Затерянный клан

Глава 1 Незнакомка

Эта молодая женщина привлекала внимание, словно бронебойный патрон на заваленном пустыми гильзами полу. Движения ее неуловимо отличались от манер остальных обитателей Лукьяновской – быстрые, уверенные, спокойные. Охотники, помнящие жизнь до Катастрофы, сказали бы, что перед ними воплощение лисицы, ищущей вход в ценный сарай, которым станция и являлась. Незнакомка двигалась так, словно знала все вокруг до мелочей. Ее прямые волосы, обрезанные ниже плеч по ровной, словно проведенной лазером линии, бросали вызов моде любой станции Креста. Потрепанный военный костюм явно знавал много нехороших дней вместе со своей владелицей и не скрывал ни линий ее фигуры, ни следов собственной многократной починки. Зеленая вязаная шапочка торчала из кармашка на левом плече; на правом – грубого покроя куртка со следами прорех и порезов. Больше всего незнакомку выделяла обувь – явно новая, словно из лучших закромов Метрограда, где она могла храниться в идеальном состоянии с первых дней Катастрофы. Так могла бы выглядеть агитирующая за новую власть активистка, работающая в штабе, оппозиционном по отношению к Кипарису – если бы такой штаб существовал.

Женщина прорезала толпу местных с величием веспертила, налетающего на добычу. И все ее жесты, и пронзительный взгляд, и походка говорили о том, что она не менее опасна. Жители станции расступались, озадаченно глядя вслед, но даже те, кто заметил незнакомку ранее, не рисковали смотреть ей в глаза.

Она и сама почти не смотрела на людей – ее взгляд был направлен в сторону дальнего шатра, чей край высовывался за деревянные ступени, ведущие в теплицы под потолком. Ее не интересовали ни ярмарка, ни запахи свежего мяса, ни чайные ароматы из тесных баров. Незнакомка даже не позаботилась подобрать кем-то оброненный патрон. Лишь один раз она приостановилась напротив картонного плаката, на котором был изображен силуэт мужчины с книгой в одной руке и автоматом в другой. Внизу детской рукой было нацарапано: «Ион, наш учитель на Лукьяновской». Если до этого лицо женщины демонстрировало загадочную улыбку, то при виде рисунка ее глаза наполнились смешливым выражением. Она побарабанила пальцами по плакату, оставляя заметные следы ногтей – и прошла дальше, к шатру.

С ней никто не пытался заговорить. Ее не останавливали. Даже если кого и интересовало, что незнакомка делает на станции и как вообще проникла сюда, то никто ее ни о чем не спрашивал. Женщина была явно не из этого мира, но производила впечатление по-настоящему свободной – и на этот дух свободы никто не смел покушаться.

– Таня, что у тебя с лицом? – первым делом спросил Ванька, набравшись смелости. Он все еще считался самым старшим, и в свои одиннадцать лет всеми правдами и неправдами пробовал высказывать свое мнение, когда ему вздумается.

Сидящая на скамейке девушка, до этого подкручивавшая лампочку, застыла. Ее голова чуть повернулась прочь от света, и она попыталась скрыть прядью волос старый порез на щеке. Затем, словно решив, что незачем прятать от детей эту сторону жизни, вздохнула и включила свет ярче.

– Стукнулась об угол, – сказала она как можно спокойнее. – А ты глазастый.

– Он у тебя уже три месяца, – озадаченно добавил Ваня. – С тех пор как учитель пропал.

– Учитель Ион никуда не пропал. – Таня попыталась сменить тему. – Придет когда-нибудь. О нем слышали в Датаполисе.

– В Датаполисе? Учитель был там?!

– Этого я не знаю, – уклончиво ответила Таня. – О нем там просто слышали.

– Но не видели, – вставила Земфира, не отрывая настойчивый взгляд. – Его уже долго нет. Очень долго. Он нас бросил?

Таня промолчала. Ей казалось, что шрам на щеке начал гореть.

Тимка, как самый мелкий, уже привык ничего не спрашивать, пока к нему не обратятся. Он увлеченно рисовал огрызком желтого карандаша на стократно исписанном альбомном листе поверх бледных остатков прежних картинок. Под ногами Тимки валялись стертые ластики, стащенные им же у техников. Он не задавал вопросы про Иона, но каждый раз, как только речь заходила об учителе, Тимка замолкал и обращался в слух. Именно этот сорванец и смущал Таню сильнее всех, и она старалась подбирать слова особо тщательно.

– У Иона свои дела, – произнесла Таня. – Он обязательно вернется, когда будет свободен.

– Он уже свободен, – сказал Тимка. – Ион теперь сталкер.

Таня с удивлением посмотрела на него.

– Кто тебе сказал? – спросила она.

– Все говорят, – ответил мальчик. – На всей вашей станции. На моей тоже, наверное. Только я давно не помню, какая она, моя станция…

– А ты не подслушивай, что говорят взрослые, – нахмурилась Таня. – Учитель придет, когда захочет. Если его долго нет – значит, он сильно занят. Вы лучше скажите, вы задание выполнили?

– Я забыл, какое задание, – повинился Тимка.

– Как ты мог? – вымолвила Таня с притворной грустью.

– Мне все говорят, что я забывчивый.

Ванька засмеялся.

– Это все потому, что ты про учителя Иона думаешь, – сказала Татьяна. – Все не можешь выбросить из головы. Вот она и занята у тебя одним и тем же.

– Неправда, – возразил Тимка. – Она не занята ничем.

– Вот именно. Так что за задание было, помнит хоть кто-нибудь?

– Я помню, – подняла руку Земфира, хотя никто ее этому жесту не учил. – Выучить таблицу умножения до сорока двух.

– А я видел, как другую таблицу делают, – добавил Ваня. – Она была до тридцати, и дальше по новой.

– Не поняла, – произнесла Татьяна. – Ты о чем говоришь, Ваня?

– Купцы с южных станций теперь до тридцати считают, а потом снова от одного. Так удобнее.

– Как так? Впервые слышу.

– Тридцать – это столько патронов в рожке автомата, – объяснил Ванька. – Если больше, чем тридцать, то выделяют в один магазин, и опять по одному считают.

– А шестьдесят – это два магазина? – спросила Таня иронично.

– Я не знаю, наверное, два. Я спрашивал у купца одного, а он мне по ушам надавал. Сказал, что так валюту считать удобнее. И все остальное тоже теперь в патронах и магазинах считают. Сказали еще, что у них как бы… подождите, я вспомню… тридцатиричная система.

Вжикнула молния на входе в шатер, заставив Татьяну вздрогнуть. Снаружи стояла незнакомая девушка лет двадцати пяти на вид. Мужчины дали бы ей намного больше лет, однако Татьяна разбиралась в подобных вещах. Незнакомка явно имела тяжелое прошлое. Она казалась не принадлежащей ни этой станции, ни другим знакомым закуткам метро вообще. Взгляд уверенной и напряженной хищницы, которая занята спасением детенышей от более крупного хищника. Стройное и крепкое тело, как не до конца разжавшаяся пружина, сдерживающая себя усилием воли. Одежда, собранная словно из разных десятилетий – по местным меркам все равно что разные исторические эпохи.

Подобных ей Таня не встречала, за исключением разве что богатых женщин с северо-восточной ветки, посещавших столицу для медосмотра. Только у обитательниц тамошних станций во взгляде не светились острый ум и решимость идти до конца, чего бы это ни стоило. Не было в лице незнакомки также ни загнанности рабочих с Печерской, ни ленивой расслабленности, присущей актерам музея с Харьковской. Разве что чувствовался груз ответственности. Да и то с вечно недовольными и бурчащими сотрудницами многочисленных станционных исполкомов незнакомка не шла ни в какое сравнение.

– Ну надо же, – сказала она со еле уловимым смешком, изучая уютное убранство шатра. – Такие малыши, а уже задания получают.

– Домашнее, – попробовала объяснить Татьяна. – А вы к кому?

– Домашнее… – повторила женщина почти по слогам. – Конечно. Не снаружи станции же им учиться. Хотя было бы больше пользы. Детишки, у вас хоть дом есть?

Земфира открыла рот, но Татьяна с треском сдвинула журналы на столе и спросила:

– Кто ты?

Девушка зашла внутрь шатра, закрыла молнию за собой. Скинула с плеча куртку, перевесила себе на локоть и села на край скамьи; ее глаза зажглись непонятным энтузиазмом.

– Зовите меня Альбина, – сказала она, обращаясь ко всем сразу.

– Как? – не поняла Татьяна.

– Да, многие удивляются, – добавила незнакомка, по очереди глядя детям в глаза. – В метро приняты простые имена. Лена, Маша, Таня. Лишь бы не выделяться. Выделишься – не выживешь. Заклюют.

– Это не так, – сказала Таня, глядя на озадаченную Земфиру. – В Кресте никого не преследуют за имя. Если редкое, то даже…

– Сестренка, не пори чушь, – поморщилась Альбина. – Я не про ваше дурное подобие общества говорю. Про настоящее метро, где для выживания надо отрезать от себя все, что выделяет тебя из толпы.

– О чем ты? – не поняла Татьяна. – Ты про какое метро?

– Про то, где не ходят поезда и не воруют кошельки. Хотя нет, второе иногда случается.

Тимка уставился на Таню с изумлением. Та спросила:

– Можно поточнее?

– Конечно, – согласилась Альбина. – Меня однажды поставили перед выбором. Могла согласиться на смену имени и всю жизнь терпеть новые правила. Или с самого начала постоять за себя. Так что…

Незнакомка показала растопыренную пятерню. Ее ладонь пересекали несколько шрамов.

– Хороший трюк, – сказал она. – Принимаешь удар ножа в ладошку, смыкаешь пальцы, вырываешь клинок и режешь врага по глазнице. Кровь фонтаном, и неясно, чья она. Но знаете, чему я удивилась больше всего? Что я смогла сомкнуть пальцы!

Земфира закрыла рот ладонью. Тимка выронил карандаш.

Татьяна вскочила.

– Кто ты такая? – спросила она снова, попытавшись придать голосу побольше неуместной строгости.

– Та, кто осталась собой, – ответила Альбина, глядя на танин шрам на щеке. – А ты, похоже, этого не сумела сделать. После того как тебя шестерки Кипариса отделали, ты потеряла дом в Датаполисе и вернулась сюда, детишек учить. Похвально. Только не тебе этим заниматься, уж прости. Как их там звали – Олег и Киргиз?

– Я зову охрану, – сказала Таня, шагая к выходу.

Пальцы сидящей Альбины схватили ее за ногу, сжали чуть ниже колена. Хватка у гостьи была жесткой и бесцеремонной.

– Эй, постой, красавица, – сказала Альбина. – Глянь сюда, а?

Другой рукой она скинула куртку, освобождая зажатую в ладони зеленую ребристую гранату. Звонкий щелчок – и в центр шатра, подскакивая, упало стальное кольцо.

Ваня отшатнулся в ужасе. Татьяна застыла на месте.

– Лучше сядь, – посоветовала Альбина. – Мы же урок проводим, верно?

Таня медленно подошла к детям, села между ними, обняла за спины, стараясь почти не дышать.

– Расслабься, – вымолвила Альбина. – Я лишь посланница.

– Чья?

– Своя.

Тимка не отрывал глаз от чеки на полу.

– Возьми, – сказала Альбина. – Не бойся. Никогда «лимонку» не видел? Тебе же интересно, я вижу. Да, цвет не очень, но краска облупилась давно. Я зеленую шишку нарисовала.

Тимка на мгновение вырвался из-под рук Тани, схватил чеку, вернулся обратно и вцепился в запястье девушки.

– Все хорошо, – заверила гостья. – Вы спрашивали, куда делся учитель Ион? Так я вам скажу. Он жив, здоров, тусуется с «Птицами». Вы же помните, кто это?

– «Птицы» – это команда сталкеров, – сказал Ваня, прежде чем Татьяна успела его остановить. – Живут в Шлюзе, это станции такие еще.

– Умный мальчик, – похвалила Альбина. – Все правильно сказал. Три месяца назад ваш учитель Ион отправился в путешествие, из которого башкой не может вернуться до сих пор, хотя оно у него заняло сутки. Он отвел хорошую девочку Эльзу на Бориспольскую, где добрый доктор Мафусаил должен был ей помочь вспомнить, кто она. Но добрый доктор оказался не так добр, предал Иона и захотел продать девочку злым дядям с Метрограда. Учитель Ион проявил храбрость, спас девочку и отослал ее вместе с ее прекрасным принцем Давидом обратно на Бориспольскую, где они и живут, пока снова кому-то не понадобятся. Неинтересная сказка, правда?

– Что сейчас делает учитель Ион? – спросила Земфира.

– А учитель Ион сам вспомнил, что когда-то таскал автомат, и решил, что такая жизнь ему больше по душе, – ответила Альбина. – И решил он остаться со сталкерами в Шлюзе, если они там, конечно, еще не перебрались наверх. Искать спуск на заваленные станции Красной линии.

– Куда наверх? – спросил Тимка. – В Метроград?

– Ну что ты, мальчик, Метроград же занят.

– Занят? Кем?

– «Метроградовцами», конечно же. Сталкерами, которые не входят в ваше милое государство, потому что родили потрясающий план: не жить как люди со всеми, а долго и печально выживать отдельно, страдать по этому поводу и упиваться жалостью к себе. Разве это не логично?

Таня почувствовала, что утратила нить разговора полностью. Только сейчас она ощутила липкий страх, который внушала ей эта сумасшедшая. Дети, похоже, напуганы почти не были. Они не могли оторвать взгляда от Альбины, и учительница поняла: они в ней видят подругу Иона, и не важно, правда это или нет.

Альбина скептически осмотрела ровную стопку книг на столе.

– Ни одной сказки, – заметила она. – Жаль. Я бы почитала. А это что у вас, «Флора»?

– Это наши книжки про растения, – поспешил сказать Ваня. – Там нет одного листка…

– Знаю, знаю, куча таких в метро, и везде вырван один и тот же листок. – Альбина одной рукой пролистала страницы, полюбовалась деревьями в иллюстрациях. – Красивый был мир. У вас есть шанс дотерпеть до лучших времен и увидеть самим. Кстати, ваши данные устарели, молодой человек. Поговаривают, что в метро уже есть одна такая книжка со всеми страницами. Только сомневаюсь, что вам дадут ее почитать. Разве что вы вырастете и заплатите много денег. Но лучше потратить жизнь на поиск деревьев. Настоящих. За деньги вы это не купите, поверьте на слово. Деньги дают лишь право смотреть на отпечатки жизни.

Тимка завороженно глядел, как Альбина перекидывает гранату из руки в руку, постоянно удерживая зажатый рычаг разными пальцами.

– Перестань, пожалуйста, – попросила Таня, бледнея. – Они еще дети.

– Красавица, я рассказываю чистую правду, – спокойно сказала Альбина. – Ты сама чему их учишь? Не физике же с химией. Кстати, тебе про базовые основы сопромата рассказать? Или ваше процветающее государство не способно найти этому знанию применения? Нет, ты рассказываешь то, что им поможет выжить и вырасти. Как правильно читать. Как почистить свинтуса на ферме. Почему девочки кровоточат, а мальчики нет. Короче, все делаешь верно. И я поступаю так же. Видишь, твои детки уже понимают, что при виде гранаты надо сидеть и молчать, а если говорить, то по существу. И, если будете сидеть спокойно, то мальчик научится, как вставлять чеку обратно.

Татьяна решила ничего не говорить.

– Вот, – произнесла Альбина. – Ты тоже учишься. Думаешь, я жестока? Пройди ты через то же, что и я, хоть на одну десятую – не позволила бы к себе подкрасться. Никто бы не смог избить тебя безнаказанно. Так что…

Альбина покачала головой, глядя в сторону. Казалось, она забыла, что хотела сказать, хотя Татьяна чувствовала: такая женщина не забывает ничего.

– Вот же чертяка Ион, – продолжала Альбина. – И кто просил его лезть к торсионной пушке? Свернул себе мозги на четыре года. Забыл, кто он. Забавно, если окажется, что он не помнит и меня. Но знаете что?

Альбина наклонилась вперед.

– Думаю, теперь он помнит все, и потому возвращаться не собирается, – сказала она, улыбаясь во весь рот. Ее улыбка была жуткой – словно ей неоднократно ломали и чинили челюсть. К тому же у Альбины каждый третий зуб тускло блестел серебром.

Татьяна шумно вздохнула.

– Кто это делал? – спросила она.

– А? – не поняла Альбина, поглаживая гранату. – Ты про что?

– Твои зубы. Где ставят такие пломбы? Я стоматолог, знаю всех в Кресте. Такой работы не видела.

– Ты стоматолог? – не поверила Альбина. – Надо же. Я не знала.

– Где ставят такие пломбы? – повторила Татьяна, прижимаясь к детям. – Ответь!

– Успокойся ты, – сказала Альбина. – На «Каштанке» ставят. Поняла?

– А это где?

Раздался тихий писк, от которого Таня вздрогнула, а Земфира вскрикнула. Альбина посмотрела на часы на левом запястье, выключила таймер.

– Далеко от Лукьяновской, – ответила она и посмотрела на Тимку. – Так, время вышло. Мальчик, подойди ко мне с чекой. Только осторожно.

Она протянула зажатую гранату вперед.

Сглотнув, Тимка подошел поближе, теребя кольцо со стержнем.

– Вот сюда. – Альбина показала на отверстие вверху ребристой смерти. – Видишь? Осторожно только, плавно… Вот так… Молодец.

Альбина быстро загнула предохранительные усики, отпустила рычаг. Сунула гранату в карман, накинула куртку на плечи.

– У вас уютная атмосфера, – сказала она. – Хорошее дело вы с Ионом придумали, признаю. Только, Тань, разработай новую программу. Три месяца гуляли, хватит. Каникулы кончились, начинается новый курс.

Резко отстегнув молнию, Альбина покинула шатер.

Лукьяновская продолжала жить своей жизнью процветающего миниатюрного города. Никто не обращал внимания на то, что происходило внутри шатра, потому что само его существование было обусловлено желанием людей не замечать ничего лишнего вокруг. Если во время работы мешали дети – они отправлялись к Тане в шатер, пусть не всегда и на короткое время. В этот день с Таней было только три ребенка – жители станции по-прежнему игнорировали все, что происходило внутри, чем бы оно ни было. Потому и на выходившую оттуда незнакомку уже никто не смотрел. Напротив, она стала привлекать меньше внимания, чем ранее – сейчас можно было без труда додумать причины ее визита. Молодая женщина с отдаленной станции пришла разузнать про место, куда можно пристроить своего сорванца – может, с надеждой, что удастся оставить его здесь навсегда. В конце концов, подобные желающие находились тут не реже двух раз в месяц. Были еще в Кресте места, где человек в возрасте до десяти лет считался ни на что не годным, кроме любого подобия школы, лишь бы она заслуживала доверие. Таким образом люди хранили веру в новый лучший мир.

Здесь не имелось внутренних патрулей, вся охрана сводилась к редкому контролю платформ да несению дежурства в туннелях. Хотя и подобное происходило все реже. О том, чтобы досматривать случайно выбранных людей на самой станции, и речи не шло. Лукьяновская славилась дружелюбием к туристам – во многом благодаря требованиям Датаполиса. Посещение станции было бесплатным, никто никого не ограничивал. Если не мешать туристам, то они сами начнут вносить свой вклад в обустройство станции. Таков был расчет.

Сегодня он должен был впервые дать серьезный сбой.

Альбина прошла метров двадцать – целое расстояние по здешним меркам. Свернула в узкий бетонный лабиринт, где монотонно гудела лампа, тусклая даже для метро. Принялась ждать посреди пыли и паутины, вслушиваясь в стандартный оживленный шелест станционных звуков.

Примерно через минуту загремел замок и открылась низкая дверь, выпуская из темного проема двух мужчин – коренастых, крепко сбитых и вооруженных. При виде Альбины они перестали переговариваться и озадаченно уставились на нее.

– Здорово, мальчики, – сказала Альбина. – Все еще снуем закоулками? Чего сразу по дороге не пошли, как все нормальные люди? Это известный канал для контрабандистов, вам тут делать нечего. Разве что один из вас тащит контрабандой другого. Скажем, на органы.

– Ты кто? – буркнул один из пришедших.

– Зубная фея.

Улыбнулась.

Ближайший гость попятился.

– Кто из вас Олег, кто Киргиз? – спросила Альбина и подняла руку в останавливающем жесте. – Хотя, знаете, мне плевать. Слушайте оба: дальше вы не пройдете. Возвращайтесь к смотрителю и скажите, что свое распоряжение о закрытии школы Иона на Лукьяновской он может свернуть трубочкой и засунуть себе в задницу. Все поняли?

