Ярмарка теней

БЕЛЫЙ ПАРОХОД «АРЛТОН»

На горизонте в двух-трех милях от берега возвышался корабль. Ярко светило солнце, но море волновалось. Свежий ветер срывал с пенистых волн мельчайшую водяную пыль. За кормой катера в мыльном шлейфе Второв различал нечеткие очертания радуги. Их порядком укачало, пока они добрались до судна. Катерок был маленький, слабосильный, то и дело клевал носом, и пассажиры повторяли его движения. Кроуфорд внешне держался молодцом, и Второв тоже старался не подать виду, насколько плохо себя чувствует.

Борт корабля показался ему стеной небоскреба. Черные буквы на носу судна сообщали, что Второв прибыл на «Арлтон». Качка на «Арлтоне» не чувствовалась. Корабль сидел в воде неподвижный, ослепительно белый, словно айсберг, только что отколовшийся от антарктических льдов.

На палубе их встретил помощник капитана, очень сдержанный и высокий человек, с густыми бровями. Поздоровавшись и сказав несколько ничего не значащих фраз, он отошел. Подходили еще какие-то люди, кто в морской форме, кто в белом халате, поздравляли с прибытием на «Арлтон», говорили банальности и отходили. Второв заметил, что никто не вступал в длинный разговор с Кроуфордом. Джон тоже, видимо, не испытывал особой радости от общения с населением «Арлтона». Он стоял, уцепившись за рукав Второва, словно тот мог исчезнуть в этот торжественный момент.

Второв провожал глазами катер, медленно погружавшийся в полосу прибрежного тумана.

Он чувствовал себя не очень уверенно. Хотя он и предупредил главу делегации, сказав, что его пригласили посетить лабораторию Кроуфорда, но все же забеспокоился, когда понял, что ехать надо очень далеко. Сомнения начались с того момента, когда Кроуфорд предложил ему пересесть с авто в самолет. «Час полета, — сказал он, — лучше четырех часов на машине». Соображение было вполне резонное, и, только поднявшись в воздух, Второв подумал, что не стоило соглашаться. Но, с другой стороны, поскольку он дал общее согласие посмотреть лабораторию, препирательства сейчас были бы неуместны. Второв раскаивался, но молчал. Упрямо молчал до той минуты, пока не увидел отделявшее его от берега водное пространство. Оно показалось ему огромным. За бортом «Арлтона» неторопливо пробегали белогривые бурунчики.

Второв впервые ясно почувствовал, что находится один среди совершенно чужих людей. Краем глаза глянул он на Кроуфорда.

Сейчас Кроуфорд не производил впечатления того ленивого молчальника, с которым общаться было хоть и невесело, но довольно просто. Куда девалась сонная неподвижность, томительные паузы, обрывочные, малозначащие фразы! Говорил он теперь больше, мыслил четче, действовал энергичней. Появилось в нем нечто упругое, пружинистое, волевое.

Второв уже смотрел на него в упор.

Что он знает об этом человеке? Кто он?

Джон, дружище Джо… Боже, какая глупость! Разве можно узнать человека, перекинувшись с ним десятком фраз? Зачем он, Второв, здесь, на чужом, незнакомом судне? Какой идиот устраивает плавучую лабораторию, если есть возможность спокойно работать на суше? Нет, здесь что-то не так, ой, что-то не так…

Кроуфорд рассмеялся:

— О, Алек, я вас, кажется, понял. Коварный капиталист провоцирует молодого советского ученого. Он завлек его в логово разведки.

Второв устыдился своих подозрений:

— Нет, Джон, разумеется, нет. Но… мы забрались так далеко. Я думал, что ваша лаборатория совсем под боком. Меня будут ждать наши, волноваться. Не отложить ли нам знакомство с «Арлтоном» до другого раза?

— Об этом не волнуйтесь. Ваш визит на «Арлтон» согласован с моим и вашим начальством. А чтоб вы зря не беспокоились, я дам телеграмму руководителю вашей делегации. Составьте текст. Я передам радисту.

При слове «радист» Второв зябко поежился. Его впечатление от этого слова лежало в области детских представлений о далеких и неудачных экспедициях на полюс, в джунгли, в неведомые моря. Радист, как ни парадоксально, знаменовал для него полную отрешенность от привычного мира. Тем не менее Второв кивнул головой. Да, он составит текст телеграммы и передаст его Кроуфорду.

Американец протащил его по кораблю с космической скоростью. Он, как всегда, избегал долгих бесед, лишних знакомств и ненужных откровений. Второву даже показалось, что Кроуфорд осторожно изолирует его от экипажа «Арлтона». Впрочем, на корабле были не только моряки. Ему попадалось много людей в белых халатах, в специальных комбинезонах и просто в штатском. Приветствия их были лаконичны. От кивка головы до взмаха руки. Минимальный диапазон для выражения радости встречи.

— Вот ваша каюта. Здесь можно переодеться. А тут ваша койка, на ней можно отлично выспаться.

Второв огляделся и натянуто улыбнулся.

— Вы хотите сказать, что я здесь буду спать? Но об этом и речи до сих пор не было, иначе б я…

— О, я оговорился! Эта койка предназначена для послеобеденного отдыха. Обедать-то вы у нас будете, я полагаю?

Второв твердо сжал губы.

