Я прошла несколько шагов по коридору, чувствуя слабость в коленях, прежде чем хоть немного пришла в себя и меня перестало «вести» после танца. Шумные гости внизу, в холле, уже готовились к отъезду, оживлённо обсуждая бал. По крайней мере, большая их часть, как я надеялась.
Остановив первого же спешащего мимо лакея, я обратилась к нему:
— На спинке стула, ближайшего к входной двери, плащ герцога Морригана. Будьте добры, унесите в гардеробную! Его светлость остаётся в Шеппард Мэнор.
Аппетита не было, и я решила, что обойдусь без ужина. Поднялась к себе в комнату, переоделась в простое серое домашнее платье.
Скромная девичья кровать, платяной шкаф, пушистый бледно-розовый ковёр на полу и кофейные шторы, кремовая обивка парочки уютных кресел у журнального круглого столика. Книги, ноты и вышивки в беспорядке на нём, букет сухих роз посреди всего этого безобразия… моя берлога.
Я рухнула в кресло без задних ног. В ушах всё ещё звенело.
И тут в дверь постучали.
Я резко выпрямилась.
— Войдите!
Это был брат. Он осторожно протиснулся в приоткрытую дверь, всё ещё в уличном сюртуке.
— Я на минутку. Узнать, как ты.
Настороженно сцепив пальцы в замок, я кивнула на соседнее кресло.
Олав устало опустился рядом, опёрся локтями на колени. Помолчал, а потом тихо сказал:
— А знаешь, я никак не привыкну, что ты уже не та малышка Элис, которая пряталась в моём шкафу во время грозы.
— А знаешь, я по-прежнему прячусь в шкафу, когда мне больно и страшно.
Мы посмотрели друг другу в глаза и улыбнулись. Сковавшее меня напряжение немного отпустило, и я откинулась на спинку кресла. Улыбка брата погасла. Он спросил неожиданно серьёзно:
— Значит, Морриган, да?
Я отвела взгляд.
— Если я скажу, что он — неподходящая партия для тебя… по разным причинам, это же ничего не изменит?
Замерев и осмыслив его слова, я ответила вопросом на вопрос:
— А если я спрошу, что у вас за секреты, и о какой опасности вы говорили в парке, ты ведь тоже ничего не ответишь?
Он вскочил и прошёлся туда-сюда по комнате, взъерошил светлые волосы на затылке.
Даже странно, как мы с братом различаемся внешне. Тёмненькая кареглазая я — и голубоглазый блондин Олав, которому я по плечо в прыжке. Так бывает иногда, если ребёнок вдруг удаётся в бабушку или дедушку. У нас висит в одной из комнат портрет папиной мамы, которую никто из нас, к сожалению, уже не застал — так вот Олав её копия. Но внутренне… мы даже слишком похожи. Никто никогда не понимал меня так же, как брат.
Наконец, он остановился и посмотрел на меня решительно.
— Есть темы, о которых я не вправе говорить даже с тобой. Всё, что могу сказать… — Он запнулся и продолжил, кажется, совсем не то, что собирался. — Я зашёл только на минутку, попрощаться. На всякий случай забираю Дженни отсюда. Отвезу жену к родителям, в Замок ледяной розы. Не думаю, что ей безопасно оставаться здесь… пока во время ваших с Дорном танцев окна взрываются. Мама и так из комнаты не выходит почти… А ты, пожалуйста, будь осторожнее до моего возвращения.
Я тоже поднялась, уставилась на брата гневным взглядом.
— Ты точно знаешь что-то важное для меня! И молчишь! Тебе не стыдно?!
Он покачал головой.
— У меня такая умная младшая сестрёнка. Сама во всём разберётся, без моего участия. Но имей в виду — я только туда и обратно. Завтра утром снова буду здесь. Отец уже уехал, и пока его нет…
— Будешь за мной присматривать, я поняла, — насупилась я и скрестила руки на груди.
— Нет. Буду рядом, если понадобится моя поддержка. Элли, мой шкаф всегда в твоём распоряжении, ты же знаешь?
