Заложники Рока

Глава первая Возвращение

15 день Второй летней луны.

Треск крошащегося гранита, лязг сталкивающихся клинков, рев огня и частый стук дождевых капель заполняли сны Коннахара из клана Канах, старшего сына своего отца и наследника Аквилонского королевства. В туманной завеси ливня мелькал разъяренный гигант в белом, с лицом — маской Безумия, пытаясь одолеть закованное в черные латы создание, шагнувшее из сияющей арки Врат. Размытые брызги крови на белых одеждах, мраморные плиты под ногами, блестящие от воды и покрытые сетью разбегающихся глубоких трещин.

Исход сражения в Серебряных Пиках уже не имел никакого значения — Владыки Цитадели, ради спасения которого они отважились на этот безрассудный шаг, здесь не было. Треножник из огромных бревен стоял пустым, под ним валялась цепь с оковами — и все. Они не успели. Исенна Феантари, Безумец древних легенд, выполнил свою угрозу. Летописи не солгали — Темный Всадник навсегда покинул этот мир…

Или нет? Или падение Полуночной Цитадели не стало окончательным завершением этой долгой и запутанной истории?

Впрочем, ему не суждено это узнать — он ведь погиб вместе с остальными защитниками Крепости в миг, когда обрушилась Вершина, сметенная натиском вырвавшейся на свободу раскаленной лавы. Его смерть была легкой — стремительное падение через водоворот белых искр и удар о твердую поверхность.

Но если он умер, то почему по-прежнему испытывает боль? Болит все, что только можно, с головы до ног, до последней крохотной косточки и жилки. Такое впечатление, что его долго и целеустремленно протаскивали между каменными жерновами, а потом безжалостно швырнули под ноги марширующему легиону. Хотя кто знает, может, на Серых Равнинах так и положено — чтобы бесконечные страдания, чтобы тоска по незавершенным делам, чтобы одиночество?..

Откуда в таком случае взялись кружащиеся рядом тени, подхватившее и куда-то поволочившее его бесчувственное тело? Кому принадлежал умоляющий голос, окликавший его по имени? Что за возня происходила рядом, возня, сопровождаемая протестующими вскриками и чьим-то возмущенным ревом? Или души погибших одновременно с ним не желали покорно следовать за посланцами Владыки Судеб?

Похоже, он ошибается, причисляя себя к мертвецам.

Расплывчатые образы перед глазами постепенно приобрели четкость и осмысленность. Он лежит на чем-то мягком в небольшой комнате, тускло освещенной настенным шандалом в три свечи. Справа — если слегка повернуть голову — узкое закрытое окно в мелких стеклах. За окном темно, значит, на дворе ночь. Или окно наглухо закрыто снаружи ставнями. Слева — низкий стол, где стоят медный кувшин, тазик со свисающим мокрым полотенцем и какие-то склянки. Вплотную к его постели придвинуто кресло с высокой резкой спинкой. В кресле, неловко склонившись набок и подперев голову рукой, устроилась незнакомая девушка, на вид лет шестнадцати. Девица выглядела до чрезвычайности уставшей и постоянно роняла голову с небрежно скрученным на затылке узлом темных волос. Спустя миг она вздрагивала и просыпалась. Одета незнакомка по-мужски — облегающие штаны, некогда белая, а теперь изрядно засалившаяся рубаха, замшевый жилет. На отвороте приколот яркий гербовый значок — терновник в обрамлении колючих ветвей. Кто это такая? Где он находится? Вряд ли в Цитадели. Значит, ему удалось избежать общей гибели в Серебряных Пиках? Куда же он попал? И сколько времени прошло с момента, когда их маленький отряд прорвался в Вершину?

Должно быть, Коннахар пошевелился — девица встрепенулась, ахнула и уставилась на него, широко распахнув глаза. Они оказались яркими, пронзительного малахитового цвета и донельзя встревоженными. Незнакомка смотрела, словно не веря до конца увиденному и чего-то ожидая.

— Ты кто? — попытался выговорить Конни, но издал какой-то нечленораздельный хрип. Зеленоглазая прыжком взвилась из кресла, захлопотала, пытаясь влить в пересохшее горло подопечного травяной настой и время от времени оглядываясь на закрытую дверь. То ли боялась кого-то, находящегося снаружи, то ли ожидала чьего-то прихода. Спустя десяток ударов сердца Конни удалось откашляться и шепотом повторить свой вопрос: «Ты кто? Где это мы?»

— Ты меня не узнаешь, — не спросила, но с грустью подтвердила незнакомка. — Это все из-за времени. Но собственное имя ты хотя бы не забыл?

— Коннахар, — почти по слогам выговорил молодой человек. — Я — Коннахар Канах, а ты… — в голове замельтешили лихорадочно сменяющие друг друга образы, соединяющиеся в единое целое. — Ты… Я же знаю тебя! Ты Айлэ! Баронетта Айлэ диа Монброн, моя…

— Тише, — умоляюще зашипела девушка, бросая очередной испуганный взгляд на дверь. — Тебе нельзя много говорить. Не надо, чтобы они знали, что ты очнулся. Конни, ну пожалуйста, лежи тихо. Я думала, ты до утра не придешь в себя. Лекарка из меня никакая, а позвать на помощь некого… Слушай, ты хочешь знать, что тут происходит, или нет?!

— Хочу, — принцу Аквилонии ничего не оставалось, как смириться с требованиями своей сиделки. К тому же в голове по-прежнему кружились отголоски пугающих снов, перемешиваясь с явью и не желая удаляться. Пересевшая ближе Айлэ держала его за руки, говоря быстрым, чуть задыхающимся шепотом:

— Я так боялась, так боялась, что у них ничего не получится… Ты действительно был в Полуночной Цитадели? Великие Небеса, о чем я говорю! Мне ведь надо так много тебе рассказать! Мы в Рабирах, в магической школе Хасти, в пристройке к его дому. Сейчас начало ночи пятнадцатого дня Второй летней луны, то есть вы сгинули невесть куда ровно на три седмицы. Помнишь, с чего началась эта свистопляска — портал, который открывал Одноглазый, чтобы отправиться на поиски Проклятия? Так вот, Слово Безумца нашлось. Оно в Пограничье, — Конни сдавленно охнул. — Да-да, мы умудрились переместить его в Вольфгард, а поскольку там хватает созданий нелюдского происхождения, оно решило подчинить себе Карающую Длань. Ему это почти удалось — оборотни взбесились, напали на людей и взяли в осаду коронный замок, но уцелевшие горожане его отстояли. Благодаря твоим родителям. Не волнуйся, они живы — и твой отец, и госпожа Дженна, и Лаэг, и маленькая Ричильдис. Только она ушла к оборотням.

— Дис? К оборотням? Зачем? — оторопел Конни, с трудом осознавая услышанное. Ему не раз доводилось слышать о врожденной склонности Карающей Длани к потере рассудка, а если вдобавок на них навалилось Проклятие… Что за ужас сейчас творится в Пограничном королевстве, и все по его вине!..

— Потому что твой отец когда-то заключал договор с Хранителем Зверей, а теперь настала пора расплачиваться, — туманно объяснила баронетта Монброн. — В общем, присутствие Дисы лишает скогров тяги к пролитию крови, однако не превращает их обратно в людей. Они стали животными, и Ричильдис увела их куда-то в леса. Король Эртель тоже обратился и ушел с ними. Трон Пограничья опустел, между людьми и оборотнями грозит опять начаться вражда, и потому твой отец сделал единственное, что могло помочь — взял Пограничье под свою руку. Об этом пока еще никто не знает, только мы.

Она извлекла из тазика влажную льняную тряпицу и быстрыми, легкими движениями вытерла лицо подопечного. Оглядела, склонив голову к плечу, и одобрительно кивнула:

— По крайней мере, ты сейчас похож на человека, а не на покойника трехдневной давности. Слушай дальше. В портал упали не только Хасти и ты со своими дружками, но и я, причем меня угораздило оказаться в компании с Одноглазым. Про наши странствия и бедствия я тебе потом расскажу, главное — что мы тоже добрались до Вольфгарда. Хасти потолковал с твоим отцом, рассказал, что и как, и Его величество решили ехать в Рабиры. Гнали без передышки почти седмицу, успели как раз к дню, когда предстояло исчезнуть Стене Мрака вокруг Холмов. Тут начались сплошные неприятности. Рабирийцы, придя в себя после Грозы, объявили войну людям. Пуантенской армии пришлось штурмовать мост через Алиману, потому что гули построили там засеку и отстреливались. Мы добрались до Токлау, выяснили, что Золотой Леопард и да Кадена уцелели, что всем обитателям форта пришлось выдержать осаду, а тебя и остальных нет в Рабирах…

— Погоди, погоди, — остановил обрушившийся на него поток сведений Коннахар. — Ты хочешь сказать, мой отец здесь? Здесь, в Холмах?

Айлэ молча кивнула. Конни зажмурился и затряс головой:

— Он же меня убьет! Собственноручно! Вздернет на первом попавшемся суку!

— Может быть, но сейчас ему не до тебя, — вздохнула девица Монброн. — Так вот, по настоянию твоего отца Хасти взялся искать, куда вас занесло, и таки нашел. Он задумал смастерить Врата, которые соединили бы день сегодняшний и тот, в котором вы находились. Это ему удалось, и тогда…

— Так за нами действительно кто-то пришел? — потрясенно спросил наследник Трона Льва. — Я помню… Появилось какое-то стальное чудовище и вызвало на бой Исенну… Мне казалось, я узнаю голос…

— Ты видел Исенну? — потрясенно ахнула Айлэ, забыв о намерении не отвлекаться на посторонние рассуждения. — Правда? И какой он?

— Мерзавец и сволочь редкостная, — отрезал Коннахар безо всяких раздумий. — Правильно его прикончили. Вот это я видел своими глазами — Безумец валялся при последнем издыхании, а Пики как раз начинали рушиться. Надеюсь, он подыхал достаточно долго, чтобы прочувствовать все как следует.

Вспомнилось еще кое-что, сопровождавшее кончину альбийского полководца, но это знание Конни решил пока хранить в секрете. Как только он сможет встать, непременно поделится своей тайной с Одноглазым. Может, чародею пригодятся несколько слов, расслышанных аквилонским принцем в сумятице сражения?

— За вами отправился твой отец, пока Хасти удерживал своей магией Врата, — баронетта по привычке намотала на палец темную прядь. — Конан ушел на несколько мгновений в прошлое и вытащил вас обратно. Всех четверых.

— Четверых? — озадаченно переспросил Коннахар. — Но Эвье… Мы потеряли его при штурме, еще на лестнице. Я не заметил, что с ним случилось…

— Из портала вышло четверо, — настаивала на своем баронетта. — Правда, я сразу кинулась к тебе и не успела разглядеть лица остальных, но там точно было четыре человека и пятый — твой отец.

— Все это хорошо, — молодой человек поднял руку, попытался потереть лоб и наткнулся на повязку. — Но я чего-то недопонимаю… Мы в гостях у Хасти, верно? Тогда почему его самого здесь нет? Мне казалось, он должен примчаться, чтобы первым услышать такие захватывающие новости. И где мой отец? Папенька уж точно околачивался бы поблизости, дабы выполнить родительский долг: высказать все, что он думает о моих сомнительных подвигах. Что с Ротаном и Льоу? Наконец, кого ты боишься? Ты все время косишься на дверь, словно ждешь, что оттуда выскочит чудовище. Айлэ, скажи правду. Отец в такой ярости, что велел никакого ко мне не подпускать? Тебе тоже досталось? Ты не можешь пойти и сказать ему, что я прошу разрешения поговорить с ним? Я постараюсь его убедить, что ты не имеешь ко всему случившемуся никакого отношения. Или все настолько плохо, что отец не желает даже видеть тебя?

Прежде чем ответить, баронетта Монброн помолчала, собираясь с духом.

— Мы в плену, Конни, — наконец выговорила она, отведя взгляд. — Мы все — ты, я, наши друзья, твой отец и Хасти. За дверью караулят наши стражи — мои сородичи. Они расставили ловушку, а мы угодили в нее. Мы — разменная монета в том торге, который сейчас ведет твой отец. Добьется он чего-нибудь или нет, я не знаю. Только нас еще не скоро отсюда выпустят. Если выпустят вообще. Ох, Конни, мне так страшно! — она еле слышно всхлипнула. — После Грозы в Рабирах что-то случилось, и теперь мои соотечественники, кажется, вообще не понимают, что творят.

Винный погреб, как и полагается, был холодным, но сухим — благодарение богам и устроителю поместья. Посредине красовались две здоровенные бочки, установленные на ко́злах, бочонки поменьше, уложенные один на другой, громоздились у дальней стены, вдоль стен громоздились тяжелые ящики с бутылями. Пахло землей и плесенью. Еще в подвале имелась лестница. Она уходила наверх, к низкому потолку, и там упиралась в закрытый деревянной крышкой и заложенный снаружи двумя крепкими засовами люк. Щедрости неизвестных захватчиков хватило на то, чтобы одарить пленников тусклым масляным светильником, парой кувшинов с водой и бросить на земляной пол несколько охапок соломы.

— …Право, месьоры, это становится утомительным. Я начинаю всерьез задумываться, не навлек ли Бриан Майлдаф какого-нибудь проклятья на весь свой род до седьмого колена во время давних своих странствий! Сперва меня выгоняют из родного дома. Потом набрасываются гули. Потом молотит об стену одноглазый маг. Потом пытаются убить альбы, изгаляются дверги, чуть не вышибает дух гнусный Исенна — великая Маб и Покровительница Морригейн, кто же в силах все это вынести, не лишившись рассудка! И вот, едва я с наслаждением зарываюсь носом в такую родную, сладко пахнущую траву с робкой надеждой, что все наконец закончилось, как нас опять немедля хватают, вяжут по рукам и ногам, швыряют в подвал с крысами, ядовитыми змеями и пауками и обещают казнить завтра на рассвете! Проклятье! Трижды проклятье!

— На твое воображение все эти злоключения никак не повлияли, — ворчливо донеслось из сумрака, едва разгоняемого единственной лампой. — Во-первых, никто тебя не связывал. Во-вторых, нет здесь никаких змей, разве что пауки. И насчет казнить разговора не было, не то я бы услышал.

— Что ты мог услышать, если валялся, точно свиная туша на бойне? — парировал болтун, в коем по тягучему темрийскому акценту легко узнавался Льоу Майлдаф. — Как и я, впрочем. Пресветлые боги, как же я устал! Будто шестнадцать мужиков цепами молотили… Ни рукой, ни ногой пошевелить не могу…

— Зато вовсю сотрясаешь воздух, — буркнул еще кто-то. — Как узнать мертвого барда на поле боя? У него язык еще седмицу после смерти болтается туда-сюда… Эй, кто-нибудь, у кого руки свободны! Достаньте нож у меня за голенищем!

— Свободны-то они свободны, — проворчал Ротан Юсдаль, чудовищным усилием переворачиваясь из лежачего положения в сидячее — все тело было ватным. — Делле, это у тебя, что ли, нож? Тогда сам ко мне ползи. Я теперь знаю, каково простыне, которую постирали, отжали и повесили сушиться…

Невидимый в темноте мэтр Делле витиевато выругался и пополз, извиваясь ужом, поближе к Юсдалю-младшему.

