Заглянуть за горизонт

Часть 1. Сожжённые мосты

Вчера и позавчера шёл довольно сильный дождь. Не стал исключением и день сегодняшний. От предыдущих, его разве что отличали шквальные порывы ветра, с завидной неутомимостью бросавшего в окна щедрые пригоршни воды. Я сидел в кресле за письменным столом и наблюдал за нескончаемыми ручейками, торопливо стекающими по стеклу. Но в отличие от них, я имел сомнительное счастье никуда не спешить. И не из-за скверной погоды, нет. Просто… Мной был утерян смысл жизни… По крайней мере, так казалось сейчас, по прошествии полугода, как я принял решение распрощаться с военной службой королю Гутлеру Первому. Конечно, я заранее понимал, что после двадцати с лишком лет посвящённых ей, будет…туговато. Однако реальность превзошла ожидания. Тем не менее, мне и в голову не приходило вернуться назад. К тому же, моё возвращение было б делом довольно сложным. Пришлось бы подключать старые влиятельные связи. А я это не люблю. Да в принципе, если подумать, куда возвращаться? Ведь армия, наша, уже совсем не та, что была ещё три года назад при короле Эране. Теперь, увы, в ней в чести другие порядки. И среди них такие как: неоправданная жестокость по отношению к мирному населению во время военных действий, презрение к собственным простолюдинам, пашущих землю и занимающихся ремёслами, поборы с них же, доносительство друг на друга и прочие, прочие подобные гнусности. Но я — сотник Пятого Штурмового легиона Его Величества, так не могу! Я, в стройные ряды нашей доблестной армии — Родину пришёл защищать, а не становиться во имя её палачом, грабителем и подонком. Вот так то вот… И никак иначе. Конечно, не только мне новые порядки пришлись не по душе, только не у каждого ведь есть возможность безбедно, хоть и без особого шика жить в собственном, добротном доме, не заботясь о хлебе насущном. У меня к счастью подобная возможность имелась, благодаря отцу и деду, тысячникам королевского войска, скопившим в своё время довольно неплохое состояние. Я же, не будучи транжирой, его, приумножил, исходя, из более скромного денежного довольствия сотника. Прибавкой к нему, правда, послужили и мои довольно солидные гонорары за десять книг на приключенческую тематику, плюс к ним сборник стихов, вышедших в свет в одном из лучших столичных издательств. Кстати они же и спасли меня от верной смерти на плахе. Воспоминания о сорока семи днях в камере смертников в ожидании, казалось бы, неминуемой казни, невольно заставили меня зябко поёжиться. Ох, и много жея передумал тогда о жизни своей прошедшей! Да только и тень сожаления не посетила меня по поводу поступка, приведшего к столь плачевному результату. И был бы он действительно таков, не вступись за меня одна особа, считавшая себя почитательницей таланта писателя Ральфа Тайндара. Внешность она имела карикатурную, за что ещё с юных лет за глаза получила прозвище Цапля. Тем не менее, влиятельность её была в стране огромной, ибо являлась она принцессой Галарой, родной сестрой короля Гутлера Первого. А тот, очень любил свою младшенькую и во всём оной потакал. Не отошёл он от данной привычки и в моём вопросе, несмотря на бешеное противодействие Тарайи, Верховного Предводителя Радетелей всего королевства Далидор, и по совместительству главного советника нашего плюгавого, невзрачного монарха. А уж как Тарайя мечтал отправить меня под топор палача, я себе отлично представлял. Хотя и не особо понимал, как можно лелеять в себе подобную жгучую ненависть со столь давних пор. Правда, незадолго до смерти прежнего короля достойного Эрана, я её подпитал, основательно расквасив Тарайе нос вместе с губами. Но всё равно, разве это повод сводить счёты подобным образом? Впрочем, формально, его стремление меня уничтожить, имело под собой прочную основу: ведь там, в подземных казематах столичной тюрьмы я имел статус государственного преступника. Наверное, все мои воители предки, служившие во славу государства Далидор, перевернулись тогда в своих гробах.

Начало же, неприятностям, постигшим меня, да и всю страну, положил поганец Тарайя. Но ни о чём подобном я естественно и подумать не мог в нашу с ним первую встречу, произошедшую лет тридцать назад. Мне в то время было годков одиннадцать-двенадцать, а ему, наверное, на пару больше. Росточком он тоже меня заметно превосходил. Да и умением драться зло и беспощадно. Я даже в мелких деталях помню день, когда он со своим отцом появились на Виноградной улице, ведя в поводу двух рослых, крепких лошадей запряжённых в большой, крытый грубым брезентом фургон.

— Будут жить почти в конце улицы, — деловито попыхивая короткой, глиняной трубкой сообщил тогда дядюшка Тимм, старый приятель моего бати. — Они… я слышал, откуда-то из дальних краёв. Ну, по крайней мере, не из Тарии или Гринфаля.

— А-а-а, — протянул я, — так вот значит, кто купил дом, ранее принадлежавший Фильзе Броксу, умершего четыре месяца назад.

— Ну да, — кивнув головой, подтвердил дядюшка Тимм, — родственников-то у старика вовсе не нашлось, потому мэрия и выставила его на торги. Кстати, говорят, новым хозяевам он обошёлся в весьма круглую сумму. Впрочем, дело того стоит. Ведь это ж целая усадьба!

— Больше всего жилище Фильзе напоминает большой мрачный склеп, — хмыкнув, высказал свою точку зрения я.

— Не без того, — вынужден был согласиться мой собеседник, невольно оглянувшись вверх улицы, на серую черепичную крышу, едва различимую среди дубовых крон, прикрывавших приземистое гранитное здание со всех сторон, — но зато оно, парень… уж очень основательное.

— Тут ты, дядюшка, в точку попал, — без особого восторга признал я, вспоминая узкие окна-бойницы, внушительные каменные стенные блоки и толстенную входную дверь из кованной стали.

Уже упомянутые, да и прочие детали данного сооружения, я неоднократно имел возможность рассматривать в компании приятелей, после того как вышеупомянутый нелюдимый Брокс отошёл в мир иной. Потом, правда, мы забросили это занятие. Чему поспособствовала некоторая… мягко говоря, странность исследуемого нами дома и прилегающей к нему территории, окружённой высоким забором, состоящим из плотно пригнанных дубовых досок. В чём она выражалась? Ну, порой мы слышали из недр пустого жилища, то плач, то заунывный вой, а то и безумный хохот, от коего волосы на голове начинали шевелиться сами собой. Конечно, всё это было едва различимо, но не могло же нам всем казаться одно и тоже? Ещё… как-то я, оторвавшись от группки сверстников, самостоятельно обходил загадочное здание с западной стороны, и что-то, уж не помню что, привлекло меня в ближайшем стрельчатом окошке. Я подошёл, заглянул… И тут шторы его раздвинулись, и я увидел лицо необычайно прекрасной женщины. Однако, несмотря на всю совершенную красоту, оно источало такой ужас истинного первозданного Зла, что я содрогнулся и опрометью бросился прочь. Не знаю почему, да только я никому про тот случай не рассказал. А вот про зловещие синие огоньки знали все: порой в полнолуние те появлялись на ветвях деревьев, расположенных внутри ограды. Впрочем, исследовать их природу, охотников почему-то так и не нашлось. Но как оказалось, новых жильцов, эти, мягко говоря, странности, нисколько не испугали. По крайней мере, по ним совершенно не было заметно, что они недовольны своим приобретением. Старший — Талох, тихо насвистывая себе под нос незатейливый мотивчик, постоянно возился на своём участке в обширном цветнике, где преобладали розы самых различных видов. Младший — Тарайя, его сын, помогал ему, хотя чаще сидел в беседке и читал большую, толстую книгу в кожаном переплёте. Однажды мы решили выяснить её название и, вооружившись подзорной трубой, засели в кроне дуба росшего на другой стороне улицы, напротив интересующей нас усадьбы. Всё же, тайна сия, так и не была нами раскрыта, ибо как оказалось, обложку солидного фолианта не украшала ни единая надпись. Более того — пожелтевшие, по всему видно древние страницы тоже были совершенно пусты. То есть, в них напрочь отсутствовала не только письменность: от руки или шрифтом, но и какие либо рисунки. Признаться, мы были в большом недоумении. Ведь чего спрашивается целыми днями пялиться в чистые листы бумаги? О чём мы однажды и спросили Тарайю, возвращающегося вечером домой с полупустым мешком за плечами. Услыхав наш вопрос, он нехорошо улыбнулся, и вместо ответа достал из недр своей ноши — человеческий череп с трещиной посредине. Мы испуганно отшатнулись, а он, презрительно сплюнув себе под ноги, молча продолжил путь к своей калитке. Глаза у него при этом были… какие то застывшие что ли. Такой взгляд, мне ещё тогда показалось, мог присутствовать у трупа, если ему вдруг раскрыть веки. И смотреть в них ну совсем не хотелось. Словом всё бы ничего, но после этого случая Тарайя будто открыл для себя наше существование. И это было отнюдь не благо. Потому что этот тип поставил своей целью подчинить нашу сплочённую уличную компанию. А так как никто не стал ему повиноваться добровольно, то он принялся добиваться желаемого грубым физическим насилием: ловил нас по одному и жестоко избивал. Но мы, собравшись все вместе, с лихвой отплатили ему за побои. Тогда Тарайя кардинально изменил тактику. Теперь, встречаясь, он буквально светился дружелюбием и желанием облагодетельствовать. Подтверждением его самых лучших намерений служили раздаваемые направо и налево мелкие монетки. К сожалению, большинство моих товарищей, не устояв от подобной «щедрости», с радостью признали его верховенство. А я, Георг и Марий превратились в настоящих изгоев. И всё бы ничего, но Тарайя вознамерился покарать непокорных, то есть нашу троицу. Для этого он использовал свою недавно образовавшуюся свиту, буквально за считанные дни воспылавшую к нему прямо таки собачьей преданностью. Мы худо-бедно отбивались, несмотря на то, что силы были ощутимо не равны. Война длилась несколько месяцев, затем нас неожиданно оставили в покое. Что послужило причиной? Не знаю… Возможно, затеянная Тарайей возня отвлекала его от чего-то более важного? В общем, прежняя разудалая братия, разделённая на две неравные части, в упор перестала замечать друг друга. Но, понимая, что перемирие в любой момент может окончиться, мы упросили старого Эйхо живущего в самом конце улицы, научить нас умению действительно хорошо постоять за себя. Тот сначала не соглашался, однако когда Георг спас его любимого кота от своры бродячих собак, растаял душой и сменил гнев на милость. А надо сказать Эйхо знал толк во всякого рода единоборствах, ибо большую часть своей жизни он провёл в разведывательных рейдах, как по Великой Равнине Поющих Ветров, так и в Запретных горах. Лана — моя мать, узнав про наши занятия, здорово рассердилась, заявив, что наличие в семье и одного вояки лично для неё многовато. Я понимал, в какой то степени она права, учитывая, что мой отец Ингвар, тысячник королевского войска, дома появлялся не часто. И тоска по нему была знакома нам обоим. К тому же я хорошо знал, что в мечтах она видит своё единственное чадо идущим по мирной жизненной стезе в роли богатого торговца или владельца обширной плантации. В отличие от отца, не представлявшего сына в роли человека, чуждого армейской жизни. По этому поводу у них порой случались ссоры, к счастью неизменно заканчивающиеся тем, что оба родителя приходили к выводу: решать в итоге мне. Впрочем, это не помешала матери послать отцу письмо, с жалобой на моё начинание. Однако, тот, в скорости прислал ответ, в котором справедливо замечал, что навыки умелого бойца ни кому не будут лишними.

По прошествии года с небольшим, Эйхо заявил, что мы знаем всё, что нам следует знать на данный момент. И теперь наша троица представляла собой, маленький сплочённый отряд, способный успешно противостоять превосходящему количеству сверстников. Преподал нам Эйхо, и кое-что сверх этого. Касались же дополнительные навыки, действий разведчика оказавшегося на вражеской территории. Зачем старик, потратив лишние усилия, всунул в наши юные головы ещё и это? Точно не скажу… но мне кажется, таким образом, тот вновь соприкасался со своим прошлым, в котором был известной, даже легендарной личностью.

Вскоре, после того как Эйхо перестал давать нам уроки, он умер. Задремал, покачиваясь в гамаке среди цветущих вишен, и не проснулся… Неожиданно, для нас троих это оказался сильный удар. И мы ещё долго вспоминали беседы с ним на веранде его дома, после очередной тренировки. Старик, тогда, всегда находил, чем нас угостить, хоть и был совсем не богат. Теперь, в его жилище поселились какие-то родственники, раннее невиданные ни кем из нас. Проходя мимо, я всегда ощущал в горле подступающий комок, да и глаза порой влажнели, чего скрывать. Но жизнь шла своим чередом и боль утраты постепенно отступила.

Как мы и подозревали, в один прекрасный день, Тарайя вспомнил о существовании непокорной тройки. Его компания, заметно возросшая со времени нашей последней стычки, вдруг нагрянула на пустырь, где мы играли в городки. И была безжалостно избита дубинками. Конечно, они тоже пришли не с пустыми руками, но качество, победило количество. А мы потом добрым словом помянули старого Эйхо за преподанную им науку, выручившую наши головушки.

Незаметно окончилась учёба в школе. Я — шестнадцатилетний юнец, рвался в армию, чем омрачал настроение матери и помимо воли становился причиной участившихся ссор между ней и отцом. А потом мамы не стало… И меня уже никто не удерживал, от сделанного выбора. Наша неразлучная троица вступила в Пятый Штурмовой легион. И едва успев закончить шестимесячное обучение, мы оказались на войне, вспыхнувшей с королевством Тария из-за какого-то спорного островка на реке Синеглазке.

Первый бой, оказался для моих друзей последним… Помнится, я плакал сидя возле их окровавленных, неподвижных тел. А мой первый командир, седоусый десятник Бэрт, присев рядом, сказал:

— Сынок, потери друзей, неотъемлемая часть военной службы. Ты должен или привыкнуть к этому, или уйти.

И я привык…

Та, самая памятная для меня война, начавшись в середине весны, закончилась в конце осени. Наш легион бросали в места самых жарких схваток, поэтому на отдых его распустили раньше остальных подразделений. В числе прочих, я получил отпуск на сорок пять дней и приехал домой. Там меня никто не встретил. Отец обещал вернуться только через две-три недели, а пристанище матери теперь находилось в ином месте. Едва переодевшись, я навестил её. На кладбище было тихо, безлюдно. Землю щедро устилал багрянец шуршавшей под ногами палой листвы. Припорошила она и памятники. Я долго стоял возле маминого, ощущая в душе тоску и опустошение. Что и говорить, прошедший год, выдался самым тяжёлым в моей ещё юной жизни. Потом я зашёл к дедушке и бабушке, чьи могилы находились неподалёку. А после… после заставил себя пойти к родственникам друзей, не зная, смогу ли посмотреть им в глаза. Конечно, моей вины в их гибели нисколько не имелось. Но, всё равно… Я то был жив, а они нет… Неведомая доселе тяжесть, придавила душу. И я чувствовал, мне не сбросить её никогда.

Похоронные уведомления пришли на нашу Виноградную улицу наверняка уже давным-давно, однако вряд ли это делало мою миссию легче.

У Мария меня встретили его мать и отец. У Георга — бабушка и мать. Я пытался рассказать им о нашей жизни в армии, да только вышло не ахти как. Волнуясь, я перепрыгивал с пятое на десятое, запинался, и в итоге ушёл и от тех и от тех, мысленно проклиная себя за неуклюжую, маловразумительную речь. В глаза слушавшим меня, я так и не посмотрел…

В тот же вечер я посетил таверну «Кабанчик», расположенную на соседней Яблочной улице. Перед уходом в армию мы втроём, как уже взрослые парни, иногда приходили сюда выпить немного винца. А присаживались обычно за один из самых дальних столиков. Сейчас он был пустой. Я его занял и стал ждать Лири, дочь Толстого Николса, хозяина заведения. Обычно ей делали заказы, и она же их разносила. Посетителей было ещё мало, и девушка подошла ко мне почти сразу.

— Рада видеть тебя, Ральф, — приветливо воскликнула она, и слегка почему-то застеснявшись, добавила, — молодец, что остался в живых.

— Просто повезло, дураку, — пожав плечами, ответил я, — а вот Георгу и Марию — нет.

— Да, я знаю, — Лири опустила глаза, — и… мне очень жаль твоих друзей.

— Хочу помянуть их, — сказал я, непроизвольно скользнув взглядом по её стройной фигурке, — принеси, будь добра, стоящее вино на свой выбор.

— Один момент, — прощебетала она, уловив мою заинтересованность.

Когда мы учились в школе, Лири была на класс младше меня. Однажды, ещё на заре юности мы даже тайком поцеловались. Но кто-то, увидев, наябедничал её и моим родителям. И ремень, безжалостно погулявший по нашим мягким местам, отбил дальнейшую охоту искать, какого ни будь, продолжения.

Вскоре передо мной стояли: бутылка красного Ардэ, большое блюдо с сыром, ветчиной и тушёной картошкой, три здоровенных куска ржаного хлеба, а так же маленькая мисочка с красной икрой пузань-рыбы.

— Куда столько? — поразился я. — Мне столько не съесть!

— Кушай, кушай, — запротестовала она, — на войне, небось, разносолами не баловали?

— Это да, — согласился с ней я, — в армии основной рацион питания — пшеничная каша. Да и ту не всегда получалось приготовить.

— Вот и навёрстывай, — уходя на зов нового посетителя, молвила она. — А то был худощавый, а теперь ещё больше подхудал. Вон, погляди одни кожа да кости.

— Так это главное, — уже вдогонку бросил я ей, — а жир куда денется — нарастёт.

Я успел, неспешно смакуя, выпить едва полстакана, как в таверну ввалилась большая толпа. Расположилась она неподалёку, через три стола от меня. И в самом шумном из её парней, я узнал Тарайю. А тот, и ранее не обиженный физическими данными, стал ещё шире в плечах, да и выше ростом. Но вот глаза… те, как и прежде, оставались на удивление мёртвыми. Я всегда поражался, как у живого человека может быть такой жуткий взгляд. Внезапно, почувствовав обращённое на него внимание, Тарайя посмотрел на меня. Я постарался сделать вид, что не узнал его. Да только Тарайя уже вставал со своего места и направлялся ко мне.

Подойдя вплотную, он неожиданно дружески похлопал по плечу и громогласно объявил:

— Вот как ведут себя настоящие герои вернувшиеся с лютой войны где не щадя живота своего защищали Отечество! Сидят себе скромно, и не бахвалятся подвигами! Честь и хвала Ральфу Тайндару и всем парням, вставшим на защиту славного королевства Далидор!

— Почёт! Почёт! Почёт! — стали с готовностью скандировать все члены его компании.

Я отреагировал на оказанные почести, пожатием плеч, продолжив своё молчаливое общение со стаканом вина.

Это не смутило «друга» детства. Тяжело опустившись на стул, он, развязно развалившись, поинтересовался:

— Сколько же врагов ты убил лично, достойный Ральф?

— Достаточное количество для того, что бы сидеть сейчас пред тобой, — подивившись выказанной почтительностью, грубовато бросил я. Затем и дальше не церемонясь, добавил: — А теперь иди, откуда пришёл. Я хочу побыть один.

— Ну, дело твоё, — Тарайя извиняюще развёл руками, изумив меня ещё больше, — и не сердись, если я был назойлив. Но в наших краях ты вернулся с войны одним из первых, вот я и не сдержал эмоций. И почему собственно не восхититься настоящим героем? Это патриотично!

— Да о чём ты? О чём речь? — не без злой насмешки вопросил я.

— Э-э, поясни свою позицию, — слегка растерялся Тарайя.

— Ведь на войне как? Ну, если по честному? — с плохо скрываемым презрением, отозвался я. — То мы драпаем словно зайцы, то они. Вот и всё геройство. К тому же Мраморный остров, мы так и не смогли отобрать у тарийцев.

— Ничего, дай срок не только он будет нашим, но и много-много большее, — туманно посулил Тарайя, проигнорировав мою нелицеприятную тираду. — Может, не так скоро как хотелось, но обязательно будет.

— А он стоит того? — я в упор посмотрел в его страшные глаза.

— Опять не понял, — действительно недоумённым тоном ответил Тарайя.

— Этот ничтожный клочок суши разве равноценен всем тем сотням парней погибшим за него? Как по твоему?

— Да разве дело в острове? На карту поставлен престиж государства! А за него можно принести абсолютно любые жертвы, — снисходительно похлопав меня по плечу, провозгласил Тарайя.

— О как! Любые! — «восхитился» я. — А ты, однако, стратег…

— Я! — наконец уловив в моём голосе издёвку, Тарайя встал, едва не опрокинув стул, и ударил себя в грудь кулаком. — Я — патриот! Я радею за милое сердцу Отечество! Тебе же вижу, сиё чувство почему-то не ведомо.

— Ты бы лучше о своих чувствах к родине говорил, находясь в армии, на передовой: где вши, тиф и костлявая старуха с косой, а не в безопасном уюте хорошей таверны, — я бросил эти слова словно хлёсткую пощёчину, хотя и понимал что в случае возникновения потасовки, дело мне придётся иметь не только с Тарайей, но и со всей его сворой.

Впрочем, ничего подобного не произошло. Удивив меня ещё раз, «друг» детства натянуто улыбнувшись, лишь проронил уходя:

— Всему своё время, солдат, всему своё время…

Затем, он вразвалочку вернулся к своим, где все дружно выпили по стакану вина во славу Далидора. Вскоре после этого, зычный голос Тарайи заполонил довольно просторный главный зал. Поначалу я пропускал мимо ушей всё, что он говорил, однако потом сам не знаю почему, стал вдруг прислушиваться. И надо сказать, речи Тарайи мне сильно не понравились, но, не смотря на всю бредовость, они обладали какой то странной убедительной силой. Суть же сводилась к тому, что в перспективе следует превратить Тарию, Далидор и Гринфаль в одно целое территориальное объединение.

— Ведь вспомните, во времена Древнего Мира мы были единым государством — могущественным Улимаром. Почему сейчас нельзя вернуться к истокам? Ведь тогда, позабыв распри, мы станем втрое сильнее! А значит и отпор нелюдям с Запретных гор сможем дать, как следует. Да что там! Мы их вообще отвадим соваться не только к нашим пограничным поселениям, но и вообще высовывать нос на просторы Великой Равнины Поющих Ветров. Тех же, кто станет на пути сей, великой цели, ну то есть несогласных, придётся убеждать в неправильности их позиции, — энергично жестикулируя, с пафосом вещал он.

— Это, каким образом? — поинтересовался один из посетителей таверны, пожилой мужчина с обвислыми длинными усами, делавшими его похожим на моржа.