Мужчины переглянулись. Ближайший из них, хмыкнув, попытался пройти мимо Альбины.

Еле видимое движение – и он повалился на напарника, с ревом зажимая руками поврежденный глаз. Второй гость испуганно обернулся, снова посмотрел на незнакомку, вытащил пистолет.

Альбина прыгнула вперед, перенося вес своего тела на противника, схватила руку с пистолетом, вывернула вверх. Выстрел почти оглушил ее, но мужчина не выпустил оружия – ударил Альбину в нос, дернулся назад, упал спиной на груды свернутых кабелей и гнутые куски арматур и прицелился.

Резким взмахом руки незнакомка разбила единственную лампу, погрузив коридор в темноту. Казалось, вопли человека с поврежденным глазом стали громче. Следом последовали еще два выстрела.

– Зря, – коротко сказала Альбина, вытаскивая гранату. На этот раз она не смотрела, куда упадет чека – швырнула ребристое яблоко по коридору, отступила назад, укрылась за бетонным углом.

Хлопок взрыва оглушил ее окончательно. Лукьяновскую сотрясла волна, импульсом передавшаяся на пол и стены. Послышались вопли перепуганных горожан, и вскоре к месту взрыва уже бежали мужики, вооруженные баграми и лопатами. Конечно, за ними следовали и автоматчики. Здешние жители давно уже не путали выстрелы и сбой трансформатора, а взрыв и вовсе переполошил всех без разбору.

Альбина бросила взгляд на школьный шатер – не поврежден. Смахнула густую белую пыль с куртки, шмыгнула носом, пытаясь остановить кровь. Пошла в сторону выхода, мимо переполошенных жителей станции, прямо к опустевшей платформе, где стояла электродрезина со штандартом смотрителя. Залезла на нее, села в пустующее место водителя, стукнула по кнопке запуска. Затарахтел мотор. Гермоворота были открыты, впуская чернеющую темноту туннеля, ведущего к Датаполису. Напуганная взрывом охрана мирной станции давно сбежала к месту взрыва, и дрезину никто не остановил.

– Разбаловал ты их, Ион, – произнесла Альбина сама себе, осматривая холодный ствол обнаруженного в дрезине дробовика. – Жди меня. Уже скоро.

Глава 2 Уединение

Напрасно жители подземелья полагали, что мертвый город в нескольких десятках метров над головой – самое опасное, что может быть. Если бы они могли найти в себе храбрость, чтобы подняться наверх, по обшарпанному эскалатору, через несколько герметичных отсеков и толстых ворот, то обнаружили бы, что город лишь притворялся мертвым. Притворялся долго и терпеливо, чтобы напасть в неожиданный момент через своих верных обитателей, многие их которых не могли бы существовать в довоенном мире. Ядерная война стала моментом их творения, вторым шансом доказать эволюции право на существование – и никто этот билет сдавать обратно не собирался.

Двери Шлюза на Олимпийской закрылись пару минут назад, и их уже порядком занесло пылью, ядовитыми каплями и местным подобием снега. Единственным проявлением жизни на поверхности сейчас были шестеро мужчин – в привычном им снаряжении и при оружии. Некоторое время после выхода они стояли молча, словно привыкая к месту и вырабатывая внутреннее сопротивление окружавшему их городу. Затем, не сговариваясь, двинулись вперед, и каждый обозревал свой угол местности. Где подводили замутненный стеклом шлема взор и зажатый резиной слух – там выручал опыт. Добравшись до возвышенности, сбитой временем и исковерканной природой в естественный холм нового времени, сталкеры посмотрели на город.

Звук грома подполз как обычно – сумбурно, торопливо, словно негодуя, что опять не поспевал за молнией. Ветер рванул заклепки на поношенном защитном костюме неподвижно стоявшего мужчины, обдал ледяными снежинками, за которыми дунул теплый и влажный поток. В этом мире отдельные течения воздуха конфликтовали друг с другом не хуже, чем копошащиеся внизу крысы и их двуногие любители. Хотя еще непонятно, кто кого любил больше.

Мужчина не шевелился, словно ждал, когда запахи мира проникнут сквозь фильтр противогаза и разорвут шлем изнутри в бесплодных попытках подчинить его воле природы. Но он тоже был ее частью – самобытной и независимой в той степени свободы, которую давали автомат, фильтры и товарищи за спиной.

Скрип встроенной рации в этот раз был обрывистым, приглушенным. Пора менять батарейку. А лучше весь аппарат целиком.

– Феникс, – послышался голос командира.

– Есть Феникс, – отозвался гулкий голос, перемежаемый треском покоцанной техники.

– Ворон.

– Тут.

– Воробей.

– Да.

– Аист.

– Не могу ответить, командир, ребенка выроню…

– Аист!

– Да. Извини, командир.

– Ион.

Нет ответа.

Очередной порыв ветра разбил ледяные осколки о шлем сталкера. Он даже не повернул голову – стоял, словно памятник своим мечтам о себе самом, пока ему на плечо не легла рука в выцветшей перчатке.

– Ион, – произнес Кондор.

Мужчина слегка повернул голову. Коротко кивнул.

– Мне надо слышать, – произнес командир.

– Здесь, – ответил Ион. – Пока еще здесь.

– Оставь его, Кондор, – посоветовал Феникс. – Дай человеку побыть одному.

– Одиночки здесь не выживают, – проговорил командир спокойно. – Многие пытались. Никто не смог.

Ион убрал чужую руку со своего плеча. Мысль Кондора он понимал и даже во многом разделял. Ему лишь хотелось побыть одному, хотя он знал, что это уединение было бы невозможным без группы товарищей, прикрывающих спину.

Уединение – вот что оказалось лучшим из встреченного им наверху. В метро никакого уединения не существовало. Под ним понималось гнетущее, терзавшее душу одиночество, которое могло навалиться в любой момент. Когда оказываешься в туннеле и слышишь рокот запираемых гермоворот. Или сидишь в карцере, не имея никакой работы. Правда, эту сторону социума Ион знал разве что с чужих слов, но хорошо помнил напуганный взгляд жителей Лукьяновской, прочувствовавших это на себе. Одиночество никогда не было добровольным – лишь карой, накладываемой обществом.

Но уединение – совсем другое дело. Разница в выборе. Огромный мир вокруг уже не пугал настолько, чтобы давить невидимыми стенами. Напротив, здесь можно при ряде условий найти свои плюсы. Только самих условий много – внимание, концентрация, доля смирения, внутренняя открытость без отчаяния. Самым сложным стал отказ от попыток изменить этот мир. Те, кто пытался – перегорали в одиночестве.

Все живое здесь жило в гармонии – иногда жестокой, иногда безразличной, и любило уединение, так что Ион по праву требовал от мира свою долю. За подобное право он заплатил слишком высокую цену.

– Три минуты, – сказал Кондор. – Феникс, перевесь снарягу иначе.

– На походку, что ли? – уточнил сталкер. – Мне в боевке лучше… ладно. Аист, подержи ружьишко.

Ион почувствовал, что его снова оставили одного, пусть и по надуманному предлогу – и ощутил укол благодарности. Опустил взгляд на автомат, уставился на него, словно пытался понять, не являлся ли этот агрегат частью его самого. Вынул магазин, протер его о перчатку, вставил снова. Ощущение было таким, словно из души вытащили нечто важное и вернули на место.

«Кто я???»

Автомат словно играл с Ионом в ментальные догонялки – казался то надежным товарищем, то чужеродной вещью. Чем-то таким, что хотелось сразу и выбросить, и, напротив, слиться с ним в монолитную машину. Ион цеплялся за подобные сравнения, прогонял их через разум и сердце, понимая, что только так он может оценить обе стороны себя. Одна сторона личности – бывший шпион под руководством уже покойного генерала Ольшанского, обученный боец, тренированный сталкер, у которого забрали четыре года жизни через непонятные довоенные технологии. Вторая сторона – мирный педагог с отличным послужным списком, который помнит запах шатра на Лукьяновской, шелест страниц учебников, огни перемотанных изолентой гирлянд… Но чьи воспоминания сильнее? И что определяет личность – прожитые события или их актуальное восприятие?

За те три месяца, что Ион бродил с «Птицами», обе личности почти слились воедино. «Наверное, так и восстанавливаются после амнезии», – подумал учитель.

И все же временами Ион чувствовал, что внутри бушует буря. Что он не пытался делать, как не раскладывал воспоминания по полочкам – эффект был один и тот же. Стресс, тревога и бессонница. Он не чувствовал себя целым. Все, что с ним случилось, сейчас просеивалось через непонятные умственные фильтры, которые не заменить простым откручиванием головы. Ион усмехнулся про себя – оказывается, он еще помнит, как шутить. Где же он мог этому научиться? За время, проведенное в тройке Ольшанского, смеяться было особо не над чем. Шатер на Лукьяновской давал ему некоторый уют и еще больше суматохи, но смешно в нем, опять же, не было. Вероятно, юмор – это то, что рождается между сложными этапами жизни. Побочный эффект, вызванный перепадами психологических температур.

Единственным местом, прочищавшим голову, было открытое пространство мертвого Киева. В сравнении с этим все земные проблемы притихали и испуганно прижимались друг к дружке, спешно заключая перемирие.

Ион подозревал, что многое из того, чем удивлял и потрясал открытый мир, не имело никакого отношения к Катастрофе, радиации и смертям вокруг. Учитель считал, что если в довоенное время посадить человека под землю и дать вылезать наверх раз в пять лет – реакция будет примерно той же. Восприятие бесконечной бездны над головой, сбой всех пространственных ориентиров, головокружение от необходимости смотреть на удаленные объекты. Знать бы точную разницу между старым миром и новым – легче было бы привыкнуть к тому, что может стать еще новее.

Ствол автомата бесстрастно смотрел в сторону серого облака. Сейчас Ион мог отличить сталкера от учителя внутри себя только через восприятие оружия. Вот прицел – это инструмент для приближения и фокусировки или же тактический элемент? Суть одна, идея тоже, а ощущения разные. Ион провел обжатым рукавицей пальцем по линзе, заметил незначительный скол. Нахмурился. Банальная мелочь, но что с ней делать? В голове Иона боролись между собой два взаимоисключающих предложения. Учитель требовал снять ненадежную вещь и заменить новой, дабы избежать возможной погрешности параллакса. Сталкер предлагал присмотреться к оптике, провести тестовую пристрелку, проверить в учебном бою. Да и где он возьмет замену? На месте Иона какой-нибудь обитатель Креста выбрал бы первый вариант, «метроградовец» – второй. Но каждый из них вообще не думал бы над вопросом, сумел бы определиться сразу. Где всего один вариант решения – там нет и задачи. Ион же видел задачу с двумя неизвестными во всем подряд, даже в лежащем на земле камне, что его и нервировало. Он периодически отключался от поступающей информации, пробуя разобраться с уже полученной. Только что он смотрел на прицел, как уже начал замечать не совсем удобный ремень – не стоит ли подправить его длину под новый комбинезон? Приклад не дает баланса – можно утяжелить его, скажем, за счет дополнительных ножен под боевой клинок… никто так не делает, но экспериментировать все равно надо. А спаренные магазины обязательно ли обматывать разными концами, или все же попробовать крепить параллельно…

Ион нервно протер забрало шлема. Он не мог подобрать слов для себя самого, хотя они были не нужны – их заменяли эмоции.

«Проклятье, если эта штука начнет со мной разговаривать…»

С этой мыслью в Ионе-сталкере проснулся Ион-учитель с Лукьяновской. Если автомат начнет с ним разговаривать – надо будет просто отдать его Кондору. Бросишь наземь – пиши пропало, сталкеры сочтут за истеричку. Конечно, ничего не скажут, но о единой команде можно будет забыть. Попросят вернуться к себе, на Лукьяновскую, тем более что там никто не знает о его приключениях.

Хотя, с другой стороны – такая ли уж они хорошая команда?

Наивно и нелепо было бы полагать, что после приключений на базе Метрограда им удастся в первый же день найти спуск на Красную линию. Такая цель даже не ставилась – о ней поговаривали какое-то время, но разве что как о планах на будущее. Слишком много вещей следовало привести в порядок, и сделать их надо было срочно. Прежде всего – обеспечить себе максимум автономности.

К счастью для «Птиц» Кондора, автономность – их вторая натура. Спасибо дискриминации со стороны Датаполиса, чей режим давно вытеснил сталкеров на заброшенные станции – Шлюз, предоставив им заботиться о себе самим. Им даже отсоединяться не пришлось, разве что спешно переоборудовать приграничный участок туннеля и на всякий случай укрепить оборону. Старенькие гермоворота все еще работали, также имелся запас топлива, воды и провианта на критический случай. Выход в Киев, опять же. Любую осаду можно пересидеть. Сверху им могли мешать разве что разрозненные кучки оставшихся «метроградовцев», но у тех сейчас есть задачи поважнее – разобраться с собственным руководством, провести смену власти в своем убежище, пересмотреть деловые связи с Датаполисом. Разумеется, после выхода из их штаба «Птицы» не посягали на жизни бойцов чужой войны, так что Шест – глава Метрограда – остался жив. Однако было ясно без слов, что его дни как лидера сочтены. Смена власти бывает скорой, но последствия всегда болезненны и продолжительны.

Словом, «Птицы» могли долго отсиживаться в гнезде, выдерживая паузу, которая в умелых руках способна стать мощным оружием в любом споре.

И заодно привыкать к Иону как к новому участнику.

Сделать это было нелегко – Ион сам за три месяца толком не сумел понять, чего теперь ему желать. Самым логичным было бы, возможно, вернуться на Лукьяновскую, но тогда у него будет ощущение, что он предает что-то очень важное.

За время хождения с командой Кондора он отточил навыки передвижения по поверхности до автоматизма, который, как известно, враг любого начинания. Остальные передвигались иначе, другой походкой, носили оружие по-другому, оглядывали местность по-другому, и вообще проявляли разумную дальновидность, на фоне которой поведение Иона смотрелось как преступная самодеятельность. Учитель был достаточно догадлив, чтобы не пытаться просто копировать манеры «Птиц». Он вдумчиво и внимательно анализировал каждое их движение, хотел докопаться до истинных причин – почему, например, перед спуском в яму сталкеры долго смотрят на ее противоположный конец. Про спонтанные оползни и осыпания, равно как и круговые растяжки, Ион догадался уже сам. Чем больше учитель чувствовал свою относительную принадлежность к команде, пусть и пришитую не пойми как и зачем, тем меньше он понимал собственные проблемы. Особенно когда они не имели прямого отношения к главной задаче дня.

«Кто, черт побери, сделал ментальные излучатели, и для чего?»

К глобальной задаче, так никем и не решенной – найти спуск на Красную линию – лишь добавилась вторая. Понять, что за мозговые глушилки там работали. Генератор торсионного шума, черт бы его побрал. Ион смутно припоминал, что подобную формулировку слышал очень давно, но где и от кого… Эта тайна была сокрыта мраком времени и воображения.

После возвращения от «Сто первой» башни никто и не поднимал речь о возможности вернуться туда. Ион порывался много раз это предложить, и каждый раз останавливал себя. Командир группы – Кондор. В свете имевшихся обстоятельств Кондор способен предусмотреть любое желание Иона, и если ни разу не поднял вопрос о дальнейшем расследовании судьбы Красной ветки – значит, тому есть причины.

Зато он нашел «Птицам» другое занятие, не менее удивительное. Сперва идея командира не получила не то что поддержки, но даже понимания. Лишь через две недели сталкеры начали как следует осознавать, на что Кондор перенаправил их усилия. В какой-то степени командир «Птиц» умело подхватил случайно брошенную фразу Иона и развил ее до рабочей концепции: если покойный Мафусаил, сам того не желая, распространил по станциям Креста множество испорченных экземпляров «Флоры», тем самым побудив народ искать неповрежденную копию, то нельзя ли повторить эту фишку с чем-нибудь еще?

Ион признал, что мысль лежала на поверхности, и с досадой утешал себя тем, что был слишком занят самокопанием, поэтому и не сумел разработать дельный проект по улучшению благосостояния «Птиц» – и сопутствующего контроля над населением Креста. В самом деле, если свежесобранная батарейка на развале Датаполиса стоила пять патронов, то откуда такая цена? Почему не три или семь? Пусть экономика Креста за годы успела выровняться и теперь базируется на потребностях людей, но она была и остается замкнутым механизмом. Ценность вещей, принесенных извне, никем не оговаривается и во многом зависит от случая. Люди привыкли платить за нужное, но душа все равно просит любой компенсации скотского существования, хоть какой-то намек на роскошь. Так зачем «Птицам» снова и снова собирать по поверхности ценные полимеры, если их отсутствие никак не сказывалось на жизни Креста? Не лучше ли принести вещь, лишенную практического смысла, но цепляющую за живое? Что-нибудь такое, что заставляет чувствовать себя во всех смыслах успешнее, чем твой сосед через картонную стенку, с которым вы вчера, сегодня и завтра откачиваете воду, несете дозор или чините проводку.

Так что последние три месяца «Птицы» занимались тем же, что и раньше – собирательством, – однако на этот раз не имели конкретной цели. Они выходили из Шлюза четыре раза в неделю, чтобы обрести эту цель наверху. Выражаясь почти позабытым и диковинным в это время словом – они прогуливались.

Полученным экземпляром «Флоры» сталкеры распорядились с размахом – через связи Ворона с богачами Контрактовой удалось выйти на тамошнего олигарха, сдававшего гамаки работягам и дравшего с них за это три шкуры. Таинственный экземпляр справочника растений со всеми целыми страницами заинтересовал коллекционера до такой степени, что тот мигом отвалил «Птицам» награду не менее мифическую, чем сама книга – дрезину с грузом боеприпасов, оружия и снаряжения. Причем все новенькое и, конечно, довоенного производства. Теперь сталкеры фактически могли взять под контроль хоть весь наружный Киев, если он до того еще им не принадлежал. Однако Кондор распорядился приберечь ценные ресурсы и заняться поиском других.

Сейчас любой актив подошел бы, сконвертировался в товар, продался бы внизу за что угодно – от жетонов, все еще ходивших на некоторых станциях, до живых свиней, которые везде считались местным стратегическим запасом и в принципе никогда не шли на экспорт. Кондор понимал, что сейчас недостатка в припасах у сталкеров нет, зато есть проблемы с репутацией. После обезглавливания Метрограда в подземном государстве прокатились волнения, которые быстро утихли, не вызывая особых конфликтов. Погашены они были не столько авторитетом Кипариса, сколько откровениями жителей юго-восточных станций, которые уверенно обвинили Метроград в точечных убийствах. Сейчас народ имел свою точку выхода пара. Кондор понимал, что новой подобной точкой могут стать сами «Птицы». Нужно было закреплять за собой авторитет единственно верных добытчиков, последнего оплота надежды. Он также предугадал внезапный рост числа добровольцев на вступление в отряд «Птиц». Пока что отказал всем без исключения. Ион его понимал. Стоит Кондору начать расширять свои ряды за счет добровольцев снизу – и для Кипариса он мигом превратится в политическую силу, непонятно как настроенную. Уж лучше оставаться независимым элитарным подразделением и постепенно обрастать легендами. Отчасти таковой легендой стал и сам Ион, о шпионском прошлом которого, разумеется, никто не распространялся. Для жителей метро он был все тем же учителем с Лукьяновской, человеком, которому каждый гражданин мог доверить своего ребенка. Тот факт, что теперь учитель бродит наверху, со сталкерами, мог уже сделать из него новую звезду. Чтобы знать точно, следовало спуститься и проверить, хотя Ион пока не решался этого сделать.

Чего нельзя было сказать про Давида с Эльзой, которые после возвращения на Бориспольскую никакой связи с «Птицами» не поддерживали.

Они ушли к себе тихо и почти незаметно. Кто-то из сталкеров – Ион не помнил, кто именно – не заметил их пропажи, пока не вспомнил на следующий день. Ион мог понять, что не так с этой парочкой. Давида как тренированного бойца из секретной тройки генерала Ольшанского, по сути, никто не воспринимал, да и не знал вовсе. Для «Птиц» это был незнакомец, найденный на поверхности три месяца назад, который странно вел себя при каждом погружении в темноту. С Эльзой ни у кого общения не сложилось вовсе. «Птицы» смотрели на нее с той осторожностью, которой обычно удостоена непонятная движущаяся аномалия. Особенно если аномалия, согласно словам очевидцев, много лет молчала, и затем внезапно начала говорить что-то осмысленное. Эльзы они сторонились с самого начала, и учитель их в этом не винил. Скорее ломал голову, почему Кондор и остальные не избегают его самого. Возможно, решили, что человеку предстоит показать свое истинное нутро в бою, и совместный налет на Метроград проявил в Ионе все, что им было нужно. Конечно, если не держать в голове тупую, но все же идею, что «Птицы» просто таскают с собой смертника на случай серьезных испытаний. Иначе они бы уже провели ему любую инициацию.

