Зачарованный мир

Глава 5 БОЛОТНЫЙ ШАБАШ

Разбудил его неистовый стук в дверь. Спросонок гирканец схватился было за саблю, но потом разобрал, что голос принадлежит Златогору, и, накинув на голые плечи халат, со спокойной душой отодвинул засов. Друг буквально ворвался в комнату, напугав Сумукдиара мертвенной белизной лица и неестественно выпученными глазами.

– Ты спал? – спросил он шепотом.

– И вдобавок один. К прискорбию:.. А что стряслось?

– В самом деле ничего не знаешь? Не знаешь, что здесь ночью творилось?

– Вроде тихо было, – неуверенно ответил Сумук, ополаскивая лицо холодной водой из стоявшего в углу ведра. – Мы с Пушком за полночь шатались по городку и ничего особенного не заметили. Пьянь всякая куролесила помаленьку, кликуша вопила – вот как будто и все дела.

Златогор, по-прежнему волнуясь и недоверчиво поглядывая на гостя, сел и, отдышавшись, сказал, понизив голос:

– Колдуны наши ночью учудили. Попытались возродить прежние порядки. Опутали чародейством всю землю рысскую, чтобы вышибить из людишек дурные мысли.

– И что? Получилось?

Сумукдиар наконец-то проснулся и похолодел: если дознаются, что и он в этом деле замешан, могут не посмотреть, что иноземец. Коли не прирежут в укромном местечке, так вышлют к бесам собачьим. А еще хуже – донесут в Акабу: тщился, мол, воротить кровавую тиранию… Тогда уж точно не поздоровится!

– Сорвалось у них. – В голосе воеводы проскользнул намек на сожаление. – Примерно треть волхвов не поддержала мятежников, да еще какие-то неведомые силы вмешались, о которых нам знать не положено. Герослав, князь Волчьегорский, шибко осерчал, всюду дружинников расставил, много волхвов похватали.

Нахлынувшая липкая слабость будто сковала гирканца. Бессильно покачивая головой, он пролепетал: дескать, теперь начнется охота на ведьм и чародеев, будут кидать в остроги всех без разбору.

– Если бы только вашего брата сажали… – Златогор вздохнул. – Враз воспряли духом почитатели разных кровавых божков, которым – удайся ночной умысел – конец пришел бы. Нынче с утра главный жрец Белеса проклял Единого бога и подстрекал смердов бить князей-отступников. Ой, полетят головушки…

– Кто же из князей им неугоден?

Воевода проговорил совсем тихо:

– Первым, само собой, Ваньша Ползун, а потом и другие могут погореть… Санька Пушок, приятель твой, к примеру… опять же Добровлад из Славомира… Словом, все, кто за Единую Веру ратовали… – И он добавил, озираясь: – Говорят, в Царедаре тоже шорох пошел. Вроде бы Охрим Огарыш в петлю полез, едва откачали старика.

– Хреново, – пробормотал гирканец.

Он торопливо прикинул в уме свои шансы. Получалось, что разыскать всех до единого участников колдовского штурма властям не удастся. Чтобы разоблачить сильного волшебника, требуется по меньшей мере столь же сильный чародей, а таковых в распоряжении местного князя быть не должно… Во всяком случае, в потребном количестве… К тому же вскорости у Герослава появятся другие хлопоты: опьяненные ночным успехом, жрецы демонов Тьмы примутся устраивать кровавые вакханалии, призывая злых духов, и правители поневоле обратятся за подмогой к волхвам, посвященным Перуну, Сварогу, Хорсу, и, быть может, даже к опальным ныне последователям фаластынского учения.

Извечная борьба между Светом и Тьмой продолжалась, и пусть сегодня торжествовали магрибские прислужники Зла – окончательной победы они еще не достигли… И навряд ли когда-нибудь достигнут. Сумук приободрился.

– Ты бы, особенно к вечеру, не выходил на улицу, – заботливо посоветовал Златогор. – Сегодня ж Иванов день.

Джадугяр совсем было собрался сделать пренебрежительный жест, но передумал. В конце концов, друзья – вчера Пушок, а сейчас Златогор – желали ему добра. Как известно, в ночь на Ивана Купалу, когда учиняются жуткие по непотребству обряды, на свободу выпускаются Темные Силы, встречаться с которыми адептам бога Света вовсе не безопасно… Он дернул щекой и напомнил, что собирался лететь за море, в Алпамыш.

– Чем пугать, – проговорил Сумукдиар уже совсем спокойно, – лучше подскажи, что именно я должен выведать в тех краях. Думаю, в первую очередь нас интересует оружие сюэней, тактика Орды… Что еще?

– Организация, планы, характеристики на командиров, настроения в войсках…

Они составили подробный перечень вопросов, охватить который за краткосрочную вылазку не сумел бы, пожалуй, даже самый могущественный чародей. Златогор перечитал список, хотел добавить еще какие-то пункты, но вдруг швырнул на стол гусиное перо и, объятый отчаянием, закрыл лицо руками. Молодой воевода, стиснув зубы, дрожал, словно от озноба.

– Успокойся, – сочувственно сказал гирканец. – В застенок пойдут маги, а не военные. Если ты не связан напрямую с мятежом, тревожиться не стоит.

– В том-то и беда, что не связан! – Златогор через силу выдавил жалкую кривую улыбку. – Эти болваны не удосужились привлечь к своему замыслу приказ Тайных Дел – а ведь заодно мы могли бы и победить!.. В другом беда, Сумук. Среди наших дьяков и даже бояр имеется немало гаденышей, которые продались Магрибу и рьяно служат Тьме. И сейчас они станут, не таясь, избивать стойких патриотов Отечества, обвиняя оных в соучастии мятежным колдунам. И чародеев бить будут, и воевод, и купцов, у которых после погрома можно добром разжиться…

Мысль была здравой, но из нее логично вытекало очевидное продолжение: угроза скорой расправы неотвратимо нависает над каждым удельным владыкой. Князья, обеспокоенные произволом распоясавшихся победителей, должны будут всячески гасить разгул страстей, стараясь ограничиться пустыми угрозами. Каждый будет стремиться собрать в своем княжестве побольше сильных колдунов и толковых полководцев. Страна выживет, но раскол между уделами станет более явным, снова могут заполыхать междоусобные войны.

«Собственно говоря, магрибцев такой оборот вполне удовлетворит, – подумал Сумукдиар. – Поодиночке Орда легко разобьет северные княжества…» И другое следствие: единство Великой Белой Рыси сулило надежду на объединение также и Средиморья. Покуда же два десятка разобщенных карликовых вотчин были просто лакомой добычей для любого завоевателя – не более того.

– Наверное, скоро соберется Княжье Вече, – предположил Златогор, потом добавил, усмехаясь: – Сколько слухов разных – просто жуть берет. Пушок спозаранку опохмелялся в корчме, так услыхал от кого-то, будто твой Атарпадан вместе с Хастанией объявил войну Белой Рыси.

– Брехня.

– Понятное дело. – Воевода со вздохом поднялся.

