Зачем смерть давала шанс (СИ)

Глава 32

На этот раз Антон решил быть экономным и не стал делать большой факел. Оторвав рукав от гимнастерки, намотал его на ствол автомата. Такого факела надолго не хватило бы, зато экономно. Антон думал, что если подъем затянется надолго, то одежды его может и не хватить на весь путь.

На его счастье больше факелов не понадобилось. Завернув за очередной поворот, он заметил узкую полоску света, пробивающуюся откуда-то с бока.

Обрадованный подошел ближе. То, что он увидел, не обрадовало его. Впереди был узкий проход и в конце его пробивался свет сверху. Отступать не было смысла. Антон снял рюкзак и просунул его внутрь прохода. Затем, затушив факел, автоматом стал толкать его перед собой, стараясь прижимать голову как можно ниже.

Через пять метров, горизонтальный проход закончился. Антону пришлось приложить немало усилий, чтобы встать во весь рост уже в вертикальном стволе прохода.

Посмотрев наверх, он уже был уверен, что его мучения скоро закончатся. Верхний проход оказался немного шире. Упираясь локтями и ногами в стенки прохода, он вскоре оказался на свободе.

Этот подъем отнял у него последние силы. Антон встал, осмотрелся. Увидев невдалеке уютную ложбинку, в которой была хорошая охапка сухой травы, он расстелил ее, решив немного отдохнуть.

Согретый утренним солнцем, не заметил, как уснул. Проснулся он бодрым и отдохнувшим. Мельком глянул на часы. Спал без малого сорок минут. Зато как отдохнул, похвалил он себя.

Сделав пару глотков еще холодной воды, решил в первую очередь провести ревизию своих вещей. Главным образом его интересовал имеющийся у него арсенал, ведь ему еще предстояло некоторое время идти по сопредельной стороне, и как знать какие еще его ожидают сюрпризы впереди.

Из всего арсенала в наличии оказалось два полных рожка патронов и один неполный. Две гранаты и десантный нож с автоматом. Все, что было лишним и мешало движению, выбросил. В рюкзак положил только чемоданчик. Долил из термоса полную фляжку, термос бросил здесь же в ложбинке. Гранаты и магазины с патронами распределил по отсекам, а флягу пристроил на поясной ремень. Все остальное, что могло ему помешать в движении, выбросил без сожаления.

Вычислив свое место расположения, он также выбросил и карту, в которой теперь не было необходимости. Через несколько часов, по его расчету, он или погибнет, или выйдет к своим.

Находясь на средине склона, ему теперь оставалось спуститься чуть ниже, и по невысокому хребту преодолеть долину. Теперь он знал, где расположены блокпосты как свои, так и чужие.

Перед выходом он решил сделать расчет по времени. Глянув на часы, отметил про себя, что до наступления темноты он должен перейти границу. Случайно взгляд его упал на число, показываемое часами. Он не поверил увиденному.

Просчитав все в уме, пришел к выводу, что если доверять показаниям часов, то он провел только в пещере двенадцать суток. А в общей сложности выходило, что после вылета прошло чуть более двух недель. В такое поверить было невозможно. Выходило, что календарь на его часах просто сломался. Он вспомнил, что на его руке рана. Размотав бинт, не поверил своим глазам. Рана на руке полностью зажила, остался только узкая полоска с двумя точками, указывающими на то, что это место укуса и шрам от пореза.

Антон не знал, чему верить. Он решил все эти мысли выбросить из головы до лучших времен, а пока ему предстояло преодолеть очень опасный участок.

Времени на размышление не было, и он стал спускаться с горы. По склону хребта, соединяющему между собой два горных кряжа. К трем часам дня добрался до соединения двух ущелий. Внизу, в самом большом из ущелий проходила дорога, соединяющая между собой два государства. На дороге находилось два блокпоста, на расстоянии пятисот метров друг от друга.

Теперь Антону предстояло немного спустится вниз и по склону хребта пройти мимо вражеского блок поста, а затем еще двести пятьдесят метров и он на своей территории.

Но сделать это было не так просто, как казалось на первый взгляд. Выглянув из-за угла скалы, увидел вражеский блокпост, находящийся внизу в трехстах метрах от него. Небольшая застава представляла собой два небольших каменных здания, отштукатуренных глиной и тщательно побеленных известью. Ухоженный дворик с клумбами цветов и дорожки, аккуратно посыпанные чистым песком. Поперек узкого ущелья была выложена невысокая каменная стена с вмонтированным в нее шлагбаумом для проезда транспорта.

Кроме двух часовых у самого шлагбаума, по обеим сторонам его были оборудованы пулеметные гнезда, в которых находилось еще по два человека. На территории заставы на спортивной площадке шестеро военнослужащих играли в футбол. Антон убедился, что через заставу ему пройти не удастся, ведь кроме этих людей было ясно, что в здании находятся еще военнослужащие из отдыхающей смены. Сколько людей находится внутри, он не знал, зато прекрасно понимал, что по склонам горы явно находились скрытые посты. Вот через них он и решил идти, надеясь на удачу.

Вскоре заметил движение на заставе. Антон заинтересовался и, притаившись за камнями, остался наблюдать за происходящим. Вскоре пять военнослужащих построились на площадке. Перед ними стоял офицер. Минуты две спустя, вышел старший. Получив указания, младший офицер повел свой отряд в горы.

На этот раз Антону повезло, отряд двинулся в горы по ходу движения, давая возможность Антону идти следом, не привлекая внимания и быть незамеченным часовыми у заставы.

Антон, тщательно скрываясь, шел следом за отрядом. Они поднялись довольно высоко, когда он заметил, что отряд остановился. Двое из солдат остались, а остальные пошли выше по откосу. Через минуту из-за камней показались двое солдат. Они, переговариваясь, шли навстречу Антону.

Антон понял, что смена направляется на заставу самостоятельно, и встречи с ними было не избежать, так как укрытия подходящего для этого просто не было.

Антон стал готовиться к встрече с противником. Зайдя за поворот большого уступа, снял рюкзак и, отойдя на несколько метров вниз, положил его прямо на тропу. Сам поднялся наверх и, приготовив нож, прижался спиной к отвесной скале у самого поворота.