Ситуация и впрямь складывалась плачевная. Портал в Вершинах распахнулся как нельзя вовремя — когда башня уже начала содрогаться от макушки до основания, — но те, кто ожидал по ту сторону Врат, отнюдь не лучились гостеприимством. Скорее наоборот: вылетевших из светящейся арки молодых людей немедля подхватили, обшарили, выхватывая из ослабевших рук оружие, и куда-то поволокли.

Юсдаль и Лиессин, прибывшие из далекого прошлого, не могли даже пальцем пошевелить в свою защиту: заклинание, даровавшее им возможность на равных сражаться с альбийскими мечниками, иссякло, обернувшись своей противоположностью — оцепенением и вялостью. Люди, ожидавшие на лужайке со стоячими камнями, попытались оказать сопротивление, но что они могли против трех десятков нападавших? Пленников кого отвели, кого дотащили волоком до погреба под одним из странноприимных домов, втолкнули внутрь, не особенно заботясь о целости костей при падении на земляной пол, и захлопнули за ними люк.

— И что самое досадное, нашим заточением мы обязаны какой-то вздорной рабирийской девице, сильно невзлюбившей людей, — бормотал Ариен, покуда вялые пальцы Ротана ощупывали его сапог в поисках упомянутого ножа. Почтенного преподавателя Обители Мудрости нападавшие не сочли за серьезного противника — в первый же миг кто-то сбил его с ног, крепко навесил в ухо и небрежно стянул грубой веревкой запястья и лодыжки, после чего оставил валяться на траве, наблюдая за происходящим. Месьора Ариена даже не обыскали, что оказалось серьезной ошибкой. Умудренный передрягами жизни в осажденном Токлау, он завел диковинную для ученого мужа привычку — таскать за голенищем сапога длинный узкий клинок. Теперь острое лезвие в руке Ротана пилило неподатливые путы. — Я с самого начала подозревал: тут что-то неладно! Сперва эта госпожа вовсю честила людей едва ли не демонскими отродьями. И вдруг кидается предлагать помощь! Проклятье, Юсдаль, ты не мог бы поаккуратнее с ножом? Руки мне еще пригодятся…

— Ровным счетом ничего ты не подозревал, — резкое замечание Кламена из дальнего угла мигом оборвало рассуждения мэтра. — А если заподозрил девчонку, то какого ляда раньше молчал? Его величество и здешний чародей считали, ей можно доверять. И вообще, с чего ты взял, будто именно она привела нас в ловушку?

— Так ведь ее пальцем никто не тронул! — возопил оскорбленный Делле. Его руки наконец были свободны. Отобрав у Ротана нож, он в два счета освободил ноги и пошел по кругу, снимая веревки с остальных. Пленные, кто оставался в сознании, зашевелились, подтягиваясь ближе к лампе. — Я же видел! Она посмотрела, как вас вяжут, и пошла себе! А прочие с ней еще и раскланивались!

— А второй гуль? — хрипло спросил кто-то из пуантенцев. — Тоже, что ль, с ними? У, поганцы, как они были демонским отродьем, так и остались…

— Да Кадена? Этого не знаю, — честно признался месьор Ариен. — Вообще-то вряд ли. Они с его величеством вроде бы давние приятели, с чего бы ему затевать такие игры?

— А с чего бы это делать герольду покойного Драго? — возразил Эйкар, сбрасывая путы. — Хотел бы я знать, какого рожна им от нас нужно. Повязали, запихали в яму… Может, храни нас Митра, и впрямь казнят, с соблюдением какого-нибудь гнусного ритуала?

— Да заложников они взяли, ваша милость, заложников, — проворчал Альмарик. — У гулей сейчас положеньице аховое: границы открыты, гуляй кто хочешь, хоть Зингара, хоть Стигия. А вояки они, как этот Кадена сам признался, никудышные. Ясно как день: нашими головами торговаться станут. То есть не нашими, понятно, а короля и евойного сынка, да еще, может, одноглазого магика. С нас-то прибыток невелик, могут и в расход… — он аж застонал с досады. — Ох ты ж, судьба-злодейка, не повезет, так хоть в петлю…

— Я же говорю — на нас наслали проклятие невезучести! — не унимался темриец. — Между прочим, месьоры, самое время представиться. Меня зовут Лиессин Майлдаф, вот этого юношу — Ротаном из семейства Юсдаль…

Пока Эйкар и прочие называли себя и накоротке объясняли обстановку, Делле добрался до бочонка, на котором мерцал почти погасший светильник, вынес лампу на середину и, подтянув фитиль, добился того, что в погребе стало немного светлее. Кламен Эйкар глянул вокруг. Ну да, вся свита, не считая самого принца и его взбалмошной подружки. Делле со светильником, вот Ротан и Льоу — лежат пластом на границе светового пятна, на них странные пурпурные доспехи из воловьей кожи, изрезанные и испятнанные подозрительными черными потеками… Пятеро егерей стоят кучкой, тревожно озираясь и вполголоса поминая всякие нечестивые предметы… Альмарик, потирающий шрам на щеке…

— Эгей, где еще один? — вдруг воскликнул Делле.

— Который? — удивился Кламен. — Если ты про девицу Монброн…

— К демонам рогатым девицу, не про нее речь, — отмахнулся Ариен. — Из магических врат вышли четверо да еще его величество король Конан. Айлэ и Коннахара утащили, короля увели, это я видел, двое вон лежат — остался еще один… Митра Пресветлый, это же Эвье, Эвье Коррент! Наверное, он до сих пор без сознания. Сейчас разыщу, — он поднял лампу повыше, сколько позволял низкий потолок, и осторожно пошел вдоль стен, заглядывая за бочки и ящики. Подвал был большой, ряды ящиков и бочек тянулись шагов на тридцать, дальний конец полностью скрывался во мраке. Ариен осмотрел все у подножия лестницы, недоуменно пожал плечами и направился в глубину помещения, окликая на ходу: — Эвье! Ты где? Отзовись!

— Какого бы ляда ему хорониться… Послежу-ка я во избежание… — пробурчал Альмарик и потопал следом за мэтром.

— Эвье? — озадаченно переспросил Льоу. — Откуда? Ротан, я и Конни, больше никто не уцелел. Эвье сгинул еще где-то на середине лестницы, я видел, как он упал… Если только он не отбился и не догнал нас на Вершине, но это же невозможно…

— Силы небесные, — простонал Юсдаль-младший. — Погиб Эвье, мир его праху. Но четвертый точно был.

— Кто еще?!

— Льоу, ты не поверишь… Сам до сих пор удивляюсь, руки вперед меня все сделали…

— Вот он! — донеслось из темноты. — Эвь… Ба, но ведь это…

Раздался короткий вопль, мелькнула синяя вспышка, и Делле вылетел к лестнице — спиной вперед и переломившись пополам, все еще сжимая в руке светильник. Без того тусклый огонек немедленно погас. Во мраке послышалась невнятная возня, кто-то зашипел по-кошачьи, Альмарик взревел басом и скверно выругался, в ответ дрожащий от ярости голос выкрикнул что-то на непонятном певучем наречии. Потом донеслась звонкая оплеуха, и раздраженный голос десятника рявкнул над самым ухом у Кламена Эйкара:

— Да запалите же лампу, благородные месьоры, жаба ваша мать! Не рыпайся, коза шелудивая, помахала руками, будет! Тихо, говорю, пока руку не сломал!

Кто-то торопливо защелкал кресалом. Спустя десять ударов сердца фитилек светильника затеплился неярким светом, и стал виден сперва мэтр Делле, свернувшийся клубком на земляном полу, затем Альмарик со своей жертвой. Выражение лица у десятника было зверским, по щеке из трех глубоких царапин стекала кровь. Поймав взгляд Эйкара, пуантенец осклабился и просипел:

— Царапается, стерва, что твоя кошка… Пришлось угомонить малость…

Свою добычу он удерживал, заломив ей обе руки хитроумным захватом, при котором малейшее движение причиняет согнутой в три погибели жертве невыносимую боль. В тусклом свете видны были только огненно-рыжие, коротко обрезанные волосы и узкая спина в таком же, как на Льоу и Ротане, пурпурном кожаном доспехе.

— Чтоб мне лопнуть: девка! — пробормотал кто-то из егерей. — Она-то откудова здесь?!

— Не видал ты девок?! — напустился Эйкар, державший фонарь. — Посмотри лучше, что с книжником, а то он уж вроде как и не дышит! Чем это она его?

— Магичка она, — слабо донеслось с пола. Делле пошевелился и попробовал отнять руки от живота, но тут же вновь съежился со стоном. — Хватанула меня с трех шагов какой-то дрянью… Ох… как верблюд лягнул. Не троньте меня, месьоры, сам оклемаюсь…

— Альмарик, немедленно отпусти ее, — подал голос Юсдаль-младший.

— Даже не подумаю. Чародейку-то? А ну как она всех нас спалит к лешачьей матери?

— Пусти, говорю, — повторил Ротан. — Она больше не будет.

Десятник вопросительно воззрился на командира — Кламена Эйкара.

— Отпусти, — кивнул тот. — Но приглядывайте за ней в оба. И если что…

— То сразу и наповал, — понятливо кивнул Альмарик, разжал пальцы и отступил на шаг.

Незнакомка упруго вскочила и попятилась к закутку, образованному стеной и пирамидой винных бочек. Полусогнутые руки она держала перед собой, но не так, как это делал бы готовый к драке гуль при наличии своих когтей, и не сжатыми в кулаки, а словно бы отталкивая от себя нечто раскрытыми напряженными ладонями. Дрожащий свет лампы отражался в миндалевидных серых глазах, быстро перебегавших с одного обитателя погреба на другого. Девица оказалась довольно высока ростом и худощава. Наверное, в иных обстоятельствах и в другом настроении она была бы весьма привлекательна, даже, пожалуй, красива — у нее были правильные тонкие черты лица, сейчас, увы, перемазанного засохшей грязью и запекшейся кровью. И сразу притягивали взгляд великолепные волосы, густые, непокорные кудри темно-рыжего с алым оттенка, открывающие ушки прирожденной сиидха — заостренные, как у животного.

Несколько мгновений слышно было только громкое сопение изумленных егерей да стоны приходящего в себя Ариена. Потом Льоу замороженным голосом сказал:

— Если это та, о ком я думаю… а другой на Вершине не было и быть не могло… и если это ты, маленький поганец, ее сюда притащил… то ты, Ротан, свихнулся больше, чем сам Безумный Исенна!

Юсдаль открыл рот, собираясь возразить, но его перебила рыжая девица — похоже, упоминание имени Исенны подвигло ее на небольшую речь. Интонации были ледяные, что же до языка, то поток необычайно певучих слов, казалось, состоящих из одних протяжных и звонких гласных звуков, заставил недоуменно переглянуться всех без исключения присутствующих, не исключая и Ротана с Лиессином.

Когда же альбийка умолкла, Ротан взвыл и с досады треснул себя в лоб:

— Все исчезло, все забыл! Ни слова не понял, а ты? Ну хоть что-нибудь, Льоу? На языке Цитадели?

— Не помню ничего, — угрюмо буркнул темриец. — Да кашлял я на цитадельское наречие! На кой ты ее приволок, умник?

— А что, надо было бросить ее там на верную гибель? — взвился Юсдаль-младший. — Башня вот-вот могла разрушиться прямо у нас под ногами, а она лежала на самом краю. Я просто не мог ее оставить!

— Ни хрена не разумею, об чем они толкуют, — пробурчал Альмарик довольно громко.

— Ах, какое удивительное благородство! — ехидно возопил Лиессин, с трудом садясь и прислоняясь к груде ящиков. — Ну-ка ответь, как ты ей теперь растолкуешь, что минуло неведомо сколько не десятков, но тысяч лет? Чудесно, замечательно, ты совершил подвиг, достойный упоминания в легендах — спас прекрасную даму! Вот только спасенной красавице вряд ли отыщется место в нашем мире. Она же чистокровная айенн сиидха, для нее люди — говорящие животные! Она с ума сойдет, когда узнает, что от ее сородичей остались только легенды, а вокруг полным-полно людей!

— Так, — Кламен не выдержал и вмешался в маловразумительную перепалку. — Похоже, из всех нас вы одни знаете, что это за пташка. Прекратите, Сет вас пожри, вести себя так, будто нас тут нет! Что еще за чудо вы притащили?

— О-о, это чудо зовется госпожой Иллирет ль’Хеллуаной. Магичка, и не из последних. Умеет вызывать молнии с небес и огонь из-под земли. Ага, месьор Эйкар, вижу, как у вас глаза заблестели. Думаете, вовремя судьба подарочек послала? Не особенно обольщайтесь, — хмыкнул Майлдаф. — Она, изволите видеть, сиидха, то есть, если попроще, альб. Человеческих языков не разумеет вовсе, а альбийский мы с Ротаном… хе-хе… подзабыли. Так что тяжело будет ей объяснить, чтобы она все бросала и вызволяла нас из тюрьмы. Вон, видите, как смотрит? Небось прикидывает, сжечь нас разом или начать с Альмарика, чтоб неповадно ему было девкам руки крутить. Вообще-то может, ой может…

— Ты, между прочим, тоже сиидха… в какой-то мере, — напомнил Ротан. — Вот и попробовал бы сказать ей, что мы не желаем ничего плохого. Мол, сами по уши в бедах. Неужели матушка не выучила тебя хотя бы паре слов на родном языке?

— Те слова, которым я научился от матушки, при дамах не произносят, — огрызнулся Лиессин. Все же, поразмыслив, он изрек длинную фразу, полную протяжных гласных и пересыпающихся шипящих.

Ответ последовал немедленно — краткий, музыкальный и совершенно невразумительный.

— Гм, — только и сказал Лиессин, пожимая плечами.

Прятавшаяся в закутке тень, видимо, решила, что люди не столь опасны, как кажутся, и пора брать дело в свои руки. Никто не сумел уловить мгновения, когда она возникла в тусклом оранжевом кругу, отбрасываемом лампой. Егеря насторожились было, но альбийка змейкой скользнула мимо, присела на корточки и, прежде чем кто-либо успел ей помешать, совершила нечто странное: одной рукой ухватила за запястье Ариена, а другой — Льоу.

Пальцы у нее были холодные и цепкие, немедля пресекшие любую попытку вырываться. Лиессин потом под большим секретом признавался, что ощущение было наистраннейшее — словно бы некий ловкий невидимка без малейшей боли раскрыл ему череп и принялся быстро-быстро списывать все содержимое памяти на бесконечный пергаментный свиток. Длилось непонятное действо считанные мгновения, после чего девица отдернула руки, встала и отчетливо произнесла на чистейшем аквилонском наречии:

— Вы кто? Я помню тебя и тебя, — легким наклоном головы она указала на Юсдаля и Майлдафа. Ротан, несмотря на безмерное удивление, едва не прыснул: похоже, вместе со знанием языка чародейка позаимствовала и протяжный темрийский акцент Лиессина. — Помню бой в Вершинах… Но куда подевались остальные? Что это за место? И кто эти люди?..

