Ярость

1

— Ну, что скажешь? — спросила Джиа.

— Да вот... — Джек посмотрел по сторонам, собираясь с мыслями и не зная, что сказать.

Они с Джиа и Вики только что вышли из музея Метрополитен и сейчас стояли наверху высокой гранитной лестницы. Когда они сюда пришли, солнце уже садилось, и сейчас было совсем темно. В небе висел узкий серпик месяца, похожий на светящийся обрезок ногтя. На ступеньках сидели и стояли люди — поодиночке, парами и целыми компаниями. Они курили, ели, обнимались и просто праздно проводили время. Справа и слева в прямоугольных фонтанах плескалась вода.

Внизу, позади людской толпы, заполнившей тротуары, по Пятой авеню медленно ползли машины, хотя часы пик давно прошли. Вечерний ветерок разносил выхлопные газы и трепал огромное темно-синее полотнище, возвещавшее о выставке картин Сезанна.

Джек оценивающе смотрел на окружающих, сравнивая свою экипировку с тем, как были одеты другие посетители музея. Сегодня он приоделся — голубая оксфордская рубашка, рыжеватые брюки, мягкие коричневые полуботинки — и был рад, что не отличается от остальных. Его темные волосы были острижены несколько короче, чем ему хотелось бы, но то была дань моде. Сейчас его можно было принять за учителя или бухгалтера, вышедшего погулять с женой и дочерью. Ничего привлекающего взгляд. И это отлично.

Джек заметил, что Вики тоже оглядывает толпу, но ее внимание сосредоточилось на тротуаре. По случаю похода в музей она сменила привычные косички на длинный конский хвост. Джек легко мог догадаться, какие мысли бродят в ее восьмилетней голове. «А где же мороженое? Где соленые крендели?» Эта девчушка весом не больше шестидесяти фунтов аппетитом могла поспорить с шофером-дальнобойщиком.

Он повернулся к Джиа — ее голубые глаза внимательно следили за ним, на губах играла чуть заметная улыбка. Ветер шевелил короткие светлые волосы. В обтягивающей голубой кофточке и черных брюках она выглядела потрясающе.

— Ну так как? — опять спросила она.

Джек почесал голову.

— Честно говоря, как-то непонятно все это.

— Что непонятно?

— Да этот Сезанн. Почему он такой знаменитый? И почему ему закатили целую выставку в Метрополитен?

— Потому что он считается отцом современного искусства.

Джек пожал плечами:

— Да, так написано в каталоге. Все это, конечно, замечательно, но некоторые картины кажутся какими-то недописанными.

— Они такие и есть, дурачок. Он не закончил несколько своих полотен, потому что они у него не получились.

— Ну, законченные они или нет, все равно ничего особенного я в них не вижу. Как там принято выражаться? Они мне ничего не говорят.

Джиа широко раскрыла глаза.

— О господи! За что мне это наказание?

Джек обнял ее за плечи, прижал к себе и поцеловал светлую прядь.

— Эй, детка, не стоит так дуться из-за того, что мне не нравится этот парень. Ведь Моне мне понравился, верно?

Он до сих пор помнил солнечный свет на его картинах, такой яркий, что казалось, от холста исходит тепло.

— Моне легко любить.

— Ты хочешь сказать, что хорошие картины — это те, которые любить нелегко?

— Вовсе нет, но...

— Мама, смотри, смотри! — закричала Вики, указывая в сторону Пятой авеню. — Эти дядьки сейчас под машину попадут.

Джек обернулся и увидел двоих мужчин средних лет, в пиджаках и галстуках, которые уверенно шли по проезжей части, рискуя попасть под колеса. Нет, их было больше — десяток или даже два: хорошо одетые мужчины лет сорока, с наглыми повадками.

Отчаянно засигналила машина. Один из мужчин сделал неприличный жест и пнул автомобиль ногой, оставив на крыле вмятину. Когда возмущенный водитель выскочил из машины, на него с кулаками набросились еще двое из этой банды. Водитель нырнул обратно и запер дверь. Хулиганы победно хлопнули друг друга по рукам и продолжили свой путь к музею.