Я смотрела на его добрую и немного грустную, слишком понимающую улыбку и чувствовала, что на глаза наворачиваются слёзы. Захотелось вдруг попросить, чтоб сделал как в детстве. Когда мне бывало грустно, брат катал меня на своём снежном олене по парку и рассказывал удивительные истории — о каменных существах аграллахах, и злой арвле, и месте, где никогда не бывает солнца и совсем нет людей, зато растут чудесные хрустальные цветы… и много-много других волшебных вещей. Я никогда не знала, сколько в них правды, а сколько вымысла. Меня просто завораживали эти истории, и даже чужой, незнакомый язык, слова из которого до сих пор временами проскальзывали в речи Олава, казались музыкой.
Но красавец Отважный с чудесными ветвистыми рогами и серебряной шерстью живёт теперь в конюшне рядом с маленьким домиком Олава и Дженни. После свадьбы они выстроили его на бывшем пепелище Замка золотой розы в ожидании, пока Замок вырастет окончательно из посаженного ими каменного семечка.
А я — больше не маленькая девочка, чтобы грусть и тревогу можно было унять, всего лишь покатавшись на олене.
Ни с того ни с сего, я спросила:
— Братик, скажи — а у тебя тоже было так? Что вот живёшь, живёшь, никого не трогаешь, строишь какие-то планы на будущее… а потом р-раз — и тебя словно подхватили и бросили с обрыва в бурное море? И ты как щепка в нём плывёшь, и не знаешь, что будет дальше. Как будто всё твоё существование разделилось на «до» и «после»… и всё твоё будущее зависит от капризов этого моря, а захочет — так вообще потопит…
Брат вздохнул, подошёл ко мне и положил свою большую тёплую ладонь мне на голову.
— Ты не щепка, Элли. Ты прекрасный корабль, который вот-вот поднимет паруса. И знаешь… ведь если корабль не решится на плавание, он никогда не увидит дальних стран и чудес, которые есть в этом мире. Что хорошего гнить в доках? Конечно, море опасно и корабль подстерегают рифы… и вот поэтому капитан всегда должен сохранять трезвый ум и стойкость. Я… э-э-э… понятно излагаю?
Я вынырнула из-под его ладони и отступила.
— Твои метафоры предельно ясны! Иди уже, воспитатель. Там тебя жена заждалась небось. Не собираюсь я… гм… терять трезвый ум. А тем более… эм-м-м… стойкость. Не переживай!
— Ну вот и славненько! А то знаешь, не особо силён я в этих воспитательных беседах, — с облегчением выдохнул Олав и поспешил к двери.
Я снова уселась за столик и взяла первую попавшуюся книгу, не замечая пляшущих перед глазами букв. Тоже мне — нашёл на какие темы говорить с сестрой, которая даже ни разу не целовалась. Кончики ушей стали горячими.
А брат, уже взявшись за дверную ручку, вдруг добавил:
— И вот ещё что, Элис… я тебя прекрасно понимаю. У меня тоже так было — когда в одно мгновение жизнь разделилась на «до» и «после». Кажется, это у нас фамильное. И если сходство продолжится… не завидую тебе, сестрёнка. Терпения понадобится много.
О да. Я понимала, о чём он. Олав ждал мно-ого лет, пока Дженни ответит ему взаимностью. А она всё это время даже не замечала его. Ему пришлось очень нелегко. Даже я помню его убитую мрачную физиономию, когда он возвращался из очередной поездки в Замок ледяной розы. На него смотреть тошно было! И вот теперь со всей своей очаровательной прямолинейностью братишка пророчит мне ту же судьбу? Чудесно. Просто замечательно. Иногда мне хочется его прибить.
— Эй, не вешай нос, малышка! Всё будет фахфурчительно! По-настоящему хорошие вещи в этой жизни стоят того, чтобы их ждать, — он подмигнул мне и вышел, наконец, из комнаты. Когда я уже готова была в него книгой запустить.
— …Или бороться. — Закончила я задумчиво, глядя в закрывшуюся дверь.
Вечер был такой сложный, что сон никак не шёл.
