Глава 8

Пожалуй, ему стоило оставить ее скованной.

Она дернулась в его хватке, вздрогнув от боли в процессе.

— Это что, какой-то вариант подземного варварского со­блазнения?

— Соблазнения?

— Ты посреди ночи вытаскиваешь меня из моей комнаты. Одну. — Она вцепилась ногтями в его руки, когда поняла, что просто так он не отпустит. — Как неандерталец, который во­лочит добычу в свою пещеру.

Ее слова встряхнули Лето в тот самый момент, когда он уже решил, что взял свои желания под контроль.

— Я не планировал ничего подобного, неофит. И ничего такого, что ты могла бы себе придумать.

Чтобы сдерживать свои обостренные чувства, требова­лось почти столько же мастерства, сколько требовало их ис­пользование. Вместо того чтобы насладиться ее запахом, ее прерывистым дыханием и тем, как ее тело звенело от ее уси­ленных тренировок, он затолкал сокрушительное желание туда, где держал взаперти все свои эгоистичные импульсы. Ему нужно пробиться сквозь стену, которую она вокруг се­бя выстроила. Физические доспехи он мог ей позволить, но между ее разумом и победой не должно было быть преград.

Лето отпустил ее волосы и снова смерил ее взглядом. Она была зажата. Прямая спина. Напряженные конечности. Он не мог понять, что это: уверенное ожидание его следующего ша­га или балансирование на грани ужаса. Он хотел, чтобы она рычала, а не ждала от него худшего. Возможно, это был изъян работы с женщиной, которая только недавно вышла из лабо­раторий. Да, она была крепкой. И все же вздрагивала чаще, чем ему бы хотелось. Только в Клетке он видел, как она отбра­сывает сомнения и использует свое прошлое как оружие.

Внезапно у него появилась идея, непохожая на все, что он замышлял и использовал раньше. В конце концов, ему ни­когда еще не устанавливали таких сроков: три коротких не­дели, чтобы подчинить, сломать или понять неофита. И ни­когда еще не приходилось тренировать таких женщин. От Нинн он смог добиться лишь видимости послушания и улуч­шения ее физической формы.

Она ждала, что он будет относиться к ней как к куску мя­са, как в лаборатории.

Она ждала новой боли. Продолжения деградации.

Чего она не ждала, так это возможности выбирать.

Нинн все так же прожигала его взглядом, но перестала бо­роться. Усталость была видна во всех мелочах. В вялости бро­вей. В пурпурных полумесяцах под льдисто-голубыми гла­зами. В легком тике ее верхней губы. Она слишком сильно гнала себя вперед, и ее способность восстанавливаться от ран и физических нагрузок, которая выросла после первой вспышки ее силы, теперь, похоже, таяла. Ему повезет, если к первому матчу ее уязвимость не успеет стать человеческой.

Его целью было подготовить ее, пусть даже проявив не­свойственную ему нежность. Возможно, суть заключалась не в том, чтобы пробить ее защитную стену, а в том, чтобы про­скользнуть сквозь щели в ее кладке.

Он подошел к скамье, на которой оставил поднос. И сел.

— Я обещал тебе порцию еды. Ты будешь есть?

Настороженность изменила ее черты. Она была красива. Более того, она притягивала взгляд. Даже если бы Лето не назначили ее опекуном и тренером, она бы привлекла его внимание. Настороженной она выглядела моложе — скорей всего, именно такой она была среди людей. Ему не нрави­лись напоминания о том, что когда-то у нее была жизнь за пределами комплекса. Отчасти потому, что эта жизнь впол­не определенно заставляла ее сдерживаться. Отчасти пото­му, что он не хотел сочувствовать ее потере. И отчасти по­тому, что никогда не умел справляться с вещами, которых не мог понять.

Бой. Жжение в уставших мускулах, боль от полученных ран. Захлестывающая волна аплодисментов. Секс с женщи­ной, которая примет его победы в первородный сосуд свое­го тела.

С этим Лето был знаком.

И знал, что даже самое осторожное существо рано или поздно среагирует на еду и мягкий голос.

Нинн потерла лицо, затем основание шеи. Оглядела аре­ну, и ее голубые глаза серебрились от подозрений. Затем по­жала плечами.

— И за что же это?

Она подошла к нему, демонстративно печатая шаг. Миг со­мнений... прошел.