Дойдя до тротуара, один из них схватил крендель с лотка разносчика. Тот побежал за вором, но его сбили с ног трое головорезов. От души попинав его ногами, они, смеясь, пошли дальше.

— Джек! Что происходит?

В голосе Джиа звучала тревога.

— Пока не понял, — отозвался Джек.

Все это ему совсем не нравилось. Если эти ребята изображают из себя великовозрастных «Джипси кингс», впавших в буйство после хорошей порции виски, то они явно переигрывают. За себя он был спокоен, но ведь рядом были Джиа и Вики.

— Кто бы это ни был, стоит держаться подальше.

Один из возмутителей спокойствия указал на вход в музей и что-то прокричал своим приятелям. Джек не разобрал, что он сказал, но компания, видимо, приняла это с энтузиазмом и стала быстро перемещаться вверх по лестнице.

— Давай-ка отойдем в сторонку, — предложил Джек, уводя Джиа и Вики от центрального входа поближе к боковым колоннам. — Как только они войдут, сразу уйдем отсюда.

Но разодетые дебоширы легко отклонялись от курса. Вместо того чтобы потянуться в музей, они стали задирать людей на лестнице. Возникли потасовки. Спустя несколько минут на мирных ступенях музея Метрополитен началась всеобщая свалка.

— Ой, Джек! — воскликнула Джиа, указывая вниз. — Ей надо помочь.

Посмотрев туда, Джек увидел пузатого мужчину в синем пиджаке с золотым гербом на нагрудном кармане. Он приставал к молодой женщине, курившей на одной из площадок. Она пыталась его оттолкнуть, но он все настойчивей протягивал к ней руки.

Джек посмотрел вокруг.

— Мне бы не хотелось оставлять вас одних.

— Просто отгони его, пока он чего-нибудь не натворил, — попросила Джиа. — Ты же справишься с ним за минуту.

— Ладно, — согласился Джек, устремляясь вниз. — А ты покажи моей маленькой подружке что-нибудь интересное, ну, фонтаны, к примеру, пока я там разберусь.

Поскольку Джек не собирался церемониться с мистером Толстое Пузо, если тот будет плохо себя вести, ему бы не хотелось, чтобы Вики наблюдала эту сцену.

Пока Джек сбегал по ступенькам, стройная брюнетка успела вскочить на ноги и пыталась дать отпор громиле, имевшему весовое преимущество никак не меньше сотни фунтов. Дорогая одежда, стильная стрижка и блестящие ухоженные ногти как-то не вязались с диким вожделением, горевшим в его глазах.

Джек был уже в трех метрах от них, когда женщина закричала:

— Я же сказала, убирайся!

— Ну-ну, киска, — процедил мужчина сквозь зубы, прижав ее к себе. — Кончай ломаться.

— Ах так?

Она ткнула зажженной сигаретой ему в глаз. Он отшатнулся и дернул головой. Глаз был спасен, но горящий конец сигареты угодил ему в толстую щеку. Он вскрикнул от боли и схватился руками за лицо. В этот момент женщина двинула ему в пах ногой. Лицо у парня побелело, как рыбье брюхо, и он грохнулся на колени, держась за низ живота. Последовал удар каблуком в грудь, и огромное тело повалилось на бок и скатилось по ступенькам.

Женщина решительно повернулась к Джеку:

— Ты что, тоже хочешь получить?

Джек остановился и вытянул руки, раскрыв ладони.

— Спокойно, леди. Я только хотел вам помочь, — кивнул он в сторону поверженного агрессора, который стонал на ступенях, держась за пострадавшее место. — Но у вас, я вижу, все под контролем.

Женщина слабо улыбнулась.

— Спасибо за благое намерение, — сказала она, окидывая взглядом поле битвы. — Что нашло на этих уродов?

— А черт их знает. Но вы лучше...

— Джек!