Тогда я встала с постели прямо в ночной рубашке, зажгла свечу и подошла к маленькому секретеру красного дерева в углу у окна — папин подарок на прошлый день рождения. Пара нажатий на выпуклости узора на одном из ящиков, и я вытащила из потайного ящика потрёпанный блокнот в коричневом кожаном переплёте. Зажгла от свечи канделябр на верхней полке, откинула короткую косу с плеча, щёлкнула крышкой чернильницы. Обмакнула перо, аккуратно стряхнула лишние капли в пузырёк.
Задумалась на секунду, глядя на своё отражение в потемневшем зеркале ночного окна, обрамлённое бликами свечного пламени.
Время разложить по полочкам скачущие мысли.
В память немедленно вторглись воспоминания. Огромная бледная луна в осеннем небе, тяжёлая ткань чужого плаща на моих плечах, пристальный серый взгляд свысока, сбивающее с толку сочетание холодной отстранённости и скупой заботы, твёрдое касание руки в танце — и мир, который кружится, кружится, кружится… или это моя голова.
Трудно упорядочивать разум, когда бушуют чувства.
«Дорогой дневник… сегодня со мной случилось кое-что странное…»
Ой!
Кажется, я поспешила.
Странности на сегодня ещё не закончились.
Прямо передо мной на наклонной доске секретера из воздуха соткалось нечто. Плюхнулось всеми четырьмя лапами, едва не опрокинув чернильницу.
Здоровенный пушистый котяра пепельного цвета с очень умными голубыми глазами внимательно посмотрел на меня. Склонив голову на бок и дёрнув ухом с чёрной кисточкой.
На всякий случай я ущипнула себя за руку.
Нет, галлюцинация не проходит.
Кот смотрел на мои действия скептически. Впрочем… не знаю, откуда у меня взялась такая убеждённость, но мне вдруг показалось, что это всё же кошечка. Разумеется, посмотреть гостю под хвост я не решилась. Как-то это не вязалось у меня с принципами гостеприимства.
— Эм-м… ну привет! И откуда ты здесь взялась?
Меня трудно было удивить какой-либо живностью, даже экзотической. Брат кого только не таскал в дом, сколько себя помню. У него как-то даже белка жила в кармане. Что поделаешь! Способности анимага проявлялись с детства. Вот его бы сейчас сюда! Он бы живо с этой котейкой нашёл общий язык.
Кошечка наклонила голову в другую сторону. Она была здоровенная, и тяжёлая наверняка — потому что медленно поехала пушистой попой вниз по наклонной поверхности секретера. Фыркнула недовольно, вскарабкалась чуть выше.
— Тебе молочка поискать?
Высокомерный взгляд облил меня презрением.
— Ну, извините, Ваша милость! — вспылила я. — Знала б, что будут гости, подготовила бы угощение!
Кошка облизнулась розовым язычком и взгляд сменился укоризненным. Мол, «что с тебя взять, дурёха».
— Есть печенья немного. Чуть-чуть засохшего. Будешь?
Она недовольно дёрнула хвостом и вообще отвернулась. Стала разглядывать комнату. Кажется, на мне только что поставили клеймо «безнадёжна».
За всем этим милым общением я как-то совсем упустила из виду тот факт, что кошка вообще-то явилась из ниоткуда, и дело явно пахнет магией. Это следовало хорошенько обдумать. Нет, ну как жаль, что это случилось как раз, когда брата нет дома! И почему именно сегодня?!
Я осторожно потянула руку вперёд.
— И что ж тебе нужно от меня… Тебя погладить можно хоть? Не царапаешься?
Кошка медленно-медленно повернулась снова ко мне и посмотрела в упор своими прозрачно-голубыми глазами, которые в вечернем полумраке бликовали как зеркала. Я словно тонула в них.
А потом она подняла переднюю лапку и коснулась моей ладони бархатным прикосновением.
«Тедервин»
Я отдёрнула руку.
Это что… это у меня в голове сейчас?! Кошка со мной разговаривала?!
И что ещё за Тедервин? Это она здоровается так?
— Тебя… зовут Тедервин?
Кошка раздражённо мяукнула и с размаху припечатала лапой мои пальцы, которыми я вцепилась в край деревяшки. И на этот раз когти были очень даже ощутимы в меховой варежке.
«Тедервин!!! Тирмэ»
Ну вот. Снова ничего не понимаю. Доиграюсь, что она решит меня сожрать за недогадливость.