— Вот что, Джон, давайте договоримся с самого начала. Я приехал посмотреть вашу лабораторию. Вы обещали мне показать кое-какие интересные результаты. Мне очень странно, что ваше рабочее место оказалось на корабле. Вы меня не предупредили, иначе бы я хорошо подумал, прежде чем тащиться в такую даль. Но не рассчитывайте, что я смогу здесь задержаться дольше этого дня. Я должен вернуться сегодня же.

Кроуфорд смотрел на Второва непроницаемым взором. Он казался совершенно чужим и незнакомым человеком. Еще подозрительней выглядела его улыбка. Она превращала лицо в неподвижную маску.

— О, вы совершенно невозможный человек, Алек! Я так хотел принять вас как следует! Не беспокойтесь, ради бога, все будет наилучшим образом. Вы только посмотрите и… сразу уедете… А сейчас я покажу вам «Арлтон» и, в частности, мою лабораторию. Она чуть-чуть не похожа на вашу, хотя у них и есть кое-что общее.

«Показ» корабля в представлении Кроуфорда выглядел довольно своеобразно. Они не спускались на многочисленные палубы «Арлтона», не посещали его, должно быть роскошных, салонов, не дышали ароматом кухни и машинного отделения. Вместо экскурсии по кораблю они совершили поход в буфет, где закупили некоторое количество джина и фруктовых соков. С этим драгоценным грузом они и разместились в светлой, просторной каюте Кроуфорда, действительно напоминающей лабораторию. Хозяин каюты после двух рюмок как-то осел и потяжелел. Второв, который ничего не пил, с интересом рассматривал собеседника. Удивительно, как быстро менялся этот человек. Это и раньше внушало опасения, но сейчас Второв почему-то успокоился. Пока не происходило ничего такого, из-за чего стоило бы волноваться. И он не волновался. Он смотрел и слушал. Тем более, что телеграмма уже была отправлена.

— Вы мне почему-то не доверяете, — сказал Кроуфорд, — а напрасно. Мне кажется, у нас одно время был общий язык.

«Если один молчит, а другой все время говорит, где же тут быть общему языку? Впрочем, им может стать язык говорливого собеседника», — подумал Второв.

— Когда мы с вами были в «Дельфиниуме», мне думалось, что вы понимаете меня, — неопределенно продолжал Кроуфорд. — И там, у вас в России, тоже мне иногда так казалось…

— Что вы хотите сказать, Джон? О каком понимании идет речь?

— Я хочу сказать, что в одной области науки ученые всегда найдут общий язык.

— Ну, как сказать! Смотря какие ученые…

«Что за бездарный разговор! — подумал Второв. — Чего он хочет?»

— Оставим это, — быстро сказал Джон. — Я обещал рассказать вам об «Арлтоне». Это судно, как вы могли заметить, не из юных.

— Почему? У него прекрасный вид.

— Да, его хорошо подновили во время последнего ремонта. Но не в этом дело. Это судно экспериментальное. Такого нет во всем мире. На нем фактически нет команды в обычном понимании этого слова.

— Как так? Я видел здесь много людей.

— Это не то. Кораблем управляет вычислительная машина. И не только управляет, но и собирает всю информацию, касающуюся режима плавания, метеорологических условий, течений, ветра и тому подобного. «Арлтон» представляет собой плавучий институт, в котором штат научных работников заменен электронным мозгом. Здесь повелевает и командует электроника. Люди на «Арлтоне» обслуживают многочисленные вспомогательные механизмы, автоматы и полуавтоматы. Компания не поскупилась и поставила на «Арлтоне» огромный вычислительный центр, который ведет наблюдение, накапливает данные, обрабатывает их, прокладывает курс, определяет скорость корабля, расход топлива и так далее. Компания надеется извлечь из этого двойную выгоду. Во-первых, через несколько лет плавания машинный мозг с его колоссальной памятью станет незаменимым консультантом по вопросам навигации на некоторых грузовых линиях. А затем это одновременно и первый шаг в создании самоуправляемых танкеров, угольщиков, грузовиков. Корабли-призраки без человека на борту будут бороздить океаны. Это идеал владельцев компании. Никаких осложнений с человеческой психологией, с профсоюзами и прочим. Машинный мозг, способный к самопрограммированию, заменит любого опытного капитана. И никогда не объявит забастовку. Вот таков наш «Арлтон», в общих чертах, разумеется.

Кроуфорд замолчал и с улыбкой посмотрел на недоумевающего Второва. Его явно забавляла ситуация.

— Допустим, что все это так, — медленно произнес Второв, — но при чем здесь вы, Джон? Вы же биолог. Какое отношение вы имеете к «Арлтону», к проблемам автоматизации мореплавания?

— Вы правы. Автоматизация мореплавания мне ни к чему. Но компанию интересует состояние животных и птиц, которых перевозят на большие расстояния. Информации о физиологических изменениях живых организмов при резкой перемене климата и метеорологических условий тоже поступает в «Нельсон» и там запоминается к перерабатывается.

— «Нельсон» — это электронный мозг?

— Да. Но этим план исследований не ограничивается. Все люди на «Арлтоне» находятся под наблюдением «Нельсона». Ежедневно по нескольку раз мы измеряем пульс, давление, отвечаем на психологические тесты машины.

— А это-то зачем?

— Это касается наиболее отдаленной цели компании, Речь идет о создании автоматизированных пассажирских лайнеров.

Они помолчали.

— И все же я не понимаю вашей роли на этом корабле, Джон, — сказал Второв искренне и взволнованно.

Кроуфорд добавил джина в стакан с грейпфрутовым соком.

