Зачем их звать обратно с небес?

20

От керосиновой лампы толку было немного. Она освещала лишь пятачок вокруг себя, и сгорбленные тени людей роднились с полумраком, царящими в помещении.

Фрост остановился, ощутив на себе настороженные взгляды.

Друзья или враги? Там, на улице (в скольких кварталах отсюда это было?) человек, подошедший к нему, показался другом. «Вы нуждаетесь в помощи, — сказал он, — а остальное пока не важно».

Проводник подошел к теням у лампы, Фрост остался стоять на месте. Ноги гудели от ходьбы, он безумно устал, не прошло еще и действие наркотика. Игла это была или дротик — то, что вонзилось ему в шею, — но заправили инструмент неплохо.

Он наблюдал, как провожатый, присев на корточки, перешептывался с остальными. Фросту стало интересно, где он находится. Судя по запаху — в районе порта; наверное, погреб или подвал, они спустились вниз на несколько лестничных пролетов. Убежище, сообразил он, именно то, что он искал.

— Мистер Фрост, — произнес старческий голос, — почему бы вам не присоединиться к нам и присесть. Подозреваю, что вы устали.

Фрост проковылял вперед и сел на пол возле лампы. Глаза его привыкли и тени обрели плоть, серые пятна стали оформляться в лица.

— Спасибо, — кивнул он, — я в самом деле притомился.

— У вас была тяжелая ночь, — посочувствовал старик.

Фрост опять кивнул.

— Лео говорит, что вас отправили в изгнание.

— Я могу уйти, только скажите, — смутился Фрост. — Но дайте мне немного отдохнуть.

— Зачем вам уходить, — сказал проводник. — Вы теперь один из нас. Мы все изгои.

Фрост вскинул голову и посмотрел на говорившего. У того было сероватое лицо, на щеках и подбородке топорщилась двухдневная щетина, но татуировок видно не было.

— Он не имел в виду, что каждый из нас заклеймлен, — пояснил старик. — Но все равно мы изгои. Мы, понимаете ли, несогласные. А нынче кто себе может это позволить? Мы не верим, вот какое дело. Хотя, можно сказать, что очень даже верим. Только не во все это, конечно.

— Я не понимаю, — сказал Фрост.

— Сразу видно, что вы не понимаете, где очутились, — хмыкнул старик.

— Конечно, нет, — раздраженно бросил Фрост, выведенный из себя насмешливым тоном. — Мне не сообщили.

— Вы в логове Святых. Взгляните-на на нас хорошенько! Мы — те самые безумцы, которые вылезают на свет божий по ночам и пишут на стенках всякие гадости. Это мы проповедуем на всех углах против Нетленного Центра. И раздаем листовки. Пока не подоспеет полиция и нас не разгонят.

— Послушайте, — устало произнес Фрост. — Мне все равно, кто вы. Я благодарен за то, что меня привели сюда, иначе не знаю, что бы я делал. Я собирался найти убежище, я знал, что должен спрятаться, но не знал — где. И тут подошел этот человек и…

— О-хо-хо, — вздохнул старик. — Гонимая невинность, да и только. Откуда вам было знать, что делать! Естественно, могли угодить в беду. Хотя вам не стоило беспокоиться, мы за вами приглядывали.

— Приглядывали? Зачем?

— Слухи. Всякое гуляет по свету, а мы ко всему прислушиваемся. Это, можно сказать, наша обязанность — собирать слухи и сортировать их.

— Дайте мне сообразить… — встряхнул головой Фрост. — До вас дошло, что я стал кому-то неугоден?

— Да. Вы слишком много знаете. Но что вы такое узнали лишнее — нам установить не удалось.

— Значит, вы следите за многими?

— Да не так уж, чтобы за многими, — сказал старик. — Хотя о Центре мы осведомлены неплохо, у нас там свои…

Конечно, подумал Фрост. Почему-то, несмотря на неожиданное участие, этот человек ему не нравился.

— Но вы устали, — заметил старец, — да, похоже, что и голодны.

Он поднялся и хлопнул в ладоши. Открылась какая-то дверь, и вдоль комнаты протянулась полоса света.

— Еды! — сказал он показавшейся в двери женщине. — Немного еды для нашего гостя.

Дверь закрылась, и старик придвинулся почти вплотную к Фросту. От него пахло немытым телом. Человек положил руки на колени, руки были грязны, ногти — не стрижены, под ними скопилась грязь.

