аккуратно и написал мне маленькое признание, capito?

— Ты меня за психа считаешь? — огрызнулся Джо. — Не буду ничего писать!

— Тогда ты покойник.

Джо бросил взгляд на своего телохранителя: «Тебе конец», — ясно сказал Дэну этот взгляд, — и снова на Марио.

— Послушай, Марио, давай поговорим разумно. В чем дело?

— Обращаться к разуму я уже пробовал. Но ты нарушил слово, Джо. Я никому не даю второго шанса, понимаешь меня?

— Я не мог их отозвать. Господи, ты думаешь, я не хотел? Но padrone хочет убрать Валенти, и что я могу поделать?

— Тебе надо было вчера мне это сказать, Джо.

— Эй, вчера я был уверен, что сумею уломать Рикку. А когда понял, что не выходит, уже не мог с тобой связаться.

Марио покачал головой:

— Не пойдёт, Джо. — Он сделал лёгкое движение автоматом. — Перо и бумагу — и за дело.

— Что я должен написать? Что бы ты ни выбил из меня, суд этого не примет, ты же знаешь. Показания, данные под давлением…

— А это не для суда, — сказал Марио. — Это для других семей и для тех, кого мне вздумается оставить из Магаддино, capito?

— Что ты со мной делаешь, Марио?

— Перо и бумагу. Доставай. — Он смотрел, как consigliere неуклюже готовил листок и ручку. — Тебе бы следовало быть умней. Я ради семьи взял на себя убийство и позволил выслать меня в изгнание. Это я мог понять. Я видел, как идут дела. Видел, что приходит молодая кровь и все меняется. Но тебе следовало помнить, что я никому не позволю лить на себя дерьмо, Джо. Мы же с тобой работали.

— Что мне было делать, Марио? Дон сказал…

— Какой из Рикки дон — мелкий подонок. Начинай писать. Выкладывай, кто заказал старого дона. Напиши, что Тони подставили. Отзывай на него контракт. Все просто.

— Никто не заказывал старого дона, Марио. Тони просто…

— Тони не изменял, и ты это знаешь. Так что, либо ты пишешь, либо я начинаю разбирать тебя на кусочки этой штукой. — Внезапным быстрым движением он придвинулся к Джо, так что дуло «Инграма» упёрлось тому в бок. Джо невольно ахнул. Дэн привстал было с кушетки, но Марио уже отшагнул назад и взял телохранителя на прицел.

— Не разыгрывай героя, — посоветовал ему Марио. — Не твоя весовая категория. — Он снова взглянул на Джо. — Пиши.

— Этим ты ничего не добьёшься, — сказал Джо. — Рикка все равно останется доном, и другим семьям придётся с этим смириться. Думаешь, ты им нужен, Марио? Думаешь, они тебя поддержат? Да, Иисусе, очнись.

— Рикка заказал собственного старика, правда? А кто исполнял? Луи?

— Это уже не важно. Старого дона больше нет, и…

— Кто его убрал?

— Слушай, Марио, это вопрос дела. Старый дон переводил все в легальный бизнес. Он размяк. Надо было что-то делать.

— Чья была идея?

— Рикки, — поспешно отозвался Джо. Ещё бы, подумал Марио.

— А как насчёт подставить Тони? Тоже идея Рикки?

Джо Бродвей кивнул:

— Старик стал чтить законы, но мы знали, что сумеем достать его через Эдди, который трахал его подружку. И к кому, как не к Тони, мог обратиться старый дон? Так все сложилось, да ещё у Тони с Эдди были старые счёты, и все знали, что дон велел ему выждать.

— И вы взяли парня, который вам отдал всю жизнь, — и утопили его, Иисусе!

— Чисто деловой вопрос, Марио.

— К черту. Здесь речь о верности. Думаешь, старая гвардия останется с вами, если узнает о ваших проделках?

— Я понимаю, Марио. Потому нам и приходится забыть о старом дерьме, чтобы все дело не развалилось.

Марио покосился на телохранителей. Фредди уже сидел, но, как видно, ничего не соображал. Дэн развалился на кушетке. Он явно не рвался в бой после всего, что услышал.

— Выход ещё есть, — сказал Марио.

— Какой?

— Это как с гангреной, — пояснил Марио. — Надо просто отрезать больную часть, понимаешь меня?

— Мы же говорим о главе семейства. Никто не заменит…

— Пиши, — приказал ему Марио. В его голосе прозвенел лёд. Джо Бродвей побледнел и опустил перо на бумагу. — Все пиши, — добавил Марио, — прямо как мне тут рассказал, и предоставь мне беспокоиться, что из этого выйдет.

Тяжёлое молчание повисло в комнате, когда consigliere начал писать.

— Ты давно в деле? — обратился Марио к Дэну.

Телохранитель вскинулся от неожиданности, затем передёрнул плечами:

— Меня ввёл отец — лет девять или даже десять назад.

— Как тебя зовут? — Услышав ответ, Марио кивнул. — Джимми Барбоза — твой старик? Мне случалось с ним работать… Господи, как же давно это было. Хороший был человек. Гвиччионе прихватили его на том деле с товарным складом, да? — Марио покачал головой. — Никогда не видел, чтоб так швырялись людьми.

Джо Бродвей отложил ручку и подтолкнул листок к Марио. Тот быстро просмотрел, ни разу не выпустив consigliere из виду больше чем на пару секунд.

— Замечательно, — сказал он. — Что скажешь, Дэн? Засвидетельствуешь для меня?

Дэн в нерешительности покосился на Бродвея.

— В полицию не попадёт, — пояснил Марио. — Это только для других семей, capito? He хочешь подписывать, не надо.

Дэн снова взглянул на consigliere.

— Это дерьмо — всё правда? — спросил он. — Вы действительно подставили Тони?

Бродвей не пожелал отвечать. Марио снова шагнул к нему, подтолкнул стволом:

— Человек задал тебе вопрос…

— Да, — проговорил Джо, — все правда. Но подумай хорошенько, Дэн. Если ты подписываешь, значит, выступаешь против своей семьи. Старый дон хотел перед смертью быть чистеньким. А нам куда? В безработные податься? Думаешь, ты бы заработал, сколько сейчас имеешь, за баранкой грузовика или вкалывая на фабрике?

— Мой старик вбил мне в голову: «Держись семьи, и семья о тебе позаботится», — отозвался Дэн. Он взглянул на Марио. — Ясное дело, я подпишу.

Марио улыбнулся:

— Осталось ещё одно. Давай на телефон и назначай Рикке встречу, прямо здесь. Сфальшивишь — ты покойник.

— А если не сфальшивлю? Так и так я покойник.

— У тебя ещё остаётся шанс.

— Дай слово, что я выйду из этого живым. Марио покачал головой:

— Не могу, Джо. Никаких сделок между нами — после того как ты меня надул.

— Тогда пошёл к черту. Марио пожал плечами:

— Ты покойник. — Он начал целиться в голову consigliere, но Джо уже схватился за телефон.

— Остаётся решить, — заметил Марио, когда разговор закончился, — кому мы передадим семью после кончины Рикки.

Рикка явился с одним телохранителем. Оба не успели опомниться, как Марио уже запер за ними дверь и взмахом «Инграма» пригласил занять места на кушетке. Дэн, получивший обратно свой «магнум», подошёл избавить коллегу от тяжести пушки. Телохранителя — высокого шведа — звали Ларе Андерссон. Такие, как Рикка, судят людей по себе и не склонны доверять своим.

— Какого черта?..

Увидев направленный на него ствол «Инграма», Рикка замолчал.

— Этот парень не поймёт, — заметил Дэн, отобрав у шведа пистолет. — Он не из семьи, знаешь ли.

Марио согласился.

— Знаю эту породу: работают ради денег, а не по зову крови. Ладно, Дэн. Вы с Фредди можете линять.

— Подождём снаружи, — ответил Дэн, — кто-то должен связать тебя с правильными людьми.

Марио выждал, пока за парнями закроется дверь, и принялся изучать пленных. Рикка, Джо и швед рядком сидели на диванчике. Джо забился в угол: он уже сдался. Рикка глядел на него со страхом, и Марио недовольно покачал головой: неужели этот подонок одной крови со старым доном? Единственный, кто не казался ни испуганным, ни сломленным, был швед. «Просто слишком туп», — подумал Марио, встретив его взгляд. В злобных глазах не наблюдалось признаков высокого интеллекта.

— Слушай, — Рикка облизнул губы, — может договоримся? У меня…

Марио покачал головой:

— Никаких сделок, — и открыл огонь. Швед умер последним. Ему удалось добраться до Марио и свалиться ему прямо под ноги. Марио оглядел трупы. Он ничего не чувствовал. Никакого удовлетворения. Только лёгкое сожаление, что дело повернулось именно так.

Он убрал «Инграм» под дождевик, закрепив на ремне через плечо, и подобрал написанную consigliere бумагу. Теперь надо было её размножить. Когда за спиной открылась дверь, он мгновенно развернулся, и «Инграм» снова показался из-под плаща, но это был всего лишь Дэн, выставивший перед собой пустые руки.

— Пора расходиться, — заметил он. Марио кивнул.

— Нет предложений, кому это лучше всего отправить? — спросил он, вертя в руках признание.

— Бенни Ла Фата.

Марио обдумал предложение. Он помнил Бенни: тот был capo ещё до того, как Марио депортировали. Хороший человек и знает, что такое верность, вот только…

— Думаешь, он подойдёт? — спросил Марио.

— Он станет слушать.

— О большем и просить не приходится.

«Дела ещё много», — размышлял Марио, вместе с Дэном покидая кабинет. Когда они добрались до лифта, взволнованные голоса уже спрашивали, что случилось. Очень скоро все здание будет кишеть лучшими представителями нью-йоркской полиции. Перед лифтом Марио задержался и оглянулся. Надо будет послать Тони вырезку — когда все это попадёт в газеты. Оставалось только надеяться, что с сынком Джо Бродвея Тони разберётся сам, потому что до завтра Марио никак не поспеть в Канаду.

— Надо двигаться, — напомнил Дэн. Он придерживал двери лифта.

Марио шагнул в кабину. Некогда думать о Тони. Если не сосредоточиться на собственных делах, через несколько часов все рванёт прямо ему в лицо. К тому времени, как лифт спустился на первый этаж и они вышли на улицу, он уже расставил все по местам. Тревога о Тони отошла на задний план, уступив место заботам насущным.

— Так надо бы устроить встречу с Ла Фата, — сказал он.

— Я знаю подходящее место, — сказал Дэн. И тут Марио в упор взглянул на Фредди:

— Ты с нами? — Когда тот кивнул в ответ. Марио хлопнул Дэна по плечу: — Так чего же мы ждём?

Дэн вышел на край тротуара, чтобы поймать такси. Отъезжая, они услышали, как улицу наполнил вой сирены.

3

Весь день Френки твердила про себя: «Олень мне приснился. Приснилось, что он был в комнате у Али. Не могло этого быть на самом деле. И того, о чем рассказывал сегодня Тони, тоже быть не могло».

Она все сочла бы за розыгрыш, если бы он говорил не так буднично и серьёзно. И он сам видел оленя. И маленькую дикарку видел.

— Но Али… это может быть опасно!

— Надо признать, все там вертится вокруг неё, но не думаю, чтобы ей что-то угрожало.

Френки хотела не откладывая пуститься на поиски — в лес, в деревню, к камню, — но Валенти её отговорил.

— Она уже большая девочка, — сказал он. — Дай ей возможность разобраться самой.

— Тони, ей всего четырнадцать.

— И скоро исполнится тридцать пять. Френки улыбнулась, вспоминая шутку. Тони прав. Но тут перед глазами снова встала картина: олень в спальне дочери. Улыбка исчезла.

— О чем задумалась? — спросил Тони.

Френки повернулась к нему. Они сидели в садовых шезлонгах позади его дома. На ручке кресла у каждого стояли стаканы с прохладительным, и с виду казалось, что парочка просто греется на солнышке: мирная семейная сцена, в которой только внимательный глаз заметил бы «ошибки художника». У Френки на поясе пистолет в кобуре. На другом боку для равновесия — кожаный чехол с запасными патронами. У Валенти в наплечной кобуре «тридцать восьмой», а с ручки кресла на ремешке свешивается «Узи». И у него тоже запас обойм для автомата и патронов для револьвера.

Закончив разговор и ланч, они зашли к Френки подобрать ей костюм, пригодный для лазанья через кусты. Валенти решил на ночь обосноваться в лесу около дома, а не ждать внутри, где их могли закупорить, как в бутылке, если Луи привезёт достаточно людей. А снаружи преимущество переходило к Валенти с Френки. Вернувшись, они несколько раз обошли заросли около дома, чтоЈы прочувствовать местность. Теперь они знали каждую кочку, между тем как Луи побывал здесь всего однажды, притом ночью. А его людям придётся обойтись одними его рассказами.

— Извини, — спохватилась Френки, — что ты сказал?

— Ты то улыбаешься, то хмуришься, то снова улыбаешься — вот я и гадал, о чем думаешь.

Френки вздохнула.

— Да обо всем. — Она потрогала кобуру. — Все как будто ненастоящее… или, наоборот, слишком настоящее, сама не знаю. Вот мы сидим тут, вооружившись до зубов, дожидаясь то ли Эрла, то ли персонажей из «Крёстного отца», а моя дочка бегает по лесам с оленем и подружкой, у которой на голове растут рожки. Ну не сумасшествие ли, Тони?

— Что касается твоего бывшего и Луи — они самые что ни на есть настоящие. А насчёт остального: кажется, я понимаю, что ты хочешь сказать. Нереально и в то же время слишком реально, все так. Но скажу тебе: когда музыка доносится из леса или когда я слышу её вблизи, как прошлой ночью, я чувствую, что совсем близок к чему-то… понимаешь меня? Это как ответ на все вопросы, не только о том, что происходит сейчас, а обо всем вообще, что скрыто от взгляда, словно стоит продержаться ещё секунду — и все откроется.

