Ярый Рай (СИ)

Глава 3 Добро пожаловать

Доктор довел девушку до дивана, сел с ней рядом, жестом пригласил отца присесть в кресло напротив. Монстр молча встал позади, и его тень полностью накрыла собой Лизу. Она боялась обернуться, но, по скрипу кожаной набивки за головой догадалась, что он положил руки на спинку дивана, чуть выше уровня ее плеч. Ощущать его близость было очень неприятно.

Отец сузил глаза.

— Мы провели осмотр. Девственная плева нарушена, — сухо и официально сказал доктор. — Я выпишу заключение, если пожелаете.

— Выписывайте, — не менее сухо ответил отец. И, хотя внешне он оставался спокойным, Лиза видела, с каким трудом ему удается удерживать себя в руках. Пальцами мужчина постукивал по подлокотнику, выбивая однообразный ритм — верный признак того, что он находится на грани.

— Это еще не все, — доктор раскрыл чемоданчик, достал оттуда пожелтевшие бланки, карандаш, и что-то записал каллиграфическим почерком. — Девушка беременна. Это тоже указывать?

— Что вы сказали? — не сразу, медленно и по слогам переспросил отец.

— Срок четыре месяца.

На этих словах Лиза с шумом втянула ноздрями воздух, потому что с начала разговора от невыносимого внутреннего напряжения она перестала даже дышать; то, что происходило перед глазами, меньше всего походило на помощь. Ее топили, подставляли самым бесчестным образом, и от услышанной новости отец перестал контролировать себя. Он вскочил с кресла, одной рукой схватил девушку за шиворот и выдернул в положение «прямо», другой пошарил по пояснице, выискивая шнурки от корсета — нашел, грубо дернул узел вниз, отчего тот развязался.

— А-ах, — сморщилась Лиза, потому что передавленные ребра болезненно расправились, органы вернулись в обычное положение, и теперь через платье отчетливо просматривался маленький, но живот, развеивающий последние сомнения отца.

— Ах ты… ах ты… сучка!!! — взревел он страшным голосом и замахнулся на Лизу — она вскрикнула, зажмурилась, но тут рука Ярого метнулась вперед из-за ее спины и перехватила сжатый кулак отца.

— В моем присутствии попрошу воздержаться от применения насилия, — голосом, не терпящим возражений, сказал доктор. — Сядьте.

Отец перевел взгляд, полный ненависти, с дочери на монстра; мужчина передернулся от отвращения, прикинул габариты противника, раздосадованно проскрипел зубами, выпустил Лизу, разжал кулак и нехотя вернулся на место. Ярый занял исходное положение, сложив руки на груди. Девушка так и осталась стоять.

— Я понимаю, что ситуация для вас непростая, — как ни в чем не бывало, продолжил говорить доктор. С прежней спокойной и деловитой интонацией.

— Непростая? Это вы называете непростой ситуацией? — усмехнулся отец, выбивая ритм на подлокотнике, темп которого значительно ускорился. — Вам пора уходить. Сколько я должен? — спросил он, не сводя с Лизы ледяного взгляда. И она понимала, что, как только доктор и монстр шагнут за порог, ее очень быстро не станет.

— Погодите, не торопитесь. У меня есть к вам деловое предложение, — доктор, и не подумав никуда уходить, доверительно склонился к отцу. — Видите ли, моему другу, — указал на Ярого, — Нужна жена.

— Нет, — тихо выдохнула Лиза.

— И он согласен взять вашу дочь в жены, не взирая на, кхм, известные нам нюансы.

— Нет. Нет-нет-нет, вы не можете, — добавила Лиза громче. И, как бы она ни силилась не смотреть на Ярого, глаза как намагниченные приковались к нему. Ее замутило от одной только мысли, что вот это нечто, застывшее, как изваяние, с безучастным каменным лицом, что это существо, обладающее сокрушительной силой — с какой легкостью оно перехватило кулак отца! — что оно, обезображенное неведомой болезнью, огромное, выше и массивнее всех существующих людей, существо, похожее на восставшего из могилы мертвеца, который ожил не полностью — что оно может стать ее мужем. Трогать ее. Лапать. Прикасаться, везде. Она только на мгновение представила, как это все будет происходить, и кровь в жилах стыть стала.

