Завод: назад в СССР

Глава 18

Раздались аплодисменты, и на сцену выпорхнула Анюта. Мне сразу стало понятно, куда она подевалась — для выступления наш контролёр собрала целый сценический образ. Одета она была в явно вручную сшитый костюм… феи, наверное. Я сразу оценил, сколько усилий должно быть потратила Аня на кройку и шитьё. Костюм состоял из пары десятков лепестков, вырезанных в форме листьев. А сзади на тонкой проволоке крепились крылышки, сделанные из чего-то вроде кальки.

Аню встретили очень тепло — как я и думал, девчонка была местной любимицей. Она тоже поприветствовала публику, прижав руку к сердцу и поклонившись.

— Какая же она всё-таки красотка, талант, — вздохнул стоявший рядом со мной «Гоголь».

Аня дождалась, когда в зале установится тишина, и взяла слово.

— Спасибо, что приняли приглашение и пришли послушать мой новый стих. Моё творчество — для вас, и мне очень важно видеть ваши глаза во время выступления.

Раздалась очередная порция аплодисментов, а потом Аня начала читать стих. Я уже слышал самое его начало, но, положа руку на сердце, вчера стих не произвёл на меня должного впечатления. А вот сегодня, со сцены, слова звучали совсем по-другому. Я поймал себя на мысли, что вжался в стену спиной, развесил уши и внимаю каждому её слову.

Я уже не думал о том, чтобы она не забыла слова, не вспоминал о своей усталости. Не люблю возвышенные метафоры, но голос Анюты сегодня был подобен ручейку. «Отпустило» меня только тогда, когда Аня закончила чтение. Теперь настал черёд не просто аплодисментов, а оваций. Будто очнувшись, я включился с запозданием и тоже начал усердно хлопать.

— Браво! Бра-а-аво! — я не удержался от похвалы.

На сцену выстроилась очередь, некоторые хотели вручить Ане цветы. А вот у меня с этим промашечка вышла, о цветах я даже не подумал. С другой стороны, на концертах я-то был всего пару раз за всю жизнь, а на литературных кружках мне ранее и вовсе бывать не приходилось. Откуда я мог знать, как тут принято?

Но это не означало, что Анюта останется без цветов. Я огляделся, подметил на столе у окна стол, на котором стояла ваза с тюльпанами. Думаю, никто не расстроится, если я возьму оттуда хотя бы один, тем более, мне для дела нужно. Незаметно прихватив тюльпан, я пристроился к очереди, которая как раз начала таять

— Ань, получилось на заглядение, — я вручил поэтессе цветок и поцеловал её руку.

Девчонка, которую и без того засмущали многочисленные поклонники, ответила мне признательной улыбкой.

— Спасибо, я так переживала, что запнусь… Егор…

— Слушаю, Анют? — откликнулся я, видя, что девчонка замялась.

— Я решила устроить небольшой банкет в честь нового стихотворения. Вход по приглашениям.

Она сунула руку под листки своего костюма и достала клочок бумаги, тоже вырезанный в форме листика. Вручила мне, я с удовольствием его принял, приоткрыл и увидел, что там рукой Анюты заботливо выведены строки её стихотворения.

— Вот, Егор, это твоё приглашение на банкет. Если хочешь, можешь его не выкидывать — оставить на память о сегодняшнем дне.

Она зарделась ещё больше.

— Спасибо, очень приятно! — поблагодарил я девчонку. — Я его обязательно сохраню.

— Располагайся, а я переоденусь и познакомлю тебя с ребятами, — Аня прошмыгнула за куцую шторку за сценой.

Пока мы разговаривали, остальные ребята уже начали готовить банкет. Из зала вынесли все стулья, а взамен принесли несколько прямоугольных столов. Затем откуда-то из подсобного помещения начали доставать еду, заранее расфасованную по тарелкам. А они подготовились! Я оценил угощение — это были маленькие бутерброды с колбасой и еще с чем-то. Было и шампанское. Мой новый знакомый «Гоголь» как раз был занят тем, что открывал бутылку. Получалось у него так себе, видимо, опыта в этом деле никакого. Я решил помочь усатому, пока пробка бутылки не превратилась в самонаводящийся артиллерийский снаряд. На потолке как раз висел довольно громоздкий плафон, и мне совсем не хотелось, чтобы он грохнулся всем нам на головы и разбомбил стол.

— Давай открою! — предложил я, когда Гоголь уже начал пытаться выдернуть пробку зубами.