– Так, топать пора бы, – внес идею Феникс.

Ион опустил автомат, повернулся к товарищам, коротко кивнул.

– Все в порядке? – спросил Кондор.

– В полном, – ответил Ион. – Думал, что проще сделать: взять себе новое имя какого-нибудь птаха, чтобы соответствовать вам, или пойти сложным путем.

– Ну-ка, ну-ка, – оживился Аист. – Сложный путь – это какой?

– Остаться Ионом и изобрести птицу с таким же названием. А вы всем говорите, что такая птица всегда существовала.

– Мне нравится, брат, – похвалил Воробей. – Думаешь, прокатит?

– Почему нет? – пожал плечами Ион, подавляя улыбку. – Сейчас люди о растениях знают только из «Флоры». Напишем свой справочник, назовем «Фауна». Создадим свою мифологию.

– Вношу дельную мысль, – огласил предложение Аист. – Впишем в новую книгу, что Феникс – это такой подвид курицы. Помесь бройлера с несушкой.

– Эй, я тебе… попридумываю тут, – пригрозил Феникс. – Клюв укорочу!

– Поправка принимается. Ион, добавь там в справочник, что Феникс шкворчит, даже пока его на сковородку не кинешь… да ладно, ладно! Мы тебя за это и любим.

Ион зашагал в центре колонны, готовясь осматривать город снова. Перепалку сталкеров он уже не воспринимал.

Давид с Эльзой не выходили у него из головы.

Глава 3 Поддержка

Далеко на юго-восток от позиции Иона и «Птиц», на глубине в несколько десятков метров под землей, располагался участок подземного государства, который отчаянно боролся за автономию, словно остальной мир мог в любой момент исчезнуть. И для таких опасений у жителей станции были все основания. Хотя в метро было жить куда комфортнее, чем наверху, способов попасть под удар тоже хватало. Станциям вечно угрожали сами стихии, соревнуясь за изощренность. Их затапливали воды, осыпался грунт, бушевал огонь, а внешнему воздуху достаточно было просто проникнуть снаружи, чтобы обеспечить быстрое угасание всем выжившим. Набеги, о которых давно не было слышно, тоже не спешили пропадать из памяти. При таких соседях, как перенаселенный Красный Хутор и пустующая Вырлица, ожидать можно было всего. Перекрытие поставкок белковой пищи, новый выход из строя электроприборов, да и просто пугающие сплетни – все это могло подорвать шаткий образ жизни людей, которые в отдалении от столицы все больше учились рассчитывать только на себя.

На станции Бориспольская кипела работа – больше, чем когда-либо в прошлом.

Три месяца назад, при подрыве трансформатора, на уши подняли всю станцию. Технарей отослали на анализ повреждений, монтажников – на поиск запчастей. Всех крепких мужиков бросили в дополнительную охранку. Женщины перебрали припасы, перераспределили и перепрятали все, что можно. Детсад перенесли ближе к потолку, где было оборудовано аварийное убежище на случай затопления. Остальные собирали все, что могло пригодиться в ремонте. И это всего лишь электричество – пусть важный элемент общества и во многом приоритетный, но все же не являющийся стратегически первостепенным как для отдаленного от столицы района. На первом месте здесь всегда стояли люди. По крайней мере, те, кто на сто процентов воспринимался как местный. Интересы гостей традиционно не учитывались, хотя кто добровольно пойдет в такую даль?

Пережить пришлось не только чертов трансформатор, но и ряд других происшествий. Нападение Метрограда, убийство нескольких человек, включая Ксению – главную по станции. Предательство и бегство единственного лекаря – Мафусаила. Конфликт с отщепенцами с Красного Хутора. Это было больше, чем могла выдержать тонкая нервная система общества, поэтому все с тех пор свалились в паранойю.

Пожилой Василий Тростников стал временно исполняющим обязанности главного станции, и никому на Бориспольской и в голову не приходило оспаривать его лидерство. К тому же он знал досконально привычки и особенности каждого жителя, понимал сильные и слабые стороны. Организовать всеобщую работу ему не составило большого труда. Страх дисциплинировал не меньше, чем стихийные бедствия. Неизвестность как таковая и являлась одним из видов такого бедствия, если не самым страшным.

Бориспольская начала укрепляться сразу от всего. Выходы были перекрыты кучей самого бесполезного лома, которому не находилось применения уже много лет, и в спертом воздухе стоял вечный запах ржавчины и летали бурые металлические опилки. Выход в сторону инфернальной Вырлицы преграждали отремонтированные гермоворота. Торговля оказалась приостановлена, попав под жесткое регулирование цен. Пришедшие с самих Позняков купцы оказались неприятно удивлены, когда их товар попросту конфисковали до лучших времен – впрочем, пообещав щедрую компенсацию. Правда, ждать ее тоже приходилось до этих самых «лучших времен».

Запасы медикаментов по всей станции, в том числе личные, были изъяты и хранились в сейфе Василия – как, разумеется, и все оружие. Никто даже не пикнул слова против. Патрули ходили по станции день и ночь; время все еще отмеряли по станционным часам – местной достопримечательности, утратившей всякое практическое значение.

Досмотры и допросы проводились ровно в той степени, в которой не мешали работе досматриваемых и допрашиваемых. Хотя здесь все всех знали, любая искра возмущения могла подорвать зыбкие основы станции.

Здесь никогда не пытались выстраивать конкретный политический режим даже во времена, когда народу жило раза в три больше. Удаленность от столицы и соседство с изгоями Красного Хутора сделали свое дело, сбив оставшихся жителей в обособленную общину. И, как любая послевоенная община, станция развивалась через эмоции.

Бориспольская жила если не в постоянном страхе, то, по меньшей мере, в тревоге. Каждый делал вид, что идет всего лишь бурный процесс развития, но в глубине души все понимали, что так долго продолжаться не может. Следовало признать, что страх окончательно победил в этой битве, и люди старались своим трудом оттянуть как можно дальше момент подобного признания.

В общей суматохе мало кто придал значение внезапному возвращению пропавшего Женьки – охранника станционных часов, которого считали погибшим. Не особо удивились, что он привел с собой девушку, которую здесь раньше не видели. Именно благодаря девушке никто не задавал лишних вопросов Женьке – все понимали, что за причина могла побудить молодого парня исчезнуть и вернуться с парой.

Девушку звали Эльза.

Она казалась молчаливой, недоверчивой, даже немного дикой, но это в порядке вещей у каждого, кому приходится менять дом. У нее не было знакомых на Бориспольской, кроме своего Женьки. Некоторые вроде припоминали похожую девушку, пришедшую сюда три месяца назад, и тогда с ней был совсем другой сопровождающий – от администрации Креста. Странный парень, который обещал проконтролировать ситуацию на Красном Хуторе, да так и пропал. Чего еще можно ожидать от провластных органов?

Со временем рутина вытеснила сумбурные мысли, и к Эльзе больше внимания не проявляли. Работала она со всеми на равных, включая самого Женьку. Пара молодых и умелых рук – хорошо, а в удвоенном количестве – еще лучше. Правда, станционные часы больше Женьке охранять не пришлось. Более того, парень по возвращении их почему-то избегал, хотя в первые дни вертелся вокруг и непременно хотел остаться рядом с ними наедине, что, конечно, было трудновыполнимо. По привычке ему никто не задавал вопросов. Все помнили, что именно Женя много лет следил за этими часами и ему можно доверить их точную работу.

Василий тайком сверял показываемое ими время с собственными старенькими «командирскими», которые старательно заводил каждые двадцать четыре часа всю жизнь – на случай, если Женьке внезапно захочется злоупотребить доверием и что-то сделать с часами. Но нет – парень надежно выполнял свою работу по обслуживанию и чистке агрегата, которая теперь хоть и не являлась его обязанностью, но все же делалась им без нареканий.

Кроме того, Женя со своей подругой давали ценные советы во всем подряд – от методов обжарки свинины до применения золы в самых неуместных сферах. Поэтому над вопросом, куда поселить молодую пару, особо не думали – Василий позволил занять опустевшее жилье врача. Палатку Мафусаила.

Там было все, что нужно молодым людям – два матраса, минимум мебели и даже умывальник. Непонятный ящик, принадлежавший покойному доктору, никто и не пытался выносить. До того как Мафусаил внезапно убил Ксюшу вместе со случайным свидетелем, он успел принять по тому или иному врачебному вопросу всех без исключения жителей Бориспольской, и они знали, что чудаковатый доктор славился сбором самого разного хлама. Ящик в его палатке стал восприниматься как часть мебели, затем как часть самой станции и, в конечном счете, все про него забыли. А там, глядишь, у молодых появится потомство, и ящик пригодится в качестве колыбельки.

И никто не слышал, что новая девушка обращается к Женьке по-своему.

– Давид.

– Что, Эльза?

– Ничего, просто я не могу называть так тебя на людях.

Парень посмотрел на отражение в маленьком зеркале. Пару раз вжикнул опасной бритвой по точильному камню и продолжил скоблить щетину.

Убранство большой палатки напоминало миниатюрную казарму Датаполиса, сданную во временное проживание туристу, обворованному в туннелях. Иными словами, здесь не было ровным счетом ничего, напоминающего личные вещи. Если у Эльзы как пришедшей со стороны не было ничего своего изначально, то Давид как фактически коренной житель должен был обзавестись скудным, но все же практическим добром, как и другие молодые мужчины. Раньше собирали по возможности ткань – единственный ресурс, невосполнимый без помощи Метрограда. До Бориспольской ее и вовсе довозили по большим праздникам. Даже патроны сделать можно было почти полностью из возобновляемых материалов, тем более что с порохом на каждой станции проблем не наблюдалось.

Однако после возвращения на станцию Давид свел все их с Эльзой имущество до пары наборов одежды и совсем уж элементарных вещей вроде той же бритвы. Причем все из этого могло использоваться в качестве оружия – простое наблюдение, которое никто не сделал. Потому что никто к молодой паре в гости не ходил. Все остальное имущество Давида, равно как и медицинское барахло Мафусаила, было обменяно на вещи, не вызывающие на первый взгляд подозрений – ремонтные наборы, пустые гильзы, мотки проволоки, обязательные инструменты. От доктора оставили разве что компактные аптечки. По умолчанию все это добро хранилось в потайном отделении под большим непонятным ящиком Мафусаила. Единственное, что пропало и с глаз, и из памяти очевидцев возвращения блудного Женьки – это его автомат, который не нашелся даже в ходе обысков, проводимых с позволения пары.

Более опытный в таких делах наблюдатель вроде любого из обитателей того же Метрограда с первого взгляда сообразил бы, что молодые люди хотят быть готовыми к выходу со станции в любой момент. Местные же жители ничего не замечали. Слишком много они вложили в родную станцию, чтобы просто так допустить саму мысль о том, что кто-то может захотеть сбежать отсюда.

Заниматься в палатке было особо нечем, и обычно внутри стояла тишина. Ни разу молодые не устраивали скандалов, не повысили голоса. Ни разу не появился запах самогона – привычный элемент станционной бытовухи во всем Кресте, чего уж греха таить. Ни ссор с соседями, ни конфликтов за лишнюю доску или сантиметр площади. Ни единого происшествия вроде внезапно загоревшейся обшивки, что тут случалось время от времени с другими домами. Поэтому никто не знал, чем конкретно там могут заниматься молодые, лишенные всем понятных недостатков.

И поэтому никто не видел, как Эльза, лежа на спине, возилась с нижней крышкой ящика, предусмотрительно поставленного на упоры. Повязанный на голову платок уже давно покрылся россыпью металлических опилок. Она то и дело сдувала их, чтобы не попали в глаза. Держать инструменты на весу было неудобно, но девушка не произнесла ни слова жалобы.

– Почему никто не додумался попробовать разобрать его снизу? – спросила она.

– Потому что никому нет дела, – ответил Давид. – Смотри, чтобы не придавило.

– Ты вытащишь меня.

– Могу не успеть.

– Не можешь.

Эльза сменила отвертку на пассатижи.

– Саморез застрял, – сказала она. – Совсем долго тут сидит… Высверлить бы.

– Нельзя, услышат. И квоту электричества выработали на той неделе.

– Мы же ничего не использовали сверх меры.

– Я помню. Квоту сократили для всех. А мы с тобой за одного считаемся.

– Мне все еще не выдали паспорт. Не принимают за свою.

– Я четыре года охранял эти чертовы часы, и все еще не целиком свой, – напомнил Давид.

Он вытер бритву о тряпку, сложил ее, сунул в карман.

– Дай я покручу эту штуку, – предложил он. – Иди, прогуляйся.

– Меня загрузят перепрокладывать кабели.

– Значит, ты повысишь свои навыки в этом непростом деле.

– Оно не только непростое, оно скучное, – Эльза вздохнула, выползла из-под ящика.

– Да, помню, – усмехнулся Давид. – Ты у нас творческая натура.

Эльза продолжала сидеть, глядя на ящик.

– Мы поймем, как он работает, – пообещал Давид. – И нам будет что показать Иону.

– Тебе так нужна причина, чтобы его увидеть?

– Скорее, ищу повод отсюда уйти.

– Я уже ничего не ищу.

Эльза поднялась, положила отвертку на ящик.

– Мне здесь тесно, – сказала она.

– Тебе и в Датаполисе тесно будет.

– Ну уж нет, – помотала Эльза головой. – Больше никогда.

– «Никогда» – это очень долго.

– Открыть тебе секрет?

– Конечно, – согласился Давид. – Если они у тебя еще есть.

– У нас кончились шутки. Наши приколы по пятому разу пошли.

Эльза прошла мимо, закрыла за собой дверь – редкий элемент на Бориспольской – и пошла к дальней стене, снуя между сваленных тюков, коробок, узлов и всякого неформатного барахла. Станция выглядела так, словно готовилась к переезду, и это обещало растянуться на долгие месяцы, если не годы. Эльза старалась вести себя естественно, хотя понимала, что маленький рост, невзрачные лохмотья и вечно испачканные сажей руки не скроют ее отстраненности, переходящей в кажущийся испуг. Станция ее нервировала больше, чем перспектива выхода на поверхность. Несколько лет блокированной психики не прошли для нее даром – она мало что помнила об этом периоде, кроме путешествия с Ионом. Все, что было раньше, смешивалось в клубок обрывистых воспоминаний: лазарет Датаполиса, заботливые руки Татьяны, вкус почти пустого супа, напоминавшего тухлую воду, и постоянный, давящий на уши галдеж столицы. Девушка, насколько могла, пыталась забыться в работе, и в редкую свободную минуту изучала устройство ящика Мафусаила.

Генератор торсионного шума. Пусть это и не конкретно тот же ящик, которому она обязана своими злоключениями, но стоит ей понять, как он работает, и можно будет не бояться встречи с такими же устройствами в дальнейшем.

Если это, конечно, когда-нибудь случится.

– Извините, вы мне не поможете? – послышался вкрадчивый голос.

Эльза давно приучила себя не покупаться на интонацию. И все же подбор слов был нехарактерен для жителя Бориспольской. Девушка поискала взглядом говорящего.

У картонной стены стоял неизвестный ей человек лет сорока на вид, что автоматически записывало его в поколение людей, знавших мир до Катастрофы. Он выглядел миролюбиво. Дело было не только в скромной внешности: худощавая фигура, остроконечная бородка, живые, проницательные глаза. Куда больше о нем могла рассказать разбитая обувь, в которой ни быстро бегать, ни нормально воевать невозможно. В руках мужчины громоздился наполовину разобранный радиоприемник, что делало его вовсе неспособным к атаке.

Эльза на миг прикрыла глаза и заставила себя немного улыбнуться. Какой еще атаке? Это Бориспольская, тут уже много времени ничего не происходит, кроме повальной паранойи…

– Что у вас случилось? – спросила она.

– Резистор отпаялся, а припоя на такую муру мне не выдадут, – пожаловался бородач. – Вы не подскажете, как можно его закрепить подручными средствами?

– Все остальное работает? – Поддавшись любопытству, Эльза подошла к приемнику и принялась осматривать. – Если пальцем придавить – сигнал проходит?

– Да откуда же я знаю? Ловить ведь некого. Но техника должна работать.

– Здесь не в резисторе дело… – Эльза попыталась добраться до внутренностей приемника, но ей не хватало длины пальцев. – Дайте его мне.

Бородач послушно отдал Эльзе радио. Девушка вытащила из нагрудного кармана маленький фонарик, оставшийся еще от полученного в Датаполисе снаряжения. Посветила внутрь и спросила:

– А вы хоть знаете, что такое резистор? Тут у вас много чего не хватает.

– Да как скажете, – развел руками бородач. – Он и без половины деталей работал. Остальное в охранке лежит – изъяли на нужды начальства.

– Да, они могут. – Эльза ему посочувствовала. – Можете медный провод найти? Любой.

– У меня дома есть. А вы… или тут подождете?

– Тащите сюда. – Эльза вместе с радиоприемником села у стены, проверяя ручки устройства на прочность.

– Я мигом! – Бородач исчез. – Меня Толик зовут!

– Как скажете, – ответила девушка и принялась ждать. Радио ее заинтересовало. Не какая-нибудь любительская рация – полноценный приемник, которому только антенну внешнюю выдай, и мигом поймает все на свете. И диапазон явно хороший, только шкалы не хватает.

Эльза обнаружила, что сидит в позе типичной бродяжки, и с раздражением приняла вид уверенного человека. Старые привычки просто так не уходят. Сколько еще их осталось, что могут всплыть в самый ненужный момент?

– Вот она!

Девушка вздрогнула от неожиданности, подняла глаза. Перед ней стояли трое хмурых мужиков с повязками дежурных на крепких плечах.

– Вы это мне? – спросила Эльза.

– Тебе, – ответил один из дежурных. – Вставай, пойдем.

– Куда? – Эльза продолжала сидеть.

– Не хотим, значит, ну ладно.

Один из дежурных рывком отнял у Эльзы радио. Двое других схватили за руки и грубо подняли.

– Вы что? – нервно спросила девушка.

– Ты арестована за кражу и поломку стратегического ресурса станции Бориспольская, – ответил дежурный.

– Что ты несешь?! Какую кражу?!

– Ведите ее, – распорядился главный, оглядывая приемник, и крикнул вдаль: – Зря ты пришла сюда воровать!

– Я сюда жить пришла! – заорала Эльза, чувствуя, как ей чуть не выворачивают суставы. – Жить!

– Зря, – тихо повторил главный, стискивая губы. – И жить тоже – зря…

Глава 4 Перекресток

Ион давно приучил себя никогда не доверять чутью, но всегда его слушать. Сам признак, что вокруг что-то не так – уже ценная информация. Даже резкая перемена погоды могла повлиять в Киеве на все подряд от поведения зверья до направления новых пылевых буранов, хотя они и были редкостью. В этом месте было еще много того, что могло сломаться или обрушиться сильнее, чем ранее. Всегда оставалась вероятность спонтанной миграции четвероногих, появление нового мутанта или, чем черт не шутит, нашествие мутировавшей саранчи. Пока одна часть природы менялась, другая не могла не отреагировать. Наконец, всегда оставался шанс, приятный или не очень, встретить незнакомого человека и с ним огрести новый ушат проблем на свою голову.

В этот день Ион мог ожидать чего угодно и дал себе слово с мужеством встретить все, что покажется неожиданным, будь то отказ воздуховода или ухудшение самочувствия кого-то из сталкеров. Одного он не знал – что делать, если слабым звеном окажется он сам.

Феникс, шедший первым, внезапно замер, поднял руку, сжатую в кулак – и тут же разжал пальцы, как бы сомневаясь, стоит ли останавливать команду. Такое с ним было впервые.

– Что ты видишь? – спросил Кондор.

– Перед собой ничего, – доложил сталкер. – На север посмотрите. Вон там, за горизонтом. Видите?

«Птицы» посмотрели в нужную сторону. Воробей поднес к маске бинокль. Ворон развернул подзорную трубу.

– Дым, – сказал Феникс. – Быстро рассеивается. Точное место назвать не могу.

Ион прикинул, не было ли в последнее время дождя с молнией. Вроде нет.

– Что может гореть? – спросил он. – «Метроградовцы» что-то подпалили?

– Какой им смысл? – Кондор забрал трубу у Ворона, посмотрел сам, но не увидел ничего, кроме сокрытых в тумане бетонных каркасов. – Так мы ничего не увидим. Но проверить надо.

– Сейчас? – спросил Ион.

– А когда еще?

– Фильтров у нас на полчаса от силы. Загибаются совсем.

– Ничего, на тебя хватит, – заверил Кондор. – Пройдем немного вперед, ничего не теряем. Нам все равно через Дворец возвращаться.