— Я очень боюсь за Али, — сказала Френки.

— Да, я знаю.

— Я хочу сказать, я понимаю, о чем ты говоришь, но только поверить не так легко.

— Слушай, — Валенти взглянул на часы, — сейчас около четырех. Давай дадим ей время до полпятого или до пяти и, если она до тех пор не вернётся, пойдём искать, хорошо?

Френки бросилась бы искать Али сейчас же, однако послушно кивнула. Она никогда не держала дочь на коротком поводке, тем более что та не злоупотребляла свободой. Чем бы ни занималась сейчас Али, она имела право поступать по-своему. Помешать ей означало бы нарушить установившееся между ними доверие. Но, господи, как это трудно. Если бы хоть знать, а не сидеть так…

— Внимание, — тихо проговорил Валенти.

Френки повернула голову к нему, тут же краем глаза уловила какое-то движение и поняла, что его насторожило. Выступив из леса, к ним приближалось оборванное чучело. Дикарка, догадалась Френки, когда явление оказалось рядом. Малли. Она разглядела остренькое личико, густые космы волос с запутавшимися в них веточками и листьями, старую, заплатанную и оборванную одежду не по росту и надо лбом, чуть выше линии волос — пару маленьких рожек.

Френки с трудом сглотнула. Если это на самом деле, почему бы и остальному не оказаться реальностью? Олень…

Дикарка остановилась в нескольких шагах от них и преспокойно уселась на траву. «Похожа на кошку», — подумала Френки, заглянув в немигающие глаза и любуюсь плавными свободными движениями: ни одного лишнего!

С минуту они с Френки разглядывали друг друга, после чего Малли выложила на траву между ними сброшенный олений рог. С его развилок, на кожаных ремешках свисали бусинки и пучки перьев, поверхность была украшена резным витым узором.

— Глянь-ка, — сказала Малли, улыбаясь, как чеширский кот.

— Где Али? — спросил Валенти.

— В лесу, — отозвалась Малли, мотнув головой назад. Кудряшки у неё сегодня так свалялись, что почти не шевельнулись при этом движении. — Но она послала меня с сообщением, чтобы вы не беспокоились. Сообщение такое: «Не беспокойтесь — вернусь поздно ночью».

— Чем она там занимается? — вырвалось у Френки.

— Она собирается ночью вызвать к себе Старого Рогача — то есть тайну, но мне ещё думается, заодно она сама научится, как стать секретом вроде меня.

— Не очень-то вразумительно ты объясняешь, — заметила Френки.

— Она такая, — пробормотал себе под нос Валенти.

— Прошу тебя, Тони… — Френки снова обратилась к дикарке: — Малли, я мама Али, и я очень за неё беспокоюсь. Зачем ей вызывать к себе эту тайну? Что происходит?

— И почему она сама не доставила своё сообщение? — добавил Валенти.

— Ну, в лесу я бегаю быстрей неё, — ответила Малли, начав с вопроса Валенти, — а что касается того, что и зачем она делает, придётся ей самой вам объяснить, раз уж вы не догадываетесь. А я не буду, потому что некоторые вещи невозможно объяснить, другие не нужно объяснять, а третьи от объяснений теряют сердце.

— Ей грозит опасность? — добивалась Френки. — Хоть это ты мне можешь сказать?

Малли встретила её взгляд и долго не отводила глаз, а потом вытянула руку и провела ногтем по развилкам оленьего рога. Линия начиналась у основания и кружила вокруг ствола до самого острия, пока её палец не повис в воздухе. То же повторилось во второй раз, а в третий Малли подняла рог и легонько встряхнула. Бусинки чуть слышно забарабанили по кости, когда она протянула рог Френки.

— Это тебе.

Френки робко приняла подарок.

— Это?..

— … непростая вещь, — сказала Малли. — Он, тайна, сбросил рога год или два назад, и с тех пор я их хранила. Один нам нужен, чтоб его вызвать, но Али хотела, чтоб другой был у тебя.

— Но как он действует?.. Для чего он?

Малли пожала плечами:

— Она сказала, тебе понравится. Я сама вырезала узоры и украшала.

Френки бросила взгляд на Валенти и снова повернулась к дикарке. Малли, очевидно, очень гордилась своей работой, и в ней действительно было своеобразное первобытное очарование. В самом деле, решила Френки, разглядывая рог, он точно излучает добрые чувства. Её рука непроизвольно сжала подарок.

— Пожалуйста, Малли, — наконец заговорила она, — скажи, с моей дочкой все будет хорошо? Для меня это не шутка… я ужасно беспокоюсь. Мне необходимо знать, что она не попадёт в беду, играя с… занимаясь тем, чем вы с ней занимаетесь.

— Все ли будет хорошо? — повторила Малли. — Не знаю. Она вызывает к себе тайну. Если он придёт, она… станет другой. Но она и так уже немножко изменилась. Ночью она побывала в сердце тайны, и если олень заговорит с ней сегодня… — Её узкие плечики поднялись и упали. — Все опасно. Физическая опасность ей не грозит, насколько я знаю, но ей понадобится сила сердца, чтобы волшебство, с которым она встретится, не увлекло её за собой.

Валенти вспомнились псы, похожие на людей. Или люди-псы?

— А как насчёт стаи? — спросил он. Малли повернулась к Валенти, но её взгляд был устремлён сквозь него, будто она смотрела на что-то в дальней дали.

— Не знаю, — тихо сказала она. — Я знаю только, что огонь горит ярко и в тебе, и в ней — но в ней он чище. Если кто-то и может освободить тайну — от обрядов, от поклонения, даже от псов, — то лишь такая, как она.

Её взгляд вдруг сосредоточился на «Узи».

— Кроме того, вам самим здесь грозит опасность, разве не так? Как ты думаешь, где ей будет безопаснее? В лесу Али оберегают его секреты, а с вами?

— О господи, — пробормотала Френки. — Не знаю. Но то, что она хочет сделать… по твоим словам — это пугает меня.

— Только потому, что ты не понимаешь. Неизвестное вовсе не всегда мрачно.

Валенти представил, что будет твориться здесь ночью. Хватит с него одного дилетанта рядом. Заботиться о двоих будет вдвое труднее.

— По-моему, надо позволить Али продолжать начатое, — обратился он к Френки. — Это твоя дочь, так что решать тебе, но мне так кажется. Здесь сегодня неподходящее место для ребёнка.

— Может, мне следовало бы взять её и уехать, — сказала Френки.

— Снова бегство?

— Я понимаю, Тони. Но, может, я просто не из того теста, чтобы держаться. Я вернулась сюда, чтобы изгнать старых демонов, а не для участия в гангстерской перестрелке.

Валенти кивнул:

— Что ж, тебе решать, Френки. В любом случае я тебя поддержу. Поступай, как считаешь нужным.

— Но я не знаю!

— Что ни говори, — вставила Малли, — а все дороги ведут к одному концу. Дело не столько в том, какую дорогу выбрать, сколько в том, как по ней идти.

«Звучит разумно, — подумал Валенти. — Всем когда-то приходится умирать. Вопрос, какую жизнь ты оставляешь позади».

— Передай Али, я желаю ей удачи, — сказала Френки.

— И она — тебе, — кивнула Малли. — Я думаю, ты сделала сильный выбор. Правильный или нет, будет видно позже, но сильный — точно.

Френки поймала себя на том, что улыбается.

— Слушай, — спросил Тони, — как ты думаешь, нельзя ли Али сегодня переночевать у Льюиса? Я хочу сказать, неизвестно, сколько все это продлится, но мне не хотелось бы опасаться, что она вдруг выскочит прямо на линию огня, понимаешь меня? Предпочёл бы знать наверняка, что если кто подбирается по лесу к этому дому, то он не из наших.

— Она могла бы побыть со мной, — заметила Малли.

— Я думал, у тебя нет дома? — удивился Валенти.

— Зато у меня есть весь лес! — Малли вскочила на ноги и, ухмыляясь, весело помахала им рукой. Они не успели и слова сказать, а она уже проскочила лужайку. Лес поглотил девочку, и Френки с Валенти остались одни.

— Я правильно сделала? — вслух подумала Френки.

Валенти не отозвался, понимая, что она не ждёт ответа.

— Господи, знать бы, что там будет этой ночью, — добавила Френки.

— Я тебя понимаю, — заметил Валенти, — но мне в данный момент больше хотелось бы знать, что будет делать Луи. Слишком уж осторожно он ведёт игру.

— Может, он больше не появится, — сказала Френки. — Твой друг Марио мог убедить кого-то, кто у них главный.

Валенти пожал плечами. Могло быть и так, что Марио открыл охоту на семейство Магаддино, и тогда платить придётся чертовски дорого.

— Разумеется, — продолжала Френки, — есть ещё мой бывший супруг… — Она осеклась.

— Что-нибудь всегда есть, — согласился Валенти. — Cosifantutti — так устроен мир.

4

— Что-что? — прорычал в трубку Луи. — Повтори-ка ещё раз, Джонни, а то слышно плохо.

Эрл, наблюдавший за ним из кресла у окна, усмехнулся. «Ага, — думал он, — ¦ великий стрелок грозной мафии услышал дурные новости. Ай-ай-ай!» Он присмотрелся, не упустив ни побелевших костяшек пальцев, сжимавших трубку, ни заострившихся черт лица, и тут же отвернулся полюбоваться видом Оттавы за стеклом. До этого Луи успел набрать семь или восемь номеров — Эрл с самого начала сбился со счета, — и только сейчас ему ответили.

Все началось с того, что Луи собрался, как обычно по вечерам, связаться со своим стариком. Довольно долго никто не брал трубку, а потом ему ответил коп. Луи сразу отключился и начал обзванивать всех подряд, пока не дозвонился до Бомма, Джонни Бомпенсито. И, похоже, тут же пожалел об этом, отметил Эрл.

— Что сказал Бенни? — орал Луи. — Эй, с каких пор он решает… а мне плевать, Джонни. Это дело семьи Магаддино… или ты забыл, кто тебе платит? Я отвечаю только перед padrone и перед своим стариком — слышишь? И лучше не зли меня. Тут важное дело, а ты…

Луи вдруг замолчал, и лицо его потемнело. Джонни продолжал говорить что-то, и, обернувшись, Эрл напоролся взглядом на Три Пальца, с тревогой смотревшего на своего босса.

— Ты уверен? — тихо переспросил Луи. — Хорошо. Я слышу. Скажи, что я вылетаю сегодня же, и чтобы об этом знала только семья. Джонни, они мне кое-что должны. Просто скажи, что пора отдавать должок. Мне нужна ещё пара часов, а потом сразу вылетаю домой. Хорошо. За мной не пропадёт, Джонни. Да, спасибо.

Луи осторожно опустил трубку и повернулся к окну, не замечая взгляда Эрла. Он думал о своём.

«Боже, — думал, глядя на него Эрл, — с тех пор как эти макаронники объявились в городе, я целыми днями вилял перед ними задом, как какой-нибудь хренов чичероне. Будто нет других дел, как разыгрывать гангстерскую мыльную оперу! И зачем проговорился о Валенти? Пусть бы итальяшки сами между собой разбирались. Надо было сгрести денежки и бежать. Сейчас был бы уже в Боготе или по крайней мере на полпути туда. Первым классом — вместе с Хови».

Вспомнив о Хови, Эрл помрачнел. Мелкий хлюст, конечно, но был и с него кое-какой толк. А больше всего Эрла мучила мысль, как это парень схлопотал пулю. Эрл не считал, что чем-то обязан Хови, но нельзя позволять безнаказанно дырявить ребят, которые на тебя работают. Могут подумать, что ты просто трепло и ничего не решаешь. А кому охота работать на пустое трепло?

— Что случилось? — спросил Три Пальца. Эрл покосился на Луи. Иисусе, да он вот-вот разрыдается!

— Старика убили, — сказал Луи. — И его, и Рикку — сегодня днём. Джони не знает подробностей, но там что-то дерьмовое творится. Бенни Ла Фата размахивает бумажонкой, которая будто бы доказывает, что Рикка заказал старого дона, и старая гвардия сдуру поговаривает, не поставить ли его новым padrone.

— Где их прихватили? — спросил Три Пальца. — И кто?

— Господи, да не знаю! Их нашли в конторе старика. Кто-то просто разнёс их на куски.

— Папале, — уверенно заключил Три Пальца — На такое способен один только Лис. Господи, мне очень жаль, Луи. Джо Бродвей у нас был лучшим.

Луи склонил голову:

— Ты прав. Наверняка Папале. Лишний повод вышибить дух из Валенти.

— Что у вас стряслось? — спросил Эрл. — Мы договорились о деле и…

— Мой старик умер! — заорал Луи. — Можешь ты понять, сволочь, тупица! Ничего тебе не будет, никаких сделок, ничего! — Он начал вытаскивать пистолет, но Три Пальца успел перехватить его руку и повернулся к Эрлу.

— Шёл бы ты отсюда, — посоветовал он. Какое-то мгновение Эрл готов был взорваться.

Раз сделка рухнула, так хоть показать этим макаронникам, чего они стоят. Но Эрл очень быстро сообразил, что эти двое, может, и дешёвки, но дешёвки со связями. Того гляди, накличешь себе на задницу всю банду. Лучше выждать время…

— Эй, мне жаль старика, — проговорил он, — я просто не подумал. Говорите, сделка отменяется, — пусть так. Отменим. Только не вышибайте меня из этого дельца с Валенти — я бы с ним разобрался и бесплатно, просто в качестве дружеской услуги вам, ребята. Что скажете?

Луи сверкнул на него глазами так, что Эрл невольно отвёл взгляд, но и он потихоньку остывал. «Тридцать восьмой» скользнул обратно в кобуру, и Три Пальца тут же отступил назад. Луи отмахнулся от его извинений:

— Все нормально, Джонни. Правильно сделал. — Он снова повернулся к Эрлу: — Что ты с этого будешь иметь?