— Мы поместим заблудших в исправительные лагеря, где они будут принудительно работать на благо общества. После года пребывания там, специальный комитет будет решать, достойны ли те освобождения. Если нет, то им предстоит продление срока до трёх лет и только затем опять очередное рассмотрение дела. Если же… Обманув воспитателей, они возьмутся на свободе за старое… В таком случае, их имущество будет конфисковано, а сами враждебные Великой Идее элементы будут повешены.

— В общем, то, Идея твоя сынок, может и хороша, — озадаченно почесав затылок, подал голос вислоусый, — но не сильно круто ты забираешь?

— А в самый раз! Иначе порядка не будет! Единства не будет! Могучего государства не будет! А будет разброд и не понятно что! — отрезал Тарайя, рубанув воздух, ребром мощной длани.

— А с детьми повешенных и лишённых имущества, что станешь делать? — не в силах слушать весь этот бред дальше, громко спросил я, успев вклиниться в небольшую паузу. Одновременно я встал, собираясь покинуть таверну.

— Для них мы создадим Школы Пристального Внимания, в которых за оными присмотрят преданные Великой Идее учителя. И они сделают из этих потенциальных врагов, достойных членов общества, — охотно поведал Тарайя.

— Лихо… А может проще тоже их вешать рядком с родителями? — с горькой иронией полюбопытствовал я. — Не так затратно будет. Да и надёжней. Для «Великой Идеи» и «Могучего Государства».

— Нет, нет, солдат, — Тарайя отрицательно замотал бычьей головой, — мы же не звери, в конце концов. Мы ведь… Патриоты. Радетели то есть. О всех гражданах заботой проникнемся. Даже о самых худших.

— Если в будущем твоя затея полной мерой воплотиться в жизнь, прольются реки крови, — вдруг заметил до этого тихо возившийся за своей стойкой Толстый Николс. — Не боишься в ней утонуть? Тарайя Радетель?

— Я хорошо плаваю, — весело оскалился тот, — а потому — нет, страха не ведаю.

— Да ты бы в любом случае не утонул, — заметил я, расплачиваясь с подошедшей Лири.

— Это почему?

Даже со своего места я увидел, как у Тарайи опасно сузились глаза.

— Сам догадайся, если не дурак, — произнёс я, прикидывая чем из окружающей обстановки эффективней всего будет отбиваться от почитателей «друга» детства.

Но даже и в этот раз тучи, сгущающиеся над моей головой, в бурю так и не сформировались. Возможно, Тарайю отвлёк довольно каверзный вопрос вислоусого. Тот спросил:

— А ежели король наш Эран, проведает о замыслах твоих? Ведь ты, сынок, почитай, собираешься трона его лишить? Ой, и недоволен же он будет! А государь нравом крут.

— Напротив! — услышал я, уже уходя. — Мудрейший Эран не только ничего не лишиться, но наоборот — приобретёт! И этим приобретением станет императорская корона Улимара!

— Да здравствует Великая Идея! — с энтузиазмом выкрикнул кто-то из окружения Тарайи.

— Радетелям Почёт! — грянул в ответ нестройный хор.

Что там дальше нёс Тарайя, осталось мне не ведомо. Впрочем, впечатлений хватало и так. Невольно грязно выругавшись, я медленно пошёл по улице как всегда скудно освещённой редкими тусклыми фонарями. На душе было довольно гадко, к тому же томило предчувствие — в будущем поганец Тарайя таки сможет реализовать свои мечты идиота. Что поделаешь, люди падки на подобное. И большинство без зазрения совести станут строить своё счастье на беде других. Да и даже на их костях…

Дома я залез в погреб и из запасов отца взял бутылку коньяка «Злато Томана». Сны мне в ту ночь, не снились…

А утром я проснулся от звона бьющегося стекла. Кто-то усердно швырял в наши окна, судя по всему, увесистые камни. В мгновение ока, натянув штаны, я выскочил на улицу через чёрный ход, на ходу прихватив из сарая черенок от лопаты.

Погромщиками оказались трое здоровенных лбов одетых в одинаковые коричневые плащи с капюшонами. Свои действия они производили весьма уверенно, и без какой бы то ни было, боязни последствий.

Я зашёл к ним со спины и предложил:

— Ребята, может вам помочь?

— Вали отсюда, придурок, сами справимся, — не оборачиваясь, буркнул самый плечистый из них, сосредоточенно прицеливаясь в почти не пострадавшую раму кабинета, расположенного на втором этаже.

А вот стоявший, слева от бугая, не поленился обернуться. Наши взгляды встретились, и он выдохнул:

— Ё моё… Клиент во плоти…

— А?

— Что?

Двое его подельников в свою очередь дружно воззрились на меня.

Я же, лучезарно улыбнувшись, спросил:

— Ребятки, а как насчёт добрых дел? Я про дрова. Вы случайно на зиму мне их не наколете?

Эти два довольно простых, хотя и неожиданных вопроса поставил их в тупик. Они замялись, стали оглядываться по сторонам, но потом, всё же бросились на меня. Держа черенок двумя руками на ширине плеч, я успешно парировал им, градом посыпавшиеся удары, а затем, сам, молниеносно нанёс три: под дых, в челюсть и по коленной чашечке. Результат мне лично понравился. На земле скулили и корчились три тела. Я подошёл к быковатому и грубо со всего маху пнул ногой под рёбра. Тот охнул, оставив в покое конечность. Теперь его больше заботил бок.

— Ну, тварь, ты за всё заплатишь, — по бабьи тонко заголосил он. — В реке утоплю, живьём закопаю, на костре спалю, на ремни порежу! У-у-у, тва-арь!

— Не хорошо ругаться, приятель. — Укоризненно пожурил я грубияна, после чего назидательно произнёс: — А с угрозами ты определись. А то они у тебя какие-то взаимоисключающие. Если ты, конечно, понимаешь, о чём я. Ну, в смысле, если интеллект позволяет осмысливать, что болтает твой язык.

— Да что ты о себе возо… — начал бугай, перейдя на свистящий шёпот.

Но я не дал ему договорить, наступив ногой на горло. Тот захрипел и умолк, тараща на меня круглые от бешенства глаза.

— Дальше вы трое только внимательно слушаете. Потом убираетесь прочь и больше не попадаетесь на моём пути. Иначе в следующий раз так просто не отделаетесь. Слово даю! — продолжил я общение с незваными гостями самым любезным тоном. — Теперь, что касается пославшего вас, совершить, сиё, хулиганское деяние. Передайте ему… нет, не так. Передайте сукиному сыну Тарайе, что если мне к вечеру не застеклят окна, то он тоже будет искать специалиста. Только им окажется зубных дел мастер. Очень хороший мастер по особо сложным случаям. Опять же упомните — слово даю. А оно кой чего стоит. Впрочем, ваш предводитель это отлично знает. Уразумели?

Деморализованные недруги откликнулись нестройным хором:

— Да, демон тебя дери…

— О-ох… Да-да!

— Угу, передам. Проклятье! Моя нога…

— Вот и прекрасно! — Я даже вежливо поклонился вослед ковыляющей троице. — И будьте всегда здоровы, господа!

Уже в полдень явилась целая бригада стекольщиков из пяти человек. Они споро, со сноровкой ликвидировали все следы утреннего погрома и удалились, сказав, что их работа, достойно оплачена парнем очень крепкого телосложения.

Мне осталось лишь удовлетворённо усмехнуться.

Помнится, остаток дня я тогда провёл в семейной библиотеке, представлявшей из себя, средних размеров уютную комнату, три стены которой, занимали книжные стеллажи. На четвёртой красовались картины талантливого художника Галана Бригса. Много лет назад отец спас того от верной смерти и благодарная знаменитость с завидным постоянством, раз в год присылала свои полотна. В основном на них изображались красоты природы, но были и несколько портретов.

Выбранный мной небольшой томик гринфальского писателя Малена, был не случаен. Перед уходом в армию я не успел дочитать его три главы. Теперь упущение оказалось исправлено. А следующим утром, попивая на веранде крепкий, душистый чай, я вдруг подумал: — А почему бы и мне, как Малену, не попытаться описать всё, что я пережил на войне? И если даже из этого ничего не выйдет, то, что я теряю? Да ровным счётом ничего!

К возвращению отца мной был набросан черновой вариант книги. Немного постеснявшись, я предъявил её на его суд. К моему удивлению, тот весьма одобрительно отозвался о моём начинании, но посоветовал, непременно отнести оное, более сведущим людям.

Так я и поступил, на следующий день, впервые переступив порог «Радуги», лучшего издательства нашей столицы — Илаты. После получасового ожидания меня принял редактор Тари Май. Он долго листал рукопись, а потом ошарашил словами:

— Я берусь это издать, молодой человек. Правда, с одним условием. Вы немножко переработаете текст. Он… Видите ли, крайне интересен, но вместе с тем — сух. Оживите его, какими то забавными, а то и захватывающими событиями. И совсем не беда, если те, окажутся вымышлены. Ведь вы же представляете на взыскательный суд читателей художественное произведение, а не скрупулёзный отчёт о прошедшей военной компании.

— Но, господин Май… как можно весело писать о страданиях и смерти? — поразился я. — Да это, пожалуй, просто неэтично. Понимаете?

— Молодой человек! Поверьте, без этого ваши книги не будут популярны. А зачем мне заведомо влазить в расходы, которые не только не дадут прибыль, но даже и не окупятся? — голос редактора прозвучал с доброжелательными, наставительными нотками. Впрочем, было в нём и нечто похожее на лёгкую укоризну.

Текст с учётом пожеланий Тари Мая, я переделал, уже вернувшись в свой легион. И действительно моя первая книга «Стальные Слёзы» имела огромный успех. А потом пошло-поехало как по накатанной. Но к своей нахлынувшей известности я относился спокойно. Где-то, даже негативно. Ведь мне было главное что? Осознание того факта, что я тружусь на литературной ниве не впустую. А восторженные, «писающие кипятком» дамочки только отвлекали от главного, в редкие периоды пребывания дома. Да и элементарно мешали отдохнуть, своей непомерной назойливостью.

Тарайя тоже стал знаменит. И даже много более чем я. Возле него постоянно крутился народ. Зачастую он выступал, ратуя за объединение трёх стран Междуречья в единую империю, или призывая к истреблению всех нечеловеческих рас Нового Мира, а начать, предлагал с Далидора. Но иногда вместо громогласных призывов Тарайя таинственно шептался с людьми в серых либо коричневых плащах. Как я слышал, эти типы были его подручными, с готовностью исполнявшими порой, самые мрачные поручения своего хозяина. Причина подобной преданности, по моему крылась не в Великой Идее, а в щедрой оплате золотом. Тарайя вообще не скупился на финансовые затраты в своей не всегда законной деятельности. В итоге большинство высокопоставленных чиновников государства оказались не столько на службе у короля, сколько у Тарайи. И никто не знал, откуда у того берётся, такое количество презренного металла. Правда, ходили упорные слухи… что финансирует Великого Предводителя Радетелей — Братство Чёрного Черепа, загадочный магический орден, неоднократно уличённый в человеческих жертвоприношениях. За эти и иные жуткие деяния Братство давным-давно было запрещено практически во всех странах Нового Мира. Тем не менее, оно процветает и ныне, прочно обжив острова Гилльского архипелага, расположенного в водах Свирепого океана. Там эти «милые» парни понастроили замки, крепости да гавани. А самое главное — обзавелись отличным флотом, неутомимо пополняющим казну посредством пиратства, грабежа прибрежных городов и гнусной работорговлей. Впрочем, мне думается, никого из власть имущих особо не волновало происхождение золота, осевшего в карманах. Для них была важна теперешняя его принадлежность. А остальное… Да какая разница? Ведь деньги не пахнут, смеясь, говаривали они.

Единственной досадой Тарайи оказался король Эран, не купившийся на посулы стать императором возрождённого Улимара. Он же, единственный и не позволял моему «другу» детства окончательно распоясаться. Словом, худо-бедно, но держал его в узде. Почему Тарайя имея такие огромные ресурсы, не убрал неугодного короля? Про то можно было гадать, да и только. А лично я в данном искусстве не силён. Всё же три с половиной года назад Тарайя вздохнул свободно. Государь Эран погиб на поле брани геройской смертью. Вот уж действительно кто никогда не прятался за спины подданных. Хотя конечно и святым его вряд ли можно назвать. Король бывал груб, порой несправедлив, но вместе с тем храбр, отходчив и милосерден. Его сын, Гутлер… Тот… словом, даже в подмётки ему не годился. Зато он сразу исправил «упущение» отца, назначив своего закадычного дружка Тарайю главным советником. После чего началась «весёлая жизнь» уже упомянутая мной. Нда-а… Вот так то вот.

В первый раз мои убеждения пошли в разрез с этой самой «жизнью» во имя Великой Идеи во время последней пограничной войны с королевством Гринфаль. Наш ударный корпус захватил небольшой, но хорошо защищённый городок милях в двадцати от наших рубежей. И… был отдан небывало жестокий, даже для нашего времени, приказ — все дома спалить, а жителей от мала до велика, уничтожить. Моей сотне поручили расправиться с крестьянами одной из девяти близлежащих деревушек. Прибыв на место, я распорядился собрать народ, тщетно пытавшийся укрыться в погребах, на горищах да в сараях. Набралось душ двести пятьдесят-триста, трясущихся от страха и подвывающих на все лады.

— Жить хотите? — громко вопросил я, предварительно призвав толпу к тишине поднятой вверх рукой.

— Да, господин! Хотим! Пожалейте… Деток хотя бы не трогайте! Создателем умоляем! Пощадите… Ведь ваш же человеческая мать родила, а не дикая волчица! Пожалейте… — вразнобой донеслось в ответ.

— Тогда быстро берите самое необходимое и уходите, — велел я, прекрасно осознавая возможные последствия подобного поступка. Выражались же они примерно в трёх видах казни: повешении, отрубании головы или в четвертовании. Ибо по нынешним меркам моё деяние тянуло на государственную измену. Но я понадеялся, что среди моих ветеранов стукачей не найдётся, и не ошибся в том.

Вскоре крестьяне были в ближайшем лесу, расположенном неподалёку, за уже убранным пшеничным полем. Вместе с собой они пригнали и всю, какую ни есть скотину.

Это был максимум, что я мог для них сделать. Только, увы, жилища в него не входили… Но, я попытался утешить себя мыслью, что их можно отстроить, а вот загубленные жизни — не вернёшь никогда…

Тем не менее, команда — «Жги»! — брошенная вроде бы уверенным, твёрдым тоном, внутренне далась мне не легко. Ведь дом… Это святое! Это то, что напрямую связано с внутренним миром человека, с его чувствами, с его душой, с его предками…

Последующий второй раз не сошёл мне так легко с рук. Да я на это и не рассчитывал. Случилось сиё событие в Илате, когда народ, возмущённый непомерными налогами и тотальным разворовыванием казны государственными мужами, вышел на главную площадь перед монаршим дворцом и потребовал справедливости. И её ему немедленно явили, в лице нескольких тысяч солдат, среди которых находились пятьсот лучников и пятьсот арбалетчиков. Что они способны были сотворить с практически безоружной толпой, я себе представлял очень хорошо. Поэтому, предваряя вот-вот грядущую команду произвести залп, я вышел из рядов своей сотни и призвал солдат не становиться палачами собственного народа. Насколько помню, я сказал примерно следующее:

— Братья! Вам сейчас наверняка отдадут преступный приказ! Не выполняйте его! Ведь вы никогда потом не смоете со своих рук эту кровь! Кровь отцов, матерей, братьев и сестёр!

Дальше шёл чёрный провал. Как мне потом сказали, сзади подошёл сотник Брэго, фанатичный приверженец Тарайи и Радетелей и ударил боевой палицей по затылку.

Очнулся я уже в столичной тюрьме Гранитная Могила, в камере-одиночке для смертников. Сорок семь дней проведенные в ней, мне не забыть никогда… Потом, по протекции уже упоминавшейся высокородной особы, я был не только помилован, но и восстановлен в прежней должности. И тут же написал рапорт об увольнении с военной службы, ибо не видел смысла в её продолжении.

— Уйду с головой в творчество, — успокаивал себя тогда я, — напишу очень много новых, интересных книг, нужных для людей. Для действительно хороших людей.

Но время показало всю ошибочность этого мнения. Доказательством, служил лист бумаги, который, я достал пол года назад. Он так и остался девственно чистым… Почему я так ничего и не создал? Да потому что мне пришлось познать одну неприятную истину. А заключалась она в том, что я всегда великолепно описывал события произошедшие со мной лично. Более того, мне под силу было сделать захватывающим, историю даже похода, запомнившегося лишь мелкими стычками да раскисшими от непрестанного нудного дождика, дорогами. Но выдумать что-то, так сказать, с нуля, я так и не сумел. Это оказался тяжёлый удар для человека, уже лишившегося одного смысла жизни.

Погружённый в грустные мысли, размышления и воспоминания, я не заметил, как наступила ночь. Только на дождь это не повлияло. Он по прежнему хлестал с прежней силой. Я уж было собрался идти спать, как внизу у калитки, энергично постучали специальным молоточком в бронзовую пластину. Невольно нахмурившись, я прихватил со стены кабинета первый попавшийся меч из коллекции отца, и, накинув на себя плащ-дождевик, пошёл посмотреть на источник беспокойства. А надо сказать в наше время поздние визиты не несли в себе ничего хорошего. И не только из-за участившихся случаев нападения разбойных людей. Частенько под покровом ночи орудовали безжалостные Волки — карательная гвардия Радетелей. Порой эти твари исполняя приказ вышестоящих руководителей уничтожали целые семьи, не щадя ни старого, ни малого. Поводом для подобной расправы даже могла послужить высказанная привселюдно хула на Радетелей. Ведь на словах, одетые в серое либо коричневое «братья», только и делали что пеклись о благе народа. Будучи в государственном парламенте представлены почти половиной делегатов, они якобы издавали законы, облегчающие жизнь простых людей. А так же, в особо сложных случаях отстаивали его права, в лице Верховного Предводителя Тарайи, перед королём и власть имущими. Но на поверку… Радетели сами стали власть имущими богатеями. И зачем спрашивается им бороться самим с собой? Мотив не просматривается…

— Уважаемые, после полуночи я благотворительностью не занимаюсь, — без особой приветливости бросил я трём фигурам, маячившим в темноте по другую сторону калитки.

— Мы пришли не за подаянием, — ответил холодный, бесстрастный голос.

— Тогда чего надо?

— Мы явились по важному поручению от своего ярла к Ральфу Тайндару, воину и писателю, — с хрипотцой поведал ещё один из незваных визитёров.

— Хм-м, ну он собственно перед вами. И только что собирался делать баиньки. Но кто-то ему помешал! Проклятье, вы раньше не могли прийти? — в сердцах бросил я, поворачиваясь, что бы уйти.

— Мы и думали утром нанести визит, — пояснил, не проявляющий эмоций, — но нас выгнали из гостиницы. А ночевать под дождём занятие малоприятное даже для столь опытных путников как мы.

— Чем же вы заслужили такую немилость? Небось, что-то украли? — насмешливо поинтересовался я, застыв на месте.

— Нет, мы не воры, господин! — густым баском вспылил третий. — Просто отказались сделать пожертвование двум придуркам в коричневых балахонах. За что хозяин заведения тут же и выгнал нас взашей. В эдакую-то, блин, непогоду…

— Пожалуй, вам ещё повезло, — как мог, постарался я «приободрить» пришельцев. — А могли ведь элементарно отравить. Или зарезать спящими. Или… Ну, в общем, много ещё чего. Фантазия то у Радетелей богатая.

— Господин! Давай поговорим на эту… нет, на любую угодную тему, под крышей твоего дома, — взмолился басок. — Потому как мы, промокли до нитки, пока добирались сюда.

— Ага, — я насмешливо хмыкнул, — а тут вас непременно ждёт ужин с подогретым вином и тёплые постельки. Ну, вы и губу раскатали!

— Нас устроит ночёвка даже на голом полу, — устало ответил хриплый.

— Пустой разговор, — оборвал я, — у меня тут не приют для проходимцев. В общем, ребята, валите отсюда подобру-поздорову.

— Но мы не такие! — возмутился басок. — То есть не проходимцы. Мы посланцы от вашего дяди Драко!

— Чего ж раньше молчали, чудилы? — проворчал я, уже без колебаний отодвигая засов и распахивая калитку настежь. — С этого надо было и начинать. Заходите.

В прихожей гости разулись и, повесив плащи для просушки на специальные деревянные плечики, проследовали за мной на второй этаж в гостиную. Там я быстро разжёг камин, усадил их у огня в удобные мягкие кресла, а сам спустился в погреб. Чуть поколебавшись, взял вино многолетней выдержки из коллекции отца. За три с лишним года после его гибели, мной не было тронуто ни бутылки. А теперь вдруг подумалось, что это глупо. Ведь его нет, и уже не будет. А собственная моя жизнь в нашей быстро сходившей с ума стране могла оборваться в любой момент: от руки сбрендившего фанатика, подосланного наёмного убийцы или заранее науськанной, разъярённой толпы. И кому тогда достанутся раритеты из погреба? Агрессивному серо-коричневому быдлу? Простолюдинам, оправдывающим все деяния своих поводырей и подобострастно рукоплещущих им? Обидно…

— Ральф Тайндар! Ты внесён в чёрный список Радетелей, как враг государства и предатель народа! — Поставила меня об этом в известность делегация из пяти мордоворотов в коричневых одеяниях, месяцев примерно пять назад. В подтверждение своих полномочий парни передали мне свиток, где, по сути, было сказано то же самое, но в более велеречивой форме. Внизу стояла размашистая подпись Тарайи. Этим шагом «друг» детства наверняка пытался посеять в моей душе страх и ощущение обречённости. Да только я давным-давно перестал дрожать за свою жизнь. А посему я порвал тогда послание в клочки, кои затем полетели в лица посланцев. Помнится, те настолько опешили от непривычной ныне наглости, что молча и быстро убрались.

— Проклятье! Питиё взял, а закуску забыл, — спохватился я, уже вернувшись в гостиную.

— Да мы совершенно не голодные, — успокоил меня тот, что говорил с хрипотцой.

Он был высокий и длинноногий. Нос имел орлиный, черты лица резкие, тёмно-русые волосы на висках серебрила седина.

— Нам бы немного погреться у огня, глотнуть чуток вина, поведать о самой сути дела, да на боковую, — поддержал его мужчина лет тридцати пяти, изначально державшийся невозмутимо. Этот… Выглядел вроде вполне обычно, даже невзрачно. Единственное, чем он выделялся б из массы подобных ему людей — ярко-синие глаза. Всё же, несмотря на свою серость, он был весьма опасен. Подобные вещи я чую сразу. Суровая штука жизнь научила.

— Ну, как вам будет угодно, не стал настаивать я. — Так значит так.

— Ох, мама, моя мама! — тем временем восхитился басок. — Это ж настоящий нектар Высших Сил Вселенной! Ой-ё-ё-ё-ё!