Ион только было хотел спросить, где Кондор возьмет запасные фильтры, как вспомнил, что у «Птиц» вокруг Шлюза оборудованы схроны. Ему стало не по себе. Он все не мог вникнуть в систему сталкеров до конца и потому еще не мог считать себя их частью, даже если Феникс придумает ему незабываемую инициацию. К тому же схроны имелись и у него самого, но порой Ион забывал сам факт их существования при том, что отлично помнил координаты. Ему редко когда приходилось что-то считать в равной степени нужным в принципе и необязательным в данный момент, чтобы иметь основания прятать вещь до лучших времен. Если такое и происходило, то учитель старался убедиться, что «Птицы» в курсе его действий – возможно, его тайники спасут жизнь кому-то из них.

– Лучше до «Олимпийки» пройти, – предложил Аист. – Спустимся там, если что. И обзорная точка есть – с высоты всяко лучше видно будет.

– Хорошо, – согласился Кондор. – Тогда к схронам не пойдем. Идем к Олимпийской, на посторонние объекты не распыляемся. Экономим энергию. Наблюдатели, вперед.

Сталкеры перестроились в строй, прежде Ионом не виданный: Ворон и Феникс отбежали вперед метров на двадцать, сели на землю. Ворон с подзорной трубой принялся внимательно осматривать каждый подозрительный предмет в пределах общей видимости, пока Феникс повторял его движения через снайперский прицел. Они сидели так, пока остальная команда не прошла мимо них спокойным шагом и немного не отдалилась. Затем Воробей с биноклем побежал еще дальше в сопровождении Аиста, и уже настала их очередь следить за местностью, пока Кондор с любопытствующим Ионом их не нагнали. Так двойки менялись друг с другом.

Ион хотел спросить, неужели такая схема себя оправдывает и что она вообще может давать, кроме ненужной беготни, но понял, что это, в конце концов, не его дело. Текущий состав «Птиц» был и оставался самым долгоиграющим. Все, кто в этом сомневался, давно сменили профессию, а то и сгинули на просторах столицы.

В таком режиме они прошли часть пути по Короленковской, продираясь через сплошное кладбище машин. Затем перебрались на улицу Горького. Ион мысленно продолжал вести подсчет координат через адреса, хотя у «Птиц» применялась своя система, дикая для постороннего. В основном они пользовались вешками, известными им одним, так что ходить сталкерскими тропами Ион в одиночку не сумел бы при всем желании.

Подумав об этом, учитель зацепился за данную мысль. У него никогда не было собственных дорог на поверхности. Его все время вела какая-то цель. Уйти с простреливаемой зоны, добраться до лодки, слушать Феникса, вести Эльзу, преследовать Мафусаила, догнать «метроградовцев». Всегда была некая конкретная задача – промежуточная или нет, но была. Может, этого и не хватает по жизни, подумал Ион. Внятной задачи. Во время проживания на Лукьяновской задача была всегда – ее каждый день задавал ритм станционной бытовухи. Позже, при вербовке генералом, тоже. И в школьном шатре. О путешествии с Эльзой и говорить нечего.

А какая цель у него сейчас? В эти три месяца – что он сделал для себя лично? Или хотя бы для других? Кондор и остальные сталкеры в команде, получается, жили без цели. Став поставщиками Датаполиса, они постоянно дорабатывали сложную систему взаимоотношений со столицей и, по сути, на этом остановились. Ион им даже позавидовал. Хорошая жизнь у «Птиц» – вечный полет в теплые края, которые никогда не покажутся на горизонте. Зато когда всех остальных жизнь подморозит – сразу чувствуешь себя в тепле, сидишь и не чирикаешь.

В следующее мгновение Ион уловил характерный звук, который слышал всего несколько раз в жизни, но узнал безошибочно. Рев автомобильного мотора.

Воробей чуть не выронил бинокль, упал на землю, распластался, словно пробовал слиться с серятиной асфальта. «Птицы» укрылись кто где. Иону выпало сидеть за Аистом в ближайшей яме. Феникс озабоченно поднял «драгунов» из-за толстого фонарного столба. Кондор прижался к остову автомобиля. Оказавшийся за каким-то крыльцом Ворон начал живо менять фильтр, который как раз так некстати принялся шипеть.

В сотне метров впереди поверх ограждений пронеслись верхушки двух машин. Одна остановилась, вторая продолжила движение на север. Кондор не давал никаких команд – пошел вперед, пригнувшись и едва не задевая дорогу стволом автомата. Он прошел до Воробья, направился дальше. Повернулся и махнул остальным рукой.

«Птицы» бросились к нему, стараясь, чтобы их не было видно, но на слышимость уже внимания никто не обращал. Мотор оставшейся машины все еще работал – их не могли услышать при всем желании.

Ион решил не вмешиваться, но фиксировал увиденное со всем возможным вниманием.

На пересечении Владимирской и Жилянской стоял грузовик, сохранивший еще следы довоенной краски. Годы его основательно попортили, обеспечив естественный камуфляж из ржавчины и плесени. Если грузовику перебирали ходовую часть, то о внешнем виде никто не позаботился. Впрочем, это как раз вопросов не вызывало.

Характернее было то, что колесным транспортом в Киеве не пользовался ровным счетом никто. У «Птиц» не было транспорта вообще. У Метрограда было несколько машин, только в мертвом городе с забитыми дорогами все равно негде ездить. Транспорт применяли разве что для короткой доставки особо тяжелых грузов по крайне ограниченному числу маршрутов. Ион не помнил их все, но знал, что теперь любые дороги ведут в Метроград.

Однако этот грузовик среди машин Метрограда никогда не значился. Учитель это помнил достоверно, потому что колесные монстры в его школьном шатре были не меньшими легендами, чем сами «Птицы», и их все знали наперечет. Тимка даже приносил с собой игрушечную модель и говорил, что «вон то ЗИЛ, а то УАЗ». Сейчас Ион смотрел на неизвестную ему модель, которая чем-то была похожа на ЗИЛ, но больше и грознее во всех смыслах.

Крытый фургон – явно набит чем-то тяжелым – заставлял грузовик заметно проседать. Передний отбойник усилен параллельными рядами рельсов. Колеса блестят, словно ехать грузовику приходилось через лужи – однако сейчас в южной половине города нельзя было найти ни единой. Все говорило о том, что машины не имели к Кресту никакого отношения.

Ион постарался проверить эту мысль, поймав взгляд Аиста, и похолодел, увидев в нем полнейшую растерянность.

Хлопнула дверь – из грузовика вышел боец в закрытом костюме. Он выглядел так, словно кто-то взял защитный комбинезон, разрезал на куски и пришил их на соответствующие места сталкерской формы «метроградовцев». На груди виднелась рация с витым отходящим проводом, ведущим куда-то за пояс. Видимого орудия не оказалось, хотя это не значило, что его не было. Судя по походке, боец чувствовал себя наверху вполне уверенно, даже слишком, словно ему не приходилось встречать незнакомых людей и весь город принадлежал только ему. Военные ботинки стоптались, однако не казались старыми. Если есть доступ к хорошей обуви – значит, и ко всему остальному тоже. Данное правило работало железно.

Ион попытался рассмотреть, сколько еще человек в кабине, и увидел лишь смутный силуэт водителя. Что было в фургоне, разглядеть не представлялось возможным.

Тут Кондор решил не медлить – перехватил автомат дулом вверх, вышел во весь рост, чуть приподнял противогаз и громко сказал:

– Мир вам!

Боец остановился, уставился через маску на Кондора. Дернулся было обратно к пассажирскому месту, но затем кивнул, поднял руку и помахал. Продолжил путь к задней части фургона.

И припустил что есть духу вдаль, следом за первой машиной. Кондор нацелился из автомата, тут же опустил ствол.

Грохот выстрела больно ударил по ушам.

По Кондору открыли огонь с водительского места. Стреляли, похоже, из дробовика, под очень неудобным углом. Пассажирскую дверь снесло с петель. До Кондора же вовсе ничего не долетело.

«Птицы» ответили с четырех стволов. Ион-учитель забрался в подкорки сознания к Иону-сталкеру, который пулей пронесся по диагонали к крайней правой точке возможного укрытия, последовательно беря под прицел сначала заднюю дверь фургона, затем колеса и, наконец, убегающую фигуру первого бойца.

Он помедлил совсем немного, но момент был упущен – неизвестный скрылся с линии огня, освобождая Иона от принятия сложного решения.

– Отставить! – крикнул Кондор, и огонь стих.

Ион насчитал двадцать биений сердца в полной тишине, прежде чем Кондор громко сказал:

– Мы не враги вам! Выходите, поговорим!

Еще полминуты никто не отзывался.

– Я иду, – предупредил Кондор. – Не вздумайте стрелять, иначе живыми не уйдете.

Командир направился к грузовику, осторожно заглянул в кабину. Повернулся и махнул рукой.

– То ли они поспешили, то ли мы опоздали, – озабоченно сказал Феникс, глядя на безжизненное тело водителя за рулевым колесом, частично разодранным пулей. – Ну ты его хотя бы предупредил. Мир пухом его самомнению.

– А если он по-русски не понимает? – предположил Аист.

– Водит КрАЗ и не понимает по-русски?

Ион сделал в голове пометку, запоминая название грузовика и сам не понимая, зачем оно ему надо.

– Прекратите, – велел Кондор, и остальные сразу умолкли.

Командир отряда пощупал пульс водителя, покачал головой. Стащил с него маску.

– Кто-нибудь знает его? – спросил Кондор.

Молчание послужило ответом.

– Ясно, – сказал командир. – Это не Метрограда грузовик. И шмотки незнакомые. Сдается мне…

Он так и не сказал, что ему сдается.

– История повторяется, – вымолвил Ион, и все повернулись к нему.

– Ты о чем? – спросил Аист.

– О том, что три месяца назад вы нашли незнакомого человека на поверхности. И от этого никому лучше не стало.

– Там еще второй, – сказал Кондор. – И как минимум, еще одна машина. Мы не человека нашли, а полноценную мобильную и вооруженную группу. Ворон, проверь, что в кузове.

– Сделаю! – Сталкер побежал назад.

Внутри кабины послышалось шипение рации. Ион вздрогнул, посмотрел на динамик на груди убитого. Протянул руку, но Кондор его остановил.

– Прием, народ, – послышался женский голос. – У вас все в порядке? Вы на минуту опаздываете.

Рядом возник Ворон, двигавшийся немного скованно. Ион уже помнил, что только по позе можно догадаться, когда человек в защитной маске сильно взвинчен.

– Взрывчатка, – сказал он. – Ящики там лежат штабелями. И картечь в мешках.

– Прием, – повторял голос. – Что там у вас творится… а… отбой. Я вижу Виктора. Он машет, и… так, секунду…

Сталкеры слушали, не отрываясь. Стало ясно, что их раскрыли.

– Похоже, рядом пролетали «Птицы» и нагадили на голову, – говорила женщина. – Как неудачно-то так, а? Хотя… Ион, ты там? Ответь, если узнал. И если не узнал – все равно ответь.

Ион посмотрел на Кондора, схватил динамик, нажал на кнопку, приподнял маску.

– Ион на связи, – сказал он.

Рация разошлась смехом, переходящим в кашель.

– Здравствуй, дорогой, – произнес голос. – Ты меня не помнишь? Это Альбина!

Ион в растерянности смотрел на мертвого водителя, не понимая, что за ассоциации всплывают в его голове.

– Нам надо поговорить, – продолжала женщина. – Среди вас кто-нибудь умеет управлять грузовиком? Заезжайте на огонек. Видите, какой он здоровый?

Аист обежал грузовик спереди, показал на север. Ион медленно опустил рацию, уже ясно видя, что именно являлось источником дыма.

Горел деловой небоскреб Киева. «Сто-один-тауэр».

Место, которое четыре года назад изменило жизнь ему, Давиду и Эльзе.

Глава 5 Радио

Охранники Бориспольской тащили Эльзу за руки, которые уже начали болеть – сказалась недавняя работа с ящиком Мафусаила. Тяжелые сапоги били по плитке, начавшей громко и противно хрустеть за годы использования. Взволнованные шумом жители станции бросали свои дела, чтобы посмотреть, как двое дежурных волокут девушку несмотря на то, что она не оказывала сопротивления. Было в этом зрелище что-то до того позабытое и антисоциальное, что приковывало внимание всех и каждого с первого мгновения. Возможно, на то и был расчет – сделать разбирательство публичным. Эльза не звала на помощь – если бы кто-то был готов ее оказать, то уже вмешался бы по собственной инициативе. То ли вера в непогрешимость охраны была у жителей слишком сильна, то ли страх. Скорее, удивление. И бесплатное зрелище. Ни того, ни другого у местных людей давно не приключалось.

– Это ошибка, – повторяла Эльза. – Я ни в чем не виновата!

– Знаем, слышали, – говорил дежурный. – Начальству расскажешь.

Он обратился к ближайшему дядьке, месившему некое подобие раствора внутри лопнувшего футбольного мяча.

– Семен, здорово, – обратился дежурный. – Куда Тростников запропастился?

– Василий колесо у дрезины менял только что, – сказал Семен и уставился на радио. – Что вы с техникой сделали?

– Это все она, – показал дежурный.

– Ложь! – проскрежетала Эльза. – Пусти меня, сволочь, я сама пойду и объяснюсь!

Дежурный не обращал на нее внимания, причем делал это до того демонстративно, что Эльза мигом все поняла.

– Вы чего, меня подставляете? – спросила она. – Сказали бы прямо, что изгоняете! Смелости не хватило?!

– Следи за языком лучше, – посоветовал один из державших ее мужиков.

Эльза промолчала. Она и так следила за языком, подбирая максимально мирные выражения. Депортации со станции она не боялась. Но что будет делать Давид, для которого это родной дом? Они ни разу не поднимали вопрос, искать ли лучшее место или пускать корни прямо здесь. Возможно, никто из них не хотел слышать ответ.

– Ну, чего стал? – рявкнул охранник. – Зови Тростникова сюда, живо! Мы воровку уличили!

Семена как ветром сдуло. Раствор свалился на землю и замызгал плиту. Часть попала дежурному на сапоги, и тот брезгливо отодвинулся. Казалось, его смутил не сам раствор, а вынужденное сближение с работающим человеком.

Эльзе стало тошно и от всей ситуации, и станции, и населявших ее людей. Дежурные вроде не сказали ничего лишнего, и все равно девушка поняла, до чего показушной была любая работа, в которой они с Давидом принимали самое искреннее участие. Все эти покосившиеся бараки, слепленные абы как из трофейных материалов, грабительски вывезенных Василием Тростниковым с Красного Хутора. А тех, как Эльза уже знала, все это время спонсировал Метроград. Точнее и спонсировал, и терроризировал поровну. Комбинация кнута и пряника работала безотказно.

Эльза кипела от ярости. Ей опротивели и велогонки на генераторах, устраиваемые вместо развлечений, а также с целью перезарядки впрок батарей, которые в ходе износа все равно уже не держали никакого заряда дольше нескольких суток. Опротивели попытки перерабатывать свиные рыльца, хвосты и шкуры по старым технологиям, в которых чуть ли не половина прилипшего мяса попросту разворовывалась под видом улучшения качества того, что осталось. Достала вечная вонь машинного масла, ржавчины, пота и гниющей требухи с фермы. Все это обрушились на Эльзу в одно мгновение. Раньше хотя бы работа ее отвлекала…

«Какого черта мы здесь забыли?» – подумала она со злостью.

Над тем, кому было выгодно подставить ее с приемником, Эльза долго не думала. Двое молодых жителей выполнили все тяжелые работы, теперь надо их выгнать по надуманному предлогу. Или хотя бы ее одну.

– Что тут у вас? – послышался знакомый, вечно недовольный и даже чем-то напуганный хрип Василия Тростникова. – Зачем вы радио разобрали?

– Это все она, – показал пальцем дежурный.

Эльзу это взбесило до глубины души, но она не подала виду. Не было смысла говорить, пока ей не дадут слова. Лучше постоять, подождать, пока эти люди сами выдадут свои планы.

– Ясно. – Василий посмотрел на девушку с жалостью. Как показалось Эльзе – к самому себе. Так могут смотреть на столб, который изначально был вкопан криво, выглядел ненадежно и в один прекрасный момент рухнул.

Дежурные сразу расслабились и тут же напряглись снова, глядя на Эльзу с опаской. Похоже, лично им плевать было на радио, да и на девушку тоже. Они получили приказ – и выполнили его. Дальше ответственность перекладывалась на плечи командующего станцией. Охранников можно было не брать в расчет – на данный момент конфликт должен был разрешить лично Тростников, и Эльза решила если и обращать на кого внимание, то лишь на него.

Выглядел Василий неважно. К усталости, ставшей постоянным спутником и накладывавшей печать на внешность всех и каждого, добавилось нечто странное. Активная форма смирения, выраженная в стремлении сделать что-то суровое, извратить спущенный свыше приказ до абсурда. Словно новоиспеченного мэра заставили не только совершить что-то нетипичное для него самого, но и вполне искренне этого возжелать. Неужели снова Метроград ставит условия? Эльза и Давид оговаривали такую возможность. Пусть путь наверх из ближайшего туннеля давно перекрыт, но никто не говорил, что техническая шахта была единственной, подходящей для налета. Да и от кого тогда станция защищается?

– Ну, хорошо, – сказал Тростников. – Думал, до этого не дойдет, но надо когда-то начать. Тащите ее к часам.

– К часам? – Эльза не выдержала, прервав свое молчание. – Каким часам?! Зачем?

– Двигай! – толкнул в спину дежурный.

Внутренне сжавшись, Эльза пошла в центр станции. Теперь ей стало страшно. Пусть это был страх неизвестности, но девушка его и ненавидела больше всего.

Через минуту она стояла перед станционными часами, которые теперь служили местом сбора торговцев. И рядом – ни единой свечи. Эльза вспомнила, что говорил Ион про Женьку, которого считали погибшим: Ксения помогла устроить мемориал, люди несли свечки за упокой независимо от собственной религии. Но сейчас Давид жив и здоров, зато Ксения погибла. И за три месяца – ни единой свечи за нее.

Эльза обнаружила, что дежурные довели ее до часов в одиночестве – Тростников куда-то запропастился по дороге. И сразу зашумели динамики в колоннах, хотя теперь работала лишь половина.

– Граждане Бориспольской! – заговорил Василий. – Мы все надеялись, что этот момент не наступит! Но рано или поздно это бы случилось. На станции произошла диверсия! Женщина, которую вы знаете как Эльза, вывела из строя наш общий ценнейший актив – радиоприемник, связывающий нас с соседними станциями. Это не должно остаться безнаказанным! Все бросайте свои дела, собирайтесь у часов, где состоится побиение камнями! Если под рукой нет камня, то каждый получит шанс швырнуть что-нибудь символическое вроде пластиковой кружки или носка. Итак, сбор через минуту!

Эльза в шоке слушала этот дикий бред и даже не успела толком осознать его смысл – через мгновение после того, как Василий закончил свое воззвание, послышался массовый вопль радости со всех уголков станции. Бориспольскую заполонил гул собирающихся горожан.

Девушка, все еще прижимаемая дежурными к часам, внутренне запаниковала. Быть того не могло, чтобы они с Давидом пропустили момент, когда люди успели настолько оскотиниться или хотя бы сговориться на конкретный случай. Что случилось, когда и почему? Датаполис, в котором никто не смел тронуть Эльзу, уже не казался девушке таким ужасным местом.

Между тем минута прошла быстро. Вокруг собралось с полсотни человек разного пола и возраста. Почти все население станции, кроме тех жителей, кто, возможно, отсыпался после смены. Но где же Давид? Он не мог не слышать призыв Тростникова. И точно так же испарился и дежурный с радиоприемником – единственной уликой.

Эльза обвела взглядом жителей. Враждебные лица смотрели на нее, но она их не боялась. За этими людьми не чувствовалось реальной силы. Они просто сбрасывали с себя стресс за ее счет.

Разумеется, ни разу Эльза не слышала ни о каком побиении камнями. Девушка усердно решала в голове задачу. С какой стати люди отреагировали настолько единодушно – оставалось загадкой. Ни у кого не возникло вопросов, с чего бы Тростников, в принципе не злой мужик, вдруг предложил подобное наказание. Или слух о такой мере воздействия передавался из уст в уста, как воспоминание о давней традиции?

Слишком сложная цепочка для того, чтобы просто наказать никому не нравившуюся Эльзу. Нет, тут что-то еще…

– Вот вы и собрались, – сказал вошедший в круг Василий. Теперь он выглядел не только уставшим, но и физически изможденным. Видимо, обслуживание колеса на дрезине было делом непростым. – Это ты поломала радио?