Отчаянный крик Джиа заставил его оглянуться, и через мгновение он уже несся наверх, перескакивая через две ступеньки, — она отбивалась от двух джентльменов средних лет.

— Эй! — заорал он, чувствуя, как внутри его вспыхивает огонь.

Вики вцепилась в ногу одному из нападавших и закричала:

— Не тронь мою маму!

Мужчина, круглым лицом и вздернутым носом напоминавший поросенка, повернулся и оттолкнул девочку.

— Отстань, малявка!

— Нет! — вскрикнула Вики и ударила его в челюсть.

Лицо мужчины исказилось от ярости, он схватил Вики и оторвал от земли.

— Ах ты, маленькая сучка!

Когда Джек увидел, что мужчина тащит Вики к краю площадки, его охватила паника. Он сменил направление и прибавил ходу.

— Я тебе покажу, как драться! — заорал Поросенок, приближаясь к краю площадки и все выше поднимая девочку.

Увидев ступеньки, круто уходящие вниз, Вики испуганно взвизгнула. Джек подоспел к ним как раз в тот момент, когда мужчина нагнулся, чтобы сбросить Вики вниз. Он схватил Поросенка за локоть и оттащил его от края площадки. Прижав девочку к себе, он двинул мужчину локтем в изумленное лицо.

Тот покачнулся и отступил назад. Джек опустил Вики на площадку и занялся незнакомцем. Теперь, когда Вики была в безопасности, его ничего не сдерживало, и он дал волю своему гневу.

Будь у Поросенка хоть капля здравого смысла, он бы бросился наутек. Вместо этого он накинулся на Джека. Тот быстро отступил в сторону и ударил нападавшего в толстый живот — точно в солнечное сплетение. Поросенок сложился вдвое, но не отступил. Даже в согнутом виде он пытался обхватить Джека за талию. Но у того не было времени на танцы — его ждала Джиа. Он врезал парню в ухо, схватил его за шиворот и брючный ремень и отволок к краю лестницы. Там он отправил его в тот самый свободный полет, что ранее предназначался для Вики. Дрыгая конечностями, Поросенок с воплем грохнулся на гранитные ступени и, кувыркаясь, покатился вниз.

Джек не стал смотреть, как он приземляется. Он бросился на помощь Джиа, которую продолжал осаждать приставала.

— Да ладно, крошка, — говорил он, стараясь ее облапить. — Не брыкайся. Ты же сама этого хочешь.

Джек заметил уже знакомый герб на пиджаке, и это было все, что он успел увидеть до того, как мужчина ударил Джиа по лицу.

Внутри у Джека сработал детонатор, и все вокруг померкло. Перед собой он видел лишь короткий узкий туннель, а все звуки слились в приглушенный гул. Схватив мужчину за тщательно уложенные волосы, он оттащил его от Джиа и бросил лицом вниз на каменное подножие колоннады. Один раз, другой, третий — пока его физиономия не превратилась в кашу. Тогда Джек отбросил его к стене и стал методично вбивать в гранитные блоки. Вдруг до его ушей долетел крик... Кажется, Джиа звала его по имени. Он отпустил свою жертву и обернулся на звук.

Джиа стояла внизу, на следующей площадке, обнимая рыдающую дочь, и что-то говорила о том, что пора уходить.

Джек закрыл глаза и попытался обрести дыхание. Звуки стали отчетливей. Да, это голос Джиа, громкий и ясный.

— Джек, ну пожалуйста! Пойдем отсюда скорей!

Вдалеке послышалась полицейская сирена. Да... действительно, пора уносить ноги.

Но когда Джек уже двинулся в сторону своих девочек, страх в их глазах предупредил его об опасности. Он получил удар в спину, а горло сжало, как тисками. Удар сбил его с ног. Два сцепившихся тела покатились к краю площадки. Отчаянным усилием Джек вывернулся из-под своего более тяжелого соперника и оказался наверху. Они рухнули вниз, и хриплый голос, что-то яростно кричавший ему в ухо, вдруг затих. Мужчина упал на ступени спиной, приняв на себя всю силу удара.