Вскоре из-за поворота вышли двое солдат. Они шли не таясь, о чем-то разговаривая. Увидев лежащий на тропе рюкзак, они остановились, потом осторожно стали подходить к нему ближе. Антон не стал дожидаться, когда они поднимут его. Наживка сделала свое дело, привлекла к себе внимание солдат. Антон метнул нож в спину одного из солдат и, не дожидаясь результата, оказался рядом с другим. Еще одно мгновение и противник лежал у его ног со сломанным шейным позвонком. Не задерживаясь, вытащил из спины солдата свой нож. Не глядя на него, вытер лезвие о его брюки и, подобрав свой рюкзак и бинокль одного из солдат, быстро стал подниматься по тропе.

Выбрав подходящее место, стал изучать предстоящий маршрут. В бинокль ему было хорошо видна застава Эфиопии. Теперь его отделяло от границы только расстояние в каких-то четыреста метров. Застава выглядела также, как и на сопредельной стороне. Все совпадало полностью до мелочей. Разницей было то, что над каждым зданием заставы развевался флаг своей страны.

Закончив наблюдение, стал спускаться по откосу, стараясь как можно ближе подойти к своей территории.

У него мелькнула шальная мысль, что он практически дома, и теперь точно доберется без происшествий. Но он по наивности ошибся, вдруг за его спиной раздался звук автоматной очереди. В одно мгновение, он оказался прижатым спиной к скале и не досягаемый для пуль противника. Но это мало его утешило, он увидел, как от заставы, в его сторону не скрываясь, движется приличный отряд солдат.

Отряд шел быстро, стараясь отрезать ему путь и перехватить на нейтральной стороне. Сверху сыпался град пуль, не давая ему возможности оторваться от скалы. Вскоре интенсивность стрельбы уменьшилась, а потом и вовсе прекратилась. Антон не стал дожидаться, когда противник перезарядит оружие и в несколько прыжков преодолел расстояние в тридцать метров, оказался прикрытым большим валуном от вражеских пуль.

Увидев, что тропа поворачивает влево, он резко прыгает, преодолевая еще два метра и, оказывается защищенным широкой скалой. Прикрываясь отвесной скалой, он продолжал спускаться вниз. На ходу, всматриваясь в тропу, определил, что от места спуска в долину его будет отделять всего метров сто пятьдесят до самой заставы. Это его радовало. Огорчало другое, он понимал, что пока он будет спускаться, отряд противника опередит его и встретит у самого спуска.

Он хорошо понимал, что подниматься выше не имеет смысла. Наверху отряд дозорных, который хорошо вооружен и занимает выгодную позицию.

Сопоставив все за и против, он решил спускаться и как можно быстрее, в надежде на русское авось.

Антон продолжал спуск. Вскоре стрельба сверху прекратилась, за то возобновилась снизу. Противнику не было возможности рассредоточится на узкой тропе, но он вел непрерывный огонь в сторону Антона, не давая ему возможности для быстрого спуска.

Антон понимал, что на расстоянии он не сможет противостоять противнику, его может спасти только ближний бой. Шансов на это было всего один или два на сотню, но и этим нужно было воспользоваться в полной мере.

Антон уже пожалел о том, что не взял дополнительный боекомплект у убитых им солдат. Стреляя на ходу короткими очередями, он бегом бежал вниз, насколько ему позволяли условия тропы.

Постепенно расстояние между ними сокращалось. Вскоре ему несказанно повезло: от тропы, по которой он бежал, шло ответвление, и новая тропа шла теперь по хребту вдоль ущелья. Этим шансом он поспешил воспользоваться.

Сворачивая на боковую тропинку, заметил, что склон здесь круче и сыпучий, на нем много камней. Возможность сделать небольшой обвал была слишком заманчивой. Антон, не останавливаясь, достал гранату и, обернувшись, бросил ее в кучу камней на высоком гребне. Взрыв от гранаты гулким эхом раскатился по всему ущелью. Послышался грохот падающих вниз по склону камней.

Антон не стал смотреть на результат своей деятельности, а продолжал бежать по тропе, которая, петляя между камней, стала уходить вниз параллельно курсу нападающих, но уже на приличном расстоянии от него.

Теперь их отделяло метров семьдесят. Это вселяло в него надежду, тем более, что противник потерял трех человек.

Увидев, что его заметили, Антон выпустил весь рожок в сторону противника, а сам продолжал бежать вниз, на ходу заряжая последний магазин с патронами. Теперь в его арсенале оставалось только тридцать патронов в рожке и десантный нож. Враг ответил огнем. Пригнувшись, бежал, не обращая внимания на свист пуль над головой.

Укрывшись за очередным камнем, он выпустил в ответ половину рожка, прицельной очередью заставив противника залечь в укрытие. Продолжая стрелять теперь уже короткими очередями, он, уже не скрываясь, бежал к спасительной заставе.

До заставы оставалось не более пятидесяти метров, когда он заметил, что из пулеметных гнезд блокпоста ведут прицельный огонь по его преследователям. Оглянувшись, увидел, что огонь станкового пулемета заставил противника залечь в укрытие. Наконец-то, думал он, и наше прикрытие сработало. Воспользовавшись такой поддержкой, он за несколько секунд преодолел оставшиеся метры, и сходу перемахнул через каменную преграду, и без сил упал у ее основания.

Антон лежал, тяжело дыша, не веря еще в свое спасение. Стрельба прекратилась. К Антону подбежали сразу несколько человек. Среди подбежавших солдат был и молодой лейтенант, с которым он познакомился в свой недавний приезд на эту заставу. Это был инструктор по имени Алексеев Андрей.

— Ну что, боец, отдышался? Теперь расскажи, кто ты и как здесь оказался?

— Ты что, Андрюша, не узнаешь меня? Неужели я так сильно изменился за те несколько дней, что мы с тобой не виделись?

— Я не знаю, кто ты, но голос мне твой кажется знакомым.

— Я, Андрей, подполковник Ли. Неужели не узнаешь?

— Кошмар, какой. Неужели это вы, Антон Максимович? Я вас с трудом теперь узнаю, в основном, конечно, по голосу.

— Ну, это и не удивительно. Две недели скитаний по горам, плюс голодовка и борода, вот тебе и результат, меня уже свои не узнают.