И тут громко постучали в дверь. Я вздрогнула, кошка метнула в ту сторону аквамариновый взгляд, поджала лапки.
— Войдите! — обрадованно воскликнула я. Кто бы там ни был, загадку пепельной кошки я бы не хотела разгадывать одна.
Это оказалась Бертильда. Она несла в руке поднос, накрытый крышкой.
— Доброго вечера! Вы не спускались, я решила принести ужин в постель.
Я улыбнулась с облегчением.
— Как я тебе рада! Проходи скорей. Видишь, тут у меня…
И я запнулась. Горло свело спазмом. Я поняла, что ни слова не могу сказать… о кошке. А серая бестия довольно смотрит на меня, щурит глаза и чуть не мурлычет.
Тилль тем временем вошла, закрыла дверь ножкой, принялась выставлять на письменный столик чайник, чашку, остатки пудинга с изюмом, салфетницу и прочие мелочи.
Она совершенно очевидно не замечала кошки у меня в спальне.
— М-м-м… какой интересный джентльмен ночует сегодня в Шеппард Мэнор! — начала Тилль, лукаво поглядывая на меня.
У меня все мысли уже были не о том, поэтому я не сразу сообразила, что она имеет в виду герцога. А впрочем, почему я должна как-то реагировать? Гость и гость. Я приняла невозмутимый вид. Подошла к столу, взяла в ладони чашку, греться.
— Спасибо, Тилль! Мой любимый пудинг…
— …И кто-то уже пустил слух, что на балу этот гость вас раздевал.
Я со стуком опустила чашку на стол, едва не пролив.
— Что за бред?! Герцог всего лишь снял перчатку у меня с руки и…
— Так всё-таки вы поняли, о ком я, — правда, милая?
Бертильда уже в открытую надо мной посмеивалась, накручивая локон на пальчик. Вздохнув, я сдалась:
— Не притворяйся, что не знаешь, как прошёл мой вечер, в мельчайших подробностях. Скажи лучше, Диана уехала?
— Нет, конечно! Сослалась на головную боль.
— Понятно теперь, откуда слухи.
Я снова взяла чашку, вдохнула травяной аромат, поднесла фарфоровый край к губам. Тилль склонилась ко мне, заглядывая в глаза.
— Ну что, этого будем проверять?
Я чуть не поперхнулась обжигающей жидкостью.
— Вот ещё!!! Чего не хватало. Только попробуй! Тилль, ни в коем случае — слышишь? Я тебе запрещаю! Морриган, он… мне не жених, чтобы проверять.
— Она краснеет! Надо же! — рассмеялась Бертильда, откинув голову. — Наконец-то я дождалась того момента, когда моя крошка Элис покраснеет из-за мужчины.
В конце концов, я просто-напросто выпроводила её за дверь, сердито отмалчиваясь на любые попытки узнать подробности «из первых уст». Уж лучше с дневником откровенничать! Тот хотя бы не вгоняет в краску. И не покушается… а неважно!
Когда я обернулась, на секретере никого не было. Кошка исчезла — так же внезапно, как появилась. Но на едва исписанной странице прямо по свежим чернилам красовался смазанный отпечаток кошачьей лапы.
Я решительно накинула тёмно-зелёный стёганый халат и вышла за дверь.
Есть один человек, с которым я хочу это безобразие обсудить.
Я решила навестить маму. Тем более, не видела её с самого утра. Больше всего мне хотелось бы, конечно, поделиться сердечными терзаниями… Но у мамы и так хрупкое здоровье, а осенью её застарелая лёгочная болезнь лишь обостряется, так что — нечего лишний раз волновать. Я помню, как она сходила с ума от тревоги, когда Олав безответно сох по Дженни. Каково ей будет узнать, что младшенькая, кажется, наступает на те же самые грабли?
В коридоре было совершенно темно. Слуги ушли спать. Свеча, которую я прихватила с секретера, давала достаточно света, и в его круге я медленно брела, наслаждаясь тишиной.