Джек откатился в сторону и с изумлением увидел, что это тот самый парень, которого он оттащил от Джиа и расплющил о стену. Его лицо превратилось в кровавое месиво. Странно, что он вообще смог подняться да к тому же полезть в драку. Правда, больше он уже не поднимался — лежал на спине, хватая ртом воздух. Наверняка не меньше полудюжины сломанных ребер. Мужчина вдруг застонал, попытался перевернуться, и на мгновение Джеку показалось, что сейчас он вскочит и набросится на него опять. Но тот откинулся на спину и затих. На деле парень оказался крепче, чем на вид, но все же не до такой степени.

Джек огляделся вокруг. Люди кричали, визжали, дрались, падали, обливаясь кровью. Просто одесская лестница из кинофильма "Броненосец «Потемкин». К счастью, ни одной детской коляски.

Что случилось с этими парнями? Кто они и почему ведут себя как татаро-монгольские орды? Никто из них не знал удержу. Но что действительно озадачило Джека, так это их желание причинять боль. Нормальный человек к этому не склонен. Большинство людей не испытывают желания причинять зло себе подобным. И Джек когда-то был таким. Годы ушли на то, чтобы преодолеть себя и расчистить место для такого желания. Место, куда он при необходимости мог заглянуть и найти там радостную готовность нападать на людей прежде, чем они нападут на тебя, причем без всякого колебания. Чуть зазеваешься — и ты проигран. Может быть, даже погиб. Лучше наносить удар первым. Всегда.

А эти парни не испытывали колебаний. Хорошо еще, что они такие неуклюжие и не умеют драться. Иначе здесь разыгралась бы настоящая трагедия.

Джек взял Джиа под руку и отвел их с Вики вниз. У подножия лестницы рядом с фонтаном он увидел Поросенка; тот полз к воде, волоча ногу и выкрикивая ругательства. Джек хотел было сломать этому ублюдку еще несколько костей, но побоялся оставить девочек одних среди этого бедлама.

На тротуаре он забрал плачущую Вики у матери, и они поспешили домой. Когда он поднял руку, чтобы остановить такси, пальцы у него дрожали.

Вечер, так хорошо начавшийся, был безнадежно испорчен.

2

— Предлагаемая цена — одиннадцать с половиной, — объявил облаченный в смокинг аукционист. — Кажется, я слышу «двенадцать тысяч»?

Доктор Люк Монне боролся с желанием обернуться и посмотреть на второго участника торгов. Сам он не спускал глаз с аукциониста, но публика в зале — изысканно одетые люди, сидевшие в мягких креслах, расставленных ровными рядами на красных коврах, — была не столь щепетильна. Они вертели головами, наслаждаясь излюбленным зрелищем участников аукционов — схваткой конкурентов.

Но Люк и так знал, что происходит в зале. Справа, двумя рядами дальше, брюнет в синем костюме прижимал к уху мобильник, получая инструкции от своего клиента. Люк закрыл глаза и мысленно помолился, чтобы цена в две тысячи долларов за бутылку оказалась для его соперника неподъемной.

Он пришел на аукцион «Сотбис» с единственной целью — купить полдюжины бутылок «Шато Петрю» 1947 года класса «Помрол Крю Эксепсьонель», выставленного на торги поместьем Гейтс. Не только потому, что это поистине прекрасное вино стало бы украшением его коллекции, и не потому, что «Петрю» был его любимым бордо, просто год его производства имел для Люка особое значение — 1947-й был годом его рождения.

Но как бы ни хотелось ему стать обладателем этого вина, впадать в аукционный раж и платить несуразную цену он не собирался. Люк заранее установил для себя некий предел — две тысячи долларов за бутылку. Цена, конечно, высокая, но все же не безумная. Вполне соответствует товару.

Услышав восторженные возгласы и аплодисменты, Люк открыл глаза. Это могло означать только одно. Он скорбно опустил плечи.

— Двенадцать тысяч за лот двадцать два, — возвестил аукционист, переводя взгляд на Люка. — Вы готовы поднять цену до двенадцати с половиной?