— …Восемь тысячелетий, — повторила ль’Хеллуана, глядя куда-то прямо перед собой. Ее зрачки сжались в точку и слегка остекленели. — Ничего не осталось… Моего мира больше не существует. Им завладели смертные… Зачем я здесь, человек? На что ты обрек меня своим мимолетным состраданием? Почему не дал умереть вместе с моим народом?

— Ну вот. А я тебя предупреждал, — пожал плечами Майлдаф. — Валяй, благородный рыцарь, объясни ей еще разок, что все ее соотечественники погибли восемь тысяч лет тому, но огорчаться, мол, не надо. Все еще образуется. А?

— Да погодите же! — вскричал Ротан. Прочие узники только ошарашенно водили взглядом от альбийки к Ротану и обратно, не в силах поверить в только что изложенную невероятную историю и тем более — смириться со столь тесным соседством настоящей живой альбийской магички. — Выслушайте меня! И вы тоже, госпожа Иллирет, послушайте, не впадайте в отчаяние! Я знал, что делаю! Я сейчас все объясню, только не перебивайте! И обещайте, что об этом никто не узнает, а то мне отец с матушкой такое устроят… Клянетесь? Никому никогда ни единого слова?

— Ты к делу переходи, — буркнул Льоу. — Еще клясться тебе тут… Давай, излагай, сказитель.

— Ну… все началось с Меллис, моей ненаглядной сестрицы. Она затеяла тайком копаться в отцовских сундуках, где лежат его запрещенные к распространению хроники. Те, которые еще ждут своего времени. Их там скопилась целая кипа — за время службы при дворе отец умудрился везде сунуть свой любопытный нос. Он ведь был и советником короля, и хранителем Большого Архива, и сочинителем на досуге… Так вот, в числе прочего мы нашли множество заметок касательно Битвы Драконов.

— Пресловутый Немедийский переворот? — влез Делле. Он уже оправился после полученной от Иллирет магической оплеухи и время от времени принимал живейшее участие в беседе — особенно там, где речь заходила об исторических фактах. — Весна 1294 года от основания Аквилонии? Да, в тамошних событиях до сих пор осталось множество белых пятен и нераскрытых тайн…

— Мэтр, он ведь просил не перебивать, — напомнил Эйкар. Альмарик высказался проще:

— Заткнись, а?

Месьор Ариен торопливо прикрыл себе рот ладонью и часто закивал.

— В числе всего прочего там хранилось длинное своеручное послание моему отцу от Долианы Эрде, предводительницы Рокода на Полуночи Немедии, — продолжил Ротан. — В письме рассказывалось, зачем и почему герцогиня Эрде-младшая решила устроить бунт против Тараска Кофийца, о толкнувших ее на это причинах и дальнейших планах. Имелось там еще кое-что потрясающе интересное касательно наставника и спутника госпожи Долианы.

— Может быть, это интересно для тебя, — медленно сказала альбийка. — Но что мне за дело до интриг смертных людей?

— Сейчас будет дело. Эрде была уверена — и получила тому убедительные доказательства, — что ее покровитель есть та же самая личность, что когда-то заправляла делами в небезызвестной Долине Вулканов… — лед в глазах альбийки мигом растаял, она прожгла Ротана недоумевающе-яростным взглядом. — Но и это еще не все! Мы с сестренкой так поразились, что распотрошили папины архивы до самого дна в поисках еще каких-нибудь сведений. В том, что они отыщутся, Меллис не сомневалась: имя личности, о которой идет речь, давно и прочно связывается с многочисленными байками о юности нашего правителя, а также наших с Меллис деда с бабкой со стороны матушки — Целлигами из Альстейна Немедийского. Конан, Хэлкарс Целлиг и его жена Лиа — все они провели молодые годы в веселом городе Шадизаре.

— Так вот, — торопливо продолжал юноша, — мы нашли историю, записанную нашим отцом со слов его свекра. Подлинный рассказ очевидца о том, как летом 1264 года в Шадизаре Заморийском чудесным образом объявился и остался жить человек, взявший себе имя Хасти и прозвище Одноглазый, по роду занятий — маг высшего уровня посвящения. В хронике отец указал настоящее имя Хасти. Его зовут… — Юсдаль выдержал надлежащую паузу и буднично закончил: — его зовут Астэллар. Или Эллар. Ученики иногда называют его так, а сам он редко пользуется этим именем, утверждая, что больше не имеет на него права. Я и Меллис до сих пор не понимаем, каким образом он сумел избежать того, что с ним сделал Исенна, однако он уцелел и вернулся. Теперь он — Хасти Одноглазый, маг из Рабиров. Поэтому я и не посмел бросить госпожу Иллирет там, в Крепости. Дед говорит, всякий имеет право на вторую попытку. Мне только в голову не приходило, что здесь нас так неласково встретят. Вот. Теперь можете пинать меня, сколько вздумается.

Иллирет закрыла лицо руками, и Кламен заметил, что изящные пальцы магички слегка дрожат. Впрочем, голос ее звучал твердо:

— Правильно ли я поняла из твоего длинного и путаного рассказа, что Астэллар Крылатый вырвался из Безвременья и живет среди людей?

— Именно так, — подтвердил Ротан, даже не обидевшись на «длинный и путаный».

— Я надеюсь, ты не солгал — такими вещами не шутят, мальчик… Это многое меняет. Если благодаря тебе я встречу Учителя… то знай, что Иллирет, Повелительница Огня, вечно пребудет у тебя в долгу. Но сперва встреча должна состояться… Где он?

— Здесь, в магической школе «Сломанный меч», — встрял Делле. — Только, видите ли, благородная госпожа Иллирет… Учитывая некоторые непредвиденные сложности, с каковыми мы столкнулись в процессе экстракции…

— Хватит тебе трещать, сорока! — громыхнул Альмарик. — Сложность-то одна всего: здешние ублюдки, да простит меня благородная Иллирет, кои себя именуют дуэргар, вашего одноглазого учителя оглушили, покуда он колдовал, и где-нито держат крепко связанным, как и короля нашего Конана. И намерения у них, подозреваю, самые что ни на есть злодейские. Так что он, значит, где-то там, а мы, стало быть, тут, в яме. И наверху топчется десятка два до зубов вооруженных ублюдочных, извиняюсь, ублюдков. А так-то, госпожа, сложностей никаких.

Иллирет ль’Хеллуана посмотрела на Альмарика, потом подняла голову и кинула взгляд на крепко запертый люк. На ее губах заиграла мечтательная и хищная улыбка.

— Наверху четверо, — негромко сказала она. — Еще шестеро находятся в помещении по соседству, ждут своей очереди. Дверь заперта на два замка… Так… Что-то происходит снаружи. Кто-то зовет караульных. Они выбегают из дома. На посту остались трое, они тоже хотят принять участие… Спорят. Уверены, что пленники никуда не денутся. Уходят. Ушли.

Альбийка подняла руку и нацелила раскрытую ладонь на створку люка. Сквозь доски брызнули тонкие лучики яркого оранжевого света. Свет стал ярче, толстые дубовые плашки на миг словно повисли в воздухе, окруженные нестерпимым сиянием… запахло гарью, на головы пленникам посыпалась горячая зола… Магичка резко сложила пальцы щепотью, и дверь узилища вдруг почти беззвучно взорвалась тучей пепла, оставив зияющую дыру, через которую в подвал пролилось немного тусклого оранжевого света.

— И правда, — сказала Иллирет ль’Хеллуана с веселым удивлением, — сложностей никаких.

Глава вторая Освобождение

Обугленная дыра с тлеющими закраинами, возникшая посредине аккуратного дощатого пола, совершенно не вписывалась в обстановку странноприимного дома для учащихся чародейской школы «Сломанный меч». Пару ударов сердца тому на месте дыры располагался обычнейший вход в винный погреб, накрытый тяжелой дубовой крышкой и для верности запертый на два толстых засова. Теперь все это обратилось в прах и угли.

Из обрамленного копотью отверстия высунулось нечто, отдаленно смахивающее на человеческую макушку. На самом деле это были несколько жгутов соломы, надетые на планку, оторванную от подставки для бочонков. Внимательный взгляд неуклюжая штуковина не обманула бы даже в сумерках. Однако расчет узников винного погреба как раз и строился на том, что стражник, буде таковой затаился рядом с отверстием с мечом или арбалетом наготове, ударит на первое же движение и тем выдаст себя.

Удара не последовало. Фальшивая голова повертелась туда-сюда, не привлекла ничьего внимания и скрылась. Из проема появились голова и плечи — на сей раз настоящие. Человек настороженно огляделся, убедившись, что длинный коридор с выходящими в него дверями комнат пустует в обе стороны, подтянулся и выбрался наружу. За ним последовали остальные — с полдюжины потрепанных жизнью вояк, носивших на одежде синий с золотыми леопардами герб Полуденной Провинции. Один из пуантенцев немедля кинулся к входной двери и осторожно выглянул наружу, вполголоса сообщив, что на улице никого не видать. Прочие устремились вдоль коридора, распахивая все створки подряд в поисках возможных врагов. Таковых они не обнаружили, зато разыскали иное, более полезное в нынешней трудной ситуации — часть оружия, оставленного умчавшимися неведомо куда рабирийцами, и кое-что из собственного снаряжения, отобранного минувшей ночью и сложенного в большой сундук.

Ротана Юсдаля и Льоу Майлдафа из погреба вытащили на руках — силы возвращались к ним чудовищно медленно, и в предстоящем деле они могли стать не помощью, но серьезной обузой. Иллирет сперва намеревалась оставить юношей в подвале, запечатав лаз от незваных гостей охранным заклятием. Но тут уж взмолились оба: никому не хотелось даже лишнего мгновения мучиться в пропахшем мышами темном погребе, терзаясь безвестностью, когда наконец-то забрезжила призрачная свобода. Уступив их просьбам, егеря перетащили обоих в одну из пустующих комнат наверху и заперли снаружи, а Иллирет пошептала над засовом — теперь дуэргар, даже обнаружив пропажу, смогут добраться до пленников разве что раскатав стену по бревнышку.

Побег произошел бескровно, почти бесшумно и в страшной спешке — все прекрасно понимали, что время дорого, и в любой миг могут объявиться покинувшие свой пост охранники. С живой альбийской чародейкой и оружием в руках, правда, эти противники уже не казались серьезными. Однако существовала другая опасность — постоянная угроза жизни тем заложникам, коим не выпала удача быть запертым в одной компании с Повелительницей Огня. Поэтому Эйкар ругался вполголоса, поторапливая без особой нужды егерей, и магичка раздраженно шипела что-то на своем наречии.

Снаружи висел туман — предутренний, мокрый и мягкий, скрадывающий очертания предметов и звуки. Люди сбились в тесную кучку подле крыльца из двух широченных деревянных ступенек, вглядываясь в пепельную хмарь и старательно прислушиваясь. Тот, кто выбрался на крыльцо первым, утверждал, якобы различил голоса, долетавшие со стороны озера — несколько человек гаркнули дружным хором и умолкли. Может, у кровопийц сходка какая? Немного поспорили о том, сколько дуэргар околачивается в пределах Школы. В ночном нападении участвовало десятка два или три. Госпожа ль’Хеллуана утверждала, будто пленников стерег десяток караульных, бросивших свой пост по чьему-то зову.

— Они ушли туда, — заявила магичка, махнув рукой в сторону неразличимых в прядях серого марева луга и озера. — Собрались в одном месте. Среди них есть два или три человека, таких же, как вы… и около дюжины имеющих отдаленное родство со мной, — она удивленно склонила голову набок. — Все поглощены каким-то зрелищем. Я чувствую сильную злобу… кровь… Поединок?.. Да, похоже. Кто-то сражается, прочие смотрят.

— Других людей, кроме нашего отряда, здесь нет и быть не может, только гули, — пожал плечами Кламен Эйкар. — Мы все тут, кроме Его величества и принца Коннахара, которых увели в какое-то другое место… Еще, правда, неизвестно, что с месьором Каденой…

— Стало быть, это они на берегу, — не очень-то почтительно оборвал рассуждения командира Альмарик. — Не магик же одноглазый там рубится? Ох, ваша милость, негоже, что мы здесь, а они — там! Кто его ведает, какое непотребство над ними чинится — может, их там сейчас на кол тянут! Чего тут торчать, надо скорей к озеру! Госпожа магичка вампиров чародейством прижучит, а уж мы сталью добавим — от всего сердца да с именем Митры на устах!..

— Нет, — Иллирет спокойно покачала головой из стороны в сторону. Десятник вытаращился на нее, недоумевая. — Нет, это не мое дело. Я помогла вам обрести свободу, но сражаться на вашей стороне или на стороне ваших противников не стану. Единственное, что мне нужно…

— …Это поскорее отыскать месьора Хасти, — угрюмо закончил за нее Эйкар. Откуда-то он уже знал, что уговаривать или убеждать Повелительницу Огня бесполезно, и все же сделал еще одну попытку. — Но вы же не знаете, где здесь что расположено! А если на вас кто-нибудь нападет? Вашего… э-э… учителя содержат под охраной и наверняка немалой. Нет, я верю, вы способны на такое, что мне представить не по силам, но подумайте сами…

— Я в состоянии защитить себя сама, — надменно отчеканила альбийка. — Я чувствую поблизости нескольких наделенных Силой, но большинству из них не тягаться со мной в магическом умении. А воины… словом, я справлюсь. Не надо беспокоиться обо мне, человек. Лучше побеспокойся о себе и об участи своего правителя.

— Послушайте, благородная госпожа… — начал было Альмарик. Иллирет ль’Хеллуана прожгла его яростным взглядом. Десятник осекся.

— Ступайте, — непреклонно повторила альбийка. — Да не медлите: там, у озера, происходит что-то нехорошее. У меня же свои хлопоты.

— Н-ну… хорошо, — сдался Кламен. — Тогда удачи вам. Пуантенцы, за мной!..

Эйкару-младшему очень хотелось бы думать, что он пытался позаботиться единственно о безопасности хрупкой женщины, но… Честь потомственного дворянина отказывала благородному пуантенцу в возможности солгать даже перед самим собой, и Кламен знал, что отпускать альбийку ему не хочется совсем по иной причине.

Что магичка, оставшись одна, вполне обойдется без них, он не сомневался. Он сомневался, обойдутся ли они без магички, даже будучи вшестером.

Кое-кто из его подчиненных, похоже, терзался сходными мыслями. Покуда егеря бежали через мокрую от росы луговину, Альмарик бормотал себе в усы:

— Ну, девка — чистый огонь! Ежели она и впрямь одноглазому магику подружка, так, должно, хорошая выйдет пара. А ежели, не приведи Митра, перессорятся, то не хотел бы я оказаться рядом… Жаль, что не с нами она, ох и жаль…

В одиночестве госпожа ль’Хеллуана не осталась. Когда маленький отряд пуантенцев скрылся в тумане, она обнаружила подле себя мэтра Ариена Делле. Тот выглядел изрядно сконфуженным, переминался с ноги на ногу, но следовать за сородичами явно не собирался.

— Я же сказала — мне не нужна помощь, — ледяным голосом повторила Иллирет.