— Тем более, что я знаю ваши работы по молекулярной биохимии. Они сделают честь любому высококвалифицированному специалисту. Эта область науки может гордиться вами, — добавил Второв, подумав. Фраза прозвучала высокопарно, и реакция Кроуфорда была неожиданной.

— Плевал я на науку, Алек, в том числе и на молекулярную биохимию! вдруг заявил он. — Я разочаровался в науке. Особенно в той науке, которая существует сегодня. Современная наука создает ровно такое же количество проблем, сколько ей удается решить. И вообще она ничего не решает. И никуда она не ведет, а только уводит. Но я, конечно, не могу отказаться от науки. Слишком много и долго я с ней возился.

Второв смутился. Начинались обязывающие ко многому откровенности, которых лучше было бы избежать.

— Конечно, у каждого ученого бывают такие периоды, — промямлил он. Неудовлетворение, неудачи… Вас можно понять, Джон, но все же… это не объясняет, почему вы занялись работой столь низкой квалификации. Были неприятности в университете или что-нибудь случилось?

— Никаких неприятностей, — отрезал Джон. — Все шло наилучшим образом. Передо мной открывались блестящие перспективы, и все же я пошел на «Арлтон», чтобы вместе с «Нельсоном» наблюдать различных зверюшек, брать анализы, определять тонус и настроение подопытных объектов — одним словом, проделывать всю ту муру, для которой не нужно быть специалистом моего класса.

— Почему?

— «Почему, почему»! Боюсь, что мой ответ займет много времени и вам будет не очень интересно.

«Чего он ломается?» — подумал Второв.

— Но я все же расскажу вам. Наберитесь терпения. Приготовьте сочувствие. Мне хочется, чтобы вы поняли меня до конца.

Кроуфорд задымил сигаретой точно так же, как в тот раз, когда они были в «Дельфиниуме».

— Известно, что причиной движения является сила, — начал он, — но в моем случае движение определялось поиском силы. Я пришел на «Арлтон», чтобы отыскать новую силу. Она нужна мне, чтобы жить. Но она нужна не только мне. Она нужна человечеству. Не смотрите так, Алек, перед вами не сумасшедший, а если и сумасшедший, то добрый сумасшедший. Я хочу добра людям и еще больше хочу добра себе. Я не расист, не фанатик, не коммунист, не капиталист. У меня есть цель. Вернее, даже не цель, а направление, на котором, возможно, лежит эта цель. Я знаю, куда я хочу двигаться, я знаю, что мне нужно искать. Анализируя свой приход на «Арлтон», я нахожу две основные причины. Первая из них носит социальный характер. Недавно я вас познакомил с обществом, в котором живу. Это очень поверхностное знакомство. Его случайный, отрывочный стиль не позволил вам заглянуть в наши бездны. Но кое-что вы почувствовали. Знайте, что ваши впечатления далеки от действительного положения вещей. Оно гораздо лучше и одновременно неизмеримо хуже. Возможно, мы процветаем или, напротив, катимся в пропасть. Я вижу, у вас на языке уже вертится рецепт спасения моей страны. Да и не только моей. Я знаю, что вы хотите сказать. Сейчас вы предложите последовать примеру вашего народа. Но вы должны понять, что каждое общество, каждая нация выбирает свой путь развития. Мы сделали выбор или его сделали за нас, неважно. Важно только, что мы зашли слишком далеко, чтобы возвращаться. Мы не можем вернуться и начать все сначала. Исторические процессы так же необратимы, как старение организма. Мы должны найти свой путь, свой выход. Выход! Магический кристалл, сквозь который можно увидеть суть вещей и процессов! Вот слово, которое убило во мне преклонение перед наукой. Наука стала для меня орудием, а не самоцелью, как это было раньше. Я готов использовать науку для поисков выхода, но не вижу выхода в науке… Вы улыбаетесь, Алек, вам кажутся дилетантскими мои рассуждения, но вы, конечно, понимаете, что человеком двигают не высоконаучные теории, а примитивные импульсы, коротенькие мыслишки, неглубокие сентенции. Поверьте, Алек, я много размышлял и пришел к выводу, что мне не по нутру этот безумный мир. Его нужно менять. Но как? Первый путь общеизвестен: это создание нового типа общества. Такая задача мне просто не под силу, не говоря уж о том, что в этом направлении работало и работает множество великолепных умов. Целые государства пытаются решить проблему гармоничного общества. Похоже, что вы продвинулись дальше всех, но… У меня, естественно, своя точка зрения на эти проблемы. Не буду углубляться в детали, чтобы вас не утомлять, а прибегну к аналогии. В биохимии известно, что особенности вторичных структур являются функциями свойств первичных. Такая же зависимость существует между третичными и вторичными структурами. Короче, свойства системы определяются структурой и функциями составляющих ее частей. Нельзя из атомов железа создать кристалл алмаза. Из молекул этилена не построишь аналога нуклеиновой кислоты. Точно так же, как из плохих людей нельзя сконструировать хорошее общество.

— Ну, Джон! — возмущенно воскликнул Второв. — Да вы просто не читали элементарных книг по социологии! Характер человека, его психология определяются формой общественных отношений.

— Знаю! Знаю! — отмахнулся Кроуфорд. — Читал. Но вас всегда губило пренебрежение к биологии человека. А именно ее нужно менять, перестраивать таким образом, чтобы она отвечала гармоничному обществу. Нужен новый тип человека. Гомо сапиенс, модель вторая, улучшенная.

— Вы не очень оригинальны, Джон, — сказал Второв и подумал, что давно уже не слышал такого количества глупостей за столь короткий промежуток времени. Он даже слегка рассердился на себя: не стоило позволять Кроуфорду откровенничать.