Эльза молчала. Может, если бы ей удалось затянуть процесс допроса, люди бы поняли, что вытворяют.

– Хотя ладно. – Тростников махнул рукой. – Преступление должно быть наказано.

Он хотел добавить еще что-то. По его лицу было видно, что новоявленный предводитель Бориспольской сам не отдает себе отчета в том, как все так получилось.

«Вот и весь суд», – поняла девушка. Внутри Эльзы все кипело, но она молчала. Лишь внимательно наблюдала и запоминала, что происходит. Какой-то феерический бред. Всего пять минут назад она была с Давидом в их палатке, и ничто не предвещало беды. Когда все обитатели станции успели сговориться против них?! Или они выступают только против нее? Если все кругом так переживают за здоровье и настроение Давида, то должны понимать, что их любимый Женька такой расправе над своей девушкой не порадуется, мягко говоря. Но почему его все еще нет?

Василий встал перед девушкой.

– Стань у часов, – приказал он. – Или тебе помочь?

Девушка не услышала в его интонации даже намека на издевку. Казалось, Василий действительно готов учтиво помочь обвиняемой стать у места расправы. Эльза посмотрела ему за спину. На лицах жителей станции не было ненависти. Как и любопытства, сочувствия либо азарта. Ничего. Ноль эмоций. Словно собрались выслушать график прибытия купцов на будущий год.

Однако у каждого второго имелись в руках камни от совсем мелких до увесистых булыжников. Некоторые держали всякие относительно неопасные предметы – карандаши, ободранные плюшевые игрушки, пластиковый хлам.

Не веря в происходящее, Эльза подошла к станционным часам, уперлась спиной в мраморный столб. Эту задачу она решить не могла. По крайней мере, не сейчас.

– Луженый провод, – сказала она горько. – Поищите чертов провод, и сможете починить свое радио!

Она закрыла глаза. Не нужно ни в чем разбираться. Не нужно ни о чем думать, искать логику, причины, заговор. Это все сработает им на руку. Она не позволит так с собой обращаться, но не будет первой, кто прольет кровь. Им не спровоцировать ее на нападение одними лишь угрозами.

А если постоять за себя не получится – значит, будь что будет. Эльза верила, что знает себя. И сможет просто перетерпеть, чтобы уйти отсюда навсегда. И, если придется – без Давида…

– Начали! – крикнул Василий.

Эльза услышала шелест бумаги – в нее летел журнал, или старая тетрадка. Подавила нервный смех – что такого должно быть написано в тетрадке, чтобы ее бросок мог кого-нибудь унизить?

Журнал попал в живот и свалился к ногам. Карандаш отскочил от бедра, не оставив следа. Кусок мела щелкнул о стенку рядом с лицом Эльзы. Никто не швырнул камень.

Только девушка решила, что камней не будет, как получила мелким куском рыхлого кирпича в бровь. Крошка попала ей в глаза. Выдохнув, Эльза решила не строить из себя упрямую жертву – закрыла лицо рукой, присела у часов, прижалась к ним. Второй рукой нащупывала любой предмет для самообороны. Где там был тот кирпич? Карандаш тоже сойдет. Если кто-то посмеет меня держать, думала она, карандаш в глаз или ухо – и решится первая из проблем.

– Что вы творите? – послышался голос Давида.

Эльза открыла глаза, на всякий случай заслоняя их ладонями.

Давид прорвался через живое оцепление, тяжело дыша. По его лбу струилась кровь. Эльза сразу забыла про себя.

– Что с тобой? – крикнула она, но Давид не ответил – прыгнул к ней, повернулся, заслоняя собой девушку. Он не был особо крупным, но за его фигурой Эльзу не было видно вообще.

– Остановитесь, люди! – крикнул он, как показалось девушке, чересчур сочувствующе. – Хватит!

– Женя, лучше отойди, – недовольно приказал Тростников. – Не то и тебе достанется.

– Ты ранен? – шепнула Эльза, прячась у Давида за спиной и сжимая что-то острое, на что даже не посмотрела. – Что случилось?

Давид повернул к ней лицо, и Эльза похолодела от его выражения. На станции что-то творилось, и явно нехорошее – и Давид понимал, что именно. И не мог сказать этого здесь и сейчас.

Парень выхватил из кармана гаечный ключ.

– Пригнись, – сказал он, и девушка послушно скорчилась у стены.

Размахнувшись, Давид врезал ключом в циферблат часов, выворачивая наружу составлявшие его пластины. Ударил снова.

Толпа издала гул изумления. Не было случая, чтобы за всю историю станции кто-либо посягнул на целостность этого объекта, имевшего воистину сакральное значение. И еще больше всех потрясло, что это сделал их любимчик Женька – человек, который последние четыре года эти часы и охранял.

Эльза заметила, как Василий каменеет на глазах, затем кладет руку на висящий на поясе нож и машет кому-то рукой. Девушка быстро выпрямилась, взяла Давида за плечо – как раз в момент, как он вытащил из схрона в часах автомат, сдирая с него промасленную тряпку.

Обнаженное дуло калашникова посмотрело на толпу, начавшую было приближаться.

– Назад, – пригрозил Давид, передергивая затвор. На этот раз в его голосе не было и намека на участие.

Василий медленно убрал руку с рукоятки ножа.

– Уходим, – сказал Давид Эльзе. – Позже объясню.

– У тебя кровь…

– Позже.

Девушка пошли вслед за Давидом, запоздало вспомнив, что ей предстоит «держать спину». Никто их не преследовал, словно все только и ждали, пока пара сама пожелает уйти.

Давид с автоматом наперевес добрался до дрезины с демонтированным колесом. Возле нее лежали тюки, притащенные недавно челноками из музея на Харьковской.

– Возьми все, что пригодится, – сказал Давид нервно. – Мы уходим на Вырлицу. Срочно.

Эльза окончательно растерялась, но поручение выполнила – схватила два снаряженных рюкзака купцов, надеясь, что это не собственность «киммерийцев». Воевать с ними ей не хотелось до такой степени, что лучше бы она выстояла и три побиения камнями. Грабежа по отношению к себе банкиры не прощали и не забывали.

– До арсенала не доберемся, – произнес Давид, глядя, как к ним подбирается толпа. – Закрывай ворота и пробегай в туннель.

– А ты?!

– Я сразу за тобой. И блокируй транспорт.

Эльза вскочила на дрезину, вырвала с корнем пучки проводов, назначения которых сходу не понимала. Для верности сорвала и опрокинула аккумулятор, и пнула по топливному шлангу, разрывая его в местах починки. Провода жалобно повисли, разливая по рельсу капли солярки. Девушка взвалила на себя два рюкзака, вдавила кнопку гермоворот и, не обращая внимания на сирену, юркнула в туннель. Через мгновение по его стенам забегал тусклый луч ее фонарика.

Давид пошел туда же, водя прицел по всем, кого видел. Народ постепенно собирался, держа почтительную дистанцию. Никто бы не усомнился, что теперь он готов открыть огонь. Со своего места парень видел лица людей, составлявших все известное ему гражданское общество, и сейчас он не узнавал их. На одних печаль, на других зависть, и никто не попытался с ним просто поговорить. Теперь все они ему чужие.

– Ворота не открывать, пока не пройдет час, – приказал Давид. – Если откроются – буду стрелять в проем.

С этими словами он скрылся по ту сторону ворот, которые отрезали туннель от станции.

Глава 6 Встреча

Ион глазел на рацию как на живой организм, прятавшийся внутри техники много лет, чтобы его разыграть. Кто, черт побери, мог с ним заговорить?! Грузовик незнакомых противников не просто хранил секреты – он сам был сплошным секретом в три оси и десять колес. Учитель не мог сосредоточиться на услышанном по рации голосе, лишь хлопал глазами и ощущал себя рядом с машиной неуклюжим, лишним. Все это время он думал, что при гипотетической встрече с новыми людьми придется их как-то встраивать в свой мир. Оказалось, мир вполне существовал без него. Это ему надо думать, как встроиться в чужой ритм, если он способен его понять. Мало ему оказалось наткнуться на вооруженных людей – надо было еще и понять их поведение, к чему он не был готов. Остальные сталкеры смотрели на все происходящее как на обычный инцидент, у которого наверняка видели несколько разумных вариантов развития событий. И сейчас «Птицы» Кондора стояли вокруг кабины, глядя на Иона как на оракула, знающего ответы на все вопросы.

– Кто такая Альбина? – спросил Кондор.

Ион понял, что вопрос адресован ему, только когда командир схватил его за рукава сталкерской куртки и повернул к себе.

– Я не знаю, – машинально ответил Ион.

– Кто такая Альбина?! – повторил Кондор. Его проницательные глаза, казалось, сверлили маску насквозь.

– Да не знаю я, – снова сказал Ион, чувствуя, как сердце колотится все сильнее. Он на самом деле не мог определиться, как ответить на такой вопрос. Знание и незнание – две настолько разные категории, что от них в метро зависит жизнь. И все же учитель чувствовал, что способен ответить на вопрос иначе, если только… он сам не знал, что должно произойти. Разум словно отказывался впускать его, ограждая от скрытой информации. И эта скрытность не имела никакого отношения к стирающему память механизму.

Одно Ион чувствовал вполне определенно: если имя Альбина у него с чем-нибудь и ассоциировалось, то точно не с тревогой. Более точно он сказать не мог. От этой незнакомки он мог ожидать чего угодно, но не прямой угрозы. Во всяком случае, не ему лично. Она в разговоре по радио вела себя так, словно их связывало некое общее прошлое. И похоже, это прошлое заполнялось чем-то светлым. Возможно, стоило проверить это предположение, и прямо сейчас.

– Едем, – сказал Кондор, стаскивая мертвого водителя с места.

– Куда? – спросил Ворон, залезая с другой стороны и фактически впихивая Иона точно по центру кабины.

– К ним, куда же еще?

– Подожди, не торопись так, – вырвалось у Иона. «Птицы» снова уставились на него, и на этот раз учитель почувствовал острое недоверие с их стороны. Попытавшись убедить себя, что его товарищи просто выражают таким образом любопытство, Ион произнес:

– Нам нужен конкретный план действий. Кондор, что ты задумал?

– Добраться до твоей Альбины и поговорить, – бросил командир. – Если не получится, то пострелять придется. У тебя есть другие предложения?

– Нет, но…

– Ты предлагаешь все бросить и просто уйти? – спросил Воробей. – Уткнемся клювами в кроватки и все забудем? А завтра город снова опустеет?

– Я предлагаю все как следует обдумать, – нервно вымолвил учитель. – Ни к чему так торопиться. Может, нас выманивают.

– И для этого подпалили крышу?

– Мы не видели огня, только дым. – Ион продолжал складывать воедино части головоломки, до того ему хотелось собрать ее досрочно, чтобы не ждать появления новых фрагментов. – Дым может значить что угодно. Скажем, сигнал.

«Птицы» переглянулись с командиром, и тот сказал:

– Продолжай.

– Дым привлек наше внимание, так? И он же может быть сигналом к подкреплению, или стягиванию резервов. После того как мы с вами увидели два грузовика с вооруженными людьми, я всерьез могу предположить многочисленные резервы противника прямо у нас за спиной. И все специалисты получше нас с вами.

– Говори за себя, – бросил Аист почти насмешливо, но все же не удержался и обернулся.

– Тогда у нас нет другого пути, кроме как вернуться в Датаполис, передать Кипарису грузовик и завербовать в свою армию население примерно трети всего Креста в полном составе, – сказал спокойно Кондор. – С последним пунктом предвижу сложности. И с предыдущими тоже. Ион, у нас не было уговора, как поступать при боевом столкновении с неизвестными лицами наверху, однако существуют неписаные правила. Если наткнулся на проблему – изучи и постарайся решить ее сам, прежде чем перевесишь ее на чужие плечи.

Ион не нашел, что сказать на это. Командир был прав.

Кондор включил двигатель. Кабина завибрировала. Капли крови начали стекать по стрелочным индикаторам, словно грузовик кровоточил. Иону совсем не к месту стало дурно. Может, мало воздуха? Он запоздало вспомнил про фильтр – точно, кислорода и в самом деле мало.

По крыше что-то застучало – Феникс расположился наверху кабины с СВД. Ион не имел понятия, как сталкер намерен прицельно стрелять в таких условиях. Аист и Воробей примостились по краям кабины на подножках. Учитель полностью перестал их понимать. Неужели они и эту схему отрабатывали? Или у них некоторые вещи получаются сами собой, без лишних приказов?

До «Сто первой» башни оставалась пара сотен метров. Кондор вел грузовик медленно – еще бы, давно не сидел за рулем.

Ион как раз сменил фильтр, чувствуя себя лишним вплоть до подозрений, не доставлял ли он «Птицам» дискомфорт все это время. Сейчас он должен был сделать ход, но неизвестно, какой. Хорошо хоть радио молчало. Или, наоборот, плохо? Должен ли он заговорить с Альбиной самостоятельно? Что он скажет? «Да, это я, Ион. Я тебя не знаю, но мы уже убили вашего водителя и едем на ворованном у вас грузовике, начиненном взрывчаткой. Наши люди целятся в вашу сторону. Короче, стреляйте в нас, мы превосходная мишень».

– Они не будут стрелять, – сказал Кондор, угадав если не мысли Иона, то волнение остальной команды. – Не знаю, зачем им столько взрывчатки, но она им для чего-то нужна.

Сверху по кабине что-то дважды стукнуло. Кондор нажал на тормоз, светя фарами через еще более сгустившийся туман.

– На выход, – сказал он. – Ворон, останься. И за руль сядь на всякий пожарный.

– Я не слишком помню, как это делается.

– Они этого не знают.

– Принято.

Ворон проворно перелез через Иона, уселся за руль. Кондор вышел наружу с одной стороны, Ион – с другой. Учитель почувствовал себя еще хуже. Если они не были мишенями раньше, то точно стали ими теперь. На миг в нем непонятно откуда проснулось тактическое мышление – что бы он сделал, задумывая операцию, требующую столько людей, транспорта и снаряжения. Уж точно принял бы меры к обороне от возможных гостей. Тем более что неприятель был прекрасно осведомлен о существовании «Птиц» и их занятии.

Пространство перед башней было тщательно вычищено, словно его готовили для подъезда грузовиков. Сейчас перед ним были сложены большие коробки. Возможно, из здания что-то вывозили. Чуть подняв голову, Ион скосил глаза и увидел дым, идущий с крыши. Все же не огонь. Дымовая шашка и, похоже, не одна.

Второй грузовик стоял у входа, поставленный так, чтобы служить ограждением. Даже неискушенному в вопросах ведения боев в городе Иону это показалось бессмысленным. Чтобы так развернуть грузовик, пришлось постараться. К чему ставить мобильные преграды у здания, если можно спокойно укрыться в нем самом?

Как он и предполагал, из башни никто не вышел. Вместо этого из-за грузовика показались несколько человек. Их защитные комбинезоны почти не имели схожих элементов. Это тоже странность: даже если снаряжение разных систем, оно неизбежно приведется к общему внешнему виду, если его обладатели участвовали в одних и тех же операциях. «Птицы» были тому свидетелями. Здесь же Ион наблюдал целый калейдоскоп образов, которые на рынке Датаполиса запросто сошли бы за увеличенные копии детских фигурок – от научных скафандров до практически полуоткрытых курток из жаропрочной ткани.

Был среди них и сбежавший боец, чей напарник открыл огонь первым – последнюю деталь Ион повторял себе раз за разом как главный аргумент в предстоящем разговоре.

Здесь он обнаружил, что ноги сами несут его вперед параллельно с Кондором, словно они вдвоем являлись лидерами отряда. Учитель заставил себя двигаться точно так же, и даже аналогичным образом стал держать автомат.

– Все в порядке, мы вас держим, – послышался голос Феникса. Ион ему лишь позавидовал. Чем он будет их «держать», если из-за грузовика по ним шмальнут из гранатомета? Хотя Кондор же высказывал уверенность, что грузовик им нужен… или то было лишь предположение? Ион усилием воли заставил себя снизить градус, с которым его волнение рвалось наружу.

К ним подошла фигура в плотном комбинезоне – единственном похожим на здравое сочетание защитного и боевого костюмов. Ион больше смотрел на наружные детали оборудования – два магазина от калашникова в нагрудном кармане, нож рукояткой вниз, две световые гранаты. Никакого видимого оружия, тем не менее, не было.

Только когда фигура подошла на пять метров, Ион догадался, что это была женщина.

Он сам удивился, как смог так обмануться, и понял – движения в этом костюме были слишком обезличенные. Зато теперь от незнакомки внезапно пахнуло одиночеством – ее сразу захотелось по-дружески приобнять, утешить, сказать, что все будет хорошо. Ион ощутил в районе желудка щемящий приступ тоски. Могло ли быть, что ему уже приходилось утешать именно эту женщину?

– Привет! – звонко сказала она. – Я Альбина!

– Привет! – поздоровался командир. – Это, как ты поняла, Ион.

Движением руки Альбина убрала с маски некое кустарное подобие поляризатора. Подошла еще ближе, посмотрела Иону в глаза. Учитель был готов поклясться, что она счастлива.

– Здравствуй! – сказала она и рассмеялась.

Боковым зрением Ион увидел, что Кондор чуть повернул к нему голову. От учителя явно ждали объяснений.

– Извини, – сказал он. – Я тебя не помню.

– Да, – покачала головой Альбина. – Догадываюсь.

– Ваш человек убит, – сказал Кондор решительно. – Но лишь потому, что открыл огонь первым. Мы – сталкеры подземного Киева, не имеем отношения к Метрограду. Можно узнать, кто вы?

– Легко, – сказала Альбина. – Я и мои друзья – тоже сталкеры подземного Киева, и тоже не имеем отношения к Метрограду.

Кондор молчал.

– Вот видите, как малоинформативен мой ответ, – сказала Альбина. – Хотя я не соврала ни капли. Значит, вы тоже представились немножко неинформативно.

– Если вопрос о вашем погибшем товарище может быть решен без дополнительного насилия, то я готов поговорить с вами о чем угодно, – сказал Кондор. – Мы не претендуем на ваше имущество, но мы обязаны защищать наш город. И отдадим вам ваш грузовик со всем содержимым, только если будем знать, откуда вы и зачем вам столько взрывчатки.

– Конечно, – сказала Альбина, все еще смотря только на Иона. – Давай договоримся, Кондор. Ты погуляй пока со своими ребятами, а мы с Ионом поговорим о всяком-разном. Лады?

Иону стоило больших усилий не замечать удивленный взгляд командира. Своего позывного тот точно не называл.

– Да расслабься ты, дяденька, – сказала Альбина. – Знала ли бы я, как тебя и «Птиц» зовут, если бы была не из Киева? Местная я. И тоже намерена защищать свой город. Все, оставь нас.

В ухе послышался озабоченный голос Феникса:

– Ион, все в порядке? Махни головой, если услышал.

Ион мысленно послал его к черту. Конечно, никто из «Птиц» сзади не мог слышать голос Альбины, и они ловили смысл разговора только по ответным репликам своих товарищей. И все же Ион не собирался махать головой хотя бы потому, что боялся, что от малейшего движения она может взорваться из-за переизбытка сумбурных мыслей. Он лишь плавно передвинул автомат за спину, надеясь, что это не будет расценено как сигнал к атаке. В конце концов, пусть сталкеры ориентируются по жестам командира, как они умеют – тем более что Кондор быстро пошел к грузовику, оставив их с Альбиной одних.

Женщина повернулась к своим, задумчиво развела руками. Подошла к Иону, взяла его за локоть, повела в сторону. От ее прикосновения Иону снова стало не по себе.

– Дай угадаю, – предположила она. – Ты меня не помнишь.

– Либо не помню, либо не знаю.

– Сам как думаешь? – Альбина взяла Иона за голову, посмотрела поближе в глаза. Этот жест что-то всколыхнул в учителе – до того ее прикосновения казались заслуживающими доверия.

– С тобой в последнее время не случалось провалов памяти, внезапных воспоминаний или хотя бы снов о свиньях? – спросила Альбина.

– Все верно, кроме свиней, – сказал учитель, чувствуя, как туман скрывает их от остального мира, словно они стояли на миниатюрной планете, где были единственными жителями. – Альбина, я не помню тебя. Если я должен тебе доверять, буду честен с самого начала. Так вот: мне плохо. Я не знаю до конца, кто я такой, а тебя вижу впервые. Или верю, что это впервые.

Альбина сочувственно покивала.

– Генератор торсионного шума? – спросила она.

– Точно. Стало быть, знаешь?

– Да, и можешь не продолжать. Мысли о том, через что ты прошел, могут причинять боль и страх смерти. Я не хочу, чтобы тебе было больно.

– Ответь, пожалуйста, на вопрос.

