Запутанное течение

— Дельмар оставил твои самые яркие, самые ранние и недавние воспоминания. Он не мог коснуться последних нескольких недель твоей жизни. Иначе ты бы проснулась, не помня никого, и почему заботишься о них, где живешь, кто ты. Основные воспоминания. Некоторые из них твоя душа оставила. Эти он и оставил.

— Как он понимает, какие надо оставить?

— Он говорит, что они по-другому окрашены. Он видит их словно сквозь сепию, поэтому проходит мимо них.

— С ума сойти. Я знаю, что помню все. Возможно, Дельмар не много стер.

— Я бы хотел, чтобы это было правдой, но если бы было так, то ты не пережила бы трансформацию. Изменение в человека в чудовище сказывается на душе и теле. Хотя мы можем проверить твою теорию. Три года назад рядом с Эденс Хаммок прошел ураган. Помнишь это?

— Как его звали?

— Отабия назвала его Дриада. Сирены называют штормы в честь созданий из легенд и сказок, но люди дают им имена, на которые мы не обращаем внимания.

— Я не запомню шторм, если только он не был серьезным.

— Серьезным? — фыркнул он. — Это как сказать. Ты помогала Ллойду заколачивать окна и соскользнула с края крыши. Ты сломала левую руку, а на локоть наложили двенадцать швов, — он поднял из воды мою руку и повернул так, чтобы я заметила бледные шрамы на предплечье. — Ты и твой дядя остались в больнице Мёрси в Майями на две ночи, пока штор не кончился. Помнишь хоть что-нибудь из этого?

— Нет, но…, - я не могла поверить в это. Как это я не знала о шрамах на локте? Как могла забыть о том, что лежала в больнице? — Откуда ты об этом знаешь?

— Я твой телохранитель, Яра. Это моя работа, сохранить тебя в целости и сохранности. Хотя были моменты, как, например, со сломанной рукой, когда я довольно плохо справлялся со своей работой, — он отвернулся, но я коснулась его, желая заверить в обратном. Он поднял голову и наши взгляды встретились. — Я был твоим телохранителем целых четырнадцать лет.

— Ты… что? Четырнадцать лет! Ты следил за мной с тех пор, как мне исполнилось четыре? И я никогда не видела тебя?

— Ты видела несколько раз. Чаще я использовал докладчиков. Я уверен, что это звучит немного тревожно, но в течение следующих нескольких часов, большинство твоих воспоминаний должно вернуться.

— Лет? Мне нужно присесть, — переварить все это, находясь в воде, было сложно, поэтому я поплыла к пляжу. Трейган последовал за мной безо всяких возражений.

Мы нашли мелкий песочный скат, и Трейган встал. Желтовато-коричневые шорты свисали с его бедер. Я взглянула на свое платье и хвост. Каждый раз, когда я выходила из воды, я поднималась по лестнице, подтягивалась на скалы или землю, где у моих ног было время, чтобы появиться, прежде чем я могла встать. Сейчас я была в тупике.

Трейган взглянул на меня.

— Тебе понадобятся ноги.

— Спасибо, Капитан Очевидность, но меня не научили изменяться, пока я в воде.

— Точно. Прости. Сосредоточься на том, как ты чувствуешь себя с ногами, представь пространство между ними, кости, сгибание пальцев. И они изменятся.

Из его уст все звучало так просто. Я натянула юбку и уставилась на хвост, лежащий в воде рядом со мной, пытаясь представить человеческое обличье. Все что я почувствовала, это песок и платье, касающееся чешуек при отливе и наплыве волн.

— Не получается, — простонала я.

Он сел рядом со мной.

— Ты не сосредотачиваешься на том, что чувствуешь.

— Я так и делаю, но не получается. Может эта способность еще не сформировалась?

— Сформировалась. Но ты не должна так отчаянно желать.

— Я все делаю. Я стараюсь!

— Во-первых, сядь по-человечески. Твои ноги не должны быть перед тобой, а не рядом, — как только я поправила свой хвост, Трейган протянул руку в воду и дотронулся до того места, где должны быть мои колени. — Все нормально?

— Думаю, да.

Он сощурился из-за яркого света позади меня. Потом наклонился вперед, то ли чтобы быть ближе ко мне, то ли чтобы использовать меня, как тень. Я не была точно уверена, почему. Он подтянул мое платье и поднял руку так, что она была в дюйме от моего бедра и верхней части хвоста.

— Кожа более чувствительная. Через пять секунд я опущу руки вниз. Хочешь чувствовать мои пальцы на своей чешуе или на коже бедер?

Я не могла ответить. От сочетания хрипоты в его голосе с мыслью о его руке на моем бедре, я не могла говорить. Он долго держал на мне свой взгляд, ожидая ответа, но в следующую секунду мой хвост превратился ноги, и слова уже были не нужны. Его теплые пальцы прижимались к моей коже.

Я так сильно хотела его поцеловать, что думала разорвусь от желания. Мои ноги выгнулись, когда он сжал мое бедро. Его рука твердо двигалась вниз к моей коленке и снова вверх. Я вдохнула теплый воздух, царивший между нами, и обвила рукой его шею, желая притянуть к себе. Вместо этого, он встоял прямо передо мной. Он провел рукой выше по бедру к моей талии, а другой зацепил мою руку, вставая со мной из воды. От этого моя юбка упала вниз.

— Теперь видишь, как все было просто? — произнес он хрипло.

Я подняла голову, чтобы посмотреть на него. Почему, ну почему, я влюбилась в парня, который может превратить меня в камень? Я наклонилась вперед и прижалась губами к его шее. Она была соленой на вкус. На секунду он хотел оттолкнуть меня, но затем крепко прижал к себе, и я поцеловала снова. Он тяжело выдохнул и прижался ко мне.

— Мгм, да, так просто, — прошептала я, спускаясь поцелуями ниже к груди.

Я провела пальцами по его волосам, но он схватил меня за руки. Он отстранился, отталкивая меня.

— Хватит, — сказал он. — Мы не можем этого сделать. Как это ни странно, но это неправильно и несправедливо по отношению к тебе.

— Почему несправедливо? Я хочу быть с тобой, Трейган. Мы можем обойтись и без поцелуев.

— Дело не в этом. У нас не будет и двух недель. День Троицы Восемнадцатилетия уже скоро. Мы не можем начать что-то, понимая, что скоро этому придет конец.

— Конец? Ты сказал, что мне не придется жить с горгонами. Ты сказал, что кто-то добровольно займет мое место.

Он прижал мою руку к своей груди. Выпрямился и встал так, что его плечи казались вдвое шире. В его глазах я могла видеть свое отражение.

— Да. И этот кто-то — я.

— Ты? — посмотрела она с изумлением. — Нет. Прошлой ночью ты сказал мне, что я не выживу в пещере, потому что русалка. Но ведь и ты тоже русал.

— Русал с генами и кровью горгоны, — объяснил я, садясь на песок.

Яра пнула песок, когда села напротив меня.

— Ты сказал, что меня выбрали, потому что я родилась человеком. Твоя мать была русалкой, а отец — горгоной. В тебе нет ничего от человека. Ты ведь не подходишь в качестве замены.

— Мой отец был горгоной, превращенной в человека. Я говорил тебе об этом. Горгона и русалка не могут быть вместе — никогда. Его физическая страсть превратила бы ее в камень. Но он любил ее, поэтому нашел способ быть с ней. Отец превратился в человека, и у них появился я, отчасти человек.

— Несмотря на то, твой отец превратился в человека, ты все же унаследовал кое-что от горгоны. Как это возможно?

— Я рассказывал тебе. Когда обращается душа, часть того, кем ты был изначально, остается с тобой. Дети наследуют эту линию крови, — даже я слышал долю стыда в своем голосе. Скрывать было нечего, я был гадким отродьем. — Не важно, как сплетено и неестественно это может быть.

Яра села рядом со мной и обвила меня руками.

— Ты был создан именно так по какой-то причине. Ничто в этом мире не происходит случайно. Как говорится в стихотворении Коралин? Красота сокрыта под завесой драмы?

— Красота? Яра, я не могу поцеловать тебя. У меня никогда не будет жены или детей, потому что, если мои эмоции будут слишком сильными, я превращу человека в камень. Я знал свою судьбу всю свою жизнь. Я убил собственную мать через две секунды, после того, как она подарила мне жизнь. Она дала ее мне, а я отнял ее жизнь. Мой отец потерял свою половинку из-за меня. Как это вообще может быть прекрасным?

Яра отвернулась.

Когда ты растешь среди морских существ, легенды становятся частью тебя. Наш вид знал мою историю. Они знали о моем отце. Многие оплакивали кончину моей матери-Фиалки. Все родители-русалки предупреждали своих детей не подходить близко ко мне. Ни одна русалка никогда не рассматривала меня в качестве своей второй половины. Но все это было для Яры новым. Если вид Кимбер не спугнул ее, то подобное откровение точно сделает это.

— Ты был ребенком, — сказала Яра мягко. — Ты не контролировал то, что чувствовал или делал. Ты должен простить себе свое прошлое. Что твой отец говорит об этом?

— Мы не общаемся с ним.

— Почему?

— Я убил его жену. Каждое мое появление напоминает ему о его потере.

— Она была твоей матерью, Трейган. Вы оба страдали от этого утраты. Вы должны жить друг для друга.

Я смотрел через океан за горизонт. Казалось, будто каменная стена, которую я пытался построить вокруг своего сердца, вот вот треснет.

— Он бы потерял меня через несколько дней. Хорошо, что мы не близки.

Яра молчала. Она проводила пальцами вверх и вниз по моей руке, от чего по моей коже бежали мурашки. Это было слишком хорошее ощущение.

— Почему ты делаешь это? — спросил я.

— Делаю что?

— Сидишь тут, так близко ко мне. Ты знаешь, кто я, и на что я способен. Ты должна была бежать прочь.

— Ты спас мне жизнь, когда мне было восемь лет. Ты добровольно вызвался занять мое место с горгонами. Я видела и чувствовала ту любовь, которую ты испытываешь по отношению к Дельмару, Кимбер, Панго и остальным людям из твоей памяти. Именно это говорит о том, кто ты на самом деле, и на что способен, — она прижалась, положив голову мне на плечо.

Я хотел обвить ее руками, но пойдя на поводу наших чувств, мы бы усложнили себе задачу. Чувствовать запах ее волос было неизбежно.

— Ты всегда пахнешь яблочным цветом.

Она подняла на меня глаза и улыбнулась.

— Ни разу не приходилось вдыхать запах яблочного цвета. Он вкусно пахнет?

— Если бы у нас было больше времени, мы бы забрались на яблоню, и ты бы смогла узнать, как пахнешь.

Она поцеловала мое плечо.

— А ты на вкус, как соленая конфета. Но пахнешь… Даже не знаю чем. Я представляю, что так пахнет рай.

Я через силу засмеялся.

— Боже, это и есть те самые ванильные штучки, которые парочки говорят друг другу?

Яра тоже засмеялась.

— Думаю, да. А разве мы пара?

Еще больше трещин пронзили стену вокруг моего сердца. Мои мысли безудержно заполняли голову.

— Все, чего я хотел, это защитить тебя, удержать тебя и показать, как сильно я забочусь о тебе. Те мысли и слова кажутся мне странными, но они всегда со мной. Я постоянно борюсь с желанием сказать их тебе. Хочу дать тебе вечное обещание, но не могу. На восходе дня Троицы Восемнадцатилетия я уйду жить в грот. Навсегда.

Яра повернулась и села на колени между моих ног напротив.

— Пришло время тебе рассказать мне все. Что случится в день Троицы Восемнадцатилетия? Все детали.

Я сделал глубокий вдох.

— Я должен буду полностью принести себя в жертву горгонам. Все следы моего существования, как русала, будут стерты из моей души. Мне нужно будет подготовиться и пожелать стать полностью горгоной.

Она стучала пальцами по моим коленям, пока пыталась понять, что все это значит.

— Мы делим души через наши воспоминания, то есть это будет похоже на то, что сделал со мной Дельмар? Кто-то заберет у тебя твои воспоминания?

— Да.

Выражение ее лица изменилось, и она выглядела так, словно не желала принимать сказанное.

— И Дельмар согласился на это?

— Дельмар не может этого сделать. Это немного отличается от того, что он проделал с тобой.

— Чем отличается?

— Это должно быть полным пожертвованием. Мои воспоминания и моя душа должны быть поглощены полностью.

Она поежилась.

— Как это делают сирены?

— В какой-то мере. За исключением того, что у меня заберут каждую частичку русалочьей и человеческой жизненной силы. Это должен быть кто-то с кровью русалки, человека, а также сирены, чтобы он или она смогли навсегда забрать мои песни, — я сглотнул горечь, образовавшуюся у меня во рту. — Из-за твоего уникального сочетания генов, ты единственная, кто сможет это сделать.

Она отклонила голову назад.

— Я? Они хотят, чтобы я забрала у тебя твои воспоминания?

— К восходу дня Троицы Восемнадцатилетия тебе придется забрать мои песни. Все.

— Я никогда этого не сделаю!

— Яра, Фиалки потратили годы, чтобы расшифровать заклинание. Единственный способ открыть ворота — это полное пожертвование души. Я добровольно отдам свою, и ворота откроются.

— Но я даже не знаю, как. Ты разделишь свои воспоминания со мной. Но я понятия не имею, как забрать их у тебя.

— В тебе течет кровь твоей матери сирены. Фиалки считают, что, когда это начнется, то все произойдет естественным путем. Ты начнешь забирать их, привыкнешь и продолжишь принимать их дальше. Мы готовились к этому годами. Мы натренируем и тебя.

— Нет. Ищите кого-то другого.

— Другого не существует. ты и есть та смешанная кровь, упоминаемая в стихе. Ты была душой, изначально обещанной, и единственной, кому они позволят пройти через ворота. Единственное, почему я могу подойти им на место Медузы, потому что во мне течет кровь горгоны — кровь человека и чудовища. Ты единственная, кто может пройти через ворота и забрать мои воспоминания. Тебе придется.

— Без воспоминаний ты будешь… пуст. Если я заберу их всех, у тебя не останется души. Ты не…

— Умру? В каком-то смысле, да. До тех пор пока горгоны не оживят меня снова. Мою душу превратят в то, что нужно им.

— Нет! У тебя десятки воспоминаний. Другой мир, твои люди, свадьбы, твои родители, друзья, я, мы.