Уже от дверей он сказал, что решение о полете в Загирканье может быть принято на высшем уровне в самое ближайшее время, так что пусть Сумук будет готов отправляться в любой момент. Затем Златогор еще раз посоветовал не выходить нынче ночью из постоялого двора без крайней надобности. «Только по самой большой нужде выйду», – заверил его гирканец. Укоризненно покачав головой, воевода захлопнул за собой дверь.

Задвинув на всякий случай засов, Сумукдиар лениво оделся, выбрав из прихваченных в дорогу вещичек чоху с серебристыми гозырями. Поразмыслив, решил не надевать ни чалму, ни папаху. Во-первых, было жарко, а во-вторых, учитывая слухи о войне с Атарпаданом, не стоило раздражать аборигенов платьем парфянского покроя. Затем он зажег переносной светильник и, глядя в лепестки огня, отчеканил формулу дальней связи. Возникшее в пламени лицо Салгонадада было, как и вчера, опухшим от сладкого сна, и Верховный Джадугяр опять заворчал: мол, что за привычка будить людей спозаранок. Перебив старика, Сумукдиар торопливо рассказал о ночных событиях.

– Я в курсе, – кивнул Салгонадад. – Тебя не трогают?

– Пока нет.

– Если что – мы заступимся. Не бойся. У тебя все?

– Есть опасение… Возможно, лазутчики Тангри-Хана попытаются уничтожить всех нас.

– Уже пытались, – буркнул старый волшебник. – Вчера вечером в Тигранакерте кто-то всадил заколдованную стрелу в плечо Агафангелу. Ничего опасного, но мы все настороже… Ты уже разговаривал со Светобором?

– Пока нет, – вторично сказал Сумук.

– Давай, да, работай. Без ответа не возвращайся. Если понадобится – задержись…

Погасив светильник, Сумукдиар опоясался саблей и заколдовал дверь, чтобы чужие не могли заглянуть в его комнату. Попутно он не без удовлетворения просмаковал тот факт, что Салгонадад неплохо осведомлен о событиях в Тигранакерте. По всей видимости, Верховный Джадугяр Атарпадана не считал антипатриотичным поддерживать связь со своим давним другом Агафангелом, главным волшебником Хастании.

Время было обеденное, а он еще даже не завтракал. Ничего не попишешь, пришлось направиться в харчевню.

На самом видном месте расположился, естественно, вездесущий Пушок, окруженный многослойным кольцом слушателей. «Хороший вроде мужик, только пьет ужасно», – подумал гирканец. Он подыскал себе удобное местечко в дальнем углу, где можно было, сидя спиной к надежной стене, держать под наблюдением вход и весь зал. Подбежавшему мальчишке Сумукдиар заказал порцию солянки, холодную севрюгу с хреном, котлеты с жареной картошкой, жбан кваса и большую кружку меда – после вчерашних перегрузок требовалось капитально восстановить силы. Кто знает, что сулит новый день.

Ожидая, пока подадут снедь, он нацелил удесятеренный колдовством слух на компанию вокруг Пушка. Тот говорил слова вполне разумные, с которыми безоговорочно согласился бы любой ортодокс из числа адептов Джуга-Шаха или Единого бога. Только вот ярла Асвильда белоярский князь на дух не переносил и не скрывал того.

– Покуда поклоняемся полусотне богов, божков и бесов, так и будем жить, расколовши рысский народ на полсотни уделов, – доносился сквозь шум его картавый голос. – Единого бога нужно призвать и выбрать одного царя, как в прежние времена. Вместе мы не то что в полста – в тысячу раз сильнее станем… А те, кои о пользе раздробленности брешут, – враги, купленные заморским золотом, Магриб-то на подкорм изменников денежек не жалеет!

Потом гирканец отвлекся, уделив большую часть своего внимания отличной похлебке. Неожиданно он обнаружил, что Саня направил в его сторону указательный палец, произнося при этом:

– Вот, братишки, сидит человек с переднего края, известнейший гирканский маг, мастер ратного чародейства – он пускай подтвердит… Скажи нам, паша, правда ли, что темные колдуны Магриба из кожи вон лезут, чтобы посеять промеж нас раздоры?

Три десятка взглядов настороженно устремились на прибывшего из дальних краев гостя. Не без сожаления отложив ложку, джадугяр подтвердил:

– Истинная правда. Прислужники злых сил покинули преисподнюю, куда низверг их Ахурамазда, и стремятся вернуть себе власть над миром.

– Ахурамазда – это ихний бог Света, – пояснил Пушок. – Вроде нашего Хорса.

Вообще-то, конечно, говорить «вроде» было вовсе неправильно. Как догадывался Сумукдиар, и Хорсом, и Ахурамаздой люди называли привычные им воплощения некоего высшего духа, повелевавшего Солнцем, светом, огнем и прочими приписываемыми Добру атрибутами. Известны были и другие воплощения Светоносного: олимпиец Аполлон, коварный хиндустани Будда, кельтский бог Аур или Люкс. Только в свите Единого – что бы там ни говорил Ала мазан – Агарей не обнаружил своего божественного покровителя, и это смущало волшебника, препятствуя окончательному переходу в лоно новой веры.

– А кто же тогда повелитель Тьмы? – робко поинтересовался один из горожан. – Среди наших богов, я имею в виду…

– Среди ваших – Велес, или Велес-Ваал, который вернулся в наш мир под именем Вельзевула и противостоит теперь небесному воинству Единого. Мы на юге называем его Иблис… – Он сомневался, стоит ли говорить, но все же решился, ибо считал недостойным таиться в страхе: – После этой ночи жрецы Белеса попытаются истребить честных борцов за дело Великой Рыси, станут сеять рознь между вашими княжествами, подобно тому как уже разожгли вражду среди стран Средиморья.

– На какой черт это им надо?

Задавший этот вопрос здоровенный бугай в кольчуге говорил с заметным варяжским акцентом. Видать, это был один из наемников, служивших в дружине здешнего князя.

– На нас идет Орда, – снова, в сотый, наверное, раз за последние дни, объяснил Сумукдиар. – Магрибцы, по обыкновению, не спешат посылать в бой собственных солдат и предпочли натравить на страны Востока полчища сюэней. Тангри-Хан захватывает государство за государством, но править на захваченных землях будет Магриб.

– Ну-ка, Бравлин, ответь ему! – Пушок подмигнул.

– Я не есть боится Орда, – самоуверенно заявил варяг.

– Правильно делаешь, что не боишься. Но их много, и они сильны. Чтобы разгромить Тангри-Хана, мы должны объединиться. Поодиночке сюэни перебьют нас, но вместе: Рысь, Бикестан, Средиморье, Парфия, – мы станем гораздо сильнее и обязательно одержим победу.

– Это есть дело правителей, – провозгласил варяг по имени Бравлин. – Когда мой князь приказывать, я выводить в поле свой легион и буду повести в указанный направлений… Честь имею, господа.

Мотнув головой, он направился к выходу. За ним разбрелись и остальные. Пересев за стол гирканца, Пушок проговорил доверительным тоном:

– Знаешь уже новость насчет войны с вашими?

– Чушь собачья, – устало буркнул Сумукдиар. – Сам должен понимать. Эмир не станет щелкать зубами на Великую Белую Рысь по причине отсутствия зубов.