Но в то же время девушка прекрасно понимала, что теперь, когда отец узнал всю подноготную, оставаться с ним наедине нельзя. Дом отныне — смертельно опасное место. Факт не-девственности он еще смог бы спустить с рук, но беременность вне брака — никогда. И, по сути, жизнь Лизы зависела от того, смогут ли два совершенно посторонних человека выудить ее из одного капкана, чтобы отправить в другой; и какой из них окажется хуже — она не знала.

— Вам не придется, кхм, пачкать руки. Вы избавитесь от дочери, Ярый заполучит жену. И мы клятвенно обязуемся информацию, которая, как мы все знаем, наложит темное пятно на вашу безупречную репутацию, не распространять, — закончил доктор речь и откинулся на спинку дивана.

Лизе сделалось дурно, и она со стоном опустилась в свободное кресло.

Отец барабанил пальцами уже по двум подлокотникам.

Ярый молча стоял.

Доктор перекатывал карандаш между пальцами.

Отец задумчиво посмотрел на дочь. Опустил взгляд ниже, на живот. Поднял глаза, посмотрел на монстра. После — опять на дочь. На ее бледное лицо. На трясущийся подбородок. На слезы, застывшие в глазах. На багровую щеку.

Он долго думал. Иногда морщился, иногда пальцы его замирали и размеренное постукивание прекращалось — тогда слышно было только прерывистое дыхание Лизы. Напряжение в холле нарастало. Доктор иногда промокал капли пота на лбу салфеткой и поглядывал на наручные часы; Лизе становилось то душно, то вдруг на нее нападал озноб; один Ярый все так же спокойно стоял и не менял положение тела.

Наконец рот отца медленно растянулся в широкой улыбке, обнажая безупречно ровные зубы.

— Я согласен, — ответил он.

Доктор выдохнул. Внутри Лизы все перевернулось, сиюминутное облегчение сменилось паническим ужасом, и она переметнула испуганный взгляд на Ярого — а тот ни капли не изменился в лице, словно происходящее ни капли его не волновало.

— Приданного не будет. Свадьбы, конечно же, не будет. Никто и ничего не должен знать. Мы сейчас же подпишем все бумаги и вы заберете ее, — добавил отец.

— Разумеется. Остался последний, очень важный, нюанс. Согласие невесты. Лиза, — обратился доктор к девушке. — Вы согласны стать женой моего друга?

— А вы оставили мне выбор? — с нескрываемой злобой спросила она. — Да. Согласна.

Формальности заняли не более пятнадцати минут. С тяжелым сердцем Лиза подписала брачный договор, доктор Грэгор выступил в качестве свидетеля, отец подтвердил действительность документа широкой, размашистой подписью. Девушке странно было смотреть, как монстр красивым почерком заполняет все необходимые графы пером, которое в его больших руках смотрелось крохотной зубочисткой. Заполнял, не глядя. Не опуская головы на документы, не изменившись в лице, оставаясь таким же безучастным. Спина прямая, волосы шелковыми нитями свисали вниз, путались в спинке стула, часть прядей петлями легла на стол; сам неподвижный, как изваяние, и только кисть и пальцы двигались быстро-быстро. Но глаза его смотрели не на то, что руки пишут, а вперед, в пустоту. И это было довольно жуткое зрелище.

Лизе почему-то казалось, что Ярый не умеет писать. Он не был похож на грамотного человека, он вообще на человека мало походил. Но он умел. Она как завороженная смотрела на перо, из-под которого с тихим скрипом на бумаге вырисовывались каллиграфические буквы и складывались в слова, а слова — в связные предложения. Но вот поставлена последняя точка. Отец поднялся со стула и выпроводил троицу наружу, сухо попрощался с Грэгором и скрылся в доме. Дочь не удостоилась и мимолетного взгляда отца. Карета поджидала у ворот дома, в котором девушка родилась и выросла, но который так и не стал для нее родным.

Она ничего не чувствовала, усаживаясь на жесткое сиденье. Вспомнила свое состояние на похоронах матери. Тогда Лиза тоже не понимала, что жизнь никогда не станет прежней, что все изменится. Усталость только давила на плечи, да в душе поселилась гнетущая тоска. Девушка бездумно уставилась на Ярого, расположившегося напротив, и не могла поверить, что отныне он — ее супруг. Не такого будущего она себе желала.

«Я буду сопротивляться…» — от неприятного зрелища девушку в очередной раз передернуло. А ведь он будет ее трогать, прикасаться. Она — его законная игрушка, жена, и он имеет полное право делать с ней все, что в голову взбредет.

Тошнота подкатила к горлу.