— Думаешь, я не хочу этого помнить? Я займу место Медузы в их троице. Я больше никогда не покину ту пещеру. Никогда больше не увижу солнца, пока сирены не доставят второсортные жизненные силы. Не смогу поговорить с тобой. Я даже не смогу увидеть тебя, если только не воспользуюсь их зеркалом, чтобы наблюдать за тобой, словно шпион. Ты хоть понимаешь, как это будет тяжело? Скучать по тебе, страдать, от того, что ты вроде бы рядом, и не способным что-то сделать с этим? Я хочу забыть, кто я, и то, какой прекрасной была моя жизнь. Ты поможешь мне, забрав все до капли. Я не смог бы этого сделать другим способом.

Она схватилась руками за лицо.

— Мне это не нравится. Ненавистна мысль о том, что кому-то придется жить в той пещере. Почему из всех должен быть именно ты? Как я должна жить, зная, что ты находишься в каком-то ужасном, холодном и темном месте? Что ты ушел туда из-за меня. Что я должна было быть там, а не ты.

— Пока ты будешь забирать мои воспоминания, я не буду страдать. Я не буду помнить, что был русалкой или жил такой жизнью.

— Но я буду страдать! — на ее глазах навернулись слезы, сверкая всеми цветами радуги. — Я проживу всю жизнь, любя тебя и скучая по тебе, зная, что ты и понятия не имеешь о моем существовании.

У меня ком встал в горле. Я посмотрел на ее хрупкие руки, отчаянно желая взять их.

— Я знаю. И ненавижу себя за то, что причиняю тебе боль таким образом, но у меня нет выбора.

— Был! Ты не должен был обращать меня. Я могла жить с горгонами.

— Я обещал твоей маме. Она все продумала, Яра. Горгоны забрали бы тебя, чтобы обратить в одну из них. Кто знает, какой болезненной была бы это трансформация? К тому же, ты ушла бы в пещеру со всеми своими человеческими воспоминаниями и чувствами. Ты бы всегда знала, на какое ужасное существование ты обречена. Я обещал ей, что не допущу этого.

Я не мог больше бороться с этим. Мои руки переплелись с ее руками.

— Я могу защитить тебя и открыть ворота. Это было моим смыслом в течение четырнадцати лет. Я хотел сделать это, и сделал правильный выбор. Чего я не знал, так это того, что мы полюбим друг друга. Если бы я предвидел это, я сделал бы все по-другому, но я не могу изменить прошлое. Это единственный способ. Только так все может пройти.

Она резко встала на ноги, вновь расхаживая.

— Мы можем убежать. Мир огромен, они никогда нас не найдут.

— Ты думаешь только о себе и обо мне. Но все это намного больше нас. Так много морских жителей страдало последние восемнадцать лет, цепляясь за надежду и веря, что ты и я — это ключ к возвращению в мир, который они любят.

— Но…

— Нет никаких «но», — я встал и схватил ее за плечи. — Ты видела, как красив наш мир. Наши люди любили кого-то на другой стороне. Некоторые из детей, рожденных тут, никогда не видели Рате. Ты хочешь, чтобы столько людей никогда не увидели снова свой дом, только чтобы сохранить мои воспоминания?

— Д-д-да…, - она изо всех сил пыталась что-то ответить.

— Нет, Яра. Ответ — нет. В глубине души ты знаешь это.

Тогда мы услышали вдалеке крик. Сквозь волны пробиралась Кая.

— Мисс Яра, мистер Трейган, — кричала она. — Мы уже несколько часов разыскиваем вас.

— Что случилось? — спросил я.

— Не знаю, но на ваши поиски были отправлены все посланники. Мистер Каспиан приказал немедленно вернуть вас в Солис.

Мое сердце бешено забилось. Яра, должно быть, заметила беспокойство в моих глазах.

— Как ты думаешь, что это? — спросила она.

— Не уверен, но, видимо, случилось что-то ужасное, раз Каспиан отдал такой приказ.

— Коралин, — вздохнула она и побежала в воду.

Я побежал за ней, но если мне правильно подсказывал мой инстинкт, то с Коралин все в порядке. Дело было в моем паршивом братце и его скользких Селки.

Я никогда раньше не видел замок Парагон над водой и был рад находиться в человечьем обличии, общаясь обычным путем. Джек и Каспиан долго разговаривали, и, если бы мы были под водой, я мог упустить какую-то часть их разговора.

Андреа все утро смотрела на меня через весь стол. Взгляд ее лиловых глаз не пугал меня. Я никогда не проводил так много времени среди Фиалок. С русалками других цветов я мог справиться, но Каспиан и Андреа испускали неприятные телепатические вибрации. Никто никогда не упоминал, что морские жители могли читать мысли не под водой, но, возможно, это был один из их секретов в целях защиты.

За последние два часа я вызывал своей голове случайные мысли, чтобы посмотреть дрогнула бы Андреа от них: волосы вашего мужа похожи на красную капусту. Яра пьянеет от крови. В этом замке бомба!

Бомбы не было, но я полагал, что она не могла не обратить внимания на эту мысль. Однако, она даже не сморщила лоб и не дернула носом. Никаких намеков на то, что она слышала меня.

Джек поерзал в своем кресле.

— Я не понимаю, почему мы должны ждать, когда эти двое появятся.

Каспиан поднял перед ним руку.

— Если ваши обвинения правдивы, нам, возможно, нужно будет пересмотреть наш план. Кажется, ничего не будет развиваться так, как на то надеялись мы.

— Это потому что ваш план был идиотским с самого начала, — проворчал Джек.

Каспиан встал и протянул руку через стол. Андреа положила свою руку в его ладонь. Я хрустнул пальцами, готовый бороться от имени Джека. Выдержав его долгий взгляд, Каспиан сел.

— Слушай, — сказал Джек. — Ворота должны быть открыты. Мне не важно, восстанет ли Медуза из мертвых и прикует девчонку к пещере. Я и мои люди просто хотят домой. У тебя такая же цель, верно?

— Разумеется, — ответил Каспиан.

— Тогда давай не позволим это паре голубков пустить все псу под хвост.

Каспиан открыл рот, и я подумал, что нам будут в очередной раз говорить о преданности Трейгана, о том, что он никогда не будет таким безответственным и прочую чушь, но внимание всех привлек шум шагов в коридоре. Сначала пошли два Индиго, следом за ними Яра и Трейган. Ужас на ее лице при виде нас, сидящих за одним столом с их неприкосновенными Фиалками, был неописуем.

— Что здесь происходит? — спросил Трейган.

— Трейган, Яра, присядьте, пожалуйста, — приказал Каспиан.

Трейган предложил стул Яре, и она села, но не могла оторвать от меня свой смущенный взгляд.

— Я предпочту постоять, — ответил Трейган.

— Джек, — начал Каспиан. — будь любезен, расскажи Трейгану и Яре, почему вы здесь?

Джек поднял ноги на стол.

— Этот ваш глупый план всегда казался нам стопроцентным провалом, но после того, как я увидел вас двоих вчера на нашей вечеринке, мы не верим, что вы пройдете через все это.

Трейган встал, выпрямившись, и обратился только к Каспиану и Андреа.

— Мы переживем все это.

Андреа наклонилась вперед.

— Джек и Ровнан, кажется, думают, что вы двое, — она водила пальцем от него к Яре и обратно, — влюблены друг в друга.

Яра оглянулась на меня.

— У тебя нет никакого права обсуждать с кем-либо мою личную жизнь!

Джек опустил ноги на пол.

— Ты не была частью всего этого достаточное количество времени, чтобы понять, насколько ты важна для нашего мира. Мы будем обсуждать тебя, когда пожелаем, и будем делать все, что потребуется, чтобы быть уверенными, что ты не кинешь нас на открытии ворот.

— Достаточно, — прервала его Андреа. — Яра, ты же понимаешь, что тебе придется сделать в День Троицы Восемнадцатилетних, и ты готова сделать это, верно?

Яра опустила глаза.

— Она этого не сделает, — сказал я. — Я знаю ее лучше каждого из вас. Я видел, как Трейган смотрит на нее. Он не выполнит эту часть плана.

Трейган направился в мою сторону, но Джек преградил ему путь. Взгляд Трегана был прикован ко мне.

— Ты понятия не имеешь, на что я способен, — прорычал Трейган, стиснув зубы. — Как ты смеешь приходить сюда и сомневаться в моей преданности?!

Все, что нам было нужно, это посеять семена сомнения в головах Фиалок. Я никогда не видел, чтобы Трейган смотрел на какую-нибудь девушку так же, как смотрит на Яру. Он не смог бы об этом лгать.

— Так докажи, что мы ошибаемся. Скажи, что ты не влюблен в Яру. Что тебе все равно, что остались считанные дни до того момента, как ты забудешь о ее существовании.

Его кожа выглядела так, словно при нас же покрылась синяками. Вокруг его отметин закружились оттенки синего, серого и зеленого. Печаль, злость и стыд — все всплыло на поверхность. Это Фиалки и увидели.

— Трейган, — произнес решительно Каспиан.

На золотой коже Яры сгустились рассеянные красные пятна. Я не знал ее достаточно долго в качестве русалки, чтобы понимать, что это значит, но был уверен, что это была печаль.

Трейган посмотрел в лицо Каспиана и Андреа.

— Мы сделаем все, что необходимо, чтобы открыть ворота.

— Хорошо, — сказал Джек. — Я уверен, Яра понимает, что ваш план довольно логичен, особенно сейчас, когда она кровавая обжорка.

— Что? — ахнула Андреа.

Трейган схватился за спинку стула Яры. Мускулы на его шее и руках дернулись от напряжения. Он не сказал Фиалкам об инциденте с пьющей кровь Ярой. Было ли еще что-то важное, что он, по их мнению, скрывал от них?

— Яра пила мою кровь, — сказал я.

Каменный стул раскрошился на кусочки под хваткой Трейгана.

— Это ложь! Она пила кровь Селки, но не напрямую у тебя.

— И ты скрыл от нас эту информацию? — спросил его Каспиан осуждающе.

— Я объяснял ей это. Я объяснял, что такое жажда, что ей нужно бороться с этим и никогда не пить снова. Она выдержала процесс выведения, — его голос был отчаянным и виноватым. — Спросите ее. У нее нет лунных отметин. Холод не часть ее.

Яра выглядела напуганной. Я задался вопросом, видела ли она когда-нибудь мощь гнева Трейгана. Дробление стульев было для него детской игрой.

— Это не имеет значения, — упрекала Андреа. — Ты скрыл это от нас, так же как и свои чувства к Яре. Панго сказал, что у него даже не было возможность научить ее делиться воспоминаниями. Ничто из этого не способствует успешному выполнению нашего плана.

— Но я знаю, как делиться воспоминаниями! — воскликнула Яра.

— Яра, — сказал Трейган. — Помолчи, пожалуйста.

— Почему она должна молчать? — спросила Андреа. — Пусть говорит.

Трейган и Яра обменялись взглядами, о чем-то разговаривая, но я не знал, о чем именно. Яра засомневалась, но затем взглянула на Андреа.

— Трейган и я обменивались воспоминаниями несколько раз.

Глаза Андреа и Каспиана расширились от удивления. Трейган опустил голову на руки. Это все только облегчало.

Каспиан подошел к нему.

— Ты делился с ней воспоминаниями? Ты был первым? Разве мы не запретили это? Эта связь сильнее, чем любые другие! Ты понимаешь, что ты наделал?

Яра встала.

— Он не сделал ничего плохого. Я вынудила его научить меня. Он пытался сказать…

— Прекрати, Яра, — сказал Трейган. — Я прошу прощения, Каспиан. Она ненавидела наш вид. Ненавидела то, кем стала. Коралин осталась в живых с минимальными шансами на выздоровление. Яре нужно было больше узнать нас и соединиться с одним из нашего вида.

— Да, но не с тобой! — закричал Каспиан. — Кто угодно, но не ты, Трейган. Святые океаны и небеса. Из-за тебя мы теперь лишены всякой веры в то, что вы двое исполните задуманное.

— Нет! — Трейган схватил Каспиана за руку. — Клянусь, мы исполним. Ты знаешь, насколько велика моя преданность.

— Твоя преданность — да, но твои действия сделали невозможной задачу Яры, — он взглянул на Яру, которая стояла, нервно наблюдая за нами. — Она, скорее всего, не сможет сделать то, что мы ее попросим.

Трейган попытался говорить тише, так, чтобы никто бы их не услышал. Но Джек и я стояли достаточно близко, чтобы разобрать его слова.

— Пожалуйста, дай мне объяснить это ей. Я заставлю ее понять. Она сделает это.

Каспиан секунду изучал его, а затем повернулся к Яре.

— Ты влюблена в Трейгана?

Ее взгляд метнулся к Трейгану и вернулся обратно к Каспиану.

— Предпочитаю, не отвечать на этот вопрос.

Каспиан опустил перед собой руки.

— Я спрошу тебя еще раз, Яра. Если ты снова воздержишься от ответа, я приму меры, и это будет последний раз, когда ты видишь Трейгана. На всю жизнь.

Она тяжело сглотнула. В ее глазах мелькнула паника.

— Ты влюблена в Трейгана? — спросил Каспиан снова.

Яра склонила голову и закрыла глаза.

— Да.

Джек хлопнул меня по спине. По моей груди прошла тупая боль, но я не понял почему. Я не любил Яру. Какая мне разница, что она полюбила Трейгана?

— Андреа, на пару слов, — Каспиан указал на дверь. Она встала, и они вместе покинули комнату.

Трейгна пристально смотрел на Яру. Она продолжала смотреть в пол, но Трейган поднял ее лицо.

— Почему это так ужасно, мне любить тебя? — спросила она. — Почему они ведут себя так, словно мы совершили преступление?

Джек собрался с духом, чтобы сказать.

— Потому что Трейган…

— Заткнись, Джек! — Трейган повернулся к нему. В его глазах сверкала ярость. — Почему вы еще здесь? Вы своего добились. Возвращайтесь в свой грязный бар.

— Слушай, ты, ничтожество…

Я встал между ними.

— Джек, остановись. Он прав. Нам больше нечего тут делать.

— Ваше присутствие тут не нужно, — прошипел Трейган.

Каспиан и Андреа вернулись в комнату в сопровождении четырех Индиго. Дельмара среди них не было, что было плохим знаком. Трейган тоже понимал это. Он шагнул перед Ярой, складывая руки, как в защите, словно закрывая ее от того, что могло произойти.

Каспиан выступил вперед.

— Ты и Яра будете разлучены до самого утра Дня Троицы Восемнадцатилетних.