— Я же говорю, дружеская услуга и вообще… Луи дёрнул плечом:

— Я тебе не доверяю.

— Ладно. Тогда я постою в сторонке. Только одна просьба: не впутывайте мою семью, идёт? Малышка мне нужна, чтоб надавить на жёнушку, а жёнушка — чтоб переписать на меня деньжата. После этого мне плевать, что с ними будет.

— Вот теперь все ясно, — заметил Луи. — Видишь ли, я знаю, что ты понятия не имеешь о верности. Тебе не понять, что такое fratellanza. А вот если ты заботишься о собственном кармане, тогда, пожалуй, тебе можно доверять.

Эрл не верил своим ушам. Похоже, эти парни всерьёз воспринимают всю эту болтовню. А их банда какого хрена лезет в дела, если не ради собственного кармана?

— Так что договорились, — сказал Луи. — Если Валенти один — мы его сделаем вдвоём с Джонни. Теперь уж нет смысла разыгрывать комедию. Если твоя старуха случится рядом — можешь её прихватить: но только пока она не подпишет, что требуется. Потом от неё придётся избавиться. Я хочу, чтобы от Валенти ничего не осталось: ни его самого, ни его дома, ни его женщины — capito?

— Это по мне, — согласился Эрл. Предложение его вполне устраивало. Пусть макаронники отправляют друг друга ко всем чертям — ему бы только унести свой кусок. — Отправляемся сразу?

— Ещё пара дел, — сказал Луи. — Сумеешь быстренько достать нам базуку?

Эрл моргнул:

— Эй, слушайте, вы что…

— Что-то непонятно? — спросил Луи. — Эти говнюки убили моего старика — не какого-то болвана, о котором я слыхом не слыхивал, а моего старика. Я разнесу Валенти и Папале в клочья. Я хочу положить их уши на гроб старику, когда его будут опускать в землю, ясно?

— Понял. Базуку. Дороговато будет.

— Денег не жалей. Джонни, дай ему на хлеб.

Три Пальца достал бумажник, набитый банкнотами Соединённых Штатов, и начал отсчитывать стодолларовые купюры в ладонь Эрлу.

— Хватит, — остановил его Эрл, когда в руке у него оказалось двадцать зелёных. — Если за эти деньги не куплю, значит, и вовсе не достать. Ещё чего-нибудь не хотите?

Дуй сжал правую руку в кулак и ударил себя в левую половину груди.

— Все остальное у меня здесь, — объявил он.

Эрл заглянул ему в глаза и увидел в них что-то такое, что иногда замечал в собственном отражении в зеркале. Отблеск безумия: не явного, а такого, которое может сойти за здравомыслие, пока не заглянешь в глаза. Искра проскочила от Луи к Эрлу, и тот ухмыльнулся:

— Думаю, ты прав.

Три Пальца Майта отступил назад и неодобрительно посматривал на эту парочку. Ему не нравилась атмосфера. Ведь не выносят друг друга, а похожи сейчас, как братья. Три Пальца давно знал Луи и знал, что временами на него находит. Тогда мало кто может его удержать. Он словно сумасшедший, пока не снесёт все, что стоит у него на пути. Три Пальца не возражал: Луи — босс, и если он чего-то хочет, это должно быть исполнено, только вот подобный образ действий часто оказывался слишком рискованным. От взглядов двух мужчин воздух в комнате наэлектризовался. За миг до того, как они отвели глаза, Джонни почудилось, будто откуда-то издалека доносится звук флейты, но, стоило ему прислушаться, звук затих, и он уже не сумел бы сказать уверенно, слышал его или просто вообразил. Но как только затихла флейта, нечто, связывавшее его босса с этим канадцем, исчезло. «Что-то с нами дьявольски не то», — подумалось Джонни Майте.

— Дай мне пару часов, — заговорил между тем Эрл. — Я вернусь, чтоб нам успеть туда до темноты.

Луи посмотрел на часы.

— Если не вернёшься к семи пятнадцати, едем без тебя.

«Черта с два, без меня, когда мой горшок с мёдом ждёт меня прямо на линии огня…» Вслух Эрл сказал:

— Я вернусь вовремя.

«Господи, Хови, — думал он, дожидаясь лифта, — как жаль, что ты не участвуешь в вечеринке». Он ухмыльнулся. Что угодно покажется вечеринкой в сравнении с багажником, куда он запихнул труп Хови. Впрочем, Эрл не отказался бы посмотреть на физиономию того типа, когда наконец он учует запашок и, открыв свой багажник, окажется лицом к лицу с Хови Пилом и его кордебалетом червей.

Коротко прозвенев, открылся лифт, и Эрл вошёл, уже обращаясь мыслями к делу. У кого бы из приятелей можно за час раздобыть противотанковое ружьё? Выходя на улицу, он уже знал, куда направится. Байкерская банда «Драконов Сатаны», оттавское отделение. Если у тех ребятишек не окажется, стало быть, и взять негде. Для них это вроде карманного пистолетика. Как-то раз Эрл видел у них настоящее артиллерийское орудие.

5

Вершина Волдова холма поднимала гранитную голову над одетыми лесом плечами склонов. Здесь ничего не росло, кроме старой сосны, пустившей корни в толстую трещину, заполненную принесённой ветрами землёй. Сосна стояла на краю вершины и засыпала всю её ковром бурых иголок.

За веник сошла кедровая ветвь. Али с дикаркой очистили от хвои участок скалы рядом с грудой дров. Они весь вечер таскали на вершину хворост для костра и складывали его на камнях. Кроме сучьев собрали почти все кости найденного Малли оленьего скелета. Когда под конец все это уложили в круг пяти футов в поперечнике, пирамида костра поднялась на добрых четыре фута в высоту.

Теперь Али сидела рядом и поправляла сучья кончиком альпенштока. Она все ещё сомневалась, правильно ли поступает, да и вряд ли сумела бы уверенно ответить, что она тут делает. Единственное, что она знала твёрдо: надо идти до конца.

Она не сводила глаз с рога, лежавшего поверх кучи. Он был совсем не похож на тонкие рожки старого оленьего скелета. Разукрашен резьбой, увешан бусами и перьями! «Их Старый Рогач оставил», — уведомила её Малли. Второй такой же должен быть уже у мамы. Али сама не понимала, что заставило её передать с Малли такой подарок. По скале у самой вершины заскребли подошвы. Оборачиваясь, Али почти готова была увидеть маму или Тони, но Малли вернулась одна. В руках она держала бумажный пакет, а на ремешке через плечо висела кожаная фляга.

— Привет, Али! Гляди, что я нашла! — Она вручила девочке пакет, в котором оказались бутерброды. От их запаха у Али забурчало в животе.

— Где это ты «нашла»? — спросила она.

— У хижины Льюиса.

Следовало бы объяснить дикарке, что нехорошо без спросу брать вещи, но Али была слишком голодна, чтобы спорить. «Спасибо тебе, Льюис», — подумала она, вытаскивая верхний бутерброд.

— Что сказала мама? — Рот у неё уже был набит хлебом с крутым яйцом, сыром и салатным листком.

— Ну, она сначала сказала «нельзя», — ответила Малли, вгрызаясь в другой бутерброд, — но потом передумала.

— Почему передумала? Малли пожала плечами:

— Точно не знаю. Наверно, потому что поняла, что тебе надо это сделать, и ещё потому, что они там тоже ждут беды и хотят, чтоб ты была от неё подальше.

Али перестала жевать. Ждут беды… Ждут, что появится её отец, или те, кто охотится за Тони, или они вместе. Хотелось бы знать, что Тони рассказал маме. Про оленя и про то, чем занята Али, наверняка пришлось рассказать, а вот о тех людях?.. Решился ли он объяснить, кто и почему за ним охотится?

Может, и нет. Али подозревала, что мама совсем не готова такое услышать. А жаль. Была у неё мысль свести их вместе, когда все кончится. Только разве им объяснишь, какой хорошей парой они могли бы стать, да ещё когда мама в конце концов узнает о прошлом Тони…

— Они оба с оружием, — сказала Малли.

— С оружием? Малли кивнула.

— Такое маленькое, — она развела ладошки на длину пистолета, — а другое больше этого, но не такое большое, как ружьё.

Тони, учитывая его прошлое, Али легко представляла себе с чем угодно в руках. А вот маму…

— Ты уверена, что мама тоже вооружена? — переспросила она, не поверив собственным ушам.

— Ну конечно, — подтвердила Малли. — Что я, не видела?

Удачи тебе, Тони. Превращай мамочку в гангстершу. Только не забудь — она тебе не Сибил Даннинг. Ничего похожего. Да и то было в кино, а не на самом деле. Али не слишком успокоила мысль, что мамочка вооружена. Приятно сознавать, что она сумеет защитить себя, но вообще-то мама хороша как есть. Правда, ей бы не помешало чуть больше уверенности в себе, особенно с мужчинами, но такое!..

Али вздохнула и снова откусила хлеба. Как жутко все обернулось. «Надо обрести корни, — говорила мама. — Найти место, которое станет для нас настоящим домом». Они рассчитывали обрести тишину и покой, а что вышло? За несколько дней вся жизнь пошла вверх дном. Али не жалела. Спокойной жизни не вышло? Зато она встретилась с Тони, с Малли, с оленем… прикоснулась к тайне.

— Ты наелась? — спросила Малли. Али только сейчас сообразила, что успела проглотить большой бутерброд.

— Кажется, да, — сконфуженно улыбнулась она. — Со мной не слишком весело, да?

— О чем ты говоришь?

— Я весь день молчу и думаю… Малли пожала плечами:

— Разговоры не так уж нужны, Али. Иногда достаточно просто быть вместе. Разве тайна не научила тебя этому?

— Я, наверно, не слишком понятливая ученица. — Али слизнула с пальцев крошки. — А мама точно понимает, почему я не могу вернуться домой?

— Нет. Но, по-моему, она верит, что ты поймёшь, чего хочет твоё сердце.

— Вот это новость! — Но в глубине души Али сознавала, что несправедлива к маме. Та очень даже умела быть строгой, когда нужно, но в общем давала дочке порядочно свободы. Али давно обнаружила, что мамино доверие сильней любых запретов удерживает её от безобразий, которые устраивали её сверстники. — Надеюсь, все у них будет в порядке, — добавила Али.

— Тебе некогда о них беспокоиться, — заметила Малли. — Сейчас надо думать о Старом Рогаче.

— Когда начнём? Знаешь, разжигать огонь и все такое?

— Лучше всего, когда услышим свирель Томми.

Али кивнула и повернулась к западу, где солнце, медленно превращаясь в оранжевый мяч, сползало к горизонту. Она не взяла с собой часы, но тень леса под ними удлинялась, показывая, что до вечера недалеко. Тогда они услышат флейту и разведут костёр, и она призовёт к себе тайну…

Мысль о музыке напомнила ей о прошлой ночи и о том, где она побывала с оленем и с Малли. То место само было как музыка — очень настоящее, все здесь и сейчас, и в то же время нездешнее, колдовское, шалое. Ей нравилось звучание этого старинного слова. Так сказали бы люди в те давние времена, увидев её верхом на олене в компании с рогатой девчонкой. «Это Али, — говорили бы они друг другу, — шалая девчонка». А может, её сожгли бы, как ведьму?

Али оглянулась на сложенную груду дров и передёрнулась.

— А с охотой как? — обратилась она к Малли. Дикарка уже слышала её рассказ о своре под окном.

— Не думай о них, — предостерегла Малли, — не то приманишь их к себе. А если они явятся — не слушай их. Что бы они тебе ни сказали — все ложь. Это будет звучать разумно, убедительно, и все равно это ложь.

— Я нервничаю. Малли улыбнулась:

— Не надо. Разве ты не прокатилась уже у него на спине?

— Да, конечно, но сейчас все по-другому.

— Да, — тихо согласилась Малли, — сейчас будет по-другому. — Она испытующе взглянула на Али. — Попробуй немножко вдохновиться.

— Мне бы добиться, чтоб коленки не дрожали… и так еле дышу…

— Вдохновение — это не просто дыхание. Ты дыши глубже — и вдохновляйся! Знаешь, вдохновенный поэт взывает к музе — и он счастлив.

— Я не к музе взываю, — буркнула Али, — а к оленю.

— Кое-кто сказал бы, что это то же самое.

Али хмуро взглянула сперва на разукрашенный рог на куче дров, потом на запад, где солнце уже касалось линии горизонта.

— Мне бы только поговорить с ним, — сказала она. — Я просто хочу спросить, нужна ли ему свобода. Понимаешь, Малли, мне для себя ничего не нужно.

Малли кивнула:

— Понимаю. Но тебе и для себя придётся кое-что сделать, иначе ничего не выйдет.

— Не понимаю…

— Я знаю, — согласилась Малли, — но это ничего. Все получится само собой.

— Ты мне не все говоришь, что знаешь, правда? Зачем это тебе, Малли?

Дикарка дёрнула плечом.

— Ничего я больше не знаю, — отвечала она. — Не знаю, зачем это мне, и тебе, и даже Старому Рогачу. Знаю только: что-то надо делать. Знание приходит ко мне само. Думаю, это потому, что я — секрет. Поэтому я что-то знаю, но не понимаю, откуда.

— Это из-за тебя уехал сын Льюиса? — догадалась Али. — И сын Лили и остальные? Ты говорила с ними и показывала, что лежит за околицей деревни, за опушкой леса, а когда они узнали, то уже не могли остаться, да?

— Я с ними говорила, да. Но я всегда говорила, что в деревне нужно больше людей, а не меньше. Я не заставляла их уходить.

— Тебе и не надо было… — Али чувствовала, что приближается к чему-то, хотя и не знала, к чему. Дело было не только в том, чтобы вызнать, кто такая Малли и почему она делает то, что делает. — Ты принесла Льюису книги, — продолжала она. — А с Акерли Перкином ты тоже говорила?

