Ни тень, ни запах, ни шорох не должны были донестись до стрелка.
Генерал замер. И стрелок замер. Это так и должно быть, подумал Седов.
Это мы раскачиваем коромысло мира, подумал он. Добро и зло раздельно не существуют, не могут существовать. Он задумался об этом много лет назад в жаркой пустыне под крошечным среднеазиатским поселком. Утечка обогащенного урана. Он тогда работал над этим. Утечка обогащенного урана, в котором катастрофически нуждалась одна из ближневосточных стран, строящая свои собственные стратегические планы. О нелегально вывозимом из России сырье знали только два чиновника – из тех самых крупных, что никогда ни в чем не замешаны. Если бы вывезти сырье не удалось, кто-то умер бы, но, конечно, не указанные чиновники; они, дававшие устное разрешение на вывоз, остались бы, как всегда, неуязвимыми.
Полковник Седов (тогда еще полковник) не задумывался над тем, надо ли позволять вывозить стратегическое сырье за пределы страны. У него был приказ: скрытно подойти к поселку и дождаться выстрелов. Ему не объясняли, кто будет стрелять и в кого будут стрелять. Ему четко и ясно приказали скрытно подойти к поселку и задержать бронетранспортеры до той минуты, когда смолкнет последний выстрел. В поселке среди специалистов находилась жена полковника, но считалось, что гражданские специалисты не пострадают. Ну конечно, там снимут охрану, с этим ничего не поделаешь. Но гражданские специалисты не пострадают ни в коем случае. Полковник тоже был уверен в этом. В итоге он потерял жену, но не дал коромыслу мира качнуться слишком сильно: обогащенный уран остался в стране, а заказчики были сбиты с толку. Миллиарды долларов для России не пропали, они работали, да и тайные переговоры продолжались. А резню в далеком поселке одна сторона объяснила разборками в криминальном мире, другая – заказчики – вынуждена была принять такое объяснение. Конечно, полковник догадывался о некоей третьей силе: чужие вертолеты (без опознавательных знаков) были засечены еще на подходе к поселку.
Но мир нуждается в энергии. Это объясняет все.
Задача перед Седовым была поставлена простая: войти в поселок, когда перестрелка окончательно стихнет, и добить всех, кто остался жив. Имелись в виду бойцы нападавшей стороны. У полковника было двадцать два человека. Он считал, что этого ему хватит. Раскаленные бронетранспортеры пофыркивали, дымясь в сизом зное, и когда люди Седова вошли наконец в поселок, выяснилось, что добивать там некого. Считалось, что убиты будут только те, кто имел отношение к охране поселка, но, к сожалению, убили всех. Вообще всех.
Полковник осмотрел каждый труп. Он делал это тщательно. Он видел знакомые лица. Например, Седов узнал технолога, которого знал еще по встречам в Москве. Но его жены среди мертвых не оказалось. Даже изуродованную, он узнал бы ее по желтому браслету-змейке, подаренному незадолго до событий. Значит, она жива. Раз ее нет среди мертвых, значит, она жива. Может, она и сейчас жива, подумал генерал, молча изучая женскую руку, погладившую ствол винтовки.
Браслет в виде змейки.
«О, Чомон-гул! О!»
Когда полковнику (там, в пустыне) доложили, что под стеной пустой автобазы все-таки лежит живой человек, он не удивился. Да, действительно. Рыжий, коротко стриженный. Оружия никакого, форма одежды гражданская, то есть потная окровавленная футболка и шорты.
«Ты кто?»
Человек ответил.
С трудом, но ответил.
Чужая речь прозвучала странно.
«Ты кто?» – терпеливо повторил полковник.
Рыжий ответил более внятно. Он отвечал на идиш.
Он даже приподнялся на локте. Из-за барханов в этот момент на малой высоте появился вертолет без опознавательных знаков. При посадке он поднял тучу оранжевой пыли. Лопасти с грохотом вертелись. Полковник знал, что вертолет вернулся за умирающим. Но еще полковник знал, что возращение вертолета отнимало у него последнюю возможность увидеть жену. Если ее нет среди мертвых, значит, она там – у чужих вертолетчиков. И возможно, не против ее воли.
Энергии, энергии, энергии! Сколько энергии ни вырабатывай, ее все равно не хватает. Глаза умирающего тускнели. Но медики иногда справляются со сложнейшими ситуациями, они ведь спасают не душу, а тело. Бывало, что и не таких вытаскивали из клинической смерти. Два утомленных потных человека с «узи» под мышками выскочили из вертолета. Наверное, на умирающем был маячок, в запарке этого парня просто прошляпили. Спрыгнувшие на песок ребята не демонстрировали никаких агрессивных намерений (видимо, знали о приказах, отданных полковнику). Не поднимал оружия и полковник. Просто стоял с пистолетом в руке. Спрашивать было не о чем, ему бы все равно не ответили. Крупнокалиберные пулеметы бронетранспортеров развернулись в сторону вертолета, но и это была не угроза, просто каждый страховал себя по-своему. Все шло, как должно было идти, но полковник чувствовал, что начинает проигрывать. Он чувствовал, что эти двое с «узи» под мышками будут всю жизнь презирать его, когда заберут раненого. Жена полковника была с ними. А теперь они заберут своего человека, возможно, он расскажет ей, что видел ее мужа растерянным. Весы колебались. Их равновесие было резко нарушено. Полковник Седов стремительно проигрывал. Он знал, что жену уже не увидит. Если это было ее решение, значит, будущего у них не было. Ни общего, никакого другого. Поэтому, когда парни приблизились, он сделал два контрольных выстрела в голову раненого. Разумеется, это не вернуло ему жену, зато вернуло уважение команды. Парни с вертолета остановились, один по-русски сказал: «Мы вернулись за ним». И указал на мертвого.
Полковник ответил: «Забирайте».
И они улетели. И он временно выиграл ту войну.
А сейчас опять проигрывал, потому что снайперскую винтовку держала его дочь.