– А вдруг? – настаивал излишне веселый белоярец. – Что тогда станешь делать?

– Попрошу убежища, – Агарей оскалился, – у Ивана Ползуна.

Пушок скептически замотал головой и напомнил, что Ползун нынче в опале, а потому делишки у гирканского чародея хреновые. Он принялся со вкусом и знанием дела расписывать, как ввалятся в полночный час молодцы из Приказа Тайных Дел, как заломят умелым приемчиком белые руки да поволокут в подобающий застенок. Разглагольствования такого рода не могли не вызвать изрядного раздражения. По счастью, запасы игривости у Сани быстро истощились, и он, внезапно помрачнев, сказал:

– Знаешь, кто этот варяг? Бравлин, сын Хаскульда. Главный воевода Владиграда.

Сумукдиар моментально насторожился. Что же, в конце концов, делают в этом захолустье белоярский князь и владиградский воевода? Глядишь, к вечеру окажется, что здесь собрались вожди всех рысских княжеств! Может быть, именно в Волчьегорске должно состояться Княжье Вече, на котором рыссы решают важнейшие свои проблемы…

– По-моему, дуб дубом, – сказал он равнодушно.

– То-то… Неплохой вроде бы рубака, волевой командир, но собственных мыслей отродясь не водилось. О Господи, под чьим началом воевать будем, ежели вправду Орда нагрянет?!

– Охрим Огарыш еще живой. Алберт, сын Громарда, в войсках популярен. Найдутся командиры.

Пушок махнул рукой и сказал, что Охрим стар, а варяжского воеводу Алберта многие князья сильно недолюбливают и, стало быть, к верховному командованию не допустят.

Демонстративно зевнув, Сумукдиар проговорил, лениво потягиваясь:

– Это ваши болячки, а я тут человек чужой… Скажи-ка лучше, чем в этой дыре вечером заняться.

– Есть одно местечко, – оживился Саня, – шикарные телки придут, из образованных. Айда?

«Видимо, Вече если и соберется, то не сегодня и не здесь, – сделал вывод гирканец. – Впрочем, Златогор обещал предупредить меня…» Вслух же сказал:

– Женщины бывают или красивые, или умные. Знаем мы этих «образованных» – посмотришь разок, а потом всю ночь кошмары будут сниться.

– Не понимаешь ты ни хрена в этом деле! – вскричал Пушок. – Не бывает некрасивых баб, бывает мало выпивки!

В назначенный час приятели вылезли из пролетки возле чистенькой избушки на городской окраине и поволокли к крыльцу корзину, набитую всяческими деликатесами. Хозяйка, сударыня Людмила, и ее подруги оказались не первой молодости, но и не такими страхолюдинами, как того опасался Сумукдиар. Зато гости целиком и полностью подтвердили его подозрения.

Веромир Змиевский и Борис Туровский – еще два князя оставили свои уделы и приехали не куда-нибудь, а в забытый всеми демонами Волчьегорск. Похоже, эта пограничная крепость действительно была избрана местом тайной встречи, на близость которой еще вчера намекал Златогор.

Поначалу шла общая беседа, тон которой напористо задавали женщины, стремившиеся блеснуть остроумием, глубиной эрудиции, неприятием унылой морали. Впрочем, дальше болтовни дело не шло, и все попытки мужской половины умыкнуть кого-либо из чаровниц в соседнюю светлицу для интимного времяпрепровождения («Не светлица там, а темница, – громко уговаривал девок Пушок, – там же темно, никто не увидит») неизменно нарывались на твердый отказ, сопровождаемый ужимками оскорбленной добродетели.

Князь Борис, мужчина громадного роста, имевший свирепую внешность, но по натуре, видать, добродушный весельчак, сочувственно пробасил:

– Зря стараетесь, хлопчики. Даже если чего обломится, удовольствие не стоит затраченных усилий.

– Похоже, ты прав, – уныло согласился гирканец. – А ежели не хотят, то чего ж дразнятся, так их перетак?

В разговор включился немолодой уже Веромир – худощавый горбоносый горец-гуцул из Великой Будинии:

– К тому же сегодня плохое число… Ночью будет оргия, так что умные женщины постараются не поддаваться греховным искушениям. Разок уступишь – неведомо чем все кончится.

– Ну и ладно, – буркнул разобиженный Пушок. – Только могли бы и на другой вечер назначить эту собирушку. Например, на завтра.

– Хотел бы я знать, где мы будем завтра, – туманно откликнулся Борис.

Пушок и Веромир улыбнулись, оценив тонкий юмор. «Стало быть, точное место сбора еще не известно, – понял Сумукдиар. – Они съехались сюда и ждут сигнала. Кто его подаст?» Вчера он без колебаний сказал бы, что самый уважаемый и влиятельный среди князей – царедарский повелитель Ползун. Сегодня же утверждать что-либо стало просто невозможно…

Между тем женщины, развеселившись, принялись буянить, но уединяться по-прежнему отказывались. Окончательно разуверившийся в перспективе любовных утех, гирканец прекратил все попытки по этой части и снова присоединился к трем рысским князьям.

– Ну и пес с ними, пущай режут друг дружку, – флегматично говорил Борис– Нам-то какое дело, али своих забот не хватает?

– Многие надеялись, что свара за горами их не коснется, – задумчиво произнес Веромир. – Ошибались предки. Не промахнуться бы и нам…

– То-то! – обрадовался поддержке экспансивный Пушок. – Не по доброй же воле людишки тех стран вздумали усобицу затеять – их на вражду злые чары подстрекают. Ежели Зло там победит, неминуемо вражда к нам перекинется – чародейству Гирдыманские горы не помеха.

– Чары уже перехлестнули через горы, – вставил Су-мук. – Кто не слеп в магическом свете, тот видит – в каждой подворотне затаилась нечисть. Затаилась и ждет своего часа.

Занервничав, Борис Туровский осведомился: что, мол, следует делать? В один голос Пушок и Сумукдиар ответили: бить носителей темной силы. Если не истребить адептов Иблиса и Белеса, убеждали друзья, может пролиться много невинной крови во многих странах.

– И без того кровь льется, – жалобно простонал Борис. – Куда уж больше.

– Сейчас бандиты убивают честных людей, – настойчиво внушал ему Саня. – А мы зовем истреблять врагов Рода человеческого. Ну, подтверди, Сумук.

Кивнув, ганлыбельский Агарей начал развивать давнюю свою заветную идею: собрать в ударный кулак отряды волхвов и прочих магов и пройти огнем и железом по логовищам Иблиса-Велеса. Тут Людмила, услышавшая краем уха обрывок их разговора, сказала с ужасом в голосе:

– Мужики, вы уже знаете, что здесь ночью творилось?

– Слыхали, – хмыкнул Веромир. – Не решили только, хорошо это или нет.