— Все будет хорошо. Не бойтесь, — заговорил доктор. — Мне жаль, что вам пришлось пережить все это. Мне жаль, что нам пришлось прибегнуть к не вполне честным методам, чтобы вызволить вас оттуда.

— Вы издеваетесь? Вы воспользовались моим положением, вы вынудили меня пойти на это, вы… вы… вы чудовище, доктор.

— Лиза, мне действительно, очень жаль. Но это был единственный беспроигрышный вариант. Не сердитесь на нас. Мы все объясним, и вы поймете, что все не так плохо, как вам кажется.

— Мне не нужны ваши сочувствия.

Девушка отвернулась к окну и прислонилась лбом к стеклу, всем видом давая понять, что поддерживать разговор не намерена, и доктор больше к ней не приставал. В окне она видела свое полупрозрачное отражение, глаза, потухшие, щеку, на которой вырисовывались отпечатки пальцев отца. Ее приданное. И на миг девушке показалось, что она что-то упустила. Нечто важное, маленькую деталь, странную, неправильную. Лиза всмотрелась в щеку. Обычная щека, опухшая, побагровевшая. Прикоснулась к ней, прощупала пальцами. И поняла.

Щека болела. Она пылала, пока доктор не приложил к ней компресс, который девушка потеряла почти сразу. И боль пропала, полностью, совсем. Или дело не в Грэгоре? Ярый тоже подходил к Лизе в комнате, тянул к ней руку. Как раз к лицу. А что, если?..

Девушка украдкой посмотрела на отражение Ярого в стекле. Нет. Не может быть. Он не мог сделать так, чтобы боль исчезла, так не может никто. Все дело в компрессе. Или же все дело в том, что девушка медленно сходит сходит с ума, потому что после всего пережитого немудрено не потерять рассудок.

А за окном город закончился, и мимо пролетали скучные пейзажи. Поля, луга. Постепенно стали появляться деревья, вскоре карета свернула с центральной дороги и помчалась прямиком к лесу. Лиза никогда не выбиралась так далеко от дома.

Карета остановилась у ворот. Обычных, деревянных. Доктор распахнул дверцу, выпрыгнул первым и галантно протянул Лизе ладонь. Она проигнорировала ее и вышла сама, посторонилась, пропуская Ярого, осмотрелась. Ни соседей, ни единой живой души поблизости. Не от кого ждать помощи, кричи, не кричи — никто не услышит.

Идеальная тюрьма.

— Добро пожаловать, — доктор толкнул ворота и широким жестом пригласил Лизу войти.

С замирающим сердцем девушка перешла символическую границу, отделяющую ее темницу от остального мира. Заморгала быстро-быстро, ожидая чего-то плохого, жуткого, старого и ветхого. И… ничего страшного не увидела. Наоборот. Совершенно непроизвольно глаза ее округлились от восхищения, потому что более красивого места, чем это, она не видела.

Лиза очутилась в саду. В прекраснейшем саду! Цветы росли везде, вдоль стен дома, стелились по забору, собирались в разномастные клумбы, и только на выложенной плоскими камнями дорожке, ведущей к дому, их не было. Сочные розы покачивались на ветру, синеглазые фиалки подмигивали из травы, над пышными хризантемами порхали бабочки. Цветы, цветы, везде цветы, яркие, и белые, и красные, и желтые, и многие другие. С непривычки от буйства красок и цветных пятен перед глазами зарябило, а воздух, пресыщенный сладким ароматом, вскружил голову. И на фоне окружающей красоты самый обычный бревенчатый дом показался девушке почти дворцом. Залитым солнцем дворцом в два этажа, с потемневшей черепицей на крыше, с добротным деревянным крыльцом, с флюгером на козырьке.

Позади дома виднелись ровные ряды грядок с насаждениями и несколько плодовых деревьев. Участок уходил вдаль и постепенно сливался с лесом, из которого доносилось пение птиц, блеяние козы и стрекот насекомых. И вся картина в целом производила очень жизнерадостное впечатление — пока в сад не вышел Ярый. Здесь, среди цветов, он смотрелся особенно неуместно и чужеродно, и его обезображенный вид быстро вернул девушку в реальность.

— Прошу нас извинить, живем мы скромно, — сказал Грэгор. — Идемте, покажу вам дом.

Девушка нехотя двинулась следом за ним по дорожке, но почти сразу остановилась. Дверь на крыльце отворилась, и в сад вышел еще один человек, а Лизе и в голову не приходило, что в доме живет кто-то еще.

Она замерла на месте, подняла глаза и обомлела.