— Ты мог протянуть руку и предложить мне еду, а затем отнять. Согласно схеме «риск — награда» это должно стиму­лировать мой потенциал.

— Слишком много слов для такого пещерного человека, как я. Это означает, что ты будешь есть?

— Только если ты скажешь, что только что почти пошутил.

— Почти.

И она едва уловимо улыбнулась. Настороженность совер­шенно иного рода помогла Лето расслабить кожу, затем про­никла глубже, до самых костей.

Грациозная, несмотря на усталость, Нинн села рядом с ним на скамью.

— Сэндвичи, сэр?

— Начинаешь привередничать, женщина? Заткнись и ешь.

На этот раз она определенно улыбнулась. Ее рот казался маленьким по сравнению с остальными чертами лица, но пользоваться им она умела. Маленькие ровные белые зубы, пухлые губы. Ничего выдающегося, но общий эффект был потрясающим. В ее глазах светилось веселье. Веснушки на носу и щеках, как всегда, приковали его внимание.

Она развернула упаковку и начала есть, как он и приказал. Яблоко, сэндвич из грубого ржаного хлеба с холодной вет­чиной, большая порция миндаля. Протеин для битвы. Они сидели на арене, которая, если использовать ее в качестве простой столовой, казалась просто огромной. Слишком ма­ло места они занимали здесь, на площадке, где Королей Дра­кона учили становиться больше жизни.

Он не привык чувствовать себя маленьким.

Пару раз взглянув на Нинн искоса, он прекратил таиться и открыто уставился на ее профиль. Стрижка, которую он сде­лал насильно, получилась неровной, но короткие волосы с игол­ками более длинных прядей на удивление шли ей. Они прида­вали ей агрессивный вид и открывали сильную линию челюсти. У нее были маленькие уши, слегка заостренные на концах.

— Это плата за мою еду? То, что ты на меня пялишься?

— Не на тебя. Только на твои уши. Ты похожа на пикси.

— А ты совершенно не похож на поэта.

— Я и не старался походить. Легенды о фейри и пикси, кельт­ские мифы и горские секреты родились в клане Пендрей. Я просто не ожидал подобной черты у той, что из рода Тигони.[2]

Она снова пожала плечами, но движение вышло напря­женным. Почти защитной реакцией. Возможно, она лгала. Лето позволил своим чувствам выйти на максимум. Мен­тально пробиться сквозь барьер ошейника. Вытянуться. По­тянуться дальше.

— Так ты знаком со всеми Тигони? — спросила она.

— Нет. И никогда не встречал тех, кого хотелось бы изу­чить так близко.

Нинн развернулась к нему лицом и тут же отодвинулась.

— Правда? Не начинай.

— Ты предпочитаешь, чтобы я вел себя как другие здешние мужчины? Как те работники в столовой, которые прячутся по углам, чтобы тебя рассмотреть? Я не стану этого делать. — Он провел пальцем по линии ее челюсти. Она вздрогнула. А ког­да он повторил движение снова, затем снова, закрыла глаза. — Если я решу на тебя посмотреть, ты это заметишь. И я не ста­ну извиняться.

От напряжения ее губы скривились. Лето позволил своим чувствам усилиться еще больше. Он ощутил ее феромоны, почти незаметную дрожь, то, как приподнимаются от его прикосновений крошечные волоски на ее коже. И, наконец, заметил, как изменился рисунок ее дыхания. Она расслабля­лась. Все больше. Это не было похоже на сон, скорее как успо­коение перед дремой.

— Ты даешь мне повод для гордости, — резко сказал он.

Благой Дракон, откуда эти слова? Он с самого начала больше злился на нее, чем бывал доволен. И даже если эти слова были правдой, он никогда раньше не хвалил нео­фитов.

— Я не хочу, чтобы ты мной гордился, — тихо, почти ше­потом, отозвалась она. Ее глаза оставались закрыты.

— Я знаю, чего ты хочешь. И ты этого добьешься. Ты со­противляешься мне на каждом шагу, но мы работаем над до­стижением одной цели. Скажи мне, что ты это понимаешь.

Она судорожно выдохнула и опустила плечи. Но не от­странилась.

— Ты хочешь остаться здесь. А я так сильно хочу убежать, что готова отгрызть тебе ногу ради подобного шанса. Разве это можно назвать одной целью?