— Так вы оказывается живы, а нам передали, что ваш вертолет сбили, и вы все погибли. В те дни прошел слух, что на той стороне ведутся интенсивные поиски, но дня через четыре прекратились. Мы подумали, что если кто и выжил, то попал к противнику, раз поиски были прекращены. Мы перестали ждать, потеряв всякую надежду, а тут видим, кто-то пробивается с боем, вот и решили помочь огнем, и оказалось совсем не зря.

— Спасибо вам большое. Без вашего прикрытия вряд ли мне удалось добежать живым. На открытой местности они подстрелили бы меня как зайца.

— Ну, в этом нет большой заслуги. Человек пробивался в нашу сторону с боем. Наша обязанность была помочь ему, мы и помогли. Тут дело в другом. Пока мои бойцы обеспечивали вас прикрытием, я связался с базой, и доложил о прорыве. С базы поступил приказ, всех кто прорвется живым, отправить вертолетом на базу. Вертолет они уже выслали. Пока он в пути, я хочу вас накормить обедом, вы ведь проголодались, наверное.

— Ну, что же, — похлопал его по плечу Антон, — веди, корми своего арестанта.

— Какого еще арестанта? Вы это о чем?

— Эх, молодость и неопытность. С той самой минуты, как ты получил приказ отправить меня срочно на базу, я уже официально становлюсь арестованным. Можешь даже не удивляться, когда вместе с вертушкой увидишь конвой. Теперь ясно?

— Как вы можете такое предполагать. Вы ведь только что вернулись, можно сказать, из ада.

— Я не предполагаю, я уверен, что так и будет. Хватит по этому поводу переживать. Пока есть время, я хочу помыться и поесть, как следует. Можешь представить, что за последние двенадцать суток у меня маковой росинки во рту не было. Правда сегодня утром я съел маленький кусочек старого сухарика из местной лепешки и выпил около трех литров воды. Можешь представить, какой я сейчас голодный.

— Хорошо, — удивленно посмотрел на него лейтенант, — пойдемте за мной. За казармой вы найдете душевую. Помоетесь, а я принесу вам какую-нибудь форму. Вашу, мне кажется, пора просто выбросить. Я прикажу, чтобы повар принес вам обед в беседку, на свежем воздухе вам будет приятнее отдохнуть.

— Спасибо тебе, Андрюша. Холодный душ и обед, это все, что мне сейчас необходимо. Ты, Андрей, на счет арестанта не обижайся на меня, будет так, как я сказал, и твоей вины в этом нет.

— Спасибо вам, Антон Максимович.

Лейтенант, улыбнувшись, убежал отдавать приказания. Антон сбросил с себя рваную форму и, достав чемоданчик из рюкзака, зашел в душевую кабину. Он нес непосредственную ответственность за документы, и поэтому не захотел оставлять чемоданчик без присмотра.

Когда, помывшись, он вышел из душа, то заметил, что его вещи тщательно и, что самое главное скрытно, проверили, в этом не могло быть сомнений. Опыт разведчика приучил его замечать все мелочи. На этот раз он видел, что его рваные вещи лежат не в том порядке, в каком он их оставил.

Молча, не говоря ни слова, надел принесенную форму. Форма оказалась слегка поношенной, зато чистой и выглаженной. Вытащив из кучи тряпья свой нож, он прихватил фляжку для воды, при этом, не выпуская чемоданчик из рук.

Он не стал интересоваться, куда делось его оружие, а проследовал в беседку, где на столе дожидался его обед. Присев к столу, он внимательно посмотрел на принесенную еду. На столе стояла алюминиевая миска с кукурузной кашей, нарезанный хлеб и открытая банка тушенки. Плетеная корзинка с фруктами стояла чуть поодаль, на другом конце стола.

Антон взял кусок хлеба и потянулся ложкой за кашей, и в тот же момент у него стало болеть основание шеи. Бросив ложку на стол, он выпил воды из своей фляги, и, пристроив чемоданчик под голову, все также держа его одной рукой, через минуту задремал. Вскоре его чуткий слух уловил тихие шаги. Это подошел лейтенант. Антон догадывался, что за этим последует.

Лейтенант, уверенный, что Антон под воздействием вещества, подмешенного в пищу, не почувствует, и он легко завладеет чемоданчиком. Но Антон понимал и то, что столь юный еще лейтенант, боясь за свою карьеру, просто выполняет чей-то приказ.

Он не стал его провоцировать на подлость, а просто открыл глаза и пристально посмотрел на лейтенанта. Лицо лейтенанта тут же покраснело до кончиков волос. Переминаясь с ноги на ногу, он не уверенно спросил:

— Вы почему не кушали, товарищ подполковник.

— От тебя, Андрей, я этой подлости не ожидал. Я почему-то уверен, что это, — он показал пальцем на еду, — есть небезопасно для меня. Я уже говорил тебе, что не ел последние двенадцать дней, не стану есть и сейчас. Думаю, что пару дней я еще выдержу, а там как бог даст.

Лейтенант покраснел еще сильнее, ему очень было стыдно, заикаясь и почти плача, выдавил из себя.

— Простите меня, Антон Максимович. Сам я на такое никогда бы не осмелился, это был приказ.

— Что подмешал в пищу?

— Вся еда пропитана снотворным.

— Кто приказал изъять чемоданчик?

— Советник.

— Хорошо, извинения приняты. На будущее, сынок, запомни, никогда в жизни не опускайся до такой низости, даже получив разрешение своего начальства. И еще. Если у тебя есть приказ забрать груз у меня силой, то делать это, я тебе не советую. При первой же попытке захватить груз, я положу здесь тебя и большую часть заставы, вот этим ножом, а остальных добью вашим же оружием. Можешь мне поверить, свои возможности я знаю и оценивать могу, постарайся оценить их и ты, хотя бы на словах не доводя до крайности.

После ухода лейтенанта, Антон уснул, зная, что на этот раз его уже не побеспокоят. Его разбудил приближающийся звук вертолета. Он, проснувшись, машинально посмотрел на солнце. До захода солнца оставалось как минимум еще два часа.

Вертолет приземлился. Антон, подходя к нему, терялся в догадках, кто прилетит за ним. От этого зависело его поведение. До вертушки оставалось несколько метров, когда дверь распахнулась.