— Да-да, конечно, — торопливо согласился мэтр. Впрочем, если бы Иллирет ль’Хеллуана сказала, что он, Ариен Делле, никакой не мэтр, а черный верблюд-мулаид, он согласился бы не менее торопливо — лишь бы не прогнала. Шестым чувством Ариен чуял, что сейчас самое безопасное место в «Сломанном мече» находится рядом с альбийкой. — Совершенно с вами согласен, госпожа. Это мне нужна помощь. Я, изволите видеть, не воин. Ученый я, преподаватель древних языков… Что проку, если меня там зазря убьют? Никакой пользы, одна неприятность… Я лучше с вами… Вы ведь вроде как учились у Одноглазого Хасти? И я тоже, такое совпадение… собирался… Наставника спасем… и вообще…

— Помолчи, — сурово велела рыжая девица, и у мэтра язык примерз к небу. Иллирет смерила книжника оценивающим взглядом и вдруг спросила:

— Какого демона ты именуешь Учителя одноглазым?

Ариен от удивления даже забыл бояться.

— Как же его еще называть? Если у человека один глаз, он, натурально, и есть одноглазый. Все его так кличут, он вроде не против… Так мне можно с вами?

Госпожа ль’Хеллуана скептически пожала плечами и потеряла к мэтру интерес. Наклонившись, она зачем-то подобрала сухую сосновую шишку, бросила, подняла другую. Над этой, спрятав в сложенных ковшиком ладонях, принялась что-то тихонько шептать. Потом Повелительница Огня раскрыла ладони — теплый шар оранжевого огня размером с апельсин уютно покоился в них.

Делле изумленно присвистнул и сунулся посмотреть ближе, но чародейка уже стряхнула живой огонек с ладони на землю. Тот подпрыгнул, покрутился туда-сюда и огромными скачками понесся в глубину рощи.

— Куда это он… оно? — обалдело справился мэтр. — А, понял! Дорогу показывает, да?..

Темно-рыжие локоны взметнулись в утвердительном кивке, и Иллирет, даже не взглянув, следует ли спутник за ней, уверенно зашагала по выложенной красно-желтыми щербатыми плитками дорожке. Когда шел сбор трофеев в доме учащихся, она подобрала себе тонкий длинный клинок и теперь небрежно помахивала им, сбивая обмякшие от росы макушки высоких трав. Делле, поспешая следом, подумал, умеет ли Госпожа обращаться с обычным оружием. Должна уметь, решил он. В конце концов, ее жизнь проходила в весьма суровые и беспокойные времена.

Путешествие через окутанную туманом рощу завершилось возле приземистой каменной постройки с редкими щелями окон и двустворчатой массивной дверью. По бокам от двери, заменяя сторожей, жизнерадостно скалились два маленьких мраморных чудовища — в чешуе и с крыльями. Самое странное состояло в том, что той же цветной плиткой вокруг дома была вымощена аккуратная площадка шагов пятидесяти в поперечнике, а над крышей из толстой красной черепицы торчали две мощных трубы с покрытыми копотью жестяными козырьками.

Оранжевый шарик, потрескивая, прокатился до конца дорожки, подпрыгнул на пару локтей и неподвижно повис в воздухе перед дверью. Ариен, ничтоже сумняшеся, двинулся следом, но изящные пальцы магички с неженской силой сцапали мэтра за воротник и втянули в росшие на краю поляны кусты — после чего и альбийка, и Ариен с одинаковым подозрением уставились на загадочную постройку.

Иллирет вонзила шпагу в землю, прикрыла глаза и приложила пальцы к вискам. Ее лицо стало сосредоточенным, меж бровей пролегла тонкая складка. Магичка стояла так с десяток ударов сердца, хмурясь все сильней, Делле на всякий случай затаил дыхание. Лес казался вымершим, приземистое здание — давно покинутым, ничто не указывало на присутствие поблизости живых существ, лишь иногда в полной тишине посвистывала какая-то ранняя птаха.

Наконец, явно сдаваясь, Иллирет ль’Хеллуана сердито тряхнула своими огненными кудряшками.

— Ничего не понимаю, — пробормотала она. — Много остаточной магии, большое подземелье, какие-то бочки, ящики, и все буквально пропитано стихиями Земли и Огня… Что находится в этом строении? Кузня?

— Наверняка не скажу, — признался Делле. — Я сам тут впервые. Могу только предположить…

Он замялся.

— Ну?! — раздраженно поторопила магичка.

— Я такое видел раньше, в Тарантии, в Обители Мудрости… Смотрите, госпожа: вокруг все выложено камнем, стены толстые, окна узкие, крыша из огнестойкой черепицы. Так строят, опасаясь пожара или взрыва. Видите трубы? Бьюсь об заклад, это плавильные печи. Да еще драконы у входа, а дракон — тварь огнедышащая. Алхимическая мастерская, вот что это такое. Либо склад для хранения всевозможных опасных инградиенций, а может, то и другое вместе. Там должен быть здоровенный подвал — видите, какой низкий потолок?..

Альбийка прошипела что-то явно нелестное на своем наречии и даже притопнула от нетерпения ногой в остроносом сапожке.

— Проклятье! — прошептала она, переходя на понятный Ариену язык. Впрочем, вряд ли ее слова предназначались для ушей мэтра — скорее то были просто мысли вслух. — Все мои умения здесь бесполезны! Астэллар там, внутри, его охраняют, но когда я пытаюсь увидеть — кто и сколько, все плывет и троится… Охрана… не понимаю… не вижу их мыслей, словно воду черпать ситом… они либо лишены рассудка, либо полностью подчинены… Что же делать? Двери заложены изнутри, опасно их выжигать, все взлетит на воздух… Как попасть внутрь?..

— Через трубу, — предложил Ариен первое, что пришло в голову.

Магичка бросила на него отсутствующий взгляд. Потом вдруг глянула более пристально, и теперь в ее взгляде засветился живой насмешливый интерес.

— Воистину, где мудрому тупик, там дураку улица, — усмехнулась она. Мэтр оскорбленно прокашлялся. — Через трубу. Но не так, как ты подумал, человек. Сейчас они к нам сами выйдут. Смотри.

Повелительница Огня уставилась на приземистое здание плавильни, сцепила пальцы рук в замок и быстро-быстро завращала большими пальцами. Почти сразу над красной черепичной крышей начал собираться тяжелый желтый дым, и даже на расстоянии в полсотни шагов Ариен ощутил удушливый запах серы.

— Сейчас вы у меня выйдете, — бормотала Иллирет, — выскочите как миленькие… Ты — Ариен, кажется? — ну-ка, Ариен, найди себе дубину потяжелее и шагай к двери…

— Но…

— Делай, что говорю, смертный! Да поживее!

Последняя фраза лязгнула таким металлом, что Делле немедленно подхватил с земли тяжеленный сук и потрусил на указанную позицию.

Желтая туча вытянулась тонкой струйкой и с поразительной быстротой утекла в дымоход. Спустя три удара сердца вонючий дым исчез под жестяным колпаком без остатка, а еще через некоторое, весьма непродолжительное время изнутри здания донесся душераздирающий кашель, хриплый вопль:

— Пожар! — и топот нескольких пар ног. Лязгнули засовы, дверь распахнулась настежь, и в облаках серных испарений наружу буквально вывалились двое дуэргар, сгибаясь от кашля пополам.

— Бей! — пронзительно крикнула Иллирет, и Ариен, внутренне содрогнувшись, с размаху опустил свою дубину на затылок ближайшего «непримиримого». Хруст, с которым дерево ударилось о кость, преследовал его еще долго. Дуэргар без звука распластался на каменных плитках. Второй, выворачиваясь наизнанку от кашля, успел только вскинуть на Делле красные слезящиеся глаза. Отчаянным замахом мэтр уложил и его.

— Берегись! — услышал он окрик альбийки. Из широкого дымного зева вынырнула третья затянутая в черное фигура. Делле услышал совсем рядом хриплый кашель, увидел короткий блеск ножа и вслепую отмахнулся суком — мимо. Мэтр отскочил, споткнулся о лапу мраморного дракона и упал навзничь, упустив корягу. Черная фигура надвинулась. Гуль взмахнул ножом.

Магический шарик-проводник, доселе мирно висевший в воздухе перед дверью, вдруг охотничьим соколом метнулся в лицо рабирийцу, опалил брови, плеснул в глаза оранжевым пламенем. Позабыв про свою жертву, «непримиримый» закричал и замотал головой, пытаясь стряхнуть жалящий огонь свободной от ножа ладонью.

Повелительница Огня почти мгновенно возникла рядом. Ее тонкий клинок был верен и быстр — мертвое тело, покачнувшись, завалилось набок.

— Это все? — прохрипел Ариен, поднимаясь.

Ему показалось, что магичка колеблется, но в следующий миг последовал решительный кивок.

— Да. Сейчас воздух в доме очистится. Но внутрь я пойду одна. Жди здесь, пока я не позову.

Мэтр последовал ее приказу с величайшим облегчением.

Изнутри строение, поименованное смертным неприятными словами «алхимическая мастерская», напоминало лабиринт, составленный из множества ящиков и сундуков, перегороженный внезапно встающими на пути стенами и вдобавок плохо освещенный. Немного серого предутреннего света проникало сквозь узкие окна, забранные мутными цветными стеклами и решетками, еще какую-то помощь давали загадочные округлые камни желтого оттенка, вставленные в кладку стен и испускавшие неяркое мерцание. Впрочем, для Иллирет отсутствие света не имело большого значения — айенн сиидха, как и их отдаленные потомки гули, отлично видели в темноте. Едкая вонь, выжимавшая из глаз слезы, помаленьку рассеивалась, и альбийка понемногу продвигалась все глубже в недра здания, которое странным образом изнутри казалось куда обширнее, чем снаружи.

Ах, вот оно что: широкие каменные ступеньки вниз, числом десять. Подвал. Широкий короткий коридор. В конце коридора две одинаковых двери. Иллирет выбрала левую — на правой висел мощный замок, уже тронутый ржавчиной.

За дверью, как и предсказывал Делле, оказалась плавильная печь. Ее пузатая туша с могучими мехами занимала едва не две трети помещения. Вдоль стен тянулся крепкий дощатый стол, весь в пятнах и подпалинах от едких растворов, заставленный поблескивающими ретортами, тиглями и диковинными устройствами, назначение коих Иллирет с первого взгляда определить затруднилась. На предметах лежал толстый слой пыли: похоже, никто не прикасался к этому хозяйству самое малое с луну. Внимание альбийки, двигающейся плавно и осторожно, как охотящаяся кошка, привлекла еще одна дверь, тяжелая, бронзовая, полускрытая печью. Приоткрытая створка слегка покачивалась — или только кажется? Иллирет, держа наготове шпагу, скользнула внутрь.

Маленькая пыльная комнатка пустовала — лишь в полу чернела разверстая пасть квадратного люка, над которым громоздился ворот подъемника. Из дыры тянуло сухим холодом и знакомым резким запахом «земляного масла». Альбийка заколебалась: идти туда? Похоже на ловушку. Что, если кто-то из караульщиков притаился во тьме и только ждет, пока она спустится, чтобы захлопнуть тяжелую крышку за ее спиной? Астэллар — он там, внизу? Или нет? И один ли он? Иллирет еще раз попыталась мысленно обследовать здание. Результат получался странный.

«Третий глаз» здесь почему-то отказывал. Половину помещений она не видела, а те, что видела, представали словно затянутыми дымом. Во-первых, Иллирет чувствовала, что Учитель где-то рядом, но не могла понять, где именно. Что-то мешало, отвлекало, словно соринка в глазу. Во-вторых, сказав Делле, что дом пуст, она солгала. В здании кто-то скрывался — не человек, не альб, не местный уроженец из тех, кого люди называли «гулями», а нечто среднее, чьи зыбкие, как отражение в озерной ряби, мысли скорее могли принадлежать хищному животному, нежели разумному существу. Некто обладал Силой — небольшой, но самого скверного пошиба. Местонахождение существа Иллирет в точности определить также не смогла, но догадывалась: оно бродит где-то поблизости.

Возможно, прямо рядом с Астэлларом. Может быть, желает его смерти — как раз сейчас. От этой мысли альбийку пробрал озноб и захотелось действовать немедленно.

Позвать на помощь? Кого, многоумного растяпу, который топчется наверху? С него станется, в носу ковыряя, сломать палец. Ах, если бы использовать магию! Но почти все ее познания относятся к сфере Огня, а здесь… Иллирет снова «заглянула» вниз. Большое помещение, ящики и бочки, составленные правильными штабелями… древесный уголь, сера, «земляное масло» — видимо, запас топлива для плавилен… еще какие-то незнакомые порошки и жидкости, все или почти все являют собой укрощенную огненную стихию… Нет, магия Огня под запретом. Полыхнет на лигу в округе.

Тогда рискнем иначе, решила Иллирет и шагнула на лесенку в открытый люк.

Едва она достигла каменного пола, как из темноты за ящиками раздалось визгливое хихиканье. Волосы у альбийки на миг стали дыбом. Подняв клинок, Иллирет ль’Хеллуана резко развернулась на звук, и тут с совершенно противоположной стороны на нее обрушился удар. В последний миг альбийка боковым зрением поймала блеск стали. Только это ее и спасло — случайное движение да еще доспех из буйволиной кожи, надетый еще в Цитадели, да так на ней и оставшийся.

Стальные когти, нацеленные в шею, рванули доспех, располосовали левое плечо. Иллирет метнулась прочь, но споткнулась и, падая, крепко ударилась лбом о ближайшую бочку.

Терпение мэтра Ариена Делле иссякло довольно быстро, сжигаемое с одной стороны любопытством, а с другой — боязнью того, что из чащи в любой миг может возникнуть десяток дуэргар. В обществе удивительной госпожи Иллирет было как-то безопаснее, хотя, надо признать, женщины страннее и загадочнее он еще не встречал на своем веку. Куда она запропастилась? Вошла в дом и как в омут канула. От тех, кто умчался к берегу озера — тоже ни слуху ни духу. Потоптавшись на крыльце еще немного, Ариен нерешительно сунулся внутрь склада.

Он немного поплутал между рядами тяжелых ящиков, довольно скоро отыскав то же, что и альбийка: спуск в подвал и двери плавилен в конце коридора. Подергал заржавленный замок. Нет, правой дверью явно не пользовались. Тогда налево — проклятье, темно, как в волчьем брюхе! Не будучи ни сиидха, ни гулем, мэтр мгновенно ослеп. Впрочем, кромешную тьму наполняли весьма знакомые неприятные звуки, доносящиеся словно бы из-под земли — лязг железа, вскрики, приглушенный топот, грохот чего-то падающего. Где-то в глубинах помещения шла нешуточная схватка. Надо полагать, Госпожа наткнулась на уцелевших охранников и теперь преследовала их. Или, может, это они преследовали ее?..

Какого демона я здесь забыл, запоздало сообразил мэтр, чем я ей помогу, слепой да безоружный?! Самым разумным было бы вернуться наверх. К несчастью, несколько поворотов во тьме окончательно и бесповоротно сбили его с верного направления. Выставив перед собой руки, Ариен сделал пару робких шагов, осмелев, шагнул пошире и тут же пребольно ударился бедром. Что-то упало, посыпалось с металлическим шорохом, зазвенело разбитое стекло. Мэтр в панике шарахнулся прочь, но зацепился носком сапога и грянулся вперед лицом. Макушка просквозила в дюйме от тяжелого, окованного железом сундука, Делле мгновенно похолодел, представив, как с размаху проламывает висок об острый железный край. Хорошо хоть упал на выставленные руки, смягчившие удар.

