Забыть завтра

Глава 6

— Двадцать Восьмое Октября. Эй, Двадцать Восьмое Октября.

Голос вырвал меня из моего сна. Я моргнула в темноте. Мне снились осенние листья и милые ребята, и я еще не хотела расстаться со сном. Я хотела остаться в том времени, когда самой большой моей проблемой было сидеть слишком далеко от окна в классе.

Я перевернулась на жестком бетонном покрытии, решительно настроенная вернуться к своему сну. Но голос не пускал меня. Хуже того, к нему добавилась пара рук, трясущих меня за плечи.

— Эй, Двадцать Восьмое Октября. Просыпайся. У тебя есть время до конца твоих дней, чтобы спать.

Мои глаза открылись. Стены в моей камере были затемнены, вокруг было тихо, никакого бормотания, шорохов и скрипов, которые я слышала до этого. Должно быть, сейчас ночное время суток, или, по крайней мере, то, что является ночным временем суток, по мнению АВоБ. Мы подобны рыбе в аквариуме — наши дни и ночи подчинены капризам нашего стража.

Они уже контролируют каждую часть моей жизни. Они не должны прерывать то единственное, что дает мне спокойствие. Мрачная, я обернулась к охраннику, который не дал мне уснуть.

Я стремительно вскочила, когда поняла, что это не просто какой-то охранник. Его красновато-коричневые волосы в тусклом свете превратились в черные, но лицо то же. Уильям. Охранник, руководивший процессом получения мною воспоминания.

— Что ты тут делаешь?

Он прижал палец к своим губам.

— Я попросил друга об одолжении. Они собираются допросить меня, и нам нужно рассказать им одно и то же. Где черный чип?

— Я избавилась от него.

Он кивнул.

— Хорошо. Так как нет чипа, они собираются допросить меня о твоем воспоминании. Что мне им сказать?

Я потерла глаза, прогоняя последние остатки сна.

— Я бы хотела не вмешивать в это мою сестру. — У меня есть очень плохое чувство, что я точно знаю, почему Джесса оказалась в той больничной кровати. Это никак не связано с болезнью, а связано с ее паранормальными способностями. — Давай выдадим им тот же сценарий, но скажем, что тот, кого я убила, был мужчиной. Мой будущий муж. Возможно, потому что он изменял мне.

Уильям наморщил лоб, словно делал заметки в уме.

— Как этот мужчина выглядит?

— Шатен, карие глаза, — сказала я, выдумывая на ходу. — Нос, похожий на трамплин для лыж. Родинка на подбородке. Кривые зубы, которые он решил не исправлять.

— Кривые зубы, понял, — он оглянулся через плечо и посмотрел сквозь черные прутья решетки. Коридор оставался пустым, но он встал, чтобы уйти. — Я не могу дольше оставаться. Слишком рискованно.

— Подожди! — я схватила его за руку, отчаянно нуждаясь в межчеловеческом взаимодействии. — Я не понимаю. Почему ты вообще мне помог?

— Момент слабости, — он слабо улыбнулся и мягко высвободил свою руку. — Ты знаешь, я был там. Мониторы позволили мне прожить твое воспоминание вместе с тобой. Я мог сказать, насколько ты любишь свою сестру, и то, чем закончилось твое воспоминание… В общем, я пожалел тебя, — он погладил меня по плечу. — Мне жаль.

«Спасибо тебе, — захотелось сказать мне. — Я тоже себя жалею». Но прежде чем мой рот успел произнести слова, он уже исчез, словно призрак во сне.

Не уверена, что проспала все оставшееся от ночи время, но я резко проснулась, когда стены замерцали, что было версией АВоБ для звонка будильника.

Мой желудок заурчал, и я заставила себя проглотить пару ложек бурды, которую дали в качестве ужина прошлым вечером. По вкусу походило на мокрые древесные опилки и навело меня на мысль о выворачивании желудка наизнанку. Что вроде как лишает смысла сам процесс поглощения пищи.

Я опорожнила свой мочевой пузырь в одно из двух ведер, стоящих в углу. Первое для мочи, второе для экскрементов. Мило. А затем я стала нарезать круги вдоль стен камеры. Я хотела подумать о своем воспоминании о будущем, но боялась, что мой разум может снова превратиться в какое-то странное воспроизводящее устройство. Полезное, спору нет. Но жуткое. По-настоящему жуткое.