Малли промолчала.

— Мы освобождаем тайну, — спросила Али, — или привязываем к ней меня?

Малли подняла голову, и кошачьи глаза остановились на лице Али.

— Пора, — сказала она. — Разжигай костёр.

Али долго молчала. Ей хотелось заорать: «Отвечай!», хотелось схватить Малли за шиворот и вытряхнуть из неё правду, но она понимала: все это впустую. Единственный способ узнать все — это пройти до конца. «Господи, — думала она, вытаскивая из кармана коробок, — надеюсь, мне не придётся потом жалеть».

Увидев, что мешок с бутербродами и фляга исчезли, Льюис улыбнулся. Он видел, как девочки поднимались на холм, и догадался, что они что-то затевают. Ясно, им захочется есть, а Малли никогда ни о чем не попросит, зато легко «найдёт» припасы и наверняка прихватит их с собой.

«Знать бы, что у них на уме», — думал он теперь, поглядывая на холм. Сгущались сумерки, а он стоял, прислушиваясь к тишине, наслаждаясь ею. На несколько минут все вопросы и загадки отступили перед красотой мгновения. Мимо пробежал Гаффа, за ним прошёл Томми с флейтой. «Сегодня никто не соберётся, — подумал Льюис. Однако сам он побрёл следом за Томми Даффином к старому камню. Что-то нынче вечером носилось в воздухе, и Льюис твёрдо решил выяснить, что происходит.

Растопка вспыхнула быстро, и скоро пламя уже лизало кору толстых сучьев. «С одной спички, — отметила Али. — Недурно. А ведь я никогда не была в скаутах». Пока она смотрела на занимающийся костёр, солнце совсем скрылось. Теперь огонь давал больше света, чем вылинявшее небо. Она оглянулась на Малли. Отблески костра и вечерние тени пробегали по лицу дикарки. У Али глухо стукнуло сердце: вверх по холму летели звуки флейты.

— Теперь зови его, — шепнула Малли.

— Как? — спросила Али.

— Обратись к тому огню, что горит в тебе. «Нет во мне никакого огня, — чуть не сказала

Али. — У меня внутри одни мурашки». Но музыка смешивалась с потрескиванием сучьев и пробиралась в неё, и, кажется, вот оно… Она вслушалась в свои чувства, загляделась на огонь, околдованная пляшущим пламенем, и мысленно позвала к себе тайну.

— Зови по имени, — подсказала Малли.

— Я же не знаю его имени.

— Так назови… как ты будешь его звать. Старый Рогач? Али покачала головой. Нет, это имя для Малли. А для Льюиса Зелёный Человек. А кто он для неё? Просто тайна. Она чуть улыбнулась уголками губ: может, отец Бэмби?

— Ты чувствуешь ночь? — спросила Малли. — Она слушает. Зови.

Али кивнула. «Но у меня нет для него имени», — думала она, отстраняясь от разгоравшегося огня. Как бы кто не вызвал пожарных. Это маяк. Позвать тайну, да, но если олень настоящий, то сколько ещё таинственных существ откликнется на зов? Викторианские эльфы и гномы. Десятки картинок из детских книг. Фэйри, тролли и все обитатели срединного мира. Охота, сторожившая ночью у неё под окном, свора псов, загоняющих оленя… Али вздрогнула и отогнала последнюю мысль.

Лучше подумать, как назвать тайну. На ум пришла издавна любимая книга, книга-друг: «Ветер в ивах». Рэт, Водяная Крыса; Крот; Барсук… Она никогда не разделяла общего восхищения мистером Тоудом, Жабой. Али полюбились тихие создания и описания тихих минут. Пикник, летняя ночь и лодка на реке… Она вспомнила главу, в которой потерялся сын дядюшки Выдры, Портли, и все звери отправились на поиски. Рэт и Крот в лодке… они нашли его, и не только его. Тайну, присматривавшую за маленьким выдренышем. Грэм назвал её «Свирель у порога зари». При этих словах Али никогда не вспоминала

«Пинк Флойд» — только книгу Грэма, трепет Крота и Рэта, и холодок, пробегавший у неё по спине, когда она перечитывала эти страницы.

— Вот кто ты для меня, — сказала она тайне. — Только я не знаю имени.

Закрой глаза — и он перед тобой. Не олень, не Зелёный Человек Льюиса — козлоногий бог, каким он увиделся на мгновение прошлой ночью. Длинные изогнутые рога и острые черты лица, немного похожие на Малли. И флейта, почти как у Томми, но тоже не совсем. Потому что музыка другая. Игра Томми звала двигаться, все чувства плясали в ней, призывая тело приплясывать в такт. Но та музыка, его музыка — она наполняет покоем. Али ни разу не слышала её, но знала, какой она будет. Точно знала.

Она пыталась услышать музыку, которую издала бы флейта в руках тайны. Закрыв глаза, представила себе картину, но флейта Томми заглушала её, и мысли Али вернулись к прошлой ночи. К камню он вышел в облике оленя. Танец, они с Лили двигаются под музыку. И вот Малли подхватывает её и вскидывает на спину оленю, и они летят куда-то…

Она вспоминала, перебирала мгновения безумной скачки сквозь леса, которых не было в этом мире, к вершине нездешней горы с её каменным хороводом. Огромная круглая луна и такие яркие звезды. Белый пар дыхания. И тайна: олень, потом человек, одетый в зеленую листву, и она стоит перед ним, спрашивая, чего же он хочет, спрашивая, как звать его… Она снова утонула в его глазах — таких же волшебных в памяти, как тогда, ночью. Их взгляды встретились, и что-то длилось… и длилось…

«Нет имени для таких, как ты, — думала Али. — Люди видят лишь один избранный тобой облик и зовут тебя по нему. Пан. Старый Рогач. Зелёный Человек. Зелёная мантия.

Зелёная Мантия. Так я назвала бы тебя, если бы узнала впервые прошлой ночью. Но разве я не знала тебя всю жизнь? Разве не ты сменяешь времена года и заставляешь кровь течь по жилам? Разве не ты учил меня дышать, пока я спала в материнском лоне? Ты учил моё тело расти, а сердце — узнать тебя. На книжной странице, в мелодии, в узоре ветвей на фоне неба, в полёте птицы, в глазах кошки, в запахе цветка…»

В памяти возникло, как она отворачивается от него на зов Малли. Пора было покидать тот мир. Она снова услышала лай, и тепло воспоминания сменил озноб. Охота. Стая. Надо было спешить. Тогда они скрылись от стаи… Но тут ей вспомнилась та же ночь, несколько часов спустя, и псы на краю леса, не сводившие глаз с её окна.

Огонь на мгновение ослепил Али, и она моргнула, отводя взгляд.

— Малли?

Но дикарки не было.

Али, стоя в потоке жара от костра, задрожала всем телом. Что-то было не так. Она больше не слышала флейты. Много ли времени она провела в воспоминаниях? Не так уж долго, ведь огонь горит все так же ярко. Но куда подевалась Малли? И откуда это странное чувство?

Теперь лай охоты раздавался совсем близко. Нагнувшись, она подняла трость, которой снабдил её Тони, и сжала её непослушными пальцами. Все было не так. Она медленно повернулась, уставившись на темнеющий внизу лес и почти ничего не видя после яркого пламени. Однако вскоре глаза привыкли, и Али разглядела стаю: не собаки — люди в рясах с капюшонами. Передний держал перед собой распятие.

— М-малли?.. — дрожащим голосом выговорила Али.

За спиной пылал костёр, перед ней полукругом растянулась охота, и отступать некуда. Тайна не явилась, а Малли бросила её. «Я не звала вас, — хотела она сказать безликим охотникам, но слова завязли в горле. — Я ждала тайну».

— Не страшись, — произнёс предводитель. — Мы пришли спасти твою душу.

Двое, стоявшие за его спиной, достали из складок плащей верёвки и стали наступать на Али. Та выставила против них острие альпенштока, но руки тряслись так, что палка выпала и задребезжала по камням. Ноги у неё обмякли, и она медленно опустилась наземь, не сводя с людей в капюшонах глаз.

— П-пожалуйста, — сказала она, — не надо… не надо меня спасать.

Человек с распятием медленно покачал головой:

— Ты будешь благодарна нам, когда это совершится.

Двое с верёвками прыгнули вперёд и, схватив за руки, подтащили девочку к старой сосне. От страха Али покорно подчинялась. «Пожалуйста, — беззвучно молила она, — тайна, я ведь старалась тебе помочь… помоги мне».

Но не было ответа на её призыв, и лес равнодушно смотрел, как люди в капюшонах привязывали её к дереву.

— Тобой овладел демон, — говорил человек с распятием, — но властью Господа мы изгоним его.

Верёвки, закрученные вокруг ствола, врезались в запястья и лодыжки. Силы вернулись к ней с волной паники, но поздно. Человек с распятием стоял перед ней, но костёр горел ярко, и против света она видела под капюшоном лишь темноту, словно у монаха не было лица.

— О, Господь, к тебе взываем, — декламировал человек с распятием. — Помоги избавить мир от этого зла.

«Не настоящий, — убеждала себя Али. — Он не настоящий». Но верёвки были настоящие, и жёсткая сосновая кора царапала кожу. Реальность…

— Кто вы? — выкрикнула она. От страха голос сделался пронзительно-высоким.

— Твои спасители, дитя. Страшись не нас, страшись демона в себе.

Он коснулся её лба распятием, и горячий багровый огонь опалил её мозг. Али снова закричала.

— Положись на Господа, — донеслось из-под капюшона, но Али была уже слишком далеко и не услышала.

6

Сквозь языки костяного костра Малли наблюдала за подружкой, дожидаясь пробуждения внутреннего огня в девочке.

Костёр разгорался все ярче и вместе с мелодией флейты должен был открыть в душе Али двери, о существовании которых она не догадывалась. Малли с довольным видом кивнула.

«Ты откликнешься на этот зов, Старый Рогач, — думала она. — Слушай его биение, взгляни на его блеск. Разве ты можешь устоять?»

Малли дрожала от предвкушения. Слишком редко выпадают такие минуты. Тайны, старея, оставляют за собой все меньший уголок мира, теряют величие и магию и порой просто рассеиваются без следа. Но нынче ночью Старого Рогача снова вынесет в мир порывом свежего ветра. Он ворвётся в сердца людей, и они снова встрепенутся, увидят, пусть даже лишь на мгновение.

Такова природа смертных, что даже легчайший отголосок этого видения заставит их до конца своих дней искать его воплощения. Многие так и не осознают, чего ищут, даже не заметят, как поиск займёт малую долю их повседневного бытия, но довольно и этого, чтобы отблеск прежней славы вернулся в остывшие сердца. Важна не магия тайны, не прикосновение к ней, а сам поиск.

Спасти лес или хотя бы одно дерево… Пусть кто-то станет чуть добрей, поможет другому. Красоту нужно беречь, где бы она ни скрывалась: в лесах, в полях или на городских улицах.

Рост цветка из семени через росток к перегною, питающему новую жизнь, подобен работе сложной машины. В мире для всего есть место, если только люди не забывают о красоте. И, однажды увидев, коснувшись мыслей Старого Рогача, свободно несущегося по миру, они будут помнить, даже если забудут.

«Так зови же его, — думала Малли, глядя на Али. — Дай ему снова изведать широкий мир. Дай ему промчаться свободно, отражая не содержимое немногих умов, но все чудеса мира. Отражение не может быть ни добрым, ни злым — оно просто есть».

Малли обхватила руками коленки и сидела, покачиваясь взад-вперёд. Она была довольна собой. «Мне нужен был кто-то вроде тебя, Али, — думала она. — Ох, как же долго я тебя ждала. Ветры иного мира гуляли в твоей душе задолго до того, как Старый Рогач перенёс нас туда. Слышишь ли ты их теперь? Чувствуешь ли их дуновение на своём лице?»

Али не открывала глаз. Малли нагнулась вперёд, заглянула ей в лицо: «Что ты сейчас видишь?» Охваченная огромной любовью к девочке, она протянула смуглую тоненькую ладонь, чтобы погладить её светлые кудри, и тут ледяной ветер пронёсся над каменной вершиной. Малли моргнула, а когда открыла глаза, Али у костра не было.

Малли вскочила на ноги, обшарила взглядом вершину.

— Али! — кричала она. — Али-и-и!

Никого. Пропала, как забытая мысль. Малли в тревоге забегала вокруг костра, раздувая ноздри в попытке уловить запах девочки. Её не забрал Старый Рогач: Малли почувствовала бы его приближение, знала бы, что он здесь. Но если не Старый Рогач…

Малли со всех ног кинулась через лес к камню. Она рисковала сломать себе шею, перепрыгивая с валунов на упавшие стволы, ныряя под нависшими ветвями и кучами бурелома. Вырвавшись на поляну у старого камня, она застала там Льюиса и Томми с Гаффой. Больше никого. Старого Рогача не было. И Али тоже… Томми оборвал мелодию.

— Он приходил? — вскричала Малли, обращаясь больше к Льюису, чем к Томми. — Он был здесь?

— Не так быстро, — попросил Льюис. — Ты о ком говоришь?

— О тайне! Был он здесь? Льюис покачал головой:

— Нет. Мы и сами только пришли. И все равно сегодня не ночь собра…

Малли уже отвернулась от него и набросилась на Томми. Гаффа, прижимаясь к коленям музыканта, зарычал на неё.

— Играй, — крикнула Малли. — Зови его сюда! Скорей, скорей, скорей!

Томми тупо уставился на неё: вдохновение начисто оставило паренька.

— Да что стряслось, Малли? — спросил Льюис. — И где Али?

— Пропала! — кричала она. — Исчезла как дым! Забрали в… — И тут она поняла. — Ты их слышал сегодня, Льюис? — спросила она тихо. — Слышал собак?

— Кажется, слышал: как раз перед тем, как ты примчалась. Но очень далеко.