— Но не будем отвлекаться, дорогой Алек! Я сомневаюсь, что вы сможете меня убедить. Даже если я и не очень силен в социальных проблемах. Да они, впрочем, меня мало интересуют. Моя цель — человек. Строить общество будущего, я полагаю, нужно начиная с человека, с его молекулярной структуры, с его физиологических функций.

— Ерунда, Джон, — прервал его Второв. — Предотвратить войны, ликвидировать насилие, обман, эксплуатацию можно, только, зная общественные законы, а не биохимию человеческого организма. Здесь нет прямой корреляции свойств. Как вы этого не понимаете?

— Вы чудовищно неправы, Алек! — заорал Кроуфорд. — Не мне объяснять вам, как общественные отношения зависят от молекулярных механизмов человека, особенно того человека, который руководит страной, армией, промышленностью. В основе моей работы лежит не новое, но безусловно верное изречение. Каждой испорченной мысли соответствует испорченная молекула. Надеюсь, это вы понимаете? Это истина, если мы хотим остаться материалистами. Каждому плохому чувству, воспитанному или полученному по наследству, соответствует определенный молекулярный или квантовый механизм. Его можно воссоздать или разрушить, если только мы будем знать, где в человеке он возникает и как на него воздействовать. Кто-то мечтал об обществе, где люди как боги. Ну что ж, и богов можно создать, нужно только правильно регулировать формирование их молекулярных механизмов.

— Богов нужно воспитывать, — сказал Второв. — А воспроизводить их с молекулярной точностью вы просто не сможете. Науке это пока не дано.

Он зевнул. Ему стало скучно. Джон оказался просто глупцом.

— Зато это дано машине эволюции, — гордо заявил Кроуфорд.

— Кому, кому?

Прозвенел телефон. Джон снял трубку. В ней что-то прокричали. Американец схватился за трубку двумя руками. Мембрана прыгала и вибрировала, Кроуфорд молчал и бледнел. Он мгновенно протрезвел.

— Я должен покинуть вас, — сказал он, положив трубку. — Случилась авария, мне нужно проверить… одним словом, я должен быть там.

— Я пойду с вами, — не очень благоразумно предложил Второв.

Американец подумал.

— Пожалуй… Идемте!

Помещение, отведенное для исследований Кроуфорда, находилось в самом низу «Арлтона». Освещение и чистота здесь были такие же, как везде, и Второв никогда б не догадался, что он находится в трюме, если б Джон не крикнул:

— Седьмой трюмовой отсек!

Перед решетчатой стальной дверью стояли три растерянных человека. Их лица и халаты имели одинаковый оттенок — светло-зеленый.

— Разбежались, мистер Кроуфорд! — сказал один из них.

Джон кивнул головой. Он был серьезен.

— Принесли?

— Все готово, сэр!

Помощники Кроуфорда подтащили к нему шланги, маски, пакеты.

— Переодевайтесь. Моя маска здесь?

— Да.

Через несколько минут они были готовы и стояли перед решеткой в своих странных, похожих на водолазные, костюмах. Кроуфорд отомкнул замок, раздвинул стальные прутья и сказал Второву:

— Подождите нас здесь. Вам не к чему соваться в эти дела.

Они вошли в узкий, плохо освещенный коридор. Сделав несколько шагов, американец остановился, подумал и повернул обратно.

— В случае чего разбейте это стекло и нажмите кнопку.

Второв посмотрел на то место, куда показывал Джон.

«Сигнал общей опасности, вот оно что».

— Хорошо.

Он остался стоять перед стальной решеткой. Было очень тихо. Даже удивительно, из-за чего такой переполох. Что, собственно, произошло? Сейчас грозные приготовления Кроуфорда и его помощников казались Второву нелепыми и смешными.

Он терпеливо стоял и ждал. Сюда, в седьмой отсек, не доносились звуки с верхних палуб, только в паропроводе что-то шипело и булькало.

Второв прочел вывеску над стальной решеткой: «Сектор биологический. Вход посторонним воспрещен». Значит, Джон не обманул его. Биологическая лаборатория действительно существует.

До слуха Второва донесся далекий мелодичный свист. Так посвистывает чайник, готовый закипеть. Но в этом звуке не было ничего приятного. Это был настораживающий свист. Некоторое время он сохранял одинаковыми и силу и тон. Второв даже стал привыкать к нему.

«Пусть себе свистит. Где-то на линии сжатого воздуха образовалась течь. Это бывает, — успокаивал он себя. — Особенно в таком сложном хозяйстве, как «Арлтон». Здесь возможны разнообразные неполадки. Этот корабль слишком перенасыщен техникой. Вероятно, Джон чинит какую-нибудь пробоину в трубопроводе».

Прошло две-три минуты, и Второв услышал, что звук усиливается. Он становился все выше и выше, приобретая пронзительный, визгливый оттенок. Он приближался, ширился, рос. Под потолком мелко-мелко задребезжал плафон. Второв ощутил дрожь пола. Она поползла по ногам и скачком проникла в сердце. Второв испугался. Этот свист напоминал визг падающей с большой высоты бомбы. От топота бегущих ног подрагивал металлический пол. Было от чего испугаться.

«Пожалуй, самое время разбить стекло и нажать кнопку. Или подождать? Уже не только пол, но и стены вибрируют. Как здесь все резонирует! Сейчас плафон сорвется и шлепнется мне на голову. Нужно отойти в сторону. Что же делать? Вот влип! Поднимешь тревогу — еще станут смеяться. Но что ж делать? Вдруг «Арлтон» разваливается? Что делать?»