– Отвечу, обещаю.

– Ты откуда родом?

– Из Киева. Станция Лукьяновская.

– Нет, – сказал Ион. – Я бы запомнил. Такую, как ты – точно запомнил бы.

Альбина снова улыбнулась.

– Торсионная пушка – это гений технологий, – сказала она. – Со стороны кажется, что просто машинка для стирания памяти и контроля мозгов, но это все чушь и бред. Она не делает ничего такого, чего человек сам бы с собой не делал. И ты знаешь, что когда мозг концентрируется на чем-то действительно важном, все остальное пропадает? Перестает цеплять, доставать, раздражать, отправляется на задворки памяти. Здесь примерно то же самое, только в форме зашкаливающего технического суррогата. Процесс обратим, но возникает интересный эффект. Человек сам больше не хочет вспоминать то, что его когда-то заставили забыть. Потому что уже привык жить без этих воспоминаний. Они становятся не нужны. Воспоминания мы держим в себе сами, а если их у нас отнять и потом вернуть – мы не будем за ними носиться по собственной инициативе. Зачем мы цепляемся за память? Она – все, что у нас осталось. То, что побуждает нас чувствовать себя живыми. Но…

Альбина придвинулась.

– Если нам дать цель, то жизнь расцветает красками, – прошептала она. – Мы концентрируемся на цели и убираем все, что мешает нам ее достичь. Отказываемся от собственного опыта. Сами и добровольно.

– Это то, что случилось со мной? – спросил Ион, стараясь не верить на слово всему, что предстоит услышать.

– Да. Ты сначала попал под сигнал одной пушки, затем под сигнал другой, который вернул тебя. Воспоминания открылись снова. Но не вернулись – тебе предстоит вытаскивать их самому. Ты этим и занимался – восстанавливал свою жизнь по кирпичику, вот только кирпичики аккуратно лежат по шкафам. Где-то там, в твоей памяти, есть кирпичик и с моим именем. Ты просто до него не добрался. Понимаю, были более важные и достойные дела. Менее важные ты отверг. Отверг все, что тебе было не нужно, ради своей школы.

– Постой… откуда ты знаешь про школу?

– Я даже про путь контрабандистов знаю, – сказала Альбина. – Дядя Дима все еще ставит «башмак» не с той стороны, когда дрезина приезжает. Там же уклон, и вся техника отъезжает назад. Говорю же, я родом с Лукьяновской…

– И где ты жила все это время?

– Прошу тебя, не мучай себя этими вопросами хотя бы сегодня, – взмолилась Альбина. – Ты же сам знаешь, как тяжело расставить по полкам свое прошлое, так зачем дополнительно нагружать себя чужим?

– Альбина, там, в километре позади, лежит мертвый человек! – заорал Ион, не выдержав, – показал назад, жестикулируя столь активно, что Феникс, если бы видел через туман, мог расценить его движения как угодно. – Твой человек, один из ваших, кем бы вы ни были! Я не помню тебя, и от твоих метафор у меня едет крыша! Знаешь, какими категориями я мыслю сейчас? Друзья и враги! Стрелять или не стрелять! Что мне делать с тобой?!

– Не верю, – сказала Альбина, и ее голос дрогнул. – Ты плохо сейчас знаешь себя, но я тебя знаю. Ты не можешь учить детей воспринимать мир столь однобоко.

– Да, не могу! Потому и не учу! Я бегаю уже три месяца, нарезаю круги по зараженной земле, чтобы найти новые смыслы! И вот я вижу группу вооруженных людей на грузовиках, с бомбами, и ни хрена не понимаю, как с этим быть!

– Ион…

– Нет. – Учитель отступил, схватился за автомат. – С меня хватит. Не подходи ко мне. Сейчас наша очередь спрашивать, кто вы и откуда. Кондор, что там у вас?

– Ничего, ждем тебя, – послышался голос командира. – Ты прав, хватит дурку гонять. Задай ей вопрос. Любой, какой сочтешь нужным. И уходи. Дальше мы сами.

Ион нацелился на Альбину, которая посмотрела на автомат с тоской и непонятной жалостью.

– Говори, – велел он. – Что вы собирались делать со взрывчаткой?

Альбина взялась рукой за маску, сняла ее, показав незащищенное лицо токсичному воздуху. И ответила:

– Мы берем Датаполис под контроль.

Глава 7 Перегон

Когда ворота Бориспольской закрылись за спиной, Эльза поняла, что ни разу не слышала этого звука, находясь по ту сторону. Оказывается, грохот еще долго гуляет эхом по туннелю, да так, что кажется, будто жалобно дребезжат рельсы. Повезло тем станциям, у которых их нет.

Девушке сразу стало очень холодно. Она почти не помнила своего единственного в жизни путешествия на Бориспольскую с северной стороны. Знала лишь, что Ион протащил ее от Вырлицы практически бегом, так, что девушка сбила все ноги об острые шпалы. Собаки могли преследовать их хоть до самого конца, и девушке казалось, будто они все еще здесь. Поджидают ее все эти три месяца. Эльза сама поразилась этим мыслям – в стенах Бориспольской она ни разу не вспомнила, что бывает там, за северными воротами. И говоря о сбитых ногах – очень жаль, что пришлось оставить в палатке Мафусаила свои ботинки.

Эльза наскоро проверила все свое имущество, которое могло остаться в карманах. Совершенно ничего полезного, да и бесполезного тоже. Выход из палатки она раньше не приравнивала к возможному уходу со станции вообще. Сейчас девушка корила себя за это, но понимала, что это не ее вина. Что это за дом такой, если, покидая его, каждый раз следует думать, что можешь не вернуться?

– Давид, подожди! – остановилась Эльза, все еще таща два рюкзака. – Объясни, что происходит!

– Тихо, – сказал Давид, то и дело оборачиваясь с автоматом назад. – Нас слышно за километр!

– Кто нас будет слышать?

– Тот, кто заразил всю станцию.

– Чем заразил? – испугалась Эльза.

– Идеей, – мрачно ответил Давид. – Ничто так не заразительно, как идея.

– Я не понимаю.

Давид резко обернулся, присел с автоматом у левого рельса, нацелился в сторону гермоворот. Эльза притихла, не мешая парню слушать. Тот запоздало включил приделанный к автомату тактический фонарь. Пятно света забегало по стенам туннеля.

– Ладно, – произнес Давид, продолжая путь в сторону Вырлицы. – Все равно он уже ушел.

– Кто ушел?

– Твой Толик. Если его ждала дрезина, то мы его не догоним. Даже если нет – у него фора в три минуты, а это много. Нам надо успокоиться.

– Толик… погоди, ты откуда знаешь про него?

Парень угрюмо перебирал ногами, не желая признаваться.

– Объясни мне, что происходит, или я возвращаюсь назад! – крикнула Эльза. – И плевать, если снова бить начнут!

Давид устало повернулся к подруге и ответил:

– Кто-то активировал наш ящик.

– Что?!

– В палатку зашел какой-то чертила. Ковырялся в ящике. Сказал, что зовут Толик, что он сломал радио и подставил тебя. И что мне надо поспешить и не мешать ему делать свое дело. Говорил так еще, с вызовом, будто я ничего ему не сделаю за такое поведение. Ну, мы немножко подрались. Он сбежал, но успел запустить генератор, пока я его не разнес к чертям снова. Станция попала под ментальный приказ. Я не знаю, какой именно.

Эльза отвернула луч в сторону, пытаясь скрыть обалдевший вид.

– Значит, генератор работает, – вымолвила она.

– Заработал, когда Толик его дополнил деталями. И перестал, когда я его доломал.

– И кто-то активировал программу контроля… – начала Эльза и осеклась.

– Что?

– Я думала, почему вся станция с такой готовностью согласилась забросать меня камнями. Не понимала, почему все послушались приказа Тростникова.

– Они все были под влиянием ящика, – сказал Давид. – Ну конечно!

– Но мы с тобой не попали под излучение!

– Не знаю, – покачал головой Давид. – Может, это потому, что мы уже попадали под его действие раньше. Возможно, у нас иммунитет.

Эльза уставилась на него.

– Это радует, – сказала она.

– Да, – согласился парень. – Меня тоже. Хотя если когда-нибудь брошу в тебя камень – не бойся ответить тем же.

– Хорошо, я запомню.

Они посмотрели вперед, в темноту, в которой терялись лучи фонарей.

– Что у тебя случилось на станции? – спросил Давид. – За что тебя решили наказать? Я лишь понял, что как-то связано с радио…

– Меня подставили, – ответила девушка, ловя момент, чтобы проверить содержимое рюкзаков. – Какой-то мужик назвался Толиком и всучил мне поломанное радио. Пока я разбиралась, что к чему, меня дежурные повязали. Им тоже стукнуть успели, наверное.

– Видел я раньше это радио, – сказал Давид, вытаскивая магазин калашникова и пристегивая обратно. – Оно всегда у Ксюши стояло. Хорошая штука. Ловило новости с Красного Хутора, когда оттуда что-то транслировали. Никогда не понимал, как короткие волны по туннелю летят. Но это не моего ума дело. А раньше у нас был и кабель до Позняков, ловили новости «Киммерии». А те обычно передавали новости Датаполиса. После Ксюхи радио пропало. Думал, на хутор вывезли. А оно, получается, у Тростникова стояло. Только как этот твой Толик его получил – не понимаю.

– Это не мой Толик, – поправила Эльза, вываливая из рюкзаков барахло. – Так, давай разберем. Фитили тебе нужны?

– Если ничего не весят, можешь взять. Таскать тяжести – это так здорово.

Эльза покрутила в свете фонарика смотанные нитки и спросила:

– Зачем купцы тащили к нам фитили?

– Не к нам, – ответил Давид. – На хутор. Тамошние гопники делают классные свечки. Безотходное производство. Знай только фитили меняй.

Выбросив ненужный предмет, Эльза рассмотрела при свете своего фонарика купеческое добро – ткань, парусину, мотки пряжи, шнуровку. Мало что из этого могло им пригодиться. Девушка оставила на дне рюкзаков немного сушеных грибов, рыхлый кубик сахара и пару упаковок почти невиданной в этих краях диковинки – старых военных пайков.

– Смотри, – обрадовалась она. – Мы в последний раз такие у Ольшанского ели.

– Да, культовая вещь, – сказал Давид, глядя на жестяные банки с полустертым изображением грустной рыбины. – Есть можно, если нос зажать. И одежда воняет неделю.

– Переживу.

Эльза проверила второй рюкзак.

– О, ты посмотри, – сказала она удивленно.

– Просто скажи, что там. – Давид поудобнее приладил ремень автомату.

– Две бутылки воды, – начала Эльза. – Четыре рожка к калашникову…

– Да ладно?!

– Лови. – Эльза подала Давиду смотанные изолентой спарки.

– Тут восемь рожков, а не четыре, – заметил Давид, принимая ценный подарок. – Поштучно надо считать.

– В полутьме не заметила, бывает… так, тут еще один фонарь, и три… нет, четыре батарейки. Слушай, это не может быть просто товар челноков. Это же минимум снаряги туннельного сталкера. Смотри, тут все есть, что нужно, и ничего лишнего: патроны, вода, фонари, которые светят недалеко, затем экономно. В туннеле же далеко не надо светить. И все это почти ничего не весит. Даже сложено было аккуратно. Не пойму, зачем он все это делал.

Давид прикинул вес и размер рюкзака Тростникова. В самом деле, Эльза верно описала все странности, и Давид даже мог добавить от себя парочку. В частности, рюкзак был оснащен внешней системой ремней и подсумков, которые увеличивали общий вес всей конструкции, зато повышали прочность и удобность при длительной переноске. Даже челноки так не поступали, предпочитая пользоваться тележками. Никто не любит таскать на себе лишние тяжести. А данный рюкзак был собран так, словно с ним готовились к пешему путешествию через все метро, включая возможные вылазки наверх. Конечно, с поправкой на то, что со снаряжением для внешней вылазки на Бориспольской всегда было туго.

Кроме того, приоритет укладки груза тоже имел значение в опытных руках. Обычно фонари, которыми не собирались пользоваться, запихивали в середину как невозобновляемый тактический запас. Но некоторые, вроде охраны «скифов», предпочитали таскать их внутри лямок – сложно запихнуть на самом деле, зато удобно вытащить, не снимая рюкзак. Для этого требовалось нашить на лямки надежные чехлы, и мало кто этим заморачивался. Здесь же все это было.

– Думаю, наш дядя Вася себе тревожный рюкзак собирал, – предположил Давид. – На случай, если придется рвать когти. Таскал его с собой по всей станции и снял, когда работал с дрезиной. Было ваше, стало наше. Оставим себе, не пропадать же добру.

– Отлично, – согласилась Эльза, сортируя отобранное барахло.

Давид посмотрел в обе стороны туннеля. Тревога в его сознании немного снизилась. Уже было понятно, что со стороны Бориспольской никто и не думал отпирать гермоворота так рано. Похоже, они в самом деле будут выжидать минимум час.

Давид опустил автомат, взял небольшой рулон ткани из купеческих запасов. Оторвал часть, промокнул покрасневший от крови лоб, и из второго куска сделал себе повязку. Стало почти хорошо, если бы не ноющая боль.

– Там таблеток нет? – спросил он.

– Есть. – Эльза подала ему набор персональной помощи. – Тростников не зря лекарства со станции собирал. Вот, сделал себе аптечку. Видел бы ты, что еще он там таскает. Я и не знала, что он запорами мучается.

– Надо было прямо там рюкзак разворошить, вывели бы начальника на чистую воду, – предположил Давид, отправляя в рот пару таблеток. – Аспирин, надо же. Интересно, от Метрограда или «Птиц»?

– Какая разница?

– Действительно, никакой. Что там еще нашла интересного?

– Наверх Вася не собирался точно, – ответила Эльза, копаясь в самом низу рюкзака. – Даже противогаз не добавил. Но я нашла два штуки в другом рюкзаке, так что по туннелям пройдем куда угодно.

– Фильтры?

– Всего три.

– Все равно их никогда не хватает. Ты закончила?

– Погоди. – Копающаяся в рюкзаке Эльза нахмурилась. – Что-то твердое нащупала. Секунду…

Она открыла боковое отделение рюкзака и вытащила револьвер.

Не особо тяжелый, но и не маленький, так как был по меньшей мере вдвое больше женской ладони. Эльзе приходилось видеть такие, оснащенные кучей обвесов, полезных и переоцененных. Обычно технари добавляли им удлиненные стволы, полноценные приклады, прицелы. Девушка даже видела лазерный. Никто не ходил с такими револьверами, кроме откровенных бандитов в первые годы Креста. Когда с преступностью почти покончили, оружие куда-то растворилось. Поговаривали, что все скупила «Киммерия» и складировала в подземельях Славутича на светлое будущее. Оказалось, что кое-что из той партии тайно гуляло по туннелям – конечно же, как всего лишь товар.

Конкретно данный револьвер, похоже, не раз побывал в неприятных историях – дуло все еще хранило следы содранного ствола, наспех заполированное наждачкой. Из него давно не стреляли, хотя, судя по смазке, хотя бы пытались ухаживать.

Эльза отодвинула барабан, высыпала на ладонь шесть тусклых патронов, зарядила снова. Давид подошел, посветил поближе.

– Тебе повезло, – сказал он.

– Лучше мне, чем тому, кто меня подставил. – Девушка быстро осмотрела оставшиеся отделения рюкзака и нашла кулек с запасными патронами. – Жить можно.

– Разгреби все поровну и пошли.

– Не важно, поровну или нет, – сказала Эльза, запихивая в рюкзаки все полезное. – Я не собираюсь разделяться.

– Никогда не знаешь, что случится.

– Я не собираюсь разделяться!

Давид не стал спорить.

– Держи спину, – сказал он. – Я пойду первым.

– Тебе легко говорить. Впереди один противник, а сзади много.

– Мой любимый монстр – это ты, – подмигнул Давид. – Я согласен иметь за спиной только тебя. Ха-ха!

Эльза накинула на себя тонкую кофту из купеческого добра, распихала по карманам фильтры, батарейки и запасной фонарь. Перехватила револьвер в правую руку, чувствуя его тяжесть и привыкая к ней как к продолжению себя.

– Давно не стреляла? – спросил Давид.

– Из такого? Никогда.

– Курок взводить не забывай, так легче. Остальное сообразишь.

– Я помню теорию.

Давид накинул на себя более тяжелый рюкзак, распинал оставшийся валяться хлам, чтобы не блокировал рельсы. Возможно, как раз их блокировать и стоило, но он все еще мыслил категориями жителя метро, а не бойца.

– Надо нагнать твоего Толика и допросить как следует, – сказал он. – Думаю, он нам ничего сделать не сможет. Разве что он не таскает с собой еще один генератор шума.

– Зачем он на станцию приходил? – спросила Эльза. – Почему дал такое указание?

– Мы не знаем, что он хотел. Может, думал, что тебя захотят расстрелять у этих часов. Радио – штука важная, за серьезную поломку могли бы и казнить, в самом деле. Видела, как они все на взводе были?

– Наверное, ты прав, – подумала Эльза. – Блин. Получается, меня спасло только то, что этот кретин не сумел даже нормально сломать приемник. Там это радио починить на раз-два можно. Если бы было нельзя – Василий мог бы отдать другой приказ, а если глушилка работала на всю станцию…

– Не думай об этом.

– Я о другом думаю. С каким пор на станции практикуется такое дурацкое наказание – побиение камнями?

– Вопрос унижения? – предположил Давид. – Ни разу такого у нас не было. Расстрел мог лишь подорвать дисциплину и породить страх. Если речь идет о молодой здоровой женщине – тем более. А когда народ сам лично участвует – как бы другое дело. Если кто добрый попадется, так тот просто рядом постоит, ну или кинет чем-то вроде скомканной бумажки.

– В Датаполисе такое не прокатило бы, – сказала Эльза. – Там запрещают трогать женщин. Хотя не сказала бы, что они особо счастливо от этого живут.

– Нигде не рай земной, – буркнул Давид. – Ни даже подземный.

Остаток пути до Вырлицы они проделали в тишине. Казалось, никто не проходил здесь уже целую вечность. Сама станция за последние три месяца ни капли не изменилась, но на ней стало спокойнее. После заварушки с Метроградом «скифские» купцы внезапно поняли, что у них слишком мало пространства для маневров. Случись большая война в Датаполисе – и на юго-восток хлынут толпы беженцев. А за спиной у «скифов» лишь пара жалких станций, из которых одна используется как склад, а вторая – нелепый музей. Зато еще дальше за ними – целых три местности, которые практически не участвуют в общественной жизни Креста. И все, что мешает добраться до них – монстрятник на Вырлице, состоявший из диких собак да крыс. Ну и отсутствие света, но когда это не могло решиться деньгами?

Словом, в последнее время жители Позняков превратились в «скифских» наемников, которые вычистили Вырлицу и превратили ее в подобие станции-призрака вроде пресловутой Телички – но призрака миролюбивого, не боящегося тишины и легкой люминесценции.

Так что сейчас Давид и Эльза входили на станцию, уже больше похожую если не на склеп, то на заброшенный подземный ангар. Здесь не было ни единой живой души – вопрос с грунтовыми водами пока не решился, и рельсы скрывались на десяток сантиметров в воде.

Эльза шагнула на левую платформу, Давид забрался на правую. Средний ряд колонн был украшен тусклыми лампами, которые по соглашению со «скифами» следовало зажигать при проходе через станцию и выключать на противоположном конце. Сейчас лампы не горели. Впрочем, это еще ничего не значило. Всегда можно предположить желание очередной кучки безбашенных оборванцев занять драгоценную территорию и попытаться установить на ней свои порядки. Ни у кого пока не получалось. Без возобновляемого автономного электричества, любого, даже самого примитивного водоснабжения и внешней торговой системы с соседями жить внутри Креста не выйдет. Некоторые уже пробовали, и окончилось это печально.

Эльза навела луч на платформу, несколько раз помигала, привлекая внимание. Давид посмотрел туда же. На полу виднелся кусок грязного бинта.

– Его здесь нет, – сказала Эльза.

– Да, тут он сделал перевязку, – добавил Давид. – Если он пошел дальше, то в музее можно про него расспросить.

– Я так не думаю, – сказала Эльза. – Он мог и не идти в музей.

– О чем ты? Что-то еще увидела?

– До Харьковской тут идти всего ничего. Кровью он не истекал, я бы в туннеле заметила. Зачем было менять бинт здесь, если на Харьковской ему оказали бы помощь? Думаю, это потому, что он не собирался идти туда. Ему предстоял долгий путь в новом направлении.

– Тогда куда он мог… – Давид обвел стволом Калашникова своды станции. – Эльза, я чувствуя дуновение воздуха. Не пойму откуда.