— Могу себе представить, — произнес он, — что вы несколько разочарованы. Хотел бы, однако, чтобы это чувство оставило вас. На самом деле, мы люди добросердечные. Протестанты мы или диссиденты, какая разница, но мы хотим делать то, что считаем нужным, наш голос должен быть услышан.

— Конечно, — кивнул Фрост. — Но мне кажется, существуют и другие способы оказаться услышанным. Вы добиваетесь этого чуть ли не полвека, а то и дольше…

— И не слишком преуспели, вы хотите сказать.

— Да, пожалуй, — согласился Фрост.

— Да, мы знаем, что не можем победить, — присоединился другой мужчина, — у нас нет средств, чтобы победить. Но совесть говорит, что мы должны стоять на своем. Пока наш слабый голос еще слышат в этой пустыне, мы от своего не отступим.

Фрост не ответил. Он ощутил, что погружается в сладкую летаргию и бороться с этим не мог.

Старик протянул грязную руку и положил ее на колено Фросту.

— Ты читал Библию, сынок?

— Да, местами. Большую часть…

— А зачем ты ее читал?

— Не знаю, — пожал плечами Фрост. — Потому что это человеческий документ. Или рассчитывал найти там душевное спокойствие, но в этом я не уверен. Да и вообще, это хорошая литература.

— Но ты читал без веры?

— Думаю, что так.

— Были времена, когда ее читали с благоговением. Когда-то она являлась светом, надеждой, обещанием. А теперь вы говорите — хорошая литература. Это болтовня о бессмертии тела привела к такому… К чему теперь читать Библию, куда уж — верить ей, если бессмертие в руках государства. Государства! Каково? Бессмертие — это вечная жизнь, но кто может обещать такое, кто из смертных? Как вы можете это обещать?

— Вы ошибаетесь, — возразил Фрост, — я ничего подобного не обещал.

— Извините, я говорю вообще. Не вы, конечно. Центр.

— Да и не сам Нетленный Центр, — заметил Фрост, — скорее, просто человек. Он искал бы бессмертия, даже если бы Центра и в помине не было. Не в человеческой это натуре — желать и делать меньше, чем возможно. Да, он будет терпеть неудачи, но продолжит попытки.

— Это все от дьявола, — сказал старик. — Силы тьмы и зла всеми способами хотят уничтожить врожденную человеческую набожность.

— Возможно, — согласился Фрост. — Не хочу с вами спорить. Не теперь, может быть, в другой раз. Поймите, я благодарен вам и…

— А скажите, кто бы еще протянул вам в такой момент руку помощи?

— Никто, — покачал головой Фрост. — Не могу представить, кто бы еще мог это сделать.

— А мы сделали, — самодовольно сказал старик. — Мы, бродяги. Мы, простые верующие.

— Да, — согласился Фрост. — И я отдаю вам должное…

— А не задаете ли вы себе вопрос, почему мы поступили так?

— Пока нет, — сказал Фрост, — но задам еще.

— Мы поступили так потому, что ценим не смертную плоть человека, но душу его. Вы, верно, заметили, что в старинных хрониках народ исчислялся по количеству душ, а не голов. Это могло показаться вам странным, нелепым, но тогда человек больше думал о Боге, о грядущей жизни и куда меньше был озабочен земными делами.

Дверь приоткрылась, и в помещение снова проник свет. Вошла изможденная ветхая старуха и передала старику тарелку и полбуханки хлеба.

— Спасибо, Мэри, — кивнул тот, и женщина ушла.

— Ешьте. — Он поставил тарелку перед Фростом.

— Спасибо.

Взяв ложку, Фрост зачерпнул постный, водянистый суп.

— А теперь, как я понимаю, — продолжил старик, — всего через несколько лет человеку даже не придется проходить через смерть, чтобы достичь бессмертии. Стоит Нетленному Центру разработать соответствующую технологию, как человек окажется бессмертным. Будет себе вечно молодым, будто смерти и нет вовсе. Раз уж родились, то извольте жить вечно.

— В ближайшие годы, — поправил Фрост, — это еще не произойдет.

— Но когда произойдет, то все будет именно так?

— Видимо, да, — согласился Фрост. — Зачем же людям стареть и умирать, раз уж они могут оставаться вечно молодыми?!

— О суета сует! — запричитал старик. — Что за самонадеянность! Какая гордыня!

Фрост ему не ответил. Собственно, что тут было отвечать.

— Еще одно, сынок, — собеседник потянул его за рукав. — Ты веришь в Бога?

Фрост отложил ложку.

— Вы действительно хотите, чтобы я ответил?

— Да, — кивнул тот, — и честно.