— Нет! — возразил Трейган.

— Да, — настаивал Каспиан. — Панго продолжит ее обучение, а ты будешь держаться от нее подальше.

— Вы не можете так поступить! — закричала Яра, пытаясь выйти из-за Трейгана.

— Можем, Яра. Мы должны. Это не твоя вина. Трейган совершил необдуманные поступки, которые имеют серьезные последствия. Мы идем на этот шаг, чтобы защитить тебя.

— Трейган защищает меня! Он мой телохранитель и единственный, кому я доверила свою жизнь. Он не сделал бы ничего плохого, чтобы навредить мне.

Выражение лица Трейгана стало каменным. Я мог разобрать, что это значит.

Он медленно повернулся и посмотрел на Яру. Он присел, так, чтобы их глаза были на одном уровне, и взял руками ее лицо.

— Яра, послушай меня. Они правы.

— Нет, — захныкала она, качая головой. — Ты не сделал ничего плохого. Мы не можем быть врозь.

— Нам придется.

— Они не могут приказать нам держаться подальше друг от друга.

— Я согласен на это, — сказал он угрюмо. — Я принес слишком много проблем.

— Нет!

— Достаточно, — произнес Каспиан. — Трейган, иди в мои личные апартаменты.

Трейган провел большим пальцем по щеке Яры.

— Прощай, Ямабуки.

— Нет! — она сжала его руку.

Даже мне было больно наблюдать за тем, как он отпускает ее и уходит прочь. Она побежала за ним, но два Индиго схватили ее. Она вырывалась, боролась и одновременно кричала его имя.

Я впал в транс. Мы сделали то, за чем пришли. Я был не согласен с планом морских жителей настолько же, насколько был уверен, что Яру придется принести в жертву ради нашего будущего. От этого мне было плохо. На лице Джека появилась довольная усмешка.

— Яра, успокойся, — молила Андреа. — Эти устроенные сцены не помогут ситуации.

— Вы бездушные монстры! — кричала Яра. — Все вы!

Андреа одернула платье и высоко подняла подбородок, но выглядела она оскорбленной.

— Уведите ее в библиотеку, — сказала она Индиго. — Я скоро подойду туда.

Они выводили Яру из комнаты, когда она крикнула через плечо.

— Ровнан, как ты мог? Я никогда бы не поступила так с тобой и Виенной! Никогда!

Если раньше я не чувствовал себя виноватым, то теперь это точно было так. Я упал на стул, чувствуя слабость и тошноту.

Ее крики разносились по коридору.

Каспиан повернулся ко мне и Джеку.

— Как бы я не хотел этого говорить, но нам придется пересмотреть наш план. Мы проведем несколько дней наблюдая за ситуацией, а затем в конце недели встретимся с вами и посоветуемся. Если покажется, что Яра, и вправду, не сможет пойти по заданному плану, — Каспиан опустил голову, — мы передадим ее вам.

Джек улыбнулся и протянул руку для рукопожатия.

Но Каспиан держал свои руки за спиной.

— У нас нет другого выбора. Это не значит, что мы согласны с этим, или когда-либо простим себе случившееся и позволим дойти до такого.

Андреа кивнула один раз в знак согласия, и из ее глаз потекли лилового цвета слезы.

ЗАКАТ 10

Солнце пересекло небо четыре раза с тех пор, как нас с Ярой разлучили.

Панго и Меррику было приказано прекратить помощь в сборе урожая. Их место заняли двое других Зеленых. Фиалки беспокоились, что Панго мог передавать сообщения между мной и Ярой. Дельмару позволили оставаться на службе, но с тех пор он проводил дни со мной, не разрешая приближаться к Яре и на пятьдесят футов.

Мы закончили подвешивать растения, поэтому двое Зеленых попрощались, как только Дельмар и я положили инструменты в кладовку.

— Выглядишь печальным, — подметил Дельмар.

Он знал, что случилось на собрании у Фиалок, и я сказал ему, что никогда не буду обсуждать это снова.

— Даже больше, чем печальный, — продолжал он. — Я ни разу не видел тебя таким.

Я свернул веревку и сунул ее на полку.

— Трейган, что я могу сделать?

— Убедись, что все сумки снаружи.

Он положил руку мне на плечо.

— Я не это имел в виду. Что я могу сделать, чтобы помочь тебе и Яре?

— Нет никаких меня и Яры.

— Брось. Ты ведь со мной говоришь. Разлука с ней разъедает тебя.

— Это к лучшему.

— Полный бред.

— Что ты предлагаешь делать, Дел? Ослушаться Фиалок, пробиваться в дом Панго и требовать, чтобы он и Меррик поставили под угрозу свои должности, звания, разрешив мне увидеть Яру?

— Классный план. Вперед.

Я закатил глаза.

— Это безрассудно.

— Любовь безрассудна. У тебя остались считанные дни, чтобы повидать ее. Панго и Меррик сделают что угодно, чтобы помочь вам. Они видели то же, что и я. Ты впервые в жизни влюбился и безумно счастлив… Даже тогда, когда пытался скрыть это. Ты должен бороться за это.

Я сел на скамейку, изнуренный своей собственной опустошенностью.

— Я должен был держаться подальше. Но в случае с ней это в миллион раз тяжелее.

— Эта девушка любит тебя. Даже после того, как увидела Кимбер и поняла, на что ты способен в самом худшем случае, она смотрит на тебя с тем блеском в глазах, который, даже дураку понятно, и есть любовь. Ты думаешь, Яру заботит то, что случится через неделю? Она внутри умирает, потому что не может быть с тобой.

— Она крепкая, как морская дамба. С ней все будет в порядке.

Он сел рядом со мной.

— Панго сказал, она ничего не ест. Не говорит, не улыбается, не смеется над шутками. Она не плавает и не выходит на солнце. Она не в порядке. Как и ты.

От слов о том, что Яра изнуряет себя, у меня в животе все свернулось в узел.

— Она курит, верно?

— Нет. Панго сказал, единственное, что ее спасает, это то, что она много времени проводит в бассейне, но делает она это, чтобы побыть одной. Она просила навестить Ллойда, и когда Фиалки разрешили, она не выказала и намека на радость или волнение.

— Даже когда увидела его?

— Его не было дома.

Я встал и оперся на косяк дверного проема в кладовую, наблюдая за последними следами солнца, исчезающего в воде.

— Что же делать? Какой путь навредит ей меньше всего?

— Что ты хочешь делать? Впервые за всю свою жизнь делай то, что лучше для тебя. Не изображай вину за свою мать и бабушку. Не делай этого ради твоих людей, чести или Рате. Делай это ради себя. Ты это заслужил.

— Заслужил? Что я заслужил? Я поклялся защищать Яру. Я обещал ее матери, что уберегу ее от мучительного будущего. Я нарушил эту клятву. Я собственноручно сделал ее более несчастной, чем она была когда-либо.

Он встал рядом.

— Она несчастна, потому что не может быть рядом с тобой.

— Она уже знает? Панго рассказал ей план Селки?

Щеки Дельмара поникли, когда он громко выдохнул.

— Он хотел подождать, пока она не покажет хоть какие-нибудь улучшения. Она слишком нестабильна в эмоциональном плане. Он беспокоится, что, рассказав ей, он доведет ее до крайности. Фиалки согласны.

Я кивнул.

— Трейган, Фиалки колеблются в своей вере. Через два дня, если Яра не будет готова выполнить свою часть, тогда…, - кожа Дельмара замелькала оттенками зеленого. Он редко показывал свою печаль.

— Что? Что потом?

— Они вернут ее Селки.

— Нет! Как они могли на это согласиться? Это же варварство!

— Они не знают, что еще делать. Они обезумели.

Мое сердце заколотилось. Все мои метки змеями извивались по моей коже. Кожа стала темно-серой.

— Они не могут этого сделать!

— Ты сказал, как хочешь поступить, и я не остановлюсь ни перед чем, пока это не произойдет.

— Мне нужно увидеть Яру. Мне придется убедить ее, что наш путь — самый правильный.

— Когда?

— Сейчас.

— Дай мне несколько часов. Я выясню, кто охраняет Панго, и дам сигнал. Я не хочу бороться с кем-либо из наших, если нам это без надобности. Ты можешь потерять контроль.

— Нет. То есть. Конечно, — я не мог ясно соображать. Жизнь Яры висела на волоске, и мне придется подождать несколько часов перед тем, как я смогу сделать что-то, чтобы защитить ее. — Дельмар, Селки не могут приближаться к ней. Мне все равно, если нам придется бежать, пока не наступит День Троицы Восемнадцатилетних.

— Я позабочусь о месте, где вы сможете спрятаться, на случай, если до этого дойдет.

Я обнял его.

— Ты рискуешь всем, помогая мне. Не знаю, как благодарить тебя.

— Хочешь отблагодарить? — он сжал мои плечи. — Люби ее, Трейган. И позволь ей любить тебя. Помни слова Коралин: Люби, пока любовь не убьет тебя, потому что нет ничего, кроме нее, за что стоит умереть.

Болезнь сделала мою связь с матерью сильнее.

Я не могла сказать Панго. Я хотела, но он бы подумал, что я сошла с ума, если бы сказала, что нарочно делаю себе хуже, чтобы снова и снова видеть призрак моей мамы. Я убедила его, что извожу себя из-за депрессии. Никто мне поверил бы мне, если бы я сказала правду. Никто, кроме дяди Ллойда.

Я продолжала надеяться на то, чтобы увидеть маму снова, как я это сделала на пристани. Она выглядела, как белый шар света, но я знала, это была она. Она пыталась мне что-то сказать, но я испытала слишком сильную боль, чтобы понять ее.

Два дня назад, воспоминание о другом времени, когда я увидела ее призрак, вернулось ко мне. Несколько лет назад, когда я болела пневмонией, я видела ее в больнице. Я сказала об этом дяде Ллойду, а он ответил, что я не сумасшедшая. Он верил, что ангелы-хранители витают рядом, чтобы помогать нам, и что связь с другими душами возможна. Возможно, моя мама могла помочь мне и Трейгану.

Панго отказывался раскрывать мне план Селки до тех пор, пока я не начну есть. Все, что он мог сказать, это то, что он не сработает. Моя мама была сиреной, вступившей в связь с горгоной. Что если она знала что-то, что не знают остальные? Что если она могла помочь?

Бассейн для отдыха у Панго был более уединенным, чем у Коралин. Он и Меррик были далеко, чтобы что-то услышать, поэтому я закрыла дверь в комнату. Тучи закрыли луну. Сквозь окно не проходило и лучика света. Я села на край бассейна и погрузила ноги в холодную, жидкую темноту.

Моя голова раскалывалась уже несколько дней, а живот так сильно болел от голода, что меня тошнило. Мои мышцы трясло от усталости. Но если бы у мамы были ответы на мои вопросы, то все это стоило бы страданий.

— Мам, — шептала я. — Ты здесь? — я сидела очень тихо, искоса смотря на темную воду и наблюдая за вспышками света и за тем, как он качается по волнам. Я ждала, что от ее появления у меня начнет щипать кожу. А потом я что-то заметила. Сначала это выглядело, как белое, каменное свечение на дне бассейна, хотя я знала, что каменная линия была сделана из черных и коричневых камней. Поэтому я наклонилась ближе, часто моргая, пытаясь не обращать внимания на головную боль. Я сосредоточилась на белом расплывшемся пятне в воде.

Мутное пятно становилось больше, плывя в мою сторону, пульсируя и изгибаясь. Из него появились туманные очертания лица. Я чувствовала такую слабость, что едва могла держать голову, но я наклонилась ближе. Мое лицо было в нескольких дюймах от воды, а пальцы крепко вцепились в край бассейна.

Голос моей мамы разливался по моей больной голове.

Мне казалось, будто в моих ушах вата. Большинство ее слов были слабым шепотом, который я не могла разобрать, но я уловила несколько слов.

Правда… секрет… посетить… сирены… кровь… умереть.

— Умереть? — лишь это слово вырвало меня из сосредоточенного состояния. — Кто умрет?

Облачко растворилось. Шепот прекратился.

— Мама, пожалуйста, не уходи.

В окно надо мной врезалась белая птица. Она билась о стекло снова и снова. Он громкого шума мне казалось, будто моя голова разрывается. Резкая боль ударила в виски.

Я потянулась до того места, где исчез свет, и упала вперед, расплескав воду. Я была слишком слаба, чтобы плыть. Мои глаза закрылись, как только я погрузилась на дно бассейна. Я тянулась за мамой, хватаясь за способ спасти Трейгана, но ни того, ни другого не нашла.

На самом деле, я никогда не падала в обморок.

Мое тело начало неметь, а разум затуманился, когда вокруг меня начало что-то происходить, но я помнила какие-то кусочки и отрывки: Панго достал меня из бассейна, завернул в полотенце, а затем опустил на кровать. Один раз я увидела Меррика, он шевелил губами, говоря что-то, но я не слышала его. Я помню запах спирта, укол в руку, затем, в итоге, взгляд сосредоточился на потолке из деревянных балок.

Я долго смотрела на них, думая о том, что нужно двигаться или хоть что-нибудь делать, что угодно, но я не могла. Я не могла открыть глаза, но и уснуть тоже не удавалось.

Долгое время мой мир состоял только из того, что я видела, закрыв глаза. Я не заметила, что все было мерцающего золотого оттенка. Не могла вспомнить, что видела, когда закрыла глаза, будучи человеком, но оно точно не было таким ярким и сверкающим.

Я заставила себя открыть глаза и снова посмотрела на дощатый потолок.

Затем я закрыла веки.

Потолок.

Веки.

Снова и снова, кое-что не изменилось: потолок, веки, Панго.

Я держала глаза открытыми, и он улыбнулся.

— Вот и она. Добро пожаловать обратно в Оз, Леди Дороти. Мы по вам скучали.

Мой живот больше не болел. Я села, а мышцы не казались размякшими. Панго поправил подушку позади меня. Я лежала на его кровати с катетером в руке. Рядом со мной на трехзубчатом торшере висел пакетик с жидкостью.

Я чувствовала себя намного лучше.

Бред.

— Хорошо, что ты русалка, — поддразнивал Панго. — Иначе ты бы утонула в том бассейне. Предполагалось, что ты останешься лицом кверху, понимаешь? Будешь находиться лицом вниз, кожа обвиснет.

— Яра, как ты себя чувствуешь? — спросил Меррик, сидя с другой стороны от меня.

