— Мечник — или мечница — должен предвкушать неожиданность.

— Как мне это сделать?

— Отличный вопрос, — ответила она. А потом она снова стала атаковать.

Я заблокировала удар и атаковала, но когда она исполнила это, я была готова со своей комбинацией.

— Хорошо! — сказала она и продолжила. Мы двигались туда-сюда, резали и отбивали, я тяжело дышала, и даже лицо Миэко раскраснелось в свете луны.

— Думаю, мы заслужили воды, Рисуко-чан, — Миэко подвела меня к колодцу и подняла ведро.

Вода была холодной и сладкой, и я наслаждалась ею, она остужала меня изнутри.

— Я могу задать вопрос, Миэко-сэнсей? — сказала я, когда мы напились.

— Конечно.

— Ты убила так много людей?

Она смотрела на колодец, капнула холодную воду на виски и по бокам горла. После долгой паузы она сказала:

— Сто сорок три. Да.

— Это… становится проще? — я знала ответ, но мне нужно было услышать это.

— Нет, Рисуко-чан. Не становится.

Я кивнула. Она кивнула. Я подняла меч.

— И… когда оружие… участвовало в чьей-то смерти. Его становится проще поднимать?

Она посмотрела мне в глаза. Луна была за ней, и ее глаза были в тени, но я видела острую решимость в них.

— Оружие не устраивает трагедию, Рисуко. Оно не ранит или убивает. Это делаем мы. Масугу не винит этот меч в смерти его бабушки. Думаю, очищающие ритуалы, которые мы устраиваем, смывают пятно не с нашего оружия, а с наших душ.

— О, — пока я мыла вакидзаси утром, я очищала не клинок, ведь уже это тщательно сделала. Ритуал помог мне поднять меч снова без тревоги. — Да, в этом есть смысл.

Миэко кивнула и начала вставать.

— Можно еще вопрос?

— Задавай, Рисуко-чан.

— Юный капитан Матсудаира…

— Токимацу-сан.

— Да. Почему он все время смотрит на тебя?

— Ах, — она снова заглянула в колодец, но до этого она скрывалась в тенях, а теперь будто искала с радостью воспоминания в глубинах. — Одной из первых миссий от Чийомэ-сама было заглушить командира Имагава, который пытался убедить лорда порвать союз и напасть, пока Такеда-сама был сосредоточен на Уэсуги.

— О, — госпожа Чийомэ говорила, глядя на карту, о танце красок, союзах и предательстве. В голову пришла еще мысль. — Масугу-сан был тогда гостем? — заложником.

— Да, — сказала Миэко, на ее бледном, как луна, лице появилась слабая улыбка и немного цвета. — Тогда мы впервые встретились. Он помог мне и… и Кунико сбежать из замка, — теперь она посмотрела на меня, улыбка была не такой теплой, но яркой. — И Токимацу-сан тоже был там заложником. Он — один из старых друзей Масугу. Я вижу, что он пытается понять, где встречал меня раньше.

— И ты, конечно, не хочешь ему говорить.

— Конечно, — ее улыбка показала зубы. — Где тогда веселье?

Мы обе рассмеялись и встали. Я была готова уснуть. Я вручила свой меч Миэко-сэнсей и стала благодарить ее за урок.

Слова не успели вырваться из моего рта, из-за Главного зала донеслось рычание. Мы повернулись на звук. Я вдруг пожалела, что отдала защиту меча Масугу.

Шино вырвалась из теней. Ее накидка была сдвинута, рукав — порван. Она держала что-то в руке, ее плоское лицо, и без того мрачное, обещало молнию и гром.

— Бака ама!

Миэко встала передо мной, приподняв оба меча, и Шино увидела нас. Она тут же изменила выражение лица на что-то, похожее на стыд, я еще не видела ее такой. Она побежала от нас, отперла задние врата и выбежала в ночь.

Миэко смотрела ей вслед, на ее лице было непривычное удивление. Она взглянула в сторону Убежища в другом углу Полной Луны, посмотрела на меня.

— За ней, Рисуко. Не знаю, что случилось, но Шино может быть опасна для других этой ночью — или она может быть опасна для себя. Просто следи за ней! — она побежала к Убежищу. — Я должна проверить Маи.

— Да, Миэко-сан! — крикнула я и побежала за врата в ночь.

* * *

Едва я вышла на пространство между задней стеной Полной Луны и горой, я пожалела, что не взяла вакидзаси. Полумесяц был над деревьями на востоке, но его свет как-то делал ночь еще темнее. Завопила сова — приветствие или предупреждение, я не знала.

Я огляделась, но не видела Шино. Вряд ли она добралась бы до деревьев по бокам так быстро, и она не могла где-то спрятаться у основания горы, так что она, видимо, пошла в сторону лагерей. Я не видела причины для Шино так делать, повернула за угол и побежала к главным вратам Полной Луны.

Впереди один из стражей у ворот крикнул:

— Стоять! — видимо, он кричал Шино. Я надеялась, что она остановится.

Я добралась до главных врат, два стража, что были там утром, стояли на своих местах, настороже, сжимали мечи.

Я подходила громко, не хотела застать их врасплох.

— Юкиширо-сан! Аосаги-сан! Высокая девочка с плоским лицом тут пробегала?

Хоть я была наименее грозной из всех для них в Полной Луне, и хоть я старалась не пугать их, оба стража повернулись ко мне в боевых стойках.

Я замерла в десяти шагах от них, подняв ладони до плеч. Я стояла в высокой траве, куда спрыгнула со стены утром.

Аосаги, часовой Матсудаиры, пригляделся ко мне.

— Кто там?

— Девочка, которая залезла на арку! — рявкнул Юкиширо, и они опустили оружие.

Я повторила вопрос, Аосаги заворчал, а Юкиширо кисло фыркнул.

— Она пробежала и не остановилась. Мы не в себе после прошлой ночи. Ей повезло, что мы не можем покинуть пост.

— Точно, — сказала я. — Куда она ушла?

Они указали на дорогу между лагерями, ведущую в долину.

Я поблагодарила их и поспешила по тропе, пытаясь не напугать стражей, которые могли стоять по бокам. Я миновала два лагеря из палаток без проблем, заметила Шино на коленях у двух погребальных костров.

Я шагнула к ней, ощущая любопытство, но ладонь сжала мое плечо.

Я спрашивала Миэко, как предвкушать неожиданность. Ответом, как оказалось, было позволить телу думать за себя после тренировок.

Локоть нашел мягкий живот — мне повезло, напавший был без брони. Я ощутила у шеи оханье. Мой разум не успел среагировать на угрозу, нога повернулась, зацепила ногу напавшего, моя рука направила тело через мою ногу, сбивая на спину, выбивая остатки дыхания из легких врага. Я повернулась, как тренировалась против Аимару утром — и много дней до этого — и подняла кулак, готовая вонзить костяшки в открытое горло напавшего.

Не вредить.

Я моргнула, помедлив.

Темное лицо глядело на меня, шок Торимасы был на лице Джолало-сана. Он хрипел, как лосось, которого мы с Усако вытащили из ручья под мостом у нашей деревни.

Мы смеялись от того, как он храпел. Сейчас смеяться не хотелось.

— Нельзя никого просто хватать! — процедила я. Я опустила кулак.

Он прохрипел.

— Нет. Нельзя. Да.

Я хотела пойти за Шино — я видела, она была у костров — но не могла бросить Джолало-сана там. Я села на колени рядом с ним.

Джолало отдышался, откашлялся и смог глубоко вдохнуть. Он сел, держась за живот, и сказал:

— Не… подкрадываться… к Рисуко-сан. Никогда, да.

Я невольно издала удивленный смешок.

— Это хорошая идея. Я была бы рада.

— Хай, — он попытался встать, но упал на попу. — Ох.

— Ты в порядке?

— Только… гордость задета… да, — выдавил он и смущенно улыбнулся мне.

— Тогда тебе повезло, Джолало-сан, — я не сказала, что другие женщины могли его убить. — Зачем ты это сделал? Ты напугал меня.

— Прости, да, — он попытался встать еще раз. В этот раз ему удалось. — Хотел поговорить с Рисуко-сан, да.

— Зачем тебе со мной говорить? — я не понимала, почему ему этого хотелось.

— Где ты научилась использовать меч и… — он изобразил удар локтем, которым я его повалила. — От отца, да?

— О, — я не могла рассказать ему о цели Полной луны. И я не хотела обсуждать то, что Ото-сан был мертв. — Немного от отца, да. И… от многих учителей.

Он кивнул, потирая живот.

— Ты мог поговорить со мной за едой, Джолало-сан.

— Рисуко-сан не было… — он охнул, согнувшись. — Не было за едой, да.

— О, прости, Джолало-сан. Я играла на похоронах.

— Знаю, да.

Я хотела сказать, что не нужно заканчивать каждое предложение «да», это не звучало вежливее, а путало, когда Шино прошла мимо, растрёпанная, ворчащая:

— «Следи за ночью». Да. «Помолись за души мертвых». Конечно. Бака, — она фыркнула с презрением и пропала в лагере, шагая в сторону Полной Луны.

Я вдруг стала переживать за монаха. Она напала на него?

— Прости, Джолало-сан, — сказала я как можно спокойнее. — Я должна идти и… принести еще церемониальных вещей монаху.

Он кивнул, явно хотел попроситься пойти со мной.

Я пошла прочь.

— Спокойной ночи, Джолало-сан!

Он помахал рукой.

— Спокойной ночи, Рисуко-сан.

Когда я дошла до костров, белый силуэт монаха лежал на примятой траве. Я испугалась, что Шино навредила ему, но шагнула ближе и услышала его храп. Я окинула его взглядом, не увидела раны.

Я обрадовалась, вернулась к задним вратам Полной Луны.

Миэко стояла внутри, снова спокойная.

Я рассказала ей о том, что видела, хотя не упомянула Джолало.

Она кинула, сказав, что проверила Маи, которая была пьяна и рассказала Миэко, что у них с Шино была встреча — я кивнула, понимая, что они, конечно, поссорились. Миэко убедилась, что Маи выпила воды и легла спать, а потом покинула Убежище и видела, как Шино прошла в задние врата и ушла к спальням. Все сложилось хорошо.

Она проводила меня до спальни учениц.

Радуясь, что день, начавшийся с трагедии, закончился комедией ошибок, я пожелала Миэко хорошей ночи.

День был тяжелым и долгим.

Следующий день будет еще дольше, но я засыпала в радостном неведении.














































21 — Медведь


Когда я пришла в Убежище на следующее утро, чтобы принести Маи завтрак из бобовой каши и риса — она была на той же диете инь, что и Тоуми — она все еще спала, сжавшись на матраце, как поросенок, разделенный с матерью. Большой палец был во рту Маи, и ее выражение лица было мягким и умиротворенным, я ее не видела такой.

Рядом с ней валялись три пустые бутылки вина — она явно залезла в кладовую и добыла больше, допив ту, что я принесла. Конечно, Миэко сказала, что она была пьяна. Конечно, она крепко спала.

Я знала, что Ки Сан будет в ярости, но не винила ее.

Я подумала о Торае, низком поваре Такеды, он рявкал монаху, что тот не получит сакэ. Странно. У нас было много сакэ.

Я оставила простую еду там, где Маи найдет ее, когда проснется, убрала пустые бутылки и вернулась на кухню. Там госпожа Чийомэ и Миэко стояли с Эми. Миэко держала колчан с четырьмя длинными стрелами с белым древком и белыми перьями.

— Ах, моя белочка, — сказала госпожа, — вот и ты. Капитан Хара попросил очистить это для похорон сегодня. Я бы хотела, чтобы вы отнесли это на горячие источники, — она склонилась. — И выглядывайте дезертира Матсудаиры, Кобаяши, ладно?

— Да, Чийомэ-сама, — сказали мы. Эми взяла колчан, и мы пошли по тропе, по которой ходили день назад.

Когда я спросила, для чего нужны стрелы, Эми пожала плечами.

— Наверное, ими подожгут погребальные костры.

— Ох.

* * *

Мы шли вдоль ручья, воняющего гнилыми яйцами, к горячему источнику. От запаха я подумала о нашем разговоре день назад — о наших отцах. Эми, наверное, думала о том же, потому что выглядела задумчиво, может, печальнее обычного (хотя с ней всегда было сложно понять).

Она оглянулась, увидела мой взгляд и вяло пожала плечами.

— О чем ты думаешь? — спросила я.

— Ото-сан, — она вздохнула. — Мой. Тоуми. Твой.

— И я.

Мы шли в тишине, а потом она добавила:

— О похоронах. У… твоего отца были похороны?

— Нет.

— Ох. Это точно было тяжело.

Теперь я пожала плечами.

— Наверное. Мы не знали, точно ли он умер, хотя он явно мертв. Мы просто знаем, что он ушел в замок… и не вернулся.

Эми опечалилась. Она закинула руку на мои плечи.

— Это точно сложно. Не знать.

— Это было ужасно для моей матери. Она все еще ждет, что Ото-сан войдет в дверь, наверное, — у меня было много воспоминаний о том, как мама плакала, глядя на вишню в нашем дворе. — Мы с Усако грустили, пожалуй. Но мы не понимали.

Эми кивнула.

— Думаю, похороны помогли мне и маме принять, что его нет. Но было и страшно. Огонь. Запах… — она поежилась. — Я была юной, не понимала всего, что происходило, как ты и твоя сестра. Но я знала, что он ушел.

Я обвила рукой ее плечи, и мы шли в тишине до пруда.

* * *

Обезьяны мрачно смотрели, как мы с Эми подходили к водопаду. Я снова разулась, сняла накидку и прошла в теплый пруд. Очистив себя ритуалом, я повернулась к Эми за первой стрелой.

Она была белой, что было необычно, как и то, что стальной наконечник был пустым, почти как маленькая клетка. Я приподняла бровь, а Эми крикнула поверх шума воды:

— Чтобы содержать огонь.

— Ох, — я начала очищение, окунула кончик в падающую воду, чтобы очистить его.

— Это молитва благодарения? — спросила Эми.

Я вручила ей стрелу и кивнула.

— Отец делал так с мечами каждый Новый год.

Она надула губы и вытерла стрелу тканью, которую принесла, так что моя накидка будет в этот раз сухой.

— Я… — она вручила мне другую стрелу. — Я завидую твоим воспоминаниям.

Я кивнула. Я не могла ничего сказать, не могла винить ее в зависти. Продолжая молитву, я вымыла эту стрелу, потом третью.

Когда она передавала мне последнюю, я сказала:

— Я знаю, что Тоуми не помнит своего отца ясно, только его смерть. А ты?

Слезы блестели на ресницах Эми — или это были брызги от водопада, ведь ее лицо не стало печальнее, чем обычно.

— Толком не помню. Мама все время рассказывала мне о нем, и я помню ее истории, конечно. И его лицо. Он всегда улыбался, — она почти улыбнулась печально.

Я ответила на это улыбкой.

— Конечно, — глядя на нее, думая, как тяжело было одному человеку переносить столько потери, я стала бормотать молитву, направила стрелу в поток.

