Над одноэтажным цилиндрическим зданием странное сооружение: шар на трех выгнутых ногах. Как бы трехногий паук схватил домик, силится сдвинуть, утащить в свою нору.
Входим не без опаски. Но внутри обыденно: кресла, столы, пульт управления — обыкновенная диспетчерская. Единственная странность: на потолке тоже пульты, столы и кресла.
Только там зеленые, а на полу красные. Как будто можно спутать пол и потолок.
— Сегодня вы побываете на всех планетах по очереди, — говорит современный волшебник — Ученый, Который Может Все.
Зажигаются экраны в нишах, заменяющих окна. Пейзаж родимого Вдага — тростники над бурой застоявшейся водой.
По тростникам пробегают травяные волны. Гребни желтоватые, впадины зеленые.
— Ну, едем в космос!
Горизонт шире и шире, отступает оливково-желтый ковер.
Отступает и голубеет, словно уходит вдаль. Ощущение такое, будто входишь в воду. Тело легче, руки сильнее. И вдруг, оттолкнувшись, всплываешь, начинаешь парить в немокрой жидкости. Голова слегка кружится. Правая, левая где сторона?
— Межпланетная невесомость, — поясняет волшебник, уверенно всплывая рядом.
На экранах черный бархат со звездной вышивкой.
— Правьте на кресла, — предупреждает гостеприимный волшебник. — Сейчас мы причалим.
Сам он уже держится рукой за спинку. То ли висит, то ли стойку делает — тут нет разницы. Плыву к нему, потом неловко плюхаюсь рядом. И лишь тогда замечаю, что попал в зеленое кресло, значит, сижу на потолке. Сижу головой вниз, как муха, но чувствую потолок полом. И ноги твердо стоят на потолке. А небо на экранах ближе к полу. Небо чернозвездное.
Под ним остроконечные скалы. И оспины бесчисленных кратеров. Лунный пейзаж.
— А теперь посетим большую планету.
На экранах звезды гаснут. Солнце тонет в струях мутного дыма.
А на меня навалился гигант-невидимка. Налег на плечи, вдавливает в кресло. Стонут пружины под тяжестью, врезались в кожу складки костюма, ребра трещат. Вижу, как стареет на глазах волшебник: горбится, обвисают щеки и веки, мешки набрякли под веками. Даже он, Который Может Все, не может вытерпеть перегрузки.
— Четыре «же», — хрипит он. — Довольно?
Веками киваю. Даже рот открыть тяжко. А голову опускать некуда: итак подбородок на груди.
Веснушчатая рука продвигается к кнопкам пульта.
Отпустило!
— Восемь «же» переносил я в молодости, — вздыхает волшебник. — А наши космонавты тренируются при двенадцати. И выше…
— Да, для космонавтов это подходит, — соглашаюсь отдышавшись. — Но к чему это нам, простым смертным?
И тогда волшебник ведет меня к другому чуду.