— Лучше, — они все испортили. Я сделала сильные успехи, ослабляя себя и налаживая связь с мамой, а они все испортили, накачав чудесным соком.

Панго положил на меня руку.

— Пожалуйста, скажи, что это была не попытка суицида. Жалость к себе не в моде.

— Я не самоубийца.

— Тогда почему довела себя до такого? Ты и моя сестра, мое слабое сердце не вынесет такого.

— Прости, Панго, — он заслужил право знать правду. У нас осталась лишь неделя. Если бы я ему все объяснила, он, возможно, понял бы, и мы бы попытались снова. — Это был единственный способ, когда я могла…, - я взглянула в его изумрудные глаза и сделала глубокий вдох, — связаться с мамой.

Кровать подпрыгнула, как только Панго и Меррик резко с нее встали.

— Еще раз, — сказал Панго.

— Ночью, когда Никси забрала меня на вечеринку Ровнана, мне было плохо… очень плохо… и я видела маму. Я думаю, она хотела мне что-то сказать. Перед тем, как я упала в бассейн, она сказала, что кто-то может умереть. Я думаю, у нее есть ответы на мои вопросы, но чтобы говорить с ней, мне нужно быть в очень плохом состоянии.

Меррик выпучил глаза, напоминавшие по цвету лимон.

— Ты понимаешь, как безумно это звучит?

— Ты шутишь? Мы наполовину рыбы. Мы управляем водой, говорим при помощи телепатии и передаем друг другу воспоминания, а общение с духами кажется бредом?

Панго массировал свои виски.

— Что еще она сказала?

Меррик подпрыгнул.

— Панго, ты серьезно в это веришь?

— Яра права. Почему это должно казаться невозможным, учитывая то, каким магическим является все существующее? — Панго положил голову мне на голову. — Продолжай, что еще сказала твоя дорогая мамочка?

Я вновь прокрутила ее слова в своей голове. Посетить… сирена… кровь.

— Я думаю, она хотела, чтобы я отправилась к сиренам.

— Невозможно, — сказал Меррик. — Этого не будет.

Я попыталась сорвать с себя одеяло, но на моей руке дернулся катетер.

— Подумай об этом. Объяснение того, как открыть ворота лежит в форме стиха, а морские жители и Селки по-разному интерпретируют его. Сирен создали в качестве дополнения горгонам, чтобы они доставляли им сообщения, верно?

Панго кивнул, но Меррик смотрел на меня так, словно настороженная рысь, готовая наброситься.

— Это могло иметь хоть какой-то смысл, — продолжала я, — то, что сирены будут лучшим способом верной интерпретации стиха?

Меррик подбоченился.

— Думаешь, Фиалки до этого не додумались? Они просили их перевести стих, как только ворота закрылись.

— И что они сказали? — спросила я.

Панго качал головой из стороны в сторону.

— Мне кажется, их ответ был чем-то в роде «Катитесь к черту».

— Они не помогут вам?

— Конечно, нет, — ответил Меррик. — Им тут нравится. Им становится плохо так, как нам. С тех пор как ворота закрылись, они им уже не нужно проводить время, передавая воспоминания горгонам, чтобы те были сыты. Они не хотят, чтобы ворота открылись.

Сирены знали ответ. Я была в этом уверена. Вот почему моя мама пыталась поговорить со мной. Я должна их увидеть.

— Моя мама была одной из них. Разве это не дает мне хоть какие-то права на их секрет?

Меррик засмеялся, но Панго смотрел на меня все серьезнее и задумчивее. Было странно видеть их поменявшимися ролями.

— Фиалки никогда не позволят тебе увидеть их, — произнес Меррик. — Никси украла тебя, боже правый.

— Он прав, — пробормотал Панго. — Фиалки не позволят.

— Все это абсурд, — Меррик встал позади Панго, похлопывая его по спине. — Мы должны завтра встретиться с Фиалками, чтобы сообщим им о Яре. И что мы им расскажем? Что она вообразила новый план с ее умершей матерью? — фыркнул он. — Я так не думаю.

Я села и наклонилась вперед.

— Панго, ты должен рассказать, каков план Селки. Возможно, это поможет мне выяснить, что имела в виду моя мама.

— Не раньше, чем тебе станет лучше, — рассердился Меррик.

Панго потряс головой.

— Меррик, ты мне нравишься, но заткнись. Ты слоняешься позади меня, как изводящая мужа старуха. Иди приготовь пирог или еще чего-нибудь.

— Не затыкай меня. Если тебе не нужна моя помощь, так и скажи.

— Не нужна, — Панго встал и вытолкнул Меррика из комнаты. — Я не говорю, что верю в глупости с духами, но мне нравятся хорошие истории, как Моби Дике. Так что тихо, — он помахал ему из-за двери и закрыл ее. — Святые горгоны, этот парень может помотать нервы.

Панго опустил стакан с соком на мою тумбочку у кровати.

— Как бы я хотел, чтобы это был гранатовый мартини. Хороший владыка выпивки знает, что мне нужен один для того, что я собираюсь тебе рассказать. У нас немного времени, поэтому я надеюсь, что ты надела свои девчачьи панталоны храбрости.

— Я смогу с этим справиться.

Панго перекрестился.

— План Селки — убить тебя.

— Что? — прохрипела я.

— Я понимаю. Бессердечная шпана.

— Ровнан никогда бы не позволил им навредить мне.

— Оу. Мило, что ты веришь в это. Но в их сумасбродных мыслях, Ровнан единственный, кто может отвести тебя к воротам. Любой, кто не является горгоной, или горгона хотя бы отчасти, и плавает в Катакомбах, будет превращен в камень.

Я чувствовала, как кровь приливает к моему лицу.

— Вот почему Ровнан заколдовывал меня? Он хотел, чтобы я доверяла ему, тогда он мог отвести меня в Катакомбы и превратить в камень?

— Нет, Сеньорита Солнечный лучик. В соответствии с проклятьем горгон, душа должна быть принесена в жертву. Селки и морской народ понимают это совершенно по-разному. Помни, они делятся своими душами через кровь.

Я так сильно сглотнула, что чуть не поперхнулась.

— Ровнан хочет моей крови?

— Они верят, что твоя кровь распространится по могилам в Катакомбах… по всем. В стихе есть какая-то чушь о принесении в жертву ради всех потерянных душ, поэтому они могут вернуться… или это какой-то вздор, и те отмороженные болваны разобрали все неправильно. Появился слух, что твоя кровь воскресит погребенные там души.

— Моя… может, это возможно… нет, ведь? Это бред.

— Конечно же бред. Когда ты умрешь, ты просто умрешь. У меня есть друзья, которые погребены в тех Катакомбах, и я хотел бы увидеть, как они поднимутся со дна океана, но ты не думаешь, что они, возможно, будут рассержены, узнав, что прожили восемнадцать лет в состоянии камня? Это нелогично.

С трубкой в своей руке, я заерзала на кровати.

— Ты не веришь, что моя мама говорила со мной, верно?

Он посмотрел на дверь и тихо сказал:

— Возможно. Если бы она узнала что-нибудь из того места, где находится, тогда, наверно, она попыталась бы тебя вразумить, прежде чем стало бы слишком поздно. Сейчас наши два единственных плана заканчиваются по-шекспировки, как у Ромео и Джульетты… ни одна мать не хотела бы такого для своей дочери.

Моя мама недолго заботилась обо мне, пока была жива. Возможно, она хотела попытаться все исправить, находясь по другую сторону.

Я зачесалась в том месте, где была трубка.

— Ты можешь убрать эту штуку? Она надоедает.

— Конечно, — Панго встал и принял на себя роль медсестры. Он издал вздох разочарования, когда постучался Меррик. — Минутку, мистер Гранди!

— Две минуты, Панго! — кричал Меррик через закрытую дверь. — Если к тому времени вы двое еще не закончите свое заседание, я звоню Фиалкам, чтобы показать сеанс экзорцизма.

Панго взглянул на дверь и высунул язык.

— Он пытается пошутить, но шутки не для него. Я расскажу тебе мой план, но мне придется поторопиться. У нас немного времени.

Я кивнула, когда он приклеил пластырь к моей руке.

— Если есть другой способ открыть ворота, то тебе придется его выяснить. И ты не сможешь сделать это здесь, в Солис. Завтра Фиалки будут требовать от нас правду, а лгать мы не можем. Меррик, как верный пес, выдаст все до мелочи, а Фиалки никогда бы не поверили, что на доске Уиджи может быть расписан другой план. Возможно, сирены будут лучшим вариантом. Оставайся с ними, пока все не выяснишь. Потому что, если ты не согласишься с нашим способом и не сможешь поклясться Фиалкам в том, чтобы заберешь у Трейгана все его песни, Фиалкам придется отдать тебя Селки. Никто из нас этого не хочет. Что ж, мой законный арестант, тебе придется долететь до этого курятника и найти свое последнее чудо.

— Но что на счет Меррика?

— Об этом я позабочусь. Просто слушайся меня, когда мы выйдем из комнаты, — перед тем, как Панго повернул ручку двери, он сделал паузу и прошептал. — Будь осторожна с сиренами. Если тебе покажется, что они в сговоре с Селки, удирай оттуда.

Посетить… сирены… кровь… умереть.

Я тихо молилась о том, что я правильно поняла сообщение мамы.

Я споткнулся о первую ступеньку крыльца, посылая проклятья себе под нос. Постучал в дверь, прислонился к перилам и стал ждать. Через несколько минут дверь со скрипом открылась, и мы пристально смотрели друг на друга.

— Ты мог хоть включить свет на крыльце? — проворчал я.

— Ты пьян? — спросил Ллойд.

Мне казалось, что крыльцо качается подо мной.

— С чего бы? Предлагаешь мне выпить?

— Я ничего тебе не предлагаю, но задаюсь вопросом, какого черта ты делаешь у меня на пороге посреди ночи?

— Яра. Что же еще?

Он шире открыл дверь.

— Заходи, но оставь всю свою злость за дверью. У меня нет достаточно сил, чтобы бороться с тобой.

В жуткой тишине мы сели за стол на кухне. Ллойд не дал мне сказать и слова, пока я не поел и не выпил немного кофе.

— Ненавижу кофе, — эти слова я произнес неразборчиво. — Он не отрезвляет. Все это сказки.

— Он взбодрит тебя. Выглядишь так, будто вот-вот упадешь. Не говоря уже о запахе спиртного, которым провонял мой дом.

— Пройдет через несколько дней.

Он хмыкнул и стал наблюдать за тем, как я отхлебываю эту испускающую пар, негустую жижу. Я боролся с желанием выплюнуть ее.

— Ладно, — сказал Ллойд. — Выкладывай.

— Ваша приемная племянница влюблена в Трейгана.

— Вон оно как.

Я поставил кружку на стол.

— Я пришел сюда, чтобы просить совета. Можешь не быть придурком?

— Прости. Напомни мне, когда в последний раз мы сидели вместе и мило разговаривали? Я не могу припомнить ни одного случая, когда у нас был хоть один разговор как у отца с сыном.

— Избавь меня от своих саркастичных шуточек. Ты знал, где меня найти, если бы хотел увидеться.

— Месяц ты выхаживал вокруг этого острова, перед моей дверью, как минимум, уютно устроился в одном из моих домов, и едва сказал мне пару слов. Думаешь, я не знал, для чего это? Тебе повезло, что я не рассказал Яре, кто ты и что затеваешь.

— На себя посмотри, — ухмыльнулся я. — Чем больше ты суешь свой нос, тем слабее становишься. Джек знал, что ты не сможешь меня остановить. Посмотри, что стало с твоими почками, когда ты помог Вирону создать то заклятье. Ты едва держишься. Мы все сильно удивлены, что ты еще не умер.

— Не шути, — проворчал он. — Мне приходится каждый день следить за своей походкой. Если бы я вмешался снова, у Яры бы никого не осталось. Ты хоть сколько-нибудь понимаешь, сколько раз я хотел привнести хоть какой-то смысл в твою жизнь?

— Пытаясь заработать очередную награду «Отец года»?

— Черт, Ровнан, ты мой сын! — он хлопнул рукой по столу, разбрызгав кофе вокруг моей кружки. — Мне ужасно не нравится, что ты позволяешь Джеку садиться тебе на голову и командовать тобой, даже когда ты неправ. Но я все равно люблю тебя. Не важно, веришь ты в это или нет, но я всегда любил тебя.

— Полный бред! Оглянись вокруг. Все твои драгоценные статуэтки вырезаны в форме русалок, сирен и горгон, но ведь ни одного Селки, так? Упаси боже, если хоть один из видов твоих внебрачных детей представлен в доме.

Он опустил глаза и повернул в сторону свою лысеющую голову.

Я сжал свою кружку и уставился на круг, оставшийся на столе от кофе.

— Ты мой единственный отец, но ты ненавидишь меня за то, что сделала моя мама.

— Я уже давно простил твою мать. И я, и Лиора простили ее.

— Ха! Думаешь, Лиора умирала, не возмущаясь от того, что моя мама родила тебе первенца?

— Лиора тоже подарила мне ребенка.

— Ребенка, который убил ее.

Он снова ударил рукой по столу.

— Заткнись!

— Ты предпочел бы, чтобы это был я, не так ли? Чтобы я добровольно отправился жить к горгонам? Для Трейгана, твоего любимого сына, ты сделал бы все, что угодно. Для меня — ничего

— Твой брат проклят способностью превращать людей в камень. Думаешь, он считает себя моим любимым сыном? Разве ты не понимаешь, что вы трое прокляты, это тяжелое бремя и роковая ошибка? Большую часть времени я ненавижу себя за то, что вмешивался в дела природы. Я жадно бросал камни в воду и смотрел на гладь, разрушаемую рябью, — он сделал глубокий вдох. — Но потом я думаю о вас, мальчиках, и о Яре, и о том, как сильно я люблю вас. И понимаю, что делал бы это снова и снова.

Я покачал головой и встал.

— Да, верно.

Обратиться к Ллойду за помощью было огромной ошибкой.

— Сядь. Я еще не закончил, — он наклонился вперед, положив свои бледные руки на стол. — Последние восемнадцать лет похожи на ночной кошмар. В последнее время, единственное, что делало это время сносным, это Яра и Лиора.

— Лиора?

Он провел рукой в воздухе.

— Она по-прежнему здесь. Она убедила меня, что все это не зря. Моя помощь Вирону и Клео в превращении в людей, нарушенное обещание, закрытые ворота, война между морскими существами, между моими сыновьями — все это произошло по какой-то причине. Это единственное, почему я продолжаю жить. Иначе я бы сказал Яре правду много лет назад и позволил бы проклятью убить меня. Я не мог оставить ее одну. Мне пришлось поступить правильно.