— Ох, значит, они её забрали! Она у них! — Глаза дикарки полыхнули гневом — и на себя, за то, что не предвидела опасности, и на стаю. — Надо было дождаться ночи летнего солнцестояния. Ну зачем я так спешила! — Она взглянула на Льюиса. — Вот видишь, что получилось?.. Хорошо, если удастся Али вернуть, не то что освободить Рогача.

— Освобо…

— Теперь, чтобы вызвать его, мне понадобится огонь хромого. Освобождать его уже некогда. Хоть бы он сумел догнать стаю, пока ещё не поздно.

— Для чего не поздно?

Льюис договаривал уже в пустоту. Малли нырнула в лес, мгновенно отыскав в темноте тропу, ведущую к дому Тони Валенти. Льюис покачал головой и повернулся лицом к вершине Волдова холма. В небе над деревьями виден был отблеск огня. Что же они там затеяли? Он посмотрел на Томми, сидевшего на траве, бессильно опустившего на колени дудочку, потом на деревья, скрывшие Малли.

Ледяной озноб прошёл у него по спине, когда он снова повернулся к вершине. Это чувство посещало его и раньше, но никогда — с такой силой. Когда Льюис подумал о девчушке, так заинтересовавшей и оленя, и Малли; когда подумал, что ей может грозить беда…

Малли спрашивала про стаю. Льюис не понимал, с какой стати им охотиться на Али, но что-то надо было делать. Что можно сделать, он, конечно, не знал, но надо было хотя бы попытаться. Потом будет время разбираться, зачем это Малли вздумалось выпускать на свободу Зеленого Человека. Как будто она не знает, что в сердцах людей теперь больше тьмы, чем света — и что тайна отбросит темноту людских сердец обратно в мир?

Бросив последний взгляд на Томми и старый камень, Льюис стал подниматься вверх по склону. Его старое сердце сжималось от дурных предчувствий.

7

Полчаса как стемнело. Валенти поднялся из-за кухонного стола, достал из кармана куртки «тридцать восьмой», проверил, зарядил и переложил пистолет в наплечную кобуру. Затем проверил «Узи» и запас обойм к нему, надел штормовку и застегнул ремень автомата на плече. Поднял стоявший у двери мешок с парой термосов и сэндвичами и повесил на другое плечо.

— Пора выходить, — сказал он.

Френки кивнула. Она никак не могла привыкнуть к кобуре у себя на поясе, однако присутствие автоматического пистолета немного успокаивало. Оглядев стол, она подумала, что надо бы вымыть посуду, и тут же сообразила, как смешна сейчас эта мысль.

— Ты думаешь, сегодня придут? — спросила она.

— Что-то сегодня будет — инстинкт меня не обманывает. Лучше прихвати куртку: после заката станет прохладней.

Френки накинула куртку. Теперь, когда настало время выходить в ночь и прятаться, ожидая нападения, она спрашивала себя: зачем она это делает? Такие действия совершенно не вписывались в её обычную жизнь. Да это и не жизнь вовсе, а какое-то кино про копов и разбойников. Ни упражнения в стрельбе, ни разговоры с Тони не подготовили её к реальности предстоящего. Если появится Эрл, появятся враги Тони — что она сможет сделать?

Валенти видел её насквозь.

— Слушай, — заговорил он, — ещё есть время передумать. Тебе не обязательно ввязываться. Могу сразу сказать: после этого тебе уже не быть прежней. Если переживёшь сегодняшнюю ночь, ты будешь другим человеком.

— Я и так уже чувствую себя другим человеком — совсем не такой, как была два дня назад…

— Ты могла бы уйти в посёлок или взять машину и уехать куда-нибудь подальше.

Френки покачала головой:

— Там осталась Али. Я не собираюсь её бросать. И тебя тоже. Я в какой-то мере отвечаю за то, что происходит. Эрлу нужна я. А те, другие, — они бы и не узнали, что ты здесь, если бы не я.

— Рано или поздно все равно бы нашли. Я знал с самого начала.

— Не стану убегать, — сказала Френки. — Все это безумие: стрельба и все такое… но я больше не побегу.

Валенти внимательно посмотрел на неё.

— Ты прекрасно справишься.

Френки не знала, радоваться ли его словам. Тони хотел сделать ей комплимент, однако она не видела ничего прекрасного в том, чтобы носить пистолет, а может, и стрелять из него.

— Идём, — сказал Валенти. Он захватил арбалет Марио и пошёл к двери, оберегая ногу. Оставалось надеяться, что нога не подведёт. За Луи и так уже преимущество в огневой мощи.

Френки напоследок окинула взглядом комнату. Тёплое освещение, уютная обстановка. Ничто здесь не наводило на мысли о насилии, которым вот-вот наполнится ночь.

— Coraggio, — сказал Валенти. — Так сказал бы Марио, будь он здесь. Будь храброй.

— Coraggio… — повторила она. — Значит, не позволяй этим ублюдкам тебя сломать?

— Ты поняла…

— Тогда за дело, — сказала Френки и вышла вслед за ним в ночь. Ей было страшно.

— Повторяю план, — сказал Луи, по мнению Эрла — без надобности. Господи, до чего же эти макаронники любят слушать собственный голос! — Вы с Джонни двигаетесь по разным сторонам дороги и выходите к дому с разных сторон. Занимаете позиции, откуда каждому видна не только его сторона, но и задняя дверь, capito? Когда я запущу эту милашку, — он погладил ствол базуки, купленной Эрлом у «Драконов», — и снесу дверь на хрен, можете заняться всяким, кто вздумает смыться. Только цельтесь пониже, ясно? Я хочу взглянуть Тони в лицо, прежде чем его прикончу — если, конечно, его не разнесёт к хренам первым выстрелом.

Эрл покачал головой.

— Убираться придётся второпях, — заметил он. — С этой штуковиной мы наделаем столько шума, что мигом набегут толпы копов — даже в такой дыре.

Тут Три Пальца был согласен с Эрлом, однако промолчал. Если Луи нужна базука — будем палить из базуки.

— Беспокоиться насчёт копов предоставь мне, — отрезал Луи. — А теперь отправляйтесь. Даю вам десять минут, чтоб выйти на позиции, а потом атакую с фронта.

Эрл подобрал свой валявшийся на сиденье «тридцать восьмой» и засунул его за пояс. Взял винтовку и вылез из машины.

— Левая сторона мне, — кинул он Майте. Тот кивнул.

— Десять минут, — напомнил Луи. — Ни минутой больше.

«Пошёл ты… — думал Эрл. — Что мы, в армии?»

— Понял, — проговорил он вслух. («И как бы шальная пуля, совершенно случайно, не залетела тебе в сальную башку — понял меня?»)

Он двинулся вдоль дорожки, сворачивавшей к дому Валенти, но как только убедился, что из машины его больше не видно, резко свернул в лес. Прежде чем разыгрывать партию для Луи, надо было кое-что проверить. Если Френки дома, придётся ввести новые правила. Но дом, показавшийся из-за деревьев, был тёмен. То ли Френки смылась, то ли гостит у Тони.

Он подошёл поближе и разглядел оставленную на дорожке машину. Стало быть, у Тони. Только бы этот кретин не спалил его талончик на питание, соображал Эрл Шоу, занимая назначенную ему позицию. Он слишком долго ждал, чтобы снова садиться на голодный паёк.

— Нервничаешь? — шепнул Валенти.

Френки кивнула. Они затаились в лесу с задней стороны дома, прямо на опушке. «Узи» все так же висел у Валенти на плече. Пакет с едой он повесил на ветку так, чтобы никто не наткнулся. В руках у него был арбалет.

— Мне и самому неспокойно, — признался он. — Что-то такое в воздухе — как перед бурей, знаешь?

— Coraggio, — напомнила Френки. Ей нравилось звучание итальянского слова.

Валенти ухмыльнулся, хотел ответить, но вдруг склонил голову.

— Слушай, — выдохнул он в самое ухо Френки. — Слышишь?

Френки не сразу поняла его, но наконец тоже услышала. Тихая мелодия флейты долетела из леса: далёкий, едва уловимый звук.

— И успокаивает, и будоражит… все сразу, — шепнул Валенти, прежде чем отстраниться от неё.

Они сидели и слушали. Валенти вспоминал туповатого на вид паренька, как менялся он, поднося к губам флейту. Он вспоминал танец у старого камня и появление оленя — самого здоровенного, какого ему приходилось видеть.

Френки думала об Али и молилась, чтобы с ней ничего не случилось. Музыка помогала отгонять страхи. Было в ней что-то, напоминавшее, что в мире есть и добро, чтобы противостоять злу.

Простая мысль, но сейчас она приносила утешение. Откуда бы ни доносилась эта мелодия, думала Френки, в ней нет зла. Она не может повредить Али. Она нашарила свободную руку Валенти и сжала её.

Валенти вскинулся, почувствовав её прикосновение. Совсем простая штука — соприкосновение рук в темноте, но она обратила его решимость в сталь. Никто не посмеет обидеть эту женщину — пока ему есть что сказать. Хорошо было держать её руку и знать, что она так близко, но он вдруг подумал, что за чёртова дурь ударила ему в голову, зачем он позволил ей ввязаться в такие дела. «Мария, матерь Иисуса, — молился он, — помоги нам сегодня, и я зажгу для тебя сотню свечей. Я знаю, что не многого стою, но сделай это для неё, ладно?»

Сколько же лет он не молился и не вспоминал о церкви? Валенти попытался представить лик Девы и не сумел. Он видел только Её сына на кресте, и, провалиться, если у Него были не оленьи глаза.

Три Пальца сперва решил, что музыка доносится из дому. Однако вскоре он убедился, что играли где-то в глубине леса. Нехорошо. Значит, поблизости были люди, а где люди, там всегда сложности.

Ему не нравилось все это дело. В городе сделал своё и легко затерялся в толпе. А в такой глуши, да когда полиция начнёт останавливать все, что движется… Иисусе! И дорог отсюда маловато, если не соваться на просёлки, а соваться — все равно что заранее заблудиться.

«Да уж, — рассуждал он, — как бы ни обернулось дело, все равно выйдет куча дерьма». Он взглянул на часы. Светящийся циферблат говорил, что через минуту Луи выпустит свою ракету. Господи, хоть бы эта музыка заткнулась! Он начал отсчитывать секунды, а сам придвинулся ближе к линии деревьев. Дом светился, как рождественская ёлка, а все же у него было ощущение, что там пусто. Три Пальца доверял своему инстинкту — на такой работе иначе нельзя, и, как бы то ни было, через пару секунд он будет знать наверняка. Ну, Луи, давай!

Эрлу хотелось подобраться поближе к дому, но час зеро был слишком близок. Если Френки там, не хотелось бы разносить её в клочья, пока она не переписала на него деньги. Хренов макаронник. На кой черт понадобилось взрывать халупу?

Эрл пробежал из леса к углу старого покосившегося амбара и из укрытия изучал дом. В окнах никакого движения, но это ни хрена не значит. Могут валяться на полу, почему бы и нет? Он взглянул на часы. Теперь уж некогда проверять.

В тишине, отсчитывая оставшиеся секунды, он ощутил спиной дуновение музыки. Снова эта дрянь! Он передёрнулся, вспомнив, как бросался на него тот оленюга, но тут же успокоенно похлопал приклад винтовки. А вот подступись ко мне сегодня, хренова тварь! Посмотрим, чья очередь бодаться. Только лучше бы эта музыка замолчала. Так и скребёт по нервам…

Палец на курке винтовки напрягся. Попался бы ему сейчас на прицел этот музыкант!..

Луи Фуччери не обращал внимания на музыку. Выходя на позицию, он безрадостно улыбнулся. Огни дома видны были ещё с дороги. Он шагнул чуть ближе и опустился на колено в пыльную колею, уравновешивая тяжёлое орудие. Луи целился в разрыв изгороди, там где она расходилась по сторонам подъездной дорожки.

«Как мило ты все для меня устроил, Тони. А теперь время прощаться. Это за моего старика, слышишь, что я говорю? Не стоит задевать Фуччери, Тони. Не окупается».

Он выстрелил. Ракета взвилась в воздух хвостатой кометой. К тому времени, когда она достигла цели и передняя стена исчезла в огне взрыва, Луи уже бежал к дому, сжимая в руках винтовку.

— Ба-бах! — бормотал он на бегу. — Слышал, папа? Устрой Тони хорошую встречу в аду, ладно?

Джонни Майте показалось, что он услышал какое-то движение в зарослях справа от себя. Он начал разворачиваться в ту сторону, и в этот момент раздался взрыв. Мгновение мёртвой тишины, и, прежде чем он успел повернуться обратно к дому, тихий вскрик все с той же стороны. Не раздумывая, Три Пальца отпустил гашетку «Инграма».

— Господи Иисусе! — вскрикнул Валенти, услышав взрыв. — Какого черта?

Он начал подниматься. Надо было убираться подальше. На слух походило, что Луи раздобыл крупнокалиберную артиллерию. Он собирался приказать Френки бежать, когда струя пуль хлестнула по кустарнику перед ними. Валенти упал плашмя, прижал к земле Френки. Вторая очередь прошла ниже. Только деревья, отделявшие их от стрелка, спасли им жизнь.

Френки замерла. Она вжималась лицом в прелые листья и боялась, боялась… Когда стрельба прекратилась и Валенти вскочил на ноги, она осталась лежать, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой. А когда все же сумела оторвать голову от земли, то увидела Валенти на лужайке. Он поднимал арбалет.

Тони воспользовался тем, что его противнику пришлось заменять обойму. Френки услышала мягкий удар арбалетного болта, входящего в цель, услышала короткий вскрик, а потом резкий хлопок винтовочного выстрела разорвал ночь, и она увидела, как Валенти приподнимается на носки, прежде чем распластаться ничком на траве.

Френки уставилась на него. Убит? О, пожалуйста, Господи, только бы жив!