Я ожидала давление воды, но не была готова к тому, что что-то утянет стрелу в водопад.

— Что… — охнула я, а потом поняла, что обезьяна за водопадом, наверное, схватила стрелу. Я разозлилась. Не думая, я нырнула в поток, в пространство за ним, рыча, — хотя звук воды заглушал меня полностью.

Жутко скаля зубы, одна из обезьянок — наверное, та же, за которой я гналась вчера — потрясла украденной стрелой.

Три или четыре других смотрели на другой стороне бурлящего пруда.

— Маленькая бака! — заорала я и пошла сквозь воду к зверьку.

Как и в прошлый раз, она забралась к щели на вершине наклоненного камня, щелкая зубами.

«Думаешь, я не умею лазать?» — я забралась по влажному камню, обеими руками подтянулась к вооружённой обезьяне, сжимающей стрелу и рычащей на меня.

Я оглянулась, проверяя, что другие не нападут сзади. Они ухаживали друг за другом.

Я увидела, как Эми прошла сквозь водопад за мной, стала осторожно подниматься по камню.

Обезьяна со стрелой смотрела с опаской на нас, пока мы лезли к ее убежищу. Зверек стал нервничать — я знала достаточно о диких зверях, они были опаснее всего, пока боялись, и я попыталась улыбнуться, протягивая руку.

Не работало. Обезьянка выла на меня, показывая зубы, острые, как у кота.

Моя попытка успокоить провалилась, и я рявкнула на нее, как старый черный пес Нару, который вызывал у Усако слезы все время.

Обезьяна потрясенно отступила, ее глаза расширились. Зверек повернулся, бросил стрелу в темную щель, где потолок встречался с каменной стеной, и убежал к воде и своим друзьям.

Я выругалась, забралась на стену и нащупала щель.

Она была шире, чем выглядела, скрытая в тенях стены. Я не нашла стрелу — я ощущала только гладкий камень. Брешь тянулась, сколько я могла просунуть руку.

Я встала, поняла, что могла пролезть в ту щель. Я заглянула туда, но видела только тень.

Но я ощутила сухой ветерок.

Эми поднялась ко мне и крикнула:

— Ты видишь стрелу?

Я покачала головой.

— Нужно спуститься!

— Думаешь, там они?

Я забыла, что госпожа Чийомэ говорила о входе в логово огра за водопадом. Я смотрела во тьму.

— Лишь один способ узнать!

Ругая обезьянку, а потом извиняясь перед ками источника, я скользнула в щель.

Я все еще не ощущала стрелу, что было странно, пока не поняла, что пещера в щели изгибалась, ведя вниз. Не отвесный склон, а горка. Когда обезьяна бросила стрелу, она могла уехать так, что я не доставала.

Я чуть не сдалась, что она была потеряна.

Но я знала, что лучники ждали четыре стрелы, не три, и потерянная не могла быть далеко. Сухой воздух, проносящийся мимо меня, пах… чем-то. Птицами. Чем-то странно знакомым, и мне нужно было проверить.

Я пролезла в трещину. Край был гладким, словно стертым за годы. Внутри царил полумрак, и я потянулась вниз, мои пальцы искали тонкое древко стрелы. Я ничего не ощущала, и я потянулась дальше…

И я скользнула на животе во тьму.

Я попыталась остановиться на четвереньках, но это толкнуло меня в другую сторону. Я кричала, пока не выехала на песочный пол лицом вперед.

Стрела лежала перед моим носом.

Свет был — вертикальная полоска света, которую прерывал большой ком.

Я сплюнула песок, схватила стрелу и встала, моргая.

К моему шоку, я поняла, что была в пещере над Полной Луной.

Огр сидел на корточках между мной и входом в пещеру.

Но я видела сквозь монстра, видела ребра света среди ребер тени.

Ребра.

Горло сдавило от страха, и я придвинулась ближе к огромному силуэту.

Как горная долина, открывшаяся под туманом, силуэт стал ясен мне: скелет. Огромный скелет с огромным черепом с острыми зубами. И из пасти торчали бивни, длинные и толстые кости.

Это все еще выглядело ужасно. Но существо не было живым.

Я стояла, дыша, глядя на кости. Я просунула стрелу сквозь ребра, потревожила паутину.

Я засмеялась.

— Думаю, это медведь.

Я повернулась, вскрикнув, подняв стрелу перед собой, как кинжал. Голос Миэко в моей голове говорил: «Этого оружия хватит, чтобы защититься».

Мужчина прислонялся к стене пещеры. Свет падал на него сбоку из входа в пещеру, его черты от этого были в тени. Но я узнала печальное лицо с впавшими щеками, которое видела в лесу и прошлой ночью в толпе.

— Кобаяши-сан?

Он моргнул, хмурясь.

— Как…

За мной раздалось кряхтение, и Эми пролезла в пещеру. Она хотя бы не рухнула лицом вперед, ее рот не был полон песка.

Дезертир Матсудаира растерянно посмотрел на нас.

— Они послали двух девочек за мной?

— Нет, — Эми отряхнулась. — Мы готовили стрелы к похоронам этим вечером.

Я подняла стрелу.

— Обезьяна выхватила эту и бросила в щель.

Он вяло ухмыльнулся.

— Да. Забавные идиоты эти обезьяны.

— Забавные, — буркнула я, и Эми издала сдержанный смешок.

— Итак, — он встал прямее, — никто не знает, что я тут.

Моя тревога усилилась, и я ощутила, что Эми напряглась. Он был без меча, но за поясом был нож.

— Они знают, что вас нет в долине, — сказала Эми ровным голосом.

Я пыталась соответствовать ее спокойствию, хотя сердце колотилось.

— И мы видели вас вчера, в лесу над водопадом. Мы рассказали госпоже, а она сказала лордам.

— Ах, — он сдулся, как фугу, которая уже не боялась. Он опустил взгляд, посмотрел на нас. — Я видел вас у водопада вчера, — он кивнул, посмотрел на яркую брешь. — Я подумал, что можно ненадолго укрыться тут. Выждать, пока отбудут мои товарищи и Такеда. Пропасть в глуши… — он пожал плечами.

— Простите, — сказала я, удивленная, что говорила искренне.

— О, я знал, что это не сработает, — он вздохнул и скользнул по стене, пока не оказался на корточках. Он смотрел на пол, покрытый песком. — Я надеялся…

— У вас есть семья, Кобаяши-сан? — спросила я.

— Нет, — он покачал головой. — Армия Матсудаира всегда была моей семьей. Служил клану с тех пор, как был младше вас. Повезло мне, — он вяло улыбнулся. — Повезло больше, чем Фацо.

— Кумо-сан?

Он кивнул.

— Повар. Угу. Была жена. Много детей — все дочери, думаю, у границы, в долине Пикника, — он покачал головой. — Два года назад, пока мы бились с Имагава в другой стороне провинции, группа всадников прибыла в деревню. Они взяли все, что могли, сожгли то, что не могли. Многие мужчины помогали расчистить дорогу в тот день, наверное, потому всадники напали. А женщины и девочки… — он закрыл глаза. — Семья Фацо. Все пропали.

— О, нет, — сказала Эми.

Кобаяши мрачно кивнул.

— Думаю, потому он всегда так защищает нас, — сказала я Эми.

— Наверное, — согласился солдат.

Мы задумались на жуткий миг.

— Кобаяши-сан, — спросила я, не желая думать о мертвых родителях или мертвых детях, — что случилось той ночью?

Он открыл глаза, которые выглядели почти сонно.

— Не хотите, чтобы кто-то знал? — спросила Эми.

— Я умру, — прошептал он, — из-за того, что произошло в ту ночь. Са… страж Такеда был уже мертв. И я скоро умру.

Я села на колени в песке перед ним.

— Что случилось. Кобаяши-сан?

Он застонал.

— Ничего. Мы просто… — он вдохнул и расправил плечи. — Мы заняли места в Час Свиньи, было тихо. А потом около полуночи, пришел офицер Такеды — немного пьяный — и спросил, хотели ли мы ненадолго присоединиться к нему… — он изобразил быстро, как пил вино из чашки. Когда мы кивнули, он снова сдулся. — И… потом Аосаги тряс меня и говорил, что пришел меня сменить. Небо светлело. Я и другой страж… уснули, — его лицо — брови, рот, ноздри — будто обрушилось, маска стыда и печали. Он заплакал.

Жалея его, зная, что мы никак не могли помочь, я посмотрела на Эми, та пожала плечами. Я склонилась и посмотрела на его лицо.

— Кобаяши-сан, вас опоили. В вине был маковый сок. Вы не просто уснули.

— О, — он обдумал это и покачал головой. — Не важно. Мне не нужно было пить сакэ. Я пренебрег долгом и опозорил клан. И… — он медленно покачал головой. — А теперь я бросил пост. Я сбежал. Меня казнят. Или меня убьют, как зверя, на охоте. Или я умру от голода тут, в горах.

Я взглянула на Эми, которая смотрела на меня. Может, она думала, как я, о невозможном выборе, который пришлось делать нашим отцам.

Она кивнула, словно знала, о чем я думала.

— Кобаяши-сан, — сказала она, — вы еще можете выполнить свой долг, — когда бывший часовой хмуро посмотрел на нее, она склонилась ближе. — Мужчина, который опоил вас и Сато-сана, был убит.

— Да, — он вздохнул и кивнул на меня. — Ты играла на похоронах.

Я кивнула, думая: «Ах, это ты видел».

— Кобаяши-сан, вы знаете, что делал тот офицер? Он забрался в Полную Луну — потому он опоил вас, и там он умер.

— Да? — Кобаяши скривился. Зачем он сделал это?

У меня не было ответа, Эми сказала:

— Это мы пытаемся понять.

— Странно, — его лицо, напоминающее обезьяну, надулось, он напоминал гримасу Эми. Страж хмыкнул. — Я слышал, как он ссорился с кем-то у ворот ночью до этого. Я был на вечерней смене, это было до того, как врата закрыли.

Мы с Эми подняли головы. Она спросила:

— Это был лейтенант Сакаи?

Он нахмурился.

— Почему они говорили?

«Из-за Маи», — подумала я, Эми явно думала о том же.

— Это был он? — спросила я.

Кобаяши щелкнул зубами, потом покачал головой.

— Нет. Я знаю голос Сакаи-сана. Этот я не узнал. Он был… сухим. И гнусавым. Я был не на той стороне ворот, чтобы увидеть, кто это был, но он и офицер Такеды говорили о деньгах, — он виновато поднял руки.

Деньги!

— Кем был другой страж с вами в тот вечер? — спросила я. — Тот же, что и в другую ночь?

Бывший страж покачал головой.

— Нет. Это был… как его звали? Тадаши? Он был не разговорчивым, и многие люди в тот вечер входили и выходили, так что мы были заняты. Не как… — он поежился.

Мы с Эми кивнули с пониманием. Он и Сато смогли поговорить. Отвлечься.

— Кобаяши-сан, — сказал Эми, — вы должны вернуться с нами. У вас есть важные улики, которые могут помочь поймать убийцу.

Он хмуро посмотрел на нее, и я надавила:

— Матсудаира-сама сжалится, если вы придете сами и поможете раскрыть преступление.

Он пожевал одну щеку изнутри, другую. Он снова покачал головой.

— Дайте подумать, — он скривился. — Если я отпущу вас, вы расскажете.

— Мы обещаем не говорить лордам и их людям, Кобаяши-сан, — я посмотрела на Эми. Она кивнула, и я продолжила. — Мы клянемся на душах наших мертвых отцов.

— О, тогда ладно, — он печально улыбнулся. — Идите. Я обдумаю ваши слова, — он склонил голову.

Мы поклонились и встали. Я думала спуститься по скале, но Эми не справилась бы с такой дорогой, так что пришлось идти с ней в конец пещеры. Перед тем, как уйти, я оглянулась на Кобаяши, который не двигался, а потом на скелет посреди пещеры. Я кивнула на него.

— Когда я впервые увидела это, подумала, что это был они.

Кобаяши тихо рассмеялся.

— Справедливо. Но нет. Видишь зубы? Большие и острые спереди, широкие и тупые сзади. Это медведь. Большой, и вряд ли он забрался сюда сам — слишком большой для щели за водопадом. И он не мог забраться по горе. Интересно, кто принес его сюда?

Я не знала, как и Эми, и мы попрощались и пошли к пруду.

Пока мы шли вдоль ручья, Эми отметила:

— Ты поклялась, что мы не скажем Матсудаире-сама, Такеде-сама и солдатам.

— Да.

— Но ничего не сказала о госпоже Чийомэ и куноичи.

Смущенная, но и довольная собой, я пожала плечами и улыбнулась.

— Верно.



































22 — Самураи-сироты


Мы снова доложили Чийомэ-сама в ее покоях.

Она снова была рада, что мы нашли Кобаяши и раскрыли возможного свидетеля, но недовольна тем, чего мы добились.

— И вы не смогли уговорить трусливого дезертира вернуться к его генералу?

Я не могла придумать, что сказать на это.

Эми ответила:

— Он не пришел бы. Он не знал, отпускать ли нас. Мурасаки-сан убедила его, что мы не выдадим его, но другим вариантом было только напасть на него. Мы могли победить, но были бы ранены, а он погиб бы, и тогда мы не смогли бы продвигаться дальше.

— Возможно, — не спорила госпожа, ее лицо скривилось, словно признание было полным боли. — И, может, он сам придет и выдаст себя. Похороны сразу после обеда. Если он не придет к закату, берите Братишек и вытаскивайте разбойника из его логова.

Я поклонилась, но пришлось отметить, что Братишки вряд ли поместятся в проход — они были шире в плечах, чем дезертир.

— Ладно, — буркнула госпожа Чийомэ. — Тогда возьмите Миэко, Хоши и, о, Рин. Они смогут притащить этого хорька сюда. И он, может, даже будет жив, если они решат быть осторожными.

— Да, Чийомэ-сама, — сказали мы с Эми.

Она кивнула на колчан на коленях Эми.

— Отнесите стрелы капитану Харе. Он на землях встречи. А потом вернитесь на кухню. Уверена, вы там нужны, хотя вряд ли кто-то будет голоднее к полудню, чем они были на завтрак.

— Да, Чийомэ-сама, — повторили мы и ушли.

* * *

Мы сообщили поварам, куда шли, но приготовления к обеду шли гладко, и Ки Сан махнул нам, сказав возвращаться поскорее, чтобы помогать разносить еду.

Тоуми хмуро глядела на нас, но по привычке.

Аимару и Кумо-сан — Фацо — улыбнулись, а Торай-сан — Коротышка — сверлил хмурым взглядом, то ли дулся на нас, то ли это была его обычная гримаса. Я не знала.

Мы вышли за врата, когда Эми сказала:

— Мурасаки?

— Хм?

— Думаешь, Матсудаира-сама казнил бы Кобаяши-сана?

Я обдумала это, поглядывая на часовых, стоящих у Полной Луны. Один из них мог… я покачала головой.