— Ты с ума сошел. Еще и утверждаешь, что разговариваешь с призраками.

— Одним призраком. Можешь считать, что я сумасшедший. Мне плевать. Я знаю правду, что правильно, и что должно быть сделано.

— Ты клялся, что никогда не встанешь ни на чью сторону.

Он покачал передо мной своим мозолистым пальцем.

— И я сдержал это обещание.

— Ты позволил Трейгану превратить ее в русалку.

— Меня тут не было, когда это случилось. Я ничего не мог с этим поделать.

— Они любят друг друга! Его эмоции могли превратить ее в камень от одного лишь взгляда.

— Я не мог изменить то, что он сделал. Все, что я мог, это убедиться, что она под защитой.

— Защитой? Она беззащитна. Ты видел их вместе. Он смотрит на нее с такой страстью, и это просто чудо, что она еще не статуя.

— У нее есть ожерелье. С ней все будет в порядке.

Я покосился на него, пытаясь понять его чудаковатые, стариковские мысли.

— Какое ожерелье?

— Я дал ей ожерелье, содержащее мою кровь горгоны. Она защищена от превращений в камень.

— Я никогда не видел, чтобы она носила это ожерелье.

От удивления он поднял свои вьющиеся, поседевшие брови.

— Что?

— На Яре не было этого ожерелья, когда я в последний раз видел ее. Русалочий браслет, множество отметин, платья в складку — это да, но ожерелья не было.

Он встал, ухватившись за стол.

— Без защиты, которую дает ожерелье, у них мог произойти несчастный случай. Один пылкий или напряженный момент, и Трейган мог убить ее.

Он несколько раз дернул носом и руками, когда окинул взглядом кухню. Я впервые увидел его напуганным. Потом на меня снизошло озарение.

— Ты знал, что они полюбят друг друга. Почему бы тогда ты дал ей ожерелье с горгоньей кровью внутри.

— Они много лет любили друг друга. Он появился задолго до тебя, даже в ту ночь, когда он спас ее, не дав утонуть… просто она никогда не знала, кто он.

— Серьезно? Трейган спас Яре жизнь? Почему я этого не знал?

— Знаешь, сколько раз я наблюдал за ней, стоящей у прибоя, кричащей в океан? Она, возможно, не помнила, как он спас ее, но ее душа знала, что он был где-то, — Ллойд повертел рукой больничный браслет на его запястье. — Они уже были связаны. Нет способа прекратить связь двух душ-половинок, которые уже однажды встречались. Посмотри на себя Виенну.

Он упоминания Виенны мое сердце растаяло.

— Ты, правда, веришь, что Трейган и Яра половинки друг друга?

— Я это знаю. Но это не значит, что ее жизнь вне опасности, когда она с ним и не под защитой.

— Они разлучены. Фиалки приказали разделить их до Дня Троицы Восемнадцатилетних. Они не верят, что Яра пойдет по их плану сейчас, когда она влюблена в Трейгана.

— Что они собираются делать?

Я оперся на стол. Я не хотел говорить ему, но мне придется.

— Помочь нам с нашим планом.

— Нет, — выдохнул Ллойд.

— Видишь, ты выбрал для себя сторону.

— У Джека тупой план. Я не понимаю, как он мог подумать, что убийство ее и есть ответ. Он же вроде умный парень.

— Он считает, что это единственный способ открыть ворота.

Ллойд начал ходить, прихрамывая, по кухне.

— Я должен найти ее.

— Чтобы предупредить ее о нас? Для этого уже слишком поздно, папа. У нее нет других вариантов.

— Ровнан, мне нужна твоя помощь.

Я засмеялся. Спиртное, должно быть, ослабило мои защитные рефлексы. Время рассказать старику правду.

— Я пришел сюда, чтобы просить твоей помощи.

— Моей?

Он подозрительно наблюдал за мной, но впервые за двадцать лет я подумал, что мог сказать что-то, чем мой отец будет гордиться.

— Я не знаю, смогу ли я пройти через это. Я продолжаю твердить Джеку, что смогу, но когда придет время, когда мы с Ярой будем у ворот, я не думаю, что смогу причинить ей боль.

Все его тело, кажется, расслабилось. Он провел рукой по подбородку и отошел к стойке.

— Что ж, тогда, я заварю еще кофе. Кажется, впереди у нас долгая ночь.

ДЕНЬ 11

Через несколько часов взойдет солнце. Дельмар и я прятались за парой валунов, уже час изучая дом Панго. Дельмар настоял на том, чтобы мы подождали, когда сменится охрана, но я не мог найти себе места.

Все казалось неправильным — и разлука с Ярой, и то, что Дельмар рисковал своим званием, помогая мне, и просьба охранников смотреть в другую сторону, и то, что Фиалки поддерживали план Селки. Совершать правильные поступки на этой неделе, казалось невозможным, но способ должен был быть.

— Джейлен и Энзо идут на смену, — сказал Дельмар. — Скоро и мы сможем пройти.

— Что если они передумали?

— Тогда будем драться.

— Панго и Меррик правда не знают, что мы идем?

Дельмар покачал головой, не отрывая взгляда от Джейлена и Энзо.

— Они не покидали дом с восхода солнца. Я не мог связаться с ними, не вызывая при этом подозрений.

— Что Кимбер думает обо всем этом?

Он вскользнул по мне взглядом и усмехнулся.

— А кто, как ты думаешь, наблюдал за домом всю ночь?

— Хм. Дельмар, мне не нравится, что она в этом участвует.

— Ой, да перестань. Все, как в старые добрые времена, когда мы втроем вместе попадали в передряги. Только сейчас мы играем против Ровнана, а не с ним.

— То были безобидные детские шалости. Кто знает, как отреагируют Фиалки, если мы попадемся.

— Не беспокойся об этом, пока оно не случилось, — он дал знак следовать за ним. — Пора идти.

Мы быстро шли по тропинке, прячась в тени, пока не добрались до дома. Джейлен ушел, когда почуял нас, и сделал вид, будто ему нужно проверить периметр, но Энзо смотрел на нас, когда мы к нему подошли.

— Ударь меня, — сказал он.

— Что? — Дельмар и я переглянулись.

Энзо показал на лицо.

— Ударь. И тебе лучше вывести меня из строя. Если Фиалки будут меня спрашивать, я хочу сказать, что ты меня вырубил.

— Энзо, — начал было я, — не думаю, что это необходимо…

Но прежде чем я закончил, Дельмар ударил Энзо так сильно, что тот отлетел назад, упав без сознания на землю.

— Дельмар, какого черта?

Он пожал плечами.

— Теперь сможет сказать, что ничего не видел, и не это не будет ложью.

— Он же твой друг.

— Верно. Поэтому я и сделал то, что он просил. Теперь пошли за твоей девчонкой.

Он открыл парадную дверь дома Панго, но ни один из нас не был готов к тому, что мы увидели: Меррик был привязан полотенцем к стулу с кляпом во рту, а для больше безопасности перевязан клейкой лентой.

— Что ж, неожиданно, — сказал Дельмар, закрывая дверь позади нас.

Панго вышел из-за угла, держа в руках мартини. На нем красовался фартук со словами «Обними меня, станцуй со мной, я принес вина».

— Привет, джентльмены. Могу предложить вам выпить, пока готовятся булочки с корицей?

Я подошел к Меррику, который пытался подпрыгать на стуле к нам.

— Почему Меррик связан?

Панго отхлебнул содержимое своего бокала.

— Он упрямился, и его пришлось немного усмирить.

— Упрямился чему?

— Помощи мне и Яре. Он хотел пойти к Фиалкам и рассказать им все.

Я едва вытащил кляп изо рта Меррика, но засунул его обратно, прежде чем он смог сказать хоть слово.

— Дай мне ленту.

Меррик застонал и попытался ударить меня, но Панго связал его слишком крепко.

Дельмар обхватил рукой широкую шею Панго и засмеялся.

— Черт, мы двое забавная парочка.

— Яра отдыхает? — спросил я.

Панго вскинул зеленую бровь, сделал еще один глоток мартини и направился в кухню.

— Вроде таймер прозвенел, нет?

— Панго, — я тянул «о», пока он не повернулся.

Он поставил бокал.

— Ладно. Скажу правду. Ее тут нет.

— Что значит, ее тут нет? Где она?

— Она сбежала.

— Она снова пошла повидаться с Ллойдом? — спросил Дельмар.

Панго смотрел на потолок, качая головой и стороны в сторону.

— Не совсем. Возможно «сбежала» — не то слово. Скорее упорхнула в гнездышко.

— Гнездо сирен! — я зашагал через комнату, готовый задушить его.

Дельмар встал между нами.

— Успокойся, давай выслушаем, почему. Панго не стал бы связывать Меррика, не будь на то веской причины.

— Конечно, не стал бы. Я единственный, кому нравится быть связанным, — Панго послал воздушный поцелуй Меррику, который бурчал что-то сквозь кляп.

Я отошел от всех. Мыслями я был уже на улице и рассекал океан. Мне нужно было найти Яру.

— Начинай объяснять, Панго, и побыстрее.

— Технически, вы моя тетя, — сказала я Отабии. — Разве вы не обязаны мне помогать? Разве не связаны кровью, или, как там еще, со своей погибшей сестрой?

Отабия кружила по затопленной гостинной, где сидели Никси и я. Каждые десять секунд она испускала пронзительный крик. От постоянного дерганья ее черная челка качалась перед глазами, которыми она быстро моргала. Это было немного пугающе и тревожно.

— С вами все в порядке? — спросила я ее.

Никси положила свою голову мне на колени, крутя в руках прядь моих волос.

— Она голодна и окружает тебя.

— Окружает?

— Сейчас время ее обеда, а твой нежданный визит вынудил ее защищаться. Это ее естественный инстинкт — считать тебя хищником. Она хочет покинуть наше гнездо.

— Но ты в порядке, находясь здесь со мной.

— Я думаю, это хорошо, что ты тут, — переливающиеся красные волосы Никси щекотали мне ноги каждый раз, когда она двигала своей головой. Ее сестры меня пугали, но что-то в ней меня успокаивало.

— Почему ты так добра со мной, а она, — я взглянула на Отабию, — кажется, меня ненавидит?

Рубиновые глаза Никси излучали радость.

— Я обязана жизнью твоей матери. Ни одна другая водная душа за всю историю не была «повышена» до сирены. Я могла бы умереть, как и остальные, если бы она не выбрала меня в качестве своей замены, — ногти бордового цвета на ее босых ногах указывали на Отабию. — Она и Мариза всегда были сиренами. Они просто злятся от того, что Клео решила оставить их и стать человеком.

Белая цапля тихо уселась на подоконник, но противно закричала, когда в комнату влетела Мариза. Она так сильно хлопала коричневыми крыльями, что волосы разлетелись у меня по лицу.

Отабия испустила еще один пронзительный крик.

— Бестолковая гарпия! Я целый час звала тебя. Где ты была?

— Еще раз назовешь меня гарпией, — грозилась Мариза, — и я выщипываю все твои перья.

Отабия продолжала наворачивать круги по комнате. Мариза оглядела меня с ног до головы и быстро заморгала. Она кружила следом за своей сестрой, но чуть медленнее.

— Я пришла сюда за помощью, — объяснила я. — Мне просто нужны ответы.

— Тебе нужны ответы? — прошипела она. — Отлично! Они у меня они есть, но прежде тебе придется отпить у меня кровь, чтобы узнать правду.

Я сильно сглотнула.

— Тебе придется поймать ее на слове, — Никси провела пальцем по моей шее. — Она может больше не предложить такого.

Я обещала Трейгану, что больше никогда не буду пить кровь, но когда я рассказала сиренам, что планы морских жителей и Селки, на мой взгляд, неверны, они не лишили меня возможности узнать правду. Если Отабия предоставила мне шанс, чтобы спасти мою жизнь и Трейгана, то разве это не стоит того, чтобы сделать малый глоток крови?

— Хорошо, — пробормотала я.

Цапля влетела в комнату. Факелы вспыхнули бушующим огнем. Никси соскочила с моих ног. Мариза и Отабия двигались так быстро, что казались сплошным черно-коричневым пятном. Неожиданно все три сестры оказались в дюйме от моей лица, их зрачки расширились, а сами они качали головами и щелкали языками.

Отабия с важным видом расправила крылья, скрипя зубами в сторону Никси и Маризы, пока те не отошли.

— Моя. Она моя, ведьмы. Старые курицы!

Отабия схватила мои запястья и дернула меня за ноги. Ее пальцы казались твердыми и грубыми. Большим пальцем она проткнула мне кожу. Я посмотрела вниз. Ее пальцы оказались когтями, изогнутыми, уродливыми и страшными. По моей руке потекла кровь.

Никси и Мариза запели, а их крылья затрепетали. Почему я согласилась на это? У меня было настолько дурное чувство, словно я могла умереть в считанные минуты.

— Сначала я выпью твою кровь, — Отабия облизала свои темно-серые губы. — Иначе я умру с голоду и не смогу поделиться воспоминаниями.

Другие сестры засмеялись. Я поняла, что она лжет, но была не в том положении, чтобы спорить. Чем дольше она держала меня, тем сильнее становилась боль в запястьях.

— Хорошо.

Крылья Отабии обвили нас так быстро, что я не успела заметить реакцию Никси и Маризы. Мы были заперты в полной темноте. Две другие сестры неистово пищали по другую сторону стены, которую образовали крылья Отабии, но я сосредоточилась на низком дыхании.

— Тебе лучше делиться страшными воспоминаниями, — проурчала она. — Печаль, страдание — вот, что мне нужно от тебя.

Я ничего не видела. Ни ее лица, ни глаз… только тьма.

— Как на счет ночи, когда умерла моя мама?

Она ослабила хватку на моих запястьях. Ее влажный язык успокоил жжение, но затем ее зубы впились в мою плоть, и я вскрикнула от боли. Но мои крики ослабли, как только она стала высасывать тепло из моей руки, и мы закружились в холодной темноте.

Я пережила заново ту ночь, когда умерла моя мама.

Звезд не было видно. Я сидела на качелях, мотая маленькими, босыми ножками туда-сюда, заставляя качели раскачиваться. Сверчки сильно стрекотали, когда ветер пронизывал пальмы своим дуновением. Ко мне подкрадывался розоватый туман. Трава клонилась к земле, и перезванивались металлические колокольчики, когда легкий ветерок долетел до крыльца. Я закрыла глаза, как только ветер подул мне в лицо, развевая мои волосы по ветру так, будто мог унести меня. Затем он тихонько засвистел, провожая меня через входную дверь в дом.