Лето положил руку ей на плечо, погладил влажную голую кожу. Сила, скрытая в ее изящных руках, поражала. Он ду­мал об очевидном. Они будут трахаться. Телом к телу. Гру­бые руки и еще более грубое удовольствие. Он никогда не ду­мал, что станет касаться ее вот так.

Он никогда не думал, что именно такое прикосновение — мягкое, убеждающее — станет использовать с женщиной, ко­торую собирается присвоить.

— Не загадывай так далеко, — он наклонил голову. Дав ей время отстраниться. Дав понять, что да, он собирается поце­ловать плечо, которое сжимал пальцами. — Чего мы оба хо­тим добиться через неделю?

Он ощутил губами соль на ее коже, когда она прошептала то, что он хотел от нее услышать.

— Победить. Мы хотим победить.

— Это не повод для гордости, — сказал он, щекоча губа­ми ее кожу. — Это будет чистое удовольствие.

Поцелуй не прервался, лишь сместился. Выше по ее пле­чу. Мимо металлического ошейника, который не позволял прикусить ее горло. Лето прижался губами к ложбинке под ее челюстью. Втянул кожу. Вдохнул аромат ее тела. От при­косновения его губ по коже Нинн побежали мурашки. Он поддался искушению. Пригладил их языком.

Нинн запрокинула лицо к потолку. Вцепилась в скамью обеими руками. Одетая лишь в нижнее белье, она часто ды­шала. Грудь поднималась и опускалась. Эта жалкая ткань, почти идеально повторяющая контуры ее грудей и пло­ского живота, была оружием, которым могла пользоваться только женщина.

Воспоминания почти заместили его реальность. Только в своей маленькой комнате он разрешал себе думать о том, как она выглядела в первый день. Изящная и дерзкая, испу­ганная и неуклюжая от холода. На протяжении веков жен­щины Королей Дракона вдохновляли людей на сказания о богинях немыслимой красоты.

Нинн была воплощенной Венерой.

Она молча дразнила его днем. Пока не наступала ночь. Оставшись один в своей комнате, он обхватывал член ладо­нью и двигал ею с такой силой, с какой собирался вбить се­бя между бедер Нинн. Или преследовала его во сне, где улы­балась, открывалась ему, брала его достоинство в рот на всю длину. В этих снах, похожих на кошмары, он не позволял се­бе размашистых движений бедрами. Удовольствие было в том, чтобы смотреть, сколько она может принять. Как глу­боко. Как быстро. И как долго он сможет себя контролиро­вать, пока не сойдет с ума.

От вожделения напрягался не только член, звенели все су­хожилия. Предвкушение, желание, потребность. Он пригнул ее упрямый подбородок и почти соединил их губы. На рас­стоянии дыхания. Коснись она его, и он бы вспыхнул не ху­же пламени, которым Нинн прожгла его доспехи. Но она не подалась вперед, и костяшки ее пальцев побелели, как кость, от силы, с которой Нинн сжимала скамью. Она подчинялась ему — до определенной точки. И совершенно явно не хоте­ла в этом участвовать.

Он уже несколько недель добивался от нее сопричастно­сти. Но только теперь появилась вторая цель. В его мозгу они уже соединились, так же плотно и надежно, как сплетутся, когда разделят ложе. Они победят в этом матче, и Нинн ста­нет той, кого он выберет в качестве награды.

Ее тяжелые веки задрожали, пытаясь подняться.

— Не трогай меня.

Он прекратил. Убрал руки.

За миг до того, как поцеловал ее.

Она ахнула ему в рот — единственное место, где встрети­лись их тела. Губы скользнули по губам. Она напряглась и за­стыла. Лето не ожидал ничего другого. Но она не попыталась отстраниться. И он не мог не задуматься о том, насколько опасливое создание пытается выманить, шаг за шагом, жест за жестом. С подобной медлительностью до победы шагать и шагать.

Впрочем, смотря до какой победы.

Она тихо застонала. Она открылась ему. Слегка прикуси­ла его нижнюю губу.

Пришел его черед застонать. Если она собиралась заве­сти его слабо замешанной нежностью и болью, ей удалось. Лето бездумно замедлился до ее темпа. Проник языком в ее рот. И наклонился так, чтобы принять ее поцелуй, взять все, чего он хотел, — на половине желаемой скорости. На чет­верти. Медлительность изматывала, но заставляла кровь бежать быстрее, еще быстрее, словно его дар готовился за­полнить и тело, и всю Клетку. Он наслаждался ее вкусом, впитывал легкими ее запах.

