Долго шла девочка по лесной тропинке (почему-то в памяти ей эта дорога всегда казалась намного ближе) и вышла, наконец, на знакомую поляну, на которой с давних пор стоял заросший высокой травой танк, к которому с разных сторон сходилось несколько натоптанных в зарослях травы тропинок. Он и сейчас был на том же самом месте, что и когда-то. Возвышаясь башней над высокой травой, с «тяжёлой» от времени краской, он выглядел добротно и внушительно. Изловчившись, опираясь ногой на колесо-каток, Маруся залезла на нагретую солнцем броню и постучала вкрасовавшийся на лобовом листе танка люк: Бум! Бум! Бум!
– Тук-тук-тук. Есть кто дома? – спросила девочка, в надежде, что её услышат, но было глухо.
– Гав! Гав! – вдруг раздалось в ответ – танк чревовещал.
– Так-так… Ну а кто-нибудь из взрослых есть?
Бум! Бум! Бум! – девочка постучала ещё раз, и этот звук кажется эхом отозвался в недрах стальной громады. В этот момент на броне откинулся люк механика-водителя и от туда показалась голова в чёрном шлемофоне:
– Чего тебе? – недовольно и несколько грубовато спросила голова, упершись твёрдым взглядом в девочку, будто желая столкнуть её на землю.
– Чего не открываете?
– Обед у нас.
– А где командир?
– Тут. Где же ему ещё быть? Такт отсчитывает: «Раз-Два, Раз-Два.»
– Зачем?
– Чтобы синхронно ели. Все вместе. Не частили.
– Дурдом…
– Армия!
– Так что же, командир у вас голодный останется?
– Зачем голодный ? Онумный, он всё успевает. Голова! Иди уже, не мешай.
Люк башни наконец-то откинулся и из него показался командир танка:
– Ксешинский, – строго и в тоже время по отечески обратился он к механику, – Хватит болтать. Иди обедай. Там тебе оставили… не много.
Голова механика мигом исчезла, задраив за собой люк.
Командир уселся на башне поудобнее, свесив ноги в люк, внутрь танка, облизал алюминиевую ложку и сунул её за голенище сапога:
– Привет, – вполне дружелюбно обратился он к Марусе и ласково улыбнулся ей своей гагаринской улыбкой, обнажив ряд ровных белых зубов, особенно выделявшихся на его чумазом лице:
– Давненько ты не пробегала. К бабушке?
– К трём поросятам, – зачем-то и ему соврала Маруся, – Вот, пирожки им несу. Уже просроченные правда… Будете?
– Нет, спасибо. Только что пообедал, – как-то двусмысленно и несколько замысловато улыбнулся танкист. Он достал из кармана кусочек старой газеты. Хотел было сделать самокрутку-«козью ножку» и закурить, но подумав, и внимательно посмотрев на Марусю свысока, сделал из газеты бумажного журавлика и протянул его девочке:
– На, держи. Это тебе.
– Спасибо, – обрадовалась девочка такому неожиданному подарку, а ещё больше проявлению к ней такого дружелюбия и искренности,
– А вы, когда поедете?
– Так танк же сломан.
– Давно бы уже починили. Сколько здесь стоите? Сколько помню – вы всегда здесь, на этом месте.
– Да мы хотели было… Да вот, видишь, – танкист взглядом обвёл округу, предлагая девочке последовать его п
римеру и осмотреться вокруг, – Хозяйством обзавелись. Огород, куры… Куда теперь от всего этого? Разве бросишь? Своё ведь. Своим трудом вспаханное. Яблони уже вон подросли, крыжовник зреет, смородина…
– А танк травой зарос, – укорила девочка танкиста, – Гусениц не видно.
– Так это для маскировки, – танкист был невозмутим, как лобовая броня вверенного ему имущества, – Маскировка в нашем деле задача необходимая.
– А целину так руками и пахали? – с иронией в голосе спросила девочка.
