Зай по имени Шерлок

Самое первое дело. Колобок, Колобок…

В тот день было пасмурно. Хмурились щекастые тучи, низко нависая над лесом и едва не касаясь верхушек сосен. Солнце скрылось еще утром и больше не показывалось. Изредка накрапывал мелкий, нудный дождик. Осень начинала вступать в свои права, но было еще не очень холодно, а листва на деревьях лишь начинала желтеть.

Впрочем, сырость, дождь и осень вообще я люблю – я же утка! А вот Шерлоку Заю, судя по всему, не особо нравились бегущие по стеклам кривляющиеся ручейки воды и завывания ветра в каминной трубе. На разгул непогоды он взирал с хмурой и весьма недовольной мордой и, закусив чубук давно погасшей трубки, о чем-то отстраненно размышлял. Даже мне, не владеющему мудреными методами анализа Шерлока Зая, было понятно, что сыщику скучно. Работы для него в последнее время находилось немного: то ли никто из преступников в такую погоду не хотел вылезать из своих нор и домов, то ли Шерлоку Заю все-таки удалось навести кое-какой порядок в лесу, и мелкие жулики попрятались.

Так или иначе, сыщик уже третий день прозябал дома, пребывая в дурном настроении. Томимый бездельем и скукой, он либо мерил комнату шагами, о чем-то размышляя, либо сидел в своем любимом кресле с газетой в лапах и попыхивал трубкой, к дыму которой, кстати сказать, я так толком и не привык. Гулять он выходил крайне редко, да и то лишь когда на улице устанавливалась относительно хорошая погода.

Сейчас приближалось время ужина, и я хозяйствовал на маленькой кухоньке, делая салат из морковки с капустой – его любимый. Сам я отдавал предпочтение зернам и молодым побегам, но ни того ни другого в доме, как назло, не оказалось.

Покончив с салатом, я перенес тарелку на стол в гостиную. Шерлок Зай сидел с газетой в лапах, но, как я заметил, смотрел в одну точку.

– Вы чем-то обеспокоены? – спросил я.

– И да, и нет, – Шерлок Зай оторвался от своих мыслей и взглянул на меня. – Безделье, друг мой, – ужасная, изнуряющая штука. Нет ничего хуже, чем томиться, не зная, к чему приложить лапы.

– Понимаю. В таком случае вы могли бы сходить в лавку и купить немного пшеницы. А я пока прибрался бы в доме и проветрил комнату.

– Каким же вы иногда бываете занудой, дорогой Уотерсон! Все вам не так: и дым мешает, и рабочий порядок.

– Вообще-то, подобное принято называть бардаком.

Мне стало немного обидно за то, что мое стремление держать дом в чистоте и порядке не оценили должным образом.

– Кстати о пшенице! – оживился вдруг Шерлок Зай, отложив газету на край стола. – Мне сегодня встретился наш общий друг Листрейд.

– Вы имеете в виду напыщенного болвана инспектора?

Я этого лиса, честно признаться, недолюбливал. Был он высокомерен, не в меру тщеславен и в каждом видел преступника. Даже мне, не совершившему в жизни ничего противозаконного, под его пристальным взглядом начинало казаться, будто я прожженный преступник. При всем при том он честно верил, будто является благодетелем звериного рода.

– Вы несправедливы к нему, – укоризненно покачал головой Шерлок Зай. – На самом деле он вовсе не такой болван, каким кажется. Просто он мало сомневается и действует несколько прямолинейно, без фантазии, что нередко приводит к серьезным ошибкам.

– Вот я и говорю: болван. К чему всякие витиеватые определения?

– Возможно, вы и правы, Уотерсон, но речь вовсе не о том. Мы с Листрейдом на днях разговорились, и между прочим он поведал мне об одном крайне любопытном деле, которое он расследует в данный момент.

– В чем же его суть, дорогой Шерлок? – Мне стало интересно, и я присел к столу, хотя собирался сходить в лавку за зерном. – Верно, оно крайне сложное и какое-то запутанное, если уж вы заинтересовались им.

– Вы как всегда правы, друг мой! Это дело вызывает у меня странное ощущение нелогичности.

– Вероятно, оттого, что им занимается Листрейд, – подсказал я.

– Вы неправы. В данном случае он здесь вовсе ни при чем, – отмел мои подозрения Шерлок Зай. – Просто мне кажется, факты, фигурирующие в нем, сильно притянуты за уши. – И, словно желая продемонстрировать высказанную образность, он вытянул длинные уши и пошевелил ими.

– И поэтому вы решили провести собственное расследование? – загорелся я, незаметно для себя самого подъедая салат моего друга.

– Скучно сейчас у нас, – уклонился от ответа Шерлок Зай и печально вздохнул. – И мне пришло на ум, что нам с вами вовсе не помешает немного развлечься. Как вы считаете, Уотерсон?

– Вам виднее, дорогой Шерлок, но в чем суть столь путанного, с вашей точки зрения, дела, так заинтересовавшего вас?

– О! – Шерлок Зай прошел к камину, выколотил о решетку сгоревший табак из трубки и, прихватив с полочки кисет, вернулся в кресло. Я невольно отодвинулся от него вместе со стулом и тарелкой – сейчас опять примется дымить, как паровоз! – Дело, на первый взгляд, действительно кажется довольно простым: некто Рыжуа Лисье съедает редкое… Даже язык не поворачивается назвать его животным. М-м-м… скажем, существо. Так вот, Рыжуа съедает в зверском2 месте существо, именуемое Колобком.

– Колобком? – удивился я, едва не пронеся мимо клюва щепотку мелко накрошенной капусты. – Кто он такой?

– Вот и я, подобно вам, Уотерсон, еще совсем недавно не подозревал о существовании некоего Колобка, – усмехнулся Шерлок Зай, раскуривая трубку. Выпустив густое облако дыма в потолок, он долго смотрел, как оно, струясь, тает под потолком, затем вновь перевел взгляд на меня. – Как выяснилось, Колобок появился на свет при крайне загадочных обстоятельствах – его испекла некто баба, то есть, представитель рода человеков. Собственно, Колобок есть не что иное, как шарообразный хлеб.

– Хлеб? – переспросил я, не веря своим ушам.

– Да-да, именно хлеб.

– Ничего не понимаю! – развел я крыльями. – Впервые слышу, чтобы кого-нибудь осудили за поедание хлеба. Он что, ваш инспектор, не в своем уме?

– Вы нетерпеливы, друг мой, – покачав головой, пожурил меня Шерлок Зай. – По форме Колобок – действительно хлеб, а вот по сути… – Он почмокал губами и, прищурившись, выпустил облачка дыма одно за другим. – По сути – живое существо, которое впору занести в Красную книгу.

– Так он что же, действительно живой?

– Не меньше, чем мы с вами, коллега!

– Невероятно!

У меня не укладывалось в голове, как хлеб может быть живым?! Воистину есть вещи, недоступные нашему пониманию…

– Более чем, и тем не менее… Баба испекла Колобка, и тот неизвестным науке способом ожил.

– От человеков чего угодно можно ожидать, – проворчал я, собирая со стола кусочки капусты и морковки и отодвигая наполовину опустевшую тарелку. – Но как Колобок оказался в лесу?

– Сбежал. Представляете? Сбежал от бабы и деда и отправился искать приключения на… Ну, вы понимаете, о чем я.

– Да-да, я прекрасно понимаю. В общем, он их нашел.

– Именно! Как утверждает Листрейд, Колобка в лесу видели многие – и заяц, и волк, и медведь – но смерть свою жертва нашла именно в желудке Лисье. Правда, тот заявляет, что ничего подобного не совершал, ведь Колобок, во-первых, был огромным и не поместился бы в желудке худого лиса, а во-вторых, Лисье предоставил алиби, согласно которому его не могло быть на месте преступления в указанное время.

– Но позвольте! – встрепенулся я. – Откуда в таком случае Рыжуа осведомлен о размерах Колобка?

– Со слов Лисье, он проходил мимо медведя, когда Колобок сидел у того на носу, и медведь собирался им полакомиться. А Колобок тем временем хвастался перед медведем своей удалью. Звучало это, если мне не изменяет память, примерно так: «Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел, я от зайца ушел, я от волка ушел, а от тебя, медведь косолапый, и подавно уйду». После чего Колобок засветил медведю в глаз и покатился дальше. Лис же посмеялся над незадачливым медведем и пошел дальше по своим делам.