— Довольно, — произнесла я.

Сверчки замолкли. Я будто ощущала, как они припали в траве в ожидании, наблюдая за мной своими крошечными глазками. Меня охватило чувство, что что-то не так.

Я сползла с качелей так медленно, как только могла, пытаясь не нарушить жуткую тишину, которая окутала наш двор. Я зашагала к двери и вгляделась внутрь. Когда я дернула ручку, петли заскрипели так сильно, что у меня зазвенело в ушах.

Я схватилась за перила и сделала первые шаги по ступенькам, с каждым разом поднимаясь едва на дюйм, надеясь на то, что если буду двигаться медленнее, мои страхи не станут явью. Даже будучи восьмилетним ребенком, я поняла. Задолго до того, как сделала последний шаг и посмотрела вниз по коридору в сторону спальни мамы, я все поняла.

Перед дверью спальни загорелся светлячок. Я задалась вопросом, просили ли его сверчки полететь и проследить за мной из-за того, что не видели меня со двора. Я пошла дальше, медленно двигаясь, как улитка. Даже была уверена, что если бы я обернулась, то увидела бы после себя размазанный по полу скользкий след душевной боли.

Светлячок загорелся снова. Он был у мамы в комнате. Она бы крикнула мне уходить отсюда, если бы не спала, но мама не кричала. Она вообще не издавала ни звука. На пороге ее комнаты я раз шесть сглотнула. У меня так сильно пересохло во рту, что я представила, будто каждый глоток — это вишневый лимонад, который я пила за ужином у дяди Ллойда. Светлячок начал мелькать. Сверчки снаружи притихли. Пол подо мной заскрипел, как только я шагнула в комнату мамы.

Она смотрела вперед точно так же, как обычно смотрела каждую ночь с крыльца. Ее глаза всегда были широко открыты, она не моргала, смотря на что-то в воде, что я никак не могла разглядеть, и бормотала что-то о моем отце. Однажды я спросила ее, что она видит. Она ответила: «Рай».

Мой дядя говорил мне, что Рай — это то место, куда попадают люди после смерти, поэтому я думала, что мой папа был не в океане, а в какой-то его части, называемой Раем. Поэтому мама так долго смотрела на него. Сейчас она таким же взглядом смотрела на потолок, но я знала, что моего папы там нет.

Он должен был быть где-то в воде, ожидая ее. Я четыре часа сидела на полу рядом с ее кроватью, плача и теребя коленки, спрашивая себя, как я могла бы привести маму в Рай. Потом у меня возникла мысль.

Я поцеловала мамину холодную руку, спустила ее с кровати, затем вниз по лестнице к задней двери. Сквозь слезы я извинялась перед ней за каждый раз, когда ее ноги или руки ударялись о ступень или о дверь. К тому времени, как мы достигли на пляже старой лодки, я истекала потом, а мои мышцы дрожали от напряжения. Старая лодка была самым подходящим способом для того, чтобы отвезти маму к папе. В ее нижней части даже выросли цветы.

Кажется, я выбивалась из сил на целую вечность, перекатывая маму через край в лодку. Но потом подул сильный ветер, и я была рада тому, как легко стало толкать лодку в воду. Сначала я вскрикнула и тяжело задышала от того, какой холодной была вода. Весел не было, поэтому я держалась за спинку лодки и толкала ее, веря в слова мамы о том, что где-то там есть место, называемое Раем. Я продолжу грести, пока мы не найдем его.

К тому времени я заметила, что лодка начала тонуть. Я была слишком далеко, чтобы повернуть назад, поэтому продолжала толкать, несмотря на то, что соленые морские волны били мне в лицо, отчего нос и рот будто загорелись. Мои руки и ноги совсем замерзли, к тому времени как вода поднялась до краев лодки. Грубая древесина выскользнула из моих рук. Я вцепилась в тело мамы. Я слишком устала, чтобы толкать дальше. И вместе мы погрузились в темную воду, надеясь отыскать моего папу.

По моим щекам ручьем текли слезы, когда передо мной снова появилась Отабия. Она больше не держала меня в своих крыльях, как в коконе. Никси и Мариза стояли позади нее. Все они выглядели грустными и казались спокойными.

— Кого ты любила больше? — спросила Отабия. — Мать или отца?

Я шмыгнула носом и вытерла лицо. По моей руке медленно текла кровь.

— Я любила их обоих.

— О, да брось, ребенок. Не нужно быть со мной такой тактичной. Ты чувствовала связь с одним из них сильнее, чем с другим. Ты, может, и любила их обоих, но ради кого ты бы отдала жизнь?

— Я не знаю. Думаю, за маму. Если бы я могла поменяться с ней в ночь, когда она умерла, то так бы и поступила.

— Понимаю. Когда твой отец так трагически погиб, у тебя было то же самое чувство, инстинкт защитить его?

— Мой отец умер, когда мне было четыре. Я не помню этого.

— Он умер во время пожара. Не выдержали легкие. Ты знала, что он был пожарным?

Я кивнула.

— Род деятельности кое-что говорит о его духе, не так ли? Смелый герой, самоотверженный и бесстрашный. Вот кем был этот мужчина, первая и единственная любовь твоей матери. Мы видели, как она была привязана к нему, и от этого нам с Маризой становилось не по себе. Она поддавалась любой прихоти твоего отца, мечтая о браке на всю жизнь, доме и детях. Но для обоих все закончилось катастрофой.

Я обхватила себя руками.

— Она потеряла себя после его смерти, потому что сильно скучала по нему.

— Твоя мать сделала бы все что угодно, чтобы твой отец был счастлив, — ответила Мариза. — Больше всего она боялась, что однажды ее идеальный мужчина, герой, увидит в ней обычного, слабого человека, которым она стала. Что он оставил бы ее или нашел бы кого-то, кого полюбил бы сильнее.

Отабия одним быстрым движением подлетела ближе.

— Определенные моменты навсегда меняют нашу жизнь. Хочешь знать, какими были твои родители на самом деле? Я была с ними в тот день, когда ты родилась. Я стояла рядом с кроватью твоей матери, — она вонзила коготь себе в руку и по ней потекла черная струйка крови. — Попробуй и переживи это ради себя самой. Ты найдешь ответ, который ищешь.

Мои руки тряслись, но я крепко сжала руку Отабии. Я обдумывала все снова и снова. Прости, Трейган.

Затем я приникла ртом к ее кровоточащей ране.

Ее кровь по вкусу напоминала лакрицу. После первого глотка я поморщилась, а затем я будто по спирали окунулась в душу Отабии и начала переживать ее воспоминание.

Мы были в доме дяди Ллойда. Отабия держала покрытую потом руку мамы, в то время как дядя, Мариза и Никси суетились вокруг нее. Моя мама часто и тяжело дышала, ее глаза выглядели уставшими, но лицо светилось. Сирены были эмоционально связаны, но помимо чувств моей мамы Отабия знала и ее мысли.

Она была на седьмом небе от счастья, от того, что осуществила мечту моего папы, была уверена, что ребенок свяжет их навечно, но и чувствовала облегчение, что ей не придется держать ребенка. Мой отец выглядел обеспокоенным, убирая с лица мамы мокрые волосы и помогая восстановить ее дыхание.

Мама сделала последнее усилие. Отабия, Никси и Мариза закричали с ней в голос, все они чувствовали ту же боль, что и она. С первым же моим криком, Мариза объявила, что родилась девочка — я. Она положила меня маме на руки. Папа смотрела на меня, свою новорожденную дочь, и его глаза наполнились слезами счастья.

Моя мама чувствовала в нем изменения. Она понимала, что скользкий ребенок, плачущий между ними, стал самой важной причиной, ради которой ему стоило жить. Ее самый сильный ужас стал явью.

Мой отец нашел того, кого полюбил сильнее моей мамы.

Она яростно сжала зубы, а нос раздувался от злости. Она протянула меня папе, закрыла глаза и сказала, что лучше бы я никогда не рождалась.

Я заставила себя выйти из воспоминания и отпрянула от Отабии.

— Почему ты показала мне это?

Мои глаза жгло от того, что я старалась сдержать слезы.

— Глупая! Ты должна увидеть гораздо больше, — она подняла стою кровоточащую руку. — Пей.

— Нет! Не хочу больше.

Моя мама никогда не любила меня, но я убедила себя, что это из-за того, что ей больно, что она сильно скучала по отцу, что у нее не осталось ничего, чтобы дать мне. Мой дядя заставил меня поверить, что она любила меня, что она просто не знала, как это показать. Теперь я вижу и чувствую правду. Моя мать ненавидела собственного ребенка.

Хуже того, это воспоминание открыло очередную, разбивающую сердце правду. Я смотрела в окно на солнце, пытающееся выглянуть из-за дождевых облаков на далекий остров.

— Дядя Ллойд, — пробормотала я, пытаясь сложить все кусочки пазла вместе. — В воспоминании у Маризы и Никси были крылья. Вы все были не в человеческом обличье, а сиренами. Моя дядя знает о вас. Он знает все о вас, верно?

Никси плавно подошла ко мне с опущенными крыльями.

— Конечно, он знает, милая Яра. Как ты думаешь, кто помог твоим родителям превратиться в людей? Почему же еще твоя мать принесла тебя обратно в Эденс Хаммок?

Мне не хватало воздуха, чтобы дышать. То, что Ровнан был частью этого и лгал мне, было ужасно, но дядя Ллойд? Любящий мужчина, который приглядывал за мной, вырастил меня, как собственную дочь? Он тоже был частью всего этого? С какой стороны он плел интриги? Я подумала о том, как Ровнан посещал остров. Дядя Ллойд никогда много о нем не рассказывал, но он никогда не запрещал мне видеться или быть с ним осторожнее.

Мой дядя, должно быть, был на стороне Селки. Почему еще тогда он позволял Ровнану приходить на его остров? Сестры что-то говорили мне, но их слова расплывались. Я чувствовала слабость.

Единственная семья, которая у меня была, — мой дядя, все это время он принимал участие во всем этом. Мужчина, о котором я беспокоилась и за которого молилась каждую ночь, был никем иным, как основоположником плана, чтобы обескровить меня и передать горгонам. Всю мою жизнь все, кого я любила, либо ненавидели меня, либо обманывали.

Все, кроме Трейгана.

Вокруг меня запорхали крылья. Огонь в факелах заплясал по всей комнате. Я закрыла руками уши, чтобы приглушить крик сирен.

Когда я повернулась и увидела Трейгана, стоящего напротив меня, я чуть не упала в обморок. Он обхватил меня руками, и я зарылась лицом в его грудь.

— Забери меня в какое-нибудь безопасное место, — молила я его.

С каждым уходящим днем восходы для меня становились все ценнее.

За четырнадцать лет моя жизнь была постоянным отсчетом. Меня это не беспокоило до сегодняшнего дня, когда Яра стала моей любовью, а не обязанностью. В те моменты, когда ее тонкая натура проскальзывала сквозь трещины упрямой внешней оболочки, я задавался вопросом, всегда ли я любил ее. Возможно, мой непреодолимый инстинкт обезопасить ее был чем-то большим, нежели просто сочувствием или давним обещанием ее матери.

Яра не проронила ни слова с тех пор, как мы покинули гнездо сирен. Она плавала и ела. Она даже позволила мне помочь принять ей душ, но не издала ни звука, ни разу не посмотрела на меня. И лишь смотрела куда-то отсутствующим взглядом, в какой-то мир, частью которого я быть не мог. Я оставил ее в покое, не вынуждая говорить о том, что случилось.

Несколько часов она лежала на диване, будто в коме. Я взял белый сарафан из тех вещей, что Дельмар, очень кстати, принес, и сел рядом с ней.

— Яра, тебе нужно посидеть снаружи на солнце, пока оно не зашло. Может, от этого ты почувствуешь себя лучше.

Она села, выполняя движения на автомате, и уставилась вперед. Яра выглядела подавленной, потрепанной жизнью или тем, о чем сирены с ней говорили. Или может она думала, что я разочаровал ее. Мы были разлучены. Панго пытался вспомнить все важные новости, но я мог лишь вообразить, какие, должно быть, мысли прошли в ее голове за последние несколько дней.

— Я не хотел разлучаться с тобой, — произнес я. — Может показаться, что я бросил тебя, но…

— Что? — она повернулась и посмотрела на меня.

— Прости. Я не знаю, какие мысли мучают тебя весь день, но если причина твоей печали я, то обещаю, что постараюсь загладить свою вину.

Она моргнула. Казалось, впервые за то время, как мы покинули гнездо, я был с ней.

— Ты? Нет, — ее взгляд метнулся к стеклянной стене, находящейся позади меня. Затем она бегло посмотрела на окружающие нас вещи: дорогая мебель, старинные напольные вазы, итальянские мраморные полы и огромную гостиную. — Где мы?

— В уединенном пляжном доме. Мы можем укрыться тут.

— Дом? Выглядит, как усадьба.

Я тоже огляделся вокруг, впервые оценивая великолепие этого места.

— Дельмару нравится преувеличивать.

Она посмотрела свой махровый халат, а затем на платье в моих руках.

— Я смутно помню, что мы вместе принимали душ.

— Ты плакала, а теплый душ успокаивает людей. Я подумал, может это поможет тебе почувствовать себя лучше, — ее щеки вспыхнули румянцем, как, наверно, и мои. — Я старался держать взгляд выше твоей шеи.

— Старался? — она пробежала пальцами по кончикам своих волос, вздыхая и улыбаясь. — Шампунь.

— И кондиционер. Опять же, удобства для человека. Я выяснил…

Она обвила меня руками и положила голову мне на грудь. Несколько минут мы просто стояли так, держась друг за друга.

— Это значит, ты простила меня? — спросил я.

— Простила тебя? За что? — она немного отпрянула назад и взглянула на меня, сжимая халат у себя на груди.

— За то, что не пришел за тобой раньше.

— Тут нечего прощать. Сейчас ты здесь, все остальное не имеет значения.

Я провел по ее мягкой щеке, прося каждого бога на небесах о том, чтобы все было по-другому, чтобы у меня было долгое будущее, вместо нескольких скоротечных дней.

— Это платье для меня? — спросила Яра.

Я снова поднял его.

— С чего ты взяла, что оно для тебя? Думаешь, на мне оно не будет хорошо смотреться?