— Не знаю. Он точно был бы наказан, да?

Эми кивнула.

— Да. Дисциплина важна. И репутация клана. Просто… страх наказания ведь лучший способ поддерживать дисциплину, да?

— Не знаю, — признала я. — Но без него зачем солдатам бежать к бою, а не от него?

— Из уважения к их лорду? — предположила она. — Честь? Наши отцы сделали такой выбор.

— Наши отцы отказались от приказа. И пострадали от последствий.

— Но они действовали с честью.

— Твой отец и отец Тоуми, — я вздохнула. — Не мой.

— Он почитал тебя. И твою сестру. И твою маму, — я взглянула, но ее лицо было лишено эмоций. — Хотела бы я, чтобы мой сделал такой выбор.

Я попыталась отогнать картинку Эми и Тоуми, глядящих на самоубийство их отцов.

— Хотела бы я, чтобы им не нужно было принимать такой выбор.

Через пару шагов в тишине она мрачно кивнула.

Место встречи было на вершине гряды, напротив места, где стояли наготове погребальные костры. Монах, казалось, снова говорил с трупами — молился за них, скорее всего. Два его помощника сидели на земле, играли в го.

Лорды и их капитаны встречались в месте, окруженном тяжелой шторой — джинмаку. В стороне подальше от Полной Луны, выходящей на юг, два часовых охраняли вход.

— Прошу прощения, господа, — сказала я, когда мы подошли. — Нам нужно поговорить с капитаном Хара.

— Зачем вам нужно говорить с Харой-саном? — спросил страж Такеда. Это был юноша, которого я встретила у палатки Такеды-сама в утро, когда мы нашли тело Торимасы.

Эми подняла колчан с белыми стрелами.

— Мы подготовили это для похорон. Госпожа сказала нам вернуть их Харе-сану.

Часовой раздраженно скривил губы, но кивнул.

— Ладно. Оставайтесь тут. Я посмотрю, придет ли он, — он кивнул стражу Матсудаиры и прошёл внутрь.

— Он не выглядел радостно, — сказала Эми.

К нашему удивлению, солдат Матсудаиры рассмеялся.

— Тадаши-сан не доверяет вам, девочкам из Полной Луны, — мы моргнули, глядя на него, и он пожал плечами, извиняясь. — Он убежден, что вы как-то связаны с той смертью. Не знаю, как можно было обвинить милых девушек в таком кошмаре!

Мы с Эми согласились, что это было невообразимо, и он снова рассмеялся.

— Господин, — сказала я, — солдат, который сбежал, который был у наших ворот?

Лицо стража вдруг посерьезнело.

— Кобаяши.

— Да. Как думаете, что с ним сделает лорд Матсудаира, когда его поймают?

Он скривился.

— Девочкам лучше не знать о таком.

Эми склонила голову.

— Нам повезло жить в мирном защищенном месте, да, но нынче беда всюду. Даже как ученицы-мико мы испытали… многое.

Он скривился, но ответил на ее кивок своим.

— Да. Конечно. Почему вы хотите знать?

Я хотела рассказать правду (или ее часть), что мы хотели больше узнать о новом союзнике нашего лорда. Был он строгим или милосердным.

Но Эми поделилась немного другой правдой.

— Мы — сироты, сироты самураев. Мы переживаем из-за вопросов долга и чести.

Часовой, простой солдат, поклонился нам.

— Матсудаира-сама строгий командир, но справедливый. Если Кобаяши выдаст себя ему — он боролся за лорда с осады замка, что было еще до вашего рождения, девочки. Они многое прошли вместе. Думаю, если Кобаяши-сан придет сам, Матсудаира-сама будет милосерден.

Это не успокоило меня, но это было лучшим, на что мы могли надеяться. Я поклонилась, Эми последовала примеру.

— Спасибо, господин.

Он поклонился в ответ.

— Значит… сироты самураев?

Ткань джинмаку открылась, стало видно капитана Хару.

— Да, — сказал он. — Сироты самураев.

Мы с Эми поклонились, она протянула колчан.

— Хара-сан, мы подготовили эти стрелы к церемонии. Госпожа Чийомэ сказала нам вернуть их вам.

— Хм, — он взял колчан. Он хотел вернуться на встречу, но прищурился, и мне показалось, что меня резал один из тонких ножей Ки Сана. — Ханичи-сан. Кано-сан…

Он хотел что-то спросить, и я не знала, хотела ли знать, что это будет, но его перебил шум за ним. Низкий грубый голос — капитан Баба, наверное, прорычал:

— Но если мы передвинем наши отряды на запад, чтобы поддержать атаку, мы оставим северную границу без защиты! Ходжо пройдут по Достоинству и Быстрой Реке на вашу территорию!

Голос выше — капитан Токимацу — рычал в ответ:

— Но без поддержки…

Хара-сан вздохнул и мрачно рассмеялся.

— Опять бои в комнате войны. Лучше пойду, пока не дошло до ударов, — он склонил голову. — Девы.

Мы поклонились в ответ, и он ушел.

На обратном пути в Полную Луну поднялся вопрос, который беспокоил меня месяцами:

— Если Такеда-сама хотел, чтобы лейтенант Масугу отнес план боя, чтобы предупредить Оду-сама, что Матсудаира предаст его, почему он заставил Масугу прибыть сюда и пережидать зиму? Почему он не отправил его по Дороге великого Восточного моря? Она не была перекрыта снегом.

Эми замерла, обдумывая это. Она оглянулась на джинмаку вокруг места встречи и пробормотала:

— Они планируют атаку сейчас.

— И?

— План в письме не будет точным. И когда Масугу доберется до столицы, Такеда и Матсудаира будут близко, — она прикусила губу. — Такеда-сама будет выглядеть верным, хотя послал предупреждение не о той атаке.

— Ох, — я нахмурилась. — Это… не очень хорошо.

— Даймё действует по другим правилам, — она пожала плечами. — Если бы все были хорошими, не требовались бы куноичи.

Я подумала о карте Чийомэ-сама, большой разноцветной игре в го, и пожала плечами.

— Идем. Пора помочь на кухне.

* * *

Госпожа Чийомэ угадала, за обедом аппетита было еще меньше, чем утром. Видимо, близкие похороны давили на разумы всех — на мой точно — но я видела, что встречи прошли не гармонично. Бело-голубой иней между сторонами Такеда и Матсудаира в Главном зале заставляли меня и Шино двигаться быстрее, разнося еду.

Но никто не ел.

Джолало ел, сидя в конце стола Матсудаира. Он с открытым любопытством разглядывал комнату, словно ждал, что начнется веселье.

Миска риса на месте Торимасы-сана лишила зал разговоров и жизни. Вонзенные палочки ощущались как предупреждение.

Когда мы с Тоуми стали нести на кухню полные миски, повара мрачно посмотрели на нас, но не ворчали — даже они знали, что солдаты думали не о еде.

Ки Сан стал готовить порцию для Маи, а Кумо вздохнул.

— Но зачем им посещать похороны? Бедные девы могут и не участвовать в таком неприятном действе.

— Цветочек хочет, чтобы Яркоглазая снова сыграла. Все девочки нужны там. Думаю, Чийомэ хочет создать милую стену меж двух армий.

Кумо вздохнул, но кивнул.

— Хотелось бы, чтобы их избавили от таких… неприятностей.

Торай хмыкнул и пожал плечами.

— Что ж, нам троим нужно ощипать и разделать всех тех куриц, — он повернулся к Ки Сану. — Они в кладовой?

Ки Сан покачал головой.

— Нет. В буфете. Яркоглазая, отнеси это Лисичке, — он поднял накрытую миску риса, овощей и рыбы, которые почти не тронули гости.

— Без сакэ? — спросила я.

Он ухмыльнулся.

— Нет. Думаю, она выпила достаточно.

Я согласилась с поваром, но подозревала, что Маи не поддержит это. И угадала.

— Бака яро! — прорычала она, когда я передала ей слова Ки Сана. Я не знала, назвала она так меня или повара, но не хотела уточнять, и она не дала шанса. Я видела Ки Сана после ночи выпивки, он выглядел как медведь, который валялся в смоле сосны. Маи выглядела как тигр с головной болью. — Он ожидает, что я буду просто так сидеть тут? Чэ!

— Эм… ты могла бы… Тебе нужна еще бумага для рисования?

— Рисование? — ее лицо исказила ярость. Она гневно рассмеялась. — Зачем мне хотеть рисовать, глупая мышка? Глупые рисунки… — она отвела взгляд.

— Ну… твои рисунки Шино-сэнпай были такими…

— Прочь, — она забрала у меня миску. Я попыталась успокоить ее словами, она завизжала. — Уходи!

Она рухнула на татами, отвернулась от меня, чтобы взять палочки. Но я была уверена, что в ее глазах блестели слезы.

Я ушла.

На кухне меня ждала Сачи. Пришло время похорон.






























23 — Дым и огонь


Мы снова устроились, чтобы играть, во главе двух погребальных костров, и я невольно думала о странных событиях прошлой ночи. Похороны будут такими же активными? Лейтенант Сакаи проявит себя снова — и если да, будет ли бой между двумя армиями?

Монах медленно обошел укутанные тела на кроватях из хвороста. Он говорил под нос, походил мимо нас, и я снова уловил размытые фразы про «Чистую Землю» и «Западный рай».

Резкий запах сказал, что кто-то пропитал хворост маслом, он был готов для горения. Бумажные подношения с прошлой ночи трепетали от ветерка с запада.

Это казалось нереальным.

Я закончила настройку, Сачи-сан играла часть «Пустого неба» снова и снова, видимо, придавала горестный тон.

Как ты пропал в пустом синем небе?

Шино задевала струны кото, казалось, наугад. Она смотрела на Полную Луну.

— Шино-сэнпай? — спросила я.

Ее взгляд сдвинулся на меня. Он был мертвым. Или не мертвым — глубоко подавленным, как огонь, который держали невысоким для следующего дня.

— А… — я хотела знать, что случилось между ней и Маи прошлой ночью. Они поссорились? Из-за чего? Я хотела знать? — Маи-сэнпай показала вам свои рисунки?

Прикрытый жар вспыхнул.

— Умолкни, Мышка-чан.

— Да, Шино-сэнпай. Прости, Шино-сэнпай.

Она стала дальше задевать струны кото. Она отвела взгляд, хмуро глядела на бумагу, покачивающуюся на ветке меж двух погребальных костров.

Это… поверх зигзагов ши-дэ лежало нечто, похожее на рисунок Маи на стражнице, которую я видела прошлой ночью — даже пятна жира, от которых просвечивал текст, были теми же. Почему Шино хотела сжечь что-то такое милое?

Шино была не в настроении говорить. Я не успела спросить, обе армии стали сходиться из лагерей, и госпожа Чийомэ вывела из ворот обитателей Полной Луны. Женщины снова были в красно-белом одеянии мико, а Аимару, Тоуми и Братишки были в синем.

Лорд Такеда и почти все его последователи были в белом скорбном одеянии. Многие Матсудаира тоже были так одеты.

Мы снова играли, пока все устраивались так же, как прошлой ночью — сначала «Пустое небо», потом — «Зов оленя».

«Мы делаем это, — думала я, пока играла, — для душ мертвых. Но на самом деле ритуалы для живых. Чтобы помочь нам отпустить. Мертвые души уйдут, скорбим мы по ним или нет, если мы позволяем им».

Куда они уходят? Даже нежный белый снег падает там, где я могу его коснуться.

Тряхнув головой, я попыталась сосредоточиться на игре.

Монах, покачиваясь в мятом белом одеянии с широкими рукавами, продолжал читать молитву — я не могла различить его слова из-за своей игры. Потом он притих, и я заметила, что он смотрел на бумажные подношения. Улыбка расцвела на его круглом лице, он прошел вперед, схватил рисунок Шино и стал молиться энергичнее.

Четыре лучника Такеды не сидели. Они разделились, каждый нес по факелу, длинному луку и белой стреле, которые мы с Эми очистили у водопада. Открытая клетка наконечников была набита тканью, пропитанной маслом. Они встали за нами. Я ощущала запах дыма от их факелов.

Как только все встали на места, Сачи привела нас через последний припев к тишине.

Монах произнес почти ту же проповедь, что и прошлой ночью: эта жизнь, этот мир временные, только душа вечная, и наш выбор повлияет на душу, переходящую из одной жизни в следующую, из одного тела в следующее. Прошлой ночью его сухой акцент придавал ему скучающий тон, пока он произносил проповедь, но сегодня он был странно взволнован.

Мы серьезно слушали. Кроме его голоса, был только шум ветра в зеленой траве и треск факелов за нами.

Наконец, он закончил молитву и отвернулся от тел. Он кивнул лучникам.

Пропитанные маслом тряпки шипели, загораясь, за нами.

Сачи поднесла флейту к губам, сигнал, что нам нужно будет играть снова.

Я подняла сямисэн, но сосредоточилась не на ней или следующей мелодии — мы играли «Вишневые цветы» или «Пустое небо»?

Я замечала только страницу в руке монаха. Рисунки Шино все еще были заметны, может, потому он спас страницу от огня?

В одном из пятен жира я смогла прочитать два кандзи — 武 и 田. Война и рисовое поле.

Такеда.

Я не успела сказать — да и кому? — свист раздался над головой, четыре горящие стрелы полетели к двум кострам, а потом с тихим шелестом хворост вспыхнул.

Дым поднимался от пропитанного маслом дерева, и ветер дул на нас. Я закашлялась, ослепленная, и даже Сачи перестала играть.

Это были «Вишневые цветы», и я пропустила начало.

Огонь быстро разгорелся, два костра взревели, пламя поднялось. Жар поднимал дым, и мои глаза прояснились.

Монах сунул свиток в объемный рукав.

Сачи, Шино и я смогли заиграть, хотя треск и рев огня заглушали нашу музыку для всех, кроме нас.

Нас и монаха, конечно. Который забрал свиток, который Торимаса-сан спрятал в кладовой. Свиток, который все искали. Но… почему? И как?

Шино получила его от Маи. Где Маи его взяла?

Из кладовой. Когда ходила за постельным бельем после того, как Аимару нашел его там.

Бака! Бака яро! Я была дурой. Конечно, Маи его нашла! Она знала, что это было? Вряд ли, иначе она не рисовала бы на другой стороне.

Но почему монах забрал свиток? Что ему нужно было…

Если подумать, зачем деве храма расположение отрядов или движений? Они ей не требовались, если она была просто мико. Если она не была куноичи.

Два костра пускали жар нам в лица. Мы играли, хотя это была не лучшая наша игра, даже у Сачи-сэнсей.

Эми говорила, что похороны ее отца были страшными. Запах. Я не знала, о чем она говорила, хотя была на паре похорон в деревне.

Сидя близко к двум погребальным кострам, я поняла ее слова. Там был запах горящего дерева, горящей плоти — оба запаха я знала. Но это было как-то по-другому. Жутко.

Двое мужчин ходили, говорили и смеялись два дня назад. Теперь их тела становились пеплом, а души улетали в следующую жизнь.