Третий представитель явившейся ко мне компании оказался толстяком невысокого роста, с улыбчивым, добродушным лицом, на котором красовались блондинистые щегольские усики и аккуратно подстрижена бородка. Ещё в его внешности привлекал внимание животик, наводивший на мысли о чревоугодии владельца.

— Ты прав, «Слава Каэры» тридцатилетней выдержки, действительно замечательное вино, — охотно согласился я и добавил: — Но для людей, прибывших от дяди Драко, оно будет в самый раз.

— А где твой отец — достойный Ингвар? — вдруг поинтересовался высокий, говоря тише. — Наверное, уже спит? Как бы нам не разбудить старика.

— Вы его не потревожите, — помрачнев, ответил я. — Он погиб три с половиной года назад. Случилось, сиё, на просторах Великой Равнины Поющих Ветров, неподалёку от Змеиного озера… Короля Эрана и бывший при нём Седьмой Железный легион, тогда окружили превосходящие силы троллей, спустившихся с Запретных гор. Батя в числе прочих добровольцев, прикрывал отход государя, и по свидетельству очевидцев, был сражён стрелой в сердце. И знаете что обидно? Этим походом он решил завершить свою службу Далидору. Вот и завершил. Теперь у него даже могилы нет… Позже, я ездил на место сражения, но тела, увы, мне так и не удалось обнаружить…

Три мои гостя, посерьёзнев, выразили свои соболезнования в краткой форме. После чего повисла тягостная тишина. Её вскоре нарушил толстяк, предложив:

— Давайте помянем славного воина, пусть земля ему будет пухом.

— Пусть земля ему будет пухом…

— Пусть земля ему будет пухом…

Эхом откликнулись его товарищи.

Я разлил вино по стаканам. Мы выпили. А потом они вспомнили, что ещё не представились и тут же исправили оплошность.

Толстяк носил прозвище Колесо. Невозмутимый, назвался Призраком. Высокий попросил называть его Журавлём.

— Можно и по свойски, сокращённо: Кол, Жура и Приз, — с лёгкой улыбкой сообщил затем толстяк.

— И что хотели мне передать Журавль, Призрак и Колесо? — испытующе оглядев каждого, поинтересовался я.

— Твой дядя Драко умер, — обойдясь без предисловия, огорошил меня Призрак. — Своей смертью, в собственной постели, не болея. Просто вечером крепко уснул, а утром не проснулся…

— Когда это случилось? — немного помолчав, спросил я.

— Через двадцать дней ровно год, — ненадолго задумавшись, произнёс Журавль.

— Точно.

— Так и есть!

Вслед за ним подтвердили Призрак и Колесо.

— Проклятье… — только и смог пробормотать я, с острой силой осознав, что лишился последнего, родного мне человека пусть и жившего чрезвычайно далеко.

Будучи юношей шестнадцати лет от роду, Драко Тайндар — старший брат моего отца, сбежал из дому. По словам моего бати, его с детства томила жажда приключений и манили чужие неведомые края. Десять лет о нём не было ни слуху, ни духу. Вся наша семья тогда решила, что Драко уже нет в живых. Но в начале одиннадцатого года, он подал о себе весточку через воина, сопровождавшего торговые караваны по всему нашему неспокойному миру. В довольно короткой записке дядя сообщал, что обосновался на северо-западе материка, в краях известных как Руинные Пустоши. Вернее не в них самих, а в преддверии оных, в обширной местности, где располагались хутора и небольшие поселения. Состояли они в основном из искателей древних артефактов, ремесленников, скотоводов, фермеров да прочего люда необходимого для самодостаточности этой затерянной страны, которую все называли — Пристань. Имелся здесь так же единственный город, носивший гордое имя — Форпост. По свидетельству отца никто тогда в семье не поверил в правдивость полученного сообщения. И не потому, что дядя Драко слыл лгуном. Напротив тот с раннего детства отличался воистину кристальной честностью. Просто… Принято было считать, что после Мести Йара, положившей конец Древнему Миру и давшей начало Новому, там не возродился ни один мало-мальски культурный центр, ни одной из разумной расы. Воин, передавший тоненький свиток, тоже утверждал, будто затерянный в необозримой дали клочок цивилизации реален. Но он был совершенно незнакомым человеком и поэтому слова его, по сути, не много стоили. Однако по прошествии ещё года, о Пристани заговорили. Источником поползших по столице невероятных слухов, являлся небольшой отряд авантюристов якобы побывавших в тех сказочно богатых и вместе с тем чрезвычайно опасных землях. Они рассказывали, будто даже простые крестьяне, едят с древней фарфоровой, серебряной, а то и золотой посуды. И что у каждого есть полным-полно магических штуковин, а листы старинных бесценных книг идут на растопку домашних печек. Ещё эти лихие ребята упоминали необычайное плодородие здешней почвы, позволяющее снимать по два отменных урожая за сезон. Нахваливали они искусные изделия: кожевенников, гончаров, ткачей, сапожников; резчиков по камню, дереву и кости. Особенно же им понравилась работа оружейников. Тут их восторгу вообще не было предела. Они уверяли, что качество стали откованной в Пристани намного лучшее, чем в недрах Золотой Горы. Конечно, данное заявление у большинства вызывало скепсис, однако во всё остальное народ охотно верил. Наши столичные купцы, загоревшиеся идеей действительно серьёзного обогащения, снарядили хорошо защищённый торговый караван, призванный проторить путь к их заветной мечте. Но тот как в воду канул. Посланный потом ещё один — повторил результат. И о Пристани быстро забыли. Вроде, как никогда и не слыхали, о таком потаённом уголке. Всё же, впоследствии мы убедились, что авантюристы не сильно покривили душой. По крайней мере, в той части, где утверждалось само существование страны со столь странным названием. Живым доказательством этого послужил дядя Драко, явившийся к нам, когда мне едва минуло пять лет. Я помню этот день в малейших деталях, несмотря на то, что воды с тех пор утекло немало. Он появился у нас во дворе, где я играл с забежавшим соседским щенком и удивлённым тоном спросил:

— Малый, ты чей?

— Мамин и папин, — серьёзно поведал я.

— А отца твоего зовут Ингвар?

— Да-да, так, — я охотно закивал головой и гордо докончил: — маму — Лана, дедушку — Ольгерд, бабушку — Дари. Вот!

— Хм-м-м… — незнакомец вдруг замялся, оглядел меня с головы до ног, затем поинтересовался:

— А дядя есть у тебя? Дядя Драко?

— Не знаю, — протянул я, смутно вспоминая какие то обрывки разговоров взрослых, где упоминалось это имя.

— Ладно, пробел исправим, — бросил тот, неожиданно усаживая меня к себе на плечи. — А тебя то самого как зовут?

— Ральф, — радостно рассмеявшись и заболтав ногами, сообщил я, всегда любивший погарцевать на отце или деде. — Но-о, лошадка!

Так мы и появились в гостиной, где как раз находилась вся, что-то весело обсуждающая семья.

Вмиг повисла гробовая тишина. Потом бабушка тихо заплакала. А дед встал и, окинув старшего сына тяжёлым взглядом, ушёл, демонстративно громко захлопнув за собой дверь.

Став постарше, я узнал, тот хотел, дабы оба его отпрыска, продолжили многовековую традицию, связав свою судьбу с армией Далидора. Дядя же не только пошёл против отеческой воли, но и вообще без спроса умотал неведомо куда. В общем, так они тогда и не помирились. А вскоре, после отъезда дяди восвояси, дед умер. К летальному исходу привела обычная вроде бы простуда, от лечения которой больной поначалу категорически отмахивался. Когда он таки согласился на осмотр лекарем, было уже поздновато, тот констатировал двухстороннее воспаление лёгких. И все попытки его спасти, успехом не увенчались…

В следующий и последний раз, дядя Драко приехал спустя лет девять. Я за это время успел вытянуться вверх и превратиться в подростка, пытающегося отстаивать своё мнение пусть даже наперекор тем, кто намного старше. Из-за этого, естественно, конфликты возникали и с родителями. Нда-а, признаться частенько я тогда получал от них взбучки… Но вот диво, с дядей я находил общий язык во всём. И за три месяца, что он гостил, у нас не возникло, ни одной конфликтной ситуации. А так как отца отпустили со службы лишь под самый конец дядиного пребывания, то мы проводили с ним вдвоём дни напролёт. Ходили на рыбалку, охотились, посетили три живописных городка расположенные неподалёку от Илаты. Даже побывали на ежегодной ярмарке, где представляли свои товары купцы со всех концов Далидора. Её традиционно проводили в сутках пути от столицы, в специально оборудованном месте именуемом — Круглое Поле. Ещё мы с дядей разговаривали. Он рассказывал о суровой жизни на просторах Пристани, я — о своих проблемах, победах и поражениях. Вопросов разного рода, я тоже задал немало. И на каждый получил честный ответ. Это было мной оценено… Ведь взрослые частенько увиливают от правды, когда она им, чем-то, доставляет какие либо неудобства. Однажды на закате, мы стояли на крутом обрыве. Внизу раскинула свои привольные воды Синеглазка. Свет солнечных лучей в прощальном порыве ласкал её поверхность, и река походила на расплавленный золотой поток. Дядя долго молчал, потом спросил:

— У тебя есть желание заглянуть за таинственный горизонт? Узнать что там, за дальними далями и ещё дальше?

— Ну не знаю… — несколько растерялся я. — Конечно, я бы хотел немного попутешествовать… Но, вообще то, я мечтаю стать воином нашей армии. А через чур, длительные странствия, поставят крест на этом желании.

— Понятно, — дядя заметно помрачнел и немного помолчав, добавил: — Всё же если ты почувствуешь подобную потребность, приезжай ко мне. Я со своей Дружиной за горизонт частенько заглядываю. Вот и ты с нами за компанию. Договорились?

— Хорошо, — я задумчиво покивал головой, — твои слова мной не будут забыты.

Больше мы к данной теме не возвращались.

Впоследствии, когда дяде удавалось с редкой оказией передать послание, он всегда внизу приписывал лично для меня:

— За горизонтом тебя ждут. Приезжай…

Это всегда раздражало и беспокоило мою маму, а у отца вызывало лёгкую улыбку. Уж он то в отличие от неё был твёрдо уверен, что сын не свернёт с намеченной стези.

Экскурсия в прошлое, молнией промелькнувшая в голове, оставила после себя ощущение острой тоски. Но я, не подав виду, пустился в дальнейшие расспросы:

— А что там вы упомянули про поручение? И как сие, вообще, возможно, если он умер?

— Ну, так это… — спохватился Кол, торопливо вытаскивая из-за пазухи, тонкий кожаный футляр, — После кончины ярла Драко, мы, его ближайшие друзья, вскрыли завещание. Традиция у нас понимаешь такая. И кстати вот оно, — толстяк протянул мне предмет, о котором шла речь. — В нём… Впрочем, ты всё прочитаешь сам.

Я взял футляр, впрочем, не спеша открывать.

Наступившее затем молчание, прервал Журавль. Он предложил:

— Давайте наши дела лучше оставим на утро. Не такие уж они спешные. А там отдохнувшие, со свежей головой обсудим их в лучшем виде.

— Я не против, — согласился я, невольно покосившись на завещание.

— Тогда мы добиваем волшебный нектар оставшийся в бутылке и идём на боковую, — обрадовался Колесо.

Призрак, поддерживая его, кивнул головой, вновь наполняя опустевшие стаканы.

Тогда я поднял свой и произнёс:

— Выпьем за Драко Тайндара. Оставившему в моей душе неизгладимый, светлый след. Мир его праху…

— Вечная память ярлу Драко…

— Слава его благородству… Не много ныне на свете, осталось таких достойных людей.

— Счастливых ему посмертных снов…

Присоединились ко мне гости.

— А почему вы называете дядю ярлом? — вдруг заинтересовался я. — Ведь так, насколько я знаю, называют походных предводителей у морских рыцарей Найтмарского Ордена.

— Так мы в нашей Пристани тоже частенько бороздим водные просторы на своих драккарах, — едва заметно улыбнувшись, заявил Журавль. — Дело в том, что у нас полным-полно рек и озёр. Есть даже пресноводное море весьма солидных размеров.

— Дядя никогда не упоминал что он… Ну словом, имеет какое то положение в вашем обществе, — задумчиво произнёс я.

— И не удивительно. Ведь ярл Драко, несмотря на всеобщее уважение и известность, всегда оставался чужд, малейшим проявлениям бахвальства, — бесстрастно заметил Призрак.

— Да, наш Драко был таков, — тяжко вздохнув, с явно ощутимой печалью пробормотал Колесо. — И теперь его нет…

— Дружище, он ушёл туда, откуда не возвращаются, — с нарочитой грубоватостью бросил Журавль. — Поэтому оставь бесполезные сожаления. Жизнь то она продолжается.

Колесо, опустив голову, буркнул в ответ нечто маловразумительное.

Мне не терпелось поскорей открыть футляр и узнать последнюю волю дяди. Дяди, который меня так и не дождался… Подгоняемый этим желанием, я отвёл троих путников во флигель. Там располагались четыре довольно комфортные гостевые комнаты. Потом я зашёл в кабинет, зажёг канделябр на столе и, наконец то, извлёк свёрнутый в рулон пергаментный лист. Быстро пробежал глазами текст, затем прочитал вдумчиво.

Там говорилось о следующем:

Прочитанное завещание повергло меня в замешательство. И не потому, что у дяди во владении оказался целый замок, (про который он никогда почему-то не упоминал) и кое-что ещё в придачу. Нет. Я ведь сам был далеко не беден. Причина моей растерянности крылась в другом. Внезапно я оказался поставлен перед выбором: или резко меняй свою жизнь, или продолжай плыть по течению давно знакомой реки. И пусть меня довольно сильно не устраивали нынешние порядки, но всё же… как не крути, Далидор — моя Родина. Где прошло моё золотое детство. Минула пьянящая голову юность, оставившая щемящие воспоминания о первой настоящей любви. Под посвист вражьих стрел пролетела лихая молодость, ознаменовавшаяся рубцами на теле и душе. Ещё тут полным-полно дорогих моему сердцу могил друзей, павших на поле брани. Здесь вышла моя первая книга. Стоит дом видевший не одно поколение Тайндаров. Растут деревья, помнящие меня совсем малышом. А там… Там всё чужое, пусть и принадлежащее дяде.

Так ничего и не надумав, я отправился спать. Утро вечера мудренее частенько говаривал мой дед. Да и мой гость Журавль ратовал за то же. Едва добравшись до кровати, я мгновенно уснул.

Видения в ту ночь меня посещали крайне странные и хаотично сменяющиеся:

— Огромный таракан с лицом Тарайи сидел в нашей гостиной, с превеликим аппетитом сгрызая тарелки из фамильного сервиза, услужливо подаваемые мной.

— Пустыня без конца и края. Безжалостно палящее солнце. И я плывущий по этому жёлтому морю на маленькой парусной лодочке. Возле борта вдруг возникает фонтанчик песка, затем всплывает кит. Он совсем по человечески, заливисто смеётся. Вот только от этого, почему-то не весело.

— Большой город, улицы которого заполонили деловито снующие мертвецы. Кладбища по его околицам, где в гробах кричат и тяжко стонут живые люди.

— Стаи лебедей, кострами вспыхивающие в тёмном небе, едва их нашаривал зловещий синий луч.

— Стадо овец, жующее истекающую кровавым соком траву.

И что-то ещё. Стёршееся из памяти. Впрочем, я о том не сожалел. Мне хватило запомнившегося.

Проснувшись, я позволил себе немного поваляться в кровати, потом встал, отдёрнул шторы. Дождь утих, но солнце едва проглядывало сквозь густую пелену облаков. Часы между тем показывали половину десятого. Бесцельно побродив по спальне с пол часа, я решил, что самое время навестить постояльцев. Но нашёл я их не во флигеле, а в глубине двора. Они сидели попыхивая трубками, в беседке под старыми липами, у тихо журчавшего ручья, бежавшего по ложу из гальки зелёного, синего, белого и розового цвета.

— Неплохая у тебя усадьба, господин Ральф! — вместо приветствия одобрительно воскликнул Колесо. — Красотища! Покой! Уют!

— Да, в такой, только жить да счастье наживать. А начать с женитьбы на здоровой, красивой бабёнке. Детишек уйму завести, внуков увидеть, — присоединился к нему Журавль.

— Совет в общем стоящий, — рассмеявшись, признал я. — Хотя и требует некоторой коррекции. В плане количества. С меня, например, хватит сына и дочки. А орава… Нет, это слишком.

— Только тут есть одно «но», всё это перечёркивающее. Или ставящее под большое сомнение, — внезапно испортил впечатление от слов друзей Призрак.

— Ты о чём, уважаемый? — я в упор посмотрел в ярко-синие глаза новоявленного скептика.

Тот спокойно выдержал мой взгляд и сказал:

— Ваша страна больна самым страшным видом чумы. Той чумы, которая, поражая ум человека, делает из него безжалостное чудовище, готовое уничтожить любого, кто хоть чем то отличается от ему, подобных особей. Здоровым здесь не выжить, господин Ральф. Это лишь вопрос времени.

— Подумаешь открытие, — буркнул я, присаживаясь на одну из лавочек обрамляющих стол внутри беседки. — Да я его сделал уже много лет назад. И соответственно самообманом не занимаюсь. Но Родину не выбирают. Верно?

— А не обидно за такую «Родину» кровь проливать? Свою, да… и чужую тоже? — с кривой усмешкой спросил Журавль.

— Пол года назад я покинул военную службу, — медленно чеканя слова, сообщил я. — Что ещё хотите знать?

— Ну, тогда я полагаю, тебе легче будет решиться на отъезд с нами в Пристань, — обрадовано ухватился за услышанное Колесо. — Драко всегда говаривал нам, что самый большой якорь, удерживающий его племянника в Далидоре, это армия.

— Правильно, — вынужден был признать я, — однако и маленькие якоря, если их достаточное количество, могут здорово помешать дрейфу.

— В твоей власти их обрубить, — заметил Призрак, преобразовав ароматный табачный дым в серию мелких, аккуратных колечек.

— Прежде надо взвесить все «за» и «против». Но пока это не сделано, — выдержав паузу, рассудительно произнёс я.

— До завтрашнего утра хватит времени определиться? — спросил тот же Призрак.

— Что за срочность? — удивился я. — Погостите у меня с недельку-другую, отдохните после долгой дороги. Глядишь, я, что и надумаю.

— Сейчас середина второго летнего месяца. А обратный путь желательно проделать до наступления зимы. Поэтому медлить мы никак не можем, — взялся за пояснения Журавль. — К тому же в укромном месте на Синеглазке нас ждёт парусно-гребная тарата. По уговору она будет там находиться пять суток. Если наша компашка по их истечению не появится, капитан вправе уйти, куда ему заблагорассудится. Что он, несомненно, и сделает.

— Ладно, ответ оглашу в срок, — без особого энтузиазма согласился я, а затем, напрямую, задал вопрос, вертевшийся на языке: — В чём, простите, тут ваш интерес? Только не возражайте что это не так. Не поверю.

Трое моих гостей переглянулись. Потом Призрак, пожав плечами, сказал:

— Никто не собирается тебе врать. Да, нам требуются люди опытные в военном деле. И ничего удивительного в том нет. Ибо, где и кому они не нужны?

— Как-то не конкретно, хотя и верю, что без лжи. Естественно меня не устраивает подобный ответ, — с изрядной долей иронии, произнёс я.

— Ладно, изложу подробней, — проявил сговорчивость Призрак. — Видишь ли… Практически все Дружины Пристани, и в частности наша Драконья, понесли большие потери за последние несколько лет. Причина заключается в бурной активизации нечисти всякого рода, обитающей повсюду, за пределами, обжитого людьми мирка. Мы пытались выяснить, в чём корень проблемы, но не слишком преуспели. Удалось лишь узнать, что накануне возникших бед, в сопредельных с Пристанью: Руинных Пустошах, Злом Лесу, Озёрном Крае и Изменчивой Степи появились странные чужаки в плащах-хамелеонах, идеально сливающихся с любой местностью. Вскоре они исчезли так же внезапно, как появились. И мы, увы, не успели раздобыть факты, указующие на связь чужаков с кровавой войной, вспыхнувшей на наших границах. Вот собственно и всё.

— Сколько бойцов было в вашей Дружине до воспламенения этого конфликта с враждебными существами? — спросил я, окинув троицу задумчивым взглядом.

— Сто тридцать семь, — с тяжким вздохом сообщил уже Колесо.

— А осталось?

— Хм-м-м, — толстяк замялся и нахмурившись, признался: — Мало… Очень мало. Двадцать четыре воина. Не считая нас.

— Ни хрена себе потери! — откровенно поразился я. — Да если тамошние дела пойдут и дальше подобными темпами, то вашу Пристань вскоре некому будет защищать, и она, превратиться в сплошное пепелище!

— Перед нашим странствием в Далидор всё вроде бы поутихло, — довольно неуверенно заявил Колесо.

— Иногда подобное затишье бывает перед тщательно подготовленным наступлением, — не смог я удержаться, от наставительного тона.

— У нас это отлично понимают не хуже сотника Ральфа, — сухо заметил Призрак. — Соответственно никто не расслабляется. Вот только силёнок действительно сейчас маловато…

— Нелёгкое наследство мне досталось, — про себя усмехнулся я, а вслух сказал: — Господа, предлагаю беседу перенести в гостиную. Проблемы лучше обсуждать за кружкой доброго вина, с куском свежего хлеба и ломтем ароматной ветчины.

Возражений не последовало, и мы пошли на второй этаж. Всё же, завтрак прошёл без разговора на серьёзные темы. Но вот после, когда гости, испросив разрешения, раскурили свои трубки, он таки состоялся. Начал его я, неожиданно уяснивший, что Судьба предоставляет мне последний шанс побывать на могиле дяди и увидеть страну столь ему полюбившуюся. Ведь Призрак тысячу раз прав, останься я в Илате, будущего у меня нет. Вот только отчий дом безумно жалко бросать… И поселится здесь наверняка, какая ни будь мерзкая тварь из Радетелей со своим выводком. Изгадят чистый дух нашего жилища смрадом гнусных помыслов и идей. Конечно, выход тут есть… Тяжёлый, но, пожалуй, единственный…

Произнёс же я, такие слова:

— Уважаемые гости, мной принято решение, утром отправиться в путь вместе с вами. Поэтому оставшееся время я посвящу сборам и делам, которые мне необходимо завершить. А вы пройдитесь по дому снизу доверху, и без стеснения возьмите всё что понравится, или пригодится в предстоящем путешествии. Ведь оставшуюся без присмотра усадьбу непременно разграбит серо-коричневая братия. Либо её присвоит кто-то из их вышестоящего начальства. Что, впрочем, одно и тоже. Хотя… Возможно им не достанется ничего.

— Здорово! — восхитился моим выбором импульсивный Кол. — В Вороньем замке опять появится Тайндар!