— Давай, крепко, зараза, сидит! — пожаловался он, отдавая мне бутылку.

Гости сами собой разбивались на небольшие компании по три-четыре человека. «Гоголь», как и я, оказался один на этом празднике жизни. Поэтому наша компания пока что состояла из двух человек.

— Сим-сим-салабим! — я провернул пробку, чуть потянул на себя и открыл с хлопком.

Поскольку «Гоголь» успел бутылку хорошенько тряхануть, из горлышка полилась пена из шампанского.

— Ух ты ж! — я отстранился, вытянув бутылку перед собой, чтобы шампанское не попало на меня.

А вот тут «Гоголь» среагировал быстро и подставил под шампанское бокал. Напиток удалось благополучно сохранить, не пролив ни капли на пол. Вот это сноровка у литератора!

— Угощайтесь, сударь! — он с довольной улыбкой, понимая, что произвёл на меня впечатление, протянул мне бокал.

Я бокал с благодарностью принял. Из за шторки как раз выпорхнула Анюта, закончив переодеваться. Один из литераторов тут же вручил девчонке ещё один бокал. Я заметил, как в зале появился седой пожилой мужчина, принесший магнитофон. Он установил его в углу, где была свободная розетка, и по залу разнеслась музыка. Вот и праздничная атмосфера подоспела. Аня продолжала чокаться бокалом с литераторами, переходя от одной небольшой компании к другой.

— Вы, как понимаю, первый раз на подобном мероприятии? — спросил у меня «Гоголь», поцеживая шампанское.

— Не знаю насчёт нас, а вот я действительно впервые. Тебя, кстати, как зовут? — решил уточнить я, не все же называть парня Гоголем.

— Николай Васильевич, — представился он и протянул мне руку.

Во как, и правда классик. Но Коля добавил фамилию, оказавшуюся не столь поэтичной — Карапузов.

Я в свою очередь тоже представился Коле, пусть и не так чинно, просто по имени.

— Ничего, если буду тебя Василичем называть? — улыбнулся я.

— Тогда лучше просто Николаем! — заверил тот.

И Коля рассказал, что с недавних пор работает кладовщиком в цехе по производству подшипников. Я тоже рассказал, что работаю в чёрном цеху учеником слесаря. Мой собеседник был, конечно, приятным и общительным пареньком. Но на литературный вечер я все же не к нему пришел, поэтому то и дело поглядывал на Анюту. Та, закончив обход гостей, теперь стояла рядом с седым мужчиной, тем самым, что приволок магнитофон. Оба держали в руках бокалы с шампанским, а Анюта что-то увлечённо рассказывала своему собеседнику, кивая в нашу сторону. Наконец, оба пошли к нам.

— Знакомьтесь, это новые члены нашего кружка, Егор и Николай! — Аня с какой-то гордостью представила нас седому. — Ребята, это Вениамин Лютикович, основатель и бессменный председатель нашего литературного кружка, а ещё главный редактор нашей заводской газеты!

Мы пробрались через череду из «очень приятно познакомиться», и Вениамин с любопытством осведомился о наших планах по участию в деятельности кружка.

— Пока что я вижу свою деятельность, как пассивно-наблюдательную, — Коля начал рассказывать о том, что прямо сейчас он занят написанием романа всей своей жизни. Написано целых пять страниц, но пока труд поставлен на паузу, потому что Николай ищет вдохновение для продолжения работы.

— Похвальное стремление, — кивнув, ответил председатель. — Спешки быть не может, подчас рукописи пишутся всю жизнь.

Как мне показалось, рассказом Николая, он не особо заинтересовался, а вот на меня этот Вениамин посмотрел с куда большим любопытством.

— Егор, Анна сказала мне, что вы поэт и в скором времени будете готовы выступить на следующем поэтическом вечере.

Я только плечами пожал — конечно, спасибо Ане за такую рекламу. Но, мягко говоря, это не соответствует действительности, девушка явно восприняла ту мою фразу с излишним восторгом. Поэт из меня — как из бегемота балерина. Может, я и знаю начало у пары-тройки стихов, и то из тех, которые вряд ли пройдут цензуру. И уж тем более никакого литературного кружка имени меня, я созывать не собирался. Однако Аня смотрела на меня с такой надеждой, как будто от меня зависела судьба целого мира.

Не знаю, что она там надумала, но я решил девчонке подыграть, но так, чтобы самому себя не закапывать.