Да так и застыл в крайне неудобной позе, словно собираясь выполнить жим лежа — увидел свет.

Свет тончайшей, еле видной линией пробивался по квадратному контуру со стороной в ярд, наполовину скрытому упомянутым сундуком. Крышка люка — а это, несомненно, люк, вот и толстое шершавое кольцо, вделанное в бронзовую плиту — подогнана довольно плотно, и со стороны свет совершенно незаметен. Непосвященный смог бы отыскать тайник, разве что уткнувшись в него носом — как, собственно, и поступил неуклюжий, но несомненно везучий Ариен.

Сундук оказался тяжеленным, как гранитный валун. Делле едва не сорвал спину, отодвигая его прочь с крышки, а подземные лязги и вопли тем временем то стихали, то возобновлялись с новой силой. Когда же наконец мэтр, из последних сил потянув бронзовое кольцо, распахнул люк, то, навалившись грудью на край, узрел в свете масляной лампы небольшую каморку. Три стены комнатки занимали деревянные полки, сплошь уставленные коробочками, ящичками, мешочками и прочими малопоместительными емкостями; под ними вдоль стен выстроились сундуки вроде того, об который Ариен только что едва не раскроил себе череп. У четвертой стены стояли грубые деревянные ко́злы, накрытые широкой доской с пыльным тюфяком, и колченогий табурет со стоящим на нем светильничком.

На тюфяке, тесно запеленатый в широкие холстины и спутанный поверх холстин веревками, лежал человек. Лицо его было полностью закрыто влажной тряпицей, источающий сладкий дурманный запах — однако же немалый рост и длинные, с обильной проседью волосы, свисающие из-под тряпки, могли принадлежать лишь одному существу в границах школы «Сломанный меч».

Делле ахнул и по крутым ступеням полез в подвал. Первым делом, стараясь дышать пореже и не очень глубоко, он сорвал и отшвырнул в угол пропитанную дурманящей дрянью ткань с лица одноглазого мага. Вытащить из погреба само тело, весившее, похоже, не менее двадцати стоунов, оказалось делом куда более сложным. Уцепившись за веревки, коими были стянуты ноги хозяина усадьбы, и напрягая все силы, мэтр управился и с этим делом. Светильник пришелся весьма кстати. Делле прихватил его с собой.

И только очутившись на свежем воздухе в компании обездвиженного Хасти, Ариен сообразил, что альбийская магичка так и осталась в здании.

Он оттащил равнодушного ко всему мага подальше от мраморных драконов, положил на травку, вздохнул и ринулся на помощь прекрасной даме.

…Падение оглушило Иллирет, но сознания она не потеряла и шпагу из рук не выпустила. Предваряя повторную атаку невидимого противника, быстро перевернулась на спину, закрывшись выставленным клинком. Черный силуэт, подавшийся было к ней, отпрянул, зашипев с досады.

— Кто ты? — резко спросила Иллирет, вскакивая и принимая фехтовальную стойку. — Чего тебе надо?

Непонятное существо, гибкая тень среди темноты, не пожелало вступать в переговоры. Единым плавным движением оно бесследно растворилось в путанице проходов между ящиками и бочками. Иллирет рванулась к лестнице. Эллара здесь нет и быть не могло, теперь она видела это ясно, а выяснение отношений с невидимым убийцей не входило в планы альбийки. Все, что она хотела — найти пленника и любой ценой вытащить его из этого мрачного места.

Существо из мрака, впрочем, думало иначе. Как только альбийка двинулась с места, что-то затрещало, и высокий штабель ящиков с древесным углем повалился прямо на нее. Иллирет едва успела отскочить, один из ящиков задел ее по ноге. Прочие разбились, ударившись о каменный пол, и у подножия лестницы выросла гора угля вперемешку с досками.

Из уст магички вырвалось невольное проклятие, а из темноты раздался ехидный смех. Услышав его, Иллирет снова невольно вздрогнула: в голосе ее противника сквозило безумие. Что ж, с холодной яростью решила альбийка, если тебе так нравится, поиграем в прятки-догонялки. Стараясь ступать бесшумно, она двинулась прочь от лестницы по узкому проходу между штабелями. Левое плечо горело огнем. «А что, если когти были смазаны ядом?» — в тревоге подумала Иллирет. Насколько ей удалось рассмотреть (и почувствовать на себе), загадочный противник носил на правом запястье нечто вроде «медвежьей лапы» из четырех острых клинков. Мерзкое оружие, особенно в ближнем бою. Сойдись они открыто, длина шпаги дала бы альбийке некоторое преимущество. Но в узких коридорах, где удар может последовать из-за любого угла…

На пересечении двух проходов мгновенный укол предчувствия заставил магичку упасть на колени. Лезвия впустую чиркнули из-за угла на уровне горла, и Повелительница Огня, не вставая, снизу вверх ткнула своим длинным клинком. В ответ раздался гневный вопль, похожий на кошачий мяв. Для Иллирет ль’Хеллуаны вскрик подраненного противника прозвучал прекрасной музыкой.

— Что, досталось? — крикнула она в темноту. — Это только начало, тварь…

…и едва успела отскочить, когда сверху упал тяжелый бочонок, метя ей в голову.

Они кружили во мраке, время от времени обмениваясь молниеносными ударами, когда очередной поворот лабиринта сводил их на расстояние вытянутой руки. В одну из таких стычек Иллирет разглядела наконец, с кем сражается: черноволосая женщина в темной мужской одежде, с красивым, но бледным и перекошенным злостью лицом, на котором мерцали золотистые с багряным отблеском глаза. Альбийка не ошиблась: противница в самом деле была вооружена «медвежьими когтями», орудуя ими с немалой сноровкой. Этими крючьями незнакомка отбила очередной выпад клинка Иллирет, отведя его в сторону. Извернувшись, она с силой пнула ль’Хеллуану сапогом в бедро и пропала, оставив после себя скрежещущий безумный смех.

— Я тебя видела! — воскликнула пораженная альбийка. — Ты… Что тебе нужно от меня?! Кто ты такая?

Тогда тьма наконец откликнулась.

— Хочу убить тебя, — прошептал женский голос. — Хочу убить одноглазого мага, за которым ты пришла. Ведь ты здесь из-за него, верно? Его пока нельзя, ж-жаль… Тебя мож-жно… Ты сильная колдунья, но твоя магия здесь бесполезна… Нет-нет, ты можешь попробовать! Колдуй, спали меня, и себя, и своего уродливого учителя! Он слиш-шком горд, Раона из Льерри для него недостаточно хорош-ша… пусть горит в огне! Огонь очищает!

Снова безумный смех и блеск клинков. Шпага и стальные «когти» скрестились дважды, Раона вновь растворилась во мраке. Пока Иллирет удавалось удерживать безумную гульку на расстоянии, но и сама альбийка никак не могла пробиться к спасительной лестнице. Похоже, Раона из Льерри, кем бы она ни была и какие бы отношения ни связывали ее с Астэлларом, твердо вознамерилась похоронить удачливую соперницу в угольной яме — пусть даже ценой собственной жизни.

Переводя в очередной раз дыхание, Иллирет прислушалась. Шаги наверху. Или это ей кажется? Да нет же, кто-то идет… Враг? Друг? По дну ямы запрыгали желтые отсветы фонаря:

— Госпожа Иллирет! Вы живы? Я нашел Хасти, он в безопасности!..

— Ариен, не ходи сюда! — что есть силы завопила альбийка.

Ее упреждающий окрик совпал с яростным визгом стрегии.

Словно гигантская летучая мышь метнулась через темный подвал, закрыв на миг бледные отблески масляной лампы в руке Делле.

Мэтр был готов к чему угодно. Но не к такому.

На миг ему показалось, что ожила какая-нибудь из наиболее мрачных сказок Корлагона Пустотника, коего Ариен обожал цитировать к месту и не к месту. Едва он склонился над черной квадратной дырой, ведущей в подвал, как навстречу ему из тьмы вынырнуло бледное как мел женское лицо в обрамлении облака смоляных волос — казалось, они шевелятся сами по себе, как щупальца медузы. Алые губы раздвинулись в гримасе безумной ярости, обнажив судорожно стиснутые белоснежные зубы, глаза, отливающие алым, горели чистейшей злобой. Нежить в обличье прекрасной и жуткой женщины испустила низкий вибрирующий вой, более уместный для разъяренного кота, и выбросила черную пятерню со сверкающими остриями вместо пальцев с явным намерением превратить мэтра в жалкого евнуха.

Ни испугаться, ни задуматься Делле попросту не успел. Его тело само среагировало единственно правильным в подобном положении образом — с размаху впечатав каблук прямо промеж горящих безумием глаз.

Острые когти хватили Ариена по голенищу повыше лодыжки, зацепив вроде бы несильно, однако в сапоге немедленно сделалось мокро и горячо. Но и сама стрегия не удержалась на узкой ступеньке. Спиной вперед она полетела с высоты в восемь с лишним локтей на каменные плиты. Короткий вопль оборвался глухим ударом, потом наступила краткая тишина, и наконец из глубины подвала донесся знакомый голос с заемным темрийским произношением:

— Эй! Что там стряслось? Ты еще жив, человек?

— Госпожа Иллирет! — переволновавшийся мэтр отозвался слишком громко и чрезмерно радостно. Трясло его так, что светильник в руке мелко дребезжал. — Живой я, живой! Выбирайтесь поскорее! Только осторожно там у лестницы, она может быть еще…

С перепугу Ариена разобрала говорливость, но тут он нечаянно ступил на раненую ногу и заорал в голос от внезапной боли. Внизу захрустел рассыпанный уголь, заскрипели под быстрыми шагами деревянные ступени, и в свете фонаря Делле увидел альбийку — лицо запорошено угольной пылью, здоровенная шишка вздувается на лбу, а левый рукав рубахи пропитался кровью от плеча до запястья и висит безобразными клочьями.

Первым вопросом Иллирет ль’Хеллуаны, едва она поднялась наверх, было:

— Где он?

— Кто? Одноглазый-то? Я его вытащил. Он снаружи, на травке… — сквозь зубы пробормотал преподаватель древних языков. Сейчас его больше волновала распоротая голень: ступня быстро немела, и от того, как двигались при каждом шаге рассеченные сухожилия, Ариен с трудом сдерживал дурноту. — А что эта… это… та женщина? Она… кто? Что с ней?

Альбийка бросила озабоченный взгляд назад, но отвечать не стала.

— Уходим отсюда, — отрывисто бросила она. — Побыстрее. И подальше.

Поддерживая друг друга, они выбрались наружу, и после ядовитой духоты каменного мешка свежий лесной воздух показался обоим слаще самых дорогих вин.

Раона Авинсаль, Стрегия из Льерри, была еще жива, но дыхание Серых Равнин уже коснулось ее.

Падая с лестницы, она сломала себе крестец и обе ноги. Последнее, впрочем, было несущественно: ног она все равно не ощущала. Руки еще повиновались ей, сердце исправно гнало кровь по жилам… но ниже пояса ее прекрасное сильное тело, много лет служившее верой и правдой, предмет зависти женщин и вожделения мужчин, вдруг превратилось в неподвижную, мертвую и бесчувственную колоду. Будучи на какое-то время оглушена падением, она, едва придя в себя, сгоряча попыталась вскочить, но смогла лишь немного приподняться на локтях — и мгновенный ужас горячей волной затопил то немногое, что осталось от рассудка красавицы-стрегии.

Однако страх быстро сменился более привычным чувством — диким гневом, едва Раона поняла, что добыча ускользнула от нее. Аквилонский книжник каким-то невероятным образом ухитрился отыскать и вытащить мага, а треклятая чародейка сбежала, покуда стрегия валялась без сознания. Раона заскрипела зубами от ярости — подумать только, чтобы выбраться, девчонка, должно быть, просто перешагнула через нее, как через какое-нибудь бревно! Очнуться бы хоть немного раньше, подстеречь, вцепиться, повалить — силы в руках хватило бы — полоснуть «медвежьей лапой» по горлу… впиться зубами, ощутить, пусть в последний раз, вкус горячей крови на губах… «Темные боги, почему вы так немилостивы ко мне?!» Раона завыла, тоскливо и яростно, как смертельно раненый зверь, завидевший приближение охотника, и в бессильной злобе хлестнула сверкающими клинками в пол — брызнули искры.

В отличие от большинства сородичей, Раона после исчезновения Проклятия Безумца не утратила тяги к кровавым развлечениям. Правда, стрегия не нуждалась более в крови живых существ, как в средстве для поддержания физических сил, однако Красная Жажда по-прежнему жила в ней, лишь слегка изменив форму — убивая, Раона получала удовольствие не меньшее, чем от близости с мужчиной. Но и кровь своих жертв стрегия продолжала пить, надеясь на возвращение колдовских способностей, утраченных после Грозы. Более того, она заставляла делать то же самое своих безропотных подручных, находя в этом отвратительном ритуале своеобразное извращенное наслаждение. Магия и впрямь вернулась к ней… правда, теперь то была совсем иная магия.

Крэган Беспалый пришел бы в восторг от новых способностей рабирийки, а стигийские черные магистры охотно взяли бы ее в обучение. Кровь и боль прокладывают кратчайший путь к силам Серых Равнин, а природные наклонности Раоны облегчили ей этот путь многократно. Некогда Эллар Одноглазый вовремя распознал в способной ученице тягу к темной стороне Силы — и безоговорочно изгнал ее из «Сломанного меча», оставшись безучастным и к мольбам бывшей воспитанницы, и к женским ее чарам, а над брошенными напоследок угрозами только посмеявшись. Тогда Раона поклялась отомстить. Теперь, казалось, настало время выполнить клятву мести. Трудно передать словами мрачное торжество, охватившее девицу Авинсаль в тот миг, когда бывший наставник связанным и беспомощным попал в ее руки… но легко представить, какая чудовищная злоба наполняла кровожадную стрегию, обреченную на мучительную смерть в угольной яме, в то время как ее жертве невероятным стечением обстоятельств удалось уцелеть.

Как, во имя Темного Творения, такое могло произойти?! В чем они ошиблись, где просчитались? Откуда взялась эта девица со своим волшебством, как вырвался на свободу проклятый книжный червяк из Тарантии — о, с каким удовольствием она изрезала бы его в клочья?.. Если освободился он, значит, и все остальные… нет, такого не может быть! Где же Блейри и сила Венца, где Хеллид со всем своим воинством — куда они смотрят, чем заняты? Неужели все напрасно, и последнее, что ей суждено увидеть — грязный подвал, провонявший серой?..

…В этот самый миг в поединке на берегу озера одна сила одолела наконец другую.

…Понимание пришло ниоткуда и обрушилось горной лавиной, слабостью в пальцах, пустотой в мыслях: кончено.

Стрегия хрипло рассмеялась. Боль пронзила ее спину раскаленной стрелой.