— Угу, братец, а с ним, открытый для твоей милости винный погреб, — произнёс Журавль, укоризненно качая головой.

— И в мыслях не было подобного! — возмущённо возопил толстяк. — Я просто рад, что сей славный род, не пресёкся у нас в Пристани. Без всякой корысти рад!

— Запомни эти слова, господин Ральф, — хохотнул Журавль, — и вспомни когда бурдючок на двух ногах, притопает к тебе похмеляться. И останется на недельку-другую, утолять неутолимое.

— Ах ты, язык-помело… — Кол буквально задохнулся от праведного гнева. — А сам то тоже хорош! Кто забаррикадировался в погребе у ярла изнутри на целых три дня, горланя непотребные песни?

— Вот вспомнил, — Журавль неожиданно покраснел, — И что с того? Горе у меня тогда приключилось. Разумом моей Линды злой дух овладел. Совсем тогда баба сбрендила. Схватила, понимаешь серп и давай им махать перед… ну, в общем, перед моим носом. Что мне оставалось? Верно. Укрыться у ярла. А почему нет? Он ведь обязан, заботится о своих дружинниках! Горой стоять за них! Разве не так?

— В походе или на войне — да, но отнюдь не в мирное время. И тем более не в случае, когда дело попахивает супружеской изменой, — не скрывая ехидства, пробасил Кол.

— Враки всё это! — вспылил Жура. — Как есть враки!

— А вот старая Марта утверждает, что своими глазами видела … начал, было толстяк, но осёкся, встретившись взглядом с Призраком. Свою речь он докончил несколько туманно: — Только кто же не знает старую кикимору? Все её знают, все.

— Ладно, гости дорогие, — сдержав лёгкую улыбку, я поднялся из-за стола, — вы беседуйте, осматривайте дом, отдыхайте. А я пойду. До отъезда много надо успеть.

— Если хочешь, мы с удовольствием поможем, — охотно вызвался Призрак.

— Да, ты главное задачу поставь, — энергично поддержал друга Кол.

— Располагай нами, — присоединился к ним и Жура.

— Нет, управлюсь сам, — отказался я. — Да и в данной ситуации я всё должен сделать сам. В общем, до встречи вечером.

Сначала я посетил кладбище. Простился с могилами родственников и друзей. В последний раз… Затем наведался в издательство к Тари Маю. Его секретарша знавшая меня много лет, приветливо поздоровалась и, заглянув в кабинет, сообщила о визитёре. Получив приглашение, я вошёл. И впервые увидел своего издателя сильно под хмельком. Ещё… старик очень сильно сдал с момента нашей прошлой встречи. Волосы из седых, стали белы как снег, морщины на лице углубились и стали резче, под глазами залегли синеватые тени, плечи поникли, потух взор…

— Мой дорогой мальчик! — узрев меня, он оживился, и с трудом покинув кресло, двинулся на встречу.

— Здравствуй старый Друг и Учитель, — приветствовал я его, обмениваясь рукопожатием. — Вот пришёл попрощаться. Уезжаю. Вероятно навсегда.

— Куда, если не секрет? — тихо спросил Тари, привычно, по-птичьи склонив голову на бок.

— На северо-запад материка, в Пристань, — поведал я, ощутив внезапное чувство вины перед стариком.

— А я уж было обрадовался, в надежде, что ты принёс новую рукопись, — бесцветным голосом произнёс он. — А ты… Ну да ладно. В принципе правильно поступаешь. Тебя проклятые Радетели точно в покое не оставят. Скажи лучше другое, почему именно Пристань? Это ж такая даль! И книг там вероятно вообще не читают, не то что издают. Я пойму выбрал бы знаменитый Ральф Тайндар любую цивилизованную страну из Фандарского Союза либо Лейского Договора, но Пристань… Да что ты, талантливый писатель, будешь делать в столь диких краях?

— Учитель забывает о моём истинном призвании в этой жизни. Я — воин. Соответственно занятие мне найдётся.

— Хм-м-м, — старик неодобрительно пожевав губами, поинтересовался: — У тебя там, кажется, родственник живёт? Дядя, если не ошибаюсь. Ты как-то, рассказывал о нём.

— Он умер почти год назад.

— Мне жаль. Помнится, тот был тебе дорог.

— Да, очень. К тому же с его уходом, я лишился последнего родственника. А это как не крути, весьма печальный факт.

— В этом мы с тобой похожи, мой мальчик…

— О чём ты? У тебя ведь есть дочь Элиза, внучка Анабэль. Ты не одинок, нет! Или… Что случилось, Учитель?

Тари Май подошёл к внушительному дубовому шкафу, занимавшему южную стену просторного кабинета, открыл одну из множества дверок и, достав начатую бутылку коньяка с двумя стаканами, плеснул в них: себе на донышке, мне половину. Затем дрожащим голосом он произнёс:

— Красота Анабэль на нашу беду привлекла внимание Тимаса, сына одного из ближайших подручных Тарайи — Руфа Шептуна. Представляешь, он буквально прохода ей не давал. Но девочка и смотреть то на него не могла без омерзения. Да он, честно говоря, того и стоит: здоровенный самодовольный бугай, интересы которого сводятся лишь к жратве, выпивке и девицам. А внучка моя… она светлая была. Любила поэзию, сама писала замечательные стихи, да и задатки одарённого художника у неё присутствовали. Впрочем, ты сам всё отлично знаешь. Вот и скажи, что у них общего могло обнаружиться? Ничего. Только эта сволочь решила добиться своего, любым путём. У своего дружка из знати, Тимас одолжил карету, дождался пока Анабэль отправится навестить больную подругу, и попытался похитить её. Внучке чудом удалось вырваться, она побежала по улице и оказалась сбита внезапно выскочившим из-за угла экипажем. Проходивший мимо лекарь констатировал мгновенную смерть… Элиза не пережила подобного удара. На третий день после похорон дочери, она наложила на себя руки… И теперь, теперь я один на белом свете.

— Прими мои соболезнования, Учитель, — едва слышно произнёс я, обнимая его за плечи.

Тот заплакал…

Уже уходя, я предложил старику ехать со мной.

Но Тари Май отказался, сказав:

— Хочу упокоиться рядом с дочкой и внучкой. А этого момента, поверь, ждать не долго осталось. Прощай мой мальчик.

— Прощай старый друг…

Следующей вехой моего пути был банк «Джордан и Сыновья». Там, но моём счету лежала весьма круглая сумма. Вызвав дежурного нотариуса, я сделал завещание, в котором разделил её поровну между семьями моих погибших товарищей.

Потом я отправился в самый центр города и стал целенаправленно обходить лучшие таверны. В каждой я высматривал подонка Тимаса, рожа которого, была мне преотлично известна. Однажды мы с ним крепко повздорили. Так крепко, что хорошо запомнилось и мне, и уверен, ему.

В четвёртом по счёту заведении мне повезло. Там, в глубине зала, сидела уже тёпленькая компания с Тимасом во главе. Спрятав лицо под сенью накинутого на голову капюшона, я сел недалеко от выхода, за свободный столик в нише, заказал бокал тёмного пива и неспешно прихлёбывая, стал ждать. Спустя полчаса Тимас поднялся и двинулся к выходу. Остальные собутыльники продолжили кутёж. Очутившись во дворе чуть раньше, я отступил в сторону, делая вид, что сосредоточенно пересчитываю содержимое кошелька. Убийца семьи моего друга, как я и предполагал, вышел по нужде. Я подождал пока тот зайдёт в туалет, затем последовал за ним. К счастью кроме нас двоих в нём не было больше никого. Дальнейшие мои действия заняли секунды. Я подошёл сзади к Тимасу, изготовившемуся справлять малую нужду и одним взмахом кинжала, перерезал горло. Кровища хлынула… Фонтаном. Само же тело упало ничком, содрогаясь в предсмертных судорогах. Вытерев лезвие об одежду старого знакомца, я постарался побыстрей оказаться за пределами таверны, на многолюдной улице справедливо носящей название Дворцовой. Теперь мне действительно нельзя было оставаться в Далидоре. Ибо Стражи Закона непременно выйдут на след убийцы сынка высокопоставленного Радетеля. В чём им непременно поможет огромный штат осведомителей среди самых разных слоёв общества. Но фора минимум в три-четыре дня, я считал, у меня имелась.

Я вернулся домой в преддверии вечера, нигде больше не мешкая. Своих постояльцев обнаружил в гостиной. Перед каждым лежало по три-четыре книги из нашей домашней библиотеки.

— Всем привет! — промолвил я, окидывая выбор троицы заинтересованным взглядом, а затем с удивлением спросил: — И это всё что вы выбрали из множества предметов наверняка нужных в дальнем странствии?

— Ну, во-первых, книги — самая большая ценность в мире, — воздев указующий перст к потолку, с апломбом констатировал Кол.

— Во-вторых, господин Ральф, на тарате у нас всё в буквальном смысле есть, — заверил меня Жура.

— А в третьих, — едва заметно улыбнувшись уголками губ, подключился и Призрак, — мы в Пристани все поголовно фанатики чтения. Без преувеличения!

— Хм-м-м, — я пришёл в небольшое замешательство, — а… откуда же вы черпаете свет знаний?

— Господин Ральф… — лекторским начал Кол.

Но я его прервал, попросив:

— Ребята, давайте впредь без «господ». Полагаю негоже так друг к другу обращаться тем, кому предстоит нелёгкий, совместный путь.

— Замётано, — охотно согласился толстяк, под одобрительные кивки товарищей. Потом он продолжил: — Дело в том, что едва ли не у каждого жителя Пристани довольно приличная библиотека. А у ярла Драко, так вообще огромная. Но твоих романов у него не было. Поэтому мы прихватили их с собой все. Будет чем теперь в дороге заняться. В свободную минуту конечно. А, прибыв на место, вернём их тебе. Поставишь на полку, и будет полный комплект.

— Говоришь обилие библиотек, — ещё больше озадачился я. — Но сами книги, где достаёте?

— Ну, ты, достойный Ральф, вообще гляжу, жителей Пристани за дикарей держишь, — с нотками обиды произнёс Жура. — А у нас, между прочим, есть типография, в ней пользующиеся спросом литературные труды, изредка привозимые торговцами из вне, перепечатываются и продаются. Имеются так же две газеты: Вестник Форпоста и Странник. Впрочем, что касается книг: основная масса, приходится на добытые, в заброшенных городах Древнего Мира.

— По моему, сии фолианты, должны рассыпаться в прах от одного только прикосновения, — проявил я здоровый скептицизм. — Разве не так?

— В наших краях почти во всех населённых пунктах прошлого до сих пор действуют заклинания Сохранения. Они то и уберегают книги от пагубного воздействия времени, влаги и грызунов, — заговорщически подмигнув, сообщил Кол.

— Значит и Магические Артефакты достаются вам в целости? — спросил я, с невольным замиранием сердца, ибо представлял себе, сколько возможностей это сулило людям.

— Иногда да, иногда нет, — криво усмехнувшись, ответил Жура. — Видишь ли, э-э, Ральф, зачастую ценные Артефакты окружены охранными чарами. И порой, попытка заполучить какой ни будь из них, заканчивается плачевно: человек погибает жуткой смертью, а приглянувшаяся ему древняя штуковина либо теряет свои свойства, либо исчезает в огненной вспышке.

— Ничего не скажешь, по взрослому живёте, — уважительно признал я.

— А ты думал, — молвил Кол, подкручивая усы, — и ты у нас скучать не будешь. Гарантирую.

— Это я уже понял, — невольно рассмеявшись, согласился я. — Пока же давайте займёмся насущными делами. Для начала поужинаем. Ведь вы ещё не ели, верно?

— Нет, — отрицательно замотал головой Кол, — мы, видишь ли, решили дождаться хозяина, то есть тебя, а потом уже и вкусить хлеба насущного. Хм-м, ну и надеюсь не только его.

— Какой я тут теперь «хозяин», если утром ухожу навсегда, — с внезапно нахлынувшей горечью произнёс я.

— Да ты особо не тужи, — сказал Жура, явно с намерением поддержать, — ведь не в лачугу едешь, а в замок. И пусть он не шибко велик, но зато надёжен, красив, и в нём достаточно артефактов дабы сделать бытие там весьма комфортным. В общем, я более чем уверен, тебе там понравится.

— А почему собственно замок назван Вороньим? И откуда он взялся у дяди? — задался я очевидными вопросами.

— Годков эдак пятнадцать назад, мы собрали Ватагу из пятидесяти человек и на небольшом драккаре отправились «потрясти» самый сказочно богатый из всех заброшенных городов северо-запада — легендарный Тальмар, — издалека начал объяснения Жура. — Но с самого начала плаванья нас преследовали неудачи. В их неполном перечне: испортившийся уже в конце первой недели пути, запас качественных продуктов; пробитое о подводную скалу днище; дорого обошедшаяся кораблю и экипажу схватка с двумя ладьями разбойных людей на Лукавом озере; Чёрная лихорадка, выкосившая почти половину братии; а так же страшная буря, разыгравшаяся на просторах пресноводного Мирного моря. Она то, как раз и заставила искать спасение в устье одной из рек, распадавшейся затем на множество рукавов. Пытаясь добыть пропитание, мы заблудились в образовавшейся, сильно разветвлённой дельте. И в итоге, совершенно случайно, наткнулись на прекрасный хоть и небольшой город, расположенный на полузатопленном острове. После этого Тальмар надолго перестал нас интересовать, ибо добытое там, сделало всех, весьма состоятельными людьми. Что бы ты имел представление, могу лишь сказать о тогдашней доле ярла Драко, составившей двести пятьдесят фунтов золота, триста фунтов серебра и почти сто фунтов драгоценных каменьев. Не считая полтора десятка магических артефактов, тоже стоящих приличную сумму. Когда же мы вернулись назад, твой дядя выкупил у Общины заброшенный замок, построенный ещё во времена Древнего Мира с прилегающей солидной территорией. Потом он вложил часть средств в его капитальную реставрацию. И последние двенадцать лет доживал в нём припеваючи. А что касается названия… Так оно прилипло к замку, из-за старинных башенных флюгеров, изготовленных в виде горных воронов. Впечатляющие я тебе скажу птички! Впрочем, сам увидишь.

— Нда-а, вы действительно не скучаете в своей Пристани. Действительно… — поддавшись очарованию короткого рассказа, задумчиво протянул я.

— Нам бы покушать, — скромно потупившись, напомнил Кол.

— А так же выпить и переночевать, — лукаво ухмыльнувшись, пошутил Жура.

— Сейчас-сейчас, — спохватившись, я быстро покинул гостиную и направился в погреб.

Вскоре все с аппетитом вкушали принесённые мной продукты, изредка запивая их глотками белого вина «Слёзы Снежной Эльфийки».

Покончив с ужином, гости, вновь испросив разрешения, раскурили свои трубки. Отсутствие данной привычки я компенсировал, налив себе второй стакан вина. Едва пригубив его, я попросил, ощущая в душе стремительно нарастающее желание увидеть вторую родину дяди:

— Поведайте ещё о Пристани. Ну, хотя бы в общих чертах. Что там да как. Конечно, дядя Драко говорил со мной о ней, но это было так давно, что почти всё стёрлось из памяти…

— Около сотни лет назад, неподалёку от Руинных Пустошей возник небольшой лагерь искателей артефактов, — неожиданно взялся отвечать, обычно не особо многословный Приз. — А так как добычи было пруд пруди, то он быстро превратился сначала в некое подобие деревни, после в посёлок, а уж затем и в город Форпост. С тех самых пор и по нынешние времена управляется он Мэром и Городским Советом, которые избираются раз в десять лет. Сама же наша страна, на карте представляет из себя, почти правильный квадрат. С одной стороны к нам подступают Руинные Пустоши, с других: Злой Лес, Озёрный Край и Изменчивая Степь. И соответственно по названию этих сопредельных, заброшенных земель, образовались четыре населённые области: Руинный Рубеж, Лесной Рубеж, Озёрный Рубеж и Степной Рубеж. Мы кстати, живём в последнем. Ещё… Каждая область состоит из нескольких Общин, которыми правят избираемые единожды в десятилетие Старейшины. Их Совет и его Глава, решают все спорные вопросы возникающие внутри территориального образования. И не обязательно достигнуть преклонных лет, что бы стать Старейшиной. Главное требование к руководителям Рубежа — мудрость, честность и всеобщее уважение. Вместе с Советом выбирают и ярла — предводителя общинной Дружины на войне или в походе. Ну, вот, пожалуй, вкратце и всё… Но, если есть вопросы — задавай.

— Меня интересует ещё очень многое, — с улыбкой признался я. — Вот только времени на расспросы, пожалуй, не осталось. Надо идти готовится к отъезду.

— Ничего, в пути, успеешь удовлетворить своё любопытство, — заверил Приз, аккуратно выколачивая трубку в бронзовую пепельницу, оставшуюся от деда. И многозначительно добавил: — Главное без проблем выбраться за пределы Далидора.

Проследив за его красноречивым взглядом, я обнаружил обильные капли засохшей крови, забрызгавшие правый рукав рубахи.

Не вдаваясь в объяснения, я лишь пожал плечами и покинул гостиную. Ведь месть за друга — дело сугубо личное.

Первое чем я озаботился, был выбор оружия. Стену в кабинете покинул коллекционный эльфийский арбалет, с необычным для наших мест, оптическим прицелом. За ним последовал колчан под завязку наполненный серебристыми болтами. Затем к ним приобщилась необычайно лёгкая кольчуга, так же эльфийского производства, имевшая магическое свойство растягиваться под любого владельца. Моя собственная, по окончанию последней военной компании, нуждалась в основательном ремонте, и брать её с собой не имело никакого смысла. Всё остальное смертоносное богатство пришлось оставить, ибо в моей спальне находился собственный арсенал, с которым я прошёл многие войны. Его гордость составляли меч и кинжал, откованные в царстве Золотой Горы. На них стояло клеймо знаменитого гнома-оружейника, горбуна Рэнкина Подковы — «Эдельвейс». Это был подарок отца на совершеннолетие, за который он уплатил баснословную сумму золотом. Неплохим довеском служили ещё секира, да засапожный нож, откованные из отличной стали, но уже человеческими руками. Шлем, и доспехи потяжелей, я во внимание не брал. Ведь не тащить же оные за тридевять земель. Оказавшись в спальне, я аккуратно разложил изделия эльфийских мастеров на комоде. После чего открыл встроенный в стену шкаф с необходимым снаряжением. Покопавшись в нём, я отобрал себе непромокаемый плащ с капюшоном; два комплекта одежды серо-зелёного цвета; плюс к ним две пары высоких, чрезвычайно прочных шнурованных полусапожек; подробную карту Междуречья; подзорную трубу; ранозаживляющий бальзам; измельчённый в порошок Оживи — Корень, быстро восстанавливающий жизненные силы организма; широкий ремень; и флягу. Потом, спохватившись, опять вернулся в кабинет, открыл сейф. В нём находились шкатулки из красного дерева, покрытые искусной резьбой. В одной пребывали золотые монеты, во второй серебряные, в третьей же, принадлежащие семье драгоценности. Среди коих хранились мужское и женское обручальные кольца, переходившие по наследству от поколения к поколению. Доставались они обычно — старшему сыну, то есть основному наследнику. А значит мне, за неимением других претендентов. Вот только где она, моя избранница? Перед глазами всплыли лица женщин оставивших след в моей жизни. След, но не сожаление по поводу расставания. Может это потому, что я ещё не встретил ту Единственную, Любимую и Неповторимую? Не знаю, не знаю…

Всё вышеозначенное добро я пересыпал в три замшевых мешочка со шнурками-затяжками. Уже в спальне я бросил их на самое дно вещмешка из вощёной парусины, с кожаными рюкзачными лямками. Следом легло снаряжение, кольчуга, недочитанный томик стихов восхитительной Уле Ханны, и миниатюрная настольная картина, кисти Галана Бригса, бережно завёрнутая в плотный кусок материи. На ней были изображены мои: папа, мама, дедушка и бабушка. А ещё маленький мальчик, глядящий на мир наивными, восторженными глазами…

Ну вот, вроде бы и всё. Продукты можно будет взять утром, распределив их между собой. Да и кое-что ещё.

Оставшееся время до отъезда я провёл в библиотеке. Просматривал наиболее дорогие сердцу книги на полках, читал какие то отрывки, и незаметно уснул за столом, положив голову на руки. Рассвет застал меня уже на ногах. Едва я успел умыться в ванной комнате, как туда подтянулись мои будущие спутники. Мы поздоровались. Они тоже привели себя в порядок, и я повёл их в погреб, где следовало запастись едой с питием. Что и было сделано довольно споро. Потом они вынесли поклажу во двор, я же вернулся в спальню за вещмешком и оружием. Заодно я переоделся в один из серо-зелёных костюмов и… уже выходя, прихватил с полки огниво.

Когда я появился во дворе, из дома ощутимо тянуло дымом. А вскоре он уже вовсю пылал, подожжённый со всех сторон…

— Пошли дорогой, — участливо заглянув в глаза, попросил Кол. — А то сейчас соседи сбегутся. Пожарных, наверное, вызовут. А нам лишние свидетели ни к чему. Верно?

— Да, — деревянным голосом ответил я, продолжая загипнотизировано смотреть на пламя. — Ни к чему, приятель…

Он настойчиво потянул меня за рукав, и я послушно, как ребёнок пошёл за ним…

Вот так начиналось моё путешествие.

Илату мы покидали через Северные ворота, уже распахнутые настежь. И едва наша маленькая компания подъехала к ним, из караульного помещения в башне вышли семь стражников с двумя Радетелями в коричневых плащах. Этим действием они значительно усилили свой пост из двоих человек, стоявших по обе стороны прохода за пределы города. Их беспокойство было понятно, ибо в Далидоре уже почти три года действовал Закон, запрещавший гражданским лицам, носить при себе какое либо оружие кроме ножа. А тут на тебе, заявился некто, основательно им увешанный. Распределил же я его таким образом: меч в заплечных ножнах крепился с левой стороны спины, по соседству с вещмешком пристёгнутым посредине. Секира находилась тоже сзади, но с права, рядом с арбалетом. Кинжал висел на поясном ремне с правой стороны. Один лишь засапожный нож проявил предельную скромность. Он пребывал там, где ему положено — за голенищем. Мои спутники, видимо наслышанные о наших порядках, всё своё серьёзное железо благоразумно оставили на тарате. А иначе их бы и в город то не пустили.

— Эй, ты! — тем временем, грубо бросил мне Радетель размерами помельче. — Ну-ка снимай свои цацки, да бросай в кучу! А потом объясни, по какому праву ты их нацепил?

— Да уж нет, любезный, сначала я объясню, а после кучу наделаешь ты сам, — грубо рявкнул я в ответ, одновременно извлекая грамоту с автографом короля Гутлера Первого, дозволяющую бывшему сотнику Ральфу Тайндару хранение и ношение любого вида оружия. Это разрешение по моей просьбе выпросила у братца принцесса Галара. А иначе я бы уже давно лишился всего домашнего арсенала. Либо пришлось бы его где-то хорошо прятать.