Хорошо, что мамина комната совсем рядом. На господскую половину не заходят чужие, и нет риска столкнуться с кем-то в неподобающем виде. Халат поверх ночной рубашки — не тот наряд, в котором положено выходить из спальни порядочной юной леди. Но мне слишком не терпелось узнать хоть что-то — а каждая секунда промедления была чревата тем, что мама просто-напросто уснёт.
— Входи, цветочек!
Ну вот, как всегда. Она меня по шагам вычисляет и по стуку. В каменных лабиринтах, где она провела с маленьким Олавом десять лет, было не так уж много посторонних звуков. Поэтому слух у неё до сих пор остался феноменальный.
— Ты как, мамуль?
— Засыпаю. Иди ко мне!
И я как маленькая бегу к ней, залезаю под одеяло и прижимаюсь замёрзшим комочком.
— Хорошо себя чувствуешь? — шепчу тихонько, глажу её по волосам.
Она совсем седая, под глазами тени. Я была поздним ребёнком у родителей. Моей маме уже за пятьдесят. Папе — намного больше, хотя по нему и не видно. Годы его как будто только закаляют, как прочное железо под ударами кузнечного молота.
— Хорошо, не волнуйся.
Врёт.
— Мам, ты опять колдовала?
Ей нельзя тратить силы. В последнее время целебной магии графини Винтерстоун, хозяйки Замка ледяной розы, хватает так ненадолго! Леди Кэтрин её лечит, но болезнь возвращается снова и снова.
— Как ты узнала, что я не слушалась? — улыбается мама заговорщически.
— У тебя из кактуса торчит бутон розы.
Мы молчим немного. Таким особым, мамово-дочковым молчанием. И мне так о многом нужно ей сказать! Но я лишь вздыхаю.
— Элли, ты что-то хочешь спросить?
— Да, я… — и снова запинаюсь. Не могу выдавить ни звука! Дурацкая кошка. Как она это сделала?! Даже о загадочном слове «Тедервин» не могу. Начинаю лихорадочно искать пути обхода странного магического запрета… И, наконец, нахожу. — Мам, что ты знаешь о волшебных животных?
— Каких-каких животных? — мама приподнимается на локте. Её ночная рубашка пахнет детством, духами, самую капельку — лекарствами и немного — терпким чаем. Лучший запах на земле.
— Волшебных. Ну, обладающих магией. Или связанных с ней. Просто интересно.
— Почему бы тебе не пристать с этим вопросом к брату?
— Ну ма-ам! Олав до завтра точно не вернётся, а мне интересно сейчас!
Она откидывается на подушку, думает пару мгновений, слегка хмурит тонкие брови.
— Ни одно животное в Королевстве Ледяных Островов или за его пределами магией не обладает. Так что, если тебе случайно встретится такое, возможны три варианта.
Я затаила дыхание и вся превратилась в слух.
— Прежде всего, это могут быть магические звери-хранители Замков роз. У каждого свой. Снежные олени — у Замка ледяной розы, янтарный лис — у Замка янтарной. Тушканчик, умеющий совершать прыжки меж мирами — хранитель королевского Замка пурпурной розы. Белка Олава стала хранителем Замка золотой, а у Стального… хм, запамятовала.
— У Замка стальной розы — не зверь, а птица. Ворон со стальным клювом, — напомнила я.
— Да, верно. Хранители Замков оберегают свой дом и хозяев, усиливают их магические способности, а также обладают собственной волей и разумом. Как и сами Замки, к слову. Такие Хранители могут дать потомство — но только, если найдут пару. А как ты понимаешь, с этим в нашем мире сложно. Поэтому пара оленей из Замка ледяной розы смогла принести оленят, но уже их отпрыск, Отважный твоего брата, останется, скорее всего, одиноким. Вот, вроде бы, всё, что я знаю о Хранителях. Это слишком тонкая магическая материя.
Не густо.
— А второй вариант?
— Есть ещё магические животные из других миров. Такие иногда проникают в наш мир. Кое-кого из них я лично встречала, когда…
— Не надо об этом! — перебиваю торопливо. Мама всегда расстраивается, вспоминая о том периоде своей жизни. — Лучше давай о третьем!
— Ну и третий вариант — это маги-оборотни. Со второй животной ипостасью. У каждого эллери — своя особая магия, оборотничество встречается крайне редко, но мне известно несколько таких случаев.