– Да как ты можешь шутить?! – Хозяйка всплеснула руками. – Они ж хотели воротить прежние порядки! Я сама проснулась среди ночи, гляжу – старые терема, бастионы и равелины вырастают, что при Джуга-Шахе возводились. Это же такие чудовища чудили, прямо людоеды с острова Сааремаа! Да они бы нас – образованных, кто собственное разумение имеет, – на месте бы вешали-четвертовали, без пыточного следствия и суда праведного…

Сумукдиар подумал, что Людмила ошибается, по меньшей мере, трижды. Во-первых, ни она, ни ей подобные пустозвонные болтуны не представляли угрозы твердому порядку, а потому даже самый свирепый тиран не стал бы ими заниматься. Такие, как она, легко подчиняются, приручаются и покупаются, а потому не отягощают правителей заботами по обеспечению их ни тюремной похлебкой, ни намыленной пенькой. Во-вторых, будучи убежденным сторонником восстановления Великого Царства под эгидой Единого бога, Сумукдиар неплохо представлял себе, как это должно происходить, а потому догадывался, что «образованных» вешать не станут, а напротив, будут холить и ублажать, потому как умные люди новой власти зело понадобятся. И вот тут хозяйка провинциального салона жестоко ошиблась в третий раз, без всяких на то оснований причислив самое себя к интеллектуальной элите Великой Белой Рыси.

– Как это все-таки по-нашему, по-рысски, – скептически улыбаясь, сказал князь Веромир. – Три года куролесили, кокетничали с самыми темными из потусторонних сил, призывали на свое горемычное Отечество самые страшные напасти, а потом вдруг смекнули, что за все эти подвиги придется ответ держать… – И он неожиданно повторил вслух недавнюю мысль гирканского волшебника: – А бояться того, что надвигалось прошлой ночью, пустое дело. Заговорщики не планировали децимации.

Разумеется, все моментально загалдели, требуя объяснений, откуда известны Веромиру такие подробности. Повелитель славного града Змиева, сам не рад, что проговорился о своей осведомленности, принялся неуклюже выкручиваться: мол, слышал кое-что сегодня утром, да и вообще, дескать, владея немного магическим искусством, сумел кое-как разобраться в хитросплетениях творившейся ночью колдовской паутины.

По его словам выходило, будто чародейский штурм задумали и начали вовсе не адепты Единого бога, но волхвы старых идолов: Перуна, Сварога, Хорса и Макоши. И целью их было отнюдь не возрождение Царства, а всего лишь изгнание из душ людских разного рода дурных помыслов, равно как взращивание благородных побуждений, веры в Добро, стремления к всеобщему счастью и благоденствию.

– И вдруг, – серо-голубые глаза Веромира заблестели, – в их колдовство влилась новая мощная струя, которая оказалась сильнее и повернула в новое русло поток волшебных субстанций. Вероятно, это были жрецы Единого.

– Но ведь их совсем немного, – робко вставил Борис.

Веромир сказал со вздохом:

– Все так думали… Их оказалось невероятно много, и вдобавок их магические призывы привлекли гораздо больше душ, ибо они лучше прочих понимают тайные мечтания рыссов. И наш спящий народ отзывчиво поддался магии нового Господа. Какое-то время оба клана чародеев работали совместно, и по всему пространству прежнего Царства обретали вещественность известные вам символы. Но потом поклонники многобожия дрогнули, не решаясь крепить союз с незванными соратниками… А может, не пожелали делить с ними победу, кто знает. В этот-то момент и нанесли внезапный контрудар регенты темных сил, и… В общем, на этом все кончилось.

Сумукдиар понял, что князь сказал правду, хотя и не всю. Рассказ превосходно объяснял все те загадочные явления, которые смутили гирканца в ходе ночной битвы сверхъестественных сил. Именно так, и только так, могло это происходить: начали волхвы старых богов, на помощь им разрозненно приходили сторонники единобожия, включая Сумука, но затем воинство Перуна-Сварога забеспокоилось, и этой их нестойкостью умело воспользовался враг.

Веромир умолчал лишь об одном: что и сам он, как рядовой носитель магии, изначально принимал участие в штурме, надеясь возродить былое величие старых верований. Гирканец привычно оценил интенсивность говвеа-джаду Веромира: тот был, конечно, не ахти каким могучим магом. Далеко не волхв и даже не волшебник, а в лучшем случае ведун или даже простой чародей, так что в ночных событиях действовал, самое большее, на третьестепенном по важности участке…

Уличать обаятельного змиевского князя в неискренности Сумукдиар не стал, полагая, что тот в ближайшем будущем может стать союзником для адептов Единого.

Для себя же гирканец сделал две важные зарубки на память. Во-первых, грубым нажимом даже самого мощного и всесокрушающего джамана переломить настроения народа, убедить колеблющихся в необходимости нового Царства не удастся – тут нужно действовать тоньше. И второе: волхвы многочисленных капищ, посвященных традиционным богам и божкам Великой Белой Рыси, показали себя заговорщиками и будут отныне в немилости у княжеских властей. Тем самым создаются отличные предпосылки для окончательного выхода из катакомб фаластынского учения о Едином боге-Творце, боге-Демиурге.

«Что поделать, я всегда сочувствовал новой вере, хотя и опасался гнева Господня, ибо ношу на себе немало грехов, – подумал Сумук. – Нет, не должен я, служитель Света, противостоять Единому, ведь говорил же Ала мазан, что Светоносный вернулся к нам в свите Демиурга… Да и сам Он не зря вызывал меня и старался приободрить!»

Между тем в горнице продолжилась прежняя беседа.

– Рознь опять разгорается, – упавшим голосом проговорил Пушок. – До какого же маразма надо было дожить, чтобы враждовали сколоты с венедами!.. Снова начнутся тупые разборки: чья-де сила сильнее – Перуна или Зевса, Ормузда или Одина!

– Не знаю, кто из них сильнее, а кто виноватее, – загремел вдруг Борис Туровский, – только я в своей вотчине раздоров не потерплю. Всех этих дармоедов из капищ, псов патлатых – всех к ногтю прижму. В моем княжестве один бог-Творец – я!

Ормуздом северяне на свой лад нарекли Ахурамазду, тогда как Ариманом называли повелителя тьмы Анхра-Майнъю – это Сумукдиар понимал и возражать не собирался. Боги не гневаются, когда люди дают им разные имена. Другое его смутило: напуганные давешним колдовским приступом князья станут отныне подозревать всех без разбору жрецов в мятежных умыслах, чем не преминут воспользоваться злые силы. Допустить этого было нельзя.

– Чего морщишься, Агарей? – Лицо и голос Бориса снова стали добродушными. – Что тебе не по нраву?

– А его послушать интересно, – поддакнул Пушок. – Он же у нас чернокожник… то есть чернокнижник.

Ох как не любил он обсуждать высочайшие материи в подобных слабоподготовленных аудиториях. Половину сказанного они вообще не поймут, а остальное перетолкуют на привычный манер, то бишь исказят до противоположного смысла. Только и смолчать он тоже не мог, поскольку полагал первейшим своим долгом проповедовать всеми силами учение о неизбежном торжестве Света над Мраком, Добра над Злом.