– Зачем руками, – удивился танкист, – У нас лопатки есть сапёрные. Ими и перекопали. Инструмент на все случаи жизни! И вскопать, и пень выкорчевать, и дров наколоть, а при желании и побриться можно. ШансОвый инструмент. Если есть шанс использовать «сопатку», то надо его и её применять.
– Да… – протянула Маруся, – Поработали. Танком бы проще пахать было. И быстрее… Что ж, так и будете здесь стоять? Что делать-то будете?
– А мы вот что придумали. Решили так: Возьмём ипотеку и построим здесь каждый себе по избе. Каждый заведёт себе корову, жену, хозяйство там разное… будем дружить семьями. Деревня будет! Завалинку сделаем, чтоб вечерами вместе собираться. Сельсовет откроем. Пёселю отдельную конуру соорудим, чтобы под ногами не путался.
– Подтанкуниха…
– Что?
– Подтанкуниха деревню назовите – очень подходяще будет.
– А что? Может быть. Хорошо звучит. А главное – символично. Со смыслом. Мы подискутируем и рассмотрим этот вариант на утренних дебатах во время планёрки. Думаю, будет принято единогласно, раз мне понравилось.
– А зачем вам эта иго-тека? Лес же кругом. Камни. Сколько хочешь. И никого. Строй себе – не хочу. Хочешь терем, а хочешь дворец на двенадцать персон.
– Не знаю, но такой порядок.
– Ну а с танком что будет?
– Тоже думали. Может быть, в музей отдадим.
– Ага, в Садово – Приусадебный. Раздел агротехники. А ещё можно на выставку достижений. В дачный, санитарно-гигиенический. У вас же люк снизу есть? Пользуетесь?
– А как же. В танке без нижнего люка нельзя. Вдруг бой… А подобьют как…
– Да уж… – вздохнула девочка, смутившись своей не очень уместной и уж совсем неудачной шутке, – А снаряды куда?
– Так нет же никаких снарядов. Кончились.
– Как так? Вы же никуда не ездили?
– Так получилось… Скучно было. Крутили от нечего делать радиостанцию, поймали волну «Хиты восьмидесятых»… И так тоскливо стало на душе. Праздника захотелось. Фейерверка! Радости. Решили выпить по чуть- чуть тормозной жидкости. Понемножку, чтоб успокоиться. И тут началось…
– Понятно, – вздохнула девочка, – скоро совсем дикие станете, хоть и дачные.
– Да нет, – встрепенулся, вдруг оживившись, обиженный командир, – Я политинформацию каждый день провожу. Рацию слушаю – радио. Держим руку на пульсе мирового империализма. Если что, так мы это, мигом, по-стахановски.
– Памятник из танка сделайте. И поставьте вначале деревни у дороги. Если сдвинете. Памятник разгильдяйству и головотяпству. Так, сказать: «Ударим по бездорожью не дорогами, а памятником!» Чтоб другим не повадно было. Неужели никуда не тянет?
– Тянет. Купаться хочется.
– Ой, ладно, засиделась я тут с вами. Идти мне надо. Пойду. А вы тихонечко посмотрите в щёлку – нет ли за мной хвоста? Если кто спросит – вы меня не видели. Все поняли?
– Гав! Гав! – отозвалось из танка.
– У… предатель, – почему-то обозвала Маруся засевшего в танке пса, видимо, потому, что тот не вылез из своего убежища и не поздоровался с ней, радостно виляя хвостом и не лизнув при это своим тёплым языком её лицо или протянутую к нему ладонь. Она спрыгнула с толстой брони на лёгкую землю, показавшуюся ей прохладной, после разогретого солнцем металла и помахав на прощание танкисту рукой, направилась дальше, увлекая за собой тяжёлую корзину в одной руке и легкого, невесомого бумажного журавлика в другой, подняв его вверх над головой так, будто он сам летит по небу над горизонтом. У себя за спиной она услышала, как в недрах танка просвистела коряво настройка радиостанции, и над поляной зазвучал, наполняя сердце одновременно и грустью, и радостью, и печалью пасодобль «Рио-Рита». Девочка ушла не оборачиваясь.