Я как-то не могла поверить, что они были рады, уходя из этого раунда печали. Они вернутся как люди? Как муравьи?

Я подумала о соломенном амулете, который мы сунули в рукав Сато-сана. Я надеялась, что это защитит его, куда бы он ни попал.

Печальные мысли мелькали в моем разуме, пока я следила за монахом, который снова читал молитву, едва слышный из-за рева огня, хотя стоял в паре шагов от нас.

Он был шпионом, я была уверена. Аимару сказал, что не видел его и его помощников в долине. И Сачи сказала, что он говорил с акцентом Устья. Он не был местным.

Для кого он шпионил? Для лорда Оды? Для Уэсуги?

Он сказал, что Устья был в провинции Арсенал — это было на севере.

Я вспомнила, как Баба-сан кричал, что если Такеда уберет все отряды от северной границы, территории будут открыты…

Для Ходжо.

Разноцветная карта госпожи Чийомэ сверкнула перед моими глазами, пока я играла на сямисэне, пытаясь совпадать с ритмом Шино.

Главный остров, Хонсю, как толстое тело форели. На востоке, у живота рыбы, массы красных и синих меток, Такеда и Матсудаира. С запада их окружали белые метки лорда Ода и желтые — Уэсуги. И север был оранжевым от Ходжо.

Да. Конечно, лорд Ходжо хотел знать, сколько у Такеды отрядов.

Я хотела обсудить это с Эми и Тоуми. Они понимали это лучше меня.

Но я была уверена, что монах собирался добыть список армий Такеды. Свиток Торимасы был для него?

Может, нет, ведь монах не прибыл до смерти лейтенанта.

Значит, был кто-то еще. Наверное, кто-то с именем на Т, это было на всех записках в палатке Торимасы.

Как звали монаха?

Мог он убить Торимасу? Или его помощники?

Если он был шпионом и монахом, может, он был и убийцей. Но он был не таким умелым, как Миэко-сан. Хотя редкие были такими.

Огонь горел, два мертвеца уже не были узнаваемыми в огне, и солдаты стали вставать и уходить.

«Сколько они таких видели?» — размышляла я. Со всех сторон было много мертвых, так что многих. От этого становилось проще?

Судя по слезам в глазах многих Такеда, это порой не помогало.

Матсудаира не плакали, но были серьезными и задумчивыми. Может, всех задела мысль «Однажды это буду я», даже тех, кто не знал двух солдат Такеда.

Я не могла найти лицо лейтенанта Сакаи в толпе. Все офицеры Матсудаира были там, включая лорда Матсудаиру и его племянника. Лейтенант был со шрамом на щеке, но того, с кем заигрывала Маи в первую ночь, того, кто бился за нее с мертвецом, не было видно. Может, он держался подальше, как лейтенант Такеды, Итагаки, сказал ему делать прошлой ночью. Может, не хотел устраивать сцену.

Сакаи не начинался на Т.

Если монах не был убийцей, то кто был?

Кто заставил Торимасу-сана нарушить долг? Может, это был человек, которому он был должен кучу денег. Т.

Лорд Матсудаира ушел вместе с его последователями и многими Такеда. Лорд Такеда и его офицеры еще сидели, смотрели, как горели их товарищи.

Сачи подала нам сигнал, и мы опустили инструменты.

— Молодцы, как всегда, девы, — сказал монах, смеясь.

— Спасибо, — Сачи облизнула губы, которые пересохли от дыма и долгой игры на флейте.

— Прошу, — спросила я, — может скромная слуга узнать имя Уважаемого?

Он изумленно посмотрел на меня.

— Мое священное имя — Джункейшо. Почему ты спрашиваешь, дитя?

— О, просто любопытство, Джункейшо-сан, — он стал поворачиваться, и я спросила. — А зачем вы спрятали тот свиток в рукаве?

Он повернул голову, но не атаковал меня, как я переживала, что он сделает, а побежал в другую сторону.

К четырем лучникам, еще стоящим за нами.

Сачи закричала:

— Остановите его!

Лучники — одним из них был Итагаки-сан — тут же ответили. Один луком сбил бегущего монаха. Еще трое прижали ноги к его рукам, лейтенант Итагаки наступил ему на шею.

— Не убивай его, Итагаки, — сказал лорд Такеда, который вдруг оказался рядом с Шино. Она удивлённо отпрянула. — Сачи, этот мужчина тебя ущипнул?

Другие Такеда окружили нас. Я видела госпожу Чийомэ и куноичи, худые красно-белые березы в роще воинов-кедров.

— Нет, мой лорд, — сказала Сачи, — иначе он был бы без руки. Нет. Он забрал что-то из погребальных костров до того, как их подожгли. Бумагу, — она посмотрела на меня и приподняла бровь.

Во рту пересохло, я смотрела на монаха, который перестал извиваться под весом солдат. Я надеялась, что он еще мог дышать.

— Думаю, у него… в его левом рукаве список. Список, который мертвец оставлял в нашей кладовой.

Итагаки склонился, держа ногу у шеи шпиона, и вытащил свиток из испачканного травой рукава. Он поднес его генералу, тот мрачно взглянул на бумагу и кивнул на костер.

— Как это попало туда?

Шино охнула, и на миг я подумала, что-то наступил ей на горло. Нет, она глазела на рисунки в руке Такеды-сама.

Миэко сказала:

— Думаю, наша старшая ученица, Маи, нарисовала фигуры сзади, не зная важность бумаги.

Лорд Такеда перевернул список, посмотрел на рисунки Шино, танцующей Шестьдесят четыре Перемены. Брови его капитанов приподнялась, но лицо Такеды-сама осталось каменным.

— Очень мило, — сказал он.

Шино глядела на землю, лицо было красным, как солнце на закате.

Миэко опустила ладонь на плечо Шино.

— Шино ходила к Маи прошлой ночью. Чтобы поддержать ее в изоляции. Когда Маи показала Шино рисунок, Шино, как она мне сказала прошлой ночью, смутилась. Их… немного занесло, да, Шино-чан?

— Да, — простонала Шино.

Занесло. Можно было и так назвать то, что они поссорились, как две собаки из-за кости.

— Рисуко-чан и я видели, как Шино покинула лагерь со свитком в руке, да, Рисуко?

— Да, Миэко-сэнсей, — когда вес взглядов не пропал, я сглотнула. — Эм, Миэко-сэнсей послала меня проверить, что Шино-сэнпай была в порядке, пока она проверяла Маи. Я прошла за ней сюда. Когда я дошла до костров, она уже уходила. Монах был на земле, как сейчас, спал.

— Молился за души мертвых, — буркнула Шино.

— И он не видел, как она оставила там свиток.

Лорд Такеда хмыкнул, потом огляделся.

— Как эта Маи получила свиток?

Мой рот открылся, я не успела подумать.

— Она, наверное, нашла его в кладовой, пока брала постельное белье, когда госпож Чийомэ отправила ее в Убежище.

Госпожа Чийомэ кисло рассмеялась.

— Да? Я не знаю, что хуже — умные девушки или глупые. Рисуко, приведи Маи из Убежища. У нас есть к ней вопросы. Снова.

— Госпожа! — охнула Шино, вдруг заступившись за Маи, как за день до этого. Я не понимала их двоих.

Госпожа Чийомэ подняла руку.

— Вряд ли она в беде. Но нам нужно с ней поговорить. И нам нужно поговорить со злодеем в одежде монаха. Рисуко, иди. Сейчас.

— Да, госпожа!

* * *

Я побежала по тропе между лагерями. Обе армии были заняты после церемонии. У ворот я поприветствовала стражей:

— Привет, Юкиширо-сан, Аосаги-сан!

— Эй, Рисуко-чан! — крикнули они, пока я пробегала.

Я миновала конюшню и мужскую спальню, кладовую — дверь была открыта, кто-то явно был там — и юркнула под ветками большой тсуги, стремясь к Убежищу.

Дверь там тоже была открыта.

— Маи-сэнпай?

Ответа не было.

Я заглянула в маленькое здание. Там было еще затхло из-за запаха сакэ, вокруг валялись обрывки бумаги, но Маи не было. Странно.

Она ходила ранее за вином. Может, сделала это снова.

Я побежала за Главным залом к колодцу. Может, ее поймали у буфета на кухне, когда она попыталась забрать больше сакэ. Ки Сан сможет накричать на нее после того, как лорд Такеда задаст вопросы.

Я вышла на солнце, завернула за угол Главного зала ко двору кухни.

Там была Маи.

Она висела за лодыжки с того ж крючка, где до этого висела свинья, чтобы из нее вытекла кровь.

Острое лицо Маи было широким от шока, как лицо Торимасы, но ее рот застыл в яростной улыбке.

И, как у свиньи, ее горло было рассечено во второй улыбке.






















24 — Осквернение


Мы зовем закат красным, но он не такой. Это смесь оранжевого, золотого и миллиона чудесных оттенков, но не только красный. Как и цветы вишни, хотя плоды красные.

Кровь была красной, ярче любой вишни.

Красный веер развернулся перед нашей спальней. Кровь Маи разлетелась брызгами, когда ей рассекли горло. Пока она была жива, иначе брызги не вылетели бы с такой силой.

Большой клин без крови рассекал одну сторону алого веера. На нее напали спереди. И ее напавший был в крови.

Игнорируя дрожь в коленях, я прошла к гонгу у двери кухни и стала бить в него, крича:

— Помогите! — а потом остановилась, поняв, что могла звать и убийцу.

Дверь за мной открылась, и я вскочила, чтобы защитить себя, подняла старую кривую ложку, которой мы били в гонг.

Ки Сан и Аимару уставились на меня. Они были в перьях — и волосы, и накидки — и их лица были встревоженными.

А потом я указала на двор, где висело тело Маи.

Ки Сан яростно выругался на корейском.

Аимару охнул:

— О, нет!

Аосаги, страж Матсудаиры у ворот, вбежал во двор.

— Что… о!

Ки Сан повернулся к солдату и рявкнул приказы, словно он был командиром или солдат — помощником на кухне.

— Веди сюда госпожу Чийомэ и лорда Такеду. Нам нужны солдаты. Сейчас!

Аосаги побежал к вратам на полной скорости.

— Фацо! Коротышка! — закричал Ки Сан. — Тащите свои кишки сюда! У нас беда!

Два повара появились через пару мгновений.

— Что такое? — спросил Кумо, пытаясь натянуть накидку поверх большого живота, свисающего поверх штанов.

Торай гнусаво сказал «Что?». Он был одет, но его рукава были в пятнах крови.

Ки Сан просто указал, как я, на тело Маи во дворе.

Торай глядел на нее, рот и глаза были широко раскрыты.

Кумо повернулся и попытался закрыть мне глаза.

Я убрала его руку, но тут же пожалела. Он увидел свою жену и дочерей такими?

— Я уже это видела, Кумо-сан. Я ее нашла.

Ки Сан снова выругался, прошел мимо Аимару на кухню. Я посмотрела на друга и поваров, пыталась понять, знали ли они, что он делал. Они не знали.

Я указала на Торая.

— Ты! Ты убил ее!

— Что? — он моргнул, глядя на меня. — О чем ты говоришь?

Лорд Такеда и его офицеры вошли вместе с госпожой Чийомэ, Братишками, Эми, Тоуми, Шино и куноичи. Они застыли, глядя на труп Маи.

Шино взвыла. Кумо снова попытался прикрыть глаза девушек, но Тоуми была менее терпеливой, чем я. Держа старшую девушку, которая рыдала, Тоуми прорычала:

— Отвали, Фацо.

Кумо выглядел так, словно она его укусила.

— Что, — сказала госпожа Чийомэ, голос был холодным, как град, а лицо — белым, — тут происходит?

— Он убил ее! — взвыла я, указывая на Торая, который уставился на меня. Я указала на прерванный веер крови на гравии. — Тот, кто убил Маи, стоял перед ней. Видите! И только он в крови!

Когда все повернулись к нему, Торай поднял красные ладони.

— Конечно, я в крови! Мы резали кур часами! У некоторых из нас есть чистая одежда в спальне, — он махнул на Кумо, — но я работал с рассвета до полуночи, никто мне одежду не стирает! Я искал в кладовой чистую накидку, — он фыркнул. — Конечно, там вся одежда мне велика, — он кивнул на Братишек, потом на меня, — или слишком мала. Это кровь куриц! — он широко развел руки, потом опустил их, повернулся к лорду Такеде и быстро поклонился. — Такеда-сама! Вы знаете меня! Зачем мне делать такое? — он кивнул на тело Маи.

— Отличный вопрос, Торай, — прогудел Гора. — Ты ничего не хочешь мне сказать?

Повар стал белым, как пух куриц на голове Аимару.

Наш повар вышел из кухни, нес несколько длинных ножей и меч Масугу.

— Меч Масугу в этот раз не трогали, но один из тесаков пропал, — сообщил он.

Кумо развел руки, подняв ладони, и опустил голову.

— Я собирался почистить нож после того, как переоденусь. Боюсь, я мог оставить его в спальне мужчин, — все не могли отвести взгляда от Маи, но он не мог смотреть на ужасное зрелище. Я его не винила.

В тот миг лорд Матсудаира прошел во двор, за ним — его офицеры, включая лейтенанта Сакаи. Тревога на их лицах быстро сменилась с шоком. И они с нами (кроме повара Матсудаира) смотрели на труп Маи на стене Полной Луны.

Госпожа Чийомэ поклонилась скованно двум даймё.

— Мои лорды, я требую справедливости для моей девочки — это осквернение моего дома и моей последовательницы. Это зло не могли совершить мои слуги — все мы были на похоронах, и ни одна женщина не могла так поднять ее тело. Я приняла в Полной Луне лордов и их отряды, но один из ваших последователей опозорил это гостеприимство. Кто-то, служащий вам, устроил тут два убийства, и одно из них — невинная девушка, которая должна была надеть наряд мико на следующей неделе в полнолуние, — она махнула на своих женщин в красно-белом. Может, не все были невиновными, но никто из них не заслуживал быть убитыми так.

Шино снова всхлипывала в руках Тоуми.

Два лорда посмотрели на госпожу Чийомэ, а потом друг на друга. Я была уверена, что они не привыкли, чтобы с ними так говорили, но они явно понимали, что ее гнев был оправданным, как и ее требование справедливости.

— Эта трагедия прошла в моих владениях, — сказал Такеда-сама, глядя на Маи. — Я проведу суд, чтобы рассмотреть это ужасное преступление, — он оглядел собравшихся. — Как говорит Чийомэ, под подозрением должны быть мои солдаты и солдаты лорда-губернатора Трех Рек, и осквернение касается и ее чести, так что я предлагаю нам быть тремя судьями, пока мы расследуем два этих убийства.

— Мудрое предложение, лорд-губернатор Достоинства, — сказал лорд Матсудаира. — Согласен.

Чийомэ-сама поклонилась ниже и изящнее.