Сумукдиар заговорил, осторожно выстраивая фразы, чтобы ненароком кого не обидеть, но и не упустить главного итога, к которому пришел после долгих размышлений:

– Вы должны знать общую космологическую идею, с которой после долгих многовековых изысканий согласились мудрецы всех стран. Вселенная наша делится на три главных уровня: Верхний Мир, где властвуют духи Добра; Нижний Мир, населенный демонами Мрака и Зла; а между ними – наш Средний Мир, куда изредка проникают посланцы обоих демонических этажей. Кроме того, хотя об этом и не принято упоминать, есть еще один потусторонний уровень – так называемый Мир Теней, в котором живут наши аналоги, не владеющие привычной нам магией, но обладающие могучим оружием и другими, изготовленными из металла механическими устройствами…

Нетерпеливый Борис Туровский перебил его, спросив, постигли Сумукдиар собственную Тень. Гирканец отвечал уклончиво: дескать, многие сильные джадугяры способны проникать в мысли своего аналога и при этом частенько узнают много интересного. В частности, почти всегда удается получить ответ на те вопросы, которые сильнее всего интересуют волшебника в момент контакта с его Тенью. Удовлетворив таким образом нездоровое любопытство слушателей, он продолжил:

– Принято считать, что Верхний Мир заселен очень густо и что каждый народ, каждая страна, чуть ли не каждый клочок моря и суши имеют многочисленное семейство собственных богов или демонов. Но не слишком ли много духов опекало бы людей, будь это правдой? Сами посудите – божественные пантеоны почти всех народов возглавляет бог-громовержец: Перун, Яхве, Индра, Зевс, Юпитер, Таранис, – причем каждый из них в результате сложных интриг отобрал верховную власть у прародителя-демиурга: Урана, Брахмы, Элоха, Рода, Лура. У всех племен есть свои боги Света и Войны, богини Любви и Охоты, духи Времени, Сна и так далее. Предания большинства племен повествуют о битве богов Света или Огня с драконом или другим чудовищем, каковая битва то ли уже состоялась в далеком прошлом, то ли должна свершиться в последний час существования Вселенной. Не слишком ли много повторов?

Он умолк, отпил из кубка, чтобы увлажнить пересохшую от долгой речи глотку. Заодно гирканец оглядел аудиторию и не без удовольствия отметил, что слушают его внимательно.

– Не разумнее ли будет сказать, – возобновил он свое повествование, – что в Верхнем Мире был лишь один-единственный бог-Творец, или Демиург, создавший все сущее в Среднем Мире… Затем его сверг с престола внук-громовержец, раздавший своим братьям, сестрам, детям и племянникам право повелевать различными стихиями Среднего Мира. А уже мы, смертные, по неразумию нашему, называли одного и того же духа разными именами!

Последовала долгая пауза, в течение которой собравшиеся пытались осмыслить неожиданную непривычную концепцию. Затем одна из хозяйкиных подруг – кажется, ее звали Натальей – неуверенно спросила: что же, мол, Макошь, Афродита, Венера, Астарта – суть разные имена одной, единой для всех стран, богини любви? Сумукдиар подтвердил, что так оно, скорее всего, и есть.

– Сложно, – задумчиво произнес Пушок. – Но возможно.

Это действительно был непростой вопрос, но главная сложность космологической модели таилась в ином, чего они все не прочувствовали. До вчерашнего дня Агарей Хашбази Ганлы подсознательно соглашался с каноническим учением, отождествлявшим Единого бога с фаластынским громовержцем Яхве, которому якобы удалось потеснить прочих собратьев по Верхнему Миру. Однако накануне Аполлон-Ахурамазда прямо сказал, что служит истинному Демиургу. Тут открывалась такая бездна ужасающих загадок, что Сумукдиар просто боялся заглядывать в эту пропасть.

Если Демиургу действительно удалось вырваться из заточения, на которое он был обречен по воле собственных отродий, то вопрос с его именем несколько прояснялся, но зато возникали естественные опасения, основанные на легендах о Его беспредельной жестокости. Не зря же говорится в преданиях о том, что Уран и Кронос довольно сурово обходились со своими детьми. Впрочем, детишки тоже были далеко не ангелы…

Вдобавок в совершенно новом свете представала история бога-Сына, обреченного богом-Отцом на голгофские страдания. Не было ли это изощренным возмездием за коварное низвержение Демиурга в незапамятном прошлом? И другой вопрос напрашивался – вопрос, который интересовал Сумукдиара едва ли не в первую очередь: какое имя получил в обновленном пантеоне его повелитель бог Света?

Готовых ответов не существовало, но их следовало искать, чтобы не бродить в лабиринтах событий, подобно слепым котятам. И не в том ли истинное предназначение дарованного свыше хварно, чтобы находить разгадки самых запутанных и даже смертельно опасных тайн?!

За окнами сгущались сумерки, надежды на постельные утехи растаяли окончательно, и гирканец решил откланяться. Его не очень-то уговаривали остаться, да он и сам не собирался здесь задерживаться. Сумук не без облегчения закрыл снаружи дверь и неторопливо зашагал к постоялому двору.

Потянувший с полей ветерок будоражил сочными травяными ароматами. Все было чудно: и погода, и тихие ночные шорохи, и яркие звезды над головой, но в глубине души отчего-то зрела смутная тревога. Разобравшись в своих ощущениях, он понял, в чем дело: в стране была попытка решительного переворота, мятеж сорвался, началось обратное движение, а народ сохранял сверхъестественное спокойствие, граничащее с равнодушием к судьбе державы!

– Постой, не спеши, – раздался позади знакомый голос.

Обернувшись, джадугяр подождал догоняющего Пушка. Спросил:

– Ты-то чего ушел оттуда?

– А ну их в… Лучше прогуляемся вместе. Говорили ж тебе: нехорошая нынче ночь, особливо для адептов Единого.

– Я не боюсь, – высокомерно сказал Сумук.

– Ну и дурак… Давай-ка, братуха, поведай мне о Магрибе.

«Спросил бы чего полегче», – мысленно усмехнулся гирканец.

Тем не менее собравшись с мыслями, он стал рассказывать:

– Магриб, в переводе с арабистанского, Запад. Обширный мрачный край на западе Черной Земли, что лежит за Эвксинским морем и океаном Тетис. Опаленные солнцем пустыни, безлюдные горы, смертоносные пещеры и ущелья, в которых прочно обосновалось Зло. Тысячелетиями, со времен падения Атлантиды, в Магриб стекалось отребье всех народов – злые маги, изгнанные из своих стран за чудовищные преступления. Это были… трудно найти даже слово… истекающие завистью и ненавистью негодяи. Можешь представить себе, какое государство построили они при помощи кровожадных демонов Тьмы. И как люто ненавидят мерзкие вожди Запада нас, простых людей Востока!

Понимающе кивнув, Пушок долго молчал. Потом проговорил негромко:

– Не зря же почти все злодеяния во всех уголках света приписываются магрибцам… Кое-кто поговаривает даже, будто на них, болезных, зазря напраслину возводят.

Сумукдиар знал о подобных настроениях и по мере сил старался с ними бороться. Вот и сейчас он обстоятельно рассказал белоярскому князю о десятках и сотнях лазутчиков, засылаемых из Магриба в мирные некогда страны Востока, о регентах Иблиса-Велеса, развращающих души разнузданной проповедью вражды. Поведал также об исходящих из черных цитаделей Магриба злых чарах, которые разрушают совесть, превращая человека в бездумную марионетку, способную по приказу неведомых хозяев убивать, грабить, истязать, насиловать.