Из машины выпрыгнули шесть солдат армии Эфиопии. Окружив, взяли на прицел. Только после этого в проеме показался сам советник.

Советника он сразу узнал. Это был полковник Ерохин. Несколько лет назад ему приходилось вместе с Ерохиным принимать участие в некоторых операциях. Вот тогда у него сложилось характеристика этого карьериста. Он хоть и обладал хорошими физическими данными, но был законченным трусом и стукачом.

— Здравствуй, Валера. Хороший эскорт ты мне приготовил. К чему весь этот маскарад, позволь полюбопытствовать?

— Это просто охрана.

— Охрана кого и от кого?

— Ну, как? Охранять тебя и груз.

— Охранять меня? Я, что уже арестован?

— Ну, что ты такое говоришь. Я обязан охранять груз, который находится сейчас у тебя. Ты должен сейчас передать его мне под мою ответственность. Позже я отправлю его в Москву, а вместе с ним и тебя.

— У тебя, что, есть на все это письменные полномочия? Если есть, то, пожалуйста, предъяви их мне. Где постановление на мой арест?

— Письменного приказа у меня нет, но зато есть устное распоряжение, и советую, не оказывай сопротивление. В случае сопротивления, я отдам приказ применить силу.

— Силу, говоришь? Интересно знать, как это у тебя получится, — повернувшись, обратился к сержанту конвоя: — Сержант, ты меня знаешь? И если знаешь, то скажи своим солдатам, кто я такой.

Сержант внимательно присмотрелся к нему, потом улыбнулся и звонко в шутливой форме отчеканил:

— Вы подполковник Советской армии и служите советником при штабе нашей армии, — потом, радостно улыбаясь, подошел к нему, протягивая руку, — простите, Антон Максимович, вы так сильно изменились за две недели, что я с трудом вас узнал. Мы все очень опечалились, когда нам сказали, что вы погибли.

— Как видишь, рано меня еще хоронить. Так вот, слушай меня. Я все еще остаюсь вашим советником. Приказа об отстранении еще нет, так что, бери своих людей и грузитесь в вертушку, через три минуты взлетаем.

Сержант улыбнулся счастливой улыбкой, они очень уважали Антона, отдал приказание, и солдаты стали по одному подниматься по трапу.

— Ну, вот, как-то так, — и повернулся к Ерохину. — А теперь слушай меня внимательно. Я еще в Никарагуа понял, что ты лег под контору. Я не придавал этому особого значения. Многие и до тебя и после тебя будут сотрудничать с конторой. Я не заострял на этом внимания. В конечном счете, мы все работаем на нашу страну и служим одному народу. Но то, что ты творишь сейчас, называется предательством по отношению к сослуживцам. Ты предал меня, а я ведь не сделал ничего плохого ни по отношению к родине, ни по отношению лично к тебе. И более того, ты, наверное, не забыл, каких усилий и риска для жизни мне стоило, когда я спасал твою жизнь в болотах Никарагуа. Ну, это так, к слову пришлось. Пусть это останется на твоей совести. Не в этом дело, ты сейчас вредишь не только мне, но и себе лично, — видя, что Ерохин пытается возразить, перебил его, — не маши рукой, сейчас объясню почему. Ты сейчас получил указание от конторы арестовать меня. И не просто арестовать, а скомпрометировать меня исчезновением документов, для этого ты и приказал лейтенанту отравить меня. Не пытайся обвинять в этом его. Он просто еще неопытен, а его замысел я разгадал.

Так вот, ты решил выслужиться перед конторскими, но забыл, что служишь министерству обороны и подчиняешься только ему. Как я понимаю, приказа такого от них тебе не поступало. Второе, ты прислан сменить меня, но акта передачи дел у тебя еще нет на руках. Или уже есть?

— Нет у меня ни какого акта. Было и так ясно, что ты погиб, а функции советника должен кто-то выполнять.

— Не слишком ли рано вы меня похоронили. Мертвым ведь меня еще никто не видел пока. Пленным тоже никто не видел. Вот он я, живой стою, хоть и не совсем здоровый, но все же живой, и с грузом. Еще хочу тебе напомнить, что за груз я несу персональную ответственность. Это я перед вылетом подписал обязательство сохранить груз в любой ситуации. И уж коль я за него отвечаю, то и передам его только представителю генерального штаба. Теперь насчет моего ареста. Пока я не передал тебе дела, до тех пор я являюсь полноправным представителем в дружеской нам стране Эфиопии, и снять меня с должности, а потом арестовать, может только генеральный штаб, но никак не КГБ. Вопросы ко мне есть?

Ерохин, опустив голову, молчал. Он прекрасно понимал, что в этой ситуации он превысил свои полномочия, и Антон полностью прав. Если сейчас разозлить его, то он может воспользоваться своей властью и арестовать уже самого Ерохина, за покушение на него, свидетель есть, и молчать, скорее всего, не станет. Антон дословно знал, о чем сейчас думает Ерохин. Он похлопал ободряюще его по плечу.

— Ты, Валера, сейчас должен подумать, как правильно выстроить свою защиту перед начальством. В любом случае об этом инциденте я вынужден буду доложить. Думай. А теперь садись, пора лететь, скоро совсем стемнеет.

Уже почти совсем стемнело, когда вертолет приземлился на площадке близ штаба округа в городе Аксум. Антон с Ерохиным вошли в помещение штаба. То, что должно было произойти в ближайшее время, Антон уже знал.

Находясь в салоне вертолета, он спокойно сканировал мысли и разговор Ерохина, который сидя рядом с пилотом по радио передавал указания на базу. Поэтому, зайдя в кабинет командующего, он не удивился, когда ему подали на подпись акт о передаче полномочий Ерохину. Антон, не проявляя никаких эмоций, молча сел за стол и подписал акт.

— Вот и славно. Теперь можешь передать мне чемоданчик

— Не торопись, полковник. Я здесь не вижу акта о передаче груза.

— Это еще что за прихоти такие.

— Господин генерал, — обратился Антон к командующему, — объясните вы ему, на каких условиях я принял ответственность за сохранность груза. Вы ведь присутствовали на передаче его мне.

— Да, конечно, я в курсе. Ханджаба, — позвал он начальника штаба, — покажите господину советнику акт, который подписал подполковник Ли, когда принял ответственность за груз.