– В таком случае не совсем понимаю, в чем проблема? – задумчиво произнес я. – Если медведь его видел – я имею в виду Лисье…

– В том-то и дело, дорогой Уотерсон! – воскликнул Шерлок Зай. – Следствие, разумеется, допросило всех причастных к делу, в том числе и медведя, но тот категорически отрицает инцидент с Колобком, хотя его левый глаз действительно совершенно заплыл.

– Отрицает? Но почему? – поразился я.

– Подозреваю, тут дело в уязвленном самолюбии. Вам бы на его месте захотелось, чтобы о вас говорили: вот здоровенный лохматый дуралей, получивший в глаз от куска хлеба?

– Вряд ли. Но ведь речь идет о невиновности зверя!

– Видимо, медведя чужая невиновность беспокоит гораздо меньше, нежели собственная репутация. А синяк он объясняет очень просто: напоролся ночью на сук в собственном дворе.

– Но неужели и в самом деле не нашлось других свидетелей?

– К сожалению, Листрейду найти их не удалось. То ли действительно никто не присутствовал при стычке Колобка с медведем, то ли побаиваются связываться с последним. Но, как говорится, факт налицо. Однако следствию удалось установить еще двоих подозреваемых с аналогичными повреждениями вокруг глаз. Ими оказались заяц и волк – этим тоже удалось успешно выкрутиться: в их случае также свидетелей не нашлось.

– Уму непостижимо!

– Полностью с вами согласен, дорогой Уотерсон, – сказал Шерлок Зай, попыхивая трубкой. – Все это очень и очень странно. Я бы даже сказал, попахивает весьма непонятным сговором. Но вот Лисье уж точно не повезло.

– Но почему обвинили именно его?

– На месте предполагаемого преступления была найдена сухая корочка хлеба, обгрызенная, как полагает следствие, именно зубами Лисье, а в доме лиса обнаружены огромный разделочный нож и хлебные крошки.

– И… все? – поразился я, уставившись широко распахнутыми глазами на сыщика. – Вы хотите сказать, что для ареста зверя хватило подобных улик?

Шерлок Зай кивнул.

– В общем, да. Но корочку к тому же опознала баба, заявившая о пропаже Колобка. А вы знаете не хуже меня, чем может закончиться недовольство человеков. И потому вполне допустимо предположить, что из Рыжуа Лисье решили сделать козла отпущения.

– Похоже на то, – пробормотал я. – С чего же вы предполагаете начать расследование?

– Для начала я хотел бы лично побеседовать с Лисье и осмотреть улики.

– А не будет ли против Листрейд? – засомневался я.

– Вздор! – возразил Шерлок Зай. – Он не воспринимает меня всерьез, и нам с вами это на лапу, коллега.

– В таком случае не вижу причин откладывать встречу с ним!

Я решительно поднялся из-за стола. Нужно было как можно быстрее спасать несчастного, ни в чем не повинного лиса.

– А как же ужин? – несколько расстроился мой друг.

– Мне кажется, дорогой Шерлок, у нас нет времени на всякие глупости. Поспешим же!

Шерлок Зай бросил печальный взгляд на жалкие остатки салата, вздохнул и выбрался из своего любимого кресла. По-видимому, он уже сильно жалел, что завел разговор до ужина, а не после него…

В криминальном отделе полиции Среднелесья было сумрачно, тихо и невесело. Пыльный коридор со сколоченными тяп-ляп стенами из плохо отесанных досок и множеством перекошенных дверей навевал тоску и уныние. На лавках в ожидании своей очереди сидели несколько хмурых животных. Их бдительно охраняли доблестные полицейские. Некоторые из последних бессовестно дрыхли, повесив носы и отвалив челюсти. На нас с Шерлоком Заем никто не смотрел, будто нас и не было вовсе. Пройдя почти до конца длинного коридора, мы открыли узкую дверь и остановились на пороге.

Кабинет инспектора Листрейда после серого и унылого коридора казался на удивление просторным и светлым. Окно занимало полстены от середины до потолка; подле окна стоял стол. За столом, зарывшись по уши в бумаги, сидел Листрейд собственной персоной.

Я с интересом огляделся. Здесь все было с приставкой «слишком»: слишком большое окно, слишком роскошный стол, слишком много на нем бумаг, отчего создавалось впечатление, будто хозяин кабинета желает показать, насколько он загружен делами. Еще в кабинете оказалось слишком мало стульев – всего один свободный напротив стола, к тому же прибитый к полу внушительными гвоздями.

Листрейд поднял голову и бросил на нас затравленный взгляд поверх бумаг. Я заметил, как инспектор что-то шустро спрятал в выдвинутый ящик стола, только не успел понять, что именно. Таинственное нечто походило на незаконченный спичечный домик.

– А, дорогой Шерлок! – почему-то обрадовался Листрейд и вскочил из-за стола. Подбежав к нам, он привычно обнюхал нас и с улыбкой пожал нам лапу и крыло. – Очень рад! Очень! Чем могу служить?

Он склонял голову набок и приглядывался к нам неприятным оценивающим взглядом, будто голодный слон к худосочной морковке.

– Добрый вечер, инспектор, – поздоровался Шерлок Зай. Пройдя к столу, он попытался заглянуть за бумаги, но Листрейд скользнул на свое место и прикрыл столешницу широким листом. – Помните, вы говорили про дело, которое сейчас ведете?

– Убийство Колобка? – вскинул белые брови инспектор. – Неужели оно вас заинтересовало?

– Немного, – скромно отозвался сыщик.

– Но дело уже закрыто и завтра-послезавтра будет передано в суд.

– О! От всей души поздравляю вас, инспектор! И тем не менее мне было бы крайне любопытно вникнуть в детали дела.

– Что же я могу для вас сделать?

– Сущий пустяк, – махнул лапой Шерлок Зай. – С вашего позволения, мне бы хотелось взглянуть на улики и лично переговорить с обвиняемым.

– Почему бы и нет, – пожал плечами Листрейд. – Уверен, ваши потуги любителя уже не смогут нанести вреда делу. Пройдемте! – Листрейд важно указал на дверь.

– Благодарю, – слегка склонил голову Шерлок Зай и последовал за инспектором.

Мне не осталось ничего другого, кроме как направиться за ними.

Бараки предварительного заключения располагались в широком дворе полицейского участка, окруженном высокой бревенчатой стеной. Сколоченные из толстых, крепких досок, невысокие, в рост медведя, стены бараков – их было два, вытянутых и разделенных глухими перегородками – отгораживались от мира решеткой, заменявшей четвертую стену. Нет, я все понимаю, конечно, – тюрьма и прочее, а ну как зима нагрянет?..

Почти все камеры пустовали, за исключением четырех, в которых томились заключенные, хмуро взирающие на нас сквозь прутья решеток. Подстилка из соломы, замызганная чашка и дыра в полу, прикрытая дощатой крышкой – взглянув на эту удручающую картину, кому угодно расхочется вступать на кривую стезю порока.

– Прошу прощения, инспектор, – не вытерпел я, – но вам не кажется несколько жестоким подобное отношение к заключенным?

– Что вы имеет в виду? – не понял Листрейд – или сделал вид, будто не понял.

– Я хочу сказать, что, на мой взгляд, содержать заключенных в таких условиях не совсем гуманно.

– Ах, вон вы о чем! – отмахнулся Листрейд. – Так здесь же не пансионат, дорогой мой Кряк, а тюрьма. Законопослушные звери живут в теплых норах и удобных домах, а преступившие закон – в клетках.

– Но ведь они еще даже не осуждены! – не согласился я.

– О, за этим дело не станет, уж поверьте! – напыщенно произнес Листрейд.

Он остановился у одной из клеток, в которой у дальней стены, свернувшись калачиком и уткнувшись носом в доски, лежал Рыжуа Лисье.

– А вот и ваш заключенный, господа! Я подожду в сторонке, а то, знаете ли… – Листрейд наклонился почти к самому моему уху и зашептал: – Здесь ужасный запах, который мой тонкий нюх отказывается обонять.

Его тонкий нюх! А каково мне, с моим еще более тонким нюхом? Из клеток действительно несло просто невыносимо, но выхода у меня не было… И все же я никак не мог решиться ступить внутрь клетки через открытую инспектором дверь.

Листрейд, похоже, догадался о причине моего замешательства и сделал нам с Шерлоком Заем одолжение.

– Заключенный Лисье! – гаркнул он. – Выйдите из клетки. Эти господа желают с вами поговорить!

– А я не хочу с ними разговаривать, – проворчал Лисье, даже не шевельнувшись. – Пусть катятся ко всем чертям вместе с вами, инспектор.

Инспектор открыл было рот, собираясь отдать решительный приказ, но Шерлок Зай коснулся подушечками пальцев его лапы.