В проходе, за решетчатой дверью, возник человек. Откуда он появился, Второв так и не понял. Человек приблизился к решетке. Может, это один из сотрудников Кроуфорда? Но куда девались маска, резиновый передник, пистолет? Нет, он не похож ни на одного из тех парней, которые вошли в этот коридор.

Человек поманил Второва пальцем.

— Идите сюда, — сказал он.

Только теперь Второв понял, что свист прекратился. Наступила оглушающая тишина, под потолком по-прежнему вздрагивал плафон.

— Что вы хотите? — спросил Второв.

— Раздвиньте решетку и входите.

— Мистер Кроуфорд просил подождать его здесь, — заколебался Второв.

— Ничего, ничего, не бойтесь, входите.

Второву не очень хотелось попадать в биологический сектор, но сегодня он делал каждый шаг против своей воли. Сделал он и этот шаг, преодолевая внутреннее сопротивление.

— Что там случилось? — спросил он.

Человек замялся. Он старался не смотреть в глаза Второву. У него была очень бледная кожа. «Прямо маска какая-то, а не лицо», — подумал Второв.

— Да так, пустяки, — сказал он. — Джон всегда преувеличивает. Все обошлось.

— А что здесь так свистело с минуту назад?

— Свистело?

— Да, да.

Человек улыбнулся. Десны его были так же бледны, как и лицо. Они удивительно плохо оттеняли золотые зубы. Полон рот золотых зубов. Немодно.

— А я ничего не слышал. Это я… Не обращайте внимания. Пойдемте.

Второв пожал плечами и двинулся за ним.

Они шли довольно долго по узкому коридору, сворачивали много раз направо и налево. Второву было ясно, что он давно бы заблудился в этом лабиринте дверей, стеклянных и металлических ящиков. Сверху свисали пучки разноцветных проводов, мигали красные лампочки, за многочисленными дверьми раздавались трудно различимые звуки. Второв и его спутник спустились по узкому трапу еще ниже и вновь стали плутать среди переборок и перегородок. Здесь сильно пахло характерными запахами зверинца.

Наконец Второв резко остановился. Он увидел стеклянный ящик с кроликами, возле которого они прошли несколько минут назад.

— Слушайте, какого черта вы меня таскаете по этим закоулкам? Ведь мы здесь уже были!

— Разве? — Человек растерянно мигнул. — Вы уверены?

— Еще бы, я запомнил это место. Тут я ушиб коленку об этот бокс.

— Да, пожалуй, — нехотя согласился проводник. — Мы здесь побывали. Ну, тогда пойдемте.

— Нет, погодите. — Второв приблизился к нему. — Где Кроуфорд? И кто вы такой? Как ваше имя?

— Джон был где-то здесь, — растерянно сказал человек, — и я не понимаю, куда они все исчезли.

Глаза его бегали, и Второв никак не мог заставить своего спутника глядеть в лицо. Вид у него был жалкий, испуганный. «Что он так волнуется? Трусит, что ли?» — подумал Второв.

— Что же делать?

— Знаете что? Зайдемте ко мне, посидим. А там они объявятся.

— К вам? Куда — к вам? Вы здесь живете?

Человек улыбнулся:

— Да. Вы не удивляйтесь. Я здесь давно. Я здесь очень давно. С самого начала.

— Я не понимаю.

— Да что ж тут понимать? Ведь все ясно. А впрочем, я вам расскажу подробнее. Идите за мной.

Они снова начали юлить по теснейшим переходам.

Помещение, куда Второва затащил странный человек, оказалось великолепной каютой класса люкс.

— Черт возьми, а вам здесь неплохо!

— Неплохо, дорогой Алек, совсем неплохо.

Второв подумал, что он ослышался.

— Вы меня знаете?

— Знаю. Я многое знаю.

— Но я вас не знаю. И Джон мне ничего о вас не говорил.

— Он не очень любит рассказывать о своих делах. Что не мешает мне, конечно, расспрашивать его обо всем на свете. Не всегда успешно, правда. Садитесь, пожалуйста.

Второв сел в кресло за журнальный столик и закурил сигарету. Ему было очень не по себе. Какая-то гриновская чертовщина. Завели, бросили человека…

Все время его тревожила одна и та же мысль: нужно скорее возвращаться. Покинуть этот дурацкий корабль и возвращаться. Острая тоска по родной стране вдруг так резанула по сердцу, что стало трудно дышать.

— Простите, как ваше имя? — резко спросил Второв и уже мягче объяснил: — У нас одностороннее знакомство.

— Зовите меня доктор, — уклончиво сказал человек. — Это распространенное и простое обращение.

— Вы, с вашим образованием, согласились жить в трюме и наблюдать крыс и мышей? — удивился Второв.

Доктор рассмеялся. Хищно сверкнули золотые коронки.

— Вы же видите, здесь совсем неплохо. Очень даже. А кроме того, мы с Джоном вместе начинали работать на этом корабле. По совести говоря, моего участия здесь больше… Тогда у нас действительно ничего не было. Даже крыс и мышей. А теперь положение очень изменилось.

«Значит, Кроуфорд что-то скрывал от меня. Или собирался рассказать, просто не успел. Дополнительная информация не помешает».

— Выходит, лаборатория разрослась?