Этот размеренный, медленный поцелуй стал истинным испытанием его воли.

Насколько он может себя отпустить?

Сколько удовольствия даст ему сдержанность?

Он никогда не задавался такими вопросами. Впрочем, он никогда не целовал женщину, будучи уверен, что в любой мо­мент она может вырваться из его хватки, пусть даже хваткой было само притяжение между ними. Не его сила. Не его на­выки. Он не удерживал ее физически.

Все с той же безумной медлительностью он отстранился. И между их ртами вновь пролетел ветерок, остужая горящие губы. Он не давал ей спать, хотя ей нужен был сон. Он при­нес ей пищу, не входящую в стандартный рацион неофита. И он говорил с ней нежнее, чем принято.

Он погладил пальцем ее скулу, приподнял ее подбородок так, чтобы их взгляды встретились, и понял, как правильно разыграл момент. Ее голубые глаза сияли радужным льдом, в котором желание смешивалось с расслаблением. Она, по­хоже, уже больше года не чувствовала ничего подобного.

В итоге она сделалась такой, какой он интуитивно желал ее видеть. Открытой. Податливой. Готовой.

— Нинн, — сказал он ей в щеку. — Ты хочешь использо­вать свои силы?

— У меня нет...

— Они есть. А теперь скажи правду. Ты хочешь использо­вать тот ресурс, что в тебе скрыт? Для победы?

Она содрогнулась.

— Да.

— Почему ты сопротивляешься?

Она моргнула, и радуга в ее глазах сменилась цветом льда. Теперь она казалась еще уязвимее, чем во время их поцелуя. Лето ждал, что она в любой момент рванется прочь от их бли­зости. Она поймет, где именно находится, с кем и чем они за­няты. И вся ее мягкость мгновенно исчезнет.

Останься.

Он отбросил эту странную мольбу прочь. Подальше.

— Дракон тебя побери, Нинн. — Ругательство вышло ше­потом. — Сделай нам маленькое одолжение.

— Есть вещи, которых я не могу вспомнить. Часть моей юности. Точно так же, как не могу вспомнить, как я исполь­зовала свою силу, вот там. — Она посмотрела в сторону, на тренировочную Клетку, прожгла ее взглядом, как злейшего врага. — Как такое возможно? Полная пустота.

Телепатический блок.

Лето мгновенно понял, в чем дело. Ему и его родным то­же потребовались эти блоки, различной силы, в зависимо­сти от дара. Овладеть силой Дракона могло быть сложно или же невозможно, как в случае с Пэлл. Телепатические блоки от сильных Индранан, Бессердечных чудовищ, иногда были единственным способом выжить.

Никто не мог овладеть даром той силы, который достал­ся Нинн, и обойтись без травмы.

— Воспоминания можно вернуть, — сказал он. — Метод тебе известен.

Нинн дернулась, как от удара. Ее глаза затуманились. Она оттолкнулась от его плеча — в животном порыве сбежать. Годилась любая дистанция.

— Я этого не сделаю.

Он никогда еще не слышал настолько неуверенного утверж­дения.

Лето промедление вымотало. Ему нужно было выпутать­ся из этой западни. Он поднялся, схватил ее за руку и вздер­нул на ноги.

Нинн поначалу споткнулась, когда он потащил ее к Клет­ке, но быстро приноровилась к шагу. Они поднялись в Клет­ку. Вошли внутрь. И дверь за ними закрылась.

Деактивация ошейника заставила Нинн закричать. Она упала на четвереньки. Тот же поток накрыл Лето, рванулся изнутри волной чистой силы. Истаявший вкус ее поцелуя об­рел яркость, и он вновь насладился каждым оттенком.

Таков был его дар. Каждый раз, когда ошейник его блоки­ровал, Лето чувствовал себя так, словно лишился руки.

Дар Нинн был призраком, скрытым в ее сознании.

— Не будь у тебя силы, ты не упала бы на колени, — ска­зал он ей. — Ты не кричала бы, если бы не могла его ощутить. Люди, входящие в Клетку, не чувствуют ничего. — Он смо­трел, как она поднимается на ноги, как ее глаза пылают си­ним огнем. — Надеюсь, тебе понравилось соблазнение, нео­фит. Перерыв окончен.

Загрузка...