Снова щёлкнул выстрел, и пуля взрыла землю в нескольких шагах от головы Валенти. Надо было выйти к нему, затащить в лес, пока они не выстрелили ещё раз, но Френки не могла шевельнуться. Ещё выстрел. На этот раз пуля ударила ближе.

— Т-тони? — хриплым шёпотом позвала Френки. О Господи! Умер… — Тони?

И тут она увидела, как сжалась, захватив траву и землю, его ладонь. Что он делает? Поняв, что раненый пытается уползти в лес, Френки уже не сомневалась: надо помочь.

«Coraggio», — снова услышала она его голос, но воспоминание не придало ей храбрости. «Ну и пусть, — сказала она себе, — все равно ты ему поможешь». Она вытащила подаренный им пистолет, направила в сторону невидимого стрелка и поползла к Валенти.

Когда ракета ударила в стену, Эрл моргнул. Господи. Разнесло в пух и прах… Он поднял винтовку на случай, если кто-то попытается выбраться, хотя едва ли там кто-то мог выжить. «Прощальный поцелуй моему кусочку, — мрачно подумал он. — Вот чего стоят обещания Фуччери! А ведь сказал, что я могу придержать Френки, пока она не подпишет, что надо…»

Стрекотание «Инграма» заставило его перевести взгляд на лес. Он видел, как Три Пальца выступил из-за деревьев, поливая лес пулями. Когда он остановился сменить обойму, тень, возникшая из леса, остановилась на лужайке и направила на Майту непонятный предмет. Что это за оружие, Эрл не понял, но, увидев, как рухнул Джонни, мгновенно выстрелил сам.

Тень свалилась, и на лице Эрла возникла усмешка. Один есть. Как бы не сам великий Тони Валенти. Он послал ещё пару пуль в сторону лежащего, и тут чувство, что он не один, заставило его обернуться. За спиной стоял Луи. Лицо его в бликах пламени от горящего дома выглядело устрашающе.

— Я подстрелил кого-то на опушке, — сообщил ему Эрл, — но тот прежде успел уложить Джонни.

Луи медленно отвернулся от пожара:

— Три Пальца получил своё?

— Боюсь, что так.

— Дерьмо. Покажи где.

Эрл махнул рукой в сторону лежащих мужчин и замер, заметив светлоголовую фигурку, подползавшую к предполагаемому Валенти. Так-так, ещё не все потеряно… Эрл поспешно отступил с освещённого пожаром круга, сообразив, что кроме Френки здесь могут быть и другие. Не хватало нарваться на пулю, когда все только начинается. Впрочем, Фуччери уже бросился через лужайку, да ещё размахивал своей пушкой и думать не думал, что его могут подстрелить.

— Вот беда, — обратился Эрл к воображаемым слушателям. — Правда, мы их достали, но при этом потеряли Три Пальца и Фуччери. Ужасно жаль…

Он поднял к плечу винтовку и плавно нажал курок. Пуля ударила Луи в затылок. «Личико растеклось по газону», — с ухмылкой подумал Эрл. Перевёл взгляд на Френки и увидел, что та вздёрнула голову. Эрл улыбнулся ещё шире и двинулся к ней.

На ходу он перезарядил ружьё и слегка нахмурился, увидев в её руке направленный на него пистолет. И тут же снова развеселился. Ручонка-то так дрожит, что ей в жизни ни во что не попасть, даже если, скажем, у малышки хватит духу нажать курок. Жаль, ей ещё ручку держать этой рукой, а то можно было бы испытать на ней тот киношный трюк — вышибить у неё игрушку пулей.

— Положила бы ты эту штуковину, — сказал он, подходя.

— Н-назад, — проговорила Френки. — Оставь… оставь нас в покое.

Эрл покачал головой.

— Вроде бы мы в равной позиции, — сказал он, — если не считать, что я могу тебя подстрелить, а у тебя вряд ли хватит пороху выстрелить в меня, Френки. А вот если ты положишь пушку, никто больше не пострадает. Мне до макаронников дела нет — перебили друг друга, и черт с ними. Остальное между нами, и ты знаешь, чего мне надо. Перепиши на меня кусок, и все в порядке. Побудешь со мной, пока не откроется банк, а потом поезжай себе домой. Поняла?

Он шагнул ближе.

— Я выстрелю, — сказала она. — Правда, выстрелю. Не смей… не смей подходить.

— Это ты зря, — усмехнулся Эрл, стараясь рассмотреть, кого он подбил. — Кто это у тебя, Тони? Эй, да он ещё шевелится. Вот что я тебе скажу — его тоже можешь забирать. Ну, что скажешь?

— Отойди, Эрл… Я… тебе не верю.

— Ладно, Френки, я тебя слышу. — Он опустил винтовку. — Видишь? Никого не хочу обижать. А вот ты подумай о Тони. Сдаётся мне, ему нужна помощь, и побыстрее. Обещай, что отдашь мне навар, выбрось пушку — и я помогу тебе доставить его в больницу. Договорились?

Френки с трудом удавалось держать пистолет направленным на бывшего мужа и в то же время посматривать, что с Тони. Она видела, что он ранен, но не знала, насколько тяжело. Но ему наверняка нужна помощь. Если бы только Эрлу можно было верить. Пусть бы забирал все, что у неё есть, но ведь он ни за что не сдержит слова. Никогда не держал — с чего бы ему теперь перемениться?

— Слушай, — уговаривал Эрл, — я докажу, что мне можно доверять. Смотри, кладу. — Он опустил винтовку на траву и протянул к ней обе руки. — Видишь? Я пустой, а у тебя пушка. Ну, давай поможем ему.

Откладывая винтовку, он незаметно на шаг приблизился к ней. Не переставая говорить и непринуждённо протягивая вперёд ладони, он сделал ещё несколько шагов, так что теперь между ними был только Валенти.

— Я не такое уж дерьмо, знаешь ли, — заискивающе уговаривал Эрл. — Понятно, у нас были плохие дни, и у тебя были причины уйти — теперь-то я понимаю. Но ведь и хорошие времена тоже были? Так давай договоримся ради тех хороших времён. Тебе твой мужчина — мне кусок.

Он видел, как ей хочется поверить. Лицо в отблесках горящего дома напряглось и осунулось. Она все ещё целилась в него, но ствол немного опустился. Эрл понимал, что надо что-то делать. На такой пожар сорвутся все пожарные, сколько их есть в этой дыре, и копы от них не отстанут.

— Ну, Френки, убери пушку.

Ствол опустился, заколебался и снова нацелился на него. Эрл сделал вид, что его интересует только Валенти.

— Господи, ты посмотри, какая в нем дырища! Взгляд Френки опустился к лежащему, и Эрл прыгнул к ней, пинком вышиб пистолет. Она начала подниматься, но он уже навалился сверху, прижимая ей руки коленями и тяжестью своего тела. Френки забилась, и он ударил её по лицу, потом сдвинулся в сторону, перехватил за волосы и вздёрнул на ноги. Френки отбивалась кулаками, но в её ударах не было силы.

— Так ничему и не научилась? — проговорил Эрл. — Господи, да посмотри на себя. Я же одной рукой из тебя лепёшку сделаю, так чего ты брыкаешься? — Он влепил ей ещё одну пощёчину и, грубо ухватив за локоть, поволок через лужайку.

— Тони! — взвизгнула Френки.

— К черту Тони. Где у тебя чековая книжка, Френки? Завтра с утречка подъедем в банк, а до тех пор нам придётся исчезнуть.

— Нет!

Френки расслабила все мышцы и сползла на землю. Когда Эрл с бранью нагнулся к ней, она изо всех сил пнула его между ног. Он скрючился, все ещё пытаясь ухватить её, и она ударила снова.

— Ты… покойница, — прошипел он. Френки отстранилась от него и выпрямилась.

Все пережитое ею за эти дни сложилось в единственную жгучую потребность — дать сдачи. Больше она не будет жертвой. Тони на неё понадеялся. Она на четвереньках преодолела несколько шагов, отделявших её от Валенти, и сдёрнула с его плеча ремень «Узи». Автомат оказался в её руках. Она обернулась к Эрлу и увидела, что тот, все ещё согнувшись вдвое, вытягивает из-за пояса револьвер.

— Пропади ты пропадом! — выкрикнула она и нажала на курок. Только курок не поддавался. Никак. Бессильно застонав, Френки сделала единственное, что пришло ей в голову: запустила бесполезным автоматом в лицо бывшему мужу.

8

Не слишком скоро — сегодня Льюис особенно ощущал свой возраст, — но в конце концов он выбрался на вершину Волдова холма. И остановился, переводя дыхание и глядя в костёр. Ему вспомнились детские годы. Новый Волдинг был тогда действительно новым — ещё одно селение, медленно поднимающееся из глуши лесов и отличающееся от сотен подобных поселений в Восточном Онтарио только верованиями своих обитателей. Верованиями и замкнутостью.

Тогда они зажигали костры — внизу, у старого камня. Раз в год жертвовали барана или быка духу, говорившему с ними через флейту Томми Даффина.

Теперь все проще. Деревня стала распадаться: молодые снимались с места, а старые вымирали. И Льюис переменился. Принял от Малли книги Тёмного Человека и стал задаваться вопросами, совсем как те, кто уехал; только он-то остался, чтобы искать ответы в самом источнике загадок, а не в широком внешнем мире.

Он уже не мог вспомнить, когда именно они перестали приносить жертвы и жечь костры. Чёрное кострище на поляне и место, потемневшее от стекавшей крови, поросли зеленой травой. Раньше, чем появилась стая? Льюис не помнил. Но если псы Перкина и рыскали тогда по лесу, они держались куда смирнее.

Льюис задумался: что же затевали тут Малли с Али? Из слов Малли он мало что понял. Украли, как дым, сказала дикарка. Охота. Свора псов Перкина. «А может, теперь это уже мои псы?» — с тревогой подумал Льюис.

Он придвинулся к самому костру и заметил трость Али, валявшуюся там, где девочка выронила её. Старик тяжело нагнулся, поднял альпеншток и взвесил в руке.

«Что-то сегодня странное с этой вершиной, — думал он. — Что-то иначе. В воздухе что-то сгущается… готовится… Тяжёлый воздух заряжён электричеством, как бывает перед грозой».

Он отвернулся от огня к тёмному лесу. Было ясно, и звезды остро и ярко блестели на чёрном небе. Запах дыма мешался с сильным ароматом кедра и сосны. Если и назревает гроза, то погода тут ни при чем. Что же делали здесь девочки? Призывали тайну, вот что. Чтобы выпустить на волю. Одного этого довольно, чтоб вызвать бурю.

Приглушённый раскат взрыва докатился до холма, и Льюис, глядевший в небо, принял его за раскат грома. Но небо было все так же ясно. Потом он увидел далеко за лесом зарево: там, где — он знал — стоял дом Валенти. Расслышал дробь выстрелов и ощутил ярость, спущенную с цепи, когда мужчины взялись за оружие.

Льюис всегда был открыт течению леса, присутствию в нем тайны, зову Томми и отклику на его флейту. И теперь он улавливал эмоции, расходящиеся от дома Валенти, но вместе с ними и другие — сильнее и ближе. Здесь тоже была злоба. И страх.

Льюис медленно обернулся, но на вершине он был один. Взгляд его остановился на старой сосне, и он вздрогнул, сам не зная отчего. Шагнул к могучему стволу и тут же замер, услышав звонкий цокот копыт по камню. Он искал взглядом тайну, ощущал её близость, но не мог найти — ни оленя, ни Зеленого Человека.

«Малли, — думал Льюис, — что же ты здесь разбередила? И где ты сама?»

Малли добралась до тихого течения Чёрного Ручья и собиралась перебежать по камням, когда поняла, что уже не одна. Что-то двигалось в ночи рядом с ней. Она остановилась на ближнем берегу ручейка и оглянулась назад, пытаясь рассмотреть что-нибудь в густом сумраке.

— Рогач? — наугад позвала она.

Зашелестели ивы, и тёмная туша вепря раздвинула тонкие деревца. Клыки блестят, щетинистые бока бесследно впитывают отблеск лунного света. Малли соскользнула с камня и упала на колени рядом со зверем, царапая ноготками его шкуру. Образ горящего костра скользнул из его сознания к ней, и она кивнула.

— Да, — заговорила она, — Али тебя звала. Но её что-то захватило, и, по-моему, это охота. Ты поможешь мне её найти?

Клыкач качнул головой. Два образа один за другим вспыхнули в голове Малли. Первая картина изображала вернувшегося к костру вепря, вторая — Малли, перепрыгивающую через ручей.

— Ну нет, — заспорила Малли, — я с тобой! Она взглянула в тёмные звериные глаза, дивясь тому, как много он уже успел ей передать.

Тайну не слишком заботят дела мира. Тайна идёт, куда идётся, и творит, что творится, как ветер, который не бывает ни добрым, ни злым, а просто бывает. И, как и ветер, тайну можно направить, накликать… Флейта Томми, гон охоты, огонь, горящий на костях. Лунный свет… Тысяча и один способ.

Малли опасалась, что, предоставленный самому себе, он просто забредёт куда-нибудь, позабыв про Али, не потому, что лишён разума, а потому, что никогда не давал Малли повода заподозрить, что обладает памятью. Разве солнце помнит, что освещало днём? Разве ветер помнит все свои странствия?

Она опустила руку на вепря — и тут же отпрянула, потому что он начал меняться. Колючая щетина обернулась лиственным плащом. Голова вепря — человеческой головой, украшенной сегодня не оленьими, а бараньими рогами.

Тысяча и один облик.

Тайна взирала на неё, и новые образы мелькали в её голове. Снова костёр: нет, два костра, и в одном — лицо Али, испуганное, отчаянное. В другом — Тони Валенти, неподвижно лежащий на траве, и кровь вытекает из его тела. Мама Али стоит над ним, лицом к лицу с мужчиной, которого Малли смутно запомнила по недавней ночной встрече. Спутник человека, убитого ею прошлой ночью.