— Спасибо, мам! — спешу закончить разговор, потому что вижу, что она уже устала.
И мы просто лежим в обнимку. Я рассказываю о всяких глупостях. Мама потихоньку засыпает.
— Цветочек, ты же расскажешь, если случится что-то по-настоящему важное? — бормочет она сквозь сон.
Я не отвечаю. По счастью, мама уже спит и не замечает этого.
Ну вот. Ничего не прояснилось, только запуталось. Кто же эта странная кошка — хранитель какого-то из Замков роз, ещё не известный? Зверь из другого мира? Оборотень-человек? Столько вопросов, и ни одного ответа.
Тихо-тихо, на цыпочках я выбираюсь из комнаты, осторожно держа свечу перед собой…
…и натыкаюсь на эту самую кошку. Сидящую под дверью и ждущую меня.
— Снова ты! — ахаю.
Она мяукает требовательно, сверкает на меня аквамариновыми глазищами. А потом поворачивается и хвост трубой уходит прочь.
Я за ней.
Коридор, лестница, поворот, коридор… И мне до смерти интересно, куда же эту странную кошку несёт посреди ночи.
Я совсем запыхалась, волосы то и дело лезут в глаза — но нет времени даже остановиться и переплести разметавшуюся косу. Пушистая зараза ускоряется, переходит на бег.
И, конечно же, я ускоряюсь тоже…
…Чтобы с разбегу врезаться в человека, выходящего из-за очередного угла.
Чуть не роняю свечу, капли воска падают ему на запястье. Герцог Морриган морщится, но не выпускает моих плеч из твёрдого хвата.
У меня в груди испуг и совершенно неправильная радость от этой встречи сплетаются в жгучий комок эмоций. А Дорнан Морриган… по его лицу, как всегда, вообще невозможно прочитать, что он думает и чувствует сейчас.
Но мои плечи отпускает не сразу. Отпускает резко, будто осознав, что сейчас делает… и меня это очень обижает. Как будто прикосновение ко мне ему причиняет больше неудобств, чем раскалённый воск. По крайней мере, после него он руки не отдёргивал так поспешно.
— Элис! Что вы здесь делаете среди ночи?
Резкий, требовательный тон — как будто это я к нему домой вломилась, ей-богу!
— А вы почему без света ходите? Девушек пугаете… — ответила я вопросом на вопрос, чтобы скрыть смятение.
— Хорошо вижу в темноте. И вы единственная девушка, которая попалась мне на пути. Я вас напугал? — герцог поднимает тёмную бровь.
Я отступила на шаг, поправила свечу в подсвечнике. Кошка-нахалка испарилась, как не бывало, и назвать настоящую причину я не могла. И надо бы просто найти остроумный ответ — отшутиться, а потом быстренько ретироваться в свою комнату… Но я ничего не ответила. И ноги будто приросли к полу.
А герцог… тоже никуда не уходил. Вот просто стоял — и смотрел. И огоньки свечного пламени плясали в его непроницаемом взгляде. Тёмно-серый сюртук позволял Морригану почти сливаться с темнотой. Молчание обнимало нас мягкими крыльями, разрасталось, и чем дальше, тем больше превращалось во что-то странное, и тем сложнее было его разорвать.
Мои мысли метались, как заяц по поляне.
О чём он думает? Почему так смотрит? Если бы Морриган был по-настоящему джентльменом, он бы меня так не рассматривал. Но и я веду себя неподобающе леди, находясь в таком виде среди ночи на гостевой половине.
Я нервно стянула ворот халата плотнее, пряча белоснежное кружево ночной рубашки.
И честно говоря… меня вообще никогда так не рассматривали. Что он видит? Я ему нравлюсь? Не нравлюсь? Если не нравлюсь, почему не уходит? Если нравлюсь, почему так странно себя ведёт? Я уже видела яркий образчик поведения влюблённого мужчины на примере собственного брата. И каменная холодность герцога меньше всего была на это похожа.
А впрочем… что я знаю о влюблённых мужчинах? До сих пор мне попадались только влюблённые в деньги и связи моего отца.