— Ого, еще как! — Доктор оживленно жестикулировал. — У нас теперь не только седьмой отсек, но почти весь кормовой трюм. Это не лаборатория, это целый институт. Кроме того, мы имеем свободный выход в море. На каждой стоянке можно организовать выносную подводку.

— Что организовать?

— Ах, простите, вы незнакомы со спецификой. Я оговорился. Но как же Джон вам всего не растолковал, ведь он так любит прихвастнуть, приукрасить. Большой мастер этого дела… Хотите кофе?

Второв почувствовал, что ему сейчас совершенно необходимо выпить кофе.

— С большим удовольствием.

Доктор полез в какой-то шкафик, извлек электрический кофейник и подключил его.

— Через пять минут будет готов. Превосходный арабик.

Второв пристально рассматривал собеседника. Тот выглядел удивительно бесцветно. Серые, не то седые, не то грязные, волосы слиплись на высоком лбу. Серые выцветшие глаза. Не чисто белое, как старый мрамор, лицо. Вялая линия тонкогубого рта. Возраст — в пределах от сорока до шестидесяти.

Доктор извлек из кармана коротенькую трубочку и раскурил ее. По комнате пополз удушливый, ядовитый аромат. На что Второв был профессиональный курильщик, от докторского табака у него перехватило дыхание.

— Что вы курите?

— Разве очень крепко? Это первое впечатление. Пройдет.

И действительно, прошло. Буквально через несколько секунд Второв почувствовал себя лучше. А затем почти перестал замечать запах ароматичного дыма.

— Значит, Джон ничего вам толком не объяснил? — еще раз переспросил доктор.

— Нет. Разумеется, мы о многом говорили с ним, но так, в общих чертах. Большей частью на философские темы.

— Странно! — сказал доктор. — А мне он о вас говорил очень много. Он даже как-то сказал, что хотел бы видеть вас своим сотрудником. Вы бы ему очень подошли. Молодой талантливый ученый, работающий в интересной, почти идентично совпадающей с нашими исследованиями области. Я думал, что он откровенен с вами.

— Возможно, он собирался это сделать. У нас как раз сегодня шел с ним серьезный разговор о серьезных вещах. — Второва начинало разбирать любопытство. Предчувствия оправдывались. Неспроста Кроуфорд затащил его на эту морскую посудину. За этим что-то скрывалось.

«Ну погоди же, любезный!» Второв почувствовал, как в нем подымается злость.

Доктор глубокомысленно попыхивал трубочкой. Сейчас он не казался Второву таким невзрачным. Он становился загадочным.

— Вы, конечно, понимаете, что мы с Джоном попали на «Арлтон» только благодаря определенным внутренним побуждениям. У нас была цель, и удобнее всего оказалось осуществить ее именно здесь. Нас привлек «Нельсон». Великолепная машина с огромными возможностями. Вся программа исследований, намеченная компанией, занимает у машины от силы десять процентов рабочего времени. Компания рассчитывает в будущем увеличить нагрузку. А пока мы решили использовать «Нельсона» для наших нужд. Кстати, нас особенно подстегнули ваши работы по анаэробному дыханию. Это же ключ к океану. Люди как рыбы. Ха-ха! Когда Джон возвратился из России, он сказал, что мы пока не отстаем, но каждую минуту можем начать отставать. Ваша идея вынести отдельные биологические механизмы на стенды и там их изучать нам понравилась. Кроме того, у нас уже был опыт в этом направлении. В значительной мере успех этой работы зависел от материалов, точности и организации работы. Так что мы понемножку вас обогнали. У нас на стендах работали почки, сердце, легкие, кровеносная система человека и животных. Труднее всего было с искусственной печенью, но и здесь мы кое-чего добились, и это был, пожалуй, самый крупный успех. В согласии с вашей идеей мы стремились на каждом органе, на каждом физиологическом механизме, на каждой системе ферментов провести сравнительные эволюционные исследования. Наступление шло вглубь и вширь одновременно. Да.

Доктор резко встал и принялся разливать кофе. Напиток был густой, как сироп. Второв пил его с наслаждением.

— И здесь Джон предложил использовать «Нельсона» в роли мозга эволюции, — сказал доктор.

— Как? Как?

— Идея была простой. Если рассматривать эволюцию живого как некоторый непрерывный процесс, то легко представить себе, что у этого процесса может существовать контролирующий и информационный центры.

— Мозг эволюции?

— Вот именно. Его память должна хранить опыт развития всех ветвей, его оперативные отделы подскажут наиболее оптимальные условия существования отдельных видов, и…

— И?

— Я, кажется, стал чересчур болтлив, — сказал доктор и насмешливо посмотрел на Второва.

За несколько минут доктор неуловимо преобразился. Вместо жалкого, растерянного человечка перед гостем сидел уверенный в своих делах и поступках мужчина. На его бело-розовом лице играл румянец, глаза блестели, солнечно сверкало золото зубов. Речь стала отрывистой, громкой. Он внимательно разглядывал Второва, словно видел его-впервые.

— Вы знаете, конечно, что Джон мечтает создать новую, улучшенную породу человека?

— Да, я слышал от него, но, извините, ведь это бред чистой воды! воскликнул Второв. Кофе подействовал на него возбуждающе и позволил перешагнуть через барьер вежливости. Этому способствовал и свойский тон доктора, который, видимо, в чем-то завидовал Кроуфорду.

— Не скажите. Вы просто не знаете наших работ. Кроуфорд поставил дело на широкую ногу, хотя сам он большими средствами не располагает. Но человек он довольно ловкий. «Нельсон» позволяет решить нам главный вопрос — вопрос цели. Зная все об эволюционном развитии, машина может прогнозировать успешное развитие той или иной эволюционной ветви.