— Не знаю, — помедлил Фрост. — Конечно, я не верю в того Бога, о котором думаете вы — в благообразного джентльмена с белой бородой. Но в высшее существо — да, в такого Бога я, пожалуй, поверил бы. Должна быть какая-то сила, властвующая над миром. Мир слишком хорошо организован, чтобы было иначе. Когда думаешь о его устройстве — от атома до галактик — кажется невероятным, чтобы отсутствовала высшая сила особого рода, благожелательная сила, которая поддерживает этот порядок.

— Порядок! — взорвался старик. — Вот что у вас на уме — порядок! Не святость, не благочестие…

— Простите, — поморщился Фрост, — вы хотели честного ответа. Я дал вам честный ответ. Поверьте на слово, я многим бы пожертвовал, чтобы иметь вашу веру — слепую, абсолютную, без тени сомнений. Но, пожалуй, я бы и тогда еще сомневался, что довольно одной только веры.

— Вера — все, что есть у человека, — спокойно произнес старец.

— Вы берете веру, — возразил Фрост, — и превращаете ее в добродетель. Добродетель незнания.

— Когда есть знание, — уверенно заявил старик, — тогда вера не нужна. А мы нуждаемся именно в вере.

Вдруг раздался крик «Полиция!», и послышались чьи-то торопливые шаги. Кто-то схватил со стены лампу, задул ее, и комната погрузилась во тьму.

Вскочил на ноги и Фрост. Он было двинулся за всеми, но, столкнувшись с кем-то впотьмах, отступил и внезапно почувствовал, как пол, слабо треснув, стал уходить из-под ног: давно прогнившие доски проломились. Он инстинктивно выбросил руку в поисках опоры и сумел ухватиться за край доски, но та не выдержала веса тела, и он полетел вниз.

Фрост с плеском упал в какую-то смердящую лужу, вонючие брызги окатили лицо. Он поднялся и сел на корточки; где тут что — не разобрать, грязь и темнота будто перемешались между собой.

Фрост взглянул вверх: дыры он не увидел, наверху слышался шум и затихающие голоса.

Наступила тишина, но вскоре пришел черед другим голосам — резким и злым. Трещали доски — похоже, высаживали дверь, и та поддалась, над его головой загромыхали тяжелые шаги, острые лучи света затанцевали по стенам ямы.

Испугавшись, что кто-нибудь направит фонарь вниз и обнаружит его, Фрост осторожно двинулся вперед по щиколотки в зловонной воде.

Наверху кто-то шумно расхаживал, уходил в какие-то дальние помещения, возвращался. Доносились обрывки фраз.

— Опять улизнули, — произнес один голос. — Предупредил кто-то, не иначе.

— Ну и грязища, — сказал другой. — Впрочем, чего тут ожидать.

И еще один голос — узнав его, Фрост напрягся и еще дальше отступил в темноту.

— Парни, — сказал Маркус Эплтон, — они опять натянули нам нос. Ну ничего, они дождутся.

Ему отвечали, но слов было не разобрать.

— Никуда эти сучьи дети не денутся, — пообещал Эплтон. — Даже если это будет последним, что я успею сделать в своей жизни.

Голоса и шаги стали удаляться и вскоре стихли.

Тишину нарушали только капли воды, падающие в лужу.

Какой-то туннель, подумал он. Или затопленный фундамент.

Надо выбираться, но в потемках это не так-то просто. Выбора нет — надо снова подняться.

Он поднял руки и нащупал балку. Встал на цыпочки и сумел дотянуться до пола. На ощупь исследовав доски, он обнаружил край дыры. Теперь надо подпрыгнуть, ухватиться за что-нибудь и, надеясь, что доски выдержат, подтянуться. В комнате, подумал Фрост, я хоть на время окажусь в безопасности. Эплтон и его люди не вернутся, Святые не вернутся тоже, так что я, наконец, буду предоставлен сам себе.

Фрост постоял, собираясь с духом, и тут услышал писк и какую-то беготню — сквозь темноту к нему скользили невидимые тела, злобный и пронзительный писк озверевших от голода животных нарастал.

Кожа покрылась мурашками, волосы, казалось, встали дыбом.

Крысы! Его окружали крысы!

Страх придал силы, он прыгнул, уцепился, рывком подтянулся и очутился на полу.

Писк собравшихся внизу крыс перешел в общий вой.

Фрост лежал на полу, пока не унялась дрожь, затем поднялся на четвереньки, осторожно отполз в угол комнаты и замер там, оцепенев от ужаса.