— Мои лорды, это честь для скромной вдовы, — они кивнули, и она выпрямилась. — Я верю, что мои лорды проведут суд в моем зале. Вряд ли кто-то из нас хочет оставаться тут. Кто-нибудь, — продолжила она, все еще глядя на лордов и их свиту, — займитесь бедной девочкой. Достоинство не было ее сильной стороной, но она заслуживает покоя в менее грубой манере, не думаете?

Все мужчины скривились и отвели взгляд. Капитан Токимацу и лейтенант Итагаки вызвались заняться этим.

Лейтенант Сакаи начал предлагать помощь, но его генерал остановил его.

— Нет, Сакаи. Думаю, потребуются твои показания.

— Я… да, мой лорд.

Матсудаира-сама кивнул мрачно, а потом посмотрел на Такеду-сама.

— Может, наш лекарь должен осмотреть бедную девушку, — он взглянул на госпожу Чийомэ. — Если госпожа согласна.

— О, я согласна, мой лорд, — сказала старушка. — Вряд ли есть вопросы о том, как она умерла, но, уверена, лекари захотят хотя бы подтвердить очевидное.

— Даже так, — сказал лорд Такеда и приказал Аосаги, часовому Матсудаиры, привести двух лекарей и сообщить лагерям о произошедшем.

Лорд Матсудаира добавил:

— И дай им знать, что мы проводим расследование. Они должны быть на посту, но быть готовыми дать показания.

Капитан Баба погладил бороду и сказал старшему капитану Матсудаире, Иетаде-сану:

— Нам нужны новые стражи у ворот. Наши лордам понадобятся Юкиширо и Аосаги, чтобы они сообщили о том, кто входил и выходил.

Солдаты стали обсуждать графики на постах. Капитан Хара сказал Аосаги, который был ошеломлен, что ему нужно было послать за официальными нарядами для генералов.

Госпожа Чийомэ хлопнула в ладоши, снова стало тихо.

— Хорошо, это решили. Мои лорды, идемте со мной в Главный зал. Это место давно не служило для суда, но мои женщины могут его подготовить, уверена. Миэко, прошу, помоги господам, — она кивнула на Токимацу и Итагаки. — Проследи, чтобы они относились к нашей бедной девочке с должным уважением, хотя, уверена, они так и сделали бы, — все стали расходиться, и она повернулась к Ки Сану. — Уверена, это последнее, о чем все думают, но нам все еще нужно кормить моих слуг и две армии. Ты справишься?

Наш повар оторвал взгляд от висящего трупа Маи.

— Ай, Чийомэ. Может, будет чуть позже, чем хотели бы отряды, но у нас осталось много еды с прошлого приема пищи, и мы сможем зажарить куриц. Идемте, девочки, Лунный пирожок.

Кумо и Торай тоже пошли за ним на кухню. Я зашагала следом, но госпожа Чийомэ остановила меня сухой ладонью на плече.

— Моя белочка, ты потребуешься как свидетель. Ты готовить не будешь.

— Снова, — буркнула Тоуми, но в этот раз была рада уйти на кухню.

Госпожа Чийомэ приподняла бровь и покачала головой.

— Рисуко, идем. Если мои гости будут наряжаться для роли судий, мне нужна твоя помощь, чтобы я выглядела внушительно. Миэко занята. Идем.

— Да, госпожа.

* * *

Госпожа Чийомэ не нуждалась в помощи. Я держала медное зеркало, пока она освежала белый макияж и наносила румяна. Потом я помогла ей надеть тяжелое шелковое кимоно — черное с узором со скрещенными ветвями ивы, вышитым золотой нитью. Над сердцем был белый диск Полной Луны.

Она оделась и повернулась ко мне.

— Скажи, Рисуко, что именно произошло?

Я вздохнула и описала все, что видела с момента, как покинула похороны, до момента, как ударила в гонг. Говорить было почти нечего.

Она сжала переносицу.

— И это не отвечает на вопросы о монахе.

— О, — монах. Я забыла о нем. — Думаю, он шпион. Наверное, для Ходжо.

— Да? — она издала смешок, звучавший сдавленно. — Почему ты так говоришь?

— Ну, — я старалась вспомнить мысли, которые казались ясными, пока я играла на сямисэне. — Он явно шпион. Иначе зачем ему список отрядов Такеды?

— Ему мог понравиться рисунок милых девушек? — она рассмеялась. — Нет. Думаю, ты права насчет этого. И почему для лорда Ходжо?

— Ну, — я посмотрела на ее карту, отыскала Полную Луну и посмотрела на север. — Сачи-сэнсей сказала, что у него акцент как из Устья, — я указала на точку, отмечавшую город среди оранжевых камней.

— Так и сказала?

Я кивнула.

— Она из провинции Арсенал, Чийомэ-сама?

— О, да. Я нашла ее там во время первых поездок за наемниками. Ее в Морском берегу, — она указала на маленькую точку на полуострове у Устья, — и Хоши в другой половине Темного Письма, на территории Уэсуги, — она указала туда, где армии Уэсуги были представлены желтым цветом на западе от нас. — Если кто и мог заметить человека из Арсенала, то это Сачи. Она сама — доказательство, что то, что ты — шпион и из провинции Арсенал, ты не обязательно работаешь на Ходжо Уджимасу.

— Точно, госпожа.

— Но твои догадки звучат убедительно.

Я посмотрела на провинции вокруг Темного Письма, где находилась Полная Луна.

— Уэсуги и Ходжо — союзники, госпожа?

— Ты так думаешь? Нет, Ходжо был нашим союзником, как и Имагава. Но когда Имагава стал падать, Ходжо стали биться с нами обоими и Уэсуги за провинции в центре Хонсю. Темное Письмо, конечно, и Дикие Высоты, — она обвела провинции пальцем. — Это как группа голодных собак, бьющихся из-за того, кто съест бедную белку, — она подмигнула мне. — Конечно, лорд Такеда — не собака, а тигр.

Я смотрела на камни, разложенные, как в разноцветной игре в го. Голова кружилась.

— Теперь, Рисуко, пока мы не спустились на суд, скажи: кто, по-твоему, убил бедную девочку?

«Маи», — подумала я, но, конечно, не сказала.

— Я не знаю, госпожа, — ответила я, но все еще думала о раннем подозрении. — Торай, повар лорда — он был в крови, госпожа.

— Да, — вздохнула она. — Я слышала твои обвинения, когда мы прибыли. Конечно, как он сказал, он разделывал куриц. Но зачем ему это делать? Ты видела их вместе?

Я подумала об этом. Ки Сан запрещал Маи и Шино входить на кухню, и Маи была изгнана в Убежище с убийства Торимасы — почти все время, пока Такеда были в Полной Луне. Я редко видела Торая вне кухни.

— Нет, госпожа, — я видела повара Такеды в Главном зале, и он говорил… — Я видела, как он говорил с монахом, госпожа.

— Хм. Да. Интересно, — она кивнула. — Идем, Рисуко. Пора получить ответы.
















25 — Белый песок, белый снег


Мы спустились в Главный зал, который изменили Миэко и другие женщины. Столы сбоку сдвинули к стенам, главный стол накрыли, чтобы он служил как платформа, а все украшения — миски цветов, свитки на стенах и прочее — пропали.

И перед главным столом они сделали круг белого песка.

— Ах, молодцы, — сказала госпожа Чийомэ Миэко. — Давно этот зал не использовался для суда.

Миэко поклонилась.

— Спасибо, госпожа. Да. Семь лет.

— Да, — вздохнула Чийомэ-сама. — Я надеялась, что после того раза мы больше не будем проводить тут суд.

Я хотела спросить, что случилось семь лет назад, но двери зала открылись, и вошли два лорда, а за ними — их солдаты, не только офицеры, но и многие самураи и простые солдаты из обоих лагерей, как и куноичи. Португальский священник и Джолало скользнул к дальней стене у закрытых дверей кухни.

Лорд Такеда и лорд Матсудаира прошли к главному столу, к ним присоединилась госпожа Чийомэ. Они поклонились друг другу.

Я повернулась к двери, последними вошли Братишки, державшие монаха Джункейшо между собой, обмякшего, как мертвая курица.

Он был почти неузнаваем. Белое одеяние испачкала трава, грязь и, похоже, кровь. Наверное, его кровь. Он окинул зал взглядом, только это двигалось на его лице, покрытом грязью и травой, а еще — синяками.

Ладонь сжала мой локоть, потянула меня к центру зала, и я чуть не ответила (как прошлой ночью) жестокостью, но голос Сачи-сан, необычно серьезный, шепнул мне на ухо:

— Идем, Рисуко. Ты должна быть готова дать показания.

Ох. Я дам показания. Было плохо рассказывать лорду о том, что я видела, но делать это при всех…

Я поежилась.

Сачи сжала мой локоть и отпустила.

— Ты будешь в порядке.

Хай, — пыталась сказать я, но прозвучало как скуление. Я вдохнула. — Сачи-сэнсей?

— Хм? — она следила за госпожой Чийомэ, говорящей с лордом Такеда.

— Что случилось семь лет назад?

— Семь лет? — она все еще смотрела на нашу госпожу и двух лордов, которые садились, но с таким достоинством, что казалось, что платформа поднималась к ним.

— Чийомэ-сама и Миэко-сан говорили о прошлом разе, когда Главный зал использовали для суда?

— О! — она прикрыла свою улыбку, которая была неуместной в зале серьезных мужчин и женщин. — Да, убили слугу госпожи Чийомэ, Ошитори. Это было ужасно, — она склонилась и зашептала мне на ухо. — Конечно, он был ужасным, как оказалось, но…

Она не успела все мне рассказать, Баба-сан, капитан Такеды, рявкнул:

— Сидеть!

Все мы сели.

Госпожа Чийомэ посмотрела на лорда Такеду, потом на лорда Матсудаиру. Оба кивнули, и она посмотрела на собравшихся, ее лицо было мрачным.

— Одну из моих девочек убили, — шепот пронесся по залу, но она продолжила, заглушая его. — Кто-то убил ее, жестоко и грязно. И это второе убийство в моем доме за последние несколько дней. Мы с моими лордами проводим суд, чтобы раскрыть, кто совершил эти преступления, чтобы виновный пострадал за преступления. Это понятно? — последний вопрос прозвучал низким волчьим рычанием.

Все солдаты пробормотали, что понимали.

Шино шмыгнула носом.

— Хорошо, — она не была рада, но госпожа Чийомэ редко выглядела счастливой, и я не винила ее за недовольство в тот миг. Она указала на пол перед ней. — Песок тут белый, чтобы представлять чистоту. И правду, — она склонилась. — И это, конечно, цвет смерти. Если мы вызовем вам сесть тут на колени, придерживайтесь, пожалуйста, правды, иначе придет смерть.

Тихое оханье, хмыканье, мрачные смешки и шипение удивления наполнили зал, но мы все прошептали, что поняли.

Зная, что я буду сидеть на песке, я пыталась успокоить дыхание, которое пыталось сбежать из моей груди.

Сачи еще раз сжала мой локоть, успокаивая меня. Это не помогло, но я ценила попытку.

Как только в зале стало тихо, госпожа Чийомэ продолжила:

— Мы начнем с убийства этим утром, раз преступление свежее и поднимает много вопросов без ответа, — она поклонилась мужчинам по бокам от нее. — Мои лорды, я знаю… знала жертву, так что могу я вызвать первых свидетелей?

— Конечно, Чийомэ, — сказал Такеда-сама с кивком.

Матсудаира-сама кивнула и добавила:

— И мы зададим вопросы, конечно.

Наша госпожа поклонилась еще ниже.

— Конечно, — она посмотрела на зал, ее взгляд упал на меня (я подавила вскрик), но прошел мимо. — Шино. Ты знала жертву лучше всех. Пройди и сядь на колени.

Шино стояла миг, покачиваясь. Хоши провела ее и помогла сесть на колени в песке, а потом отступила к Сачи. Шино встряхнулась, как мокрая собака, вдохнула и прижалась лбом к песку.

— Госпожа. Мои лорды.

Его голос был тихим и якобы нежным, лорд Матсудаира сказал:

— Назови двору свое имя и откуда ты знала жертву.

— Меня зовут Шино, мой лорд, — она смотрела на песок, сцепив ладони на коленях, а ее тихий голос был ровным. — М… жертва и я пришли в Полную Луну в одно время, три лета назад. Госпожа Чийомэ нашла нас во время поездки на юг. Я из деревни в провинции Фонтана, и она была из города в Изгибе Реки. Мы учились тут с тех пор и стали старшими посвященными прошлой зимой.

Когда внезапно упала Фуюдори.

Лорд все еще нежно спросил:

— Так вы были друзьями?

Я видела, как ее плечи напряглись, потом расслабились.

— Мы делили матрац, мой лорд.

Она не сказала, что они делали это, потому что ни одна не могла позволить другой преимущество.

Голос лорда Такеды был выше, звучал грозно:

— Ты сказала нам, что жертва не могла убить моего лейтенанта.

— Да, мой лорд.

— Ты все еще так думаешь?

— Да, мой лорд, — Шино впервые подняла взгляд, и я видела по прямой линии ее спины, что она снова стала раздраженной, как всегда. — Мы с ней делили матрац полгода. Она не могла покинуть его, не разбудив меня.

Такеда-сама прищурился.

— Если вы не покинули его вместе.

— Мы не покидали, мой лорд.

— Может, ты убила моего лейтенанта, а потом свою сообщницу, чтобы прикрыть преступление.

— Я… — плечи Шино приподнялись, словно она хотела взять один из своих ножей.

Госпожа Чийомэ подняла руку. Ее голос прозвучал как рычание:

— Помни, где ты, Шино. Помни, с кем ты говоришь, — старушка взглянула не на того лорда, который обвинял Шино, а на того, который не знал, что мы, девушки Полной Луны, учились не только ритуалам для службы старых богов.

Она не могла раскрывать всю правду.

— Простите, — буркнула Шино. Я смотрела, как ее плечи опустились, хотя с усилием, чтобы ее поза снова напоминала служанку, подающую чай. — Мой лорд. Мои лорды. Я и… Мы не могли такое сделать. И точно не так.

Я слышала намек, что они были способны убить Торимасу, но если бы они это сделали, то не в такой глупой манере, изобразив, что это было самоубийство.

Госпожа Чийомэ и лорд Такеда кивнули, понимая ее, как и я.

Зная Шино и Маи, я полагала, что они убили бы его жестоко, а потом бросили бы тело там, где оно стало бы проблемой для кого-то еще.

Смерть Маи была жестокой, но разве Шино повесила бы свою соперницу как свинью или козу, чтобы ее кровь текла у нашей спальни? И ее попытка выглядеть вежливо сейчас была потолком способностей Шино играть. Шино умела рычать, рявкать и ворчать. Но изображать слезы, когда она видела тело Маи?

Нет. Шино не могла это сделать. Я кивнула от ее слов и увидела, что Такеда-сама и Чийомэ-сама тоже так сделали.

Лорд Матсудаира тоже кивнул, но он не знал, что умели Шино и Маи, так что будто пытался успокоить оставшуюся сэнпай.