– Обойдемся без грубостей, Листрейд. Позвольте, я попробую сам.

– Как знаете, господа, но ваш интерес к Лисье кажется мне совершенно бессмысленным, – пожал плечами Листрейд и, удалившись на приличное расстояние, вдохнул полной грудью свежий воздух, напоенный ароматами близкого леса.

– Господин Лисье? – негромко позвал Шерлок Зай.

– Кого там еще принесло? – недовольно буркнул Лисье, не поднимая головы. – Я же сказал: не желаю никого видеть! Оставьте несчастного лиса в покое и убирайтесь восвояси.

– И все-таки мне кажется, в ваших интересах переговорить с нами, господин Лисье.

– С чего вдруг? – фыркнул Рыжуа Лисье, но все же поднял голову и уставился на нас с Шерлоком Заем мутным взглядом. Выглядел он довольно жалко: шерсть свалялась и была покрыта прелой соломой, а кое-где и объедками, когти на лапах сточены, а в правом ухе торчал личный номерок. – Еще один адвокатишка продажный пожаловал?

– Вы заблуждаетесь, Лисье, – ответил я, выступив вперед. – Перед вами сыщик Шерлок Зай, и мы пришли, чтобы…

– Зай? – насторожился лис, приподнявшись и пристально вглядываясь в непроницаемую морду сыщика. – Мне знакомо это имя. Но что вам от меня понадобилось?

– Видите ли, господин Лисье, – начал Шерлок Зай, раскуривая трубку, – меня заинтересовало ваше дело.

– Еще один любопытный? – Лис скривил губы в усмешке. – Хорошо, я дам ответ, который все хотят от меня услышать: я – кровожадный, верней, хлебожадный бандит с большой дороги, съел проклятую круглую булку и, если окажусь на свободе, до скончания дней своих буду мстить всем булкам и хлебцам!

– Прекратите паясничать, Лисье! – сдержанно ответил Шерлок Зай, выпуская из пасти облачко дыма. – Пустая болтовня не поможет вам отсюда выбраться.

– О, разумеется! А с вашей помощью я выйду запросто!

– Возможно, и не запросто, но вполне вероятно.

– Вы серьезно? Да эту бестию инспектора, если уж он что вбил себе в башку, никто и ничто в жизни не переубедит! – Лисье поднялся на лапы, приблизился к распахнутой настежь двери и оперся о решетку плечом.

– Вы преувеличиваете. Переубедить можно, но только доказав вашу непричастность к убийству. И мне почему-то кажется, что вы не совершали того, в чем вас обвиняют.

– Разумеется, не совершал! – глаза Лисье вспыхнули, но огонек в них так же внезапно угас. – Я уже устал твердить всем и каждому о своей невиновности. Меня никто не слушает. Нашли какую-то корочку, обкусанную неизвестно кем, крошки в моей норе и нож… Но корочки той я в глаза не видел, а хлебные крошки… С каких пор поедание хлеба стало преступлением? Что же касается ножа, он действительно мой – не отрицаю. Но он давно висит у меня на стене, а если я и беру его в лапы, то исключительно для того, чтобы им полюбоваться. Я, видите ли, коллекционирую холодное оружие, а конфискованный нож – довольно редкая разновидность кукри3. Один друг подарил мне его на день рождения.

– Вероятно, у вас есть и другое оружие? – уточнил Шерлок Зай.

– Есть, конечно! У меня около трех десятков ножей: устричные, столовые, кухонные, сырные, есть даже один метательный. Но полицейские почему-то вцепились именно в кукри, хотя он ржавый донельзя и им можно разве что когти точить вместо напильника!

– Мы с коллегой постараемся прояснить неясность с ножом, но я хотел бы услышать вашу версию происшедшего.

– У меня нет никакой версии! Разве что меня кто-то круто подставил. Медведь, будь он проклят, выкрутился, а я сижу в проклятом загоне для блох.

Лисье принялся неистово чесаться и выкусывать из шерсти досаждающих ему насекомых. Мы с Шерлоком Заем, не сговариваясь, отодвинулись чуть назад.

– Преступление было совершено в период между десятью утра и часом дня. Где вы находились в указанное время, припомните, пожалуйста? – задал вопрос Шерлок Зай, тщательно окуривая себя табачным дымом, видимо, в надежде обезопасить мех от вредных докучливых насекомых.

– До одиннадцати я находился дома, – не задумываясь, отозвался Лисье и прекратил чесаться. – Это также верно, как то, что жратва, которой нас здесь пичкают, совершенно непригодна в пищу!

– Кто-нибудь может подтвердить ваши слова?

– А вы у других заключенных спросите.

– Кхм-м, – слегка смутился Шерлок Зай. – Я вообще-то спрашивал про ваше алиби.

– Ну разумеется – кому интересно, какой дрянью мы питаемся! – возмущенно дернул носом Лисье.

– И все-таки я повторяю вопрос: может ли кто-нибудь подтвердить, что в указанный вами промежуток времени вы находились у себя дома?

– Разумеется, нет! – негодующе воскликнул Лисье. – Если бы мне требовалось алиби, я заранее нашел бы сразу нескольких свидетелей. Но откуда мне было знать, что сумасбродный олух Листрейд вцепится именно в меня?

– А где вы были после одиннадцати?

– Как всегда, пошел прогуляться, а заодно заглянул в лавку молочника. По пути на рынок я и застал медведя с проклятой булкой на носу, будь она неладна!

– С Колобком, – машинально поправил я.

– Ну да, я так и сказал, – уставился на меня Лисье.

– Полиция опрашивала молочника? – спросил Шерлок Зай, задумчиво покусывая чубук трубки.

– Опрашивала, – буркнул в ответ Лисье. – Тот подтвердил мои слова, но инспектор сказал, что его показания не имеют значения, мол, у меня было предостаточно времени, чтобы расправиться с булкой.

– Возвращаясь с рынка, вы приближались к месту, где произошло… м-м… произошла стычка Колобка с медведем?

– Что мне там делать? – передернул плечами Лисье. – Я и думать-то о них уже забыл. К тому же все случилось несколько левее тропинки, возле малинника. Там медведи обычно кормятся, а мне, знаете ли, без надобности как-то.

– Что вы делали после того, как покинули лавку молочника?

– У молочника я купил жбан сметаны, после заглянул в булочную, приобрел там батон – видеть их больше не могу! – потом взял свежую газету на углу и отправился домой. Дома меня и сцапали.

– А батон? Вы его съели?

– Разумеется! Я люблю есть их свежими: хрустящая корочка, нежный мякиш. – Лисье закрыл глаза и закачался, облизываясь. Потом лис вновь распахнул слезящиеся глаза и добавил: – Догадываюсь, о чем вы спросите дальше. Сметану я тоже почти съел.

– В каком смысле – почти?

– В прямом, – моргнул Лисье. – Доесть мне ее не дали. Заявился болван инспектор и, не успел я толком утереть морду, как оказался в налапниках.

– Значит, крошки в вашей норе от батона?

– Ясно дело! От чего же еще?

– И сметана там тоже осталась?

– Полкрынки, если полиция не вылакала.

– Хорошо, – протянул Шерлок Зай, почесывая лоб чубуком трубки. – Господин Лисье, еще один вопрос: есть ли у вас враги?

– Враги? – задумался лис, уставившись в потолок камеры. – Навряд ли. Я стараюсь ни с кем не конфликтовать. Хотя завистники вполне могут быть. Все-таки у меня неплохая коллекция ножей…

– И последнее: вы не могли бы поточнее описать Колобка?

– Конечно, могу! Совершенно круглый, с поджаристой корочкой. Размер… – Лисье что-то прикинул в уме. – Сантиметров тридцать, не меньше. Глаза большие и нахальные. Бандитская, в общем, физиономия. Рот до ушей. Еще лапы: верхние – короткие и сильные, а нижние – плоские, с овальными ступнями.

– У вас неплохая память, господин Лисье. И наблюдательность на высоте, – похвалил Шерлок, выбивая о решетчатую дверь погасшую трубку. – Мы обязательно все проверим.

– А как вы считаете, господин Зай, – Лисье подался вперед, но не решился выйти из клетки, – у меня есть шанс?

– Шанс есть всегда! Я постараюсь сделать все зависящее от меня для установления истины. Надеюсь, вы не соврали.

– Мамой клянусь! – Лисье бухнулся на колени, молитвенно сложив лапы. – Не ел я этой булки, будь она проклята!

– Успокойтесь. Я вам верю.

Шерлок Зай кивнул и, отвернувшись, направился к стоявшему чуть поодаль Листрейду.