— Слышь Дрэйбо, да тут высочайшая подпись самого монарха, — всмотревшись в документ, испуганно проблеял мелкий.

— И что? — Более крупный Радетель насмешливо хмыкнул. — Может этот, э-э, господин украл её?

— На чьё имя грамота? — вмешался десятник городской стражи, угрюмо зыркнув на обоих Радетелей.

— Она выдана Ральфу Тайндару, — ещё раз сверившись с текстом, сообщил мелкий.

— Тогда я могу засвидетельствовать, что этот человек именно тот, за кого себя выдаёт, — отрывисто бросил десятник. — Мне случалось видеть оного на поле боя, во главе штурмовой сотни. Кроме того, я был на презентации, написанной им книги. И читал её кстати тоже. Как, впрочем, и все остальные, принадлежащие его перу.

Оба Радетеля переглянулись.

Затем Дрэйбо обескуражено протянул:

— А-а-а, так это тот са-амый… — и умолк не докончив.

— Ага, — я кивнул, — тот, что у вас в Чёрном Списке. И что?

Дабы скрыть растерянность Дрэйбо решил устроить мне некое подобие допроса.

— С какой целью и куда убываете из столицы? И кто ваши спутники? — поинтересовался он, напустив в голос строгости.

Вышло не убедительно.

— Цель — рыбалка. Убываю на реку. Спутники — загонщики рыбы, — по возможности кратко отрезал я. — Ещё вопросы будут?

— А зачем вам при ловле рыбы меч, секира, арбалет и кинжал? — простодушно поразился мелкий. — И как это? Загонщики рыбы?

— Братец, да ты форменный идиот, — тяжко вздохнув, не удержался я от констатации факта. — Почему? — ещё больше удивился мелкий.

— Да потому что вопросы задаёшь идиотские! — с откровенной издёвкой бросил я.

— А, так вы шутите! Вы не на рыбалку! — «озарило» мелкого. — Тогда куда же, позвольте, наконец, узнать?

— А с какой стати я должен отчитываться? Или вы получили приказ не выпускать меня из города? Тогда к чему расспросы? Отправляйте назад!

— Нет, ничего подобного мы от своего руководства не получали, — вынужден был признать Дрэйбо.

— В таком случае с дороги, господа хорошие! — ледяным тоном приказал я.

Стражники расступились сразу. Два мерзавца в коричневом, чуть помешкав.

Проходя мимо десятника, я благодарно кивнул ему головой. Он усмехнулся в седые усы, прижав кулак правой руки к сердцу. Так по традиции, прощались ветераны Седьмого Железного легиона.

Уже сделав шагов пять вперёд, я резко остановившись, обернулся назад, поддавшись внезапному искушению:

— Хотите знать истинную причину моего отъезда из Илаты? — вкрадчиво спросил я Радетелей.

— Да, — синхронно отозвались те.

— Всё очень просто. У меня нет сил смотреть в какую жуткую клоаку, вы превратили прекрасный Далидор. И мне до смерти надоело видеть гнусные рожи, вашей многочисленной бандитской братии. Опротивело слушать горячечный бред о Великой Идее и империи Улимар. Ещё меня тошнит от осознания того, что приходится дышать одним воздухом с вашим Верховным Мерзавцем Тарайей, — спокойно, без эмоций поведал я, и поинтересовался: — Ну как, парни, теперь полегчало? После удовлетворения любопытства?

Радетели не удостоили меня ответом. Наверное, им мешали отвисшие до предела челюсти. Помахав напоследок этим «славным» ребятам, я догнал спутников, ожидавших неподалёку, и мы уже все вместе, пошли по Рябому тракту вперёд.

— Крепко ты их! — чуть погодя хохотнул Кол. — Ай, молодец!

— Оно-то так, но как бы вслед за нами не отправили погоню, — с озабоченным видом пробормотал Приз.

— Чепуха, — беспечно отмахнулся Жура, и напомнил: — ведь нас же пропустили совершенно свободно.

— И поэтому нет смысла устраивать преследование, — завершил его мысль Приз.

— Угу, — подтвердил Жура. — Это я и имел в виду.

— Ральф в открытую попрал не достоинство двух придурков в коричневом, а их Святыни. О чём непременно они тут же донесут Старшим. И полагаю… те решат наказать дерзкого, — упрямо гнул свою линию Приз.

— Возможно, ты прав, — посерьёзнев, согласился Жура. — Но будем надеяться, что пока начальники Радетелей будут судить да рядить, мы успеем оказаться на борту тараты. А там ищи свищи.

— В любом случае, нам лучше выиграть время. Но что бы это сделать, мне надо знать предстоящий маршрут, — сказал я, в душе уже раскаиваясь за выказанную несдержанность. Ведь если не жалеешь себя, то пожалей хотя б других. А нагони нас Радетели… Моих спутников вполне могут посчитать соучастниками иного серьёзного преступления, совершенного Ральфом Тайндаром. И тогда соответственно, их участь, вряд ли сильно отличится от моей, собственной. Проклятье…

— Да тут всё очень просто, — оживился Колесо. — Двигаемся по Рябому тракту до ближайшего городка. Название у него мудрёное…

— Амирхайр, — нетерпеливо подсказал я.

— Ага, он самый, — подтвердил толстяк, — там, в таверне «Стрела и Гусь» нас должны ожидать два рекрута в Дружину. Возможно, они даже уговорят третьего. Потом мы выходим из Габир… Мабир… тьфу ты, ну не важно, выходим через Мокрые врата и идём часов пять-шесть вдоль Синеглазки до укромной заводи, берега коей густо заросли старыми вербами. Тарату, там, ну совершенно не видно! Вот собственно и всё.

— А почему собственно она не ожидает вас в порту Амирхайра?

— Хм-м-м, — Кол замялся, — понимаешь, у капитана нанятого нами судна, какие то неулаженные проблемы с местными властями. Вот он и не рискует соваться слишком близко.

— В сам город обязательно заходить? — на всякий случай ещё спросил я, хотя знал ответ почти наверняка.

— Да, — коротко выразил общее мнение Призрак.

— Дело ваше, — пожал плечами я, — но учтите, там нас могут уже ждать. Ведь у Радетелей хватает почтовых голубей. И им не проблема послать весть в нужное место. Да и маги, находящиеся у них на службе, имеют свои способы передачи информации.

— Тем не менее, мы рискнём, — неожиданно с твёрдым напором, заявил обычно благодушный Кол.

— Ладно, — без дальнейших споров, согласился я, — так значит так. Теперь о наших дальнейших действиях. Вскоре мы свернём с тракта, сильно выгибающегося на север, и проходящего околицами четырёх поселений, на одну известную мне тропку. Она поведёт нас в Амирхайр напрямик, сначала через Кладбищенскую рощу, затем просторами Безвозвратных пустырей. В городе, же, вернее в его вышеупомянутом, небольшом порту, мы наймём любое свободное судёнышко, на котором быстро достигнем нужной заводи.

— А с какой стати такие пессимистические названия у рощи и пустырей? — смешно сморщив нос, поинтересовался Кол. — Они что, действительно соответствуют заложенному в них смыслу?

— Суди сам, — усмехнулся я и принялся за пояснения: — Видишь ли, до того как проложили Рябой тракт, многие торговые люди добирались до Амирхайра самой короткой дорогой. Ну, той, что мы пойдём. И случалось, в роще они нарывались на разбойничью шайку атамана Маски. А тот без исключения лишал всех не только имущества, но и жизни, невзирая на возраст. Тела же сей упырь, сносил в одно и то же место — укромную поляну в самой глубине чащи. Когда туда однажды нагрянул отряд Стражей Закона, там пребывал уже не один десяток скелетов, чьи разбросанные кости носили следы грызших их зверей. Шайку в итоге извели, а вот атаман, всегда прятавший лицо под чёрной маской ухмыляющегося демона — уцелел. Поговаривают, в самый последний момент его предупредил свой человек из числа Стражей. А ещё ходили слухи… будто Маска, это сам богатей Эвил Кинс, мэр Амирхайра.

— Что-то мне расхотелось туда топать, — неодобрительно пробасил Кол. — Бр-р-р, какие страсти! Особенно в той части, где говориться о руководстве данного городка.

— Мэр Кинс давным-давно умер. Преемники же его были все сплошь мирные пузаны. Вот, правда, нынешний, Бренна Лабус несколько иной. Он — подпевала Радетелей. Но по сути, ничего из себя не представляет. Так, трусливая серая личность, — постарался я успокоить встревоженного толстяка.

Следующие пару минут мы шли молча. Я задумался, вспомнив о нашем с дядей Драко, совместном пребывании в Амирхайре, во время его второго визита к нам.

— А дальше? То есть про пустыри, — напомнил затем Кол, вновь воспылавший любопытством.

— Тут всё проще. И… сложнее, — пожал плечами я. — Люди там мгновенно исчезают, словно по мановению волшебной палочки.

— Это как? — сделав круглые глаза, изумился Кол.

— Идёт, к примеру, по тем местам компания, скажем из пяти человек. И вдруг их становится на одного или двух меньше. Вот так среди бела дня, у всех на глазах, народ пропадает. Без шума, крови и безвозвратно, — пояснил я и немного подумав, внёс кой какие коррективы. — Только последний подобный случай произошёл лет эдак пять назад. О нём писали в столичных газетах. Тогда ватага рыбаков, направляющаяся на Зеркальное озеро, внезапно лишилась двоих: отца и сына. Но если хотите знать моё мнение, все эти истории не стоят выеденного яйца. Так, досужий вымысел всяческого рода пьяных бездельников, коих предостаточно шатается по нашим тавернам.

— Ну не скажи, не скажи! — активно завозражал Кол. — В Изменчивой степи тоже такое случается. Шёл себе человек, шёл, бац, и с концами, нет его!

— Истинно так, — подтвердил слова приятеля Журавль. — Всё же отличие, я усматриваю.

— В чём оно заключаются? — заинтересовался уже я.

— У нас в основном бесследно пропадают те, у кого хватает глупости зайти в область зеленоватого тумана, порой возникающего на степных просторах.

— Либо кого стукнут топором по башке Ночные Людоеды, — попытался пошутить Кол. Вышло плоско. Поняв это, толстяк слегка смутился и прикусил язык.

— Вообще Изменчивая степь территория тайн и загадок. К примеру: развалины древнего города могут покинуть привычное расположение и необъяснимым образом возникнут совершенно в ином районе. Тоже самое, касается небольших островков леса и даже озёр с речками. Не говоря уже о мелочах, вроде каменных истуканов или могильных курганов, — внёс свою лепту в разговор и Призрак.

— К счастью это происходит крайне редко. Вот честно говорю, — произнёс Кол, словно извиняясь за столь странную природу края, где мне придётся жить.

— А объяснение данному феномену есть? Или, может кто-то, стал свидетелем самого перемещения? — не смог я удержаться от дальнейших расспросов.

— Наши маги выдвинули официальную версию. Не знаю, только, насколько она соответствует действительности, — ответил мне Призрак. — По их мнению, в недрах Изменчивой степи находится мощнейший древний артефакт, порой изменяющий облик поверхности.

— Вполне реальная гипотеза, — немного подумав, признал я. — Но в таком случае должна быть область, находящаяся непосредственно над артефактом, и где воздействие оного проявляется наиболее полно. Там, эти странности должны происходить намного чаще, чем в местах более удалённых от его центра.

— Никто не назовёт тебе подобную территорию, любезный Ральф. Ибо тут всё не так просто. Ну, во-первых: Изменчивая степь, она… весьма солидных размеров. Во-вторых: учёт случающимся парадоксам ни кем никогда не вёлся. И, в-третьих: поток подземной магической энергии может иметь как различную периодичность, так и меняющуюся пульсацию, — покачав головой, возразил Призрак.

— А как насчёт карт? Они у вас имеются? — спросил я с жадностью человека, обожавшего подобные документы.

— Разумеется, однако, мы на них не сильно полагаемся по известной тебе причине, — едва заметно усмехнулся Призрак.

— В придачу они сами по себе не слишком точные, — чертыхнувшись, добавил Журавль. — А это, надо признать, создаёт немалые проблемы во время степных вылазок.

— Но мы не виноваты в том, что карты составляются зачастую с погрешностью, — с горячностью патриота, взялся за пояснения Колесо. — Ведь в Изменчивой степи разнообразных опасностей, словно звёзд на летнем небе. И ухо там, соответственно, держи востро, иначе жуткая постигнет участь. Потому скрупулёзные изыскания на степных просторах — противопоказаны. Чреваты, знаешь ли, для долгой жизни. Вот.

За разговором я едва не пропустил едва заметную тропку, уводящую в дебри высокого, вымахавшего в рост человека, бурьяна. Пока мы через него продирались, наши руки и лица, оказались изрядно исцарапаны. Но никто не жаловался, понимая, что в сложившейся ситуации, это небольшая плата за благополучный уход из Далидора. Спустя минут тридцать мы выбрались из дикого царства трав и очутились перед стеной пушистых молодых сосен. Опять пришлось продираться. Впрочем, вскоре стало легче. По мере удаления от края рощи, деревья становились старше, и места между ними вполне хватало для беспрепятственной ходьбы.

— А до поляны далеко? — почему-то шёпотом поинтересовался Кол, шедший сзади, но вдруг поравнявшийся со мной.

— Ты о чём? — не понял я.

— Ну… О кладбище с неупокоенными костями, — заговорщическим тоном пояснил толстяк. — Мы через него пойдём?

— Нет, оно находится почти в центре, а наш путь лежит севернее, — ответил я.

Кол с явным облегчением вздохнул.

Журавль же, не преминул подколоть приятеля, во всеуслышание заявив, что тот панически боится мертвецов.

— Ничего подобного, балбес, — возмутился Кол, петушком наскакивая на приятеля. — И ты это знаешь, а наговариваешь! Ну, точно, у тебя язык что помело. Точно! Э-эх, бессовестный ты тип…

Под их беззлобную перебранку мы шли около часа, потом ещё столько же, почти в полном молчании. После чего роща осталась за спиной, а перед нами раскинулись просторы Безвозвратных пустырей, поросшие цветущим вереском, кустами шиповника, жимолости, боярышника и розы. Присутствовали тут и редкие деревья: акации, дикие яблони, лиственницы. Кое-где поверхность разнообразили белые валуны, покрытые пятнами ярко-изумрудного мха. Но, несмотря на определённую живописность окружающей природы, тут пребывало и нечто угнетающее сознание. Возможно, этому ощущению способствовала неизбывная мутная дымка, ограничивающая горизонт во все времена года. Или же, как в Изменчивой степи, виновата была древняя магия, сокрытая в земле от нескромных глаз. Как бы то ни было, незадолго до полудня Безвозвратные пустыри остались позади. А мы без потерь, вчетвером, входили в одни из ближайших врат Амирхайра. При них находилось двое стражников, уже в изрядном подпитии. На мою разрешительную грамоту они даже не взглянули, зато заметно оживились, став владельцами двух серебряных монет, небрежно брошенных Призраком. И между ними мгновенно вспыхнул спор на актуальную тему: кому на этот раз идти за бутылкой. Не дожидаясь его результатов, мы проследовали под арочным сводом, давно не видевшем ремонта, и оказались на грунтовой, пыльной дороге, петляющей среди убогих домишек городской бедноты. А так как мои спутники в этой стороне Амирхайра не бывали, то я опять принял на себя роль проводника. По прошествии примерно сорока минут, таверна «Стрела и Гусь» встречала нас гостеприимно распахнутой дверью. Мы вошли в довольно большой зал, уставленный четырьмя рядами столов и, минуя стойку бара, направились в один из дальних углов. Там сидела большая, изрядно подвыпившая компания, на все лады горланившая весьма похабную песню.

Когда мы приблизились почти вплотную, Колесо с шутливыми нотками, обратился к двоим из них:

— Эй, новобранцы! Вико и Джаис! А ну кончай пировать. Труба зовёт! Зовёт в поход. Так что вставайте, поторопитесь. Время нынче дорого.

Ноль эмоций. Парни продолжили увлечённо тянуть своё гнусное музыкальное «произведение».

Колесо повторил приглашение, но уже гораздо громче.

Тогда его услышали, и он получил ответ.

— Да пошёл ты, бочонок вонючий, — намеренно громко рыгнув, заявил ражий детина, с копной рыжих волос. — Передумали мы. Никуда мы, и-ик… словом топайте без нас, в свою, эту… ага, Пристань.

— Во-во, расхотелось нам туда ноги бить, — поддержал товарища слащавого вида красавчик, с бегающими глазами. — В эдакую то даль сами валите. Под звуки трубы. Или там фанфар, лично мне всё едино. А нас оставьте в покое. Вербовщики, блин, хреновы.

— Неволить никого не станем, — вместо готового взорваться Кола, спокойно отозвался Призрак. — Но есть одна просьба. Надо извиниться перед моим другом. Видите ли, он — не бочонок. И он — не вонючий.

— Чего!? — по-бычьи взревел рыжий. — Да я тебя сейчас переломаю. Слышишь? Совсем! Как спичку!

— Хорошо, — покладисто согласился Призрак. — Только здесь меня не позорь. Давай выйдем. Если конечно не боишься.

— Ах ты… — Детина подорвался на ноги и направился к выходу, ежесекундно оглядываясь и матерясь.

Не было их минут десять. Потом они появились вновь. Рыжий был тих, словно ягнёнок. При этом он почему-то постоянно вздрагивал, втягивая голову в плечи и по детски, шмыгая носом.

— Прости меня, пожалуйста, достойный человек, — без обиняков попросил он, жалобно взглянув на Кола. — Я осознал всю низость своего поведения. Поверь, больше подобного не повторится.

— Да брось. Ну, погорячился ты, — смутился толстяк, укоризненно покосившись на Призрака. — С кем не бывает? Проехали и забыли.

— Премного благодарствую за милость…

— Пошли, — махнул рукой вполне удовлетворённый Призрак. — Нам тут, увы, делать больше нечего.

Мы дошли уже почти до выхода, когда Кол заупрямился, и резко остановившись, сказал, что шагу не сделает, если не перекусит и не выпьет прохладного пивца.

Призрак с Журой переглянулись и едва заметно, согласно кивнули, потом посмотрели на меня.

Вместо ответа я сел за ближайший свободный стол. Спутники без промедления последовали моему примеру. И почти тот час к нам подскочил вихрастый мальчишка с дежурной фразой:

— Что угодно господам?

— Принеси ржаной хлеб с ветчиной, зелёный лук, да по бокалу тёмного пива, — велел Призрак. — В прошлый наш визит оно всем пришлось по вкусу. Ах да, — он спохватился: — Может Ральф предпочитает что-то иное? Тут есть светлое, белое и даже красное пиво.

— Меня вполне устраивает твой выбор, — заверил его я, незаметно осматриваясь по сторонам.

Впрочем, ничего примечательного в данном заведении не наблюдалось. Так, средненькая таверна, в меру грязная, хотя и с элементами уюта, создаваемого нарядными шторками на окнах, гобеленами на стенах и стоящими на подоконниках цветами в глиняных расписных горшочках. Народ, заполнивший зал примерно на треть, представлял собой, в основном, прослойку общества, находящуюся между бедными и богатыми. По крайней мере, об этом говорила принадлежащая им одежда. Все они мирно ели, пили, о чём то разговаривали и не вызывали никакого подозрения. Но всё же нашёлся среди них такой, что меня насторожил. Незнакомец сей, занимал стол неподалёку. Лицо его скрывал низко накинутый капюшон видавшего виды серо-зелёного дорожного плаща. А одиночество скрашивал едва пригубленный стакан вина.

— Неужели шпион Радетелей? — мелькнула в голове тревожная мысль. Впрочем, я тут же отмёл её, напомнив себе, что мерзавцы, работающие на серо-коричневую братию, никогда не выделяются из толпы.

— Он не по наши души, — заметив мою заинтригованость, сказал Призрак, сидевший к незнакомцу спиной. Потом, чуть поколебавшись, добавил: — И это хорошо. Иначе у нас были бы проблемы.

— Откуда такие сведения? — недоверчиво спросил я.

— Интуиция, развитая обстоятельствами, — улыбнулся Призрак, особо не вдаваясь в подробности.

— Ага, чуйка у него отточенная, — охотно подтвердил Колесо, следя глазами за приближающимся парнишкой, несущим на подносе наш заказ. — Так что положись на неё, дружище Ральф. Она никогда нас не подводила.

— Ну и ладно, — пробормотал я, теряя интерес к вышеупомянутой загадочной личности и обращая своё внимание на еду с пивом. Лёгкий голод уже действительно чувствовался. Ведь утром мы вышли не завтракая, к тому же отмахали не мало миль. Вот жажда не мучила. Вода во флягах была у всех. Но кто откажется выпить в жару, одну-другую пинту свежего, отменного, пенистого напитка? В здравом уме никто.

Быстро справившись с обедом, мы расплатились, собравшись уходить. Но у нашего столика внезапно возник незнакомец в дорожном плаще.

— Твою мать, таки выпасли сволочи, — в душе ругнулся я, возвращаясь к недавним опасениям. — И если всё действительно столь плохо, то из города нам будет трудно ускользнуть. Обложат что волков, да задавят количеством…

Между тем, незнакомец, минуя приветствие, с нескрываемой насмешкой заявил:

— Уважаемые! Скверный контингент подбираете для Дружины. От подобных «бойцов» толку — ноль, а вот вреда — сверх меры. Так что в принципе, вам даже повезло. Шелуха вовремя отсеялась.

— Ага, верно, только в результате мы имеем шиш, — сердито стукнув кулаком по столу, буркнул Кол.

— Какое тебе дело до наших проблем? Или может, у тебя своих мало? — ледяным тоном спросил Призрак у навязавшегося на беседу незнакомца.

— А то мы в состоянии подбросить, — криво ухмыльнувшись, сообщил Журавль. — Но беда в том, что мы ребята щедрые. И как бы не получилось через чур. Смекаешь, о чём я?

— Ой, как страшно, — незнакомец мелодично рассмеялся. — А поподробней, на эту тему, слабо?

— Для начала обнажи-ка голову, — тихо, однако с нотками угрозы, приказал наглецу Призрак, жестом урезонивая вскочившего со стула Журавля. — И назови себя. Иначе разговору конец.

— Обе просьбы вполне выполнимы, — хмыкнув, ответил незнакомец. Затем резким движением руки, он выполнил первую из них.

Мы опешили… Перед нами стояла молодая девушка, оказавшаяся на диво очаровательной. О чём свидетельствовало её в меру смуглое лицо с нежной кожей и правильным овалом, черты которого были весьма гармоничны и изящны. Но, наверное, его самым драгоценным украшением являлись глаза: слегка удлинённой формы и цвета морской волны. Картину весьма выгодно дополняли густые, вьющиеся чёрные волосы, заплетённые сзади в две роскошные косы. А превосходно сложенная, стройная фигурка, угадывалась даже под грубым, дорожным плащом.