— Мы должны задать эти вопросы, чтобы разобраться в этой трагедии.

Шино поклонилась.

— Конечно, мои лорды. Госпожа.

Лорд Матсудаира продолжил:

— Ты делила с ней матрац прошлой ночью?

— Нет, — боль проникла в ее голос. — После смерти лейтенанта вчера утром госпожа Чийомэ отослала ее в Убежище.

— Убежище? — спросил лорд Такеда.

Госпожа Чийомэ объяснила:

— Домик в дальней части лагеря, где наши женщины проводят время каждый месяц.

— О, — лорды выглядели так, словно пытались скрыть отвращение. Они с таким не имели дела, ведь в их армиях были мужчины. — Конечно.

Госпожа Чийомэ кисло улыбнулась.

— А еще мы там запираем нарушителей спокойствия. Шино, ты же видела жертву прошлой ночью?

— Да, госпожа.

— Почему же?

— Ну… — плечи Шино напряглись, но в этот раз она будто защищалась, а не готовилась к атаке. — После службы по лейтенанту я принесла ей немного… выпить. Я знаю, что тяжело весь день находиться в Убежище, а еще хуже — быть одной.

Госпожа Чийомэ рассмеялась.

— И ты принесла ей рисовое вино.

— Эм. Да, госпожа. Но… У нее уже было вино. Думаю, Ки Сан послал ей немного с ужином.

«Не так много бутылок!» — кипела я.

Госпожа Чийомэ ухмыльнулась.

— Ясно. И она говорила с тобой? — Шино не ответила, наша госпожа снова рассмеялась. — Вы поссорились?

— Нет! — простонала она. — Нас просто… занесло. Немного. Мы… Я выбежала из Убежища. Тогда я видела ее в последний раз, — слезы сдавили ее голос. Напряженные плечи теперь дрожали, а спина изогнулась, как лук перед выстрелом.

— Да, — Чийомэ-сама подняла бумагу с рисунком Маи. — Она показала тебе этот свиток?

Шино теперь открыто плакала.

— Да, госпожа.

— Это ты, да? На этих рисунках?

— Да, — всхлипывала Шино.

— И это тебя… занесло?

— Да.

Лорд Такеда вмешался.

— Она показывала тебе другую сторону?

Шино вздрогнула, икнула, но ответила просто:

— Нет. Нет, мой лорд. Зачем?

Он скривился.

— И когда ты убежала, ты понесла этот свиток к погребальным кострам, чтобы его сожгли.

— Да, мой лорд.

— Зачем?

— Потому что… это смущало, мой лорд. Что она… и я была расстроена, как я и сказала, и подумала, что сделаю рисунок частью жертвы.

— И ты не знала, что было на этой бумаге?

— Нет, мой лорд.

— Кто-то может подтвердить, что она была жива, когда ты ушла?

Шино снова икнула.

— Когда я выбежала из Убежища, я увидела Миэко-сэнсей и Рисуко-чан. Рисуко побежала за мной, но, думаю, Миэко-сан пошла поговорить… с ней.

Госпожа Чийомэ кивнула.

— Я бы хотел вызвать Миэко подтвердить это. Шино, ты…

— Простите, госпожа Чийомэ, — вмешался Матсудаира-сама. — Можно задать вопрос? — она кивнула, и он повернулся к Шино, которая снова сдерживала слезы. — Девица, у жертвы есть враги?

Острый голос в моей голове сказал: «Все, кто ее встречали!». Он звучал подозрительно как Тоуми.

Но Шино покачала головой.

— Нет. Она со всеми ладила. До того, как появились Такеда… Мой лорд, она была дружелюбна с вашим лейтенантом, Сакаи-саном. Но потом она была дружелюбна с мертвым лейтенантом. Думаю, Сакаи-сану это не понравилось, — она опустила голову. — Мой лорд.

— Точно, — вздохнул лорд Матсудаира. — Сакаи, мы, скорее всего, поговорим с тобой. Но, госпожа Чийомэ, вы хотели вызвать свою девочку, Миэко?

— Да, мой лорд. Шино, с тобой пока закончили. Но мы можем еще задать вопросы, — Хоши прошла вперед и помогла рыдающей Шино уйти от песка.

Ее место заняла Миэко, которая подтвердила слова Шино, что мы с ней видели, как Шино убежала. Миэко прошла и уложила Маи спать.

— Она была очень расстроенной.

«Она была очень пьяна», — подумала я, но понимала, почему Миэко не раскрыла это.

Лорд Такеда отпустил Миэко, радуясь, что не нужно было держать одну из лучших убийц на белом песке перед лордом Матсудаира. Он посмотрел на меня.

— Кано-сан, пройди вперед.

Мои колени будто наполнились водой. Сачи отвела меня к белому участку песка. Я благодарно кивнула учительнице и опустилась на колени.

Лорд Матсудаира спросил:

— Кано?

— Да, мой лорд. Меня зовут Кано Мурасаки, но все зовут меня Рисуко.

Он приподнял брови — наверное, у него был вопрос о моем отце, но он отмел его.

— Ах. Ты побежала за Шино.

— Да, мой лорд.

Я подтвердила слова Шино, сказала, что видела Маи живой, пока приносила ей еду в Убежище.

— И ты видела эту бумагу в Убежище? — спросила госпожа Чийомэ, подняв свиток.

— Да, госпожа. Когда приносила ей ужин прошлой ночью.

— Да, — вздохнула она, — это видно по пятнам жира. И ты видела эту бумагу снова?

— Да, госпожа. Я видела, как монах убрал ее в рукав на похоронах.

— Точно, — она пронзила хищным взглядом мужчину между Братишками. — Тебя мы тоже послушаем.

Бодрый священник заскулил.

Госпожа Чийомэ повернулась ко мне, взгляд был пристальным.

— Ты знаешь, что на этой бумаге? — я нахмурилась, она фыркнула. — Нет, дитя, не рисунки, хоть они милые. Другая сторона.

Я посмотрела на нее, потом на лорда Такеду. Они хотели, чтобы я раскрыла эту тайну при лорде Матсудаире?

Такеда-сама кивнул.

— Думаю, там описание нынешней боевой силы армии Такеды, — все в зале охнули. Я услышала за собой, как Джолало говорил со священником на своем певучем языке. Я продолжила. — Я уверена, что покойный лейтенант проник в Полную Луну в ночь, когда он умер, чтобы оплатить долг. Думаю, он спрятал это в кладовой перед смертью, и жертва нашла ее, когда брала постельное белье для Убежища, госпожа.

Шепот наполнил зал за мной. Капитан Баба прервал их, прорычав: «Тихо!».

Как только стало тихо, госпожа Чийомэ приподняла бровь, глядя на меня.

— Очень интересные замечания, Рисуко, и мы рассмотрим их внимательнее. Но теперь я хотела бы, чтобы ты сказала нам, как ты нашла тело.

Я поежилась, но рассказала им о том, как покинула похороны в поисках Маи, но увидела Убежище пустым, а потом нашла ее повешенной за кухней.

Оба лорда смотрели на меня хищно, но госпожа Чийомэ склонилась и прорычала:

— Ты убила ее, Рисуко?

— Что? Нет! Я не могла… тот, кто убил ее, был бы в крови! — я вытянула руки, более-менее чистые, а потом указала на голубую накидку. — Я в этом с тех пор, как оставила вас на похоронах, госпожа, клянусь. Убийца стоял в… Вы видели брешь в крови. И, когда я нашла ее, я загремела в гонг. И я не могла ее поднять! И…

Лицо Чийомэ-сама смягчилось.

— И снова разумные слова, моя белочка. Но, как сказал лорд Матсудаира, мы должны задать вопросы. Мы подтвердим твой слова, но ты — сомнительный подозреваемый. Да, мои лорды? — они покачали головами, и она крикнула. — Эй, ты! Иностранный мальчик у двери.

Через миг Джолало ответил:

— Я, да, сеньора?

— Да, мальчик, ты. Скажи поварам, что нам нужно, чтобы они пришли и подтвердили историю Рисуко, ладно?

— Да, сеньора, — я услышала знакомый скрип двери кухни, когда он прошел за нее.

— Прошу! — охнул почему-то монах, но вылетела лишь половина слова, и ему закрыли рот. Наверное, рука одного из Братишек.

— Теперь, Рисуко, пока мы ждем, ты говорила о дальнейших предположениях насчет того, для кого шпионил наш болтливый монах.

Монах издал приглушенный протест.

Матсудаира-сама хмыкнула.

— Надеюсь, госпожа, милорд-губернатор Достоинства, что вы не ожидаете, что в этом вовлечены Матсудаира.

Лицо лорда Такеды оставалось маской, а госпожа Чийомэ подняла раскрытую ладонь.

— Нет, мой лорд. Моя юная белочка и ее учитель раскрыли улики другого преступника. Рисуко?

Я рассказала им о том, что Джункейшо был из провинции Арсенал, и его не видели поблизости последние дни, и я думала, что он мог быть шпионом для лорда Ходжо.

Я ощутила, как толпа за мной повернулась к монаху, бормоча что-то, похожее на угрозы.

Я помнила, как Сачи-сэнсей хихикала, показывая, как чарами выведать у мужчины информацию. «Солдаты не любят шпионов. Даже милых!».

Джункейшо не успели порвать, входная дверь Главного зала открылась, и двое мужчин вошли — часовой Матсудаира и мужчина в лохмотьях.

— Генерал, — сказал мужчина в броне, — Кобаяши пришел сдаться.


































26 — Пустое синее небо


За Кобаяши и стражем я увидела участок неба, голубого, но с собирающимися облаками. Может, пойдет дождь.

Он хотя бы смоет кровь бедной Маи. Я поежилась.

Госпожа Чийомэ шепнула:

— Рисуко, с тобой пока закончили. Матсудаира-сама поговорит со своим дезертиром, и мы можем задать ему вопросы, — я вскочила на ноги, радуясь уйти на кухню, и она добавила, фыркнув. — И оставайся с Сачи. Ты еще не соскочила с крючка.

С крючка. Я поежилась, но прошла к учительнице музыки, пока часовой вел Кобаяши к белому песку.

Он кивнул мне, пока шел мимо, и встал на колени перед тремя судьями. Он коснулся лбом песка, и лорд Матсудаира прорычал:

— Где ты был, Кобаяши?

Лицо бывшего стража было печальным, щеки впали, но в глубоко посаженных глазах была решимость. Не поднимая головы, он сказал:

— Я бросил свой пост, мой лорд.

Люди за мной загудели, напоминая гром, и стало ясно, что солдатам не нравились дезертиры, как и шпионы.

— Это так, Кобаяши? — лицо генерала Матсудаира снова смягчилось, сочеталось с печалью Кобаяши. — Ты не делал такого за все годы службы мне, во всех наших боях. Почему сейчас?

Снаружи пророкотал настоящий гром, а за ним раздался влажный стук дождя.

Спина Кобаяши выгнулась, потом стала плоской, но его лоб был прижат к песку.

— Мой лорд… вы помните осаду замка, мой лорд?

— Конечно. Это был мой первый настоящий бой. Я бы не смог это забыть, — лорд кивнул мужчине перед собой. — Ты был тогда одним из моих стражей.

— Да, мой лорд. Помните, когда появился Ода, некоторые из наших солдат в панике убежали в лес?

— Да, Кобаяши, конечно. Я помню и это.

— Помните, что я сказал вам, когда вы хотели поехать за ними и убить их?

Матсудаира-сама вздохнул и взглянул на старшего из капитанов, Хаттори. Он пожал плечами.

— Да. Ты сказал, что люди не всегда могут управлять тем, куда их понесут ноги, когда перед ними мечи и пики.

— Да, мой лорд. И я сказал, что, если вы уедете в лес разбираться с ними, люди останутся без командира.

— Это был хороший совет. К чему ты клонишь?

— Когда я проснулся на другой день и понял… что я сделал, я был удивлен тем, куда меня привели ноги. Отмечу, мой лорд, что некоторые из убежавших в лес тогда находятся за мной сейчас, и они были одними из лучших ваших солдат.

— Да, Кобаяши. Но они не пили отравленное вино на посту, и хоть они бросили свои посты, это было в бою.

— Да, мой лорд. Я знаю, мой лорд.

— Тогда, Кобаяши, как солдат, который служил мне всегда хорошо до этого, скажи мне, почему? — голос генерала гремел от подавляемого гнева, хотя его лицо осталось печальным. — И почему ты решил вернуться, раз сбежал?

— Та девочка за мной, мой лорд. Она и ее подруга, — оба лорда и их капитаны посмотрели на меня, приподняв брови. Я поклонилась, и они повернулись к Кобаяши. — Они нашли меня, когда я прятался в горах, и рассказали, что случилось с офицером, обманувшим меня, и другим часовым. Что лейтенанта убили. И они сказали, что вы расследовали убийство. Сказали, что у меня был долг… — его голос стал сдавленным. — Я еще не отворачивался от долга, мой лорд. Никогда. Я не мог оставаться в пещере, зная, что мне нужно было сделать, даже если это последнее, что я сделаю. Наверное, так и будет. И я вернулся, мой лорд. Мои лорды. Чтобы помочь. И принять последствия того, что я сделал.

— Ясно, — вздохнул лорд Матсудаира.

Госпожа Чийомэ кашлянула.

— Простите, мой лорд. Этот мужчина может знать важные улики о двух убийствах, мы можем его допросить?

Генерал махнул рукой.

— Два убийства? — Кобаяши впервые поднял взгляд.

— Да, — сказала Чийомэ-сама. — Два. Мужчина, опоивший тебя, и одна из моих девочек.

От ее тона я вздрогнула, и не я одна. Один из солдат за мной кашлянул, чтобы прикрыть вскрик.

— Кобаяши… так тебя зовут, да?

— Да, кхм, госпожа.

— Хорошо. Что ты знаешь об этих убийствах?

— Ничего о втором, клянусь, — все еще кланяясь, он повернул голову ко мне. — Это не была твоя хмурая подруга?

Я покачала головой.

Он кивнул, закрыл глаза, а потом посмотрел на госпожу Чийомэ.

— Ваши девочки спрашивали, слышал ли я, с кем говорил мертвый офицер…

Эми спросила, был ли это Сакаи-сан.

— И я сказал, что слышал, как он спорил с кем-то о деньгах. Я не узнал голос. Он был сухим и гнусавым, — он выпрямился и повернулся к Джункейшо. — Я пробрался на службу прошлой ночью и слышал Уважаемого, и когда я проснулся этим утром, я подумал, что этот голос был похож.

— Как у монаха? — спросил лорд Такеда, прищурившись, глаза были яростными.

Глаза монаха и рот широко раскрылись. Его лицо было бледным за грязью и травой.

Кобаяши кивнул.

— Да. Но потом я понял, что голос был немного другим, хотя похожим. Я слышал его во дворе, пока мы были на страже.

Дверь кухни сдвинулась, и Джолало привел трех поваров в зал, чтобы они поддержали мои слова.

Кобаяши удивленно фыркнул и указал на прибывших.