Стараясь скрыть злость, Люк посмотрел на свою аукционную табличку, в которой больше не было необходимости, потому что покупателей осталось только двое. Кто же там у телефона? Какой-нибудь японский выскочка миллиардер, у которого на стене висит Ренуар, а в погребе пылится «Лафит-Ротшильд». Варвар, мародерствующий на европейской культуре, для которого вся ценность награбленного заключается в его цене, а искусство и культура — всего лишь символы богатства.

Люку захотелось схватить телефон и прокричать: "У тебя есть своя культура — вот и займись ею! А это — мое и принадлежит только мне!"

Но он, конечно, промолчал и стал оценивать ситуацию. Что, если его соперник тоже поставил себе предел в две тысячи долларов за бутылку? Хорошее круглое число. Тогда, если Люк согласится на двенадцать с половиной тысяч, это превысит установленный лимит, но не так уж сильно. Цена за бутылку составит чуть меньше двух тысяч ста долларов — чрезмерно, но не абсурдно.

Люк кивнул аукционисту и был в свою очередь вознагражден хором восхищенных голосов и одобрительными хлопками.

— А вы, сэр? — спросил аукционист, глядя на задние ряды. — Вы поднимете до тринадцати?

Последовала пауза, во время которой его соперник, противник, заклятый враг консультировался со своим таинственным клиентом. Люк по-прежнему смотрел прямо перед собой. Послышалось громкое покашливание, и голос из заднего ряда произнес:

— Ну что ж, пора услышать речь не мальчика, но мужа: пятнадцать тысяч.

Удивленные возгласы сменились аплодисментами. Люк почувствовал, что краснеет.

— Сэр? — посмотрел на него аукционист, подняв брови.

Ошеломленный и раздавленный, Люк молча покачал головой. Две с половиной тысячи за бутылку? Это вино не может столько стоить, и он не даст втянуть себя в эту авантюру. Может, у него пробки пересохли и пропускают воздух, возможно, и само вино давно прокисло и превратилось в уксус. Вот пусть эта свинья на телефоне и влипнет.

На самом деле Люк знал, что вино отличное. Перед аукционом он внимательно осмотрел бутылки: все они были полностью заполнены вином, а у одной был срезан колпачок, и под ним виднелась плотная, хорошо пригнанная фирменная пробка.

Он поднялся, положил табличку на стул, поправил обшлага темно-серого пиджака и пошел по центральному проходу. В спину ему упирались взгляды, подталкивая его к выходу.

Пора услышать речь не мальчика, но мужа.

Действительно, сейчас он чувствовал себя мальчиком в коротких штанишках.

Когда он проходил мимо улыбающегося победителя, что-то лопотавшего в мобильник, эта скотина имела наглость подмигнуть ему, проговорив: «Ничего, повезет в следующий раз».

Люк сделал вид, что его не замечает. Ему хотелось лечь и умереть.

Он толкнул дверь и вышел на Йорк-авеню. Вдохнув всей грудью вечерний воздух, он сказал себе, что это не единственное «Шато Петрю» 1947 года на свете; когда-нибудь оно вновь появится на аукционе и тогда уж точно попадет в его погреб.

И все же Люк испытывал унижение. Он боролся за награду и ушел с пустыми руками. Ему было по силам и три, и четыре, и пять тысяч долларов за бутылку, но дело было не в деньгах. Главное — это победа. А он ее упустил.

Домой идти не хотелось, и Люк решил прогуляться. Он находился в восточной части города, почти у самой реки; свернув на Семьдесят вторую улицу, он побрел в обратном направлении. Шел и думал об отце. Когда дело касалось вина, на память ему всегда приходил отец.

Бедный папа. Если бы он остался в своем родовом поместье в Гревсе или, по крайней мере, припрятал свое вино, прежде чем бежать в Америку, жизнь у него сложилась бы совсем иначе.