– Мы обязаны любой ценой остановить это колдовство, беспрепятственно проникающее сегодня в наши зачарованные страны, – говорил Сумукдиар, охваченный страстным возбуждением. – Иначе погибнет весь мир, и пески пустыни вновь похоронят великую культуру…

– Вот то-то… Надо бы тебе повторить все это перед нашими князьями. Многие сомневаются, нужно ли противостоять вражескому нашествию. А некоторые даже надеются, что только Магриб способен помочь нам, что Магриб наведет у нас порядок.

– Они помогут! – Джадугяр сардонически усмехнулся. – Это будет именно тот порядок, который царит на кладбище…

Не договорив, он остановился прямо посреди улицы, настороженно прислушиваясь к сигналам внутреннего магического восприятия. Где-то поблизости – последние сомнения пропали без следа – имелось гнездо Сил Зла. Вероятно, то самое тайное убежище дьявольского чародейства, из которого прошлой ночью был нанесен внезапный удар, разорвавший колдовскую паутину волхвов. Да-да, Сумук почувствовал совершенно точно: именно эта темная магия противостояла ему накануне!

Обеспокоенный его поведением Пушок тихо спросил, в чем дело. Выслушав объяснения, белоярский князь неожиданно успокоился, словно давно и нетерпеливо дожидался, когда же наконец Силы Мрака осмелятся выступить открыто. Ободряюще похлопав гирканца по плечу, Саня сказал:

– Кажись, пришло времечко для моих игрушек. Давай, браток, ступай к себе и запрись покрепче. Иди, иди, не бойся – тут недалече. А насчет магии не беспокойся – справимся.

С этими словами Пушок исчез, оставив Сумука на улице, тускло освещенной чадящими фитилями ночных светильников. Несмотря на поздний час, народу было удивительно много, и вся эта нарядно разодетая толпа с неподдельным весельем на лицах, с музыкой, песнями, плясками и солеными прибаутками текла в одном направлении – как раз в ту сторону, откуда исходили флюиды Зла. Поневоле создавалось впечатление, будто люди от всей души стремятся воссоединиться с зовущим их потусторонним кошмаром. Объяснить это можно было лишь многолетним воздействием дьявольских чар, ставших привычными, а потому легко порабощающих сломленную волю слабодушных.

Джадугяр ни секунды не раздумывал, стоит ли ему выполнить наказ Пушка, то есть спрятаться в постоялом дворе, укрывшись непроницаемой завесой могучих заклинаний. Где-то за городом назревала схватка с Силами Тьмы, а потому Сумукдиар просто не имел права уклониться от битвы. Ноги сами понесли его вместе с толпой – вдоль реки, мимо лубяных хибар окраины и дальше, куда-то в темноту, по протоптанной в лугах тропинке.

Он шагал немного быстрее окружающих, намереваясь прибыть к месту в числе первых, при этом он без конца принимал толчки суетившихся вокруг пьяненьких волчьегорцев и сам частенько отпихивал мешающих. В памяти всплывали строки из книги кельтского путешественника, посетившего эти края в позапрошлом веке:

«В ночь на Ивана Купалу творят они эллинское беснование с зажиганием костров возле капищ и срамных идолов фаллических. Сходятся мужчины, жены и девицы на ночное купание, заводят бесчинные речи, учиняют бесовские песнопения и пляски. И бывает многим отрокам осквернение и девицам растление…» Этот самый день имелся в виду – двадцать четвертое червеня…

Впереди, куда убегала дорога, светились огни костров. Потянуло тухлым запашком – не иначе, как болота начинались. У распутья Сумукдиар заметил столб, на котором стоял глиняный кувшин. Он догадался, что видит щур – сосуд с прахом предков, межевой знак, оберегающий границы родового поля.

Люди вокруг джадугяра вели себя все разнузданнее, некоторые даже принялись совокупляться беспорядочной гурьбой прямо на виду у всех. Большинство бредущих сквозь ночь были не то пьяны до беспамятства, не то одержимы злыми бесами, хотя одно ничуть не мешало другому. Так или иначе, они шли, пошатываясь, горланили непотребные песни и вдобавок поносили матерной бранью собственных предков.

Сумукдиар тоскливо подумал, как не похож окружавший его обезумевший сброд на тех рыссов, коих он знал прежде. Он любил и уважал настоящих рыссов, но не этих жертв злого духа, а сильных смелых людей, создавших некогда величайшую державу, примирявших и просвещавших отсталые племена. Людей, оставивших потомкам прекрасные храмы, картины, монументы, бессмертную музыку и литературу… Гирканец печально вглядывался в лица. Могли бы эти убогие людишки, уподобившись порицаемым ныне предкам, воспрянуть гордостью и послать грозному хозарскому кагану мечи вместо подати? Да ни за что! Эти воспитали в себе рабскую душонку и скорее готовы были подставить выи под иноземное ярмо, чем дать решительное сражение ордам захватчиков.

Жалкое стадо покорных уродцев. Легкая добыча для полчищ Тангри-Хана…

Вот и болото. На холме рядом с трясиной темнел силуэт капища. Позади алтаря, за квадратом костров, громоздился высеченный из гранитной глыбы фаллический идол. Несмотря на темноту, Сумук разглядел злобные черты Велеса. Точно такие же истуканы имелись во множестве храмов Атарпадана, только там этого демона звали Иблисом.

Толпа растекалась, окружая холм и болото. Гирканец хотел незаметно проскользнуть вместе с остальными, но быстро понял, что рассчитывать на это не приходится – вдоль тропы стояли кучками по двое-трое охранники, испускавшие слабое хварно. Это были, несомненно, маги из числа прислужников темных сил, вооруженные ко всему прочему заколдованными мечами и саблями. Предназначение такого оцепления не вызывало сомнений – не пропустить на шабаш волшебников, которые могли бы помешать действу. Обойти часовых нельзя – это гирканец понял сразу: справа и слева от дороги колыхалась топь.

«Прорвемся», – равнодушно подумал он, приближаясь к посту. На точно выверенном расстоянии, когда колдуны-сторожа еще не способны были угадать в нем волшебника, Сумукдиар вскинул левую руку, на безымянном пальце которой сверкнул перстень с рубином, и направил на караульных поток говве-а-джаду. Парализованные стражи бессильно рухнули наземь, и он спокойно продолжил путь в сторону зловещего капища.

Разгул низменных страстей достиг между тем совершенно немыслимого размаха. Гнусная брань, драки возле бочек с дармовой бормотухой, пьяная похвальба сверхъестественными мужскими доблестями, похотливые стоны, доносившиеся со всех сторон… И все-таки настоящий шабаш еще не начался, и то, что творилось, было всего лишь прелюдией, готовящей несчастных людей к главному, воистину ужасному действу.

