За дальним лесом

«Случайная встреча»

Девочка шла тропинкой через лес и полянки, с удовольствием прислушиваясь к пению птиц: птицы поют – это хорошо, значит их никто не потревожил и можно быть спокойной и не настораживаться – никого опасного поблизости нет.

Бабочки порхали задумчиво с цветка на цветок, видимо соображая и пытаясь понять – откуда пчёлы берут этот самый свой мёд? Гусеницы беззаботно и безжалостно жевали горькую листву, наслаждаясь жизнью и бездельем, а муравьи натужно таскали свои веточки-брёвна в кучу, видимо не желая завязываться с ипотекой, строили свой муравейник сами, на своё усмотрение, медленно поторапливаясь.

Как ни старалась Маруся бесшумно ступать по тропинке, передвигаясь по лесу, а в какой-то момент, проходя мимо малинника, она всё же случайно наступила на сухой сучок и под ногами у неё звонко треснуло и хрустнуло, возвещая округу о её присутствии. Напуганные птицы сразу перестали петь. Было слышно, как где-то недалеко что-то свалилось с дерева. Падая, оно прошелестело листьями кроны, глухо угукнуло на всю округу, затем, видимо взлетая, ударилось об ствол дерева и упало на землю.

– Наверно филин… – подумала девочка. А в кустах малины в этот момент что-то ойкнуло. (По правилам фольклора, выходя из дома, надо обязательно кото-то встретить – иначе сюжета не будет. И в традиции русских народных сказок первое, что приходит на ум – это волк или заяц. Так давайте и мы уже кого-нибудь встретим, пора)

– Кто там? – резко и скорее машинально произнесла девочка, несколько растерявшись и обращаясь ни к кому. В ответ она услышала молчание. А её рука в это время уже незаметно шарила по дну корзины, пытаясь нащупать там холодный и уверенный металл старенького «Парабеллума», но под руку подвернулись заботливоуложенные на дно корзины мамой гранаты, прикрытые тряпкой. И уже более осознанно, обретя уверенность и обращаясь к кустам малины, Маруся твёрдо и самоотверженнопроизнесла:

– Кто там?

– Никого, – услышала она вдруг в ответ, – Я всё посмотрел.

– А ты кто? Выходи! Ты то есть.

– Я есть. А больше никого.– отозвалось неведомое кто-то.

– Выходи.

– Зачем?

– Не знаю, – всё так же твёрдо произнесла Маруся, – Всё равно выходи. А то я сейчас гранату кину.

– Не надо, – отозвалось с видимым волнением из кустов, – нас могут услышать.

– Кто? – задала вполне резонный вопрос девочка.

– Нехорошие люди, – услышала она очень уклончивый и неопределённо – ускользающий ответ.

– А ты кто? Говори! – решительно настаивала на своём Маруся.

– Я зайчик.

– А что ты там делаешь?

– Сижу. Сижу в кустах…

– Выходи.

– Боюсь?

– Чего?

– Боюсь тебя напугать.

– Чем же ты можешь меня напугать? Если ты зайчик, – с некоторым любопытством и недоумением удивилась девочка, уже недовольная такой глупой задержкой в пути, на которую может и не стоило тратить время:

– Давай уже, выходи, – теряя терпение повторила Маруся своё требование, – Я хочу на тебя посмотреть, – и на всякий случай тихонько передёрнула затвор старенького «Парабеллума», который ей наконец-то удалось нащупать на дне корзины и положила его обратно, не желая раньше времени хоть как-то выдать себя и скомпрометировать не известно перед кем:

– Выходи уже, а то и правда гранату брошу. И тогда в кустах будет много маленьких зайчиков.

– Хорошо, хорошо… – заволновалось в кустах, – Уже иду. Только не пугайся.

И… из кустов вышел серый, серый– присерый, самый настоящий, нечёсаный лесной волк средней полосы:

– Здрасти.

Рука девочки потянулась на дно корзины:

– А говорил что зайчик…– разочарованно протянула девочка.

– Зайчик. Внутри у меня зайчик. Это я только с виду серый волк. А в душе зайчик. Такой белый и пушистый, как нежный цветок лотоса, омытый тёплой утренней росой, согретой первыми лучами восходящего солнца над вершинами пушистых, ласкающих небо пальм у подножия храма истинной нежности во имя всеобщей любви и благоденствия.Так что я тебя не обманул.

– Может быть… – протяжно и задумчиво произнесла девочка, решая, что же ей дальше делать, а её рука между тем уже сжимала в корзинке прохладную, спасительную рукоять пистолета, – Эк тебя фейшукнуло-то в кустах. Надо звонить «ноль-три»: тут санитару леса самому санитары требуются.

– Бесполезно, – вполне уверенно и беззаботно выпалил волк, – Не успеют. Долго ехать будут. Я уже убегу. Думаешь, они за мной по всему лесу гоняться будут? Как бы ни так.У них вызовов на неделю вперёд. А чтобы меня поймать, месяц потребуется! Никак не меньше. Так что, останусь нежным, пушистым зайчиком во веки веков: Прыг – скок.

– А…

– А куда ты идёшь? – прервал её волк на полуслове, перехватывая в полёте инициативу, желая отвести дальнейший разговор от собственной персоны.