— Значит, не судьба, — прошептала она. — А задумано было неплохо. Ах, Блейри, Блейри… лучше бы я позволила Львенку вздернуть тебя тогда, в Рунеле… Что ж, по крайней мере надеюсь, ты сдохнешь еще паскудней, чем я…

Раона сделала глубокий, прерывистый вдох. Острый запах «земляного масла» ожег ей ноздри. Внезапно пришедшая мысль заставила ее вновь разразиться хриплым хохотом, и на сей раз в этом смехе звучало злорадное торжество.

— Вы меня еще попомните, — пробормотала стрегия. — Попомните, будьте вы прокляты.

Она подтянулась на руках и вскрикнула от резкой боли — но переползла на шаг. Потом еще. Так, раз за разом напрягая руки, она достигла своей цели — неприметного ящичка из плотно пригнанных сосновых досок, стоящего на бочонке со смолой. Резким взмахом девица Авинсаль сбросила ящичек на пол, и тот разбился, рассыпав груду тяжелого серебристого порошка — того, что порой пригождается алхимикам в их опытах и даже на самую крохотную искру отвечает мгновенной вспышкой яростного пламени.

— Огонь очищает, — выдохнула Раона.

И ударила по каменным плитам пола лезвиями ножей.

Искр вылетело более чем достаточно.

…Ариен хромал, да и Повелительница Огня, хоть и казалась двужильной, заметно обессилела, к тому же им приходилось тащить по-прежнему бесчувственное тело одноглазого мага. До берега озера оставалось шагов пятьсот, а мастерская с мраморными драконами у распахнутых дверей едва скрылась за деревьями, когда земля под ногами внезапно мелко затряслась, и оба услышали позади басовитый, набирающий силу гул, похожий на грохот сползающей в пропасть горы.

Они обернулись — и застыли в изумлении, не веря своим глазам.

На месте только что покинутого приземистого строения с толстыми каменными стенами и крышей из красной черепицы вспучивалось — очень медленно, как показалось Ариену — тугое черное облако, словно кипящее изнутри. Оно вздулось чудовищным волдырем и вдруг прорвалось тысячей огненных брызг, проросло кверху толстым стеблем багрового пламени вровень с вершинами сосен, ушло в небо клубами черного жирного дыма.

Иллирет молча упала лицом вниз, закрывая голову руками. Мэтр собирался последовать ее примеру, но опоздал. Он услышал оглушительный гром и увидел, как валятся одна за другой медноствольные красавицы-сосны, а потом незримая великанская ладонь сбила его с ног и поволокла, как котенка.

Глава третья Договор

Около второго ночного колокола.

Никогда ранее ни один из замыслов Блейри да Греттайро не осуществлялся с такой легкостью. Право, если бы людям заранее внушили, кто из них должен где стоять и какую фразу в какой миг произносить, лучше все равно бы не получилось. Смертные беспечно вошли в приготовленную ловушку, и та захлопнулась. Оставалось только доступно растолковать им, кто здесь хозяин, и пожинать плоды.

Отряд, собранный Блейри для охоты на людского правителя, насчитывал три десятка душ, набранных исключительно среди наиболее проверенных дуэргар — некоторые участвовали еще в давних мессантийских похождениях Блейри. Также с ними примчалась Раона Авинсаль, возглавлявшая троицу своих самых фанатичных приспешников. Загонщикам не составило труда настичь добычу во время ночевки, благо проводница нарочно вела своих подопечных не прямой, а обходной дорогой. Повидавшись с Иламной и узнав последние новости, да Греттайро тронулся дальше, к берегам Синрета и колдовской школе, и на рассвете был уже там.

Здесь отряд разделился. Бо́льшая часть дуэргар стала лагерем в укромном лесном распадке. Шестеро, в том числе Блейри и Хеллид, пробрались в пределы поместья — вплавь через Синрет, не желая рисковать с охранной магией Школы. Кто-то из челядинцев школы заметил их, не вовремя выглянув на двор. Его не стали убивать — князь попросту заставил парнишку начисто забыть об увиденном. Более ни одной помехи их планам не возникло. Охотники расположились в заброшенном строении, приткнувшемся в дальнем уголке Школы, и стали ждать.

К середине дня, как и было рассчитано, у главных ворот появился король Аквилонии с присными. Людей провели в хозяйский дом, после чего до самого вечера продолжалась непонятная суета, завершившаяся внезапным появлением на крыльце воскресшего к жизни Хасти. Флаг над башней, заранее условленный знак того, что у лазутчицы есть новые известия, не появился, и ночью она не пришла.

Гулька прибежала только в конце следующего дня и выглядела странно — словно не вполне понимала, зачем и к кому заявилась. Когда она заговорила, Хеллид услышал в ее голосе нотки враждебности.

— Около второго ночного колокола будьте наготове, — бросила она, ни на кого не глядя. Похоже, Иламне не терпелось уйти. — Одноглазый маг нашел аквилонского принца — живым и невредимым, но в таких краях, что сам не сразу поверил. Он готовит какой-то сложный ритуал, чтобы его вернуть, после чего, полагаю, сляжет пластом не меньше, чем на пару дней. Лучшей возможности и не придумать. Когда все пташки соберутся в стаю, я дам сигнал — взмахну факелом. А там уж сами не плошайте.

— Почему ты не встретилась с нами раньше? — мрачно осведомился Хеллид.

— Кадена меня подозревает. Он застал меня, когда я пыталась поднять знамя, и после таскался следом, как пришитый. Мне и теперь едва удалось улучить возможность, но если буду отсутствовать долго, меня хватятся. Все запомнили? Если увидите, как кто-то машет факелом после полуночи — действуйте немедля!

Последнюю фразу она произнесла уже на бегу, скрывшись среди деревьев прежде, чем кто-либо успел сказать хоть слово.

— Не нравится мне эта девка, — буркнул Алдрен. — Шальная какая-то. Не поймешь, то ли что-то задумала, то ли наоборот, сама не знает, чего делает. Того и гляди заманит нас на расправу…

— Дурак, — равнодушно бросил Блейри. — Заманит тридцать клинков на расправу к десяти? Я их в одиночку голыми руками уделаю.

— Там одноглазый колдун, — упорствовал гуль. — Он один стоит целой армии.

— Молчать, — процедил да Греттайро. Алдрен послушно заткнулся.

— Князь, — тихонько спросил Хеллид, придвинувшись поближе, чтобы другие не смогли услышать, — разве ты не обработал ее, как остальных? Алдрен прав, девица что-то мутит. По-моему, она сомневается, стоит ли…

— Верно, она сомневается, — вожак дуэргар был само спокойствие. — Я подчинил ее еще в Токлау — мне-то не составляло большого труда проникать в крепость по ночам, — и с тех пор она была покорным проводником моей воли. Но мое воздействие на эту женщину ограничено. Оно ослабевает, если не обновлять внушение по меньшей мере раз в день. Иламна слишком предана покойному Драго, слишком долго прожила рядом со старым князем, привыкла к близости Венца и плохо поддается его зову — а если воздействовать с большей силой, Венец просто выжжет ей мозги… Впрочем, неважно. Главное она сделает, а потом… потом посмотрим.

…Ночная атака прошла как по маслу. Вначале Алдрен и Керрит, прирезав одинокого сонного сторожа, открыли ворота основному отряду, и три десятка дуэргар беззвучно и быстро рассыпались по территории «Сломанного меча». Они легко захватили нескольких пуантенских вояк, беспечно околачивавшихся возле жилых строений, связали прислугу, затем дождались сигнала Иламны и, как гром с ясного неба, накинулись на всецело поглощенных колдовским ритуалом людей на поляне у Круга Камней. Хеллиду выпало заняться лично Одноглазым — доверить столь ответственное и важное дело кому-нибудь другому Блейри просто не мог. Хасти ни в коем случае не должен вмешаться в происходящее: слишком уж он опасен и непредсказуем в своих поступках. Гуль справился как нельзя лучше — простой мешочек с песком надолго погрузил колдуна в мир сновидений. Державшиеся наготове выученики девицы Авинсаль тут же набросили на лицо Одноглазого тряпицу, пропитанную усыпляющим настоем, обмотали его по рукам и ногам веревками и резво поволокли прочь. Гуль отчетливо расслышал злорадный смешок убежавшей вслед за помощниками стрегии.

Как и рассчитывал Блейри, люди даже толком не сопротивлялись, хотя кое-кто успел выхватить оружие. Убивать никого не стали, памятуя о строжайшем приказе Блейри — просто скрутили, накинувшись по трое-четверо и мигом опутав припасенными веревками. С аквилонским монархом, правда, вышла незадача — вооруженный и в тяжелой броне, он мигом снес головы двоим дуэргар, сунувшимся первыми. Однако десяток нацеленных луков, а пуще того — нож, приставленный к горлу его драгоценного отпрыска, пробудили в варваре некоторое здравомыслие. Оглядевшись и уразумев, что противников больше, чем он в состоянии одолеть, он пожал плечами и с неохотой выпустил из рук свою жуткую секиру.

Другая заминка возникла из-за девицы Монброн — кстати, Хеллид до сих пор не решил, как относиться к этой особе, рабирийке по праву рождения, упрямо желавшей разделить свою судьбу с отпрыском человеческой расы. Относительно нее Блейри ничего не приказывал, опасности она вроде не представляла, и потому девицу всего лишь оттолкнули подальше, где она замерла с растерянным видом. Однако при виде того, как аквилонскому принцу угрожают ножом, девицу Монброн словно подменили. Она сорвалась с места, завизжала, ударила кого-то из дуэргар и сумела пробиться к своему любимчику. Оторвать ее можно было только насильно, и Хеллид решил, что не будет большой беды, если молодых людей запереть в одной комнате. Удрать они все равно не сумеют, а девица позаботится о мальчишке, вроде бы пребывавшем без сознания.

Людей повели и потащили по предназначенным им местам заточения: мальчика-принца и его подружку — в пристройку к дому чародея; самого колдуна — в мрачную каменную постройку, предназначенную под склад горючих магических инградиенций; свитских — в винный погреб. Аквилонца временно устроили по соседству с Хасти, следуя распоряжению Блейри: ни на мгновение не спускать глаз, лишить всякой возможности к бегству, однако соблюдать по отношению к гостю требуемое почтение. Что ж, с людским королем обошлись достаточно вежливо: избавили от чудовищного доспеха, обыскали на предмет припрятанного оружия и заперли в пустой кладовой.

Однако наиболее досадный промах сумел остаться незамеченным почти до самого конца облавы. Рейе да Кадена будто сквозь землю провалился. Хеллид своими глазами видел его днем — бродящим по землям Школы и вечером — выходившим на поляну с каменным кругом, а теперь сынок Драго бесследно исчез. Никто не заметил, как, когда и куда. Посмотрев на ночной лес, Хеллид с досадой сплюнул, поняв, что отправлять кого-либо на поиски бесполезно. На всякий случай он велел дуэргар обыскать территорию «Сломанного меча», но сомневался, что им повезет. Столь чудесно улизнувший Рейе может быть уже далеко, а ведь Блейри стремился заполучить его в свои силки не меньше, чем Аквилонца. Как он только умудрился это проделать, если последние десятилетия жил среди людей и наверняка позабыл повадки обитателя лесов?

— Позже, — холодно бросил Блейри, выслушав явившегося с повинной помощника. Рядом с Князем, не принимавшим участия в стычке, стояла хмурая и озадаченная Иламна. Время от времени Блейри негромко втолковывал ей что-то успокаивающим тоном, но угрюмость девицы не проходила. К тому же всякий раз, стоило ей заметить мимолетный отблеск лунного света в сапфире Венца, она мгновенно отводила взгляд. Хеллид вдруг догадался, что Князь раздумывает: подчинить былого герольда Драго, целиком завладев ее душой, или нет?

— Вы ведь не сделаете им… ничего плохого? — вдруг спросила Иламна. Должно быть, этот вопрос она задавала уже не в первый раз, и теперь он качнул чаши весов, на которых лежала ее судьба. Блейри мигом обернулся к ней, блеснув улыбкой, он был само радушие и предупредительность, и голос его зажурчал вкрадчивей кошачьего мурлыканья:

— Конечно нет, моя милая. И не стоит сомневаться — ты поступила верно. Сама понимаешь, ради безопасности Рабиров мне необходимо переговорить с этим человеком, правителем соседствующей с нами державы. Едва ли он добровольно согласился выслушать меня, потому и пришлось устроить это представление. Мы побеседуем, и он вместе со своими спутниками покинет наш край. Если хочешь, можешь сопроводить их к границе.

Гулька помолчала, набираясь храбрости, и заговорила вновь:

— А что будет с Хасти? Мне обещали, что его не тронут, а твои… твои подчиненные напали на него.

— Ну-у, это вынужденная мера. Выжег бы он тут, не разобравшись, все на лигу в округе… — пожал плечами Блейри. — Ты же прекрасно его знаешь. Как только он очнется, я объясню ему, почему пришлось так поступить, и извинюсь. Думаю, он поймет. В конце концов, его нрав уже стал в Лесах поговоркой. Или ты желаешь лично убедиться, что с ним все благополучно?

— Н-нет, — отказалась Иламна. — Я… Я тебе верю.

Она повернулась и пошла вглубь леса. Да Греттайро какое-то время молча смотрел ей вслед, затем коротко прищелкнул пальцами. Из темноты возник безмолвный силуэт, склонившийся в ожидании приказаний.

— Керрит, возьми воинов. Ищите да Кадену, он не мог уйти далеко. Брать только живым. Это первое. Второе: вон ту девицу догнать и прикончить. С этой делайте что угодно, она мне больше не нужна, — и, утратив всякий интерес к участи Иламны, Князь повернулся к Хеллиду: — Вот теперь пришел срок для действительно серьезного дела и достойного противника. Пускай посидит с полколокола в одиночестве, чтобы успел поразмыслить над своим положением. Потом веди его в часовню. Охрана… Пятерых вполне достаточно. Поставь их снаружи и сам будь неподалеку — потом выскажешь мнение о нашем разговоре. На всякий случай держи под рукой несколько листов пергамента — кто знает, вдруг пригодятся? Пока ведете, держите связанным — может затеять какое-нибудь буйство, но при входе в часовню освободите. И заприте дверь снаружи — так, чтобы он слышал.

Четвертый ночной колокол.

Маленькое капище Лесных Хранителей, избранное Блейри как самое подходящее место для встречи с аквилонским королем, представляло из себя круглую башенку розового и желтого песчаника, установленную в глубине леса на гранитном выступе. В стенах были прорезаны узкие окна, недостаточные даже для того, чтобы в них протиснулись мелкие лесные твари, единственная дверь могла похвалиться прочной оковкой из железных полос. Внутри находилось единственное помещение шагов пяти-шести в поперечнике, освещенное наполовину утопленным в потолок хрустальным шаром размером с крупное яблоко, испускавшим мягкий золотистый свет. Вдоль стен тянулась широкая каменная скамья, кое-где накрытая потрепанными ковриками. Центр круглой комнаты занимал алтарь, овальная плита светлого мрамора, возвышавшаяся на толстой приземистой колонне. Поскольку она до чрезвычайности смахивала на стол, то несуеверный Князь решил использовать ее соответственно, поставив на нее пару кувшинов вина, кубки и блюдо с небогатым угощением, составленным из запасов дуэргар и того, что нашлось в Школе.