– Ну что, дорогой Зай, вы удовлетворены? – спросил инспектор, когда мы с Шерлоком Заем подошли.

– Вполне. А теперь я хотел бы взглянуть на улики, если не возражаете.

– Нисколько! Только я закрою клетку.

В кабинете, куда мы вскорости вернулись втроем, Листрейд сразу прошел к столу. Из вместительного сейфа, встроенного в правую тумбу, он достал длинный, ржавый нож и два пакетика с картонными бирками на веревочках.

– Вот, прошу! – важно произнес он, выкладывая улики на стол. – Секач мы изъяли у Лисье, – пояснил Листрейд, указав на нож. – Хитрый лис решил его спрятать, повесив между других ножей на стену. На нем экспертам удалось обнаружить следы крови.

– Крови? – воззрился на инспектора Шерлок Зай.

– Да-да, именно крови! Казалось бы, на ржавчине невозможно ее увидеть, но мы ее обнаружили. Не правда ли, наука удивительно шагнула вперед?

– Возможно, – сдержанно согласился Шерлок Зай, внимательнее приглядываясь к ножу.

– Но я не совсем понимаю, при чем тут кровь? – спросил я, хотя от подобного заявления меня передернуло. Вида крови и ран я категорически не переваривал.

– Ну как – при чем? – растерялся Листрейд. – Это же орудие убийства!

– Смею вам напомнить, дорогой Листрейд, – произнес Шерлок Зай, смущенно почесывая нос, – что так называемый Колобок, как бы поточнее выразиться… он, по сути – хлебобулочное изделие.

– И что же? – спросил инспектор.

– Насколько я осведомлен в пекарном дела, крови в хлебе не бывает.

– Вы уверены? – засомневался Листрейд, подозрительно поглядывая то на Шерлока Зая, то на меня.

Мы оба дружно закивали.

– Кх-м. – Листрейд после секундного замешательства кашлянул в кулак и, взяв со стола здоровенный нож, повертел в лапе. – Пожалуй, вы правы. Но откуда в таком случае на ноже кровь?

– Могу предположить, что кровь могла попасть на клинок гораздо раньше, чем нож оказался у Лисье. Ведь он утверждает, что кукри ему подарили на день рождения.

– На мой взгляд, крайне спорное утверждение, господин Зай! – заартачился Листрейд. – Но, сдается, насчет крови вы правы – нож, по-видимому, не имеет отношения к данному преступлению. Хотя…

– Хотя – что? – спросил я, не дождавшись продолжения.

– Да нет, ничего. Но вот корочка хлеба и крошки неопровержимо доказывают факт съедения хитрым лисом Колобка.

– Разрешите, мы с моим коллегой их осмотрим? – Шерлок Зай протянул лапу к пакетикам, лежащим на краю стола.

– Дорогой Шерлок, мне кажется, в том нет необходимости. – Листрейд мгновенно вцепился в пакетики, как будто боялся, что Шерлок Зай что-нибудь сотворит с ними.

– И все же! – продолжал настаивать Шерлок Зай. – Если улики действительно веские…

– Хорошо, – скрепя сердце согласился инспектор. – Только, прошу, не повредите их ненароком.

– Обещаю.

Листрейд, помедлив для проформы, осторожно передал пакетики Шерлоку Заю. Тот развернул их, тщательно оглядел содержимое, принюхался, а затем передал мне один из пакетиков.

– Что скажете, коллега?

Я принял пакет, осторожно извлек жесткую корочку и повертел перед глазами. Листрейд очень внимательно и с некоторым подозрением наблюдал за моими действиями. Его взгляд сильно меня смущал, но я заставил себя не отвлекаться на пустяки и думать только о деле.

Поднеся корочку к клюву, я деловито обнюхал ее, потом осторожно отломил крохотный кусочек, сунул в клюв и долго и сосредоточенно перекатывал сухую крошку на языке.

– Ну что? – спросил Листрейд, не вытерпев охватившего его возбуждения. – Не томите, господин Кряк!

– Хлеб, – сказал я, выплюнув крошку. С инспектора еще станется обвинить меня в поедании улик.

– А я что говорил! – от радости Листрейд аж подскочил.

– Очень сухой. Как минимум двухнедельной давности, а может, и больше, что косвенно подтверждается обильным разрастанием плесени.

– Но… – Морда инспектора вытянулась, еще больше заострившись, уши прижались к голове. – Этого не может быть!

– Простите, господин Листрейд! – Я не мог позволить какому-то полицейскому недоумку унижать мое профессиональное достоинство. – Да будет вам известно, что я с отличием окончил годичные курсы дегустации, о чем имею официальное свидетельство.

– Простите, господин Кряк, я никак не хотел вас обидеть, но… Нет, невозможно! Этот кусок корки – главная улика в деле!

– Ничем не могу помочь, – отрезал я, возвращая заплесневелую корку в пакет. – Если вы не доверяете моим выводам дипломированного специалиста, можете обратиться к кому-нибудь другому. Но я уверен, результат будет тем же. Кстати, хлеб сделан из ржаной муки первого сорта с примесью отрубей.

– Разве? – еще больше расстроился Листрейд. Судя по его виду, он уже сильно жалел, что с нами связался.

– Не сомневайтесь. Хлеб похож на тот, которым торгуют в лавке Сусли Камору. Хотя по мне, так муку можно было бы использовать сортом пониже.

– Скажите, что вы пошутили, ошиблись! – вцепился в меня Листрейд. Казалось, он с досады вот-вот разрыдается.

– И не подумаю! – я отступил, взмахнув крылом, и вытянул шею. – Вы, блюститель закона, пытаетесь заставить меня солгать?

– Нет, что вы! – перетрусил Листрейд. – Просто… просто я не знаю, что теперь можно предпринять. Господи, полный крах всего дела! А крошки? – вдруг спохватился он. – Умоляю, господин Кряк, проверьте крошки! Может, они те самые? Колобковые?

– Если вы настаиваете, – повел я плечами и, сунул клюв во второй пакет и слизнул одну из крошек. – Хлеб из пшеничной муки высшего сорта, дрожжи натуральные, три дня выпечки от силы.

– Замечательно! – обрадовался Листрейд. – Вот оно, совпало!

– Не торопитесь, инспектор, прошу вас, – прервал преждевременное ликование Шерлок Зай. – Продолжайте, коллега.

– Очень схож по составу с батонами из той же булочной, – закончил я, возвращая пакетик с крошками на стол.

– Все пропало… – Листрейд с обреченным вздохом медленно опустился на стул и принялся раскачиваться из стороны в сторону. – Мое дело развалилось, полностью и бесповоротно! Наши эксперты утверждали, что им не с чем сопоставить улику, но они ошиблись. Ошиблись! Их ноги завтра же не будет в штате полиции, клянусь!

Листрейд вскочил со стула и заметался по кабинету, яростно сжимая когти. Внезапно он остановился посреди комнаты и повернулся ко мне.

– Где же вы были раньше, господин Кряк? Где, я вас спрашиваю?

Вопрос показался мне риторическим, и я лишь молча пожал плечами.

– Инспектор! – жестко сказал Шерлок Зай, грохнув лапой по столу, отчего одна из внушительных стопок бумаги покосилась, и с нее сорвалось несколько листков. Кружась они опустились на пол и скользнули под стол. – Возьмите себя, наконец, в лапы!

– Да-да, вы правы, дорогой Шерлок, – опомнился Листрейд, опустился на четвереньки и полез под стол за упавшими листами. Спустя некоторое время он выбрался наружу, аккуратно складывая листочки один к другому. Лапы его заметно дрожали. – Скажите, что мне теперь делать? Ведь с меня за это дело три шкуры спустят.

– Необходимо все тщательно обдумать. – Шерлок Зай опустился на стул и призадумался. – Скажите, инспектор, вы, случайно, не делали снимки у малинника, где предположительно медведь столкнулся с Колобком?

– Как же! – вновь оживился Листрейд. – Конечно, делал. Но анализ снимков ничего не дал. Там обычно бродит множество медведей – вся поляна истоптана их лапами, – да и следы Колобка присутствуют.

– Можно взглянуть на эти снимки?

– Да, конечно.

Листрейд бросил листки на стол, обежал его и едва ли не с головой нырнул в выдвинутый ящик. Затем протянул Шерлоку Заю пакет со снимками.

– Вот!

Шерлок Зай неторопливо открыл пакет и вынул из него поблескивающие глянцем черно-белые фотографии. Мне стало интересно, и я заглянул ему через плечо.