Виноградник Монне был одним из самых маленьких в Гревсе, но он обеспечивал достойное существование многим поколениям его владельцев. Предки Люка продавали большую часть вина, оставляя лишь малую толику для семейного погреба. Но в 1860 году на европейские виноградники напала филлоксера, от которой они так и не оправились. Эта зараза уничтожила всю виноградную лозу в поместье Монне, и его владельцам, как и всем их соседям, пришлось заменить ее видами, устойчивыми к филлоксере, закупив их в Калифорнии.

Прошли годы, прежде чем посаженная лоза стала приносить урожай. Семья увязла в долгах. Но гораздо хуже было то, что виноград был уже не тот, что прежде, и потому долги продолжали расти. Во время Второй мировой войны, когда немцы заняли Париж и уже приближались к Бордо, отец Люка решил бросить поместье (большая его часть уже была заложена) и эмигрировать в Америку.

Люк родился в Нью-Йорке и потому сразу получил гражданство. К этому времени банк выставил их виноградник на торги, и его купило соседнее поместье. Отец никогда больше не ездил во Францию — его терзал стыд за потерю родового гнезда.

Несколько лет назад Люк посетил обитель своих предков. Красивый каменный дом сохранился, но был превращен в гостиницу. Гостиница! Какое унижение.

Стоя в ее холле, Люк поклялся, что когда-нибудь обязательно выкупит свое поместье. Деньги — вот все, что для этого нужно. Настанет день — возможно, уже скоро, — и у него будет много денег. Тогда он выгонит менял из семейного храма, перевезет туда свою коллекцию вин и начет заново то дело, которое прервал отец.

Люк оторвал глаза от земли и увидел Центральный парк через дорогу. С удивлением обнаружив, что попал на Пятую авеню, он направился в центр города. Дойдя до восьмидесятых улиц, Люк заметил, что впереди мигают многочисленные огоньки. Он с любопытством присоединился к толпе зевак, собравшихся у желтой ленты, протянутой через улицу у музея Метрополитен.

Пятую авеню запрудили машины «Скорой помощи» и полицейские автомобили. Движение было перекрыто. Врачи оказывали помощь пострадавшим, полицейские тащили хорошо одетых окровавленных мужчин и заталкивали их в бело-голубые фургоны.

— Что здесь произошло? — спросил Люк молодого латиноамериканца, стоявшего рядом.

— Да какая-то заварушка, — ответил тот. На нем была фуражка с эмблемой музея и форменная рубашка. — Говорят, ее замутила команда крутых выпускников.

— Выпускников? — удивился Люк. — Но я не вижу здесь никаких выпускников.

— Да это не ребята. Взрослые мужики. Один из классов частной школы отмечал двадцать пять лет выпуска и пошел вразнос.

Люк почувствовал, как внутри у него все похолодело.

— А... убитые есть?

— Да вроде нет, но... о, черт! Что он делает?

Люк посмотрел в сторону, куда указывал его сосед, и увидел там одного из смутьянов — растрепанного, окровавленного, с эмблемой своей школы на пиджаке. Он был пристегнут наручником к полицейской машине и сидел на корточках, уткнувшись лицом в окольцованную руку.

— О господи! — воскликнул сосед Люка. — Он и впрямь пытается... — Он окликнул ближайшего полицейского: — Эй, командир! Посмотри на того парня у машины! Да остановите его, пока он не загнулся!

Люк увидел, что у ног прикованного человека разливается лужа крови. Только теперь он с ужасом заметил, что тот вцепился зубами в запястье, пытаясь перегрызть себе руку.

Подошедший полицейский вызвал врачей.

— Черт, я слышал, что так поступают попавшие в капкан звери, — с испугом проговорил человек в форменной фуражке, — но чтобы человек...

Люк не ответил. Горло у него одеревенело.

Когда сбежавшиеся врачи «Скорой помощи» попытались остановить пленника, он стал визжать и брыкаться. Они сгрудились над ним, но он продолжал сопротивляться и вопить. Люку показалось, что полицейский взмахнул дубинкой, и буян вдруг затих. Один из врачей дал знак, чтобы принесли носилки.