— Скорее, я начинающий поэт, — аккуратно произнёс я и кивнул на Николая. — Так же, как наш Николай Васильевич, я работаю над стихом всей своей жизни. Первую строку уже написал.

Мы стояли такой тесной группкой, будто и впрямь что-то невероятно серьёзное обсуждали.

— Похвально! — покивал со знанием дела Вениамин, — Такие творческие люди — это опора любого предприятия!

Я постарался не слишком кивать и никак не ответил, потому что на этот счёт имел совершенно иное мнение. Хочешь помочь предприятию, так надо не стихи писать, а вносить рацпредложения. Но каждому — свое.

— А где работаешь, кем? — председатель продолжил проявлять ко мне интерес. — Седьмой цех? Надо же, у меня на днях там будет репортаж об одном выдающемся работнике, ветеран труда! На нашем предприятии он получил это звание одним из первых…

На мой вопрос, как зовут этого человека (может, Палычу награду вручили, а я и не знаю?), председатель ответить затруднился. С другой стороны, на заводе несколько тысяч человек работает, всех и не упомнишь.

А вот следующее предложение стало для меня вовсе неожиданным.

— Егор, мне хотелось выпустить о тебе статью в заводской газете, — объявил Вениамин. — Символично выйдет, на мой взгляд. Молодой поэт и ветеран труда работают в одном цехе!

Я подумал, что всю эту окололитературную карусель надо останавливать.

— Не думаю, что во мне есть хоть что-то, что заинтересует вашего читателя, — я развёл руками, стараясь при этом выглядеть очень серьёзно — мол, я дело говорю, а не от скромности ножкой шаркаю. — Наверное, по нашей милой поэтессе можно собрать статью интереснее. Тем более, мы с ней как раз и работаем в одном цеху.

Аня, как обычно, засмущалась, захлопала ресницами и отвела взгляд. Вообще, скромность всегда украшает человека. И нашему контролёру она была явно к лицу.

— Про Аню в еженедельной газете выйдет статья на целую полосу. А ещё я планирую написать про литературный кружок на целый разворот! — с чрезмерным воодушевлением рассказал председатель.

Я смекнул, что редактору попросту не хватает материала для очередного выпуска. Отсюда и интерес к сапожнику без сапог. Ну или к поэту без стихотворений.

— Может, как-нибудь в следующий раз? Как наберу материал, который можно в вашей газеты опубликовать, — я максимально вежливо отказался от предложения.

— А вы, Николай, расскажете о своем замечательном романе? — председатель на этом быстро потерял ко мне интерес.

Коля, понимая, что сможет получить свою минутку славы, начал воодушевленно беседовать с Вениамином. Тем лучше, у меня же вместо минутки славы появилось своя минутка — для общения с Аней. Собственно, за этим я сюда и приходил.

— Смотрю, у тебя полный кружок почитателей, — я подмигнул девчонке.

Мы с Аней поболтали о том о сем, я предложил тост за её творческий успех и пригубил шампанского. Время летело стремительно, за окнами начало смеркаться.

— Уважаемые товарищи литераторы, — Вениамин вышел на сцену, привлекая к себе внимание. — Попрошу ненадолго отставить бокалы и сделать совместную фотографию!

Идею снимка все восприняли на ура.

Председатель сходил в подсобку, вынес оттуда «Зенит» и видавший виды штатив. Одна из ножек штатива была даже сломана и перемотана изолентой.

— Всех попрошу взойти на сцену для фотографии!

Вениамин не без проблем установил на штатив фотоаппарат. Выглядела эта конструкция крайне ненадёжно. Ну, один-то кадр этот Боливар ещё вынесет, надо думать.

— Пойдем, сделаем фотографию, на память, — предложила Аня. — Потом можно вырезать снимок из газеты и вклеить в альбом!

Я пожал плечами и поддался Ане, которая взяла меня за руку и повела на сцену, где уже толпились литераторы, занявшие все лучшие места. Аню тут же поставили в центре. Ну а мне оставалось занять место с краю. Перспектива не очень, поэтому я недолго думая занял самый первый ряд — иными словами, лег в центре будущего кадра.

— Минуточку! — Вениамин отбежал, взглянул через объектив, поправил фотоаппарат, чтобы в снимок влезли все присутствующие.

Он взвёл затвор, запуская механизм задержки спуска, и, нажав на маленькую кнопочку автоспуска, побежал сам занимать место на сцене.