– Судя по следам на снимках с пятого по десятый, если у Колобка и произошло столкновение с медведем, то жертва ушла с поляны живой и здоровой. Следы Колобка теряются лишь у норы лиса, что и навело нас на мысль о причастности Лисье к данному делу. – Листрейд помолчал и с досадливым вздохом добавил: – Чтоб оно провалилось вместе с этим Колобком!

Фотографии действительно запечатлели овальные следы, которые вели прочь с поляны и резко обрывались почти у самой лисьей норы. А у малинника оказалось и вправду сильно натоптано: медвежьи следы перепутывались с идеально овальными углублениями, оставленными ногами Колобка.

– А скажите, ваш заявитель, так называемая баба, не жаловалась случайно, что у нее в последнее время творится неладное в хозяйстве? – неожиданно спросил Шерлок Зай, оторвавшись от созерцания снимков.

– Не совсем понимаю, какое это имеет отношение к делу, – оторопело уставился на него Листрейд. – Но… что-то такое, кажется, было. Мне нужно поднять бумаги.

– Поднимите, если вас не затруднит, – кивнул Шерлок Зай, продолжая перебирать фотографии.

Листрейд долго копался в бумагах, шурша листами и перекладывая записи с места на место, пока не обнаружил то, что искал.

– Вы правы, Шерлок! – обрадованно взмахнул он бумагой. – Гражданка баба действительно жаловалась.

– На что именно? – не поднимая головы, спросил сыщик.

– Э-э… – Инспектор поднес бумагу к глазам и долго вчитывался. – Она просит разобраться с пропажей овощей из погреба, кур из курятника, а также меда из ульев.

– Когда подано заявление: позже, чем арестовали Лисье, или раньше? – Шерлок Зай задумчиво подергал нижнюю губу.

– Позже, буквально на следующий день, – ответил Листрейд, сверившись с датой заявления. – Но я все равно ничего не понимаю. Какая может быть связь между заявлением о краже и убийством Колобка?

– Сперва я хотел бы уточнить, где была обнаружена сухая корка?

– У входа в нору Лисье, – нехотя отозвался Листрейд. – Но все-таки, что общего у убийства Колобка и кражи овощей, меда и кур? – Он нетерпеливо потряс бумагой.

Шерлок Зай аккуратно сложил стопкой фотографии и пронзительным взглядом уставился на инспектора.

– Дорогой мой Листрейд, а кто вам сказал, что убийство вообще имело место?

– Как, как? – опешил инспектор, застыв у стола с листом бумаги в лапе. – Уж не хотите ли вы сказать, что Колобок жив?

– Не только хочу, но и настаиваю на этом.

– Невероятно! С чего вы так решили, Шерлок Зай?

– Но это же элементарно! Разгадка дела заключается именно в снимках и заявлении, которое вы сейчас держите.

– Шутить изволите?

– Ничуть. – Шерлок Зай поднялся со стула, прошел к столу и, положив на него фотографии, придавил их лапой. – Более того, я заявляю, что данное дело можно будет закрыть уже сегодня, если мы поторопимся.

– Куда же вы собрались, если не секрет?

– Не только мы с Уотерсоном. Очень надеюсь, вы тоже отправитесь с нами. И еще я взял бы на себя смелость рекомендовать вам отпустить Лисье. Улик против него, как видите, нет. К тому же нам может пригодиться союзник, заинтересованный в поимке настоящего преступника.

– Как я могу освободить главного подозреваемого в деле?

– Инспектор, еще до захода солнца вы получите нового подозреваемого, которому точно не удастся отвертеться.

– Вы уверены? – Листрейд, снедаемый тяжкими сомнениями, все колебался.

– Более чем. Так что, инспектор? Будете топтаться на месте и дальше, или все же поторопимся?

– Но что я скажу прокурору?

– Вы обязательно что-нибудь придумаете.

– Придумаете… Но я даже не знаю, кого вы подозреваете!

– Главных свидетелей с идентичными травмами морды.

– Хм-м! – Листрейд долго колебался, постукивая по столу когтями и наконец решился: – Будь по-вашему!

Похоже, инспектору не терпелось поскорее поставить жирную точку в столь запутанном деле.

– Подождите на улице, я сейчас переговорю с прокурором и составлю бумагу на освобождение Лисье. Но смотрите, Шерлок Зай… – погрозил он когтем сыщику.

Сыщик лишь пожал плечами и двинулся к выходу, на ходу набивая трубку. Но у самых дверей обернулся.

– Да, и захватите с собой еще пару зверей. На всякий случай, мало ли что…

Пока мы дожидались Листрейда, я все ждал, когда Шерлок Зай объяснит суть происходящего, но тот лишь задумчиво дымил трубкой, глядя в серое, бугрящееся низко летящими тучами небо. Исполненный любопытства, я уже решился задать вопрос, но тут из дверей вышел инспектор в сопровождении двух полицейских-волков – огромных, серых, с очень злобными мордами – и ничего не понимающего Лисье. Заметив Шерлока Зая, Рыжуа Лисье подбежал к нему.

– О господи! Это вы! Но скажите, как вам удалось образумить инспектора? – с чувством выпалил лис. На его морде отражались одновременно радость, испуг и недоверие. – Даже не знаю, смогу ли я вас когда-нибудь отблагодарить!

– Право, не стоит, – ответил Шерлок Зай. – Главное, вы на свободе.

– Но я не понимаю… Черт! – Лис смущенно почесал затылок. – Впрочем… Что я могу для вас сделать?

– Вы можете помочь схватить настоящих преступников, – кивнул ему Шерлок Зай.

– Да-да, я с радостью, я готов! – мгновенно загорелся Рыжуа.

– Значит, убийство все-таки имело место? – нахмурился Листрейд: он ожидал нас чуть поодаль и прислушивался к разговору.

– Разве я говорил об убийстве? – повернул к нему голову Шерлок Зай. – Я сказал: «схватить настоящих преступников», а в чем заключается преступление, вы узнаете в свое время. Давайте поторопимся, а то скоро начнет темнеть.

– Скажите хотя бы, куда мы направляемся?

– Сначала к зайцу, потом к волку, а после заглянем к медведю. Подозреваю, что самое интересное нас ожидает именно в медвежьей берлоге.

– Вы имеете в виду тех троих, которым не удалось закусить Колобком? – спросил Листрейд, нагнав Шерлока Зая.

– Именно, – подтвердил тот, бодро вышагивая в направлении леса.

– Ничего не понимаю. При чем здесь они?

– Скоро все узнаете, коллега. Я должен для начала проверить свою версию.

Мы углубились в лесную чащобу. Серый день и без того давал очень мало света и тепла, а в лесу воздух и вовсе был промозглым, и казалось, будто наступил поздний вечер: верхушки деревьев, плотным шатром сходясь над нашими головами, почти не пропускали света. Под ногами пружинил мох и что-то все время неприятно хлюпало. Неприятно, в смысле, для всех, кроме меня. Для меня погода и все остальное было в самый раз.

К норе Пыха Заяйса – и такие необычные фамилии, оказывается, бывают! – мы вышли очень скоро. Нора притаилась под большой старой березой, надежно скрытая орешником, буйно разросшимся вширь и ввысь. Инспектор уже бывал здесь, потому уверенно раздвинул ветви кустарника и направился к лазу. Остальные устремились за ним по пятам.

Остановившись у почти идеально круглой дыры лаза, Листрейд постучал ухоженными когтями по дощечке с именем владельца над входом в нору. Из норы донесся шорох, но никто не вышел и не отозвался. Инспектор подождал немного и постучал уже кулаком. В норе зашуршало сильнее. Я услышал, как осыпаются мелкие камешки, скатываясь по лазу внутрь.

– Кто там? – гулко ухнуло из норы. Голос был крайне недовольный, взволнованный, с хрипотцой.

– Полиция! – гаркнул в нору Листрейд. – Выходите, Заяйс!

– А меня нет дома, – ответила нора, и все опять стихло.

– Не очень убедительно, но занятно, – заметил сыщик, стоя позади инспектора. – Вам не кажется, дорогой Листрейд, что нам здесь не очень рады?

– Мне тоже так показалось. Эй, Заяйс, выходите немедленно! Хватит нам мозги пудрить!

– Сказано же: меня нет! Приходите завтра.

– Да он над нами издевается, – всплеснул лапами Листрейд. – Ну, хорошо! Вы двое – за мной, – скомандовал он волкам и полез в нору.

– Не имеете права! Это произвол! – тут же раздался сдавленный крик Заяйса. – Сейчас же убирайтесь!

– Неподчинение властям, введение в заблуждение полиции, нежелание содействовать расследованию, – прорычал Листрейд, пробираясь по узкому лазу. – Ай! Нападение на инспектора при исполнении!