Чувствуя себя совершенно разбитым, Люк повернулся и заковылял прочь. Какая ужасная, трагическая сцена. И виноват в этом он.

3

— Кажется, уснула, — прошептала Джиа.

Она сидела на краю кровати, держа дочь за руку. Джек стоял с другой стороны.

— Да уж пора, — произнес он, глядя на хрупкое тельце, вырисовывавшееся под одеялом. Джек протянул руку и погладил темные волосы. — Бедная девочка.

В такси Вики забилась на заднее сиденье и проплакала всю дорогу. Она не успокоилась даже в родных стенах своей комнаты.

— Это какой же сволочью надо быть, чтобы так напугать ребенка! — возмущалась Джиа.

Она не видела, что произошло, и не знала, что тот тип вовсе не пугал Вики — он и в самом деле хотел сбросить ее с лестницы, чтобы она разбилась, возможно, даже насмерть. Джек решил не посвящать Джиа в подробности. Она и так уже вне себя. Зачем окончательно сводить ее с ума?

— Никогда не видел ничего подобного, — задумчиво произнес Джек. — Как будто все они одновременно рехнулись.

— Кто же они такие? — спросила Джиа, но тут же сжала губы. — Впрочем, это не важно. Остальные меня не интересуют, даже тот хам, который пытался меня облапить. Я только хочу знать, кто так напугал бедную Вики. Подам на него в суд, и пусть его посадят.

— В камеру со стопудовым серийным убийцей, который будет звать его «моя девочка»?

— И причем пожизненно, — кивнула Джиа.

— Ты что, действительно на это надеешься? — мягко спросил Джек.

— Я все для этого сделаю.

— А ты хоть опознать его сможешь?

Джиа посмотрела на Джека:

— Нет. Я его не разглядела. Но ведь ты... Нет, ты тоже его не опознаешь. Как можно получить свидетельские показания от того, кого не существует?

— Ведь ты не захочешь втягивать Вики во всю эту чехарду — опознания, допросы. И ради чего? В лучшем случае он получит мизерный срок, да и то условно. Адвокат его отмажет.

Джиа покачала головой и вздохнула:

— Это нечестно. Он напал на меня, до смерти напугал мою дочь, и все сойдет ему с рук?

— Ну, не совсем. Ноги-то он уж точно переломал.

— Этого мало, — заявила Джиа, глядя на спящую дочь. — Он заслужил большего.

— Я тоже так думаю, — согласился Джек, целуя Джиа в макушку. — Но сейчас я должен бежать.

— Куда?

— Да с парнем одним надо повидаться.

— Кого ты хочешь обмануть?

— Не волнуйся. Я скоро вернусь.

— Ладно, — кивнула Джиа. — Но будь осторожен.

Джек вышел на Саттон-сквер и пошел к площади, чтобы поймать такси. Обычно это Джиа останавливала его, прося успокоиться и не пороть горячку. Но сегодня все было иначе. Какой-то подонок напугал ее дочь, посмел ее тронуть, и она не собиралась ему это спускать.

Джек тоже не собирался.

Он-то знал, что этот подлец вполне мог убить ребенка и был к этому близок. Джек старался оценивать факты объективно, как бы со стороны. Нелегко, конечно, но, если поддаться эмоциям, представить, что могло случиться с Вики, опоздай он на одно биение сердца, можно совсем голову потерять.

Нет, здесь надо действовать трезво и осмотрительно. Сделать парню такое внушение, чтобы у него навсегда отбило охоту приближаться к детям, и в особенности к мисс Виктории Вестфален. Джек считал Вики своей дочерью. Генетически у нее был другой отец, но во всем остальном Вики была его маленькой девочкой, и он ощущал это всем своим сердцем и разумом. И вот некто, похожий на поросенка, попытался убить ее.

Зря ты это сделал, Поросенок.

4

Рядом с музеем находился медицинский центр «Маунт-Синай», и Джек подумал, что драчунов и их жертв могут отправить именно туда. Его предположение оказалось верным: придя туда, он увидел множество полицейских и нескольких закованных в наручники мужчин с гербами на пиджаках.