Я машинально погладила лепестки кремовых роз в высокой напольной вазе, чтобы заполнить паузу и собраться с мыслями.
— Ну… я пойду? — спросила тихо.
— Я вас не держу.
Ага. Но и не уходите тоже.
Мне становится жарко. И я не знаю, откуда взять силы, чтобы оторвать себя от пола и наконец-то уйти. Мучительно хочется продлить этот странный разговор, который всё не складывается, будто в механизме отсутствуют какие-то нужные детали, и мы с Морриганом никак не можем «совпасть». Я совершенно точно не понимаю чего-то важного.
Герцог беззвучно вздыхает. Я вижу, как поднимается и опускается широкая грудь под серой тканью. И в его взгляде… появляется что-то вроде сожаления.
— Спокойной ночи, Элис. Добрых вам снов.
Он просто отворачивается и уходит, растворяется в ночной тени. Наше мгновение завершилось, так и не начавшись.
И тут я вспоминаю. Волшебное слово. Выкрикиваю его в темноту.
— Тедервин!
Сердце бьётся гулко и часто. Сейчас он или посмотрит на меня, как на умалишённую… или узнает слово, которое произнесла пепельная кошка. Ведь неужели же совпадение, что она явилась именно сегодня — когда в мою жизнь ворвался как вихрь этот странный человек?
Быстрые шаги герцога. Его лицо снова выступило из темноты. Черты лица обозначились резче, взгляд пристальный, тяжёлый… испытующий.
— Что вы хотите этим сказать?
— Что это? Что такое «Тедервин»? Или кто?
Жёсткость во взгляде Морригана тает, он чуть приподнимает подбородок и смотрит на меня свысока:
— И где же вы услышали это слово, Элис, что даже не знаете его значения?
Я пытаюсь, но… О кошке и ему сказать не выходит. Но хотя бы слово получилось вымолвить — вот странно! Ни Бертильде, ни маме и этого не могла. Вывод напрашивается сам собой. Знает! Он совершенно точно знает, что такое Тедервин.
Так и не дождавшись моего ответа, Дорнан продолжает:
— Что ж… полагаю, в доме главы Тайного сыска странно даже задавать вопросы о том, откуда взялась та или иная информация.
— Так вы мне скажете? — воодушевляюсь я.
— Раз уж вы узнали это, остальное выясните и сами, без моего участия. Так что позвольте откланяться. Терпеть не могу, когда суют нос в мои дела. — И он снова самым возмутительным образом отворачивается, оставляя меня одну со всеми моими страхами и вопросами… оставляя меня одну. Но на излёте движения вдруг замирает на мгновение и бросает взгляд через плечо. Тёмный, прижигающий. — Здесь холодно. Возвращайтесь скорее в постель, Элис.
«Дорогой дневник. Сегодня со мной случилось кое-что странное.
Кажется, теперь я знаю, что такое бабочки в животе».
На следующее утро я не выдерживаю — и как преступник на место преступления возвращаюсь в тот самый коридор. Хочется поймать отголоски эмоций, которые не давали мне спать всю ночь.
Ещё на подходе слышу ругань. Две служанки выясняют, кто виноват в каком-то недогляде, и кому прибираться.
Когда подхожу ближе, вижу, что кремовые розы в напольной вазе обратились в чёрный пепел и осыпались на ковёр.
Споры прекратила подошедшая Тилль. Как старшая служанка, она пригрозила девушкам наказанием, если продолжат при хозяйке вести себя неподобающе. Отправила за вениками, и они поскорее скрылись с глаз. Сама Тилль, конечно же, правилами этикета при хозяевах себя не сильно утруждала. У неё была совсем другая работа, а эта — только для прикрытия. Поэтому она могла и позволяла себе вольности.
Бертильда придвинулась ближе и шепнула заговорщически:
— Ну наконец-то эти балаболки ушли! Мне вам кое-что сказать надо, с глазу на глаз. Уж простите, юная госпожа… но я не удержалась. Вы так мило краснели вчера, что я поняла — дело серьёзно. Решила сама разузнать о вашем кавалере. До того, как он ранит ваше нежное сердечко.
— Тилль! Только не говори, что ты… — начала я угрожающим тоном.