– Как вы там, инспектор? – участливо спросил Шерлок Зай, нагибаясь к самой норе, но в плотной темноте ничего не было видно.

– Проклятый Заяйс засветил мне чем-то в глаз! – прогудело снизу. – Ну, держись, косой! Именем закона… Ох!

– А теперь? Что теперь? – забеспокоился Шерлок Зай, переживая за судьбу инспектора.

– Теперь, похоже, в меня попали крупным огурцом.

– Поаккуратнее там, дорогой Листрейд, а то следующим снарядом может оказаться кочан капусты.

– Благодарю за предупреждение… Ага, попался! Ах ты, гад ушастый!.. Не угадали, дорогой Шерлок, следующей оказалась репа! А вот и капуста, и… Господи, да тут целая овощебаза! Ребята, взять его!

Из лаза донеслись волчий рык, истеричные визги и шумная возня. Что-то бухнуло, разбилась глиняная посуда… И еще раз, и еще. И вдруг все разом стихло.

Из лаза показалась голова Листрейда. Выбравшись на волю, инспектор отряхнулся и потрогал шишку на лбу. Да и левому глазу досталось.

– Возмутительно! Никакого уважения к властям, – проворчал он. – Меня, инспектора, забрасывать всяким гнильем!

Следом за инспектором из норы выбрались оба волка. Первый полицейский держался за распухший нос. Второй ощупывал пострадавшее ухо, а свободной лапой тащил за уши упирающегося зайца.

Пых Заяйс был связан крепкой веревкой по задним и передним лапам, но продолжал дергаться, извиваться и рваться в кусты. Полицейский приподнял арестованного над землей, и заяц разом успокоился, поджав связанные лапы. Лишь бегающие глазки выдавали его крайнее волнение.

Шерлок Зай проник в опустевшую нору. За ним спустился и я, сгорая от любопытства. Заячье жилище оказалось довольно обширным. Три комнаты в лесной чащобе – большой шик. Обстановки, правда, в норе было не очень много: лежанка из хвороста, низенький кособокий стол, какие-то деревянные коробки или старые ящики, заваленные всяким ненужным хламом. С потолка свисали покрытые пылью «светлячковые» фонари. Оплывший свечной огарок на столе, скорее всего, погас во время сражения. А в дальней из комнат едва ли не до потолка громоздилась гора овощей. У меня глаза от удивления чуть не полопались – вот честное слово! Такого изобилия мне ни разу в жизни не доводилось видеть. Чего тут только не было: огурцы, помидоры, капуста, редис, свекла, репа и прочее, и прочее.

– Офигеть! – выдохнул я.

– Совершенно согласен, коллега, – сдержанно согласился Шерлок Зай и полез обратно, наружу. Я последовал за ним.

Когда мы выбрались на поверхность, инспектор уже вещал наверху:

– Господин Заяйс, вы арестованы и предстанете перед судом за свои преступления!

– За что? Я ничего не сделал! – забился в крепкой волчьей лапе перепуганный Заяйс, разом побелевший раньше установленного природой срока.

– Следствие разберется, кто и что сделал, – важно заявил Листрейд. – Отнесите арестованного в КПЗ, оформите и возвращайтесь с подкреплением.

– Вы уверены, патрон? – с сомнением в голосе спросил волк с разбитым носом. – Я имею в виду, насчет подмоги?

– Само собой! Это был всего лишь заяц, и посмотрите, как он нас отделал. Следующий на очереди волк, А после него – медведь, если верить Шерлоку Заю.

– Слушаюсь! – гаркнули оба волка и сорвались с места.

Один из них закинул себе на спину арестованного, и Заяйс, тараща жалостливые глаза, трясся, поскуливал и поджимал связанные лапы. Волки уносились прочь широкими скачками.

– Ну, дела-а, – протянул Листрейд, опускаясь на мшистую кочку. – Вот сукин сын: целый овощной склад в норе! Вы знали, что мы увидим? – спросил он сыщика.

– Предполагал. Но, честно признаться, меня тоже поразил размах.

– Думаете, это пропавшие у бабы овощи?

– Предполагаю, что – да.

Шерлок Зай не любил делать преждевременные выводы.

Нет смысла описывать, как мы битый час прождали под березой возвращения волков с подмогой. Я уж, грешным делом, начал думать, не заснули ли они по дороге. Но они вернулись, приведя с собой… черепаху! Оказалось, больше никого в столь поздний час отыскать в полицейском отделении не удалось.

– Нет, я все понимаю… – Листрейд в третий раз обошел вокруг Кремня Черепыха – так звали рептилию из Отдела регистраций. – Но неужели никого больше не было?

– Никого, патрон, – шмыгнул волк опухшим носом. – Часть уже дома. Остальные – кто на обеде, кто охраняют заключенных.

– Мда-а! – протянул инспектор, теребя когтем ухо.

Черепых следил за ним немигающим взглядом, вытягивая складчатую, похожую на пожеванный ремень, шею, и молча ожидал вердикта начальства.

– Ладно, делать нечего, – махнул лапой Листрейд. – Но учтите: никакой задержки я не потерплю! Если что, вот это, – он ткнул когтем в сторону притихшей рептилии, – понесете на собственном горбу.

– Слушаюсь, патрон! – вытянулись «во фрунт» оба волка.

По их мордам было видно, что они не особо рвутся тащить на себе эдакую тяжесть. Но оказалось, Черепыха можно катить, поставив на ребро, и волки сразу повеселели.

До норы волка по имени Хрящ Лохматый добрались быстро. Нора, в отличие от заячьей, не таилась за кустами или деревьями, а нахально взирала на нас черным глазом из невысокого бугра. Вокруг норы во множестве валялись белые, начисто обглоданные кости небольших птиц и разноцветные перья. Меня передернуло, но я стиснул клюв и решительно пошел за инспектором и Шерлоком Заем.

– Весьма странно. Перышки какие-то, – мрачно произнес Листрейд, подняв длинное, черное, с синеватым отливом перо. – Павлин? Или попугай?

– Петух, – лаконично заметил Шерлок Зай. – Обычный домашний петух.

– Вы так считаете? – нахмурился Листрейд, вертя в когтях перо.

Бросив его на землю, инспектор приблизился к норе, в которую свободно мог войти, не пригибаясь.

– Эй, Лохматый, вы дома?

– Чего надо? – На пороге норы возник довольно крупный волк, гораздо крупнее, чем полицейские. Прислонившись плечом к краю дыры, он нагло уставился на Листрейда и принялся ковырять острой косточкой в зубах. – Ну?

– Мы хотели бы осмотреть ваше жилище, – не смутившись, заявил инспектор. – У следствия есть некоторые подозрения на ваш счет. Вот постановление!

– Ха! А больше ничего не хотели бы? Пр-роваливайте, пока целы!

Хрящ Лохматый сыто рыгнул и оскалился в наглой ухмылке.

– Угрозы представителю власти? – ледяным тоном осведомился Листрейд, глядя снизу вверх в глаза серому амбалу.

– Понимай, как знаешь, инспекторишка.

– В таком случае придется применить силу. Эй вы! – окликнул Листрейд волков. – Взять его!

Волки бросили Черепыха, настороженно выглядывавшего из панциря, пригнули головы, выставили передние лапы и синхронно, лапа в лапу, пошли на Лохматого, но тот даже глазом не повел. Когда полицейские приблизились, он вдруг ловко сграбастал обоих за глотки и расшвырял в разные стороны.

– Ха, полиция! Вертел я вашу полицию! – расхохотался Лохматый прямо в морду Листрейду. – Ну, а дальше-то что?

– Дальше? – спросил инспектор и вдруг бросился на Лохматого и вцепился тому острыми зубищами прямо в нос.

– Ой-ей-ей! – взвыл Хрящ, пытаясь оторвать от себя инспектора за шкирку. – Бусти, больдно же! Дак дечестно!

– Гы-ы! – прорычал Листрейд, лишь сильнее стискивая зубы на носу волка.

По-видимому, «гы» должно было означать нечто вроде «не отпущу».

– Бусти! Ну, бусти же!

Хрящ завертелся на месте, и тут незаметно подобравшийся к нему Черепых вытянул шею и цапнул острым клювом Лохматого за палец.

– Ай! – Волк подпрыгнул на пару метров вверх и угодил в лапы подоспевших полицейских. Те со знанием дела опрокинули буяна на землю и скрутили.

– Дедавижу вас! Дедавижу! – гундосил Лохматый, дергаясь в попытке скинуть с себя двух пристроившихся на его широкой спине волков.