Ожидая, да Греттайро рассматривал фрески на гладко оштукатуренных стенах, изображавшие Хранителей Забытых Лесов, и пытался понять — какая сила раньше заставляла его верить в могущество этих рисунков? Это всего лишь изображения, происхождение и тайный смысл которых давно утрачены. Но, пожалуй, их стоит пока сохранить — его народ привык в трудные дни уповать на своих небесных покровителей. Хотя какие это покровители? Так, красивые и обманчиво многозначительные образы, дошедшие из минувших веков. Вороная лошадь под двурогой луной. Дерево, одновременно и цветущее, и плодоносящее. Летучая мышь над зубчатой грядой гор. Единорог по колено в траве… Их так давно уже не встречали, интересно, уцелел ли хоть один из того табуна, что раньше обитал у Белых Омутов? Фигура неопределенного пола и облика, с ног до головы закутанная в зеленую ткань. Кто-то считает ее Духом Леса, кто-то — Смертью. Сам Блейри склонялся ко второму толкованию. В богов он не верил, смерть была реальна; лесного духа ему встречать не доводилось, зато с разлучительницей всех союзов да Греттайро давно уже был на «ты».

Снаружи послышались шаги. Не меньше дюжины ног топало по плитам дорожки, ведущей к порогу капища. Блейри уселся напротив входа, ощутив всплеск радостно-тревожного возбуждения, как в давно минувшие времена, когда он еще не был Князем и готовился выйти в людской город на очередную охоту. Шаги и негромкие голоса приблизились. В щель между створкой и косяком заглянул Хеллид, получил утвердительный кивок и настежь распахнул дверь. Драгоценную добычу втолкнули в проем, слишком низкий для киммерийца, так что ему пришлось нагнуть голову в невольном поклоне. Блеснуло лезвие ножа: верный приказу Хеллид разрезал веревки на вывернутых за спину руках пленника. Караульные скрылись за дверью. Лязгнул вдвигаемый в скобы засов.

Да Греттайро остался сидеть, не шевельнув ни единым мускулом, не издав ни единого звука, лишь с интересом наблюдая за поведением гостя. Он хорошо помнил и сразу узнал этого человека, едва не истребившего всю его шайку в Мессантии, хотя киммериец здорово изменился за прошедшие десятилетия — прежде всего, еще раздался в плечах и вроде бы даже стал выше ростом. Сложение Конана и раньше весьма впечатляло; в тесноте часовни он смотрелся подлинным медведем. В гриве прямых волос, небрежно прихваченной на затылке кожаным ремешком, поровну мешались чернь и серебро. Лицо варвара годы также не пощадили: крупные правильные черты несколько утратили подвижность, резкие морщины пролегли на лбу и меж густых бровей, но яркие синие глаза смотрели с прежней живостью, а в движениях не чувствовалось ни грана скованности, свойственной почтенному возрасту.

Мы ведь с ним почти ровесники, подумал вдруг гуль. Я, пожалуй, даже постарше. Но больше тридцати — по людскому, конечно, счету — мне не дашь, и так будет еще самое малое три столетия, а киммерийцу отмерено — сколько? Еще десять лет? Двадцать? До чего недолговечны люди, как непривлекательна их старость… Конечно, этот здоровяк с Полуночи великолепен даже в свои весьма преклонные годы, но такие исполины редко рождаются среди людей. Впрочем, и его кости успеют истлеть в могиле, и кости всех ныне правящих людских владык, сменятся династии, падут многие троны, — а Блейри да Греттайро будет править Рабирами, по-прежнему храня телесную крепость и ясность рассудка… Неужели одно это не служит достаточным доказательством избранности гульского народа?..

Вошедший тем временем наскоро размял затекшие от веревок руки, глянул на Блейри с высоты своего немалого роста, и его громкий насмешливый голос, привыкший отдавать команды на поле боя, заполнил тесную келью:

— Ты что еще за хрен, парень? Чего сидишь — лотоса обкурился или ноги не держат? Разговор у меня будет только с вашим старшим, и никак иначе. А ты, сопляк, больше как на конюха не тянешь… Ну, пошел вон!

После собственных благостных размышлений об избранности народа Рабиров грубая речь киммерийца подействовала на Блейри не хуже ведра ледяной воды. На миг Князь опешил: его, коронованного владыку Забытых Лесов, принять за конюшенного служку?! Вспыхнувший гнев опалил его разум жаркой волной. Однако негодование тут же схлынуло, уступив место трезвому пониманию: людской король догадывается, кто перед ним, и нарочно пытается вывести противника из себя. Как всегда в сложной ситуации, Конан из клана Канах предпочел лобовую атаку изощренной дипломатической дуэли.

Что ж, если так, я найду способ заставить тебя играть по моим правилам, подумал Блейри. Но и грубости не спущу. Не двинувшись с места и не отвечая, даже не изменившись в лице, он одними глазами наблюдал за Конаном.

Варвар привольно, по-хозяйски уселся напротив, чуть помешкав, выбрал из кубков самый вместительный и от души налил себе вина. Блейри не пошевелился. Киммериец хмуро покосился на него и поднес кубок к губам.

Тогда правая рука Князя метнулась вперед с быстротой, за которой не мог уследить человеческий глаз, и ударила по серебряной чаше.

Попыталась ударить. Конан был настороже, и его ответ оказался не менее быстр. Киммериец перехватил удар над столом-алтарем, стиснув запястье да Греттайро будто тисками. При этом часть вина выплеснулась ему на колени и рубаху, но оставшееся Конан выпил одним мощным быстрым глотком и швырнул тяжелый кубок в голову Князя.

Гуль легко уклонился, и серебро зазвенело о камень. Так же легко он свободной рукой выхватил в воздухе могучий кулак Конана, летящий ему в переносье следом за кубком. Сцепив руки над священным камнем, два равных по силе противника тщились превозмочь друг друга — так порой забавы ради тягаются моряки в портовых тавернах Кордавы, ставя на кон кувшин дешевого красного вина, только теперь ставки могли быть несравненно выше. Десять, двадцать ударов сердца — лицо Конана покраснело от напряжения, на шее Блейри вздулись жилы, однако оба, как ни старались, не могли ни освободиться от захвата соперника, ни прижать его ладонь к мраморному столу.

Наконец разжали пальцы оба — одновременно.

Блейри глянул на свое правое запястье, перехваченное багровым следом от железных пальцев Конана. Его лицо выражало брезгливое недоумение.

— Неплохо для смертного, — признал он. — Мой урок вежливости не удался. И все же, киммериец, даже став королем, ты все равно остался грубым варваром.

— Я остался воином, — буркнул Конан, потряхивая онемевшей ладонью. — Ты меня тоже удивил — нипочем бы не подумал, что в таком заморыше спрятана сила, равная моей. Кто ты такой, прах тебя побери?

— Грубость, похоже, для тебя привычнее, чем дыхание, — чуть заметно усмехнулся гуль, — но здесь и сейчас она лишь выдает твою неуверенность. Меня зовут Блейри да Греттайро, и я — князь Забытых Лесов.

— С ума сойти. В таком юном возрасте, и уже князь… Постой-ка! Как, говоришь, тебя зовут? Рейе рассказывал что-то… Ну да! Ты и есть тот самый ублюдок, из-за которого все началось! Так это ты убил вашего прежнего правителя?

— Нет. Я отдавал такой приказ, верно, но мы не успели. Князя Драго, к твоему сведению, никто даже пальцем не коснулся. Он умер сам, как и бо́льшая часть наших стариков, когда подействовало колдовство, вызванное к жизни твоим сыном. Так что можешь считать убийцей собственного отпрыска, — рабириец довольно прижмурился, не выпуская, впрочем, собеседника из виду. — Странно, что Золотой Леопард об этом умолчал. Наверное, побоялся твоего гнева, как думаешь? Но буду с тобой полностью откровенен: я убивал и сам. Я убил многих людей. Некоторые из них были твоими друзьями.

— Что мне помешает открутить тебе башку прямо сейчас? — прорычал киммериец, сжимая кулаки.

— Здравый смысл, — безмятежно откликнулся гуль. — Прикончить меня нелегко, снаружи охрана, за нами наблюдают. Неподалеку под бдительным присмотром содержат уйму тех, кто тебе по разным причинам до́рог, в том числе твоего сына, чье спасение из тьмы веков обошлось вам немалой ценой. Одно твое неверное движение, и тебе преподнесут его голову на подносе — золотом, как подобает персоне королевской крови. А теперь давай покончим с нелепыми препирательствами. Возможно, ты получаешь удовольствие, изображая неотесанного горца, но мне доподлинно известно, что на деле ты не таков. Итак, готов ли ты к серьезному разговору?

— Я здорово тупею, когда веду разговор с ножом у горла, — огрызнулся правитель Аквилонии. — Ну, валяй, начинай, а я послушаю, что умного скажешь. Надеюсь, ты не собираешься приносить меня в жертву какому-нибудь змееногу или гигантскому пауку? Во времена моей молодости находились любители, пробовали…

Блейри непонимающе поднял бровь.

— Значит, выкуп, — проворчал Конан с большим облегчением. — Нашел серьезный разговор, тоже мне… Сколько? В золоте, серебре, алмазах? Может, в векселях офирского казначейства?

— Об этом я не думал, — честно признался гуль. — Но раз ты предлагаешь, пусть будет еще и выкуп. Пятьдесят тысяч золотом, остальное, так и быть, векселями. Только это не главное — скажем так, маленькое приятное дополнение.

Конан крякнул.

— Тогда какого ж тебе?..

— Для начала мне требовалась толика твоего внимания, — да Греттайро откинулся к шершавой стене часовни. — И я его уже получил. Теперь постараемся забыть на время выходки твоего сына, ущерб, причиненный войсками твоего подданного, жизни твоих людей, взятые моими сородичами, и моих соотечественников, павших от рук смертных. Все это становится не слишком важным, когда я получаю известие о том, что три дня назад армия Зингары пересекла на Полудне бывший рубеж Незримой Стены и пусть медленно, но все же продвигается по нашим землям, захватывая опустевшие поселки и насаждая в захваченных местностях свою, пока что временную, власть.

— Та-ак, — энергично кивнул киммериец. — Чабела всегда казалась мне скорой на подъем.

— Как ты полагаешь, что это может значить — для меня? И для тебя, кстати?

— Для меня? Ровным счетом ничего. А для тебя это означает, что Зингарка пустила в ход некую обгрызенную крысами грамоту о признании вольного княжества Рабиры под рукой Кордавы, подписанную лет двадцать тому ее представителями и Рейениром Морадо да Каденой, — не замедлил с ответом Конан, не удержавшись от едкого смешка. — И теперь Золотая Башня на самых что ни на есть законных основаниях тянется к вашим драгоценным Забытым Лесам. А еще — что к концу года составителям карт прибавится работы. Им придется чертить новые планы, где на месте Рабирийских холмов будет красоваться надпись: «Владение Зингары». Да! Еще это означает большую склоку между Кордавой и Мессантией по поводу границ. Вы уже сколько столетий торчите прямо на рубеже между теми и другими, не давая никому хапнуть столь лакомый кусочек. В общем, скучать никому не придется.

— Хорошо, — Князь чуть склонил голову в знак согласия. — Теперь поставь себя на мое место. У тебя есть крохотная страна, окруженная со всех сторон могущественными соседями, есть немногочисленный и невоинственный народ, еще не оправившийся после навалившегося бедствия, и твердое решение уберечь свои земли от людского нашествия. А также — видишь, я полностью честен с тобой — огромное желание любыми средствами сохранить голову на плечах и корону на голове. Как бы ты поступил в таком случае?

— Ну-у, я… — варвар сделал вид, будто напряженно думает, даже навалился локтями на стол и стиснул руками виски. — Я… на твоем месте… Знаешь… Пожалуй, я бы на твоем месте… да, точно! Я бы повесился.

Блейри долго молчал.

— Мое терпение велико, но не безгранично, — очень тихо произнес он наконец, и на этот раз в его голосе явственно слышалось холодное бешенство. — Еще одна такая выходка, и нам принесут голову кого-нибудь из тех, кто заперт сейчас в подвале. Ты можешь шутить дальше, если находишь это уместным, но должен помнить: одна шутка — одна голова. Теперь продолжим. Вопрос тот же.

— Сперва я бы попытался столковаться с посланцами Чабелы, — мрачно бросил Конан уже без всякого притворства. — Для начала — с теми, кто командует вошедшей сюда армией. Наполнил бы леса лазутчиками, дабы узнать, каковы намерения зингарцев, сколько их, кто их ведет, насколько они уверены в собственных силах. А еще я бы из кожи вон лез, дабы убедить Золотую Башню, будто я гораздо сильнее и опаснее, чем кажусь на первый взгляд. Мол, у меня припрятано такое, против чего все силы людей окажутся бесполезны.

Вполуха прислушиваясь к рассуждениям монарха Трона Льва, Блейри попытался совершить то, чему обучился при помощи Венца: представил истекающий из сапфира тонкий луч, тянущийся к разуму собеседника. Этот луч мог быть яростным, как половодная река, мгновенно сметающая любые преграды, но мог превращаться в тончайшую паутину, украдкой опутывающую мысли личности, заинтересовавшей Князя. Гуль не торопился: затеянная игра обещала быть захватывающе интересной. Было бы досадно испортить ее в самом начале. Вот синий свет, как всегда происходило, словно бы уперся в каменную стену, просочился насквозь и рассеялся над… пожалуй, над водной гладью, исчерченной мелкими волнами. Ничего похожего Блейри раньше не встречал: покоренные им души чаще имели образы трепещущих огоньков, иногда — деревьев или животных. Водный простор завораживал, однако под его обманчивым спокойствием, на самой глубине, ощущалось присутствие чего-то могущественного, дремлющего, но способного в любой миг проснуться и объявиться на поверхности. Да Греттайро вдруг обнаружил, что вовсе не горит желанием познакомиться поближе с этой загадочной тварью. Хотя чувство страха в его душе умерло, инстинкт самосохранения подсказывал: без необходимости с этим лучше не тягаться.

Интересно, выскочила откуда-то непрошеная мысль, а как выглядит разум Хасти?

Усилием воли Блейри заставил себя восстановить утраченную на мгновение нить разговора. Что ж, раз Аквилонца защищает нечто непонятное, он не станет прибегать к магии Венца… пока. Для начала будет довольно простого поединка слов и сообразительности.

— Не подходит, — бросил он в ответ на рассуждения Конана. — К какому средству могут прибегнуть Рабиры, дабы устрашить людей? Скажи, что в этом мире способно всерьез испугать королеву Зингары? Возможность в один прекрасный день обнаружить на пороге труп своего любимца да Кадены? Скорее она сочтет подобный жест поводом для небольшой победоносной войны и расширения пределов королевства Зингарского. И вряд ли она станет вести переговоры на равных с тем, кто по своим возможностям равным не является. А вот с тобой, Аквилонец, мы беседуем на равных. Понимаешь, почему?