Начальник штаба вышел, и, вернувшись через пару минут, передал нужную бумагу Ерохину.

— Ознакомился? Теперь будь добр подписать такой же акт только в двух экземплярах. Один будет у тебя, ну, а другой ты уж извини я возьму себе. Я слишком много о тебе узнал за последнее время, и не хочу, чтобы ты за моей спиной устроил мне очередную интрижку. Будем считать, что это исключительно для безопасности секретов нашей родины.

— Хорошо, — сквозь зубы процедил он и сел составлять документ.

Пока Ерохин составлял документ, Ханджаба отвел Антона в сторону и тихонько шепнул ему на ухо:

— Ты прости нас, Тарзан, мы с командиром ничего сделать не можем. Что у вас там за интриги мы не знаем, но на нас давит Москва. Этот выскочка нам тоже не нравится. Мы тебя уважаем, и поэтому с согласия командира я предлагаю тебе помощь. Мы можем переправить тебя в любую страну, ты только скажи куда.

— Спасибо, друг, за поддержку, но ничего такого не надо. На первом же попутном транспорте я уеду домой. А вы с командиром помните, что я был очень рад работать с вами в одной команде.

— Тарзан, дело в том, что транспортный самолет уже третий час стоит на взлетной полосе. Его Ерохин специально задержал. Из Москвы требуют от него, чтобы он отправил тебя в Москву именно на этом транспорте в наручниках и под конвоем.

— Спасибо, друг, за информацию, — похлопав его по плечу, весело добавил: — Меня в горах Мамба укусила, и как видишь, остался живой. Надеюсь, что укус паршивой Гиены, окажется не таким болезненным.

— Ты про Мамбу сейчас серьезно сказал?

— Вполне. Можешь сам убедится, — Антон показал ему шрам на руке. — Это случилось через пару дней после нашего вылета. Я не заметил и упал прямо на нее.

— Поразительно, — Ханджаба не сомневался в правдивости слов Антона. В таких вопросах он был хорошим специалистом. Он безошибочно мог отличить по шраму, какая именно змея нанесла такой укус. — У меня в голове не укладывается, как ты смог после этого выжить.

— Как, не знаю. Но я провел в пещере двенадцать суток без сознания, поэтому так задержался. Надеюсь, что эта гиена не так опасна как Мамба.

— Дай-то бог. Я буду за тебя молиться.

— Иди, подписывай, — послышался голос Ерохина.

Антон взял в руки документ. Внимательно прочитал его, после чего подписал. Широко улыбнувшись, протянул документ генералу.

Командующий понял, что Тарзану нужен свидетель. Улыбнувшись в ответ, не раздумывая, подписал и поставил на нем свою подпись и личную печать. Затем акт подписал начальник штаба. Антон взял свой экземпляр и предыдущий акт, сложил их вместе и положил в карман. Ерохин удивленно посмотрел на него, потом хотел что-то сказать, но Антон перебил его.

— Эти акты будут у меня, а для себя можешь написать какие угодно, я не буду возражать. Теперь прикажи, пусть принесут мои личные вещи, я уезжаю. Спасибо, что задержал самолет, а то неизвестно, сколько мне пришлось бы здесь прохлаждаться.

— Ты не просто уезжаешь. А в наручниках и под конвоем. После подписания акта, ты теперь никто. Я имею право тебя арестовать.

— Ну, хорошо. Давай пробуй меня арестовать. Я понимаю, что у тебя сейчас есть полномочия арестовать военнослужащего в экстренной ситуации без санкции свыше. Но я хочу тебе напомнить, что мы не у себя дома, а в дружеской нам стране. Мы хоть и дружеские страны, но у каждой свои законы. Я нахожусь на территории Эфиопии и на меня, распространяется иммунитет неприкосновенности. Как я понимаю, власти Эфиопии не давали разрешения на твои безумные действия. Второе. Отконвоировать меня ты сможешь только до самолета. Дольше конвой не имеет права лететь без согласования с правительством СССР. Эх ты, недоучка, а еще советником называешься. Элементарных вещей не знаешь. Ну, теперь поздно учиться, все равно ничего не поймешь. Когда мы все учились, ты карьерой занимался, все бегал к начальству, наушничал. Теперь пожинаешь плоды своего труда. Беда в том, что ты не знаешь надолго ли. Ну, что стоишь как столб? Иди, командуй. За задержку транспорта дома спросят с тебя, поэтому не надо терять время, да и мне становится противно с тобой общаться.

Остальное происходило довольно быстро. Антона посадили в машину, вернули сумку с вещами и подвезли к самому трапу самолета. В самолете, кроме экипажа, уже находился молодой человек в гражданской одежде с пристегнутым наручниками чемоданчиком.

Антон сел на боковое сидение и пристегнулся ремнем безопасности. Самолет был транспортным, не надеясь на уют, он решил расслабиться и немного поспать, так как до Москвы было несколько часов лета.

Вскоре самолет набрал нужную высоту. Антон расстегнул ремень и задремал. Его разбудил приход второго пилота. Он стоял перед ним с термосом и пластиковыми стаканами, предлагая горячий кофе. Первый стакан он подал молодому человеку с чемоданчиком, второй Антону и в третий налил себе.

Сделав глоток, Антон остановился, что-то в этом насторожило его, а своей интуиции, он привык доверять. Гражданский, выпив свой стакан залпом, попросил еще налить. Налив ему в стакан кофе, пилот быстро убежал в кабину. Антон выплеснул остатки кофе на пол и, сунув два пальца в рот, заставил себя вырвать содержимое желудка.

Окончив столь нелицеприятную процедуру, он запил водой из своей фляжки. Глянув в сторону пассажира, не поверил собственным глазам. После двух больших стаканов кофе он спал как младенец.

Антон подошел к нему, проверил пульс. Пульс был слабым.

— Понятно, в кофе, наверное, изрядная доза клафелина или снотворного, но больше похоже на клафелин, уж слишком пульс слабенький. Значит, решили усыпить, а потом сделать какую-нибудь каверзу, — подумал Антон.

Подойдя к кабине пилотов, подергал за ручку двери. Дверь оказалась запертой изнутри. Постучал в дверь, но ему никто не ответил. Тогда он снял переговорную трубку и спокойным голосом, как будто ничего не произошло, сказал.