— И что же предсказывает «Нельсон»? Что ждет человечество?

— Вначале у нас были курьезные случаи. «Нельсон» предсказал биологическое вырождение человечества на несколько миллионов лет раньше, чем насекомых и рыб. Впрочем, он ошибался, слишком недостаточна была его исходная информация. Самое интересное началось, когда мы обучили «Нельсона» принципам естественного отбора. Он предсказал появление современного человеческого общества почти в том виде, какой мы знаем сегодня. Но мы не остановились на этом. Джон заставил «Нельсона» работать дальше. Он хотел знать, каким должен быть человек будущего. Ему нужны были физиологические данные супермена.

— Вы их получили?

— Получаем. Постепенно. «Нельсон» не смог создать цельный биологический образ человека будущего. Социальный характер супермена нас не интересует, как вам известно. Возможно, мы здесь вторгаемся в область таких качественных превращений, которые машина просто не способна учесть. Во всяком случае, от нее мы получаем информацию о том, какими будут отдельные органы, биологические системы и механизмы, но не о том, каким будет сам человек. Но и это немало. Мы уже знаем направление, а это главное. Цели еще нет, но есть путь к цели.

— Вы не боитесь, что в конце этого пути сидит безмозглое чудовище?

— О нет! — Доктор рассмеялся. — В конце цели нас ждет сверхинтеллект. Основное внимание «Нельсон» уделяет развитию мозга. Супермен будущего очень умный человек. Но его ум особый. Ничего не забывающий ум!

— Что вы хотите сказать?

— Да… Но вам не кажется, что я и так слишком много говорю?

— Нет, мне очень интересно.

— Ну что ж, тогда слушайте.

Доктор присел рядом со Второвым и, глядя ему прямо в глаза, зашептал:

— «Нельсон» подсказывает два пути, на которых можно обогнать человечество. Первый — это создание интеллекта с новыми способами получения и переработки информации. Джон вам, наверное, говорил, что он разочаровался в науке. Это неправда. Он разочарован в современной науке. Только в современной. А почему? Да потому, что совсем недавно машина, оценивая эволюцию современного научного мышления, пришла к выводу, что оно вышло на кривую насыщения и дальше будет прогрессировать очень медленно, пока не произойдет скачок. Ученых сегодняшнего дня заменят люди, способные воспринимать суть явлений опосредованно…

— Простите?..

— Вы не понимаете? Этот скачок, обозначенный «Нельсоном» во времени как некоторый момент «X», должен соответствовать тому периоду, когда наука начнет страдать от несварения информации. Этот процесс протекает и сейчас, но будущее несет нам просто катастрофу в этой области. Вот тогда вперед выйдут люди, обладающие новыми свойствами. Те, кому для понимания вещей и событий не понадобится сложнейший и громоздкий аппарат науки наших дней. Люди, способные воспринимать мир, минуя органы чувств и приборы. Мы их называем арс-суперменами. Арс — искусство. Ученый будущего будет познавать сущность вещей не через явления, а сразу, интуитивно, как художник.

Доктор замолк и с очень довольным видом откинулся на спинку кресла. Второв молчал, обдумывая услышанное. У него чуть кружилась голова. Очевидно, табак доктора содержал какие-то наркотические примеси.

— Мне непонятно, — медленно сказал Второв, — чем вы все же занимаетесь. То ли пытаетесь выяснить, что такое идеальный человек, то ли стремитесь обогнать-современного человека и создать сверхчеловека. Здесь попахивает ницшеанством, а может, даже фашизмом…

— Чистого гуманизма, дорогой Алек, не существует. Обе задачи тесно связаны. Но мы не варвары. Наше дело принадлежит человечеству. Люди нашего общества сегодня не знают, куда им двигаться. Но стоит показать им идеал, и прогресс из болезни превратится в динамичное, целеустремленное движение. Все захотят стать суперменами, сильными и счастливыми. А счастье невозможно без силы, вам это, надеюсь, известно. Одна из важных проблем, которая автоматически решается в случае успеха нашей работы, заключается в том, чтобы не дать цивилизации погубить человечество как биологический вид. А она это делает. Сегодня цивилизация способствует не прогрессу, а вырождению человека. Она убивает его. Мы приходим на помощь людям, указывая путь, по которому нужно идти. Учтите, наш сверхчеловек не высосан из пальца на основе благостных побуждений, как это делается в некоторых религиозных и социологических учениях. Мы основываемся на строгой материалистической основе эволюционного развития. Наш идеал — это последовательное, математически точное продолжение человеческого рода. Оно основывается на богатейшем опыте прогресса живой материи.

— Господи, ну как вы не понимаете! — воскликнул Второв. — Человек существо общественное. И главное в его развитии — общество, общественные и производственные взаимоотношения. А этого вы как раз и не учитываете!

— Общество существует несколько тысяч лет, а живая материя — десятки миллионов. Кроме того, общество является структурой вторичной, его функции определяются людьми, входящими в состав общества. Мы занимаемся главным человеком!

— Вы меня не убедите, — сказал Второй, — ваши посылки представляются мне ложными. Но не будем спорить. Это ни к чему не приведет. Мы все равно не поймем друг друга. Кстати, вы говорили еще о каком-то направлении, якобы подсказанном «Нельсоном».

Доктор нахмурился. Ему, видимо, были неприятны возражения Второва.