— Что-то твоя болтовня перестает мне нравится, — нахмурился Конан. — Я еще могу понять, что даже такой мерзавец, как ты, способен заботиться о родном крае… Но вот способы, какими ты это собираешься делать, никуда не годятся.

— Я же сказал, что намерен добиться своего любыми средствами, — с нажимом повторил гуль. — Разве люди поступают иначе? Ну-ка, приоткрой завесу тайны: сколько раз ты сам обращал чужие жизни в предмет торговли?

— Между прочим, мне и свою жизнь частенько приходилось ставить на кон, — отрезал киммериец. — А вот про тебя болтали, якобы ты мастер загребать жар чужими руками.

— Я поступаю так, как считаю нужным и разумным, — пожал плечами да Греттайро. — Повторяю, я не намерен с тобой препираться. Или ты добровольно согласишься оказать мне некоторые услуги, или мне придется добиваться твоего согласия иными, более жесткими средствами. Рано или поздно тебе придется уступить, но зачем вынуждать страдать невинных, потакая собственному упрямству?

— Допустим, — поморщился король Аквилонии. — И какую же такую услугу я могу тебе оказать? Моя жизнь и золото за нее тебе вроде не нужны. Если ты вздумаешь торговаться с Чабелой нашими с Коннахаром головами, что ж… огорчение Зингарки от нашей смерти будет беспредельным, зато твоя смерть, когда она все равно захватит Рабиры, станет просто чудовищной. В башне Эрданы палачи свое дело знают…

— Нет, ты и твой любимый наследник для меня стократ ценнее живыми. Я собираюсь торговаться, верно, но не с Чабелой, а с тобой, — перебил Блейри и пояснил, завидев недоумение на лице киммерийца: — Мне — а в моем лице и Рабирам — как ни печально это звучит, позарез необходим высокий покровитель среди людей. Тот, кто может взять Леса под свою опеку. Тот, против кого не отважится выступить ни одно королевство Заката или Восхода. Единственный человек в нынешние времена, подходящий под эти условия — ты. Забытым Землям требуется покровительство Аквилонии. Для всех это должно выглядеть как нечто вроде вассальной клятвы с моей стороны, и только мы будем знать, кто в действительности диктует условия в нашем союзе. Я хочу… нанять тебя, Конан. Так, как нанимают телохранителя или охранника в караван. Как нанимали тебя самого бессчетное множество раз, покуда судьба не вознесла тебя на трон. Нанять тебя, твое влияние, твои аквилонские легионы. Сделка будет честной — свобода Рабиров в обмен на жизнь, а затем и свободу твоего сына.

— Однако, — только и сумел выговорить Конан, после чего заново наполнил один из уцелевших кубков, приложился к нему и надолго замолчал. Князь Лесов ждал, по-прежнему не шевелясь и став единым целым со стеной. Ждал, как выжидают в засаде хищные звери, подкарауливая один-единственный подходящий для нападения момент. Мысленно он бился об заклад сам с собой, делая ставки на то, каким будет первое после затянувшейся паузы слово владыки Трона Льва. И проиграл, ибо Конан вдруг осведомился:

— Отчего бы тебе не чесать левой ногой правое ухо, а обратиться прямиком в Золотую Башню? Если ты будешь таким же говорливым и сладкоречивым с Чабелой и ее присными, как со мной, они вполне могут согласиться на твои предложения.

— Повторяю, у меня нет на них влияния, — отрицательно покачал головой да Греттайро. Сапфир в Венце отбросил на стену россыпь синих бликов. — Нет времени. Я не знаю нрава хозяйки Золотой Башни. Она слишком далеко отсюда. Жизнь зингарского любимчика ей, вероятно, дорога, но не дороже политических интересов. От добра добра не ищут — в отличие от Чабелы, ты находишься здесь, в моих Лесах, у меня в…

— …плену…

— …в гостях. И твой сын с его подружкой, и Хасти Одноглазый, который тоже весьма дорог тебе, они также… гостят… у меня. Все это, согласись, несколько усиливает мои позиции.

— Понятно, — протянул киммериец. — Значит, ты все рассчитал и уверен: с первым же лучом солнца я, ровно осел с перцем в заднице, помчусь в сторону зингарской границы, останавливать надвигающуюся на вас армию?..

— Именно так! Вкупе с некоторыми из моих приближенных, — подхватил Блейри. — А для пущей убедительности вы повезете своеручно подписанную тобой и мной грамоту о согласии Аквилонского королевства принять под свою защиту Рабирийское княжество, законным — и признанным тобой! — правителем коего является Блейри да Греттайро.

— После чего я на старости лет окажусь по уши втянутым в бесконечный скандал с Зингарой касательно того, чьим протекторатом являются Рабиры, — мрачно закончил варвар. — Конечно, Чабела трижды подумает, прежде чем прибегать к угрозе оружием, поскольку отлично знает: на удар я отвечаю ударом, но наши отношения будут испоганены если не навсегда, то очень надолго. Мессантия, прослышав о подобном союзе, вообще не рискнет вмешиваться, ей в последние годы и без того несладко пришлось. Обходились они как-то сотни лет без земель Рабиров, ну и впредь обойдутся. Вы опять затаитесь в своих чащобах и будете мерзко хихикать, довольные тем, как ловко вам удалось стравить между собой два людских королевства, а самим остаться в стороне и уцелеть. Ну все при деле. Теперь скажи, с какой это стати я соглашусь вешать себе на шею такую обузу?

— Ради того, чтобы в не столь отдаленном будущем твой старший сын и его спутники могли отправиться в Тарантию, — гуль одним плавным движением поднялся на ноги, опираясь обеими руками на широкую кромку алтаря. — Ты ведь хочешь, чтобы его мать вновь увидела сына, а твоя жена — мужа? Хочешь, чтобы твои друзья и подданные возблагодарили тебя за возвращение домой их пропавших детей? Теперь только от тебя зависит, сколько они смогут пользоваться нашим гостеприимством. Не волнуйся, мы не причиним им вреда. Они поживут у нас — год, два… или три… Пока не станет очевидным, что Рабирам более не угрожает опасность со стороны людей. Или пока я не восстановлю Границу. Тогда ты получишь их обратно — целыми, невредимыми, слегка повзрослевшими и изрядно поумневшими. И не надо столь грозно на меня смотреть: я не предлагаю ничего, не опробованного вами, людьми. Скольких наследников знатных и неугомонных семейств ты держишь при своем дворе, дабы их отцам не взбрело в голову умыслить против тебя что-нибудь эдакое?

— Семерых, — даже не раздумывая, ответил король Аквилонии. — Пятерых парней и двух девиц. В основном из Шамара, а то они вечно там норовят сговориться за моей спиной с Иантой. Но я же не сажаю их на цепь в подвале! Они имеют равные права со всеми прочими обитателями дворца и всегда могут наведаться домой.

— Как не назови, смысл остается прежним — молодые люди обеспечивают короне повиновение своей родни, — тускло напомнил Блейри. — Знаешь, многие в Рабирах верят, что судьба рано или поздно воздает за все совершенные поступки. Ты удерживал чужих детей — теперь кто-то захватил твоих. Может быть, через десяток лет твои подросшие отпрыски найдут способ отомстить мне, а пока — их судьбы решаем мы, старшее поколение. Мне нужна отсрочка, Конан, только отсрочка, время работает сейчас против меня! Так я могу рассчитывать на то, что мои слова заслуживают ответа, данного не злостью или ненавистью, но здравым смыслом?

— Сперва я хочу увидеть моих спутников и Коннахара, — голос киммерийца звучал по-прежнему непререкаемо, но Князь Лесов уловил в нем необходимый оттенок сомнения. Соперник готов сдаться, но желает и в поражении сохранить достоинство. Глупо, ну да пусть утешится хоть этой иллюзией.

— Ты их, несомненно, увидишь, — согласился да Греттайро. — И своими глазами убедишься, как мы умеем держать свое слово. В знак моих добрых намерений я готов даровать некоторым из них свободу прямо утром. Скажем, людям Пуантенца, которые не представляют для нас особого интереса. Пусть уезжают вместе с тобой.

— А что насчет да Кадены и гульской девицы, которая показывала нам дорогу сюда? — осведомился Конан. — Собственно, на девчонку мне плевать, но Рейенир — мой давний знакомец. Как-то не верится, чтобы он мог принимать участие в твоем заговоре.

— Он и не принимал, — безразлично отмахнулся рабириец. — Госпожа Иламна согласилась помочь нам, следуя зову крови, но чем руководствовался да Кадена, присоединяясь к вашему походу, мне до сих пор неясно. Кроме того, Рейе здесь нет. Он сбежал во время колдовской церемонии. Возможно, решил, что с него достаточно, и теперь вовсю несется к зингарской границе… к своей заступнице и утешительнице из Золотой Башни.

— Сбежал?! — не поверил варвар. — Рейе — сбежал?

— Если ты ранее не подозревал об этой особенности его нрава, то мне очень жаль, — хмыкнул гуль. — Да Кадена всегда был таким — весьма… гм… осторожным. Можно сказать, это основная черта его характера. Именно поэтому Драго, наш прежний Князь, не спешил видеть сына своим преемником. Если тебе доведется когда-нибудь снова столкнуться с Рейениром — вспомни мои слова и поступай по собственному разумению… Ты хочешь спросить еще что-то?

— Хасти, — тяжело уронил Конан. — Что будет с ним? Я видел, твои подручные обласкали его по затылку и уволокли. Что ты собираешься с ним делать?

— Ровным счетом ничего, — внутренне Блейри подобрался и насторожился, словно вступая на зыбко колыхающуюся тропку над бездонной болотиной. Рано или поздно разговор должен был коснуться участи рабирийского магика — немаловажной фигуры в разыгрываемой им игре. — Во-первых, он сейчас пребывает без сознания — и по нашей вине, и потому еще, что ритуал отнял у него изрядное количество сил. Во-вторых, у меня нет возможности что-либо с ним сделать. Это как раз он, не разобравшись, способен обратить меня и моих соратников в горстку праха. Так что мы обождем, когда он очнется, а затем постараемся убедить его принять нашу сторону. Если повезет, именно он станет нашей тайной силой. Он дорожит своим домом, Рабирами, и уже однажды защитил княжество, соткав Вуаль Мрака. Отчего бы ему не совершить такое деяние во второй раз?

— Тогда на кой вам аквилонские заложники? — вполне разумно заметил варвар. — Столкуйся с Хасти, и ваши ненаглядные леса спасены.

— Та же беда, что и с Чабелой Зингарской, — слегка нахмурился да Греттайро. — Решение Эллара может оказаться каким угодно. Он вполне способен заявить, что уже сделал для нас все возможное. Лучше уж я буду иметь дело с тем, кто имеет в этом запутанном деле свой кровный интерес.

И кого я могу направлять в нужную сторону, мысленно добавил он. А твой одноглазый приятель мне вовсе ни к чему. Раона, конечно, попробует заставить его быть смирным и послушным, но вряд ли ей это удастся. Кто она — всего лишь недоучившаяся колдунья. Как только ты отъедешь подальше, я немедля займусь решением участи Одноглазого… по своему усмотрению.

— Так мы договорились? — подвел итог Князь Лесов, немного удивившись тому, как быстро добился желаемого. Причем совершенно не прибегая к магии Венца, но полагаясь только на собственный ум. Слухи об упрямстве и несговорчивости Аквилонца все-таки сильно преувеличены. Он такой же человек, как его сородичи, и точно также беспокоится за судьбу своего ребенка, хотя и умудряется это скрывать. Что ж, любая дорога начинается с первого шага, и немыслимый прежде союз Короны Льва и Забытых Холмов имеет все шансы появиться на свет. Может быть, это даже пойдет Рабирам на пользу. Осталось только, чтобы человеческий правитель сам произнес свой приговор.

— Может быть, — медленно и явно сделав над собой нешуточное усилие, процедил Конан. — А может, и нет. Я подписал бы договор о протекции с Драго, причем сделал бы это безо всякого принуждения. Но когда такой гнус, как ты, проявляет такую настойчивость, я должен подумать, даже несмотря на предъявленные весомые аргументы… По правде, с куда большей охотой я увенчал бы тебя не короной, а петлей… Сколько времени у меня есть на раздумья?

— У тебя его нет. Вообще, — отчеканил Блейри. — С каждым днем я теряю кусок своей земли. Я слышу каждый шаг захватчиков на этой земле, и от этого… Словом, сейчас принесут пергамент, перо и…

К удивлению варвара, гуль вдруг потерял всякий интерес к разговору, настороженно прислушиваясь к неким шорохам, неразличимым простым ухом. Его пальцы стиснули край мраморного алтаря с такой силой, что Аквилонец уже приготовился увидеть разбегающиеся по светлому камню трещины. Внезапно да Греттайро кинулся к двери, с яростью замолотив по створкам. Снаружи завозились, поспешно вытаскивая засов, и внутрь сунулась чья-то темноволосая голова.

— Хеллид, быстро гони своих лазутчиков на берег и к дому Одноглазого, — распорядился Князь. — И поднимай всех остальных — у нас посетители, с которыми я желаю повидаться. Да шевелись же! — раздраженно прикрикнул он на оторопевшего помощника, не видевшего никаких причин для беспокойства. Школа дремала, скрытая предутренними сумерками, в которых нерешительно пересвистывались ранние птицы. Впрочем, Хеллид накрепко усвоил, к чему могут привести расспросы и возражения, и задержался только для того, чтобы уточнить — его подчиненные по-прежнему должны охранять часовню или присоединиться к ловле неведомых злоумышленников?

— Пусть отправляются с тобой, — отмахнулся Князь и повернулся к озадаченному столь внезапной переменой Конану, снисходительно пояснив:

— Кое-кому не дает покоя совесть. Не ожидал от него, но если так… Да Кадена вернулся, и теперь он мой.

— Он останется в живых, как и все прочие заложники, — быстро сказал Конан. — Таково мое условие: никто не должен умереть. Или пускай Рабиры горят синим пламенем.

— Хорошо, — с неожиданной легкостью согласился гуль. — Подожди здесь, я не задержусь надолго…

— Нет! Я иду с тобой, — варвар, помрачнев, выбрался из-за стола-алтаря. — К тому, кто удерживает в заложниках моего сына, у меня доверия нет. Я должен убедиться лично, что никому из моих спутников не причинили вреда, и увидеть своими глазами целого и невредимого Коннахара — только тогда ты можешь надеяться на продолжение нашего разговора, понял?

— Н-ну… хорошо, — на сей раз согласие далось Блейри не без труда. — Но помни — все осталось по-прежнему. Думай, прежде чем совершить даже самое малейшее движение, ибо от него зависит участь твоего отпрыска и твоих людей, и не пытайся геройствовать понапрасну — мои лесные стрелки не промахиваются… Хеллид, почему ты еще здесь? Если они улизнут, ты мне за это головой ответишь. Бегом, я сказал!

Странно выглядела эта группа, быстро идущая через просыпающийся лес: полудюжина рабирийцев и единственный человек, возвышающийся над ними на добрую голову. Дверь капища осталась стоять распахнутой, и из-за причудливой игры теней казалось, будто изображения на стенах движутся, беседуя друг с другом и перемещаясь с места на место.