Листрейд наконец разжал зубы, сплюнул и одарил презрительным взглядом поверженного Лохматого.

– Сопротивление представителям закона. Нанесение побоев. И еще кое-что весьма занимательное. – Инспектор наклонился, поднял с земли перо и повертел им перед погрызенным носом волка.

– Оно не мое! Мне подбросили! Не докажете! – забился Хрящ под полицейскими. Те насилу удерживали здоровенного волка.

– Ах, подбросили? – взбеленился Лисье, до того тихо стоявший в сторонке под деревом. – С-сволочь серая! Да я из-за тебя едва за решетку не угодил!

Никто и глазом не успел моргнуть, как Лисье, сжав когти, подскочил к волку и со всего размаху саданул ему в здоровый глаз.

– Вот тебе, получай!

Голова Лохматого дернулась, глаза закатились, из пасти вывалился красный язык, и волк затих. Его правый глаз быстро заплывал, сравниваясь в размерах с отеком на левом глазу, подбитым еще, судя по всему, Колобком. И вдруг из пещеры донеслось беспокойное квохтание кур и звонкое «ку-ка-ре-ку» петуха.

– Вот тебе и «подбросили», – произнес Шерлок Зай.

– Свяжите его покрепче, – приказал Листрейд. – Оставим пока здесь и заберем на обратном пути. А сейчас – к медведю!

Берлога медведя Топтопыча располагалась меж корней огромного раскидистого дуба. В тени его кроны больше не росло ни одного дерева или кустика, словно дуб, охраняя свое личное пространство, каким-то образом не допускал неудобного ему соседства. Но на самом деле проблема крылась не столько в дереве, сколько в хозяине берлоги. Именно Топтопыч, отличавшийся особенной нетерпимостью к зеленым насаждениям, беспощадно выдирал и вытаптывал все подчистую, пресекая на корню попытки деревьев и кустарников прорости в пределах его владений. Кстати сказать, фамилию и имя медведя никто не знал, а за буйный нрав и привычку топотать, когда тот бывал крайне недоволен чем, он и получил прозвище Топтопыч.

Листрейд первым приблизился к берлоге и в задумчивости застыл. Медведь – это вам не заяц и даже не волк. Полицейские тем временем докатили до берлоги Черепыха, прислонили к корням дерева и теперь стояли, обмахиваясь лапами.

Листрейд все медлил.

Мы с Шерлоком Заем и Лисье подошли к инспектору и уставились в проем, обрамленный толстыми корнями дуба и заполненный густой, непроглядной чернотой. Из берлоги доносились какие-то странные тягучие, чавкающие звуки, которые мне никак не удавалось распознать.

– В чем заминка, дорогой Листрейд? – полушепотом спросил Шерлок Зай.

– Да вот, пытаюсь разработать стратегию, – инспектор задумчиво растопырил когти на правой лапе.

– Мне кажется, фактор внезапности будет нам на лапу, – предположил Шерлок Зай инспектору. – Если мы всей толпой кинемся в берлогу, как можно сильнее шумя, медведя может обуять страх, и мы его скрутим.

– Вы уверены, коллега, что его обуяет именно страх? – уточнил Листрейд. – А не слепая ярость?

– Он преступник. – Шерлок Зай ткнул чубуком трубки в сторону берлоги. – А преступник все время находится в страхе перед внезапным разоблачением.

– Возможно, вы правы, – вздохнул Листрейд и поправил пояс с прицепленной к нему дубиной, которой почему-то предпочитал не пользоваться.

Наконец он решился, и, набрав полную грудь воздуха, с громким воплем ринулся в широкий лаз. Мы с Лисье и Шерлоком Заем побежали за ним, но нас опередили двое волков, проскочивших под самым нашим носом.

Лаз с крутым уклоном мгновенно выбросил нас на плотно утоптанный пол внушительной по размерам берлоги, освещенной двумя кривыми, в потеках самодельными свечами. Мы поспешно вскочили, и все, кроме меня, бросились к Топтопычу, возившемуся с большой бочкой в дальнем темном углу. Я резонно решил не встревать в драку – толку от меня, сами понимаете.

Заслышав рычание, вырывавшееся сразу из пяти глоток разом и усиливаемое сводом берлоги, медведь вздрогнул, резко обернулся на шум и сжался в комок. Потом вдруг рванулся вбок, пытаясь обогнуть спешащих к нему размахивающих лапами зверей. Возможно, зрелище на самом деле было устрашающим и оттого прибавляло медведю прыти, но скрыться косолапому не удалось. Он случайно зацепил задней лапой бочку, с которой возился до того и, как выяснилось позже, оказавшейся аппаратом для выжимки меда. Мед тягучей струей хлынул из бочки; лапы Топтопыча разъехались в стороны, и он прилип к полу. И тут волки, а за ними и Лисье с инспектором навалились на косолапого.

Завязалась драка. Брызги меда и клочья шерсти летели во все стороны. Медведь, рыча, безуспешно пытался стряхнуть с себя полицейских, Шерлока Зая и кипящего жаждой мести Лисье. Но движения медведя сковывал пролившийся мед, да и нападавшие все время липли к его свалявшейся шкуре. На Топтопыча градом сыпались удары, полицейские висли на задних лапах медведя, остальные драли когтями густую шерсть и пребольно впивались ими в кожу.

Но в какой-то момент Топтопычу удалось скинуть с себя полицейских, Листрейда и Шерлока Зая. Он перевернулся на бок, распихал их задними лапами, вскочил с пола и бросился к выходу. Лисье продолжал висеть на медведе, вцепившись в него мертвой хваткой. Я же, широко расставив крылья, смело преградил Топтопычу дорогу. Но медведь, похоже, даже не заметил препятствия в моем лице, и меня снесло в сторону. Однако сбежать Топтопычу не удалось.

Как выяснилось несколько позже, от оглушительного медвежьего рева и топота, от которого сотрясались стены и пол берлоги, Черепых, прислоненный нижней частью панциря к корню дуба и позабытый всеми в пылу сражения, вдруг начал сползать по корню в сторону лаза и наконец покатился на ребре под уклон, все ускоряясь.

Бац!

Топтопыч застыл с поднятой передней лапой у самого лаза, ведущего наверх, к свободе. Глаза его сошлись на переносице, и он медленно завалился вбок, придавив своей необъятной тушей Лисье. Черепых откатился чуть в сторону, осторожно выдвинул из панциря голову и раззявил клюв в широкой ухмылке.

Я сначала не понял, что произошло. Остальные, судя по их озадаченным мордам, – тоже. Но когда все прояснилось, мы подбежали к счастливому Черепыху и долго хлопали по панцирю, расточая ему похвалы, пусть даже личной его заслуги в поимке преступника не было – случай помог.

– А вы говорили, на кой нам Черепых, шеф! – заметил между тем один из волков.

– Кто ж мог знать, – пробормотал Листрейд, озадаченно хмуря белесые брови.

Но тут под медведем завозился Лисье, и мы поспешили к нему на выручку. Однако лиса удалось вытащить из-под необъятной медвежьей туши не сразу, но, слава богу, Рыжуа не пострадал. После медведя тщательно связали, а затем все вместе, надрываясь, тащили из берлоги все еще не пришедшего в сознания Топтопыча.

В общем, все хорошо, что хорошо заканчивается. В берлоге при составлении описи были обнаружены: еще одна бочка уже отжатого меда и множество рамок, истекающих медом в ожидании своей очереди, а в одной из коробок, прикрытых грязной тряпицей, обнаружился дрожащий от страха… Колобок – живой и невредимый! Все время, пока Листрейд задавал ему вопросы, тот расстроенно шмыгал носом, виновато глядя исподлобья на инспектора, и шаркал овальной ножкой.

Домой мы с Шерлоком Заем вернулись запоздно, усталые, измученные, но крайне довольные, особенно Шерлок Зай, хотя он старательно пытался скрыть свои чувства. Шутка ли: первое серьезное дело – и такой успех!

Через полчаса к нам заявился Листрейд собственной персоной и долго, с чувством тряс лапу моему другу.

– Но, дорогой Шерлок! – сказал наконец инспектор, присаживаясь к столу, на который я выставил поздний ужин, не забыв и сметану для Листрейда. – Я жду не дождусь, когда же вы поведаете нам, как вам так быстро удалось распутать столь сложное и запутанное дело.

– Вы преувеличиваете, дорогой Листрейд, – отозвался Шерлок Зай, удобно расположившись в своем любимом кресле с тарелкой салата в лапах. – В деле определенно не было ничего запутанного.