Заметив наше замешательство, она прищурилась, словно охотящаяся кошка и представилась:

— Я Хельга Солнышко, дипломированный боевой маг, дочь потомственного чародея Майтара Огненного Дракона.

— Мы рады. И что? — быстрей всех, справившись с растерянностью, насмешливо произнёс Призрак.

— Возьмите меня с собой в Пристань, — совершенно неожиданно для всех, попросила девушка. — Я знаю, у вас большая нехватка людей. А я… Буду очень полезна Драконьей Дружине. Да и в пути от меня будет прок. Ведь сами знаете, боевые маги на дороге не валяются.

— Ну почему же? — подал голос Колесо, сбросив с себя озадаченное молчание: — Бывает и того… лежат, то есть. Ну, когда пьяные там, или убитые.

— Смешно, — с ядовитой усмешкой оценила девица.

— А ты прыткая, — в свою очередь признал Призрак. — Откуда про всё разузнала?

— Неужели трудно догадаться? — с нескрываемым презрением бросила девушка. — Конечно же, от ваших несостоявшихся новобранцев. Эти олухи тут всем растрезвонили про полученное предложение. Трусы!

— А ты значит смелая? — без особой приязни, буркнул Журавль.

— Хочешь проверить, длинный? — задиристо поинтересовалась Хельга.

— Во-первых, у меня есть имя, а во-вторых, с женщинами я не связываюсь.

— Ой — ли! — прыснул в ладонь Кол. — И давно ли?

— Идиот! Я не том смысле, а в другом! Понимаешь, в дру-гом! — рассержено посмотрев на друга, прорычал Журавль.

Повисло недолгое молчание.

— Зови меня Призрак, — первым нарушил его, наш обычно невозмутимый спутник.

— Колесо! — охотно представился толстяк.

— Журавль, — с кислой миной, пробормотал самый высокий член нашей компании.

Дело осталось за мной. И я ещё раз, оценивающе осмотрев девицу, спокойно сообщил:

— Ральф.

— Как кратко, ребята! — восхитилась Хельга, окинув меня одного, весьма недобрым взглядом. Видимо её здорово разозлил, мой откровенный, вполне естественный интерес мужчины.

— Ох, и будут же с ней проблемы, если таки увяжется с нами в Пристань, — мелькнула в голове мысль, исполненная досады. — Все наплачемся…

— Сейчас мы отсюда выходим и ты по пути, честно, без утайки, рассказываешь, почему тебе так важно убраться, как можно дальше от цивилизованных земель, — между тем, высказался за всех Призрак.

Услышав эти слова, я недовольно скривился, но промолчал. Так же поступили Колесо и Журавль. Ибо как не крути, а боевые маги, пусть и девицы, на дороге действительно не валяются. Разумеется за исключением, упомянутым весельчаком Колом.

— О чём ты? — сделала непонимающе глаза девушка. — Я просто хочу увидеть совершенно новые края, людей…

— Говори правду или проваливай, — без особых церемоний, оборвал её проницательный Призрак. — Напоминаю в последний раз.

— Хорошо, — без большого энтузиазма, согласилась девчонка. — Но тогда, возможно, вы не захотите иметь со мной дело.

— Посмотрим, — уже выдвигаясь к близкому выходу, на ходу бросил Призрак. — Посмотрим…

Выйдя на улицу, мы свернули в боковую улицу, взяв направление в сторону Мокрых Врат, менее чем в полумиле от которых, несла свои привольные воды Синеглазка, и располагался маленький речной порт.

Мы не удалились от таверны и на пятьдесят ярдов, как чародейка начала свой рассказ.

— Несколько лет назад… — она внезапно запнулась, нервно потерев руки, но тут же твёрдым тоном продолжила: — Моего отца Майтара казнили. Это произошло, в королевстве Мадгур, по приказу его властелина Айлена Ласкового. Хотя до этого они были очень близкими и давними друзьями. Вы спросите с чего вдруг такая немилость? Дело в том, что королю Айлену предоставили многочисленные доказательства участия Майтара Огненного Дракона — Главного Королевского Советника, в заговоре против его особы, с целью убийства и смены правящей династии. Естественно я не поверила в сии абсурдные, бредовые обвинения, однако опровергнуть их, мне было нечем. А собранные против него улики были столь неопровержимы. Но в начале этого года, я получила иные свидетельства. Их с большим трудом добыл один очень ловкий прохвост, из местных Стражей Закона. И они гласили: отца специально подставили, опасаясь его влияния на короля. А ещё для того, что бы на столь важном, освободившемся месте иметь своего ставленника. Вот только жаль, отцу это, помочь уже никак не могло. Тогда я решила отомстить виновникам смерти единственного близкого мне человека. У меня были их имена, адреса. Я знала благообразные личины, под коими они скрывали свою истинную, поганую суть. И я нашла их всех. И каждый, проклял момент своего рождения, умирая долгой, невыносимо мучительной смертью. После чего организация, к которой они принадлежали, легко вычислив убийцу собратьев, вплотную взялась за мою особу. Я была настороже, хорошо представляя себе последствия подобных действий. Это меня и спасло, хоть враги обладали огромным могуществом, вкупе с неисчерпаемыми средствами для достижения своих целей. Всё же потери я понесла. Недруги в моё отсутствие, нагрянули на Штормовой остров, расположенный в двенадцати милях от береговой линии королевства Гринфаль, в водах Свирепого океана. Там они до основания разрушили старинное родовое гнездо нашей семьи — великолепную башню. Но сначала они всё разграбили и умертвили восьмерых слуг, разбросав части их тел по всему периметру острова. С тех пор я числюсь у них в розыске. К счастью, до сей поры, мне везло. Впрочем, долго так не продлится и они всё равно меня достанут. Поэтому, я и хочу, сделать ноги в края, где добраться до меня будет совсем не просто. Вот собственно и всё, господа.

— Ты забыла кое о чём упомянуть. Кое о чём существенном, — отрывисто напомнил Призрак, идущей рядом с ним чародейке.

— Что ты имеешь в виду? — удивилась девушка, сделав крайне непонимающий вид.

— Как называется преследующая тебя организация?

— Братство Чёрного Черепа, — обречённо произнесла та.

— Твою мать… — поражённо выдохнул Журавль. — Эко тебя занесло, красавица…

— Ой-ёй-ёй, ой-ёй-ёй, — схватившись за голову, запричитал Колесо, — угораздило же! Да у этих упырей руки дотягиваются во все стороны Нового Мира! Поговаривают, они убирают неугодных даже среди эльфийских князей Снежной Империи! Даже среди пещерных троллей Запретных гор!

— Ну, это ты уже загнул, дружище, — остановившись и неодобрительно уставившись на Кола, буркнул Призрак. — Но, в общем, ты, несомненно, прав. Связываться с проклятыми колдунами себе дороже.

— Я предвидела подобную реакцию, — холодно отметила чародейка, строго поджав прелестные губы. — Прощайте… — и резко развернувшись, пошла в обратном направлении.

Мы молча смотрели ей вслед. Она удалялась всё дальше и дальше.

И я не выдержав, крикнул:

— Стой, глупая! Стой!

— Чего ещё? — она таки неохотно приостановилась.

— Я приглашаю тебя в гости, — совершенно серьёзно заявил я. — А так как мой дом теперь находится в Пристани, то милости прошу совершить туда путешествие. Ну, как, идёт?

— А что на это скажут твои приятели? — вместо ответа поинтересовалась девушка.

И только тут я, спохватившись, перевёл взгляд на своих спутников.

А те улыбались…

— Пусть идёт, — пробасил Кол.

— Угу, хоть и чародейка, а всё ж баба, — не сосем решительно, присовокупил Жура. — Глядишь, может веселей будет.

Призрак отделался лишь, одним коротким словом.

— Догоняй! — бросил он, продолжая намеченный путь.

Я немного отстал, дожидаясь пока девчонка поравняется со мной. Дальше мы пошли вместе, но позади остальных.

Уже на подходе к порту, она бросила на меня косой взгляд и сухо поблагодарила:

— Спасибо за заступничество. Ральф…

— Ну что ты, — отмахнулся я, — ребята тоже не собирались бросать тебя в беде. Просто, я опередил их, и первый раскрыл рот. А они, поверь — действительно славные.

— Жизнь покажет, прав ты или нет, — недоверчиво хмыкнув, ответила она. — А пока я буду придерживаться сложившегося мнения.

— Как знаешь, — не стал спорить я, — девушка ты взрослая, много повидавшая. Словом, не мне тебя учить.

Тут потянулись причалы, и наш разговор прервался.

Мы миновали три грузовые ладьи со снующими туда сюда грузчиками, прежде чем наткнулись на новенький парусный баркас с красиво выведенной, витиеватой надписью — «Стриж». Возле него переругиваясь, возились с рыболовецкой сетью трое человек. Один из них, могучего телосложения и с красным лицом, обратив внимание на нашу компанию остановившуюся неподалёку, грубо рявкнул:

— Чего застыли? Проваливайте! Видите, работают люди.

— И сколько ты, уважаемый, имеешь с этой своей работой? — насмешливо поинтересовался Журавль.

— Сколько ни есть, всё моё! — буквально взорвался тот. — А ну исчезните с глаз долой, подобру-поздорову!

— Хочешь действительно хорошо заработать? — игнорируя проявленную к нам неприязнь, спокойно спросил Призрак, подойдя к здоровяку поближе.

— Кто ж не хочет, — отозвался тот, несколько сменив тон. — А чем платить будете?

— Золотом, дорогой, золотом, — заверил его Призрак, — и самой что ни на есть высокой пробы. Я имею в виду полновесный далидорский рэн.

— Делать то что? — облизав пересохшие губы, поинтересовался здоровяк. — Надеюсь убивать никого не надо?

— Нет, в этом мы сами отличные специалисты, — ответил Призрак, позволив себе едва заметную зловещую гримасу. — Тут другое. Доставь нас пятерых в одно место выше по реке.

— Двадцать монет, — поставил условие здоровяк, алчно блеснув глазами.

На что Кол, с искренним возмущением воскликнул:

— Да за эти деньги можно купить две такие лоханки как твоя!

— Ну, так купи, умник, — насупился здоровяк, сразу став враждебным. — Только мне тогда зачем мозги полоскать?

— Десять золотых, — выдержав паузу, сделал своё предложение Призрак.

— Я бы согласился, — немного присмирел здоровяк. — Но! Я беру на борт бабу, а это завсегда риск. Ведь не к добру они на корабле, ой не к добру! Особенно ежели те смазливые, да ещё и шлюхи.

— Слушай ты! Дебил переросток! Как ты смеешь? Или у тебя, что, зубы лишние появились? Так сейчас их количество уменьшится, — чародейка вихрем рванулась к говорившему.

Я едва успел её перехватить. Да и удержать едва смог. Девчонка оказалась на диво сильна.

— Десять рэнов за перевозку, три за риск, два за оскорбление. И это моё последнее слово, — с мрачным видом заявил здоровяк, демонстративно не глядя на девушку.

— По рукам, — принял его условия Призрак. — Но снимаемся мы прямо сейчас.

— Идёт, — без возражений согласился владелец баркаса, — к тому же ветер дует попутный. Только деньги вперёд!

— Держи, — Призрак достал из кармана кошель, отсчитал нужное количество монет, затем высыпал на протянутую широкую ладонь.

После чего все перебрались на борт «Стрижа» и плаванье началось. Судёнышко оказалось очень ходким. А уже на исходе второго часа, Призрак попросил высадить нас напротив живописных руин увитых плющом, дикой розой и побегами иных растений.

К берегу баркас подошёл на расстояние ярда в три, четыре. Ближе не позволяла малая глубина. Впрочем, этого вполне хватало дабы, не используя трап, сделать прыжок отсюда — туда. Коротко попрощавшись с владельцем «Стрижа» и его помощниками, мы подобным образом и поступили. Но вот чародейка замешкалась.

— Ты чё, красавица, передумала? — от удивления разинул рот Кол.

— С какой стати? — откликнулась чародейка, подходя к здоровяку поближе с кошелем в руках. — Просто я хочу отблагодарить нашего «капитана» от себя лично. Ну, так, что бы он надолго меня запомнил.

Я сразу заподозрил неладное. А вот «капитан», на свою беду — нет. Он стоял и самодовольно улыбался, вероятно, решив, будто девчонка растаяла перед его крутизной. Она же сделала то, чего никто не ожидал: резко и сильно ударила ногой мужчину в пах. Тот дико взвыл, сложившись пополам.

А девчонка бросила ему под ноги четыре золотых со словами:

— Тебе заплатили два рэна за оскорбление. Значит, четыре рэна стоит избиение. Конечно, ты значительно завысил изначальную цену. Ибо как подобное дерьмо, может оцениваться столь дорого? Ну да ладно, я не мелочна. Тем более, когда мне хочется сделать себе приятное. До встречи, мило-ок!

Баркас она покинула, прыгнув по кошачьи мягко и с места.

— Это было обязательно? — спросил у неё Призрак, едва мы повернулись к судёнышку спиной.

— А как ты думаешь? — вопросом на вопрос ответила чародейка.

Призрак пожал плечами, но вслух ничего не сказал.

Следуя по узкой тропинке, мы миновали вышеупомянутые развалины и углубились в настоящие древесные дебри. Впрочем, они вскоре кончились, а перед нами оказался берег маленького залива, поросший могучими вербами.

Тарата стояла на якоре, ярдах в тридцати от небольшого мыса, имеющего форму подковы. Появление у самой воды пятерых человек, не осталось незамеченным. Свидетельством чего служила лодка, споро спущенная на воду с судна и направившаяся в нашу сторону. По прошествии нескольких минут её нос уткнулся в прибрежный песок. На вёслах сидел один гребец, невысокий, но чрезвычайно кряжистый мужчина. Мы обменялись короткими приветствиями, затем лодка отправилась в обратный путь. Вскоре она подошла к верёвочной лестнице переброшенной через борт, на котором красовалось витиеватое название «Единорог» и все перебрались на само судно. Там нас встретили двое. Один статный, с большой, окладистой бородой, представился капитаном Аррисом. Другой, атлетически сложенный белокурый красавчик — его помощником Макли.

Мы с Хельгой, как личности незнакомые, тоже назвали себя. Правда девушка умолчала о своей принадлежности к магической профессии. Но что тут удивительного? Ведь и я не распространялся о том, что фактически всю сознательную жизнь провёл на войне.

— А где команда? — между тем, поинтересовался Призрак, не заметив более ни единого человека.

— Половина парней запасались свежей водой. Теперь вот отдыхают, — капитан махнул рукой в сторону брезентового тента закрывавшего часть корабля неподалёку от носа. — Остальные отправились на охоту. Да к вечеру вернутся, не переживай. А там, если ваша компания пожелает, сразу и в путь. Благо ночи нынче лунные, всё-всё видно. И Синеглазка здесь без подвохов: ни тебе коварных мелей, ни острых подводных камней, ни опасных водоворотов. Плыви и радуйся! Вот только… — тут он с красноречивой неодобрительностью покосился на девушку, — эти все плюсы, может перечеркнуть один большой минус. И он стоит сейчас передо мной. Сей минус…

— Если женщина появилась на корабле, значит непременно быть беде. Старая история, — про себя усмехнулся я. — Хотя… Для владельца «Стрижа» страхи вполне оправдались. Хм-м-м…

Впрочем, Макли не страдал суеверием подобно своему начальству. О чём красноречиво свидетельствовали его восхищённые взгляды, бросаемые им, в сторону Хельги.

— Нам не с руки задерживаться, старый приятель, — ответил за всех Призрак, — поэтому, как только твои головорезы прибудут на корабль, снимайся с якоря.

— Прекрасно, — просиял капитан, любовно пригладив бороду, — а то признаться, здорово надоело торчать в этой глухомани. Вы же, если желаете, ступайте под тент. Набирайтесь сил, спокойно отсыпайтесь, пока есть такая возможность. Дорога ведь вам предстоит по суше дальняя. Да, вот ещё… Оставленные вещи и оружие на месте. А где взять необходимое количество гамаков знаете.

— Разумеется, — кивнул Призрак, и мы последовали в указанное место.

Под тентом царил лёгкий полумрак. Но быстро привыкшие к нему глаза позволили довольно чётко различить детали обстановки. В дальней части стояли бочки, ящики, мешки, сундуки. Там где они кончались, виднелись гамаки, одни пустовали, в других, лежали люди, негромко переговаривавшиеся между собой, либо храпевшие. Наше появление заметили. Разговоры утихли, и чей-то голос пробасил:

— Привет пассажиры! Хвала Создателю что вернулись, а то заскучали мы тут, пришпиленные к одному месту. Ведь душа бродяги она что? Она в дорогу зовёт. Тягостно ей на привязи сидеть. Ой, тягостно!

— Здрав будь, Дилэйн, — с радостью откликнулся Колесо. — Ну, мы это… Торопились, как могли. И прибыли даже на сутки раньше уговоренного срока. Хотя независящие от нас обстоятельства пытались этому помешать. Тем не менее, мы тут. И даже с прибылью. Вот! Прошу любить и жаловать! Ральф и Хельга! Они влились в наши…

— Послушай хомячок, — ледяным тоном оборвала его девчонка, — лично я сама в состоянии представится. Если конечно сочту это нужным. И если люди будут достойными. По крайней мере, здесь, на сей жалкой посудине, таковые вряд ли отыщутся. Усвоил мои принципы на будущее?

— Э-э-э, — проблеял слегка растерявшийся Кол. — Уяснил, конечно. Только я не хомячок. Тоже на будущее.

Девчонка в ответ лишь презрительно фыркнула. Из гамаков раздался смех, однако на весельчака сердито шикнули и тот умолк.

Повисла настороженная, без особой приязни тишина.

— Вот дура! — расстроено подумал я. — С первых же минут настраивает против себя команду. А с этими людьми нам плыть да плыть…

Тем временем девчонка небрежно бросила мне под ноги свой небольшой вещмешок и выбралась из-под тента наружу.

— Ну и тигра, — огорчённо констатировал Журавль.

— Да, такая не скрасит путешествие, а наоборот, сделает его весьма тягостным, — охотно поддакнул ему Колесо.

— Не трогайте её, и она вряд ли тронет вас, — примирительно посоветовал Призрак, подходя к одному из двух сундуков, стоявших возле шпангоутов правого борта.

— С какой стати ты защищаешь тигру? — возмутился Колесо. — Нет, что б сторону товарищей держать.

— Ну, во-первых: если девушка отправилась с нами, значит она точно такой же товарищ, как и мы все. Во-вторых: она маг, что само по себе дорогого стоит. Особенно в том тяжёлом положении, в котором очутилась наша Драконья Дружина. Неужели об этом надо напоминать?

— Э! — Кол безнадёжно махнул рукой. — Я лучше промолчу.

— Я тоже спорить не буду, — недовольно буркнул Жура. — Но совет дам.

— Слова не юноши, а мужа, — поощрил его Призрак. — Слушаю тебя внимательно.

— Пусть тигра свой диплом покажет, — предложил Жура. — А то глядишь, она не та, за кого себя выдаёт.

— Правильно, — мгновенно ухватился за услышанное Кол. — И пусть предоставит официальный документ. Тогда видно будет, панькаться нам с ней, или наоборот.

— Всё в своё время выясним, — пообещал Призрак, доставая из раскрытого сундука аккуратно сложенные парусиновые гамаки.

Мы подвесили их на специально загнутые крючья, неподалёку от отдыхающей команды, продолжающей хранить угрюмое молчание. Снаряжение сложили рядом, что бы не тревожить лишний раз парней и не тащить его, минуя тех, в дальний угол крытой части корабля. Затем мои спутники предались отдыху. Правда, перед этим, Кол пытался опять завязать разговор с Дилэйном, оказавшимся боцманом, однако у него ничего не получилось. Тот отвечал односложно и без большого желания. Тогда и Кол обиженно умолк. Я же решил присмотреть за своей будущей «гостьей», дабы она не наломала дров ещё больше. А ну как возьмёт в оборот самого капитана? А что? С неё станется. Кроме того, хотелось поближе познакомиться с таратой. Хотя, вообще то, я сухопутный человек, слабо разбирающийся как в речном, так и в морском деле. Впрочем, это не помешало мне поучаствовать в паре-тройке абордажных боёв на Синеглазке и Серебристой. Остался даже памятный знак на всю жизнь: косой сабельный шрам на лбу.

Девчонка лежала на спине, на третьей гребной скамье от тента и отрешённо глядела в синее небо, лишённое даже намёка на облачность.

— Госпожа не против моего присутствия? — на всякий случай спросил я.

— Нет, — ответила она, не меняя позы.

Я осторожно присел на краешек. Так, в молчании прошло минут пять.

Потом Хельга вдруг печально сказала:

— У меня в прошлой жизни тоже имелось судёнышко — яхта «Русалка». Она была мне, словно добрая, надёжная подруга…

— И где она теперь? — не дождавшись продолжения, тихо поинтересовался я.

— На дне Свирепого океана. А, по сути, дома, — отрывисто молвила девушка. — Ведь корабли как люди, вечно спешат-спешат, а затем уходят на вечный покой, туда, где никто не потревожит. Домой уходят…

— Один мой знакомый, оставил в шкатулке записку. В ней последняя просьба: выбить на его памятнике слова: — «Я дома, а ты в гостях», — в тему заметил я, с затаённой грустью вспоминая морщинистое, продублённое ветрами дальних рейдов, лицо старого Эйхо.

— Мудрый старик, — признала Хельга, подложив руки под голову.

— Откуда ты узнала про возраст знакомого? — поразился я.

— Так, подумалось, — неопределённо бросила она, прикрывая глаза.

Мне показалось, что на миг в них блеснула предательская влага…

Дальнейшая беседа так и не заклеилась. Я уж было собрался уходить, но с берега раздался зычный звук рога. Выпрямившись во весь рост, я заметил на берегу небольшой отряд людей, несущих на одном шесте оленью тушу, а на другом кабанью. Несомненно, это с добычей вернулись охотники. За ними немедленно отправилась лодка. В неё уселись четверо с оленем, остальные же остались ждать своей очереди. Перебравшись на тарату, они удивлённо уставились не столько на меня, сколько на неизвестно откуда взявшуюся пригожую девицу, напрочь игнорирующую их появление. Но капитан что-то шепнул им, и все вопросы были оставлены на потом. То же самое повторилось и со второй прибывшей группой. Затем, повинуясь резкому сигналу рожка помощника, отдыхающая часть команды покинула свои гамаки и на судне наступила суета, предваряющая его отплытие. Не желая находится среди этой целенаправленной метушни, Хельга встала, и, потянувшись с демонстративной ленцой, нырнула под тент. А я решил, что настало время для поверхностного осмотра тараты. Результат оказался таков. Её длина составляла ярдов тридцать, а то и больше. Ширина в средней части — ярдов пять-шесть. По всему днищу, от носа до кормы шёл киль — продольная балка из цельного ствола дуба, Посреди судна находилась съёмная мачта, вместе с реей. В данный момент, скатанный парус, имел прямоугольную форму. В бортах, с каждой стороны, напротив скамей, находились по пятнадцать гребных люков, при необходимости закрываемых специальными крышками. Под ними, в притык к шпангоутам, лежали шестиярдовые вёсла. Рулевое же весло, поворачиваемое с помощью короткой поперечной рукояти — румпеля, располагалось на корме. Борта, дабы защитить гребцов, прикрывались круглыми щитами. А нос украшал вырезанный из красного дерева — единорог. В заключение я невольно подумал, что это довольно универсальный корабль, вполне приспособленный как для грузовых перевозок, так и для ведения боевых действий.