Она засмеялась, блеск в ее глазах и живость в голосе начали медленно возвращаться.

— Не могу представить тебя в платье.

Мы по-прежнему смеялись, когда Яра встала и сдернула с себя халат. Она подняла руки над головой, пока я с трудом справлялся с ее сарафаном, пытаясь не пялиться на ее прекрасное обнаженное тело. В моей голове проносились отчетливые картинки того, что хотелось сделать с ней, но я сохранял над собой контроль и продел сарафан через ее руки и голову, спуская его ниже, пока он не прикрыл девушку. Мои руки задержались на ее запястье. Я одернул ткань, притворяясь, что расправлял невидимые складки.

— Что ж, желтовато-белый означает, что ты смущен, — произнесла она.

Я почувствовал, как мне стало еще больше не по себе, а она улыбнулась еще шире. Боже, как же я любил смотреть на ее улыбку, она была заразительной.

— Нам нужно на солнце, прежде чем оно зайдет.

— Ладно.

— Поднимемся на крышу?

— Крышу?

— Когда тебе было пятнадцать, я наблюдал за тобой, ты сидела на крыше своего дома. Я просил Коралин дать мне знать, когда ты сделаешь это снова. И ты делала. Много раз.

В ее глазах появилось недоумение.

— Я так делала? Не помню такого.

— Я хочу щелкнуть пальцами и вернуть тебе все твои воспоминания, — со временем большинство из них вернутся, но я никогда не смогу увидеть ее такой, полностью уверенной в себе, в своем прошлом… или будущем.

— Хорошо. Высасывающая воспоминания штука, но не мог бы Дельмар просто возвратить их мне? Или это не работает в обратную сторону?

— Если бы это было возможно, он бы уже это сделал.

— Ладно, тогда пошли на крышу. Может, это что-нибудь возродит в моем сознании.

Когда мы проходили через комнату с бассейном, Яра просвистела:

— Суперкласс.

Дельмар все предусмотрел. Половина бассейна была крытой, но окна высотой от пола до потолка пропускали очень много солнечного света. У нас было место, где отдохнуть или поплавать и не быть при этом обнаруженными шпионами. Не то, что бы я беспокоился о сиренах, разыскивающих Яру. Они были сыты по горло происходящим. Но если бы Джек понял, что мы бежали вместе, он бы отправился на наши поиски. Если Ровнан не мог пойти по моему следу, то Джек мог мистическим способом убедить какого-нибудь богатого жителя острова на поиски с самолетом. Но у нас все же был денек-другой, прежде чем Джек обнаружил бы нас. Не нужно сидеть взаперти, если в этом нет нужды.

Я шагнул на площадку перед бассейном, и Яра последовала за мной, изучая внешний вид дома.

— Ступеньки, лесенка или что-то еще?

— Что-то еще, — ответил я, водя рукой по воде в бассейне, будто мешая ее.

— Отлично. Могу я попробовать поуправлять водным подъемником?

Я взглянул на нее.

— Не знаю. Будешь долго погружаться, если не станешь крепко держать его.

— Ты не веришь в меня?

Я вздохнул про себя.

— Давай для начала разберем основы.

Она хрустнула пальцами и пожала плечами, готовясь к первому уроку по созданию водного моста. Мне не нужно было разогреваться, но я подготовил руки на тот случай, если ее первая попытка не будет успешной.

Но она оказалась почти безупречной. Она не заметила маленького наклона, который, в конце концов, врезался бы во внутренний дворик, но, когда я указал ей на это, она быстро все исправила и следовала моим указания безо всякого упрямства.

После того, как мы взяли одеяло, и еще одной попытки за едой и напитками, она стала прекрасно сама со всем справляться, и моя помощь была ей больше не нужна.

— Ты был прав. Мне это нравится. Вид оттуда замечательный, — она перекатилась на живот и положила подбородок мне на грудь. — Почему у нас не бывает солнечных ожогов?

— Одна из привилегий быть русалкой, — я лежал рядом, одна моя рука была за головой, другой я водил по ее плечам, стараясь не обращать внимания на заходящее солнце на небе.

— Я не могу этого сделать, — произнесла она. — Не могу забрать у тебя твои воспоминания. Ты должен понять, насколько для меня это будет невозможно.

Я провел пальцами по ее волосам.

— Если ты этого не сделаешь, Селки убьют тебя.

— Нет, если не найдут меня.

— Думаешь, они перестанут нас искать, если ворота не откроются? Они убьют нас обоих, и я не буду винить их в этом.

Ее голос дрогнул.

— Ты — все, что у меня есть, Трейган. Я не могу тебя потерять.

— У тебя есть друзья: Панго, Дельмар, Кимбер. У тебя есть Ллойд.

— Он лжец. Вся моя жизнь с ним была ложью.

— Кто тебе это сказал? — она отвернулась от меня, смотря на заходящее солнце. На ее спине появились новые отметки медных крыльев — отметка сирены. Я вздохнул. — Ты пила кровь сирен.

— Они обещали показать мне способ, чтобы все это исправить.

— И они это сделали?

— Нет. Они солгали. Как ты и говорил.

Я повернулся и обнял ее.

— Прости. Я должен был прийти туда раньше.

— Это не твоя вина. Все — мои родители, мужчина, которого я звала дядей, Ровнан — они все мне врали. Ты единственная правда в моей жизни, Трейган. Ты единственная душа в этом мире, кому я доверяю, а ты говоришь мне, что я должна помочь тебе забыть и оставить меня навечно. Как? Как я должна это сделать?

— Ты должна быть сильной.

— Ты тоже сильный.

— Я силен благодаря тебе.

Она облокотилась на меня и вдохнула сладкий аромат яблочного цветения. Я не знал, что еще сказать. Если все так сильно изменилось, я не знал, смогу ли сделать это. Моя работа была простой. Яра должна была обойти стороной все, что причиняло страдания. Я ненавидел себя за то, что поставил ее в такое положение именно сейчас.

— Мой… Ллойд, — произнесла она. — Он твой отец, верно? Он горгона, превращенная в человека.

— Да.

— Я хочу увидеть его. Я хочу, чтобы он понял, что я все знаю. Хочу спросить его, как мог он вести себя так, словно любил меня, и врать мне на протяжении четырнадцати лет.

— Он любит тебя. Он стоит в стороне от этой битвы. Он поклялся не принимать ничьей стороны. Ровнан и я просили его о помощи, хотя бы в наших случаях, но он отказал нам обоим. Мы его сыновья, но он сказал, что не будет вмешиваться в наши дела. Ты можешь ему доверять.

Она молчала, а мне так отчаянно хотелось услышать ее мысли.

— Пойдешь со мной? — спросила она.

— Я не упущу тебя снова из виду, пока не наступит конец.

— Не говори так. Конец. Мне не нравится, как это звучит.

Я кивнул.

— Идем, давай дадим моему отцу шанс объясниться. Он его заслужил.

Спустя несколько секунд после того, как мы уже проплыли сквозь воду, Ллойд стоял у задней двери, неистово махая нам, чтобы мы зашли в дом.

— Торопитесь! Торопитесь!

— Что случилось? — спросил я.

— Они где-то поблизости разыскивают вас двоих.

— Селки?

Он толкнул нас в дом и задвинул шторы.

— Селки, морские жители, сирены. Единственным заколдованным местом на этом острове является этот дом и место в двадцати футах вокруг него. Но если хоть один морской житель находился в воде поблизости, то он, возможно, уже учуял вас.

Яра уставилась на него, разинув рот.

— Взгляни на себя. Наконец-то перестал притворяться, что ты ничего не понимаешь, да? Ты мог защитить меня от всего этого. Мог защитить своего собственного сына!

На мгновение дядя Ллойд казался задетым, но потом он взглянул на потолок.

— Яра, нам с тобой нужно поговорить на верху. Трейган, следи за каждым, кто приблизится к дому.

— Мы можем поговорить прямо тут, — Яра скрестила руки на груди и села на диван.

Ллойд выпрямился.

— Что-то мне подсказывает, что у тебя есть несколько крепких словцов для меня, и я предпочел бы, чтобы ты сказала их мне лично, наедине со мной, не при моем сыне.

Яра взглянула на меня и кивнула. Он знал характер Яры. Я не винил его в том, что он хотел поговорить за закрытыми дверями.

Она пошла вверх по лестнице, а Ллойд следом за ней. Сначала крики Яры были такими громкими, что я заволновался, что сирены могли бы услышать их из своего гнезда, но через несколько минут, единственными звуками, которые я слышал, был звук их шагов надо мной.

Я молился, чтобы она простила его. Скоро они будут нужны друг другу как никогда раньше.

— Ты не мог знать, что я поверю в это! — я качала головой, пытаясь прояснить свой ум.

— Это правда, детка, — бурчал себе под нос дядя Ллойд.

— Ты говоришь, что твои больные почки и мамино больное сердце — это результат того, что ты держал меня подальше от горгон?

— И проблемы с легкими у твоего отца тоже. Стено и Юриэль дали ясно понять. Как только мы стали людьми, нам было запрещено вмешиваться в дела подводного мира. Но мы вмешались, поэтому нам пришлось столкнуться с последствиями.

Я села у ножки кровати рядом с ним.

— Как они могли… Как это вообще возможно?

— У сестер есть друзья рангом повыше. Бог Посейдон. Он дал нам жизнь. И он с легкостью может забрать ее или заставить нас страдать.

Моя злость постепенно утихала, появлялось все больше вопросов.

— Что ж, если ты не на стороне Ровнана, тогда почему ты позволил ему быть так близко отсюда? Ты знал, что Селки хотят убить меня.

Он подошел к моему туалетному столику и открыл верхний ящик.

— Ты чертовски симпатичная. Я знал, что чем ближе он станет тебе, тем сложнее ему будет следовать плану Джека, — он протянул мне ожерелье из камня. — Вот, ты потеряла это. Нашел по дороге между нашими домами. Всегда держи его при себе, слышишь?

Я открыла кулон и взглянула на выцветшее фото своих родителей.

— Ты и мой отец наложили на меня заклятье, действующее восемнадцать лет. Я понимаю, почему это плохо. Но что сделала такого ужасного моя мама? Она ведь хотела, чтобы я жила с горгонами.

— Где, черт возьми, ты этого набралась? Она хотела сделать все, что угодно, лишь бы удержать тебя подальше от этой пещеры.

— Она ненавидела меня. Отабия показала день моего рождения. Она хотела, чтобы я никогда не рождалась.

Ллойд фыркнул и провел пальцами по своему щетинистому подбородку.

— Слушай, я не знаю, что показала тебе Отабия, но Клео делала все, на что было способно ее убитое горем сердце, чтобы защитить тебя. Именно она придумала бежать отсюда и спрятать тебя. После того, как не стало твоего отца, она боялась, что тоже умрет, и у тебя никого не останется. Тогда горгоны в любом случае нашли бы тебя и забрали. Она вернула тебя обратно и отправила Никси к Андреа, чтобы посоветоваться с ней. Они встретились с Трейганом, попросили его быть твоим телохранителем и идеально спланировали твое превращение. Она знала, что зашла слишком далеко. Знала, что это убьет ее, но все равно делала. Твоя мать была уверена, что достаточно людей поклялись присмотреть за тобой, когда ее не станет.

Я не могла вымолвить и слова. Я лишь рассматривала крошечное, выцветшее фото улыбающихся родителей и хотела, чтобы их любовь ко мне не была таким же блеклым воспоминанием в моем сердце.

Дядя Ллойд прокашлялся.

— Я хотел сказать тебе, но не мог. Если бы я вмешался, то тоже мог умереть. Ты бы осталась одна. Ты была ребенком. Мы все хотели, чтобы у тебя было обычное детство. Настолько нормальное, насколько могло быть, учитывая обстоятельства.

— Я думаю, она пыталась сказать мне что-то.

— Твоя мама?

Я кивнула.

— Я видела и слышала ее дважды с тех пор, как превратилась.

Дядя Ллойд взглянул в угол комнаты, а затем обратно на меня.

— Уверена, что это была она?

— А кто же еще это мог быть?

Он почесал шелушащуюся кожу руки и выглядел хуже, чем когда-либо.

— Лиора. Она проверяла тебя несколько раз. Мне нужно было знать, что с тобой все в порядке.

— Ты можешь говорить с ней, когда захочешь?

Он улыбнулся.

— Ты единственная, с кем она общается за все время.

— Что? — выдохнула я.

— С тех пор, как ты появилась на острове, она наблюдала за тобой. Когда ты была ребенком, твой разум был открыт для нее. Она начала учить тебя, стараясь подготовить к шумихе Дня Троицы Восемнадцатилетних. Воспоминания о твоих с ней занятиях были стерты после твоего обращения. Ты думаешь, кто сделал тебя Желтой?

От удивления я широко раскрыла глаза.

— Лиора сделала меня Желтой? Как?

— Она была Фиалкой. Чертовски сильной. К тому же умной. Господи, я любил эту женщину. Она могла предугадать мои ходы в игре в шахматы на десять шагов вперед, — он снова взглянул в угол комнаты и улыбнулся. — Лиора была там, когда Дельмар обратил тебя. Она хотела быть уверенной, что все пошло правильно. Он не мог ее видеть, разумеется, и ей было немного обидно, что ты не сохранила в памяти все, чему она учила тебя о морском народе. Однако, к тому времени она уже даровала тебе статус Желтой.

— Почему Желтой?

— Она знала, что ты научила бы остальных паре-тройке вещей о любви и верности.

У меня было очень много вопросов, но я боялась, что ответы причинят дяде еще больше боли. Он уже держался за колени, словно боль в них была больше, чем обычно.

— Ты можешь умереть из-за того, что рассказываешь мне все это?

— Возможно. Но тебе уже восемнадцать. У тебя есть дом, новая семья. С тобой все будет хорошо. И не важно, что случится со мной.

Мысль о том, чтобы потерять его, и тот факт, что все эти годы он был болен из-за нее, казались душераздирающими. Слишком много людей пожертвовали собой ради нее. Я была недостойна всей этой боли и страданий. Это должно прекратиться.

— Трейган не займет мое место. Я не допущу этого. Скажи, что мне нужно сделать, чтобы стать сестрой горгонам и жить с ними.

Он засмеялся, причем смех его был громким и глубоким, идущим будто из живота.

— Ты не допустишь этого? Хах.

— Нет. Не допущу. И я не понимаю, как ты мог. Он же твой сын.

— Яра, ты забываешь, что я горгона. Я знаю, как они мыслят. Трейган никогда не смог бы занять их место. Вся троица должна состоять из девушек.