— Послушай, капитан. Мне от вас ничего не надо. Не хотите открывать, не надо, я настаивать не стану. Просто я хочу убедиться, что с вами все в порядке.

— С нами все в порядке, — послышался ответ, — но в кабину вы не войдете, таков приказ.

— Спасибо, я вас понял, но и вы знайте, что из кабины вы не выйдете до самого приземления. Я со своей стороны заблокировал дверь.

Повесив трубку, он заблокировал дверь страховочным тросом. Потом заблокировал грузовой шлюз и боковой выход. Тросы натянул лебедкой. Теперь в салон попасть было затруднительно. Закончив с тросами, подошел к двери и вновь снял трубку.

— Друзья мои, теперь я заблокировал все входы блокировочными тросами. Если вам захочется избавиться от меня, то предупреждаю, гидравлику включать не надо, разорвете самолет на части. Теперь все, счастливого вам полета. Я слишком устал, поэтому иду спать. Когда приземлимся, не забудьте меня разбудить.

Он действительно намеревался немного поспать. День выдался трудным, а впереди ему предстояло еще не такое испытание, об этом он уже догадался, к тому же его мучил голод, а сон это лучшее лекарство от голода.

По пути к своему месту проверил пульс у спящего пассажира. Биение пульса было очень слабым. Не надо быть врачом, чтобы не догадаться, что человек умирает. Антону пришлось вновь вернуться и снять трубку.

— Извини, капитан, я обещал вас больше не беспокоить, но дело в том, что пассажир ваш умирает.

— Что за бред ты там несешь? Ты когда уже угомонишься? А лучше всего позови его к телефону.

— Не могу. Я же сказал вам, что он умирает, А для особо одаренных повторяю, человек без сознания, пульс я проверил, очень редкий, максимум полчаса и он умрет.

— Я тебе не верю. Иди сейчас же на свое место и не беспокой экипаж.

— Послушай меня, ты болван напыщенный. Мне по большому счету все равно, будет жить твой пассажир, или нет. Главное, что я тебя предупредил, ты как капитан несешь ответственность за все происходящее на борту. Пойми, твой пилот выходил к нам и угощал горячим кофе. Я не стал пить. Зато твой пассажир выпил два стакана. Теперь спит, а пульс практически не прослушивается. В кофе, скорее всего, был клафелин. Ты обрати внимание на своего пилота, он тоже сделал пару глотков, теперь его должно клонить ко сну. Если ты и сейчас не предпримешь ничего, то за смерть пассажира придется ответить. Ты ведь наверняка знаешь, что весь наш разговор в данный момент записывает бортовой самописец. Мне кажется, что тебе напоминать об этом не надо.

— Хорошо, я выхожу, ты открой со своей стороны.

Антон освободил заблокированную дверь и отошел вглубь салона. Капитан выглянул наполовину из двери и крикнул.

— Где он?

— Вон лежит, можешь посмотреть сам, а как твой пилот?

— Уснул, тоже пытался разбудить, тщетно, ничего не помогает.

— Нужно его срочно разбудить. Наверняка у него есть противоядие, иначе он не стал бы пить кофе вместе с нами. Нам нужно найти его и нейтрализовать яд.

Будить пилота пришлось долго. Ему растирали виски, грудь, били по щекам. Вскоре он медленно, но все же стал приходить в себя. Наконец, они добились того, что пилот хоть с трудом, но все же стал отвечать на их вопросы.

— Послушай, там в салоне умирает мальчишка, которому ты наливал кофе. Ты понимаешь, что если он умрет, тебя просто расстреляют.

Пилот, осознав ситуацию, испуганно закивал им в ответ.

— Хорошо, что понимаешь. Скажи, у тебя есть противоядие? Нужно срочно вывести его из транса и поднять давление. Если этого не сделать, через полчаса он умрет.

Пилот не послушными руками достал из нагрудного кармана коробочку, в которой находились четыре ампулы и шприцы. Штурман с радистом смотрели на все это широко раскрытыми глазами. В их головах зрело понимание, что их коллега совершил проступок, но как и зачем, они не понимали.

— Ты это себе вколол?

— Да, перед тем как уснуть.

— Что это и как применяется?

— Не знаю. На них ничего не написано. Знаю, что колоть нужно в вену. Все зависит от количества принятого кофе. Если не поможет первая инъекция, тогда нужно колоть следующую, но только через час. Это все, что я знаю.

— Хорошо, сиди здесь и не вздумай сбежать на улицу. Капитан, пойдемте со мной, поможете привести в чувство нашего подопечного.

Им пришлось неплохо потрудиться, чтобы сделать укол. Давление было совсем слабеньким, поэтому в вену было очень трудно попасть.

— Все, капитан, у нас получилось. Вы можете идти к себе. Только прошу вас, не надо закрываться. Поймите, я не собираюсь вас убивать или захватывать самолет. Я подполковник ГРУ ГШ. Это я доставил этот чемоданчик в Аксум. Это из-за него вам задержали вылет. А я просто возвращаюсь домой, так что, успокойтесь, ничего с вами не случится. Вы идите, а я буду следить за состоянием больного. Если понадобится, я вас позову.

Антон стащил в одну кучу лежавшие в салоне полога, устроился на них, чтобы ближе находится с больным.

Прошел час, состояние не улучшилось. Пришлось звать помощника и вновь сделать укол. Антон продолжал наблюдение. Через два часа состояние больного не изменилось, но и не ухудшалось. Это вселяло небольшую надежду, что еще не все потеряно. Антон вновь пригласил капитана, и после очередного укола спросил.

— Сколько нам еще до Москвы лететь?

— Чуть больше двух часов.

— Что будем делать? Состояние его не улучшается, но зато и хуже не становится. Мне кажется, что он сейчас находится где-то посредине. Ему срочно необходим врач, иначе мы его не довезем живым.

— Я не могу на свой страх и риск запросить посадку в Киеве. А на согласование уйдет много времени. Пока будут согласовывать, ты ведь знаешь наших чиновников, мы будем уже в Жуковском.

— Выходит, что нам в любом случае, придется лететь в Москву. Будем надеяться, что хоть последняя ампула поможет ему, ну, а если нет, то пусть этот грех ляжет на твоего пилота.