– Как? А корочки, а крошки? И как, черт побери, вам удалось связать два, казалось бы, совершенно ничем не связанных друг с другом события? Я имею в виду мнимое убийство Колобка с похищением овощей, меда и кур.

– Все очень просто, инспектор. – Шерлок Зай некоторое время хрустел капустой с морковкой, собираясь с мыслями. – Мне сразу показалось очень странным, что Колобок смог побить волка и, тем более, медведя. О зайце вообще молчу. Но вот с лисом почему-то не смог совладать. Вспомните – и волка, и медведя нам удалось скрутить лишь общими усилиями, а тут какая-то булка, по выражению Рыжуа Лисье, наваляла волку с медведем и была такова.

Зародившиеся у меня сомнения, начали обретать почву после беседы с Лисье и знакомства с уликами. Сами посудите: во-первых, Лисье, с ваших слов, упорно продолжал утверждать, что, проходя мимо малинника, стал свидетелем ссоры Колобка с медведем. А ведь в интересах подозреваемого было бы вообще отрицать встречу с медведем. Во-вторых, Лисье, как установило следствие, действительно появлялся у молочника и в булочной, где приобрел сметану и батон. В-третьих, когда вы явились арестовывать его, Лисье как раз завтракал.

– Да-да, – кивнул Листрейд. – Когда мы нагрянули, он как раз засунул остатки батона в пасть и запивал их сметаной. В жбане осталась еще почти половина.

– Вот видите, инспектор! А теперь ответьте на вопрос: смогли бы вы, съев целого Колобка, впихнуть в себя еще один батон и запить съеденное еще и половиной крынки сметаны?

– Э-э, – растерянно захлопал глазами Листрейд и утер лапой вымазанные в сметане усы. – Весомый довод. Я об этом как-то не подумал.

– Теперь перейдем к уликам, – продолжал рассуждать Шерлок Зай. – Мне сразу бросилась в глаза неуместность в деле ножа – он здесь вроде как совершенно ни при чем. Какой смысл резать Колобка, если его можно просто разломать на куски? К тому же нож на поверку оказался сплошь ржавым и достаточно тупым. Что касается крошек, то с ними все предельно ясно – они остались от батона, который ел Лисье. А вот сухая корочка, обнаруженная у самого порога жилища Рыжуа Лисье, меня по-настоящему заинтересовала. Но все прояснилось благодаря снимкам.

– Не понимаю, что вы в них такого нашли, – пожал плечами Листрейд. – Из снимков нам удалось извлечь лишь одно: Колобок ушел с поляны живым и невредимым.

– На снимках очень много следов – и медвежьих, и Колобка. Вся поляна буквально истоптана их лапами. Но вот в чем странность! Колобок, заехав в глаз медведю, вроде бы, должен спасаться бегством, но – увы! – он почему-то вовсе не торопится убраться с поляны.

– Из чего же вы сделали подобный вывод, коллега? – морда Листрейда еще больше вытянулось, и он даже позабыл на время о сметане.

– Первое, что бросилось мне в глаза – следы удаляющегося от малинника Колобка. Зная его приблизительные размеры, а также размер медвежьей лапы, я пришел к выводу, что Колобок шел неспеша. Именно шел, а не бежал без оглядки, спасаясь от преследования разъяренного медведя. Второй момент, на который я обратил внимание: слишком много следов Колобка у самого малинника, будто он долгое время топтался на одном месте. Причем следы Колобка и медведя перекрывают друг друга. Из этих деталей вырисовывалась довольно интересная картина. Подобное изобилие следов ясно указывает на то, что медведь с Колобком долго препирались о чем-то. Беседа их была крайне напряженной: Колобок нервничал и ходил все время туда-сюда, а медведь топтался на одном месте. Подозрительно и необычно, не правда ли? Что может обсуждать медведь с едой? А принимая во внимание нелепость версии об избиении Колобком медведя, сразу возникает подозрение – не решил ли Колобок откупиться чем-нибудь от зверей, пытающихся его съесть? Сцена же драки, скорее всего, была разыграна специально для Лисье, оказавшегося в самый неподходящий момент рядом с поляной. Затем Колобок добрался до норы лиса и бросил сухую корку рядом с ней, а медведь, крутившийся где-то поблизости, забрал Колобка и унес его к себе. Теперь все выглядело так, будто Колобок пропал у норы Лисье.

– Но почему тогда на снимках, сделанных возле норы Лисье, отсутствуют следы медведя? – выразил сомнения Листрейд.

– Вокруг норы много травяных кочек, и если аккуратно ступать по ним, то следов не останется, – охотно пояснил Шерлок Зай. – Так вот, приняв во внимание все вышеперечисленное, я пришел к выводу, что имел место сговор Колобка со зверями. Ему нужно было чем-то выкупить собственную жизнь. А чем может откупиться Колобок, если у него за душой нет ничего, кроме информации о том, где и как без лишних усилий можно достать еду? Поэтому я и спросил вас, не обращалась ли к вам с каким-либо заявлением особь, именующая себя бабой.

– Гениально! – всплеснул лапами Листрейд, едва не перевернув блюдце со сметаной.

– Будет вам, инспектор. Всего лишь обычная логика плюс немного наблюдательности, – скромно отозвался, откашлявшись, Шерлок Зай. – А далее все оказалось куда как проще.

– Теперь-то мне все понятно! – воскликнул Листрейд. – Услышав о заявлении, вы сразу предположили о сговоре Заяйса, Лохматого и Топтопыча с Колобком.

– Именно так, дорогой инспектор.

– Лохматого и Заяйса Топтопычу пришлось взять в долю, поскольку те могли выдать его полиции, и Колобку пришлось сильно поднатужиться, снабжая зверье лакомой едой. Теперь-то я уверен, что все именно так и было на самом деле!

– Очень рад был вам помочь. И Лисье тоже. Мне кажется, инспектор, будет нелишним принести ему извинения, а возможно, и наградить за содействие в поимке опасных преступников. Как вы считаете? – Шерлок Зай, закинув последнюю щепотку салата в пасть, поставил на стол пустую тарелку и потянулся к трубке.

– Да, вы правы! Я обязательно принесу извинения от лица полиции и похлопочу о награде. – Инспектор поднялся из-за стола. – За сим разрешите откланяться. Не смею вам больше докучать своим присутствием.

– Ну что вы! Заходите в любое время, инспектор.

– С удовольствием, дорогой Шерлок, с удовольствием, – Листрейд чуть склонил голову и вышел в ночь.

Я продолжал сидеть за столом, стараясь разложить в голове все обстоятельства дела, не упустив ничего, ни одной мельчайшей детали. Тогда-то у меня и возникла мысль записывать самые интересные и захватывающие истории с участием моего друга Шерлока Зая – гениального, но скромного сыщика.

Сам же Шерлок Зай тем временем неторопливо набил трубку табаком, раскурил ее и уставился в потолок. Потом задумчиво закрыл глаза. Морда его светилась непередаваемым блаженством.

Надо сказать, версия Шерлока Зая полностью подтвердилась. Через пару недель в «Вестнике Среднелесья» мы прочли о судьбе Заяйса, Лохматого и Топтопыча. Их признали виновными в краже у бабы при пособничестве Колобка овощей, кур и меда, отчего обвиняемые даже не отпирались. Всех троих приговорили к году принудительных работ соответственно: в огороде, в курятнике и на починке ульев и ухода за пасекой.

Что же касается Колобка, то разбирательство его дела затянулось на очень долгий срок. Непрекращающиеся споры сторон в попытке доказать правоту своей точки зрения, грозили вылиться в бесконечный процесс. Спорили неистово, яростно, до хрипоты и с пеной у пасти, и только чудом не дошло до драки. Но судья, которому давно наскучила пустая болтовня, прекратил прения гулким ударом деревянного молотка…

Присяжные, к великому сожалению Листрейда, единодушно склонились к версии о невиновности Колобка. Ведь любому здравомыслящему зверю, кроме инспектора, было понятно, что Колобок спасал свою жизнь. Дело против него было прекращено. А поскольку однозначно установить, совершеннолетний Колобок или нет, не удалось, судья, после долгих колебаний вынес решение: первое – считать подсудимого несовершеннолетним, поскольку отроду ему было меньше месяца; второе – вернуть Колобка его законному представителю, гражданке бабе, на поруки со строжайшим запретом появляться тому в лесу, во избежание, так сказать. Бабе же следовало уплатить штраф за ненадлежащее исполнение обязанностей по воспитанию отпрыска. И этим, как значилось в газетной статье, «суд еще раз доказал, что он справедлив, но суров». Впрочем, разве может быть иначе?