На Сумукдиара, стоявшего столбом посреди этой вакханалии бесстыдства, уже косились, поэтому гирканец решил, что не стоит слишком выделяться на фоне буйства толпы. Тем более что военная эпопея обернулась для него затяжным воздержанием… Выбрав разбитную молодку посмазливее, джадугяр отвел ее за кусты, подальше от общего гвалта.

По завершении, к обоюдному удовольствию, благого Дела Сумук, пригибаясь, подкрался поближе к болоту. Он старался не пользоваться в полную силу своим магическим зрением, дабы не привлекать ненужного внимания сиянием хварно. Однако и так было понятно, что шабаш переходит в новую стадию.

Вакханалия постепенно угасала, пресытившиеся развратом люди поднимались на ноги, стекаясь к обширному пустырю перед холмом. Возле алтаря появились уже темные фигуры в длинных плащах. Лица регентов Белеса были закрыты капюшонами. Восемнадцать жрецов. То есть три шестерки – число Иблиса.

Один из регентов воздел руки, призывая к молчанию разгулявшуюся паству. В наступившей тишине раздался неприятный вибрирующий голос.

Проповедник идей Зла и Мрака говорил о тайных врагах венедского и склавенского народов, по воле коих злыдней рыссы прозябают в нищете и невежестве, а урожай неизменно сгнивает на корню. Имя же тем врагам – волхвы из племен антов и сколотов, продавшиеся чуждому рыссам Единому Демиургу. Многих сколотских и даже венедских воевод и князей хитрые попы заколдовали, других попросту подкупили, так что теперь, с дрожью в скрипучем голосе обличал регент, готовится страшная бойня, по сравнению с которой покажутся мелочью даже гекатомбы времен Джуга-Шаха.

Народ, доведенный до гипнотического экстаза, яростно завопил: убивать, дескать, попов-заговорщиков! Да-да, подтвердил оратор, только убивать, а не то проклятые почитатели Крестного Знамени соберутся с силами и сумеют довести до конца то подлое дело, которое, по счастью, сорвалось у них прошлой ночью. И еще регент сказал, что остался у горемычных рыссов один-разъединственный последний заступник – добренький бог-прародитель Велес, покровитель скота и прочего богатства.

Всем ведь было доподлинно известно, что Велес «добрым» отродясь не был и что не кто иной, как Велес, насылает на людей разных злых бесов, несущих всевозможные несчастья. Однако сейчас зачарованные жители Волчьегорска, начисто позабыв с детства усвоенные истины, повалились на колени, истово призывая владыку Тьмы. Торжествующие регенты громогласно потребовали от толпы ублажить милосердного скотьего бога и слугу его Ящера.

Возражающих, само собой, не нашлось, и возле жертвенных очагов стали резать коз, телят и свиней. Часть умерщвленных животных уносили куда-то во тьму позади капища, а несколько туш, не ободрав шкуры, бросили рядом с болотом. Неожиданно мутная трясина забурлила, и на поверхности показалась огромная темная масса, проворно устремившаяся к берегу. Толпа завыла – не столько восторженно, сколько – с перепугу.

Тут уж было не до маскировки, поэтому Сумукдиар, не таясь, включил колдовское зрение. И оторопел: из болота неторопливо вылезало уже знакомое ему страшилище. Су-Эшшеги, или, как его здесь называли, Ящер. Тварь хрустко сожрала заготовленные жертвы и, широко разинув зубастую пасть, повелительно заревела.

– Человечинки требует, – пояснил главный регент дрожащим от ужаса людям. – А ну-ка, верные слуги Белеса, подавайте-ка младенцев доброму богу-Ящеру!

Какая-то безумная женщина, державшая в руках крохотного ребеночка, первой метнулась в сторону капища. Следом двинулись, подталкиваемые взрослыми, несколько малолеток. Дети рыдали, звали на помощь родителей, но все-таки шли. Объятое сверхъестественным страхом покорное скопище людей замерло в ожидании предстоящего кошмара, и над этим кладбищенским безмолвием отрывисто разнесся голос Сумукдиара:

– Опомнитесь, смертные, что вы творите! Не станут спасать вас Ящер с Белесом – просто сожрут и даже косточек не выплюнут! Одумайтесь, пока не поздно, кому вы служите, несчастные! Не обрекайте на лютую смерть своих детей!

Толпа пугливо шарахнулась, оставив его стоять в одиночестве насупротив Ящера. Впрочем, кое-кого выкрик джадугяра явно отрезвил, во всяком случае дети бросились обратно к родителям, а обезумевшая мамаша уже не спешила отдать свое чадо на съедение чудовищу. Зато разъяренная тварь, встав на дыбы, со свирепым пронзительным воем вертела отвратительной башкой, высматривая внезапно объявившегося врага. Потом голова замерла, нацелив на гирканца давящий взгляд налитых кровью мутных глаз. Угрожающе рыча, Ящер рванулся в сторону, отсекая противнику путь к отступлению. Люди кинулись врассыпную, спасаясь от стремительных бросков свирепого демона, однако далеко убегать не спешили и остановились на небольшом расстоянии, с интересом наблюдая за битвой.

Поединщиков – волшебника и Ящера – разделяло не более сотни шагов. Тварь рычала, визжала, плевалась, била землю раздвоенным копытом, пытаясь таким образом запугать человека. Презрительно сплюнув в ответ, Сумук сжал джаман в форму наконечника копья – трудновато было в отсутствие солнечного света, приходилось рассчитывать лишь на силу собственного говве-а-джаду – и шагнул навстречу вражине, обнажая клинок. Ящер попятился.

Еще свежа была в памяти скоротечная расправа с тахтабадским водяным ишаком, поэтому Сумукдиар не сомневался, что и с этим демоном он покончит столь же легко и молниеносно. Джадугяр неторопливо направился к Ящеру, поднимая над головой оружие для удара…

Внезапно он сообразил, что держит в руке отнюдь не всесокрушающий меч древнего бога войны, а простую саблю, не способную даже поцарапать сверхъестественную плоть чудовища. Имелась, конечно, возможность укрепить сабельное лезвие субстанцией джамана, но и в этом случае соотношение сил изменялось непринципиально. Драться таким полуволшебным клинком против Ящера – это было все равно, что выйти с обычной саблей против обычного… ну, скажем, носорога. Такой расклад возможностей оставлял ему лишь два выхода: либо перед смертью нанести демону несколько неопасных уколов, либо – бежать, пока не поздно.

Отступать, впрочем, было уже поздно, да и не хотелось. Он сделал лучшее, на что был способен: обрушил на голову Ящера всю мощь заостренного сгустка говве-а-джаду, а крохотные остатки волшебной силы, превратив в струю огня, бросил в разинутую пасть твари. Сдвоенный удар оглушил и опалил кошмарное чудище, опрокинул набок, рассек шкуру лба, но раны были явно не смертельны. Пока посланец Белеса, извергая дикий вой, пытался подняться, Сумукдиар проворно подскочил к распростертому демону и, пропитав последними крупицами волшебства клинок, отсек по колено переднее копыто, а затем изо всех сил рубанул Ящера саблей по горлу. Лезвие оставило на шкуре совсем неглубокую царапину, и Агарей поспешил, не искушая судьбу, вернуться на прежнюю позицию. Обойти лежащую тушу и выйти на тропинку он так и не смог.