– Я иду проведать трёх поросят, – не моргнув глазом обманула волка Маруся, проявив партизанскую смекалку не желая выдавать незнакомцу истинной цели своего путешествия, – Вот, мама дала просроченных пирожков, хочу их угостить, – девочке не хотелось, чтобы у волка возникло желание проверить содержимое её корзинки и она обманула ещё раз.

– А гранаты у тебя есть? – неожиданно спросил почему-то волк.

Девочка сурово промолчала, не зная, что ответить и для чего волк задал этот наводящий вопрос, о чём он хотел спросить и о чём узнать, задавая его.

– Ну, иди, иди, – стал спроваживать её волк, не дожидаясь ответа и не желая дальше испытывать судьбу: Привет бабушке! То есть… поросятам конечно. Чего это я в самом деле? Пока.

– И что? – насторожилась и растерялась Маруся, – Ты не станешь меня догонять и есть? И отбирать мои пирожки, как в сказках?

– А зачем? – нарочито небрежно отреагировал волк, – Я же зайчик. Белый и пушистый.

– Ну, пока… – девочка проявляла ещё некоторую неуверенность и недоверие к этакому первому встречному.

– Пока-пока. Иди уже. У меня тут дело в кустах образовалось.

– До свидания, – Маруся сделала книксен на прощание, стараясь показать себя незнакомцу хорошей, воспитанной девочкой, ни к чему такому не причастной и ни в чём таком не замеченной и не заподозренной. Просто гуляет с пирожками, только-то и всего. Она развернулась и пошла, как ни в чём не бывало, дальше по тропинке, всё ещё внимательно прислушиваясь к звукам позади себя, а вернее – к их отсутствию, и посматривая – нет ли за ней этого пресловутого хвоста.

– Постой, – вдруг окрикнул её волк, – А можно мне с тобой? А то мне тут скучно в засаде сидеть, хочется прогуляться.

– А у тебя хвост есть? – спросила Маруся, обернувшись и внимательно всматриваясь в глаза волка.

– Да, – волк повернулся в пол оборота, чтобы девочка могла увидеть и хорошенько рассмотреть его замечательный, как он всегда считал, необыкновенно красивый серый хвост.

– Нет, – вдруг, как холодным душем окатила волка девочка, выпалив резко столь не приятный для него ответ, – За мной с хвостом нельзя – мне мама не разрешает. Всегда говорит: «Смотри только – хвоста с собой не приведи».

– Не, ну не могу же я с хвостом расстаться и избавиться от него так вот просто – запросто. Своё ведь, родное. Всю жизнь со мной. Куда я – туда и он.

– Тогда уводи его в другую сторону от меня. И получше запутывай следы – тогда хвост сам по себе отвалиться от тебя и потеряется. Все так говорят. Всего хорошего! – и Маруся зашагала дальше.

– Странная девочка, – подумал волк, оставаясь стоять на месте в некотором недоумении, почёсывая затылок и мало что понимая, – И чем это ей мой хвост не понравился? Чем не угодил?И зачем он должен отвалиться? К чему? И как это можно хвост привести? Хвост можно только принести, с собой и на себе. Странная девочка. А был бы лисий хвост, наверняка бы забрала меня с собой, да ещё бы и держалась за него всю дорогу. Да ну её. Одно расстройство желудка и никакого аппетита,– и обречённо вздохнув, волк снова удалился в кусты, доделывать свои, неизвестно какие, дела.

– Странный он какой-то, – в свою очередь думала девочка, – Этот повёрнутый заяц. И кто его так повернул?

Отойдя подальше, Маруся спряталась за дерево и так и стояла некоторое время, украдкой выглядывая из-за чёрного ствола назад, в ту сторону, откуда только что пришла, и только убедившись, что за ней никто не идёт следом, уже совершенно беззаботно пошагала дальше. Марусе было и невдомёк, что хвост тоже мог спрятаться за другим деревом и украдкой, незримо подглядывать за ней.

Она шла, радуясь пению птиц, тёплому яркому летнему солнышку, приветливо улыбающемуся ей сверху, зелёной листве, цветам, растущим вдоль тропинки и вообще всему-всему хорошему, что есть на свете. Иногда она наклонялась и приседала, чтобы сорвать с низких «кустиков» встречающиеся на пути ягодки земляники и с большим удовольствием отправляла их себе в рот :

– Как в мультике: «Одну ягодку беру, на другую смотрю, третью подмечаю…» И, вообще, в глазах уже мерещится!

Ей надоело наклоняться за ягодами, и она запела не так давно придуманную ею песенку:

– Я Колобок, Колобок, на боку – «Первый сорт»! Я от бабушки убёг, и от дедушки утёк. И от Лешего ушёл. От лесничего ушёл. От птеродактиля сбежал, и от три-це-ра-то-пса тоже… Фу-у… – девочка перевела дух, – ну и слово… так просто и не споёшь. Вот япеснюто придумала. А по-другому никак – из песни слово не выкинешь! Придётся петь как есть.

В этот момент она увидела прибитую к сосне табличку. На сером от времени, неровном куске фанеры красной краской было начертано: «Поляна N 7».