— Скажите сы-ы-ы-ы-ы…

Лютикович прервался, потому что штатив фотоаппарата начал стремительно заваливаться. Место склейки изолентой просто тихо переломилось пополам.

Бух!

Новенький «Зенит» грохнулся на линолеум. Фотоаппарат успел щелкнуть на лету. Вениамин, хватаясь за голову, бросился к фотоаппарату. «Зенит» остался цел, а вот штатив немедленному восстановлению явно не подлежал. Председатель с пунцовым лицом смотрел то на одну, то на вторую половинку переломанной ножки.

— Я ж без премии останусь, если сорву репортаж про ветерана труда! — воскликнул Вениамин.

— Какой кошмар… — испуганно протянула Аня и перевела взгляд на меня, посмотрев с надеждой. — Егор, а ты сможешь помочь Вениамину Лютиковичу починить штатив?

Видимо, наши приключения с «бычком» так впечатлили её, что она решила — ножку штативу я сращу прямо здесь и сейчас.

— Смотреть надо, — ответил я.

И Аня, у которой это, похоже, уже вошло в привычку, взяла меня за руку и подвела к председателю.

— Вениамин Лютикович, а Егор ведь у нас слесарь! — гордо сообщила она. — Может, дадите ему…

Пока девчонка говорила, я взял штатив и посмотрел, что конкретно там приключилось. Ножки у треноги были сделаны из дерева, с металлическим механизмом регулировки высоты. И вот одна из этих ножек приказала долго жить, по сути, развалившись на две части.

— Что-нибудь придумаем, — заключил я. — Вы только сам штатив принесите, чтобы я размеры снял.

— Не знаю, как вас благодарить! Я носил его к своим знакомым, они делали скобу, — председатель указал на другую ножку штатива, где действительно стояла металлическая скоба в месте перелома. — Но через месяц он сломался снова, только в другом месте!

— Разберемся, товарищ литератор, — повторил я. — А как благодарить, обсудим потом.

Вениамин радостно закивал и начал возиться с упавшим фотоаппаратом. Тот, благо, не пострадал.

— Ну, я, пожалуй, пойду, а ты? — сказал я Ане, намекая, что могу её проводить до общаги.

— Да куда там, Егор! Мне тут ещё пару часов куковать, надо же все убрать после банкета.

На этом мы попрощались. У меня на вечер хватало планов. Например, хотелось таки попасть в тренажерный зал с Вальком. Понятно, что за несколько дней в форму себя не приведёшь, но постараться надо.

— Так-так-так, — Валя заскреб затылок после моего напоминания про зал.

Я застал его на выходе из общаги с сумкой в руках.

— Егорыч, тут такое дело, с ночевкой в одно местечко пригласили… — признался он. — В зал я сегодня не пойду, давай в следующий раз, а? Можешь пока потренироваться с моими гирями и гантелями, в тонус себя перед тренировкой заодно приведешь, лады?

— Что, поступило предложение, от которого невозможно отказаться? — я подмигнул ему.

Одно-то свидание я ему уже нечаянно подпортил.

— Ну-у… — он развёл руками. — Что-то типа того! Без обид. Кстати, Егор, мой дядька деньги тебе за петли передал, я положил тебе под подушку, найдёшь.

К общаге подъехало такси, и Валентин, хлопнув меня по плечу, сел в машину. Что ж, с тренировкой сегодня облом. Я постоял на крыльце, наблюдая за тем, как такси соседа выезжает со двора, а потом поднялся в комнату. На кухню заглядывать не стал — наелся этих квадратных бутербродов на банкете. Зато от щедрости Валька я отказываться не стал и как следует потаскал железо. Новое тело охотно откликалась на нагрузки.

Оставшуюся часть вечера я провалялся на кровати, действительно найдя под подушкой деньги от дяди технолога. Решил почитать ту самую книжку, из-за которой у нас с Вальком на днях случилось непонимание. И быстро начал проваливаться в сон.

Разбудил меня стук в дверь. Стучали тихо, но настойчиво. Я понял, что заснул не раздевшись и, сев на кровати, протёр глаза. Стучать не перестали, так что я поплёлся открывать. Будильник, стоявший на тумбочке, показывал, что сейчас четверть первого. Валёк, может, вернулся? Что-то там у него с ночевкой не срослось? Больше некому навещать меня в ночи.

— Валь, а еще позже нельзя было…

Я осекся и сглотнул, увидев человека в дверном проходе.