— Что ты хочешь мне сказать? — спросила она человека в плаще из листьев.

— Кому ты нужна больше? — отвечала тайна. — Заблудившейся или умирающему?

Малли, поражённая звуком его голоса, торопливо шагнула назад. Она впервые слышала, как он говорит. Глубокий гулкий голос, от которого у неё похолодела спина.

— Ты… ты умеешь говорить?

Она вдруг поняла, каково было Али впервые заметить рожки на голове новой знакомой, впервые увидеть выходящего к ней оленя, впервые ощутить, как меняется её жизнь. Если бы вдруг, склонившись к ней, заговорило дерево, Малли изумилась бы меньше.

— Нет, я никому не нужна, — снова заговорила она, убедившись, что тайна не собирается отвечать.

— Каждому живому существу нужен секрет, — сказал он. — Тебе придётся выбирать, чьим секретом ты будешь этой ночью. Я пойду к другому.

— Я…

Малли опустила взгляд на свои ладони, пошевелила пальцами. Они отлично умели бить и хватать, «находить» вещи и тому подобное, но исцелять?.. Она слышала взрыв, прогремевший над домом хромого. Теперь он лежит раненый, умирает. Она видела его глазами тайны. Чем она может ему помочь? К тому же она отвечает за Али. Но если Али действительно украли псы, у Малли не хватит сил разогнать их. Она умела бегать — о, ещё как! — и умела выкидывать всякие трюки, но, чтобы спасти Али, этого мало. Наверно, все-таки надо идти к хромому?

— Выбирай, — повторила тайна.

— Я не знаю! — выкрикнула Малли. — Я всего лишь секрет, загадка, а не ответ. Это ты мудрый, а не я.

Тайна взглянула на неё долгим взглядом, а потом повернулась и скрылась среди ив.

— Не уходи! — крикнула Малли. — Я же ещё не решила.

Но выбор сделан, тут же поняла она. Тайна увидела в ней решение прежде, чем она сама осознала его.

— Будь я по правде мудрой, — прошептала она, — ни за что бы не устроила такого, как нынче ночью.

Она перебрала в памяти показанные оленем картины. Придётся положиться на то, что он вызволит Али, пока она пытается помочь остальным. Она запрыгала по камням переправы, перепрыгивая по два зараз. Потом будет время обо всем поразмыслить: обретшая голос тайна, мудрость и кое-кто, кому недостаёт ума, и кто свободен, а кто нет… Потом она попробует все это распутать. Теперь надо было действовать.

На поляне на склоне Волдова холма из-за деревьев на траву ступил человек в зеленой мантии. Гаффа заскулил и подполз на брюхе, ткнулся носом ему в ноги, сбитый с толку отсутствием запаха. Мгновение человек разглядывал камень — витые рога блестели под звёздами, — потом шагнул к нему и исчез.

За его спиной Томми Даффин очнулся и обнаружил, что стоит, прижавшись лицом к холодной скале, и флейта едва держится в онемевших пальцах. Вокруг него траву усыпали зеленые листья, такие свежие, словно только что сорвались со своего дерева. Они лежали у его ног толстым ковром, и Томми устало опустился на него.

Гаффа положил голову ему на колени, и Томми погладил своего любимца, дивясь между тем странному сновидению, посетившему его. Он знал, что никуда не уходил с поляны, и в то же время чувствовал, что некая часть его бродила в неизмеримой дали и ещё не вернулась из долгого странствия, которое должно завершиться до восхода солнца.

Встряхнув головой, Томми поднял к губам флейту и дунул в трубочки. Камень вздрогнул, отзываясь ему.

9

— Вот чему ты поклонялась, дитя, — произнёс человек в капюшоне.

Сквозь боль Али расслышала его слова, но они не сразу достигли сознания. Он снова прижал распятие к её лбу, и место прикосновения взорвалось белой вспышкой жара, огненной волной разлившегося по нервам. Странным образом мысли её обратились к народным сказкам и фэнтези, которые она так любила читать. Эльфы боятся железа и христианских святынь. Не потому ли обожгло её распятие, что она стала одной из них? Она уже представляла себя колдуньей. Может, мечта исполнилась и теперь её сожгут?

В тот миг, когда эти мысли пронеслись у неё в голове, боль отступила. Она повисла на верёвках, как тряпичная кукла, а видения волнами сменялись в её мозгу. Тот, под капюшоном, наполнял её голову картинами, образами.

— Взгляни на зло, — говорил он, — и повторяй за мной: «Господь моя скала, и моя твердыня, и моё спасение…»

— Н-нет…

Али пыталась помотать головой, но распятие пригвоздило голову к стволу — не двинуться, а видение сменяет видение…

Козлоногий с лицом, искажённым похотью, с пылающими красными глазами, с членом, торчащим между бёдер, как сук дерева. Он поигрывал им, глядя на Али, и длинный раздвоенный язык играл во рту в такт музыке, звучавшей, как флейта Томми, но мелодия была нестройной и пронзительной и вызвала в девочке дрожь отвращения. У неё перехватило горло: подступила тошнота.

— Ради этой твари ты покинула Господа? — вопрошал человек под капюшоном. — Ради этого чудовища?

— Н-неправда, — выдавила Али. Она пыталась рассмотреть лицо в тени капюшона, но все застилали вызванные им видения.

— Неправда? — выкрикнул он. — А это — тоже неправда?

Она увидела в поле мужчину с немецкой овчаркой. Они слушали музыку козлоногого, и, подобно козлоногому, мужчина принялся играть со своим телом. Она увидела его снова в постели с женщиной: он входил в неё сзади, подвывая, как животное. Увидела, как он стреляет в собаку. Увидела, как он набрасывается на её маму, швыряет её на капот машины, срывает одежду. Увидела, как он вставляет себе в рот дуло того самого ружья, из которого застрелил собаку, и нажимает курок. И все время звучала адская музыка, словно гвоздём скребли по школьной доске, и козлоногий стоял за его спиной и ухмылялся, ухмылялся…

— Не… неправда! — кричала она.

Но она знала: правда. Все, что показал ей сейчас человек под капюшоном, — все это было. Она видела, как козлоногий откладывает дудку, погружает пальцы в кровь самоубийцы и с наслаждением слизывает с пальцев красную влагу раздвоенным языком.

Все правда.

— Такие жертвы приносят сатане, — говорил тот, под капюшоном. — Такие и иные. Муки и боль. «Отвергни Дьявола, и он бежит от тебя». Поверь Благой Книге, дитя. «Господь наш — свет, и где пребывает он, там нет тьмы». Там нет места подобному святотатству против жизни.

Теперь она видела старый камень на поляне и деревенских, приплясывающих в кругу под музыку дудочника, которая казалась старинной версией мелодий Томми Даффина. Она узнала Льюиса и Лили — много моложе, чем теперь. Человек, стоявший у камня, держал в руке длинный обоюдоострый нож. Двое подвели быка.

Человек перерезал быку горло и подставил под струю крови большую железную миску. Потом он поднёс кровь камню, у которого снова стояла тайна, но теперь в облике человека с рогами оленя. Глаза его по-прежнему горели красным огнём, и на протянутой к чаше лапе виднелись длинные когти. Человек начал пить, и струи крови пролились ему на подбородок, на зелёный плащ. А деревенские между тем плясали, и Дудочник наигрывал адский мотивчик.

Правда.

Она увидела пару любовников в лесу и козлоногого, наигрывавшего им, пока они терзали друг друга в горячке страсти. Похоть, горевшая в их глазах, казалась бледным отблеском сверкающих глаз козлоногого, извергавшего на них своё семя.

Правда.

— «Воздержись от телесной похоти, что угрожает душе твоей», — провозгласил человек под капюшоном. — Не это ли чудовище вдохновит тебя, дитя? Допустишь ли к своему невинному телу его безбожную проказу?

— Н-не…

Воспалённый мозг давал картины одну отвратительнее другой, и Али начала задыхаться. Тошнота подступила к горлу. Она что было силы рвала верёвки, но спасения не было; не было спасения ни из плена, ни от видений, которые человек под капюшоном посылал ей через своё распятие.

— Писание вопрошает: «Если с нами Господь — кто против нас?», и я отвечу тебе: сатана. Взгляни на его деяния, дитя. Неужто ты и теперь обнимешь его? За соитие с ним ты продаёшь свою душу. Повторяй за мной: «Господи, помилуй меня, грешную…»

Али почти не слышала его. Нестройная музыка, адские картины все дальше загоняли её в безумие. «Вы мне лгали! — кричала она тайне, Малли, Льюису. — Вы лгали мне. Вы говорили, он хороший, но вы врали, врали, врали…»

— Имя им легион, — возглашал безликий, — но един Сын Божий! Дитя, прими его как своего спасителя!

Бешеный водоворот мучительных, жестоких видений затянул Али и лишил разума. Она, как за соломинку, цеплялась за слова стоящего перед ней, но при имени Христовом перед ней вставало видение Иисуса, распятого на кресте, корчащегося в муках, с полными боли глазами и в терновом венце, раздирающем лоб.

Здесь не найти было утешения. Все то же самое: жестокость и боль. Если Христос был Спасителем, на что надеяться после того, что сотворили с ним люди? Что они сделали с ним, сколько зла творили его именем? Пытали, и насиловали, и убивали — все именем того, кого пригвоздили к кресту и распяли бы снова, если бы он вернулся к ним теперь.

«Тут Льюис был прав, — думала она, уже отказываясь от борьбы. — Что толку бороться? Лучше просто уйти, отказаться от жизни, раз она такая. Если за улыбкой люди прячут ненависть и злобу друг к другу. Хоть в одном ты не соврал, Льюис».

— Если желаешь спасения, — твердил безликий монах, — то прими Господа. Он один может встать между тобой и чудовищем, в когтях которого ты оказалась. Прими Господа, дитя! «Враги его станут лизать прах». Прими Господа как Спасителя, и ты спасёшься!

Но Али не слушала. Она уцепилась за одну мысль, и там, где ничто не могло помочь, эта мысль помогла.

Льюис.

Что Льюис говорил о тайне?

Он всегда был отражением того, с чем приходили к нему люди.

Так, если вы приходите к нему с ненавистью и похотью, то и в нем увидите их отражение. Но если прийти к нему с добром, без зла… Никто не совершенен, но если ты стараешься быть хорошим и приходишь к нему с добром, тогда и он для тебя будет хорошим — разве не так? Она представила себе Христа: не страшную картину распятия, а другие, где он изображался добрым, нежным…

Свет затеплился в ней, выжигая навеянные безликим картины. Да, мучитель показывал ей правду, но не всю правду.

Свет разрастался в ней, и человек под капюшоном стал спотыкаться на словах, шагнул назад, поражённый, даже испуганный тем, что увидел в лице своей жертвы. Как только распятие отодвинулось от её лба, мысли Али прояснились. Новый огонь, её внутренний огонь сжигал смятение и страх. Перед ней встал лик Христа, и Али улыбнулась, увидев, что у него — глаза тайны.

Это оказалось так просто, что она готова была расплакаться. Тайна — это лишь то, что ты ей приносишь.

Свет, горевший в ней, начал сочиться сквозь кожу, и теперь она походила на сияющую огненную статую. Вспыхнули и распались верёвки. Оттолкнувшись от ствола, Али двинулась на монахов. А если и они лишь то, что ты им приносишь? Они преследовали её, потому что она, вернувшись из ниоткуда, принесла на себе запах иного мира. И не её ли собственные страхи и сомнения вложили слова в уста безликого монаха?

— Не надо меня спасать, — тихо проговорила она.

Огонь выплеснулся из неё и ударил в безликие фигуры монахов. Они задымились, плащи на них обвисли, опали, и перед ней снова замельтешила свора псов, боязливо поскуливавших и шарахавшихся от наступающей на них девочки. Когда вся свора разбежалась, Али устало остановилась.

«Только и всего? — подумала она. — Так просто?»

— Так уж просто было? — спросил голос у неё за спиной.

Обернувшись, Али увидела у сосны тайну. Бараньи рога круто поднимались надо лбом, и зелёный плащ ниспадал с плеч.

— Ещё немного, и ты бы потеряла жизнь, — добавил он.

Али взглянула ему в глаза. Она больше не чувствовала того трепета, который объял её перед ним в прошлый раз. Создание, спокойно стоявшее под деревом, казалось старым другом.

— Я тебя звала, — сказала Али, — но вместо тебя пришли они.

— Ты не могла не столкнуться с ними. Я пришёл тебе помочь, но ты справилась сама.

— Но ведь ты мне помог? Я бы сдалась, если бы не вспомнила, что говорил Льюис: что ты — то, что мы тебе приносим. Это ведь так и есть?

Рогатый кивнул.

— Ты хочешь быть свободным? — спросила его Али. — Ради этого все и было затеяно, знаешь ли. Мне надо было узнать, хочешь ли ты быть свободным.

— Хочу я быть свободным или ты?

— Ну… не знаю… Конечно, я хочу быть свободной. Но я думала, я и так свободна. А ты?

— Я не могу быть свободным, если свободы больше нет у людского рода. Но и связать меня невозможно.

— Что ты такое?

— Тайна. — Он улыбнулся. — Как сказала бы твоя подружка Малли: разве все надо объяснять?

— Неплохо бы, — отозвалась Али, — хотя, наверно, тогда все стало бы слишком просто.

— Именно так.

— Но почему ты не помог другим? — спросила она, подумав. — Например, тому человеку с собакой, которого показывали мне псы? Почему нельзя без плохого?

— Я стараюсь помочь, но люди остаются тем, что они есть; они пожинают то, что посеяли.

— Ты ведь не один такой, да? Он кивнул.

— И Малли тоже такая?

— Нет. Она из твоего мира. Я пришёл из иного места, чтобы коснуться ваших душ, а она — частица вашего мира, его земли, и лесов, и луны над ними. Маленькая тайна.

— Секрет, — кивнула Али. — А она знает, что она такое?

— А ты знаешь, что ты такое?