— Это вон тот!

Ки Сан поднял взгляд в шоке.

— Я?

— Нет! — Кобаяши издал невеселый смешок. — Не он! Низкий!

Торай поднял голову, смятение и настороженность исказили его лицо.

— Брат! — крикнул монах. — Беги!

Повар стал пятиться к двери кухни.

— Торай, — прорычал Такеда-сама, глядя на него. — Что ты сделал?

Все собравшиеся глядел на повара Такеда, который стоял и глядел.

Не застыла только Шино, которая прошла между солдат и взвыла Тораю:

Ши-нэ!

Торай тут же схватил Шино и повернул ее. Он поднял тонкий нож к ее горлу.

— Всем назад, или она…

Он выбрал не ту девушку для угрозы. У нее не было навыков бедной Маи с удавками и ножами, но Шино была опасна в близком бою. Она схватила ладонь, держащую нож, и укусила с силой запястье, потом вонзила локоть в живот повара сильнее.

Мы не тренировали такое в зале против Аимару, но прием сработал. Торай с визгом выронил нож, когда Шино впилась зубами в его руку, а потом сжался, локоть выбил из него воздух.

— Хорошо сделано, — прошептала Сачи.

Солдат Такеды рядом с ней согласно хмыкнул.

Торай еще не упал, Ки Сан и Кумо схватили коллегу и передали его двум офицерам — лейтенанту Такеды, Итагаки, и лейтенанту Матсудаиры, Сакаи.

Такеда-сама прорычал:

— Приведите двух братьев сюда, — повара и монаха привели, и он спросил у Матсудаиры-сама. — Мы можем завершить дело твоего дезертира позже?

— Конечно.

Госпожа Чийомэ подмигнула мне и добавила:

— Может, мы сможем снова послушать мою белочку. Думаю, она сможет пролить свет на то, что делали два хулигана.

Я прошла с дрожью вперёд. Кобаяши покинул песок и встал недалеко от меня. Его щеки все еще были впавшими, а взгляд — опущенным, но он стоял прямо, как солдат, впервые с тех пор, как я его видела.

Я встала на колени в белом круге — уже не ровном — и коснулась снова головой песка.

— Мои лорды. Госпожа.

Я подняла взгляд, лицо госпожи Чийомэ напоминало кошку.

— Рисуко, расскажи моим лордам, что ты нашла в палатке мертвого лейтенанта, когда забирала его вещи для похорон.

— Записки о долге, госпожа, на много денег.

— Верно, — она подняла обрывки бумаги, — и сумма тут — несколько золотых кошукин.

— Да, госпожа.

— И кому лейтенант задолжал такие большие суммы.

— Многие записки были о ком-то, чье имя начиналось с Т.

— Как Торай, например?

— Да, госпожа.

Госпожа Чийомэ кивнула лорду Такеда, который приказал капитану Бабе обыскать вещи повара. Капитан взял двух солдат и вышел под дождь. Пустое синее небо утром пропало, сменилось серой влагой.

Они ушли к мужской спальне, и госпожа Чийомэ попросила меня повторить для лорда, почему я подозревала монаха. Я снова описала, как монах забрал свиток, и как он говорил с Сачи-сэнсей о том, что был из провинции Арсенал.

Лорд Матсудаира сказал:

— Да. Мы уже это знаем.

— Конечно, мой лорд, — сказала Чийомэ-сама с поклоном. — Рисуко, скажи: ты видела, как монах и повар Торай общались в последние несколько дней?

Я обдумала это.

— Да, госпожа. Монах пришел в зал и пытался пройти на кухню, Торай вывел его наружу. А вчера днем, когда мы принесли вещи мертвецов для похорон, они спорили. Когда Эми, Тоуми и я подошли ближе, они сказали, что спорили из-за рисового вина. Торай-сан сказал, что мы не могли выделить вино, но Джункейшо-сан сказал, что оно было важным для церемонии. Но у нас много сакэ, и на церемонии ничего такого не было!

— Не было, — сказала госпожа Чийомэ. — Рисуко, я хочу, чтобы ты рассказала: во дворе, когда ты обнаружила тело моей девочки, почему ты обвинила Торая в убийстве?

Я думала старательно, представляя ту ужасную сцену.

— Он был в крови, конечно.

— Это была кровь курицы! — завопил Торай за мной.

— Тихо! — прорычал лорд Такеда. — Было что-то еще, девица?

— Ну… прошлые дни он вел себя очень… — я закрыла глаза, чтобы сосредоточиться, воспоминания мелькали перед глазами. Я охнула. — Он постоянно уходил из кухни, мои лорды. Ходил в кладовую, — я повернулась к нему. Как и часто, на кухне, он кривился от гнева. — Он пытался найти бумагу со списком отрядов Такеда, мои лорды! — теперь его лицо сжалось от страха. — Это он и… его брат, видимо — об этом они спорили. Искали бумагу. Они работали вместе, чтобы доставить бумагу к лорду Ходжо.

Лорд Такеда хмыкнул.

— Разумно, девица. Хотя много догадок. Госпожа, мой лорд, давайте допросим предателей.

Я вернулась к Сачи, которая сказала мне, что я постаралась.

Солдаты вытащили монаха и повара вперед и усадили их на белый песок правды.

Джункейшо проскулил. Торай умолял:

— Я никого не убивал, клянусь! Прошу, мой лорд…

Такеда-сама перебил его:

— Я приказал тебе умолкнуть. Если я попрошу снова, Хара отрежет тебе ухо. Я бы сказал ему отрезать тебе язык, но мы хотим услышать твое признание.

Повар дрожал, простерся вместе с Джункейшо на песке, прижавшись лицом и животом.

Лорд Такеда продолжил:

— К сожалению для тебя, Торай, я уже не доверяю тебе. Мы услышали достаточно улик твоего участия… Вы — братья?

— Да, мой лорд, — сказали мужчины в песок.

— И вы сговорились украсть мои военные тайны для лорда Ходжо?

Миг тишины. Солдаты за мной склонились ближе, чтобы слышать.

Монах сказал дрожащим голосом:

— Да, мой лорд. Торай — наша фамилия, — он стал объяснять, как глава шпионов лорда Ходжо подошел к их отцу прошлой весной в гостинице, которая принадлежала их семье в Посреднике поколениями. Глава шпионов похвалил гостиницу, сожалел, что милое заведение придется сжечь. Лорд Ходжо защитил бы гостиницу — награда семье, управляющей ею — если бы они дали ему нужную информацию. И отец послал своего сына-монаха связаться с другим — поваром, работающим годами в армии Такеды.

Лорд Такеда фыркнул.

— И ты предал меня, Торай? Хотя прошло столько времени?

— Мой лорд, — сказал повар, — прошу… я… у меня не было выбора, — он поднял взгляд, но ему не понравилось отсутствие сочувствия на лице его господина, и он снова рухнул на песок.

Его брат сказал:

— Они уничтожили бы нашу семью, мой лорд. Что еще мы могли сделать?

— Ты мог бы попросить меня о помощи. Мог бороться, — сказал Такеда-сама. — Ты мог умереть. Как сделаешь.

Оба мужчины зарыдали, умоляли госпожу Чийомэ и лорда Матсудаиру вмешаться, умоляли их проявить милосердие.

Пустые лица не проявили милосердие.

Капитан Баба вернулся с горстью обрывков, которые совпадали с записками о долге. В другой руке он нес окровавленный тесак.

— Это было под кроватью Торая.

Лорд Такеда указал на две дрожащие фигуры. Его лицо было непоколебимым, как гора над Полной Луной. Он приказал:

— Пусть их казнят.




27 — Кровь призрака


Капитан Баба и его солдаты увели обреченных под гневные крики солдат с обеих сторон. Они пропали в сером ливне, и Братишки закрыли за ними дверь, повернулись к залу. Их лица, обычно спокойные и в меру веселые, были злыми, как в утро атаки на гостиницу у горы Фудзи.

Лорд Матсудаира вздохнул.

— Думаю, и мне нужно выдвинуть приговор. Кобаяши, опустись перед нами.

Дезертир прошел к песку, ноги были напряженными. Он сел на колени и поклонился.

Его командир смотрел на него долгий миг, а потом сказал:

— Кобаяши, ты признался, что бросил пост, пренебрег долгом. Наказание за эти преступления, как ты знаешь, смерть.

— Да, мой лорд.

— Ты — обычный солдат, и мне не нужно проявлять к тебе милосердие. Но ты вернулся по своей воле, дал показания и помог госпоже Полной Луны и милорду-губернатору Достоинства искоренить предательство и убийство, хотя не был обязан. И ты долго служил мне, достаточно, чтобы я доверил тебе место в личной страже. И я окажу тебе услугу взамен на годы верной службы, которые ты выбросил: ты можешь выбрать свою смерть.

Кобаяши поднял взгляд через миг.

— Что, мой лорд?

— Я приговариваю тебя к смерти, — сказал он почти тепло. — Но ты выберешь, как ты умрешь. Это лучшее, чем я могу отплатить тебе за то, что ты благородно вернулся сюда.

— С-спасибо, мой лорд.

— О, Кобаяши, не за что. Теперь, пока я не выбрал за тебя, какую смерть ты выберешь?

Кобаяши огляделся, глаза были грустными. Я благодарно улыбнулась, не представляя, как сделать такой невозможный выбор. Он повернулся к платформе.

— Ну? — спросил Матсудаира-сама.

«Повешение — медленная и ужасная смерть, мне говорили. Попасть под шквал камней? Яд? Казнь — милосердно быстрая, но…».

Голос Кобаяши дрожал, но был четким:

— Старость.

Лорд Матсудаира замер. Он выглядел так, словно сунул в рот хурму, а вкус оказался как у кимчи.

— Прошу прощения?

— Я выбрал умереть на службе вам, мой лорд. От старости, — Кобаяши снова поклонился. — Если вы не против, мой лорд.

Солдаты обеих армий вокруг меня пытались подавить удивленный смех. Некоторые преуспели лучше других.

Лорд Матсудаира закрыл глаза и зажал переносицу. Его уши порозовели.

— Ясно, — он взял себя в руки, взглянул на лорда Такеду и госпожу Чийомэ, те кивнули, успешнее сдерживая смех, чем солдаты, но по лицам все было видно. — Встань, Кобаяши. Думаю, ты опаздываешь на пост.

Солдат вскочил на ноги, разбрасывая песок, и низко поклонился.

— Да, мой лорд! Спасибо, мой лорд! — он повернулся, произнес «спасибо» для меня без звука и пошел из зала.

Но его командир остановил его:

— Кобаяши. Ты на испытательном сроке, пока тот приговор исполняют. Если хоть немного оступишься, нарушишь малейшее правило или не выполнишь хоть часть приказа — я передумаю насчет этого… наказания. Это понятно?

Кобаяши поклонился еще ниже и повторил, до того серьезный, что казался глупым:

— Да, мой лорд. Спасибо, мой лорд.

А потом он вышел под дождь, чтобы занять свой пост.

Я пообещала рассказать, как все произошло, не забегать вперед. Но приятно нарушить обещание и сказать, что Кобаяши служил долго и благородно сначала лорду Матсудаира, а потом в бакуфу Токугавы, военном правительстве. Он оставался часовым, пока не поседел, и его впавшие щеки покрыли морщины. Но он решил вернуться и больше не бросал пост.

* * *

Я вернулась на кухню с Ки Саном и Кумо, помогла закончить приготовление ужина — рецепт Торая с безвкусными овощами и жареной курицей, которую Ки Сан решил приправить.

— Не хочется подавать то, что задумал этот baesinja*, да?

Мы все согласились, даже Кумо-сан, который был задумчивым.

Тоуми, Эми и Аимару слушали у двери. Мы погрузили курицу в темный перечный маринад, и Тоуми буркнула:

— Знала, что этот низкий бака добра не принесет.

Я ожидала, что повара упрекнут ее, но Ки Сан выглядел так, словно соглашался с ней, и Кумо посмотрел на балки, будто искал ответа у трав.

Мы сосредоточилась на приготовлении еды, хотя другие точно думали, умерли ли уже братья Торай, и как это сделали.

Кухню наполнил острый запах жарящейся курицы с луком и имбирем в воке.

Тот ужин был менее тихим, чем приемы пищи до этого — офицеры с обеих сторон зала снова болтали, а Миэко и Сачи с другими куноичи старались общаться бодро, избегая тем убийства и шпионов.

Хоть темные темы не звучали, о них все равно думали. Количество сакэ, которое наливали мы с Шино, показывало, что болтовня и смех прикрывали мрачные мысли.

Шино выглядела пустой. Без души.

— Ты в порядке? — спросила я.

Она даже не рявкнула на меня, как я ожидала, но просто пожала плечами.

Я налила Миэко сакэ, и она шепнула, что встретится со мной у кухни в Час Свиньи, когда другие уснут.

Еда была хорошо приправленной — мы ели на кухне в ту ночь — но мои мысли были так далеко, что я не ощущала вкуса.

Позже, когда мы закончили чистить купальню, Эми озвучила мысль, которая была в моей голове, плавала, как косяк головастиков в грязной луже. Она спросила, думали ли мы, что оба Торай были виновны в убийствах.

— Кто еще? — буркнула Тоуми, пока мы наливали горячую воду из ведра в кадку.

Эми задумчиво склонила голову.

— Я понимаю, зачем они убили лейтенанта, ведь он мог их выдать, но почему ее?

У нас с Тоуми не было ответа.

Тоуми и Эми храпели, когда я покинула спальню. За закрытой дверью комнаты старших посвященных плакала Шино, хотя теперь матрац был только для нее.

Я вышла в озаренный луной двор. Крючок был пустым, гравий — чистым. Дождь смыл кровь бедной Маи.

Бедная Маи.

Я ощущала ее дух в темной ночи. И дух не был счастливым.

Хотя дух Маи никогда не был счастливым.

Миэко смотрела, как я пересекала двор, на миг улыбнулась, хотя ее дух казался не счастливее того, что обитал в пространстве у кухни.

— Идем, — она протянула вакидзаси Масугу. — Идем наружу.

Мы прошли в залитый лунным светом сад за стеной, она вытащила свой меч из ножен и спросила:

— Ощущаешь кровь призрака на шее?

Я вздрогнула и кивнула, вытаскивая короткий меч из ножен.

Миэко посмотрела на гору — на они, точнее, скелет медведя, который злобно смотрел на Полную Луну.

— Смерть всегда мучает нас. Даже смерть того, кто нам не очень нравился. Я не знаю, верю ли в призраков, Рисуко-чан, но я верю, что смерть — особенно жестокая — оставляет пятна на наших духа.

— Даже жестокие смерти, которые мы сами устраиваем?

Она отвела взгляд, но ее плечи напряглись.

— О, да, Рисуко. Всегда.

А потом она повернулась, направила разрушительный удар в мое плечо, но я отпрянула и подняла меч, отражая, не давая ее мечу лишить меня руки. Я не успевала подумать. Я знала, что нужно было остановить ее, и я сделала это.