В следующие полтора часа Антон заметил, что дыхание стало глубже и ровнее. Пульс стал устойчивым, и уже неплохо прослушивался. Немного успокоившись за судьбу больного, пошел вновь в кабину пилотов.

— Все в порядке. Где мы сейчас находимся?

— Через тридцать минут будем в видимости аэропорта. Как там мальчишка?

— Будем надеяться на лучшее. Сейчас пульс немного выровнялся. Вы свяжитесь с диспетчером, пусть вызовут скорую помощь. Пусть теперь они с ним занимаются, мы с вами сделали все, что могли.

— Как мне все это объяснять руководству, не знаю.

— Не знаю и я. Ты капитан, тебе за все нести ответ. Одно могу посоветовать, не вздумай замалчивать, себе навредишь больше. Передай по инстанции, пусть у начальства болит голова по этому поводу. Иначе пострадает весь экипаж. Подумай о них. Но это мое сугубо личное мнение, ты сам должен принять решение.

— Хорошо, я тебя понял. Ко мне есть еще вопросы?

— Нет, есть только просьба. Можешь сейчас связаться с диспетчером аэропорта?

— Могу, а тебе зачем?

— Я хочу через диспетчера отправить своему руководству телефонограмму. Они до сих пор не знают, что я жив.

— Вон оно как, тогда я сейчас это быстро устрою, — быстро связавшись с диспетчером, передал наушники второго пилота Антону.

— Диспетчер? — обратился к нему Антон. — Соедините меня срочно с номером, — Антон продиктовал ему номер телефона. Вскоре послышался щелчок в наушниках и раздался голос.

— Дежурный слушает вас.

— Дежурный, срочно примите радиограмму.

— Хорошо, подтвердите ваши полномочия.

Антон назвал свой личный код. Диспетчер ответил.

— Диктуйте, записываю.

— Срочно для номера 1003. Мой друг! Соседняя фабрика пригласила меня на банкет. Отказаться не представляется возможным. Хотелось бы, чтобы вы также разделили со мной званый ужин. Тарзан. Записали?

— Записал, но это, что шутка у вас такая?

— Дежурный, мне кажется, что вы забыли, где работаете. Заметьте, радиограмма с грифом молния и не терпит отлагательств.

Антон, закончив разговор, снял фурнитуру, после чего пилот сказал.

— Ну, ты спец, молодец, одобряю и понимаю. Теперь иди в салон, присмотри за мальчишкой. Скоро будем садиться.

Посадка прошла в штатном режиме. Спускаясь по трапу, Антон увидел стоявшую скорую помощь и «Волгу», рядом с которой стояли трое в штатской одежде. — Беспокоятся за груз, — отметил про себя Антон посмотрев в другую сторону, увидел еще две машины, — это, пожалуй, за мной.

Из первой машины вышли двое в штатском и, подойдя к нему, старший представился.

— Я — капитан КГБ Серых, а это капитан Морозов. Мы уполномочены сопроводить вас на Лубянку.

— На основании какого приказа?

— Все, что я знаю, это то, что вы должны составить объяснительную и дать показания, как погиб наш сотрудник, которого вы сопровождали в полете.

— Хорошо, поехали, не люблю отказываться, когда вежливо приглашают.

Антон внутренне чувствовал, что за этим приглашением грядут большие неприятности для него. Оказывать сопротивление не имело смысла. Перед ним были простые исполнители. Антон не знал, какой они получили приказ насчет него. Если за сутки успели два раза покушаться на его жизнь, то где гарантия, что по дороге они не пристрелят его.

Решив быть предельно собранным, он со спокойным видом сел в машину на заднее сидение. Солнце еще не взошло, только небо слегка посветлело, когда они входили в здание КГБ. Его проводили на нижний этаж и, поплутав в лабиринтах коридоров, вскоре вошли в комнату.

Комната была небольшой. Мебель отсутствовала, кроме стола и парочки стульев. На стене висело огромное зеркало. В комнате была еще одна дверь.

— Присаживайтесь, — пригласил капитан, — вот на столе лежит бумага и ручка. Постарайтесь подробно изложить все, что с вами произошло от вылета до возвращения включительно. Если устанете, можете в соседней комнате отдохнуть.

Они, не прощаясь, вышли. Антон решил как можно быстрее покончить с этим делом и уехать домой. Ему понадобилось почти два часа, чтобы описать все в подробностях

Закончив писать рапорт, стал ждать, когда войдут и заберут его произведение. Время шло, а в комнату никто не входил, хотя он чувствовал, что через зеркало за ним внимательно все это время наблюдают.

С такими фокусами он был хорошо знаком. Доводилось и самому этим пользоваться при допросах. Чувствуя, что за ним наблюдают, вел себя естественно, как простой гражданин. Сидел, вставал, прохаживался по комнате, и с нетерпением поглядывал на часы. Вскоре это ему наскучило. Подошел к двери. Дверь оказалась запертой снаружи. — Все-таки арест, — подумал он. Но пока страшного для себя не чувствовал ничего.

Допросов не боялся. Не зря ведь его несколько лет готовили именно к таким вот ситуациям. Он мог выдержать не только натиск следователя, но и полиграфа. Убедившись, что дверь заперта, подошел к зеркалу с легкой улыбкой на лице. Ему хотелось немного позлить тех, кто сейчас находился по ту сторону.

Увидев свое отражение в зеркале, сначала не поверил своим глазам. На него смотрел измученный пожилой человек. Длинные волнистые волосы были полностью седыми. Лицо потемнело. Кожа на нем была высушена и покрыто мелкими морщинами. Сквозь морщинки пробивалась ироническая улыбка, скрывавшаяся в черной бороде трех недельной давности. Только глаза оставались карими и озорными.

Его поразил контраст черной бороды и светлой от седины головы. Антон провел ладонями по лицу и вновь посмотрел в зеркало. На лице появились небольшие пятна, такие же пятна появляются, когда человек переусердствует во время загара. Обгоревшая кожа сходит, и появляется новая.

Антон посмотрел на ладони рук. На руках виднелись мелкие фрагменты сухой кожи. Он не стал больше смотреть в свое отражение. В голове никак не укладывалось то, что он увидел в зеркале. Присев к столу, стал анализировать увиденное.

