Остаток ночи спала я плохо. Ну или, наоборот, хорошо. Это как посмотреть… Когда тебе снится твоя обычная, нормальная жизнь, но во сне ты понимаешь, что это только сон, а на самом деле реальность переменилась напрочь и безвозвратно, – и просыпаешься… Это вот хорошо или плохо?!
А вот проснувшись, ощущала себя очень даже прекрасно. То ли потому то кровать была мягче, чем дома, то ли цвет постельного белья располагал к неге и создавал атмосферу уюта и умиротворения. Я вообще люблю сиреневые тона…
Еще за пологом кровати мягко шуршал снег. И я, улыбаясь, слушала тихую мелодию падающих снежинок… до тех пор, пока не проснулась окончательно и не сообразила, что это не снег вовсе, а голос.
– Доброе утро, госпожа! – шептали снежинки. – Моя госпожа проснулась! Ей снились приятные сны, и я качался в их волнах вместе с нею, золотой пряхой… Как же я рад служить вам, о прекрасная госпожа… добрая, нежная, милая…
– Тау? – спросила я, и сиреневый полог качнулся, чуть сдвинулся сбоку, и впустил кусочек искристого вихря.
– Я Тау! – прошелестел уже знакомый дух. – Что угодно моей госпоже? Я ждал, я долго ждал вашего пробуждения! Я готов служить!
Честно сказать, я успела забыть про него. А теперь очень обрадовалась – не то чтобы самому духу, но тому, что это не противный Айкен, который стал бы меня тормошить, куда-то гнать, чего-то требовать. А кроме того, в голосе духа явно слышалась искренняя радость.
– Чего желает моя госпожа?
Вихрь превратился в личико со смазанными чертами и облачком волос. Больше всего это напоминало одуванчик, и я улыбнулась. А дух, какой-то очень уж сегодня разговорчивый, продолжал:
– Завтрак? Ванну? Может быть, принести одежду?
– Сначала ванну, – откликнулась я. – Одежду я могу и сама… – сказала, скорее, себе, но Тау тут же запротестовал:
– О нет, это счастье – услужить моей желанной госпоже!
Глядя на еще сильнее заискрившуюся мордочку духа, я наконец удивилась: с чего, собственно, такой энтузиазм? И спросила:
– А почему счастье?
– Госпожа не такая, как другие… – ответил дух и вдруг замельтешил, задернул полог, а буквально пару секунд спустя сиреневая ткань вновь ушла в сторонку, и на кровать упало платье тех же оттенков.
Я протянула руку, пощупала тончайший шелк предложенного наряда. Не моего. Нечто длинное, воздушное, страшно красивое и… пожалуй, не к месту.
– Тау. Пожалуйста, принеси мне пока халат из шкафа. Такой зеленый, с нарисованными кошечками…
– Госпожа не будет в нем так прекрасна, как в платье! – предупредил дух, но мгновенно исполнил просьбу.
– А какие – другие? – спросила я, накидывая халатик. – Те, кому ты служил раньше?
– Да-а, – ответил мне снежный шорох, став чуть громче. – Леди… Ни одна леди никогда не говорила Тау «Пожалуйста».
– А лорды? – Интересно же!
– Лордам служат другие духи, – не слишком понятно пояснил вихрь, следуя за мной в ванную. – Госпожа желает пену? Кофе, ваниль? Может быть, что-то иное, я принесу?
Вообще я как-то не привыкла, что мне прислуживают. Но обламывать радостного духа не хотелось. К тому же… Если он так ко мне расположен – то будем дружить! Если получится. И получать информацию.
– Кофейную, пожалуйста! – выбрала я и добавила: – Огромное тебе спасибо!
Искорки рассыпались чуть ли не по всей комнатке.
– Славная госпожа! – выдохнул Тау, а над ванной поднялись пушистые тучки пены, источающие божественный аромат.
Кстати!
– Тау, а здесь есть кофе? Можно попросить?
– Кофе для золотой пряхи! Конечно! Сливки, корица? Много сахару для моей несравненной госпожи? Принести сюда?
– Всё это и сливок тоже много, – заказала я, забираясь в теплую, ровно нужной температуры воду. Почему-то стесняться духа в голову не пришло. К тому же неизвестно, мальчик он или девочка… Или духи вообще бесполые?
Около бортика появилась небольшая круглая столешница – мраморная, кажется, если, конечно, бывает сиреневый мрамор. Большая чашка с горкой сливок, тарелка с каким-то миниатюрными пирожными…
Я выпрямилась и заглянула под столешницу – точно, без ножек! Висит в воздухе.
– Я могу промыть госпоже волосы! – предложил Тау.
– Спасибо тебе, но я сама.
– А что госпожа хочет на завтрак?
Сообщив безмерно услужливому духу, что пирожных мне хватит за глаза, и поблагодарив еще разочек, я задумалась: как же вели себя с ним леди Неблагого двора? Хотя нетрудно догадаться. Для них-то он – низшее существо, банальный слуга. А вот для меня – очередное чудо, причем вовсе не страшное-ужасное-непонятное, а очень даже симпатичное.
Словом, не быть тебе, Элла, леди! Даже и пытаться не хочется, на самом деле.
Но несколько минут спустя – я еще и кофе допить не успела – попытаться пришлось. Но ведь что посеешь, то и пожнешь, верно?
Перед ванной возник Айкен Драм и, не дав себе труда даже поздороваться, принялся громко возмущаться:
– Разнежилась тут! Работать кто будет?! Сказали же тебе: с утра за работу! Тут тебе что – место отдохновения? Как там у вас, глупых смертных, – курорт? Да ты понимаешь…
Я прямо мгновенно ощутила себя низшим существом и бесправной… ну да, паучихой! А потому, собрав в голос весь доступный мне металл, холодно и резко перебила:
– А ну заткнулся!