Вместо этого, я размышляла о воспоминании, выдуманном мной и Уильямом. Мужчина с носом, похожим на трамплин для лыж. Родинкой на подбородке. Кривыми зубами. Я собиралась быть готовой, когда они придут за мной. Я во сне буду способна повторять эту версию моего воспоминания о будущем.

Была только одна проблема. Они никогда не придут. Я сделала 1028 кругов по камере. Я заполнила мое вымышленное воспоминание деталями вплоть до тонких черных волосков, вьющихся на груди моего предполагаемого мужа.

Мой желудок просил еще немного бурды. А они все еще не пришли.

Я обвила руками черные прутья решетки и всмотрелась в коридор. Моя камера выходила на бетонную стену, и, если я вытягивала шею вправо или влево, то могла увидеть бледную плоть нескольких рук, находящихся в том же положении, что и мои.

И я определенно могла слышать других заключенных. Свист, вопли, выкрикивание незнакомых имен.

Я была в заключении дольше двух дней. Меня никто не допросил, никто не проинформировал, к чему меня приговорили. Как я полагаю, они будут держать меня здесь всегда, без дальнейших объяснений.

Я больше не могла ждать.

— Я хочу поговорить с Председателем Дрезден. — Мой голос перекрыл остальной шум.

На секунду повисла мертвая тишина. Затем болтовня возобновилась.

— Хорошо, а я хочу, чтобы меня обслужили как следует! — прокричала одна девушка.

— А я хотела бы мои умные линзы, чтобы я могла смотреть фильмы прямо из камеры.

— Я хочу горячую ванну с лепестками розы.

— Но у меня нет черного чипа, — мои слова прокатились по коридору, и ко мне вернулось эхо. В первый раз с тех пор, как они нацепили мне на запястья электрические ограничители, я почувствовала уверенность. В себе и в своих эмоциях. В моей собственной судьбе. — Они заперли меня здесь, но они даже не знают, о чем мое воспоминание.

По ряду камер прошла волна шепота. Я не была уверена, разговаривают ли заключенные друг с другом, или же они говорят сами с собой. Я даже не знала, обсуждают ли они меня, или мои слова были им безразличны. Но затем одна девушка закричала:

— У них нет ее воспоминания! У них нет причины ее здесь держать!

Пара заключенных начала скандировать, и громкость нарастала, пока звук не заполнил весь коридор.

— Нет чипа! Нет чипа! Нет чипа!

Не могу поставить себе это в заслугу. Сомневаюсь, что эту группу сложно побудить к действиям, так как они уже взбешены АВоБ. И все же, пока я слушала, как абсолютные незнакомцы повторяют мои слова, на моем лице ширилась улыбка. Я могу быть не так уж и одинока, в конце концов.

В конце коридора появился охранник и щелкнул электрическим кнутом по стене. Из конца полетели искры, и даже в своей камере я услышала шипение, с которым оружие рассекло воздух.

— Тишина! — прокричал он. Его плечи, скрытые под сине-белой униформой, были вдвое шире моих. Отвратительный шрам змеился по одной стороне его лица. Он мог бы с легкостью исправить этот физический дефект. Что значит, что он либо умышленно его оставил, либо что он заплатил кому-то, чтобы сделать себя настолько устрашающе выглядящим.

Скандирование прекратилось. Тяжелые черные ботинки протопали по коридору, и охранник остановился напротив моей камеры. Створка решетки отъехала в сторону.

— Ты, — охранник нахмурился, а его шрам, казалось, зазмеился по лицу.

— Ты все это начала?

Я кивнула.

— Похоже, ты получишь то, что хочешь. Иди за мной.

Я тяжело сглотнула. Это был глупый план. Что такое несколько дней ожидания, даже несколько недель, когда у меня впереди вся жизнь в этом месте?

Человек со Шрамом вывел меня из моей камеры, и, несмотря на то, что я попала в неприятности, я с жадностью впитывала сменившуюся обстановку. Я так долго пялилась в одни и те же серые блоки, что чувствовала, как умирают фоторецепторы в моих глазах.

Линия из тюремных камер тянулась по обеим сторонам от коридора, но они были расположены в шахматном порядке, чтобы свести к минимуму зрительный контакт между заключенными. Однако так как большинство девушек стояли прямо за прутьями, я смогла их хорошо рассмотреть, пока шла мимо.