Кажется, приближалась неминуемая развязка. Покачиваясь, Ящер медленно встал на три ноги. Из обрубка четвертой конечности, постепенно иссякая, хлестала струя черной дымящейся крови. Гирканец размечтался: вот, мол, – кровь уже почти вся вытекла, перестает уже капать, – но вовремя заметил, что дело тут в другом – рана быстро затягивалась. Еще пара мгновений – и оправившийся демон, метнувшись в атаку, раздавит его в лепешку.

Неожиданно для самого себя Сумукдиар мысленно взмолился, устремив дух к пугающему, но всесильному Демиургу. И хотя он помнил, что Единый бог обычно не спешит вмешиваться в дела Среднего Мира, предоставляя смертным почетное право сражаться за Его дело, – слова рождались в душе непроизвольно:

– Господи, Отче наш, сущий на небесах, если слышишь меня! Ты должен знать, что я, пусть нестойко, но желаю, чтобы святилось имя Твое, чтобы настало Царствие Твое и чтобы господствовала Воля Твоя и на земле, как на небе. Я согласен даже хлеб насущный получать от Тебя и прошу простить грехи мои, хотя сам я никогда не прощал должникам своим… И не введи меня в искушение, ведь я сражаюсь не только за свой личный интерес, но и за дело Твое. Я соглашусь стать самым верным твоим солдатом, только об одном прошу: помоги, укрепи меня в мой страшный миг!..

Он не ждал ответа свыше, но вдруг, к его удивлению, раздался полный добродушной иронии Голос:

– Зачем же ты, бессильный, вышел на этот поединок-уж не для того ли, чтобы поражением своим навлечь позор на Господа?

– Не мог я уклониться от битвы! – обреченно промыслил Сумукдиар. – Зло надлежит истреблять даже ценой собственной жизни!

– Много ли пользы Господу от твоей бесславной гибели… – равнодушно изрек Голос. – Ступай и сражайся, докажи делом, что способен побеждать. А ежели нет своего оружия, так воспользуйся чужим…

И – тишина. Единый, Демиург или кто это был, оставил своим вниманием неразумного адепта. Что же подразумевал Он, упомянув «чужое оружие»?.. Гирканец в сердцах обозвал себя последними словами: заколдованный кинжал, подложенный гульябаном в руку дедеркинского бандита! Вчера, после стычки на Площади Нечисти, Сумукдиар машинально сунул магрибское оружие за голенище сапога, и кинжал до сих пор оставался там – спал-то Агарей, по пьяному делу, не разуваясь!

Бесполезная сабля вернулась в ножны, а рукоятка кинжала удобно поместилась в ладони. И вовремя – Ящер уже бросился в атаку, но навстречу твари метнулась украшенная сплетенными гадами сталь. Клинок вонзился в брюхо чудовища, которое взвыло от немыслимой боли и, повалившись, каталось по земле, расплескивая бивший из раны кровавый поток. Только, вот беда, Сумук прекрасно видел, что рана получилась не смертельной, а потому мерзкий демон вот-вот снова поднимется, и у него хватит сил, чтобы расправиться с незадачливым соперником.

Развязка наступила внезапно. Послышался хорошо знакомый посвист, означавший, что где-то поблизости пролетела пущенная твердой рукой стрела. Ящер, который только что пытался встать на три ноги, снова рухнул, причем из глазницы его торчал оперенный стержень. Слабо дрыгнув копытами, порождение Мрака успокоилось. Навечно.

Тишина разорвалась множеством голосов, вокруг замелькали дружинники в кольчугах и при полном вооружении. Регентов Белеса гнали, подталкивая древками копий, к всаднику, чей конь смирно переминался с ноги на ногу посреди пустыря. Сумукдиар даже не очень удивился, узнав в спасителе Саню Пушка.

Джадугяр извлек из Ящерова трупа свой кинжал, затем выдернул стрелу Геракла. Наконечник стрелы слабо светился в темноте, словно кованый металл был раскален до багрового жара.

Презрительно поглядывая сверху вниз на коленопреклоненных регентов, белоярский князь смачно выговорил:

– Доигрались, сучьи дети? Думали, бесконечно и безнаказанно сможете народ уродовать, души губить? Нет, гниды, сколько веревочке ни виться, а петля на ваших шеях затянется!

Главный прислужник Белеса ответил дрожащим голосом:

– Умерь гордыню, смертный! Кто ты такой, чтобы порицать божьих сподвижников? Не дано тебе судить нас, ибо только посвященным даровано такое право, и только нам открыта истинная мудрость…

– Да поди ты! – восхитился Пушок. – Если ты такой мудрец, ответь на простой вопрос. Что вы, восемнадцать ублюдков, будете делать завтра в полдень?

Регент горделиво ответил:

– Мы будем, как обычно, вкушать дары благодарных сограждан и возносить хвалу могущественному отцу нашему Велесу.

– Хрен вам! – расхохотался князь. – Завтра в полдень ваши трупы будут жратвой для воронья, потому как сейчас я всех вас вздерну на ближайших деревьях.

И хотя слова белоярского владыки частенько расходились с делами, на этот раз он свое слово сдержал – вздернул всех до единого. Одновременно заполыхало подожженное с пяти сторон капище. Пушок же обратился к толпе с укоряющими словами, призывая людей не внимать столь безоглядно вестникам Темной Силы, а хоть изредка шевелить собственными – у кого оные имеются – мозгами. Покорно выслушав сколотского князя, участники шабаша побрели в сторону города.

– Держи, твоя стрела, – сказал Сумукдиар.

Поблагодарив небрежным кивком, Пушок осторожно уложил смертоносный снаряд в медный цилиндр, где лежали остальные стрелы, закрутил крышку и велел подать коня для гирканского агабека. Кавалькада рванулась по дороге.

– Зря ты полез, очертя голову, – бросил Саня недовольным тоном. – Сказано же было: сиди в нумерах и не высовывайся.

– Еще чего, – фыркнул Сумукдиар. – Не приучены мы нос в кустах прятать. Ты бы лучше о себе побеспокоился – навряд ли здешнему князю понравится, что всякие пришельцы из Белоярска на его землях хозяйничали…

– Герослав-то? – Пушок хохотнул. – Это ж не моя дружина – старик сам просил меня навести порядок на болотах. Ему, видать, самому не под силу, а солдатиков мне подчинил на четыре часа… Не позволю, кричал, чтоб в моем уделе колдуны народ охмуряли! И вдобавок указ написал: мол, ежели, где Велесова регента встретят – там же его и живота лишать…

«Ничего себе, развоевался старый хрен», – не без удивления подумал Сумукдиар, а вслух сказал:

– Вот то-то, как выражается один мой приятель.

Впереди все ярче светили уличные фонари Волчьегорска, который не так уж давно именовался Джугабадом. Названия городов в Среднем Мире менялись часто – куда чаще, нежели владельцы престола в Верхнем Мире.

А все же, что бы там о Нем ни говорили, Единый вмешался в события, пусть даже только советом. Первое вмешательство за четыре столетия – ох, неспроста это. Что-то должно случиться…