Он вспомнил, как его с трудом узнали на заставе и то, только по голосу. Теперь он понимал лейтенанта, который, даже узнав его, все время смотрел как-то подозрительно. Но, тем не менее, если хорошо присмотреться, то он вполне узнаваем.

То, что он сейчас сильно исхудавший, это понятно, длительная голодовка. С бородой тут все ясно, три недели не брился. Высохшую кожу на лице можно объяснить тем, что, находясь в горах, длительное время находился на солнце. Мог обгореть, к тому же резкие перепады температуры также не пошли на пользу. Но как объяснить полностью седой волос на голове, он не знал.

Одно радовало, что под облезшей кожей, он заметил свежую кожицу, довольно упругую и с легким румянцем. Не все потеряно, решил он и вошел в соседнее помещение. Опытным взглядом осмотрел помещение. Перед ним была типичная одиночная камера для арестованных.

Антон вышел из комнаты, взял чистый лист бумаги и написал на нем «хочу есть», потом при помощи слюны приклеил ее на зеркало, причем написанным внутрь. Сделал он это намеренно, чтобы люди по ту сторону могли прочесть. После этого вновь зашел в соседнее помещение. Лег на железную кровать, на которой был расстелен рваный матрац без подушки. И уже через пару минут можно было услышать его ровное дыхание.

Он спал спокойно, полностью полагаясь на свое чутье. Если тело спало, то мозг его отмечал все происходящее рядом с ним.

Вскоре он услышал шум шагов в соседней комнате. Затем шорох бумаги, но это его уже не волновало. Антон полностью отключился и спал так, как спал в детстве, зная, что всегда находится под защитой дедушки.

Проснувшись, посмотрел на часы. Стрелки показывали половину одиннадцатого. — Да я не плохо вздремнул, — отметил он про себя. Встал, попытался выйти, но дверь оказалась запертой. — Так, начинается психологическая атака, — вслух произнес он. — Надо полагать скоро начнется допрос, а поесть до сих пор не дали.

Голод его уже не мучил, организм уже привык к отсутствию пищи. Ему это не понравилось. Он понимал, что это плохой признак. К тому же заметил, что после сна в мышцах чувствуется сильная усталость. — Меня надолго не хватит. До сих пор вода поддерживала мои силы, но и она не бесконечна, во фляге не более двух глотков осталось, — продолжал размышлять он вслух, — нужно срочно применять кардинальные меры. Почему наши до сих пор не проявились. Может, не получили радиограмму.

Его размышления прервал молодой человек, заглянувший в комнату. Придав своему голосу как можно больше строгости, сказал.

— На выход, к вам следователь пришел.

Антон не стал заострять на этом внимание, а молча вышел в соседнюю комнату. Осмотрелся. В комнате за столом, сидел молодой человек, чуть более тридцати лет, с наглой улыбкой на лице.

Своими маленькими глазками он внимательно изучал Антона, стараясь, как ему казалось, произвести на арестованного впечатление матерого служаки, перед которым трепещет всякий арестант.

Антон, не дожидаясь приглашения, подошел, сел на стул, прикрученный анкерными болтами к бетонному полу, и внимательно посмотрел на зеркало. Его записки на зеркале уже не было, зато почувствовал за ним чье-то присутствие. Ему показалось, что человек, который находится по ту сторону, внимательно наблюдает за ним. От него так и несло каким-то негативом, как в туннеле сквозняком. Антон внутренне напрягся, потом почувствовал, а затем пришла уверенность, что находящийся человек по ту сторону, доставит в будущем много неприятностей. Отвернувшись от зеркала, посмотрел на следователя.

— Ну что, следователь? Долго мы будем сидеть, или вы все же объясните, кто вы и как к вам обращаться. А теперь вопрос, почему я здесь нахожусь. Кроме вопроса, есть у меня и замечание.

— В чем же оно заключается?

— В том, что в нашей стране, не зависимо от того, арестованный человек или просто гость, принято накормить человека. Если у хозяина нет такой возможности, то хозяин должен хотя бы предложить стакан простой воды. А я убеждаюсь в том, что в вашей организации это совсем не принято.

— Я тебя понял. Начнем по порядку. Меня зовут Мирещенко Павел Петрович. Я капитан КГБ. Должность — следователь-дознователь. Это первое. Второе, ты находишься здесь в связи с пропажей вертолета и особо секретного груза. Третье, ты арестован по этому делу. Четвертое, когда мы сочтем, что ты с нами достаточно откровенен и собираешься с нами сотрудничать, вот тогда мы тебя и накормим, и напоим. Мне кажется, что я доходчиво ответил и на твой вопрос и на замечания.

— Вот теперь хоть что-то прояснилось. Вы не поверите, у меня даже в голове ясность появилась. А от ваших теплых слов пропало полностью чувство голода. Ну и еще добавлю, так от себя. Мне ваше имя и фамилия совершенно ни к чему, достаточно одного звания. Представляться мне вам не имеет смысла, вы и так обо мне все знаете, даже больше, чем положено. Насчет пищи и воды скажу вам так, что Антон Максимович Ли, подполковник ГРУ ГШ никогда не унижался и, думаю, не унизится, вымаливая кусочек черствого хлеба и глотка воды.

— Ну, это мы еще посмотрим. Эти стены еще и не таких обламывали. Еще пощады будешь просить, а не только умолять.

— Не преувеличивай, капитан. Часть ваших слов можно оправдать тем, что вы меня не знаете. Нельзя простить то, что вы обращаетесь к старшему по званию на ты и столь нагло. Вы прекрасно знаете, что я не арестован, и у вас на руках нет постановления на арест не только от вашего руководства, но самое главное, что его нет от военной прокуратуры. Даже если допустить, что я задержан, то и это не дает вам права оскорблять и угрожать мне.

— Хорошо, Давайте считать, что я слегка погорячился, и продолжим наш разговор на интересующую нас тему, — скрипя зубами, согласился он.

— Согласен. Спрашивайте, товарищ капитан, я постараюсь со всей правдивостью ответить на все интересующие вас вопросы.

— Постарайтесь рассказать, как можно подробнее, не упуская самых мелких деталей, даже если они покажутся вам не существенными. Начните с того момента, как вы поднялись в воздух.