На ум пришло множество очевидных ответов, однако Али покачала головой. После сегодняшнего она понимала уже: простого ответа на этот вопрос не бывает. Помолчав, Али заговорила о другом:

— Хотела бы я знать, куда она подевалась. Когда я стала звать тебя, она была рядом, а потом вдруг пропала.

Рогатый улыбнулся:

— Пропала не она — ты. Когда появилась охота, ты ускользнула в другое место — немного сродни тому, куда я носил тебя прошлой ночью, но другое. А твой мир и Малли все ещё там, где ты их оставила.

— Тогда как же… как мне попасть обратно? Он шагнул к ней, скинул свой зелёный плащ и набросил ей на плечи. Зашуршали листья, и Али робко погладила пальцами край плаща.

— Я пошлю тебя назад, — сказал Рогатый. — Помни меня. Что я такое и каким могу быть; и что ты такое и какой можешь быть.

Он коснулся её лба, погладил пальцем. Али мигнула. Такое чувство возникает в лифте: мгновенная пустота в животе. И вот она уже смотрит на то же дерево, но рогатый человек пропал. Девочка медленно повернулась: костёр ещё горел, и кто-то сидел у огня.

— Малли? — заговорила она и тут же узнала. — Глянь-ка, Льюис! — Али улыбнулась. Сейчас она была в мире с собой и со всем миром.

Льюис вскинул глаза. Слова принадлежали Малли, но голос был новый.

— Али? — спросил он.

— Я, Льюис. — Она все трогала пальцами плащ. Листьев не стало, по крайней мере настоящих, но в свете костра она разглядела, что плащ оказался сшитым из сотен лоскутков, вырезанных в форме древесных листьев. — Что со мной было! — выговорила она. — Настоящее путешествие туда и обратно — прямо как у Бильбо!

Льюис не уловил связи, зато расслышал отзвук мечты в её голосе.

— С тобой все в порядке, Али?

— Лучше не бывает. Что ты здесь делаешь, Льюис? И где Малли? Я столько должна тебе рассказать, только прежде надо повидать маму и Тони, чтоб они за меня не волновались. Ух ты, они ни за что не поверят…

Она осеклась, когда отблеск костра осветил лицо старика.

— В чем дело? Что случилось?

Льюис махнул рукой в сторону дома Валенти, над которым все ещё стояло тусклое зарево.

— Думаю, там какая-то беда, — мягко сказал он.

Блаженное чувство мгновенно смыло волной тревоги.

— О господи! — вскрикнула Али и пошла к дому, но её хватило лишь на несколько шагов. До сих пор она не осознавала, как вымотало её перенесённое испытание. Девочка пошатнулась и даже упала бы, но Льюис подхватил её на руки. — Мне надо туда, — бормотала она, — надо помочь.

Льюис усадил её у огня.

— Нам остаётся только ждать и надеяться, — сказал он. — Им поможет Малли… — «Надеюсь», — добавил он про себя. — Тебе сейчас двух шагов не сделать, не то что брести через тёмный лес.

— Но ведь… Льюис взял её за руку:

— Расскажи лучше, где ты побывала.

Али попыталась спорить, но сил уже не осталось. Она уронила голову ему на плечо.

— Это… трудно описать… — начала она, но ресницы у неё затрепетали, и, не успев понять, что засыпает, девочка крепко уснула.

Льюис положил её голову к себе на колени. Он понятия не имел, что с ней приключилось и откуда она появилась, возникнув прямо из пустоты, но одно было ясно: что-то произошло. Что-то важное. Перемена, которая коснётся каждого из них. «Надо только подождать, пока проснётся Али», — думал он, поглаживая девочку по голове.

Бедняжка совсем обессилела. Надо бы отнести её в дом, но Льюис сомневался, что одолеет спуск — да ещё с девочкой на руках. Придётся подождать здесь, пока не вернётся Малли. Он надеялся, что она не задержится, но после всего, что творилось этой ночью, надежды были зыбкими. Когда вернётся, тогда вернётся — лишь бы вернулась.

Льюис все гладил девочку по волосам. Прислушавшись, он разобрал флейту Томми, хотя время для неё было слишком позднее. Музыка немножко помогала смирить тревогу, но совсем немножко.

10

Эрл отбил рукой «Узи», но при этом выронил свой «тридцать восьмой» Пистолет упал в траву у его ног. Он быстро подхватил оружие, однако, выпрямившись, увидел, что Френки стоит на коленях над Валенти, а автоматический пистолет направила прямо в лицо бывшему мужу.

— Мы это уже проходили, Френки, — заметил он, — вспоминаешь?

Она взглянула на него, сморгнув слезы. Она вспоминала. Что рассказал ей Тони. Что Эрл хотел сделать с ней. Что он хотел сделать с Али. Он заслужил пулю. Он заслужил худшего, что только может случиться с человеческим существом.

— У тебя не получится, — говорил Эрл. Усмехнулся, блестя зубами. — Так что положи эту штуку и хватит валять дурака. Чтобы подписать бумажку, колени тебе без надобности. Либо ты убираешь пушку, либо я их раздроблю к чертям, малютка. Вот так просто. Или, может, ты собираешься набраться храбрости и спустить курок? Ну так я тебе кое-что скажу, Френки. Человек не падает замертво, едва в него вгонят пулю. Полюбуйся хоть на своего дружка. Ведь все ещё жив. Застрелишь меня — так я и тебя с собой прихвачу. Но ты ведь не станешь стрелять, правда?

Ей хотелось выстрелить. Господи, как хотелось. Это же самозащита. Убить его было бы так справедливо, что полмира встанет на её защиту, если она это сделает. Но она не могла. Не потому, что не хватало духу, а потому, что тогда она стала бы такой же, как он.

Френки не презирала Тони за то, что он делал в прошлом, но знала: она не сможет оправдать себя, если убьёт человека, как бы сильно он этого ни заслуживал. Помоги ей бог, ей этого хотелось. Но если она это сделает, значит, он победил. В любом случае он победил. А раз ей все равно проигрывать, то лучше уж играть по своим правилам.

Она опустила руку и уронила пистолет на траву рядом с Валенти. Глаза у него были открыты, и в резких бликах пламени горящего дома она увидела в них одобрение. Каким-то образом он понял, что происходило в ней, и уважал её выбор. Вот в чем разница между ним и Эрлом: то, что Эрл счёл слабостью, в том для Тони — её сила.

— Вот и хорошо, — продолжал Эрл. — Вот и умница, Френки. Завтра утром, как только откроется банк, получим мой кусок, и я тут же исчезну из твоей жизни. Не так уж трудно, верно?

«Ничего труднее я в жизни не делала, — подумала Френки, — но что толку ему объяснять?»

— А что… что с Тони? — спросила она.

— Его оставим здесь.

— Но он умрёт без помощи.

Эрл кивнул, не переставая ухмыляться:

— Да, я знаю.

Френки взглянула на Валенти, но в его глазах не было упрёка.

— Я не могла, — тихо сказала она.

— Все… нормально…

— О господи, — поморщился Эрл. — Давай бросим высокие чувства. Слушай, Френки, нам надо сматывать. Того гляди подвалят копы. Может, они ещё успеют найти твоего дружка, может, он даже до суда доживёт. Как только они установят, кто он есть, его запрут под замок и ключ выкинут подальше. Конечно, я мог бы…

Он уже прицелился в голову Валенти, когда услышал шорох за спиной. «О господи, — подумал Эрл, — опять этот долбаный олень!» Он оглянулся на кусты, прицелился, но выстрелить не успел: раздался выстрел, и что-то острое воткнулось ему в бок.

— Какого черта… — Он тупо уставился на собственный пистолет, потом медленно обернулся к Валенти и Френки. Тони второй раз нажал курок своего «тридцать восьмого». На этот раз пуля ударила Эрла прямо в грудь и подкинула в воздух. Он упал на землю уже мёртвым.

— Может… ты… не могла, — сказал Френки Валенти, выпуская из рук пистолет. Он не пони мал, откуда взял силы держать его до сих пор. — Но… я… мог. Мне… пришлось, Френки. Ты понимаешь… нет?

— Не разговаривай, — велела Френки. — О боже, лежи спокойно. Я вызову «скорую».

— Тебе… надо убираться отсюда, — проговорил Валенти.

— Он прав.

Френки обернулась на голос. В свете догоравшего пожара она разглядела маленькую дикарку: тоненькую, одетую в обноски, с курчавой головкой, полной сучков, травинок и листьев. Прямо над линией волос торчали два маленьких острых рога, так хорошо запомнившихся Френки. Это она своим появлением отвлекла Эрла.

— Малли? — Френки смотрела ей за плечо, надеясь увидеть Али, но дикарка, как видно, явилась одна. — Ты не понимаешь. Ему надо в больницу.

Малли затрясла головой. Вдали уже завывала сирена.

— Не надо тебе быть здесь, когда… появятся копы, — уговаривал Валенти. — Пожалуйста, Френки.

— Я не уйду.

— Надо уходить, — заявила Малли, — и его с собой возьмём.

Дикарка шагнула к Валенти, но Френки загородила ей дорогу.

— Ты не понимаешь! В него стреляли. Бог весть что будет, если его пошевелить. Он уже столько крови потерял…

Малли вгляделась в лицо Тони и увидела, что огонь в нем умирает, но ещё теплится.

— Тайна наверняка сумеет ему помочь, — сказала она, — и Льюис нам поможет.

Сирена звучала все ближе.

Малли оттолкнула Френки в сторону:

— Я его понесу.

Сила толчка должна была бы подсказать Френки, что такое возможно, однако, только увидев, как легко Малли подхватила Валенти на руки, Френки поверила ей.

— Я тебя обгоню, — сказала Малли. — Держись тропинки и придёшь куда надо. Когда доберёшься до ручья, тебе покажется, что там не пройти, но ты просто шагай по камням, и переберёшься.

— Но…

— Пушки, — слабо выговорил Валенти. — Попробуй… найти наши… пока копы… пока их нет.

— Но… — снова начала Френки.

— Просто держись тропы, — повторила Малли, а потом повернулась, и лес поглотил её.

Френки, онемев, смотрела ей вслед и ничего не видела. И не слышала тоже. Только треск пламени и вой сирены, уже на повороте к дому. Она глубоко вздохнула, собираясь с силами, и стала собирать оружие.

«Узи» она повесила себе на плечо, свой автоматический вернула в кобуру, «тридцать восьмой» Валенти опустила в карман. Пересчитала про себя. Чего-то не хватает. Вспомнила про арбалет и подобрала его. Она как раз скрылась за деревьями, когда автомобиль «Сельской полиции Онтарио» остановился перед руинами дома Тони. Когда офицер СПО осторожно обогнул дом, Френки была уже далеко.

Она ни разу не взглянула на Эрла с той минуты, когда Тони застрелил его. И даже не вспомнила о нем.

Льюис поднял голову, уловив новые ноты в звуках флейты. Мелодия стала смелее, настойчивее. Казалось, звала их к себе. Али пошевелилась и села, протирая глаза. Она тоже услышала зов.

— Надо идти, — сказала она. — К камню. Теперь он зовёт нас.

Льюис кивнул, тяжело поднимаясь на ноги. У него ныли суставы. Для надёжности он опёрся на альпеншток Валенти. Али оставила трость ему. Они спускались через густые заросли на склоне, и флейта звучала все громче, но уже не так настойчиво. То, что владело Томми, почувствовало: они идут. Когда они вышли на поляну, мелодия стала еле слышным рокотом.

— Глянь-ка, Али… и Льюис.

Малли ждала их. У её ног неподвижно лежал Валенти.

— Ему нужно помочь, — заговорила дикарка. — Я думала, Старый Рогач поможет, но он только сидит тут в глазах у Томми и ничего не делает. Ты поможешь, Льюис?

Льюис кивнул и опустился на колени рядом с Тони, но в темноте ему не видно было, что нужно делать.

— Надо перенести его ко мне, — сказал он, но Малли покачала головой:

— Ему надо остаться здесь. Только Старый Рогач его и удерживает. Скажи, что нужно, и я принесу.

— Ну, для начала фонарь. Горячая вода. Чистые тряпки. И ещё…

Он продолжал объяснять, а Али в это время присела рядом с Валенти и погладила ему лоб.

— А мама? — спросила она у Малли, перебив Льюиса.

— В порядке, — отозвалась та. — Скоро придёт.

Али кивнула и продолжала гладить лоб Тони.

— Не умирай, Тони. Мне так много нужно тебе рассказать. Я говорила с ним… с тайной.

Ресницы у него дрогнули, и он взглянул на неё, пытаясь улыбнуться.

— Г-грандиозно…

— Ой, господи, как это ты попался?

— Я не… нарочно…

— Да, рассказывай. Но теперь уже все?

— Да… пожалуй. Если у Марио… получится… Али приложила палец ему к губам.

— Лучше не разговаривай.

Она перевела взгляд на Льюиса и увидела, что Малли уже убежала. У старого камня все играл на флейте Томми.

Музыка становилась громче и помогала Френки держаться тропы. Когда она ступила на первый камень в ручье, стало страшновато, но потом она вспомнила слова Малли и легко переправилась. Когда она выбралась на поляну, там уже было светло от лампы Льюиса.

Она увидела, что Малли разговаривает с её дочерью. Странный мальчик сидел под высоким камнем и дул в трубочки, из которых лилась музыка. И Тони был здесь, лежал уже без рубашки. Старик стягивал концы повязки. Тони в свете фонаря казался таким бледным, что у неё перевернулось сердце.

— Мама!

Это Али увидела её. Френки выронила все своё вооружение и поймала дочку в объятия. Только это и имеет значение, подумала она. Только ради этого она не позволила себе попасть в ловушку, уподобиться Эрлу.

— Благодарение богу, жива, — пробормотала она в ухо Али.

— Давай благодарить самих себя, — ответила Али, — Это наша заслуга.

Френки крепче обняла дочь.