– Подожди, я к тебе переберусь.

Эльза разбежалась, прыгнула на центральный столб, разделявший затопленные пути. Еще прыжок – и девушка оказалась на платформе Давида.

– Не увлекайся так стилем, на тебя здесь никто не смотрит, – посоветовал парень.

– Не хочу кеды замочить.

– Да, со старым снаряжением можно попрощаться, – вздохнул Давид. – Жаль твои военные ботинки, хорошие были.

Эльза стала рядом с ним, только сейчас ощутив, до чего неподходяще она оказалась одета. Сталкерское снаряжение, в котором Ион водил ее по Киеву, осталось лежать в палатке Мафусаила. Знать бы, как все повернется – ходила бы в нем, не снимая. А так пришлось покидать Бориспольскую в чем была – ободранные кеды, великоватые зеленые штаны без утепления и клетчатая рубаха. Хорошо хоть кофта оказалась у купцов. Не будь она еще такая дырявая…

Давид исследовал фонарем стену. Что-то ему не понравилось, и он пока не мог определить точнее, что именно. Он посветил еще раз, уже обращая внимание на тени. Поводил фонарем туда-сюда. Нахмурился, сузил луч и только сейчас заметил, что светит фактически в открытую дыру в стене высотой в рост человека. Ничего удивительного, что он ее сразу не обнаружил – с того места, где он стоял, нельзя было рассмотреть ничего, кроме груд исколотого мрамора. Если только не искать нарочно.

– Смотри, – сказал Давид, подходя к стене. – Ты это видела раньше?

– Я тут была всего раз, – ответила Эльза. – И тогда Ион от собак отбивался.

– А я был часто, но такого не видел.

– Да что там такое? – не утерпела Эльза, подошла поближе, уставилась на темнеющий проем. – Это что?

– Полагаю, секретный лаз, – сказал Давид, светя внутрь. – Сюда и ушел этот Толик.

Они с Эльзой переглянулись. Не сговариваясь, посмотрели назад. Туннель, ведущий на Бориспольскую, приглашал пойти обратно, словно обещая, что все будет хорошо.

– Мы все еще можем вернуться, – сказал Давид. – Подумай.

– Я с тобой, – произнесла девушка. – И черт с ними, с ботинками.

– Тогда вперед, – сказал Давид, наклоняя голову и шагая в проем. Эльза обернулась в последний раз и тоже исчезла, оставив Вырлицу в потемках.

Глава 8 Приказ

Альбина стояла перед Ионом, держа защитную маску в руке. Смотрела ему в глаза без вызова, и в ее взгляде читались боль, благожелательность и волнение, какое бывает от встречи со старым другом. Полностью открытая холодному воздуху, молодая женщина выглядела не просто уязвимой, а будто с ее лица сорвали покров.

Ион не опускал автомата, но целиться уже не мог. Не находил моральных сил.

Он впервые видел на поверхности незащищенное лицо человека. Молодую женщину – возможно, в прошлом красивую. Возможно, красивую и сейчас, если бы ее глаза не слезились от ветра, лицо не сковало напряжение, а пережитые невзгоды не оставили россыпь морщин и несколько мелких шрамов. Он навсегда запомнит это зрелище – женщину наверху без маски. Ожившая картина. Символ новой эпохи возрождения.

– Зачем? – спросил Ион.

– Зачем контроль над Крестом? – переспросила Альбина. – Долго рассказывать, а твои друзья уже нервничают…

– Зачем маску сняла? Надень быстро!

– Раз ты настаиваешь, то слушаю и повинуюсь. – Альбина вернула маску на место. Перехватила ее, сделала глубокий вдох. Немного пошатнулась.

– Ты прав, глупая была демонстрация, – сказала она. – Хотела же ничем тебя не удивлять слишком рано, и вот…

– Прекращай свой театр! Я могу удивиться много чему и без твоей помощи. Сейчас тебе надо думать, как вызвать у меня доверие.

– Доверие, которое можно вызывать или не вызывать, ничего не стоит. – Альбине понадобилось некоторое время, чтобы снова привыкнуть к маске, и Ион понял, что она не так уж и часто ею пользуется. – Его надо заслужить и потом хранить, сколько получится. В нужный момент оно спасет жизнь, не только твою. Не вникай во все, что видишь, голова треснет. И шлем не удержит.

Иону захотелось ее стукнуть, хотя бы сделать вид. Символически, даже не касаясь. Стоило ему допустить саму мысль об этом, как он почувствовал внезапный приступ отвращения к себе, словно эту – и конкретно эту – молодую женщину обижать было нельзя ни при каком раскладе. Ощущение было неприятное и нежданное, как будто он уже сталкивался с этим вопросом в прошлом и сам себе дал запрет даже на подобные мысли.

Голос Кондора по рации подействовал на Иона успокаивающе – как свет, внезапно включившийся на темной станции.

– Скажи ей, что мы идем, – предупредил командир. – Хватит с нас представления.

Альбина чуть придвинулась и тихо спросила:

– О чем там тебе в ухо жужжат? Мне не слышно.

– Моя команда идет, – сказал учитель женщине, стараясь пока что игнорировать ее поведение. – С этого момента советую не вести себя как…

– Твоя команда – это Эльза и Давид! – крикнула Альбина.

Ион заморгал. Ему захотелось тоже сорвать с себя маску и протереть глаза как следует, а с ними и уши.

– Откуда ты знаешь о них? – спросил он. – Эльза и Давид – твои знакомые?

– Обрати внимание, как ты спросил, – заметила Альбина. – Тоже назвал их по позывным. Пусть у Эльзы оно совпадает с именем, но Женька с Бориспольской – это просто охранник станционных часов. Так ведь? Никто в Кресте не слышал ни о каком Давиде. Разве что Кипарис, но он никому не расскажет ни за какие коврижки. Что он, дурак, чтобы терять секретные данные, даже если они ни для кого не секретные?

Ион прикрыл глаза, медленно досчитал до десяти. Раскрыл снова, посмотрел на свой автомат. Что там говорит оружие, как оно воспринимается теперь? Сейчас Ион видел бесполезный кусок металла. Пусть он способен нести смерть – Ион понимал, до чего это нелепый путь решения проблем. Женщина перед ним смерти не боялась. Значит, и ее относительно спокойная речь под дулом автомата – не что иное, как дань уважения учителю, признание его права на мнение и позицию. Ион разозлился сам на себя.

Из тумана показался Кондор. Сейчас он двигался иначе – явно готовясь открыть огонь по любой подозрительной цели.

– Ребят, – сказала Альбина, показывая зажатую в руке коробку с антенной. – У меня, если что, детонатор. А ваши сидят на коробке с прибабахом. Вы бы не делали резких движений. Что скажете?

Кондор посмотрел на Иона с немым вопросом.

– Это может быть правдой, – подтвердил Ион.

– Понятно, – сказал Кондор. – Альбина, давай говорить по-человечески. Что вы хотите?

– Мы? – изумилась Альбина. – Мы вас сюда не звали. Это вы пришли к нам. Ладно, пусть наш человек по вам выстрелил – считайте, наш косяк. Раз вы сумели отбиться – данный конфликт считаю исчерпанным. Верните, пожалуйста, наш грузовик, и сможете уйти на все четыре стороны.

– Прекрати издеваться, – жестко сказал Кондор. – Кто бы ты ни была и откуда – ты знаешь, что мы не можем уйти. Когда по Киеву катается группа вооруженных лиц, то мы как последние сталкеры, которым доверяет наше метро, не можем просто так пройти мимо. Кто вы? Вы с Креста? С Красной линии? Из другого города? Марсиане принесли? Просто ответь. Иначе мы все сейчас друг друга перебьем. И впредь любой, если кто из нас выживет, будет знать, что при встрече с незнакомым человеком надо открывать огонь первыми. Заметь, что на этот раз мы этого не сделали. И не делаем сейчас. Хотя ты нам прямо угрожаешь.

– Я согласен с командиром, – добавил Ион, покачивая автоматом. – Мне плевать, что ты знаешь из моего прошлого. И пусть мне очень интересно, не стану отрицать, но если общее будущее под угрозой – остальное не так важно.

Альбина постояла немного. Задвинула антенну и убрала прибор в подсумок.

– Блефовала я, – сказала она. – Детонатор настоящий, да. Но от другого грузовика, так что погибли бы, к счастью, только мы с вами. А от вашего детонатор за защитным козырьком. Смешно, да? Козырек от солнца в машине – и в наше время.

Иону не было смешно. Судя по позе Кондора, командир тоже не был настроен шутить.

– Кондор, ты не сердись так, – начала Альбина. – Но я в самом деле не знаю, как тебе ответить так, чтобы ты понял. Никто тут не издевается, просто ситуация патовая. Нет, я не из другого города, и мои друзья тоже. Мы не с Красной ветки, потому что там никого нет. Только не говорите, что это для вас сюрприз. И нас не принесли человечки из космоса. Мы пришли из убежища, географически находящегося в городской черте Киева.

– Правительственный бункер? – быстро спросил Ион.

– Нет, и не смеши меня этой чушью для малолеток, – произнесла Альбина. – Все намного проще. Ребята, вы явно пытаетесь нас засунуть в какую-то готовую схему.

– Потому что их не так много, – сказал Кондор.

– Хватит мыслить шаблонами, птичий мастер! Ну что вы хотите от меня услышать-то?! Друг я или враг?

– Для начала было бы неплохо, – согласился Ион.

– Когда люди начали мыслить такими категориями, произошла война. Вот вы Датаполису друзья или враги? Если друзья, то почему живете в резервации, боретесь за каждую мелочь, уступку, плату, адекватную вашим усилиям? И все равно остаетесь изгоями, при том что живые легенды. Легенды-изгои. Бывает же такое… какие шансы у вас хотя бы найти себе женщин? Влиться в гражданское общество? Ион, сколько времени ты дергал Кипариса, чтобы тебе шатер для школы выделили?

– Ты знаешь про нас больше, чем мы про тебя, – заметил учитель. – Разве это справедливо?

– Жизнь несправедлива. Моя история уныла до невозможности.

– Хотелось бы послушать.

– Черт возьми, мы с подземных укрытий на северо-востоке! – нервно сказала Альбина. – Вам стало легче? Или, может, понятнее?

– Что за укрытия? – быстро спросил Кондор. – Под чьим руководством? Кто у вас главный, почему мы о вас не знаем?

– Вот видишь. – Альбина даже показала на Кондора пальцем. – Стоило мне дать ответ, как ты засыпал меня новыми вопросами. Ребята, мы так до полнолуния будем стоять. А в полнолуние веспертил вылетает.

– Терминология! – воскликнул Ион.

– Что?

– Ты назвала летающую тварь веспертилом? Почему? Так его только в Кресте называют.

– Не ори так, а то разбудишь одного, – предупредила Альбина. – Если вы не в курсе, то один красавец устроил зимнее лежбище на зиму у нас над головой. Я в буквальном смысле.

Альбина показала пальцем вверх.

– На верхних этажах башни, – добавила она. – Видите?

Ион не утерпел, посмотрел наверх. Выше двенадцатого этажа башня терялась в тумане, хотя дым был все еще виден.

– Ладно, не в такую погоду, – сказала Альбина. – Просто имейте в виду – там под крышей сидит веспертил. Начнем шуметь – он может вылететь и начать ходить по народу.

– Что значит «зимнее лежбище»? – спросил Кондор. – Мутанты не живут по годовым циклам.

– Раньше не жили. Начиная с прошлой зимы – постепенно начали. Они обустраиваются в новом мире. Мы не сумели, так отчего бы им не попытать счастья?

– А зачем дым?

– Предупреждение всем «метроградовцам» в городе, чтобы держались подальше от своей базы, – ответила Альбина. – У нас с ними договоренность. Да, они про нас знали. А почему вам не сообщили – их и спросите. Мы не скрывались ни от кого.

– Общались с ними месяца три назад, – сказал Кондор. – Не помню, чтобы речь шла о новых выживших в городе.

– Пойми, Кондор… – Альбина попыталась почесать нос через маску, словно забыла про ее существование. – Про нас теоретически может знать и Кипарис. И вся верхушка Датаполиса. Мы не ставили никаких ограничений «метроградовцам» – кроме парочки малюсеньких пунктов. И то, что вы про нас не слышали, говорит лишь о том, что вам не доверяют ваши. А потому я не понимаю, зачем мне в таком случае вываливать вам всю свою биографию. Потому что у вас стволы? Простите, это несерьезно, и вы сами все понимаете. Вы убили человека, и мы вам это простили. Давайте на этом заканчивать. Верните наш грузовичок, пожалуйста.

– Зачем «метроградовцам» предупреждение, чтобы не совались к себе на базу? – спросил Кондор.

– Черт, – произнесла Альбина. – Я надеялась, что ты не спросишь.

– Надежды не существует, – сказал Кондор. – Я настаиваю на ответе.

Альбина постояла, посмотрела наверх. Иону казалось, что оттуда доносится тихий свист, словно спящий мутант прислушивался к их разговору. Если там вообще был веспертил, конечно. И лучше бы не самка. Возиться с очередным потомством по наступлении теплых времен Иону не хотелось. Конечно, если настанут теплые времена. Учитель помотал головой – слишком много всяких «если»…

– Я сказала, что мы берем Датаполис под контроль, – сказала Альбина. – Нам для этого нужна взрывчатка.

– Продолжай.

– Мы взорвем Метроград. Обрушим комплекс и завалим Датаполис сверху.

– Плохая мысль, – произнес Кондор.

– Почему? – повернулась к нему Альбина. – Датаполис не пострадает, мы все рассчитали. Импульс взрыва уйдет вверх. Все прямые дороги из Датаполиса в Метроград будут завалены, так что выбраться наружу уже не выйдет, только и всего. Хотя мне жалко, хороший был маршрут. Вы же знаете, что лифт Метрограда имеет любопытную скрытую шахту с лестницей? Мне она нравилась. Запахи ароматного крысиного мяса добивают до самого верха.

– Ты не будешь устраивать никаких взрывов, – предупредил Кондор.

– Уже догадываюсь, что ты попытаешься нам помешать, – сказала Альбина. – Вы все такие грозные против хрупкой девушки.

– У тебя там куча народу, – напомнил Ион.

– Моя куча народу теперь куча зайцев в поле. Не веришь? Сходи, посмотри. Они разбежались, как и было оговорено на случай, если нам промешают. Я сейчас здесь одна. Так что делайте со мной что хотите, но вы не знаете, сколько новых грузовиков могут ждать своего часа. И если мы нашли два фургона взрывчатки, то могли найти и двадцать. Думайте.

– Тут нечего думать, – сказал Кондор. – Я за нормальные переговоры, в другом месте. Вам так принципиально взрывать Метроград сейчас? Тем более если они, как ты говоришь, сами в курсе.

– У меня мало времени, но ладно. – Альбина вытащила массивную рацию. – Сейчас я сообщу своим ребятам о сборе. Мы сядем и все обсудим. Поделимся впечатлениями, решим, как вместе жить. Если хотите, с «метроградовцами» тоже, ладно?

– Хорошо, – сказал Ион, не понимая, когда начал принимать решения не только за «Птиц», но и фактически за весь Крест.

Альбина кивнула, набрала код на рации, снова стащила с себя маску. От неожиданности Кондор даже сделал шаг к девушке, чтобы ее остановить.

– Каждому воздастся по призванию, – произнесла она отчетливо.

Ион ощутил легкое покалывание в голове. Опустил автомат, постучал себя по виску. И заметил, что Кондор сделал то же самое.

Дикая догадка пронеслась через его сознание. Ион подскочил к Альбине, выдернул у нее устройство, грохнул его о землю.

– Что ты делаешь? – спросил Кондор. – И откуда этот гул?

– Нас облучили ментальным приказом, – заговорил Ион, вываливая из «рации» батарейки. – Как это сделали со мной четыре года назад… Кондор, мы рядом со «Сто первой»! Здесь мозговая глушилка! А это пульт!

– Торсионная пушка, – поправила Альбина, разжимая пальцы и позволяя маске повиснуть на шланге. – Простите, вы не оставили мне выбора. Я должна была дать приказ, чтобы Кондор вернулся к себе на базу, а Ион – на свою станцию. Я готова идти до конца.

Кондор передернул затвор автомата, нацелился Альбине в незащищенную голову.

– Отмени команду! – прорычал он.

– Ион знает, как это сделать, – сказала Альбина, пальцем отводя дуло в сторону от лица. – Одна пушка стоит в Метрограде, мы подождем со взрывом, если хотите. Охраны нет. Идите и лечитесь, я подожду. Иначе…

– Феникс, принимай командование! – крикнул Кондор, прижимая руку к уху. – Мои команды больше не слушай! И эту тоже! Ты разберешься, я верю. Все отходим на базу и крепим Шлюз от возможной атаки со всех направлений.

– Чего-о? – послышался голос Феникса. – Командир, что с тобой?

Альбина с жалостью посмотрела на Иона.

– Ну все, загоняется ваш Кондор, – сказала она. – Действует по собственной программе. Укреплять Шлюз – это то, о чем он мечтал? Как я его понимаю…

– Зачем? – произнес Ион. – Можно было просто договориться. Нормально все выяснить!

– Извини, – тихо сказала Альбина. – Я старалась, честно. Так что…

Громкий рев, больше напоминавший агонию небес, пришел сверху. Ион отскочил, нацелился в густые облака, спустившиеся, казалось, до земли.

Из тумана показалась массивная фигура летающего ящера. Изуродованная голова на короткой шее, толстая кожа, горящие ненавистью вертикальные зрачки. Крылья, как два черных паруса. Острые когти, будто предназначенные рыть туннели с поверхности.

Веспертил пролетел над ними, странно раскачиваясь в полете, словно пьяный. Пропорол крышу второго грузовика, слегка оторвав его от земли и отпуская на свободу. Мощный хвост принес порыв воздуха, который превратил волосы Альбины в запутавшуюся гирлянду.

– О нет, – сказала Альбина, глядя назад, на первый этаж башни, и на валявшийся на земле пульт. – Что я наделала?

Глава 9 Депо

Боковой туннель с Вырлицы приковывал внимание Эльзы всем сразу – самим фактом своего существования, нестандартными размерами и необыкновенной прямотой. Он был ниже и шире, чем обычные перегоны, словно не являлся частью общей системы по прокладке туннелей киевского метро. И почему такой ровный – девушка не представляла. Может, строители нашли естественные пустоты в недрах Киева и решили проложить здесь северо-восточную ветку? Тогда зачем делать такой низкий потолок? Прорыли бы немного вниз, и мог бы поместиться стандартный вагон. Хотя, с другой стороны, потолок мог просто просесть со временем, но опять же, непонятно, почему он просел настолько равномерно по всей длине коридора. И рано или поздно ему же предстоит обрушиться.

– Какого черта? – спрашивала Эльза снова и снова. – Где мы?

– Понятия не имею, – все так же отвечал Давид.

– Поняла, что не знаешь. Хочу услышать твое мнение.

– Мое мнение забилось в уголок и жалобно хнычет. Глянь снаряжение еще раз, вдруг там завалялся компас? Знать бы хоть направление.

– Проверила уже. Нет ничего. И в метро компасу доверять нельзя, ты забыл? И зачем он вообще, если тут коридор без развилок?

– Ты права, компас тут не нужен, – сказал Давид. – Я прикидывал, что делать, если получится выбраться наверх при случае. Хочу знать, откуда бежать к любому спуску в Крест, если придется этим заниматься.

– Тогда можешь подумать, как превратить нашу кофту в два надежных комбеза, спасающих от пыли.

– Думал уже. Взаправду думал, не смейся… – Парень снизил мощность фонаря, убедившись, что глаза уже привыкли к мраку. – Ладно. Мы не на нашей ветке точно. Думаю, это вообще не Крест уже.

– А что тогда?

– Сколько лет живу на Бориспольской, а не знаю ни одного ответвления, – сказал Давид с досадой. – Мог хотя бы выучить историю места, так бы сами вычислили, куда идем. Может, тут собирались что-то строить и забросили.

– А может, и не забросили, – предположила Эльза.

Теперь ей было очевидно, что туннель, по которому они шли, не имел отношения к привычному перегону. Уже минут шесть как Давид и Эльза быстро двигались по прямому коридору с заплесневелыми бетонными стенами. Нигде не было и намека на дверь или люк. Кроме того, под ногами не было рельсов.

Давид поискал верных обитателей малопосещаемых подземных мест – старых добрых крыс. Не нашел ни единой, хотя порой ему казалось, что он видит в потрескавшейся земле характерные маленькие скелеты. Или это отражение от рассыпанной щебенки? Наклоняться и проверять особо желания не было. Если грызунов нет, то бойся места как огня. Или даже хуже. Так поговаривали на станциях. Хорошо Датаполису, там проблемы крыс давно решили – Давид подозревал, что никто этим вопросом не занимался и на самом деле четвероногих все время просто тайком съедают. В конце концов, берутся же иногда на рынке поджаренные тушки.