— Не думаю, чтобы вас оно могло заинтересовать.

— Но все же?

Доктор помолчал, посасывая трубку.

«Ну и мерзкий табак!» — думал Второв, разглядывая клубы голубого дыма.

— Речь идет о полном отказе от обычных представлений о человеческой личности. Вам, конечно, это не очень понятно. Но вы, наверное, знакомы с учением теософов?

— Перевоплощение душ?

— В этом роде. Ведь человеческий индивидуум может быть записан в виде определенных молекулярных сочетаний в животном, растении, в камне. Это не так трудно сделать. И мы…

Второв резко встал.

— И вы еще говорите о материализме?! Это же мистическая чушь!

Доктор криво улыбался, наблюдая за ним.

— Нет! Нет! И еще раз нет! — взволнованно говорил Второв, расхаживая по каюте. — Все, что вы мне рассказали, наверно, ошибочно, попросту ужасно. Так нельзя работать! Это неправильный путь.

— А то, что вы делаете в вашей лаборатории, правильно? Этот мелкий прагматический подход к великой проблеме создания счастливого человека? Анаэробное дыхание и прочее?

— Счастливого человека может создать общество, а не уколы витаминов или третий глаз на затылке! — рассердился Второв. — Оно же рождает гениев, шарлатанов, дураков и прочих. И люди совсем не нуждаются, чтобы их переделывали. Избавьте человека от болезней, избавьте общество от болезней — и вам не понадобится выводить сверхлюдей в инкубаторе Ницше и Гитлера. Человеку нужно помогать, а не перекраивать на новый лад! Притом непонятно еще на какой.

— Скажите, вы считаете себя хорошим человеком, мистер Второв? внезапно спросил доктор.

— Ну, наверное, не очень, но все же… я доволен. Мои близкие…

— Вы в себе ничего не хотели бы изменить?

Второв поколебался.

— Нет, отчего же. Каждый чего-нибудь хочет. Мне хотелось бы стать ну, предположим, более талантливым, чем я есть.

— Но ведь талантливым должен быть хороший, порядочный человек, иначе его талант будет вреден для обожаемого вами общества, не так ли?

— Пожалуй. Но к чему вы клоните?

— Я предлагаю вам провести эксперимент. Это стандартный тест, который мы применяем, когда включаем объект исследования в поле деятельности «Нельсона». После обработки визуальной, словесной и звуковой информации машина выдает ответ. И, хотя тест стандартный, ответ может быть самым неожиданным. Однажды мы получили стихи, другой раз — музыку. Рекомендации «Нельсона» тоже совсем не отличаются научной стройностью. Вы помните, что эта машина содержит в своей памяти весь эволюционный опыт живой материи. На том уровне, конечно, который известен современной науке. Свои задачи машина решает любыми способами. Иногда мы получаем настоящие шарады. Например, в ответ на вопрос, каким образом блокировать реакционные группы в одном ферменте, «Нельсон» предложил нашему вниманию забавный детектив. Герои там обозначались цифрами, но это неважно. Фабула заключалась в том, что сыщик, разыскивающий убийцу, сам оказался искомым убийцей. Мы замкнули ферментативную цепочку на себя, и реакционная группа была блокирована. Как видите, в ответе использовался метод весьма отдаленной аналогии. Я хочу, чтобы вы пообщались с «Нельсоном». Очень интересно узнать, каков будет его ответ. Это несложная процедура, все можно устроить моментально.

— Сейчас?

— Конечно. Пока Джон возится с аварией, мы могли бы позабавиться.

Второв с подозрением посмотрел на доктора. Нет ли здесь какого-нибудь подвоха? Но глаза его собеседника ничего не выражали, только в глубине их пряталась смешинка.

— Да вы не беспокойтесь! Совершенно безопасно. Вы будете отвечать на вопросы, и все. Вот только раздеться придется. До пояса, конечно.

Такой уж это был день. Все приходилось делать против воли. Второв выдержал стиль этого злополучного дня. Он согласился. Скинул пиджак и начал развязывать галстук.

— Снимите часы, — посоветовал доктор. — Сильное магнитное поле. Могут испортиться.

Через несколько минут Второв уже сидел в стеклянном боксе. Его грудь и руки были облеплены со всех сторон датчиками и пластырными нашлепками. Выглядел он смешно и даже чуть неприлично. За стеклом улыбался золотозубый доктор. Он махнул рукой, и знакомый свист проник в бокс. Звук нарастал, но это не помешало Второву услышать первый вопрос, произнесенный мягким мужским голосом:

— Вы издалека. Я вас вижу первый раз. Откуда вы?

Как только Второв заговорил, в боксе воцарилась тишина. Одновременно Второв почувствовал усиливающуюся головную боль. Спазмы следовали один за другим, в ушах стучало.

— Какие вы любите сигареты? — допрашивал голос.

— С фильтром. Болгарские.

— Неужели вам не нравятся американские сигареты?

Второв слышал, что где-то стучат.

«Доктор? Или это стучит в моем мозгу?» — подумал он, закрывая глаза.

— Все же, почему вам не нравятся американские сигареты?..

— Жива ли ваша теща?..

— Как бы вы обставили свою комнату при переезде на новую квартиру?..

— Представьте себе, что вы в ресторане. Что вы закажете официанту?..

— Какие женщины вам больше всего нравятся?..

— Насколько отвечает этому идеалу ваша жена?..

— Рабочий день закончился. Как вы будете отдыхать?..

— Вас сильно обидели. Как…