Вскоре тарата, подгоняемая попутным ветром, подувшим с полчаса назад, покинула укромный заливчик.

Я же вернулся к своим спутникам, но вопреки ожиданиям, девушки среди них не застал.

— Тигра на нос убрела, — отвечая на мой немой вопрос, сообщил попыхивающий трубкой Кол.

— Ага, там она, — выпуская густую струйку дыма, подтвердил Журавль. — Ей, видите ли, запах нашего табака не нравится. А он, в Пристани один из лучших!

— Во-во! И стоит, между прочим, немалых денег, — с негодованием поддержал приятеля Кол.

— Но может и хорошо, что наша «принцесса» не оценила всю прелесть Фланского Ароматного? — вкрадчиво поинтересовался Жура.

— Отчего же? — искренне удивился Колесо. — Ведь это полное отсутствие, понятия о прекрасном!

— Да выкуривать её дымом легко, — самодовольно пояснил Жура. — Взял, разжёг трубку и тигра мигом сваливает подальше от нашего общества.

— А действительно, получаешь в одном флаконе, как удовольствие, так и пользу, — словно ребёнок порадовался Кол.

— Благо от табака, весьма сомнительно, балбесы, — переворачиваясь на другой бок, заметил Призрак, не являвшийся заядлым курильщиком в отличие от своих товарищей.

— Ну не скажи, не скажи, — тут же завозмущался Кол. — Табак он, это… Настроение поднимает, нервишки успокаивает…

— Ещё скажи, что он лёгкие проветривает, — оборвал Призрак, восхваление «целебного» зелья.

Не обращая более внимания на словопрения спутников, я улёгся в свой гамак и постарался уснуть. А так как прошедший день вобрал в себя довольно много, то удалось мне это быстро.

Очнулся я от громогласного вопля:

— Вахта, подъём!

Привстав, я увидел капитана с фонарём в руках, в сопровождении нескольких членов команды.

Народ в гамаках зашевелился. Даже раздалась приглушённая ругань. Затем, минуя нашу компанию, к желтоватому огоньку потянулись люди. И первым возник помощник.

— Порядок? — спросил он голосом, лишённым воодушевления.

— Полный, — подтвердил капитан, и смачно зевнув, отправился на боковую. Его смена последовала за ним.

Едва они улеглись, как скудный свет погас, и вновь воцарилась непроглядная темнота. Тем не менее, я успел заметить, что гамак чародейки, висевший по соседству — по прежнему пуст.

— И чего она дичится, глупая? Ведь вместе в такую опасную даль идём, — пытаясь вновь уснуть, отстранённо подумал я.

Но, поворочавшись с пол часа, понял, что это не удастся.

Тогда я решил прогуляться на нос, а заодно навестить нашу отшельницу. Пробравшись между гамаков, и миновав складилище всяческих грузов, я оказался вне тента, под порывами заметно усилившегося ветра. Температура, по сравнению с вечерней, весьма ощутимо снизилась. Эта разница заставила поёжиться от холода и не пожалеть о прихваченном с собой плаще.

Хельгу я обнаружил на короткой, однако, широкой носовой скамье. Она спала, скрутившись калачиком, и видимо немного подмёрзнув. Стараясь не разбудить девушку, я осторожно накинул на неё свою одежду. После чего постоял минут пять, любуясь водным привольем, освещённым ровным светом луны и взбудораженным белыми барашками торопливых речных волн.

Уже уходя, я услышал за спиной тихие слова:

— Спасибо за заботу. Но… Я в ней не нуждаюсь. Забери плащ.

— И не подумаю, госпожа. А то не ровен час, заболеешь ещё, — оборачиваясь, заявил я.

— У меня стальное здоровье. Так что не бойся, обузой в пути вам не стану, — вставая со скамьи, заверила меня девушка с негодующими нотками в голосе. — И вообще, о какой простуде может идти речь? Лето в самом разгаре.

— Резкая смены температуры коварная вещь, — не согласился я с ней. — Сильный мороз и тот по сравнению с ней ничто. А я за свою жизнь повидал немало людей, заработавших воспаление лёгких именно в летнюю пору.

— Вообще то ты прав, — немного подумав, признала мою правоту Хельга и зябко поёжившись, поплотней, запахнула великоватые полы.

Мы немного помолчали.

Потом она совершенно неожиданно попросила:

— Расскажи мне про свою прежнюю жизнь.

— А что именно тебя интересует? — слегка растерянно вопросил я.

— Девушки народ любопытный, — Хельга мелодично рассмеялась, — поэтому буквально всё. Но начни с детства.

— Могу даже с более ранней поры, — усмехнувшись, шутливо произнёс я. — Впрочем, может лучше перенести мои воспоминания о былом на утро?

— Ты хочешь спать?

— Нет.

— Так в чём же дело?

— Ладно, — без особой охоты, согласился я, подходя к борту и облокачиваясь об него спиной. — Только, чур, буду краток.

— Ну «будь», — с некоторой иронией приняла она моё условие, между тем устраиваясь по соседству.

— Родился я в Илате, в семье, связанной с защитой Далидора на протяжении многих поколений. Мои предки являлись командирами легионов, корпусов, тысячниками, я же смог дослужиться всего-навсего до простого сотника. А значит, подвигов не совершал, перспектив не подавал и лишь беспрекословно исполнял то, что велели старшие начальники. В конце концов, мне надоело быть послушным болванчиком, и я навсегда распрощался с военной службой. А спустя полгода после этого «знаменательного» события, подвернулся случай действительно кардинально изменить свою Судьбу. В Пристани умер мой дядя, и теперь я еду вступать в права наследства. Вот в принципе и всё, госпожа, — старательно избегая излишних подробностей, поведал я.

— Как-то уж слишком кратко, — недовольно промолвила девчонка, повернув лицо в мою сторону. — Хм-м-м, я бы даже сказала, что тут имеет место перебор.

— О чём речь, госпожа?

— О скромности. Её излишество не красит достоинство человека, а наоборот его умаляет.

— Возможно. Но я то тут при чём?

— Последние месяцы я жила в вашем «славном» королевстве. Читала ваши газеты. И порой, в них попадались крайне интересные статьи. Например, в одной из них, писалось о неком сотнике, попытавшемся предотвратить массовое убийство сограждан, вышедших на протестную акцию. Правда, ему это не удалось. И множество людей погибли от рук военных. Сам же сотник угодил в Гранитную Могилу — тюрьму для государственных преступников. Там он провёл сорок девять суток…

— Сорок семь… — сухо поправил я её, уразумев, что девчонка меня сделала.

— Тебе видней, — легко признала мою правоту Хельга, а затем продолжила: — в общем, указанное количество времени он провёл в камере смертников, в ожидании неминуемой лютой казни. Но за него сумела заступиться принцесса Галара, вследствие чего, указом Гутлера Первого, сотник был помилован. И это несмотря на то, что королю стала известна другая провинность заключённого. Однажды, несколько ранее упомянутых событий, сотник не выполнил прямой приказ, предписывающий, истребление целого селения на территории противника, во время ведения военных действий. И три сотни человек, остались живы, только благодаря ему. Однако тут встаёт вопрос. Такой ли уж он простой смертный, если сама принцесса озаботилась его судьбой? Оказывается, нет. Оказывается… он признанный, известный писатель и даже весьма неплохой поэт. А отнюдь не любовник высокородной дамы, как можно сперва подумать. Хотя… Одно другому вообще то не мешает. Но, всё же полагаю, здесь не тот случай. Беру на себя смелость это утверждать, ибо имела счастье видеть вышеупомянутую особу.

— Проклятые Радетели раскопали эту историю, когда только началось следствие. Ну что бы вернее меня утопить, — угрюмо буркнул я, невольно вспоминая «особо» запомнившиеся моменты того периода моей жизни.

— Дело не слишком хитрое, — понимающе кивнула головой девчонка, — нужный человек, а лучше несколько, бросаются в пыточный подвал, где вспоминают всё, что было и многое из того, чего не было.

— Говоришь с отличным знанием предмета, госпожа, — взял да и брякнул я.

— Да как ты смеешь… — девчонка буквально задохнулась от гнева, — ставить мне в укор, месть, содеянную за смерть отца?

— У меня и в мыслях ничего подобного не было, — поспешно пошёл на попятную я. — Ну, сказал не подумав. С кем не бывает?

— Ладно, — выдержав паузу, снизошла девчонка, — проехали и забыли.

— А откуда ты узнала, что один из твоих спутников и есть опальный Ральф Тайндар? — постарался я сместить акцент на более безопасную тему. — Ни Призрак, ни Журавль, ни Колесо, тебе об этом не говорили. Так откуда, госпожа?

— А догадаться слабо? — с насмешкой, ответила вопросом на вопрос девчонка.

— В газете, опубликовавшей возмущённую статью про человека, «предавшего» свой народ, был напечатан мой портрет, — вспомнил я. — Наверняка этим преследовалась определённая цель.

— Разумеется, — моя собеседница утвердительно кивнула головой. — И скорей всего недруги рассчитывали расправиться с тобой руками разъярённой толпы. Тогда они оказались бы не при делах. Нда-а-а, а ты, пожалуй, отправился за наследством вовремя. Любезный господин Ральф!

— Да плевать мне на эту серо-коричневую мразь, — презрительно бросил я. — И смерти, поверь, я не боюсь. Пообвыкся с её присутствием за многие годы, прошедшие на войне. Просто понимаешь, так сложилось. Уж прости, что нет желания сейчас объяснять подробней. Но может быть, когда ни будь, я тебе расскажу. Про горизонт и прочее…

Мы помолчали.

А потом она, лукаво улыбнувшись, сказала:

— Признаться, я увидела твоё изображение ещё несколько лет назад. Увидела и подумала, какой красивый мужчина! И вот мы стоим рядом. Кто бы мог подумать!

— Это всё Тари Май, мой редактор, — моментально, с досадой смекнул я, о чём идёт речь. — Понимаешь, он постоянно настаивал, дабы во всех моих книгах находился и мой портрет.

— Изначально его, с тебя писал знаменитый художник Галан Бригс. Друг вашей семьи, — с невинным видом, добавила к сказанному Хельга.

— Ты и это знаешь? — изумился я. — Но откуда?

— Да уже и не припомню, — легко отмахнулась она.

— Ни за что не поверю что у тебя плохая память.

— Какой ты проницательный! — язвительно похвалила Хельга. — Но даже если ты прав, у девушки что, не может быть своих маленьких секретов? О которых, она, не желает распространяться? Вот ты, например, тоже не слишком откровенничал. Хм-м, и это, мягко говоря — не слишком.

— Подожди-подожди, — вдруг спохватился я, пропуская её слова мимо ушей. — А какая именно книга попала в твои руки? Прости, конечно, но тут любопытство писателя.

— На полках нашей башенной библиотеки стояли четыре твои творения: — Сны Великанов; Знамёна Над Курганами Черепов; Безмолвие Алых Руин; и Розы Зла; — не задумываясь, отчеканила девчонка.

— Они пришлись тебе по душе, или…наоборот?

— А как ты думаешь?

— Пришлись, — после краткого раздумья, заявил я. — Иначе названия не отлетали бы у тебя от зубов. Несмотря на полное отсутствие проблем с памятью.

— Верно, — признала она, — и даже больше скажу. Я перечитывала их по несколько раз. Но всё же Сны Великанов занимают почётное первое место. Хотя лично я, далеко не во всём разделяю мировоззрение главного героя Аруса Змеелова.

— Он идеалист, — хмыкнул я, — но это от молодости. Она же, увы, проходит. Соответственно меняется и сам человек. Так что ещё неизвестно каким станет Арус в будущем. А вдруг законченным негодяем?

— В данном конкретном случае всё зависит от писателя, — она тихонько рассмеялась. — Но, в целом ты конечно прав. Да, а кстати, сколько у тебя вообще издалось книг?

— Десять и сборник стихов.

— Жаль…

— Что именно, госпожа?

— Вряд ли я теперь, когда ни будь, увижу непрочитанные. Вот оттого и сожаление.

— Ну, это дело поправимое, — утешил я. — Мои спутники взяли в моей библиотеке, с собой в дорогу, весь вышеупомянутый комплект.

— А они что, ещё и читать умеют? — бросила она, с надменностью королевы. — Кто бы мог подумать… Впрочем, какая мне разница до их умственных способностей? Главное, я теперь буду иметь под рукой интересующие книги.

— Может не стоит относится с пренебрежением к людям, с которыми потом будешь бок о бок служить в Драконьей Дружине? — вдруг вырвалось у меня.

— А кто тебе сказал, что я остановлю свой выбор именно на ней? — с циничной откровенностью вопросила она. — Пристань страна не такая уж маленькая. Как мне известно.

— Ты сама заверяла, что принесёшь пользу именно вышеупомянутому воинскому отряду, — напомнил я ей, стараясь не поддаться накатывающей неприязни.

— Хельга Солнышко — вольная девушка. Захотела, дала слово, захотела забрала, — с вызовом заявила она. — Вот если подписан по всем правилам Договор, тогда другое дело.

— Буду иметь в виду, сказанное тобой, — отворачиваясь от неё, негодующе буркнул я. — Авось пригодится на будущее. Да нет, точно пригодиться.

— Послушай, Ральф, — девчонка заметно поубавила тон, — ну чего ты ершишься? Подумаешь, преступление совершила, чуток посмеялась над невежественной чернью. Тебе то, что, до этого? Ты ведь человек иного круга: образованный, известный, из приличной семьи. А чернь… да она, поверь, ещё не того заслуживает.

— Возможно Призрак, Колесо и Журавль не могут похвастаться хорошей родословной, — скрипнув зубами, произнёс я. — Но лично мне это без разницы. Потому как я ценю людей за их поступки, а не за длинный перечень высокородных предков. К тому же наши спутники — давние друзья, моего умершего дяди Драко. А значит, они мне дороги и близки. И я никому не позволю поливать их грязью.

— Подумаешь, какие телячьи нежности, — рассерженной кошкой фыркнула она, одновременно снимая с себя плащ и швыряя его на скамью.

Уже повернувшись к ней спиной, я сухо поставил окончательный диагноз:

— Ошибки нет, действительно тигра.

— Ага-ага, — она согласно закивала головой. — Такая вот я. И поэтому мне наплевать на чьи либо позволения. Понятно?

Ничего ей, не ответив, я вернулся к своему спальному месту. А там, будто провалился в бездонную пропасть, заполненную мягкой ватой. Утром же меня разбудил, чей то яростный спор. Правда он утих столь внезапно, как и возник. Полежав ещё пару минут с закрытыми глазами, я сладко потянулся, принял сидячее положение и огляделся. По соседству, в покачивающемся гамаке мирно спала Хельга. А на скамье неподалёку, расположились Кол с Журой, с картами в руках. Больше никого под тентом, довольно часто сотрясающимся от ветра, не было. Но равномерно раздающийся скрип вёсельных уключин сам за себя говорил о том, где команда находится и чем она занята.

Лежбище я покинул, стараясь не потревожить девчонку. Потом, добравшись к спутникам, уселся позади Кола и сказал:

— Привет честной компании!

— Угу-угу, — мельком глянув в мою сторону, ответил толстяк, старательно всматриваясь в только что взятые из колоды карты.

— Окончим партию, присоединяйся, — в свою очередь отстранённо отозвался Жура, в мучительном раздумье, потирая лоб.

— Темновато тут, — хмыкнув, заметил я. — Может, при свете солнышка сыграем?

— Мы уже делали такую попытку, — с досадой поведал Жура. — Но ветер, сегодня, словно с ума сошёл. Налетает порывами со всех сторон, карты, понимаешь, раскидывает. В общем, настроен против нашего невинного развлечения. Пакостник.

— Во-во, пакостник он и есть, — охотно подтвердил Кол. — А три даже умыкнул, гад. Благо у нас с дружбаном в запасе имеется несколько комплектов.

— Хозяйственные вы, — рассмеялся я.

— А ты как думал? — с гордостью произнёс Кол. — Только что удивительного, ведь мы из Пристани. А там все такие. Вот, к примеру, случай на эту тему был курьёзный. Наткнулись мы однажды с Коротышкой Бэном в районе Чёрного Поля, на лаз в подземелья курганлаков. Залезли, значит туда, зажгли факела, прошли ярдов пятьдесят…

— Послушай ты, крендель, прекрати языком молоть, — сердито оборвал его Журавль. — Мы играем или как?

— Успокойся и не бухти, конечно, играем, — обиженно пробормотал Колесо, делая заход с пиковой дамы. — Хотя… Шансы у тебя нулевые. Клянусь Домом Услад эльфийки Настинэль.

— Не упоминай всуе высокое, — буркнул в ответ Журавль, накрывая карту толстяка бубновой семёркой.

— Э-э, постой, дружище! — Колесо задержал руку приятеля, поспешно готовившуюся отправить обе карты в отбой. — А козырь то у нас черва!

— Подумаешь преступление! Не досмотрел человек в эдакой темнотище! А ты же и рад. Есть повод друга обвинить. Э-эх, бессовестный ты, бессовестный… — не слишком искренне возмутился Журавль.

— Знаю я, эти дешёвые шулерские штучки, — толстяк хихикнул, — только вряд ли они тебя спасут. Даму принимаешь?

— Ну… да, — тяжко вздохнул Журавль.

— Пиковый туз?

— Куда деваться…

— Король бубновый.

— Моё…

— Вот молодец! — Колесо с победным видом выложил напоказ оставшиеся три козыря. — Подставляй башку!

— С такими картами и круглый дурак выиграет, — счёл нужным горестно заметить Журавль, прежде чем покорно наклонил голову.

Уходя взглянуть на белый свет, дальнейшему я не был свидетель, но звук крепчайших щелбанов услышал отчётливо. А отпускал их Колесо, судя по всему, чрезвычайно умело. В душе я даже посочувствовал бедняге Журавлю.

Уже выбравшись из-под тента, я невольно прищурил глаза от яркого утреннего солнышка. Потом неспешно огляделся. Парус по причине ветряного буйства, был скатан. Но сама тарата, несмотря на встречное течение, довольно быстро продвигалась вверх по реке, за счёт слаженной работы гребцов, с которыми я не преминул поздороваться. Сам капитан находился на корме, где о чём-то беседовал со своим помощником и Призраком. Там же, у рулевого весла сидел чрезвычайно кряжистый мужчина, доставивший нас вчера на борт. Не желая мешать чужому разговору, я решил слегка освежиться да вернуться к спутникам. Под ближайшей скамьёй лежало ведро на верёвке. Я опустил его за борт, набрал прохладной чистой водицы и с наслаждением умылся. Затем, бросив ещё один взгляд на речной простор, встревоженный разгулявшимся ветром, я отправился восвояси. И как раз попал к моменту, когда покинувшая гамак чародейка, устроившись на сундучок, притянутый с носа тараты, тасовала колоду. Кол с Журой находились на своих местах, а их ухмыляющиеся физиономии говорили о том, что спуску девчонке не будет.

— Составишь компанию? — вместо приветствия спросила она меня.

— Нет, — я отрицательно покачал головой. — А вот посмотреть посмотрю.

— Дело твоё, — безразлично бросила она, начиная раздачу.

— Проигравший, получает по три щелбана от каждого, — заговорщическим тоном сообщил мне Колесо, торопливо заглянув в полученные карты.

— И я полагаю, что знаю, кто им будет, — бросив красноречивый взгляд на Хельгу, с весьма довольным видом, воскликнул Журавль, перед этим тоже обозрев свои шесть карт.

Да только не смотря на всю их браваду, девчонка окончила партию первой. Мужчины удивились, но азартно продолжили схватку. В итоге «Болваном», а играли именно в него, остался Кол. Журавль живенько размял пальцы и влепил другу свою порцию щелбанов. Вышло впечатляюще. Ну, где-то на уровне самого Кола. Затем настала очередь Хельги. Толстяк не воспринял её всерьёз, о чём говорило его крайне беззаботное выражение лица перед началом экзекуции. А зря… Ибо девчонка так ему припечатала, что несчастный Кол не сдержавшись даже заохал, схватившись руками за ушибленное место.

— Эй, хомячок, неужто головка бо-бо? — не скрывая издёвки, полюбопытствовала Хельга.

— Есть немного, — нехотя признал толстяк, наградив чародейку откровенно неприязненным взглядом. — И я не хомячок.

— Пожалуйста, не сердись, — попросила Хельга, делая попытку с участием погладить Кола по макушке. Но тот отстранился. — Боль скоро пройдёт. А впрочем, ты ведь сам виноват. Зачем садишься играть с взрослой тётей?

— Ладно, — пробормотал в ответ Кол, с остервенением перемешивая колоду, — ещё посмотрим, на чьей улице будет праздник.

— И вообще, смеётся тот, кто смеётся последний, — воинственно поддержал его Жура.

— Послушай, как тебя там, — девчонка изобразила мучительные раздумья. — А, «Пеликан», кажется…

— Журавль, — с нажимом исправил её наш высокий спутник.

— Да какая разница, — великодушно отмахнулась девчонка. — Птица она и есть птица. Главное тут другое.

— Что ты имеешь в виду? — настороженно поинтересовался Жура, не дождавшись продолжения.

— Не настанет на вашей улице праздник. И смеяться вам обоим не захочется, — по прежнему доброжелательно пообещала она. — Так что, может, миром разойдёмся? Если забоялись?

Девчонка явно специально старалась разозлить своих партнёров и тем самым подвигала их, на неизбежные эмоциональные ошибки в предстоящей игре.

Последующие часа полтора, происходило форменное избиение младенцев. Хельга же не проиграла ни единого разу. При всём притом, что она не жульничала.

По крайней мере, никто из нас этого не заметил. А следили за ней все — пристально.

И сидели Колесо с Журавлём, с красными от ярости лицами да с шишками на головах… Но, только поделать ничего не могли. Хельга с неизменным успехом ускользала от расплаты.

Наконец Колесо не выдержал и не столько сказал, сколько прошипел:

— Всё, довольно, лично мне надоело… Отдохнуть хочу.

— Я тоже пас, — буркнул Жура. — Да и что за интерес играть? Когда используют запрещённые приёмы.