Не было здесь и того хлама, который всегда остается в туннелях, через которые ходят хотя бы раз в неделю. Здесь работало обратное правило: чем реже посещается туннель, тем больше в нем мусора. И даже часто посещаемые не могли хвастаться чистотой. Всегда что-то, да валялось под ногами. Севшие и безнадежно испорченные батарейки, использованные медикаменты, фрагменты подошвы стоптанных ботинок. Здесь же ничего подобного не было.

Зато имелась классическая затхлость туннелей. Но и она была своеобразной, со специфическим запахом окислившейся электроники. В Кресте такому запаху уже взяться неоткуда, все ценное давно вытащено из стен. А тут осталось в изобилии. Если этот коридор не успели сдать в эксплуатацию, то он был очень близок к этому.

– Одно мы знаем точно – это не еще одна ветка, – сказал Давид. – Ни путей, ни труб, ни проводки – ничего. Сплошная дыра в земле. Что здесь вообще должно быть? Может, кому-то понадобился грунт?

– На такой глубине? – усомнилась Эльза. – Черт, как же мне не хватает набора художника. Здесь такая шикарная плесень.

– Ага, – согласился Давид. – И набор биохимика.

– Точно. Взяла бы пробу воздуха. Может, им вообще дышать нельзя.

– Воздух как воздух, сырость повышенная.

– Повышенная? А почему?

Давид задумался над этим вопросом.

– И в самом деле, не понимаю, – сказал он. – Историю станций я не учил. Сомневаюсь, чтобы кто-то ее сейчас помнил. Но вот географию мы с тобой должны знать лучше, чем все, кто живет под землей.

– Озеро, – догадалась Эльза. – Над нами же Вырлица течет… ах да. Совсем забыла.

– Пересохло твое озеро, – напомнил Давид.

– Зато часть воды могла уйти ниже. Но выше, чем эта труба. Над нами может бежать подземная река.

Давид посветил вверх. Из бетонных блоков над головой то и дело торчали старые полуистлевшие светильники, которые, похоже, не горели ни единого дня своей печальной жизни.

– При водном набухании потолка страдает в первую очередь проводка, – сказал Давид. – Вода течет по желобу и просачивается в районе ламп. Со временем она разъедает бетон, и растут трещины. Если над нами водяные пласты или хотя бы лужа – то здесь будет очень сыро, хуже, чем в метро.

– Я говорила о том же.

– Хорошее место для засады, – признался Давид. – Если эти лампы заминировать…

– Может, они уже заминированы, – высказала Эльза встречное предположение. – Найти бы миноискатель…

– И сухие тапочки. Надо было в свое время у генерала разжиться фургоном с научным оборудованием.

Эльза помолчала, о чем-то думая, и сказала:

– Не помню, чтобы нам вообще платили за нашу работу.

– О чем ты?

– Мы согласились в то время шпионить за Крестом в пользу Метрограда. Смутно, но припоминаю. Но я совсем не помню, почему мы это делали. Требовали ли мы что-то взамен?

– И я не помню, – признался Давид. – Хорошо, что ты спросила. Я не хотел вспоминать то время, но сейчас вижу – не вспомнил бы, даже если бы захотел. Может, Шестаков нам не полностью память восстановил.

– Уверена, что Ион помнит все.

– Он тоже ничего не получил, кроме места в команде «Птиц».

– Надеюсь, он от этого счастлив, – пожелала Эльза. – Он из нас троих единственный, кто в плюс вышел. Мы с тобой просто вернулись домой.

– Вернуться домой – уже много.

– Но нас и оттуда выгнали.

– Бориспольская попала под генератор шума. Они себя не контролировали. Если их вылечить…

– Вылечить? – Эльза повернулась к Давиду, позволяя лучу фонаря скрывать ее лицо. – Я четыре года потеряла! Четыре! Кто-то постарался меня вылечить?

– Да, – сказал Давид. – Ион.

Эльза нервно поправила свой рюкзак.

– Снова все к нему возвращается, – сказала она. – Нам надо встретиться и поговорить.

– Надо, – согласился Давид. – Если он… тихо!

Коридор внезапно кончился просторным подземным ангаром. Ни разницы температур, ни легкого дуновения ветра. Никаких признаков, что здесь происходит что-то такое, чего не было ранее.

Давид подавил желание выключить фонари. Нападет кромешная тьма, все равно ничего не увидишь. Его подруга была права насчет снаряжения – Давид сейчас многое бы отдал за ночное видение.

Эльза схватила его за руку, показала лучом в сторону. Впереди застыл покосившийся метровагон, упираясь в отбойник, за которым начинались рельсы.

– Думаю, тут можно говорить, – тихо сказал Давид. – Если за нами следят, мы все равно выдаем себя светом.

– Что это за место? – Эльза подошла к вагону и заметила покрытую паутиной стопку сложенных деревянных шпал.

– Похоже на депо, – сказал Давид. – Смутно припоминаю слухи, что в районе Вырлицы хотели строить депо, но не успели. Теперь вижу, что успели.

– Если это то самое, что перенесли на Хутор, то не вижу смысла, – сказала девушка. – Два депо, и на таком маленьком расстоянии.

– Если они для разных веток, то почему бы и нет?

Грохот выстрела породил многократное эхо. Давид прыгнул на Эльзу, падая вместе с ней на землю, и свободной рукой умудрился даже сорвать фонарь с ее головы. Револьвер выпал на холодный бетон, и Эльза сразу его нащупала.

Стреляли сверху – нападавший был либо где-то под потолком, если там проходил служебный мост, либо на крыше вагона. Точнее сказать было невозможно.

Эльза тихо стащила с себя рюкзак, размахнулась, бросила его в сторону. Новый выстрел – и на правой стене на мгновение промелькнула искра. Похоже, у противника тоже не было прибора ночного видения.

Давид размышлял. Логика врага, кем бы он ни был, не вписывалась ни в какие рамки. Если он хотел их отогнать, то следовало открывать огонь раньше, как только они с Эльзой вышли из коридора. Тогда они бы сразу забежали обратно и сидели там вечность, давая врагу шанс скрыться. Если же он хотел расстрелять их, то было проще позволить им подойти поближе. Уступать преимущество в высоте – тоже не такая уж хорошая мысль.

Зато противник определенно мог рассказать много интересного об этом месте. И, без сомнения, отсюда должен был выходить, как минимум, еще один путь.

Эльза стащила с себя кофту, растянула на всю длину, завязала узлы на рукавах – один вокруг ремня Давида, другой вокруг собственного пояса. Теперь они не потеряются в темноте и сохранят относительную свободу движения.

Мысленно похвалив ее, Давид тихо пошел вперед, под укрытие вагона, чувствуя натяжение импровизированной сцепки с девушкой. Эльза не отставала ни на шаг. Нащупав холодный металл отбойника, Давид присел за ним, высунул автомат и сделал три одиночных выстрела.

Следом послышалась очередь. Вооружен противник был какой-то кустарной трещоткой, выдававшей его с головой. О разбросе производимых ею выстрелов можно было только догадываться. Давид почувствовал себя заметно лучше.

Скоро он ощутил лицо Эльзы у своей щеки.

– Смещаемся вдоль правого борта, – сказала девушка. – Я веду.

Кофта натянулась – и Давид позволил увести себя мимо заднего правого угла вагона в узкое пространство между бортом и сложенными трубами под дырявым целлофаном, воняющим керосином. Эльза залезла на трубы, оказалась вровень с крышей вагона, взяла Давида за руку и положила его ладонь на выступ пустовавшего окна.

Давид, стараясь производить как можно меньше шума, передал девушке автомат. Забрался на проем, уперся в него коленом, получив удобный ракурс.

– Я отвлеку его и пущу короткий луч, – сказала Эльза, возвращая ему калашников. – Лови момент.

– Ловлю, – шепнул Давид.

Он почувствовал, как кофта отвязалась. Эльза растворилась в потемках. Давид поискал на краю крыши упор для автомата и не нашел ничего подходящего. Придется держать оружие почти целиком на весу, но хотя бы есть куда положить левый локоть.

Ждать пришлось недолго. Послышался намеренный скрежет – Эльза проводила рукояткой оружия по чему-то металлическому. Затем раздался выстрел из револьвера, и сразу же загорелся узкий луч, осветивший крышу депо.

До нее было добрых пятнадцать метров. В пятне света показалась прикрепленная к крыше будка, от которой вдаль шел узкий мостик. Мелькнуло бородатое лицо, и Эльза тут же выключила фонарь.

Давид нацелился, открыл огонь одиночными. Эльза вернула луч, ловя цель, убегавшую по мостику. Давид рывком перетянул себя на крышу, распластался, принял снайперскую стойку – и попал беглецу в ногу. Тот вскрикнул, выронил оружие, и в следующий момент луч Эльзы сопроводил его падение с моста до земли.

Давид сразу врубил на полную собственный мощный фонарь. Пробежал по крыше вагона, больше не пытаясь соблюдать тишину, прыгнул на следующую. Посветил на распростертое тело бородача, к которому уже подбегала Эльза с полуопущенным револьвером. Сполз с крыши, осветил фонарем депо. Пусто и тихо.

– Кто ты? – спросил Давид у противника.

Тот кашлял, пуская кровавые пузыри. Было ясно, что долго не протянет.

– Отвалите… – произнес он хрипло. – Я уже все…

– Эльза, есть любой стимулятор? – спросил Давид. – Адреналин? Анестезия?

– Нет, – ответила девушка. – Может, у него есть…

Она быстро обыскала бородача, стараясь двигать его как можно меньше.

– Пусто, – сказала она.

– Альбина… – проговорил бородач. – Надо помнить…

Ни Эльза, ни Давид не перебивали бородача. Но тот прикрыл глаза и умолк навсегда.

– Реанимировать? – спросила Эльза. – Попробуем?

– Нет. – Давид отстранил девушку. – Оставь его.

– Ты пытался не убивать?

– Да, пытался. Он упал. Мне надо было заставить его сдаться?

– Наверное, нет, – ответила девушка и поняла, что смерть ее совсем не пугает. Куда больше тревожила мысль, что она не помнит момент, начиная с которого смерть перестала ее пугать.

– Давай я проверю его, – сказал Давид, кладя автомат рядом. – Последи за местностью.

Эльза молчала, отвернувшись в дальний конец депо, пока Давид обыскивал бородача.

– Паспорта Креста нет, – сказал он. – Даже не удивлен.

– Кто он был?

– Я не знаю, но… что это?

Эльза повернулась к Давиду, который светил на развернутую карту.

– Что такое? – Эльза подобралась ближе, посмотрела на широкий лист бумаги, испещренный пометками. – Дай мне. Я лучше разбираюсь… о!

– Вот и я о том же, – сказал Давид.

Перед ними оказалась знакомая с детства каждому жителю метро карта киевского метрополитена. Станции, столица, пунктиры переходов, обозначения выходов для сталкеров и даже такая редкость, как координаты спуска на Осокорки сверху – место, которым пользовались «Птицы». А еще там было…

– Не может быть, – прошептала Эльза.

– Оказывается, может, – пробормотал Давид. – Давно я не видел карты с добавленной Красной линией, а чтобы на ней были места спуска – и вовсе никогда.

Глава 10 Выбор

Ион убедился, до чего это нелегкое дело – тащить невменяемого человека на себе, когда у обоих на плече висит по автомату. Рев веспертила, казалось, раздавался со всех сторон сразу, проникая сквозь маски и заставляя головы вибрировать изнутри. Или то были последствия активности торсионной пушки.

– Где вы?! – орал Феникс по радиосвязи. – Я вас не вижу!

– Посигналь, – произнес Ион, стиснув зубы от напряжения.

Через мгновение послышался гул совсем не с той стороны, куда Ион тащил Кондора. Сталкер быстро повернулся, скорректировал направление. К счастью, «Птицы» догадались включить фары – Ион давно забыл об их существовании. Сейчас он не отличил бы грузовик от космического корабля.

Добравшись до его борта, Ион заметил, как с грузовика соскакивают Воробей и Аист, помогая волочь Кондора в кабину.

– Уезжайте, – велел Ион. – Кондор невменяем. Не слушайте его.

– Я в порядке, но ты прав, – сказал командир, крутя головой. – У меня вспышки, свист и… да ты сам знаешь.

Ион ничего подобного не испытывал. Первое потрясение уже прошло. Он даже попробовал прикинуть, не горит ли в нем очередная нелепая мечта. Как там говорила Альбина – каждому воздастся по заслугам, или по запросам, или что еще…

– Отдай автомат, – велел Кондор, протягивая собственное оружие Аисту. – Нет. Не мне!

Ион позволил Воробью разоружить себя. Даже стащил подсумок с запасными магазинами и бросил на землю нож. «Птицы» смотрели на него так, что Ион окончательно понял – нет, он никогда не был частью их команды, и торсионная пушка тут ни при чем.

– Увезите Кондора в Шлюз, – сказал он. – Теперь я сам по себе. Если вернусь – не стреляйте сразу.

– Ты куда? – спросил Аист.

– Слишком много вопросов, – произнес Ион и сам не понял, что сейчас сделал – то ли ответил Аисту, то ли возразил ему. – Я возвращаюсь к Альбине.

– Что там летает вверху?!

– Веспертил попал под ментальный приказ. Он будет убивать всех, кого увидит.

Обалдевший Феникс высунулся из окна пассажирского места.

– А что, так можно было? – спросил он.

– Похоже, никто раньше не пробовал. – Ион махнул сталкерам в прощальном жесте. – Спасибо за компанию, обратно не ждите.

Он побежал назад – безоружный, лишенный поддержки, даже без знания координат сталкерских схронов, чтобы в случае чего найти новые фильтры для воздуха. В собственных тайниках он фильтров не хранил. Еще ни разу Ион не чувствовал себя наверху настолько незащищенным. Воспоминания о моменте падения «скифской» дрезины с метромоста, после которого Эльза приводила его в чувство дыхательной маской, казались уже не опасным приключением, а удивительным моментом заботы со стороны судьбы. Сейчас романтики не было ни в чем – только смерть со всех сторон. Если сейчас веспертил выхватит его из тумана – никто и никогда не узнает, что с ним случилось. Равно как сам Ион не знал, зачем хочет вернуться к Альбине. Сейчас он не ощущал какого-либо влияния над собой. Слишком хорошо он помнил, как это было в прошлый раз, четыре года назад. Теперь ничего подобного не было. Напротив, именно сейчас он чувствовал себя как никогда целым, пусть ощущение это и сопровождалось адским стрессом.

Здание башни возникло перед ним совсем в другом ракурсе – Иону пришлось в тумане сделать крюк, чтобы найти его. Он обнаружил, что подобрался к объекту с той же стороны, с которой нашел его впервые, когда их с Эльзой и Давидом привел Мафусаил. Иона пробрал нервный смех. Пусть собственная память его подводила, но память тела привела его куда нужно.

Он добрался до входа, когда к взмахам крыльев и ревущему клекоту добавились звуки, не уступающие им в громкости – душераздирающие человеческие крики. Схватившись за угол башни, Ион завернул на фронтальную сторону, видя, как стекла противогаза начинают запотевать.

Второй грузовик чужой команды стоял перед ним. У его задней части Альбина пыталась открыть заднюю дверь, запертую на навесной замок. У нее ничего не получалось, и она дергала замок туда-сюда, словно это могло помочь. На этот раз на молодой женщине снова была маска. Видимо, она все же хотела жить.

Ион решил, что его прикосновения она не испугается – подошел, оторвал Альбину от двери, повернул к себе. Ее глаза слезились, но она держалась.

– Что ты хочешь?! – крикнул Ион.

– Там безопасно! – всхлипывала Альбина. – Хоть я и не заслужила!

– Взрывчатка?

– Только в другой машине! А здесь мобильное укрытие!

– Где ключ? Где твои люди?

– Нет у меня ключа! – заорала Альбина, отталкивая Иона от себя. – Он у «гидр»! Оставь меня, я все испортила!

В какофонию звуков добавился еще один – автоматная очередь в небо. Ион увидел вспышку, пронзившую туман, и только сейчас заметил, что уже быстро темнеет.

– Надо уходить, – сказал он. – Забудь про грузовик. Где ваше ближайшее укрытие?

– Дай подумать… – Альбина хлопнула себя по запястью, взяла руку Иона и посмотрела на компас. – В километре на северо-запад…

– Адрес скажи!

– Не знаю я! Мы не живем на поверхности, как ты понять не можешь?!

Ион огляделся. Дорогу отсюда до Шлюза он помнил хорошо.

– Уходим к «Птицам», – сказал он.

– Нельзя, – дернулась Альбина. – Пожалуйста. Ты сделаешь хуже. Прошу тебя, не надо…

– Почему? – Ион схватил Альбину за плечи, встряхнул. – Кто ты? Кто ты?!!

– Та, которую будет искать весь Крест! – расплакалась она. – Чтобы жестоко казнить! Террористка, которой ваше метро еще не знало!

– О чем ты? – не понял Ион. – Что ты сделала?

– Осторожно!

Альбина повисла у Иона на шее, увлекая его вниз. Они оба рухнули на землю. Над ними пронесся огромный коготь, врезающийся в грузовик и опрокидывающий его на бок. Мобильный модуль оказался не таким уж безопасным.

Веспертил начал описывать длинный круг для нового захода. Ион рывком поднял Альбину, побежал прочь от здания, увлекая ее с траектории полета чудовища.

Треск рации в ухе он сперва принял за поломку, но его сменил на редкость спокойный голос Кондора:

– Ион, если ты меня слышишь, то уходи от «Сто первой». И пообещай, что найдешь и уничтожишь все генераторы торсионного шума. Такие устройства существовать не должны.

– Ааа! – орал Феникс сразу после того, как Кондор выключил свой, приоритетный, сеанс. – Вернись! Что ты… Ворон, хреначь ему по колесам!

– Отставить! – прогремел Кондор. – «Сто первую» беру на себя. Остальные разберутся, как им быть.

Ион ни черта не понимал в этой какофонии – лишь бежал через туман, таща Альбину за руку. Внезапно показавшиеся из тумана фары заставили его отпрянуть прочь с маршрута выехавшего грузовика.

Начиненный взрывчаткой «КрАЗ» проехал мимо по раздолбанной дороге, постоянно ускоряясь. «Сто первая» возвышалась прямо по его курсу, прячась в тумане, словно пытаясь скрыться. Казалось, сквозь зеленый металл двери Ион видел невозмутимую фигуру командира «Птиц».

В следующий момент веспертил врезался сверху прямо в дорогу, устраивая небольшое локальное землетрясение. Иона с Альбиной сбило с ног, но монстр их даже не заметил. Он преследовал наиболее крупную цель, промахнувшись совсем немного.

– Кондор, не надо! – воскликнул Ион, глядя, как грузовик на полном ходу въезжает в ворота «Сто первой» башни. Права была Альбина. Козырек от солнца никого не может защитить.

Взрыв сотряс видимое пространство, превратив его в сплошную поражаемую область. Веспертил случайно заслонил грузовик, принимая на себя заряд шрапнели, чтобы тут же с ревом взмыть в небо навстречу огненному шару и дымовой завесе. По башне пробежали несколько вертикальных трещин, следом отвалилась часть несущей стены, и все здание целиком принялось оседать.

Жар от огня пробивал даже на таком расстоянии, грозя расплавить костюм прежде, чем разберется с основной задачей – поглотить рушающееся здание. Из тумана падали обломки. Опутывавшие башню корни прогибались, отказываясь ломаться, крушили уцелевшие плиты, испещряя улицу трещинами. Летающий монстр над головой не решался подобраться к последней движущейся живой добыче на земле, оглашая пространство ревом с высоты.

Ион скатился в ближайшую канаву, увлекая Альбину за собой. Мир сотрясался и безумствовал в агонии, а он все прижимал к себе съежившуюся фигуру и чувствовал, как колотится ее сердце.

И разом все вспомнил.

Ион продолжал лежать, не разжимая глаз, стараясь не упустить неуловимый огонек прозрения. Когда мир вокруг немного стих, он, не вставая, повернул к себе лицо Альбины, и две маски прижались лбами.

– Я помню тебя, – сказал он.

Глаза Альбины увлажились сильнее.

– Где же ты пропадала? – спросил Ион.

– На Красной линии, – ответила Альбина. – Я пропадала на Красной ветке вашего метро. Вместе со всеми.

Ион плавно отсоединил шнур ставшей бесполезной рации, оттолкнулся от земли и помог Альбине встать.

– Проводишь? – спросил он.

– Да, – ответила она. – Теперь – да.