Брауни аж воздухом подавился. И действительно замолчал – видимо, от неожиданности.
– Ты все же хочешь, чтобы я пожаловалась его величеству на твое хамство? – спросила я, не меняя тона. – Немедленно выйди отсюда! Если хочешь мне что-то сказать, подожди в комнате. Позавтракаю, помоюсь – и выйду, – соизволила пояснить.
Айкен фыркнул, скорчил негодующую гримасу, раскрыл рот… и закрыл.
– Ладно, – буркнул, отворачиваясь. – Но лучше бы тебе поторопиться.
И вышел. А я повернула голову к зависшему в углу духу и как можно ласковее попросила:
– Тау, милый, ты не мог бы принести мне белье – на второй сверху полке. И голубые джинсы, а еще блузку на твой выбор, но не нарядную, пожалуйста. Там есть тёмно-синяя рубашка…
– Конечно, госпожа!
– Видишь, – вздохнула я, одеваясь. – Я тоже умею быть леди…
– Моя госпожа и есть леди, – прошелестели снежинки.
Между прочим, дух культурно развернулся ко мне задом. Не то чтобы я знала, где у духов этот самый зад… Но ведь точно же не с той стороны, где лицо?
– Но леди бывают разные, – закончил Тау.
Надувшийся Айкен сидел на кресле, болтая короткими ножками. Окинул меня очень недовольным взглядом, но смолчал.
– Скажи-ка, друг мой любезный, – обратилась я к нему. – А в твои обязанности входит руководить моей работой?
– Я должен выяснить, сколько ты напрядешь за час, – напомнил брауни.
– А потом?
– А потом доложить его величеству!
– Ну пойдем тогда, – пожала я плечами. – Выясним…
Я никогда не боялась работы. Никакой, даже самой простой и грязной. И всегда очень быстро училась. Но когда тебе нужно делать то, чего ты не делала никогда, без инструкций, без пояснений, без обучающего видеоролика, наконец!
Айкен не стал заходить со мной в рабочую комнату. Открыл дверь, пропустил меня и захлопнул за моей спиной.
Что ж, без свидетелей и руководителей даже лучше. Разберусь сама. Да и магический договор с с высшим лордом фейри – с самим королем Неблагого Двора! – что-нибудь да значит. Вне сомнений, пряхи пользуются какой-то специальной магией, не требующей обучения. Просто стала пряхой – и можешь! Ну судя по тому, что никаких преподавателей в комнатке не наблюдалось.
Я шагнула к прялке, крутнула рукой колесо. Ожидала скрипа, но его не было. Колесо провернулось плавно, легко и бесшумно. Уже хорошо.
Присела на трехногий стульчик, порадовалась мягкому сидению и удобно изогнутой спинке. Потрогала ногой красивую резную педаль. Порадовалась, что на мне джинсы – к платью надела бы туфли, а так была в кедах с тонкой подошвой.
И задумалась.
В начальной школе я увлеклась фелтингом – так называется сухое валяние шерсти, когда из бесформенного комка ты особой иголкой создаешь всякие вещицы, от брошек до игрушек. Научилась быстро, но столь же быстро и бросила: шить мне нравилось гораздо больше.
А вот о прядении шерсти я имела самое смутное представление. Вроде бы нить крепится к веретену, с помощью колеса веретено вращается, скручивая и наматывая на себя нить. А колесо приводится в действие рычагом…
Осмотр прялки показал, что я кругом права. Но еще к веретену-валику моей прялки была приделана деревянная подковка с крючками. Тоже понятно: регулятор натяжения нити, для равномерного наматывания, почти как на швейной машинке.
А вот саму нить сюда должна привязать я, предварительно вытянув ее… откуда?
Оглядевшись, я сообразила, что искусно сделанная из лозы и неведомых корней корзина предназначена вовсе не для готовых изделий, а для хранения шерсти, из которой я и буду прясть.
Вот только никакой шерсти в ней не наблюдалось.
Может, невидимая?..
Я наклонилась, опустила в корзину руку – но ничего не нащупала. Зато в комнате, и вокруг мгновенно сгустилась тьма. Ну не то чтобы тьма…
Словно за окнами (которых в комнате не было) идет дождь. Словно на улице (то есть за стенами дворца) стоит сумрачный, тоскливо-серый день.
Меня окружил полумрак – точно такой же, как там, за дверью, где сидели паучихи, мороком Айкена превращенные для моих глаз в туманных девиц.
Но испугаться я не успела.
Раздался голос. Негромкий, очень приятный, чуть хрипловатый и почему-то успокаивающий. Он шел словно со всех сторон сразу, и я замерла, вслушиваясь.
– Сумрачный Плетущий оттого и зовется Сумрачным, что магию свою творит не из света и не из тьмы. Нити, текущие сквозь его пальцы, спрядены из теней и туманов, из полумрака и мороси, из серой мглы и вечерней росы.
Мне словно рассказывали сказку – незнакомую, таинственную и чуть пугающую.
– Но едва свет или тьма тронут те нити, как истают они, будто снежинки, развеются, будто пыль, осыплются, будто пепел… И не станет волшебства Плетущего – снегом, пылью и пеплом обернется оно. Потому и нужны ему пряхи, чтоб замерцали в нитях капли жизни народа фейри, не тронутые ни пламенем страсти, ни льдом потери, ни мукой желания…
Голос убаюкивал, укачивал, и мое сознание удивилось лишь одному: пламя страсти, мука желания… Это он о девственности, что ли? Но лед потери – это о чем вообще? Хотя какая разница, если пряху он не тронул…