В её голубых глазах появился странный блеск, полные губы сложились в улыбку.
— О да! Я к нему ходила. Предлагала потереть спинку. Герцог как раз принимал ванну.
Я отшатнулась.
Зачем я только связалась с этой Бертильдой! Какая же я идиотка. Не надо было вообще придумывать все эти проверки. Своими мозгами бы разбиралась. Никогда в жизни больше не доверю ей никаких секретов.
Тилль поймала меня за руку. Ещё больше понизила голос, заглядывая в глаза:
— Да постойте же! Неужели не хотите узнать, чем закончилась проверка?
— Мне всё равно… — процедила я, пытаясь вырвать руку из её цепких пальцев. Но Тилль даже не обращала внимания на мой протест, и продолжала, мурлыкая как кошка:
— Вы можете на меня сердиться, но кто бы на моём месте удержался… К тому же вы сами сказали, он вам не жених и даже не ухаживает! И я вам скажу… О-о-о, какой мужчина! — мечтательно протянула она.
Я прекратила вырываться. В голове вдруг стало как-то пусто, зато тело сковала странная жаркая тяжесть. Тилль стрельнула в меня глазами, держа драматическую паузу. Точно — отец же её подобрал на службу из какого-то захолустного театра…
— Не мужчина, а кремень! Невозмутимо вышел из воды, велел подать ему полотенце… и убираться. Мол, он сюда не развлекаться приехал. Но я вам скажу, Элис…
У меня в груди закончилось дыхание. С болезненным напряжением каждого нерва я ждала продолжения.
— Уж поверьте моему умению разбираться в людях — счастлива будет та женщина, которую Дорнан Морриган полюбит по-настоящему. Этот кремень способен высечь такие искры, что… ой, госпожа, мне пора за работу!
Она вдруг отстранилась и сделала короткий книксен.
— Желаю вам не сгореть в пламени!.. — шепнула она, торопливо проходя мимо меня, подмигнув.
— Тилль, стой! Что?..
И тут, когда она перестала загораживать мне обзор, я наконец-то заметила.
Массивную тёмную фигуру в самом конце коридора. Герцог стоял там, сжимая ручку распахнутой двери. Сегодня он был в шоколадном, почти чёрном сюртуке, цвет которого оттеняли ослепительно-белая рубашка и шейный платок цвета слоновой кости. Видимо, в дорожной карете, которая привезла его сюда, находились ещё вещи, и слуги их доставили. Герцог был как всегда величественен, подчеркнуто аккуратен без светского щегольства, красив и… невозможно холоден. Не знаю, где там углядела Тилль искры и пламя. Мне опять доставался один только лёд.
Морриган захлопнул дверь и медленно двинулся ко мне.
А, ну да… наконец-то до меня дошло. В этом коридоре, наверное, его комната. Вот поэтому мы вчера и столкнулись здесь. А сегодня… он снова встречает меня чуть не под собственной дверью. Мамочки, что же он обо мне подумает?!
Но я снова не могу сдвинуться с места и сделать вид, что просто проходила мимо. Стою, как кролик перед удавом. А герцог смотрит на меня таким же неподвижным, пристальным, сковывающим по рукам и ногам взглядом, лишь усиливая сходство.
И чем ближе его нетороптивые тяжёлые шаги, тем сильнее горят щёки. Вот бы мне способность превращаться в ледяную глыбу! И не чувствовать, не думать, не представлять…
Вряд ли Тилль вломилась в комнату гостя посреди ночи. Даже она не настолько отчаянная. Значит, скорее всего, этим утром.
И волосы у Морригана… как будто чуть влажные. И капля воды на виске. И запонку на ходу застёгивает, по-прежнему не отводя взгляда от меня. И моё воображение усиленно пытается вырваться из-под контроля.
О боже.
А потом герцог замечает голые стебли роз в вазе. И чёрный пепел на ковре у моих ног.
Застывает, будто налетел на невидимую стену. Но, нахмурившись, снова продолжает путь.
— Доброе утро, Элис! — холодно бросает Морриган, проходя мимо.
У меня снова получается дышать. Но внутри закипает обида, когда смотрю в его удаляющуюся спину.