Все мы вполне могли сойти за близнецов. Грязные волосы, желтый комбинезон. Кожа пепельного цвета, как будто нам всем не хватает какого-то базового питательного вещества. Единственная разница состояла в том, что у них у всех на левых запястьях была татуировка в форме песочных часов. А у меня ее не было.

Я сконцентрировалась на их глазах. В них отражаются все особенности характера. Голубые глаза, карие, зеленые. Только стандартные цвета, так как у нас нет доступа к краскам для глаз. Моргающие, прищуренные, широко распахнутые и напуганные.

Никто не проронил ни слова. Либо я им не нравлюсь, либо это как-то связано с электронным хлыстом, стерегущим у моей спины.

Мы остановились у входа в помещение с камерами. Толстая дверь, усиленная металлом, выглядела почти непроницаемой. Справа был офис со стеклянными стенами, полный оборудования. Слева глухая комната с настоящими стенами. Может быть, это — то место, где охранники обедают или дремлют, когда не размахивают их хлыстами.

По Человеку со Шрамом нельзя было сказать, что он в настроении отвечать на вопросы. Он прижал раскрытую ладонь к сенсору на двери. Дальше он вставил в паз свой указательный палец, чтобы оттуда была взята капелька крови. Его сетчатку просканировали, и он ввел десятизначный код на цифровой клавиатуре. Тогда, только тогда, дверь открылась.

Мы заперты крепче, чем ракетный корабль, запечатанный вакуумом космоса. Никакой возможности для удачного побега.

Он завел меня в кабину лифта, и мы помчались с отменным ускорением. Я настолько отвлеклась, что едва заметила кувырок своего желудка. Через миг мы вышли на новом этаже, и все же дежавю поразило меня с такой силой, что я чуть не упала.

Я была здесь раньше. Чрезмерно яркие стены. Зеленый линолеумный пол, каждые несколько футов в плитку вмонтированы компьютерные мониторы.

Ох. Милостивая Судьба. Это коридор из моего воспоминания о будущем. Мое воспоминание сбывается?

Нет. Отсутствует разбитый керамический горшок на полу, нет едкого запаха антисептика. Не тот самый коридор. Просто похожий.

Тем не менее, здесь может быть то место, где произойдет мое воспоминание. Моя сестра может скоро оказаться здесь в кровати. Я должна разобраться. Я должна знать наверняка.

Мы повернули за угол. Рукоятка кнута подталкивала меня в спину, а рука Человека со Шрамом свободно держала меня за плечо. Я оглянулась. Он даже не смотрит на меня. Шрам на его лице подергивался; его глаза остекленели, словно ему было скучно исполнять конвойные обязанности.

Я глубоко вздохнула. Сейчас или никогда. У меня может никогда больше не появиться такого шанса.

На следующем перекрестке я вырвалась из его хватки и понеслась по боковому коридору.

— Эй! Остановись немедленно! — закричал Человек со Шрамом.

Я побежала еще быстрее. Мне не нужно убежать далеко. Мне только нужно найти дверь в комнату. Мне только нужно увидеть…

— Я сказал, остановись! — раздалось потрескивание электронного кнута, и запах дыма наполнил воздух.

Я повернула за угол. Там! Дверь…

Кнут обвился вокруг моих ног, и я грохнулась на пол. На одну ослепительную, сводящую с ума секунду молнии прошили мое тело. Каждая клеточка в моем теле взорвалась болью, оставившей меня слабой, истощенной и тяжело дышащей.

Прежде чем я смогла восстановить дыхание, ударил еще один разряд. И еще один. Полагаю, Человек со Шрамом не обрадовался тому, что я сбежала.

Но это не страшно. Моя спина изогнулась, когда меня ударила очередная молния. Боль, подобной которой я никогда не знала, распространялась по всему моему телу, заползая в каждые укромный уголок и впадинку. Ощущение от кожи было таким, словно ее порезали на ленточки. Мои вены как будто измельчили на конфетти.

Но Человек со Шрамом мог бить меня хлыстом сколько угодно. Потому что перед тем, как я упала, я получила свой ответ. Рядом с дверью, напротив которой я упала, была табличка — золотистый прямоугольник с четырьмя спиральными узорами по углам.

Номер у комнаты был другой, но это было неважно. Я знала, где будущая я убила мою сестру: в комнате с номером 522…

Где-то в этом самом крыле.