Все отделение «Скорой помощи» было на ногах. Доктора, сестры и санитары торопливо осматривали пострадавших, отбирая тех, кто нуждался в экстренной помощи. Весь приемный покой был заполнен ранеными: мужчины, женщины и дети с ошеломленным видом сидели по углам или кружили по вестибюлю. Парни в синих пиджаках все никак не могли угомониться: они выкрикивали ругательства и пытались напасть на полицейских. В общем, в медицинском центре царила суматоха.

Пока Джек прохаживался по вестибюлю, пытаясь найти обидчика Вики, он успел кое-что узнать из обрывков разговоров. Все эти буйные мужики были выпускниками частной школы Святого Варнавы. Джек был о ней наслышан: заведение для богатых детишек, расположенное в районе восьмидесятых улиц. Похоже, обед по поводу двадцать пятой годовщины выпуска ограничился лишь закусками. Уже за коктейлем возникли споры. О чем? О качестве пирожков? О количестве хрена в соусе? Да о чем угодно. Спор перешел в потасовку, которая выплеснулась на улицу и завершилась беспорядками.

Они называют это «беспорядками». Ничего себе.

Но где же Поросенок? Джек принял озабоченный вид и пошел по кабинетам. Он заглядывал за занавески и видел, как врачи зашивают раны на головах и лицах, накладывают на руки шины и изучают рентгеновские снимки. Однако этого ублюдка он там не обнаружил.

Джека остановил охранник — крупный чернокожий мужчина, не расположенный к шуткам.

— Я могу вам помочь, сэр?

— Вот, ищу своего друга, — объяснил Джек.

— Если вы сами не пострадали, ждите в приемном покое, — указал он куда-то назад. — Обратитесь в регистратуру, там вам подскажут, где он может находиться.

Джек развернулся в сторону вестибюля.

— По-моему, он сломал ногу.

— Тогда ему, вероятно, накладывают гипс в процедурной, но вам туда нельзя.

— О'кей, — произнес Джек, делая шаг вперед. — Возвращаюсь в приемный покой.

На полпути туда он остановил девушку азиатского вида в зеленых резиновых перчатках.

— А где находится процедурная?

— Да вот же она.

Она указала на дверь и пошла дальше.

Вот балда, подумал Джек, глядя на деревянную дверь, на которой большими буквами было написано «Процедурная». Чуть мимо не прошел.

Он посмотрел по сторонам. Охранник, отвернувшись, говорил по рации. Джек толкнул дверь и вошел.

Вот он. Грязный, растерзанный, залитый кровью Поросенок лежал на столе, а доктор с сестрой бинтовали его правую ногу какой-то сеткой. Глаза у него остекленели, а челюсть отвисла — видимо, здесь его накачали чем-то успокаивающим. Теперь он выглядел совсем иначе, но Джек его узнал. Поросенок. Джек почувствовал, как у него сводит челюсти. Надо бы дать доктору возможность попрактиковаться и на другой ноге и обеих руках, а вдобавок нарезать бекона из жирной туши, но коп, стоящий в изголовье, наверняка будет возражать.

Джек молча оглядывал комнату. У него было всего лишь несколько секунд. Не стоит попадаться на глаза Поросенку — тот может вспомнить, кто сбросил его с лестницы, и предъявить обвинение. Сейчас Джеку нужно лишь его имя. На столике у двери он заметил папку, брошенную поверх рентгеновских снимков. Прихватив ее с собой, Джек ретировался в коридор.

Сверху лежала регистрационная форма, в которой были указаны имя и адрес: Роберт Б. Батлер, Шестьдесят седьмая улица. Джек знал этот дом — роскошный небоскреб всего в одном квартале от его собственного жилища. Запомнив номер квартиры Батлера, Джек прислонил папку к двери и направился к выходу.

Джек и Роберт Б. Батлер, выпускник частной школы Святого Варнавы, бог знает сколько времени жили рядом. Пока, наконец, их пути не пересеклись.