— Неужто ты обвиняешь меня в использовании Магии? — тон чародейки внезапно стал зловещим. — Если да, то докажи. Если нет, то закрой рот. Иначе… Я смогу тебя наказать за ложный навет. Уж поверь.

— Каким образом? — криво усмехнулся Жура. — Превратишь в ящерицу или рыбу?

— Зачем, — чародейка нехорошо прищурилась, — я просто лишу тебя мужской силы. Кстати, заклинание на этот счёт имеет одну скверную особенность. После, если я даже и решу вернуть всё на круги своя, ничего поделать уже будет нельзя.

— Да я что? Да я же ничего! Я же просто пошутил, — принялся оправдываться Журавль, побледнев так, что это стало отлично заметно даже в лёгких сумерках, прочно воцарившихся под брезентовым тентом.

— Вот и отлично. Но впредь, сначала думай, потом говори, — насмешливо присоветовала чародейка. — А то ведь знаешь, я не всегда добрая бываю. Могу и того… ремешком по попе. Ну, я образно.

— Это я, уже уяснил, госпожа, — насупившись, пробурчал Журавль.

— Замечательно коли так, — с весьма довольным видом произнесла чародейка. — А теперь, коли мы уладили возникшие разногласия, позвольте мне, вас покинуть. Времени ведь о-го-го сколько, а девушка себя в порядок ещё не привела. Нехорошо.

— Главное не торопись, — «заботливо», но кратко, напутствовал её Кол.

— Даже если ты вечером вернёшься, мы, как ни будь, это переживём, — вторил ему неожиданно расхрабрившийся Жура.

— Ну что вы, мои хорошие, я быстро, по-походному! — «утешила» их Хельга. — Так что соскучиться даже не успеете.

Девчонка помахала напоследок рукой и направилась на нос судна.

— И за что нам такое наказание? — горестно вопросил Кол, благоразумно дождавшись пока чародейка, скроется из виду.

— За доброту нашу, вот за что, — с досадой констатировал Жура. — Не надо было тигру с собой брать. Ой, не надо!

— А… Мы и не хотели, — вспомнил вдруг Кол. — Это всё Ральф. Он за неё впрягся.

— Угу, верно, — признал правоту друга Жура. — Даже в гости к себе пригласил тигру. А мучаемся с ней мы. Хотя, постой… А не ты ли, первый его поддержал?

— Ну да, было дело, сглупил дурья башка, — сам на себя попенял толстяк. — Но кто ж знал, что она окажется такой стервой?

— По-моему, вы оба сгущаете краски, — вступил в разговор я. — Девчонка просто старается себя утвердить. Только и всего! А то, что она столь… хм-м, боевая, так это даже прекрасно.

— И почему скажи на милость? — недоверчиво поинтересовался Кол.

— А зачем вам в Драконьей Дружине маг — размазня? — ответил я вопросом на вопрос.

— Оно то так, дружище Ральф, безвольный рохля нам ни к чему, — почесав затылок, признал Кол. — Но, по-моему, у неё, у тигры, этой самой боевитости через край.

— Молодая ещё, но со временем обтешется. Да вы себя вспомните в её годы, — продолжил я реабилитацию упомянутой «тигры».

— А верно, — первым признал Колесо, — мы в юности тоже были задиристые, нахальные и дерзкие. Помнишь Жура, как, будучи семнадцатилетними сопляками, ты, я да Коротышка Бэн, подрались в таверне «У семи дорог» с тремя взрослыми мужиками? Ох, и досталось же нам тогда…

— Как не помнить, — Журавль красноречиво потёр руками свои рёбра. — Ведь одними ушибами тогда отделаться не удалось. Имелись и переломы.

— А всё из-за тебя, идиота, — не преминул укорить Колесо. — Зачем предложил отбить у тех здоровенных быков их девчонок?

— Эту идею, которую ты, кстати, не отверг, мне нашептало вино, коим мы впервые в жизни по настоящему упились, — поведал не столько толстяку, сколько мне, Журавль. — К тому же блондиночка там была… головокружительная.

— Скажи спасибо нашим отцам, за то, что вовремя подоспели. Иначе она бы оказалась последним приятным воспоминанием в твоей жизни. Хм-м, да пожалуй, и в моей, — наставительно заметил приятелю Колесо, раскуривая извлечённую из кармана трубку. Затем, выпустив густую струю ароматного дыма, он риторически вопросил: — А разве такой как я, заслуживал подобной участи? Нет, отнюдь нет. Но дурное влияние близкого друга — весьма пагубная вещь. Под него трудно не подпасть действительно приличному, воспитанному юноше.

— Да ладно лицемерить, строя из себя образец для подражания молодёжи, — хохотнул Журавль, в свою очередь, доставая трубку и кожаный кисет. — Лучше освежи в памяти свой личный проект. Ну, тот, с хряком-переростком.

— Ну, вытащил на белый свет историю! — Возмутился Кол, вскакивая со скамьи. — Да нам тогда лет по двенадцать было. Это детская шалость, она не в счёт.

— Тем не менее, отлупили нас за неё по взрослому, — напомнил толстяку Журавль.

— Эге ж, плетью-пятихвосткой по заднице без порток, — уточнил Кол, согласно кивая головой. — Впрочем, признай, дело того стоило.

— Само собой разумеется. Само собой… — без особой уверенности протянул Жура.

— А весело как было! — внезапно воодушевившись, воскликнул Кол. — Так же, друг?

— Не то слово, но только вначале, — ответил Жура, лишь частично разделив мнение своего приятеля. — Потом… Смеяться уже не хотелось.

— А о чём речь? — заинтересовался я. — Ну-ка, выкладывайте.

— В те, ныне далёкие времена, мы частенько делали набеги на чужие сады, — принялся рассказывать Кол, несколько раз глубоко, с наслаждением затянувшись. — И вот однажды нелёгкая занесла нас за один весьма высокий забор, во владения тогдашнего Главы Совета Старейшин нашей Общины достойного Бургуса, по прозвищу Туча. А тот славился оч-чень крутым нравом далеко вокруг.

— Но какие лакомые у него росли груши! Лучшие во всём центральном посёлке, — сладко причмокнув, с ностальгическим сожалением вставил своё замечание Жура.

— В общем, хозяин нас поймал и, отобрав плоды, напиханные за пазухи, здорово оттрепал за уши, — продолжил между тем, повествование Кол. — И меня разобрала такая злость… Ведь груш-то не попробовали, а взбучку — получили. И я решил отомстить. Благо случай представился довольно скоро. Через пару дней я случайно услышал от родителей, что Бургус с домочадцами отправляется в гости к Главе соседней Общины. Ну, и мы с Журавлём, согласившимся участвовать в «акции возмездия», забравшись на дерево по соседству с усадьбой обидчика, терпеливо дождались момента, пока тот с семейством не скрылся из виду в конце своего переулка. А потом мигом оказались в заветном саду, где набили грушами под завязку два прихваченных рюкзака. Затем пришёл черёд главного мероприятия. С заранее припасённой краской и кистью мы вошли в свинарник и самому громадному хряку с обоих боков крупными буквами написали: — БУРГУС. Но, не удовлетворившись этим, мы ещё водрузили на его голову хозяйскую шляпу, которую надёжно удерживала верёвочка, завязанная внизу на двойной узел. После чего, данная особь была отделена от себе подобных и по прошествии долгих трудных переговоров (тут подразумеваются гонки, как за кабаном, так и от него родимого) выпущена на свободу. То бишь, на улицы нашего славного Лугового посёлка. И пошла потеха… Все, кто видел нашего кабанчика — ржали будто ненормальные. А дело происходило в воскресенье, и народу везде было множество. Поймал своего «двойника» уже сам Бургус по приезду домой в понедельник. И началось следствие по делу об оскорблении чести и достоинства должностного лица…

— Вас легко вычислили в тот же день, потому что вы разболтали о проделке дружкам-сверстникам, а те в свою очередь разнесли эту новость повсюду, — не сдержав усмешки, предположил я.

— Верно, — признал Кол, — всё примерно так и произошло. Из-за болтливых языков Стэна и Локли. Они, видите ли, захотели поделиться доверенной им тайной со старшими братьями. А те… те, сказали ещё кому-то. Ну и очень скоро эти сведения дошли до волосатых ушей толстяка Бургуса.

— А уже во вторник, по решению Совета Старейшин нас привселюдно лупили плетью на площади, — с тяжким вздохом, закончил «грустную» историю Жура.

— Зато мы прославились, и нас все стали знать в лицо, — не без хвастовства подвёл и свою черту Кол. — А это знаешь ли… Дорогого стоит.

— Во-первых, не только в лицо. А во-вторых, выпавшая на нашу долю известность сомнительное удовольствие как по мне, — хмыкнув, с иронией заметил Жура. — К тому же плата за него, была, честно говоря, великовата.

— Ладно, не парься, всё ведь давно в прошлом, — благодушно посоветовал Кол.

— И то верно, — охотно согласился Жура. — Тем более это не самая памятная из наших проделок. Бывали и похлеще.

— Ага-ага, — закивал головой толстяк, и тут же начал приводить пример: — Вот взять хотя бы тот случай с привидениями в подвале почтенной Розалинды Дрэй, за глаза именуемой Крольчихой. Да-а… А придумал всё, как ни странно, бестолочь Коротышка Бэн. Он…

— Колесо, завязывай травить свои бесконечные дурацкие байки, — внезапно оборвал того появившийся под тентом Призрак. — Ибо пора и перекусить. Если общество не против, конечно.

Кол, судя по его рассерженному виду, собирался разразиться гневной тирадой по поводу бесцеремонности товарища, но потом, вдруг раздумав, сказал не без лёгкой укоризны:

— Мы, Приз, юность раннюю да детство наше шальное вспоминали. А ты взял и протоптался по ним сапогами. Нехорошо…

— Что-то ты стал слишком обидчивый. Ну, словно кисейная барышня! С чего бы это? — насмешливо произнёс Призрак.

— А с того, что эта проклятая ведьма действует мне на нервы, — с негодованием бросил толстяк. — И очень сильно, между прочим, действует!

— Ты о ком, дружище? — Призрак сделал непонимающее лицо.

— А то ты не догадался, — выкрикнул Кол, в сердцах ударяя кулаком по скамье.

— Что произошло на сей раз? — деловито поинтересовался Призрак, покосившись на ещё не убранные карты.

— Да так, перебросились несколькими партейками с тигрой в Болвана, — неопределённо поведал Жура.

— Только и всего? — недоверчиво вопросил Призрак, окидывая собеседников пытливым взглядом.

— Обставила она нас словно детей несмышлёных, — с тяжким вздохом признался Кол.

— Угу, — подтвердил его слова Жура, — и щелбанов налепила… тьму. Вся башка вон в шишках.

— И у меня тоже, — убито пожалился Кол. — Хотя… мне, пожалуй, даже больше досталось.

— Это всё не смертельно, — успокоил обоих Призрак. — И вообще, други мои, прекратите ныть. А то стыдно за вас, вполне взрослых мужиков. Подумаешь, беда приключилась! Юная девчонка пальчиками по голове щёлкнула.

— Ну, скажешь тоже, пальчиками! — с искренностью ребёнка возмутился Кол. — Да она… — тут он задохнулся от избытка чувств: — Лупила ими словно тяжёлым молотком. У-у, ведьма…

— Кого там наш милый хомячок ругает? — нежной пташкой прощебетала Хельга, полуночной тенью возникшая возле нас. — Надеюсь не меня?

— Да нет, что ты, — заметно стушевавшись, молвил толстяк. — Эт я так, анекдот рассказывал.

— Я тоже хочу послушать, — мигом ухватилась за его слова девчонка. — Он про ведьму кажется? Очень интересно!

— Не люблю повторять одно и тоже два раза, — с плохо затаённой неприязнью буркнул Кол. — Уж извини…

— Да и вообще, время сейчас не языками чесать, а пищу вкушать, — выручая приятеля, едва не стихами заговорил Журавль, вспомнивший вдруг о недавнем предложении Призрака.

Возражений ни от кого не последовало. И спустя десять минут, мы уже за обе щеки уплетали ветчину, сыр, копчёных угрей и купленный ещё в Амирхайре слегка подсохший ржаной хлеб. Идиллию чревоугодия внезапно нарушил Колесо. Он сильно закашлялся и сделал вид что задыхается.

— Что случилось, друг? — не на шутку всполошился Журавль. — Подавился ты что ли? По спине постучать?

— Не надо… — с трудом прохрипел толстяк. — Лучше… Коньячку мне налейте. Пищу застрявшую протолкнуть. Так, оно вернее будет. А то, помру ещё здесь.

— У тебя в глотке и застряло? — не скрывая иронии, удивился Призрак. — Вот дела-а… Ну, да ладно.

Он вновь пробрался к грузовой части тараты, где принялся рыться среди наших вещей. Вернулся он с пятью кружками и полтора литровой керамической коньячной флягой, на этикетке которой было написано несколько необычное название: «Украденная Бочка». Её, вместе с добрым десятком иных бутылок экзотического вида, мы прихватили из коллекции моего отца.

— Не верю своим глазам! Один из благороднейших, редчайших напитков Нового Мира! — воскликнула Хельга, проявив завидную осведомлённость. — До этого я была столько наслышана о нём, но пробовать, нет, не приходилось.

— Ещё бы! Ведь сорок лет выдержки у сего благородного пойла! — не сдержавшись, вполне нормальным голосом похвалился Кол и, ловко выхватив вожделенный предмет из рук Призрака, принялся извлекать из него пробку.

— Вот чудо дивное! — качая головой, восхитился Призрак. — Только увидел отменный коньяк, и сразу всё прошло. Ну, прям волшебство какое-то!

На что Колесо в ответ невнятно хрюкнул, с увлечением продолжая начатое дело.

Вскоре в наших кружках заплескалась тёмно-янтарная ароматная жидкость.

— Давайте выпьем за дружбу, — подал идею Призрак, многозначительно посмотрев на Хельгу, Кола и Журу. — Ведь без неё в долгом странствии ну никак не обойтись.

— Почему бы и нет? Лично я, только — за! — вроде бы с искренним энтузиазмом, присоединилась к нему девчонка.

— Я тоже не против, — насупившись, пробубнил Кол. — В общем то.

Журавль мнение в словах выражать не стал. Но своей кружкой вместе со всеми стукнулся. Впрочем, и это было хорошо.

Последующий наш разговор касался в основном восхваления «Украденной Бочки» и обсуждения иных элитных горячительных напитков. В ходе довольно жарких общих дискуссий, между Хельгой и Колесом возникло пару отдельных споров, прошедших на удивление в корректной атмосфере. Это позволяло надеяться на то, что впредь они будут, относится друг к другу, более терпимо.

Когда же керамическая посудина оказалась, опустошена, девчонка тоном капризного ребёнка потребовала продолжения банкета. И Кол, несмотря на явное неодобрение во взгляде Призрака, с готовностью отправился за добавкой. Правда походка при этом у него была очень нетвёрдая. Впрочем, чему тут удивляться? Сорокалетний коньяк кого угодно собьёт с ног. А вот Хельга… Хельга не выглядела сильно захмелевшей. Но последующая обильная дегустация доброго старого вина «Отшельник», подкосила и её. Правда, прежде чем уснуть, свернувшись калачиком на скамье, она успела одолеть Журавля с Колесом в борьбе на руках. И эту победу нельзя было приписать тому, что ей поддались, либо тому, что оба мужчины оказались более пьяны. Потому как противники Хельги являлись людьми ни за что бы не уступившими даме в подобном вопросе. Касательно количества выпитого… ну здесь тоже всё честно: мы пятеро поглотили совершенно равное его количество. Просто, просто… юная чародейка оказалась на диво весьма сильна.

— А наша лютая и могущественная тигра порой может быть и вполне благодушной, — про себя усмехнулся я, когда уже укладывал «бездыханное» ладное девичье тело в гамак.

Кол с Журой, похрапывая на все лады, дрыхли, устроившись на соседних лавках. Их мы с Призраком решили не трогать. Сами же пусть и с некоторым трудом, но забрались в свои гамаки. После этого наступило Великое Ничто.

Из бессознательного состояния меня вырвали странные звуки. Не до конца пробудившись, я отметил, что они похожи на скулёж маленького щенка. Но во время осмотра судна я почему-то его не заметил… Ещё раз прислушавшись, я отметил всё же не свойственные собакам нотки. Да и «ё моё» собаки не говорят. Хм-м, не присуще им и ругаться матом. А именно это дальше и понеслось. Только тогда мои бедные мозги, из которых не совсем выветрился туман, навеянный смесью вина и коньяком, сообразили: меня разбудило не животное, а человек. Приняв сидячее положение, я начал осматриваться. Призрак, Хельга и Журавль до сих пор пребывали в отключке. А вот Колесо уже «бодрствовал», покачиваясь на скамье из стороны в сторону да обхватив голову руками. Однако самой команды в гамаках не наблюдалось. Зато по прежнему, раздавался скрип вёсельных уключин. Но вот бесноватый ветер, тот утих. О чём свидетельствовал тент, переставший содрогаться от его неистовых порывов. Достав карманные часы, я открыл крышечку и увидел время: — 18 часов 33 минуты.

— Что дружище, тяжко? — хриплым голосом затем поинтересовался я у толстяка.

— Не то слово, — глухо промычал тот, — о-хо-хо-хо, не то слово…

— Надо похмелиться, — подал весьма разумную идею я. — Иначе нам ещё долго не оклематься.

— Только… ты сам сходи, ибо мне… подобная активность пока не по силам, — жалобно протянул Колесо. — Пожалуйста…

— Куда ж деваться, если сам предложил? — покинув своё ложе, уже на ходу риторически вопросил я.

— Только много не неси, иначе грустная история повториться вновь, — донёсся девичий голос из гамака по соседству. И как в моём случае тоже с хрипотцой.

— Угу, — не оборачиваясь, односложно согласился я, продолжая движение к намеченной цели.

Когда я вернулся назад, к числу сбросивших оковы сна, присоединился Призрак. Поздоровавшись, он окинул хмурым взором принесённую мной пол литровую бутылку бренди, но без возражений первым выпил свои сто грамм. Его примеру тут же последовал изнывающий от головной боли Колесо. После чего его лицо просветлело, а сам он даже заулыбался. Хельга выглядевшая по сравнению с нами довольно свежо, тоже не отказалась от своей порции. И только Журавль по-прежнему продолжал пребывать в царстве крепкого хмельного забытья. В сознание его моментально привёл Кол, притащивший пол ведра забортной воды, которую он без колебаний вылил на голову приятеля. Ну и ругань мы тогда услышали… Я даже грешным делом подумал, что Хельга смутится. Но она ничего, даже хмыкнула одобрительно. Не успели отзвучать эти замысловато закрученные слова, как явилась на отдых большая часть команды «Единорога».

— Попутный подул, — с довольной миной сообщил нам протискивающийся мимо молоденький рыжий парнишка. Сообщил… и замер, засмотревшись на девчонку, причёсывающую свою роскошную чёрную гриву черепаховым гребнем.

— Ну, чего застыл? — раздражённо вопросил шедший последним боцман Дилэйн. — Иди, давай, балбес!

Парнишку будто ветром сдуло. Но боцман тоже приостановился возле нас. Правда, по другой причине. Красноречиво уставившись на опустошённую бутылку, он поинтересовался:

— А вы я вижу, заканчиваете день с того, с чего и начинали?

— Нет, дружище, — в ответ заухмылялся Кол, — мы просто восстанавливали силы с помощью одного проверенного прадедовского способа.

— Ага, ну значит, похмелялись, — понимающим тоном вроде бы одобрил Дилэйн. — Но только смотрите, в этом вопросе главное не перестараться. Иначе завтра утром будет много хуже чем сегодня вечером.

— Кого учишь? — с пафосом вопросил Кол. — Тех, кто в данном деле здоровенную собаку съел?

— Видел я, как вас умников-разумников рубануло, — с ехидцей заметил боцман. — Лежали в отключке словно трупы.

— Коньяк старый, вино старое, вот и… не рассчитали силы, — заметно смутившись, пояснил толстяк.

— Шикарно живёте, господа путешественники, — качая головой, констатировал боцман. — Так бы и я не против. Да только где нам, простым речным трудягам?

— А ты с нами ступай в Пристань, — предложил ему всё ещё нахохленный сердитый Жура. — Тогда и хлебнёшь вволю нашей походной, «шикарной» житухи.

— Нет уж, увольте, я в подобные дали не ходок, — замахав руками, рассмеялся Дилэйн. — Хлопотно это очень. К тому же внуков у меня трое. А так как родители у них непутёвые, то без деда им тяжко придётся.

— Тогда и не завидуй попусту, — сварливо проворчал Жура, с приглушённым кряхтеньем восставая со скамьи. — А то со стороны оно многое заманчивым выглядит. А на деле… на деле зачастую оказывается дерьмо дерьмом.

— Мой длинный друг, ты вместо того, что бы брюзжать, лучше закрепи успех прадедовского метода, прыжком за борт. И поверь мне, студёная вода Синеглазки мигом вернёт тебе хорошее настроение. Только не забудь предварительно привязаться верёвкой. Иначе рискуешь отстать от стрелой несущегося «Единорога», — рассмеявшись, произнёс боцман.

Потом он тоже ушёл располагаться на отдых по примеру остальной команды. Но в отличие от рыжего паренька, бывшего кажется юнгой, на девчонку он так и не глянул.

— А вот и сигану, — пробубнил себе под нос Журавль, — только без предложенной страховки. Ибо я в данном деле такой умелец! Ого-го. Легко могу сиё судёнышко перегнать и держать лидерство целый час. Вот.

— Хоть ты и вправду весьма знатный пловец, но спорим что раньше сдуешься? — тут же не преминул ухватиться за слова приятеля толстяк. — На десять золотых?

— А давай! — с азартом воспламенился Журавль. — Только я предлагаю ставку втрое больше!

— Я вижу выпитое недавно бренди впрок вам не пошло, — вздохнув, констатировал Призрак. — Что ж, надо сделать должные выводы. На будущее.

— Ладно, тебе, Приз, мы ж пошутили. Всего-навсего, — пошёл на попятную Колесо. — Верно, ведь говорю, Жура?

— Ну… само собой, не в серьёз разговор этот, — не слишком охотно сдался Журавль. — Да и была охота лезть в холодную реку пусть даже и за золотишко. На мне и так, по милости одного «хорошего» человека сухой нитки нет. Так что я уже того, искупался, можно сказать.

— Какие, однако, благоразумные ребята! И к тому же ещё и весельчаки, — притворно умилился Призрак. — А я дурак взял да набросился. Вместо того, что бы вникнуть в столь тонкий, изысканный юмор. В общем, извините, дорогие, впредь обещаю исправиться.

Колесо с Журавлём переглянулись, уловив иронию в голосе друга, но от ответа воздержались. И это было действительно благоразумно.