У меня сбилось дыхание.

— Тогда почему ты позволил Трейгану верить в это все эти годы?

— Он никогда не говорил мне об этом. Ни слова. Он никогда не спрашивал моего мнения и не просил помощи. Возможно, беспокоился о том, что случилось бы, если бы я вмешался еще раз. Он, твоя мать и Андреа придумали этот дурацкий план. Лиора сказала, что Трейган впервые почувствовал, что у него есть цель. Он, наконец, смог помочь кому-то, а не навредить. Я оставался в стороне от этого, поэтому жил достаточно долго, чтобы вырастить тебя. За это время Лиора подготовила тебя к тому, что нужно сделать.

— Но я понятия не имею, что нужно сделать.

— Нет, знаешь. Глубоко внутри ты знаешь. Ты уже сделала первый шаг, добровольно вызвавшись занять место Медузы. Это самая важная часть жертвоприношения.

— Что еще я должна сделать? — и снова он сосредоточил взгляд в углу. Комната стала казаться теплее и меньше, словно воздуха в ней было недостаточно для нас двоих. — Почему ты смотришь туда?

— Лиора, — сказал он, но это не был ответ. Он говорил с ней. — Думаю, сейчас самое подходящее время.

Я отчаянно искала в комнате любые признаки света, светящейся сферы, хоть чего-нибудь, но это была лишь моя комната. Без единого признака духа.

Дядя Ллойд встал.

— Идем, леди, мы сделаем это в моей комнате.

Мы встали напротив одной из дядиных вырезанных из дерева панелей. Русалка, похожая на ту, что была внизу, была вырезана еще более замысловато. У меня возникло какое-то смутное видение разговора с женщиной, но затем оно исчезло.

— Как я раньше этого не заметила? — спросила я. — Русалка во всех твоих вырезанных фигурках — это Лиора.

— Ты не так много помнишь об этих фигурках, не так ли?

Я покачала головой.

— Что ж, тогда, — он прокашлялся и прохрипел, прислонившись к портрету. — Это может показаться неестественным, но отнесись к этому с пониманием. Через минуту она будет выглядеть более похожей на живую. Сосредоточься на ее глазах, — он заговорил на языке, который я не понимала и, казалось, читал стихотворение, когда проводил пальцами вдоль гребней и волн, которыми оказались волосы русалки.

— Я бы спросила, шутка ли это, но учитывая последние пару недель, что-то внутри подсказывает, что ты серьезно болен.

— Уверяю, Лиора готова показать тебе что-то, что никогда не видела ни одна живая душа. Помни все, что ты умеешь. Храни это не только в своей памяти, но и в душе. Это невероятно важно для того, чтобы выжить в День Троицы Восемнадцатилетних. Я объясню оставшееся, когда ты вернешься. Ей уже не терпится, — он произнес одно, последнее предложение на отрывистом, незнакомом языке, а затем отошел от портрета в сторону.

Я сделала глубокий вдох и уставилась на вырезанные из тика глаза напротив меня.

Когда яркий аметистовый свет погас, я выдохнула. Я видела жену дяди Ллойда на фотографиях, развешенных по всему дому, но она выглядела как человек. Сейчас она была русалкой-Фиалкой, красота которой захватывала дух, движение глаз, тела и жизнь.

В ее глазах отражались плывущие облака, мою грудь стянуло, прежде чем я смогла понять, что происходит.

Я была Лиорой, стоящей напротив водопада. Но в отличие от моих занятий с Трейганом, я могла отделиться от Лиоры, даже если переживала ее чувства. Точно так же было с Отабией.

Напротив меня ревел сверкающий, разноцветный водопад. Его вершина терялась из виду. Вода шептала что-то прекрасное.

— Все, что тебе нужно, это пройти сквозь него, — произнес ангельский голос.

Как бы ни было сложно оторвать взгляд от великолепного водопада, Лиора все же повернулась к говорящему.

Та женщина светилась словно солнце. В волосах у нее были вплетены цветущие виноградные лозы. Ее кожа сверкала, как вода, искрилась оттенками розового, лилового, фиолетово-голубого, зеленовато-желтого и золотистого. Женщина улыбалась, и Лиора подумала о бледном полумесяце в летний вечер — один из тех редких случаев, когда солнце и луна одновременно видны в небе.

Лиора знала, что она достигла места между жизнью и смертью. Она знала, кто была та женщина, и понимала, чем была переливающаяся стена воды.

— Там, за стеной, чудесно, — говорила Медуза. — Ни боли, ни ненависти, лишь любовь и красота.

Лиора оглянулась и увидела хмурое небо. Красная молния пронзила серо-коричневые облака. Из грозного моря поднимались темно-зеленые волны и ударялись друг о друга. Из воды вылетела чайка, задушенная пластиковыми шестиблоковыми кольцами. Она упала на землю у ног Лиоры с выпученными глазами и скользкими от масла перьями.

Лиора перевела взгляд с раненой птицы на свой серебряный живот, покрытый метками аметистового цвета. Ее накрыло чувство пустоты, но она не понимала почему. Левая половина ее тела превратилась в русалку, правая — осталась человеком, но соединялись они вместе, как единое целое.

Она подняла чайку и отправила ее в водопад. Он разделился, словно занавеска и поглотил ее. На другой стороне глаза чайки тот час ожили, а пластик растворился. Она радостно вскрикнула и улетела прочь на сильных и здоровых крыльях.

— Так просто, — произнесла Лиора.

— Так просто, — согласилась Медуза.

Стоя у водопада, Лиора не видела, как жизнь мелькнула у нее перед глазами. Люди, которых она оставила, не сильно занимали ее мысли. Жизнь и все, кого она знала, были похожи на тоненькую ниточку, касающуюся ее щек, в то время как остальная ее часть была окутана пышным, теплым одеялом мира, любви и счастья. Крошечная ниточка могла с легкостью упасть незамеченной, но она чувствовала ее, мысленно ухватилась за нее и крепко держала.

— Мой муж и ребенок, — сказала Лиора Медузе. — Я не могу пока уйти.

— За ними присмотрят другие.

— Мой сын превратил меня в камень. Ты прокляла его, чтобы наказать меня. Он никогда не будет жить нормальной жизнью.

— Я накладываю проклятья на своих детей. Ты выбрала этот путь. Ты выбрала любовь горгоны.

— Мы не можем контролировать тех, кого любим. Ты знала, это правда, — Лиора указала на водопад. — Это твой рай. У тебя была любовь и дар предвидения для того, чтобы создать иной мир для всех твоих детей. Позволь и мне внести частичку, чтобы убедиться, что с моим сыном все будет в порядке.

Они обе взглянули на бушующую, поднимающуюся бурю позади нас.

Медуза скрестила руки перед собой.

— У меня нет возможности отправить тебя назад.

Разбитая, Лиора была бессильна, в ее голове видения светящегося водопада и волнующегося моря сменяли друг друга. Свет, тьма, затем снова свет. Она знала, должен быть способ связаться с Ллойдом и защитить Трейгана.

— Ангелы, — пробормотала она. — У людей есть ангелы. У нас тоже есть нечто подобное?

На лице Медузы появилась легкая улыбка. Она встала напротив Лиоры, повернувшись к водопаду. Сначала Лиора внимательно рассматривала глаза Медузы, полные отражений звезд, ожидая ответа, но затем она увидела что-то позади нее. Едва уловимые очертания лиц и тел пролетали сквозь воду. Лиора поняла, что это были души тех, кто не прошел полностью на ту сторону.

— Находиться между небом и землей намного сложнее, чем жить или умереть, — предупредила Медуза.

— Но они делают это, верно? Они нашли способ общаться и помогать живым.

— Некоторые, да.

— Я хочу быть ангелом, — сказала Лиора решительно.

— Ты уверена, Лиора?

— Да. Я найду способ обеспечить моему сыну хорошую жизнь, даже если это убьет меня, — она иронично посмеялась над своими последними словами, когда волна унесла нас в водопад.

— О, Боже мой, — выдохнула я, падая на пол в комнате моего дяди. Моя кожа казалась мне тяжелой и чужой. Деревянная панель вновь стала обычной, но я не могла перестать пристально смотреть на нее.

— Я могу лишь представить, — Ллойд сел на кровать и вздохнул. — Яра, ты хочешь открыть ворота?

— Разумеется, — сказала я, будучи еще в шоке от того, что пережила.

— Ты хочешь занять место Медузы?

Изображения темной пещеры, окруженной красным, бушующим морем пугало меня, но все хотят вернуться домой. Будут спасены сотни жизней. Я кивнула в знак согласия.

— Если бы для вас с Трейганом был способ быть вместе, когда все кончится, ты сделала бы все, что угодно, не важно, как ужасно и безумно это кажется?

Мое сердце забилось так сильно, что пульс отдавался в пальцах ног и рук. Мы с Трейганом и правда могли бы быть вместе?

— Да, я все сделаю!

Он сделал глубокий вдох и взглянул на пустое пространство позади него.

— Этого достаточно? Ты уверена, что она вспомнит, когда придет время?

Он спрашивал Лиору. Я не смогла услышать ее ответа, но какое отношение имело ее воспоминание со мной к открытию ворот?

— Хорошо, тогда, — произнес дядя Ллойд, — слушай внимательно. У Лиоры есть план. Мы вырастили тебя сильной, умной и готовой сражаться за то, что ты хочешь. Будем надеяться, мы проделали тщательную работу.

ДЕНЬ 14

Мы с Трейганом скрывались три дня.

Ночью вместе отдыхали в бассейне. Днем разговаривали, рассказывали разные истории, смеялись, смотрели фильмы, играли в игры, тренировали мои способности и выходили за границы физического наслаждения друг другом.

Чаще всего мы лишь касались и гладили друг друга, но несколько раз он позволил мне поцеловать его в шею, в плечи и в грудь. Его губы были под запретом, от чего я желала их еще больше. Дважды я пыталась подкрасться к его губам, но он всегда сдерживался, и это сводило меня с ума, потому что я никогда не могла держать себя в руках.

Мы играли в игру, где писали пальцами слова или сообщения на коже друг друга. Вообще-то, это была моя игра. Он лишь составлял компанию иногда неохотно, до тех пор, пока я не начинала зевать. Тогда он писал большое предложение, начинающееся на моей шее и заканчивающее у пальцев ног. Я ни разу не разгадала ни одно из них. Моя голова переставала соображать уже к половине его послания.

Я никогда в жизни не чувствовала себя настолько близкой к кому-либо, но мне нельзя было говорить Трейгану о нашем плане. Я даже не могла рассказать ему, о чем мы говорили с дядей, потому что беспокоилась, что любые детали вызовут еще больше вопросов. Вопросов, которые могут выдать правду, которую я должна скрывать от него.

Трейган уже несколько раз ненавязчиво спрашивал, хорошо ли все прошло, объяснился ли Ллойд, злюсь ли я еще, доверяю ли дяде снова. Дядя Ллойд посоветовал мне обращать все в форму вопроса, потому что я не могла лгать.

— Если бы я не доверяла ему, почему бы тогда я согласилась наложить на дом чары? — я оглядела комнату, но не увидела никакой разницы. — Думаешь, оно действует?

— Без понятия, — Трейган пожал плечами. — У меня никогда не было отцовской вспышки для заклинаний. Будем надеяться, что я все сделал правильно.

— Ты знал, что у тебя может быть способность накладывать чары, но ты никогда не пробовал ее использовать?

— Всю свою жизнь я боролся против использования способностей горгоны. Если бы я мог убрать эту часть себя, то сделал бы это.

— Это возможно?

— Нет. Даже Ллойд, ставший человеком, по-прежнему имеет в себе частичку горгоны. Она в моих жилах, мышцах, коже, спрятана в моей душе. И нет способа удалить ее полностью, — он остановился. — Нам нужно поупражняться.

Я застонала и отвернулась. Нам не нужно было упражняться, но я не могла сказать ему об этом.

Он поднял мой подбородок.

— Тебе скучно от моих воспоминаний?

— Конечно же, нет. Просто я ненавижу тот факт, что ты до сих пор думаешь, будто я заберу их у тебя.

— Тебе придется, Яра.

— Ты продолжаешь так говорить, — я пожала плечами. — Но я способна чувствовать, когда тебе больно от этого.

Он обвил меня руками, специально дыша мне в шею.

— И, тем не менее, я буду писать на твоем теле столько, сколько ты захочешь. Хоть целый роман.

Мы дошли до той черты, где начинали чуть ли не заключать сделки. Он всегда мог убедить меня пойти тренироваться, заставляя физически почти таять. Я хотела было сказать «нет», но он оказывал на меня какой-то гипнотический эффект, от чего я чувствовала себя безоружной.

— Хорошо, но ты же знаешь, я это ненавижу. Как только сделаю первую удачную попытку, я закончу с этим до самого Дня Троицы Восемнадцатилетних.

— Идет.

Он сел на пол, и я переползла к нему на колени. Это была моя любимая часть, затишье перед бурей, момент спокойствия, прежде чем его взгляд затуманился. Он тоже понимал это, поэтому каждый раз ждал чуть дольше, держа меня и пристально глядя на меня. Между нами не было ни звука, кроме звуков дыхания. Желание поцеловать его душило меня. Каждая клеточка моей кожи кричала, зовя его губы, но мои желания оставались неисполненными. Это была самая ужасная часть.

— Следуй своим желаниям до самого конца, — говорил Трейган, — до тех пор, пока жажда не утолится.

Наши мысли слишком разнились по поводу того, чего я желала.

— Угу. Просто продолжай.

В его глазах пробегали серебряные и голубые облака. Наши души становились единым целым.

Это был день, изменивший жизнь Кимбер. Она была Красной, и выглядела едва на двенадцать лет. Из ее маленького розового ротика торчала палочка от леденца. Если бы я не проживала этот день на месте Трейгана, то засмеялась бы над каждым, собравшимся вокруг вертящейся стеклянной бутылочки. Прежде я видела эту игру в кино. Какой-то смешной способ заставить кого-то тебя поцеловать.

Трейган тоже так думал. Когда бутылочка указала на него, он не нервничал и не был взволнован. Он был мрачным. Он взглянул на Дельмара, который, будучи маленьким ребенком, выглядел милым и худеньким.

Трейган опустился на колени и пополз к середине круга. Остальные дети хихикали или подшучивали. Кожа Кимбер вспыхнула голубым, когда она вытащила изо рта розовый леденец и поползла навстречу Трейгану.