Мы тренировались, а луна двигалась по небу. Вскоре я увидела, что лицо Миэко блестело не только от отраженного света, но и от пота.

И я промокла.

Она поклонилась мне в конце урока, и голос из теней у стены крикнул:

— Умницы, девицы, — Токимацу-сан, юный капитан Матсудаиры, прошел к нам, его ладонь лежала на рукояти его меча.

Я тут же заняла стойку Восьми Фаз, самую сбалансированную защитную позу.

Но Миэко не напряглась, держала меч одной рукой, не поднимая его.

— Токугава-сан. Это честь. Что привело вас сюда так поздно ночью?

Он пожал плечами.

— Не первый раз я слышал, как сталь бьет по стали в Полной Луне. Прошлой ночью мне стало любопытно, но, когда я проверил, звук доносился изнутри. Этой ночью… — он кивнул на нас и чуть поклонился.

Миэко поклонилась ниже и убрала меч в ножны.

— Я тренировала юную Кано-сан защищаться.

Он взглянул на меня.

— Конечно.

— Рисуко, убери меч, — тон Миэко был бодрым, но я слышала приказ за тоном.

Я так и сделала, но держала ножны в руке, готовая достать оружие.

Токимацу все еще смотрел на меня.

— Кано. Ты случайно не…

Я заставила себя опустить взгляд и поклониться, потом сказала:

— Да, господин. Я — дочь Кано Казуо, — я не смогла сдержать горечь и добавила. — Покойный писарь из провинции Чистоты.

— Писарь, — я выпрямилась и удивилась, увидев, что его глаза были огромными, еще больше удивил низкий поклон племянника лорда, он убрал руку с меча впервые. — Твой отец был не просто писарем, Кано-сан. Уверена, ты знаешь. Твой отец — причина, по которой я жив, — он выпрямился, взглянул на Миэко. — Как и Масугу.

— Да, — сказала она.

— Я помню тебя, Миэко-сан. Из замка лорда Имагава. С ночи, когда мы с Масугу несли моего капитана, Кацудаму-сана, в его покои, — он прищурился, хотя криво улыбался. — Отравленного.

За все время, что я знала Миэко, я редко видела, чтобы она теряла самообладание. Теперь я услышала, как ее дыхание дрогнуло.

— Я-ясно.

— Да, — ответил он и кивнул на наши мечи. — И я вижу, что девы Полной Луны, как нам говорили, способны защититься, — Миэко начала говорить, но он поднял руку. — Я не поделюсь этими знаниями, Миэко-сан, даже с моим дядей. Но если бы я увидел тебя или Кано-сан тут, как и других милых дев в наряде мико или слуги, недалеко от армии Матсудаиры ил двора моего дяди, я бы посчитал их присутствие подозрительным, понимаете?

Она снова поклонилась.

— Хорошо понимаю, Токугава-сан.

Он ответил на ее поклон своим.

— Хорошо. Я не желаю вам зла, но я верен моему лорду.

— Конечно, — редкие колебания проникли в речь Миэко. — Масугу говорил о вас. Часто. Он… вызван в столицу. По делам долга.

— Ах. Может, я увижу его там. Мы отбудем утром.

Я выпалила:

— Так скоро? — казалось, две армии были тут месяцами, но прошла лишь пара дней, и начало казаться, что две армии будут тут вечно.

Капитан улыбнулся.

— Да, так скоро. Ваш лорд и мой решили, что, раз Ходжо ищет возможности раздвинуть свою территорию с севера, план нападения на запад сейчас помогут только врагу, — он снова поклонился, улыбка стала шире. — Девы, было приятно познакомиться. И, прошу, если вы увидите Масугу раньше меня, переедайте ему наилучшие пожелания от меня, ладно?

— Конечно, — ответили мы.






* — «предатель» с корейского




























28 — Огр


Следующим утром лагерь Матсудаира гудел, как улей, который пнули. Палатки разбирали, лошадей седлали, броню надевали.

На кухне Кумо говорил мало, смотрел куда-то в сторону.

Впервые офицеры двух армий нарушили ряды, и некоторые солдаты Матсудаиры сидели среди солдат Такеды, а Итагаки сел рядом с Сакаи среди Матсудаира.

Джолало-сан смотрел на меня, как собака глядела на кусок еды на столе, желая, чтобы он упал.

Мне было не по себе, если честно. А еще подавали еду только мы с Шино — и Шино двигалась еще медленнее, чем обычно — и когда их чай был выпит, мне пришлось его пополнить.

Джолало все смотрел, пока я наливала генмайча, который мы подавали утром. (Лорд Матсудаира особенно любил зеленый чай с привкусом жареного риса.)

Когда он стал говорить, священник рядом с ним произнёс слова на их певучем языке, и мальчик с бронзовой кожей стал темнее.

А потом священник сказал почти без акцента:

— Спасибо, дорогая, за твою работу. Мы с Джоао ценим заботу, проявленную тобой и твоей госпожой.

Я моргнула, глядя на него.

— Вы говорите на японском

Он улыбнулся.

— Конечно, да.

— Я думала, Джолало-сан был вашим переводчиком!

— Ясно, — его улыбка чуть скривилась. — Хотя это понятно, да. Я просто хотел, чтобы он практиковал язык, который для нас очень сложный, да.

— Я… Да. Это понятно.

Джолало пролепетал:

— Р-Рисуко-сан. Честь, да. Знать тебя, да.

Священник рассмеялся, сказал что-то на португальском, и Джолало снова покраснел.

* * *

Когда завтрак закончился, я прошла на кухню, чтобы убрать и попрощаться с Кумо-саном, глаза которого были пустыми после смерти Маи.

Повара Матсудаиры там не было.

— Ушел собираться, — Ки Сан пожал плечами. — И вряд ли тебе нужно прощаться с Фацо. Он сам не свой после вчера.

Я кивнула.

«Из-за его дочерей», — подумала я. И я была сама не своя днями. Я подумала о крови призрака, о которой говорила Миэко, о тяжёлых брызгах ужаса на моей спине…

Очищение.

Я хотела помыться, смыть кровь и жестокость. Не забыть произошедшее с Торимасой, Маи, братьями Торай, а избавить себя от пятна их смертей, как делал мой отец каждый Новый год в небольшом водопаде над нашей деревней.

Когда тарелки были вытерты, а мусор — выброшен, я попросила у повара, могла ли я взять меч Масугу к источнику. Он махнул рукой, не споря.

Я сняла меч с полки. Когда я позвала Тоуми и Эми с собой, они сказали, что не хотели пропустить урок танцев Миэко.

Это чуть не остановило меня.

Я почти хотела этого.

Я прошла по лесу и вдоль ручья с запахом гнилых яиц. Я миновала камни, где поставила подножку Джолало.

Я старалась думать о хорошем, позитивном, но разум был в крови Маи. Там было потрясенное лицо Торимасы. Сжавшиеся повар и монах, которых уводили в дождь.

Лорд Имагава вешал головы предателей над вратами своего замка — кошмарно. Было ужасной радостью не увидеть там голову Ото-сана, но было ужасно не знать, что с ним случилось.

Головы братьев Торай не повесили на вратах Полной Луны. Их увели в дождь, больше их не видели.

Я дошла до пруда и водопада, обезьяны следили за мной, но теперь были недоверчивыми, а не любопытными, хотя мне могло показаться.

Утро было прохладным, но туман водопада был теплым, как всегда, и я сняла накидку и обувь с радостью, разложила их на камнях вместе с ножнами.

Я осторожно прошла ритуалы — вымыла руки, потом клинок, хотя хотела очистить дух.

Как в прошлые визиты, я ощущала взгляд. И это не казалось взглядом ками источника. Это ощущалось как огр в пещере внизу. Кобаяши был, наверное, прав. Это был скелет медведя, оставленный следить за Полной Луной еще до того, как ее построили. Но дух, которого я ощущала, был злобным и жестоким, как они.

«Покой, — молилась я, благодаря, пытаясь найти равновесие. — Прошу покоя».

Я не знала, можно ли было успокоить дух огра, но мой дух немного унялся, а потом я услышала звук за собой поверх рева водопада.

Я прервала молитву восьми миллионам духов и повернулась, очищенный меч в моей руке поднимался в стойке.

Джолало на берегу звал меня, прижав ладони ко рту, хотя был в паре шагов от меня.

Встревоженная и любопытная, как белка, какой я всегда буду, я шагнула к нему.

Он напряженно поклонился — правильно, от талии, а не странный поклон с согнутыми ногами и размахиванием рук, как он делал пару дней назад.

— Рисуко-сан.

Я опустила кончик меча, не понимая, что подняла его.

— Джолало-сан?

Он был в черном жилете, коротких штанах и плотных леггинсах, как обычно, но теперь на голове была плоская шляпа из того же тяжелого материала, что и жилетка. Его лицо было румяным, голодным, как за завтраком. Он закрыл глаза на миг, потом сказал:

— Джоао.

— Что, прости?

— Джоао — мое имя, да.

— Джо-лало.

Он заговорил, как с младенцем:

— Джо.

Я повторила послушно, хоть и с сомнениями:

— Джо.

— А.

— А, — я ощущала себя глупо, стоя там, мокрая в нижней рубахе, повторяя за ним слоги.

— О.

— О.

Он кивнул и улыбнулся.

— Джоао.

Я нахмурилась.

— Джолало.

Он вздохнул и закрыл глаза.

— Mãe de Deus, — его глаза открылись, стали еще голоднее. Он схватил меня за плечи и раньше, чем я смогла вырваться, отчеканил. — Amor é um fogo que arde sem se ver, é ferida que doi, e não se sente…*

Я стояла, потрясенная, с меня стекала вода.

А потом он шагнул ближе ко мне, его шляпа стукнулась в мой лоб и упала на землю. Я не успела ничего сказать об этом, он прижался губами к моим губам.

Это ощущалось странно. Забавно.

Я хотела оттолкнуть его, остановить, но шок, как холодный мед, замедлил мои мышцы.

Наконец, я подняла левую руку — без меча Масугу — к его груди и, удерживая его на месте, отодвинулась, разрывая поцелуй.

Его лицо было темным, глаза расширились в ужасе.

Opa**, - простонал он.

А потом его глаза закатились, и он рухнул на землю.

За ним стоял Кумо-сан, лицо уже не было растерянным или добрым. Он был в ярости. В левой руке он держал камень, которым ударил Джолало. Он поднял правой рукой длинный опасный нож, чтобы рассечь открытое горло Джолало.

— Кумо-сан! — завизжала я. Это не остановило его, он пускал нож, и я, не соображая, отразила его удар.

Это не был точный удар, как Миэко-сэнсей меня учила, но он не дал ножу Кумо рассечь горло Джолало…

…как было рассечено горло Маи.

— Кумо-сан?

Он посмотрел мне в глаза, его лицо было маской бездонного звериного гнева.

— Почему? Ты убил Маи? — имя вылетело невольно.

— Монстры! — взвыл он, поднимая длинный нож. Я заняла стойку Двух Полей, кончик меча был в дюймах от его живота, и он удивленно отпрянул. Я прошла вперед, перешагнула Джолало, защищая его.

Кумо взглянул на меня и зарычал:

— Монстры. Все вы — монстры! — его толстая грудь вздымалась. — Я думал, ты, Эми и даже та Тоуми, хотя она была немного ведьма… думал, что вы были правильными девочками, хорошими. Но нет, вы бьетесь, ругаетесь и пьете… — он всхлипнул, но поднял нож к моему мечу. — Та девка, та шлюха была пьяной, говорила: «Ты достаточно высокий, Фацо, чтобы сломать его шею, как курице!» — он скривился, скаля зубы. — Пришлось перерезать ей горло, ясно!

Я сглотнула, глядя на его искаженное лицо и нож, и сказала:

— И ты убил лейтенанта.

Еще всхлип.

— Думал, что он хотел напасть на девочку. Я не мог это допустить! — гнев снова пульсировал в нем. — Монстры. Тот офицер Такеда. Этот! — рявкнул он на Джолало, который стонал между моих ног. — Все они! Там нет хороших солдат… хороших девочек…

— Как твои дочери?

— Не смей говорить о них! — он махнул ножом, угрожая мне.

Я старалась не вздрагивать, ждала атаки.

— Монстры, как он, — он кинул на Джолало, — уничтожили мою бедную семью. И монстры, как та девка, — он прищурился, — и ты. Все вы. Монстры. Так что да, я убил ее. Бросил накидку в огонь в купальне и взял новую, убрал нож под матрац Коротышки…

— А потом вернулся, когда я зазвонила в гонг, словно ничего не знал.

Он рассмеялся, но звучало как рык медведя.

— Да. И ты обвинила Торая. Поделом ему. Еще один монстр!

— Но… но он никого не убивал!

— Он был предателем. И шпионом. Он и тот монах получили по заслугам.

— Возможно. А лейтенант тоже был предателем, хотя ты этого н знал. Но девочка, которую ты убил, не…

— Она была монстром, сказал же! — взвыл он. Он снова оскалился на меня, это не было улыбкой. Я вдруг поняла, почему обезьянки убежали, когда я улыбнулась им. Он поднял нож снова. — Как ты.

Я сжала меч крепче, готовясь к атаке. Я точно могла остановить удар, но только убив большого повара.

— Прошу, Кумо-сан, я не хочу вам вредить.

— Монстр! — завизжал он, поднял меч для горизонтального удара — это было легко остановить, но…

Его голова дернулась, удивленный кашель вырвался из тела с брызгами ярко-красной крови.

Он обмяк на земле, нож торчал у основания его черепа.

Эми потянулась за другим ножом за поясом, ее глаза и рот были полными лунами шока.

Мы смотрели друг на друга, потом взглянули на Кумо, который радостно выдохнул, гнев вытекал из его тела с дыханием и кровью.

Красной.

— Увидела его! — выдавила Эми. — Тоуми увидела, как он пошл за тобой и Джолало, и он казался странным. Она побежала за подмогой, но решила, что я должна…

— Спасибо, Эми, — я обошла мертвое тело, чтобы обнять ее.

Но я не успела, она склонилась, и ее стошнило на мою еще мокрую рубаху. А потом она заплакала.

Пока я пыталась вытереть себя и утешить ее, Джолало застонал и попытался сесть, а потом обмяк на берегу, держась за голову.

Ai, minha cabeca!***




* Матерь Божья, любовь — огонь, что горит незримо, рана, что болит так, как не страдаешь от реальной раны…

** Ой

*** О, моя голова



















Эпилог — Отбытие


Когда Тоуми пришла с Хоши и Миэко, Джолало сидел, еще держась за голову, а я чистила себя в водопаде.

Я даже провела еще раз ритуал очищения — в этот раз для Эми.

И для Кумо-сана, чей печальный труп лежал на камнях, зловещий и пустой, как скелет медведя в пещере.

Куноичи пообещали разобраться с мертвым поваром. Мы с Эми увели шатающегося Джолало вниз по горе.

Он не помнил ничего о встрече у пруда. Когда он попытался узнать, сказал ли мне что-то, то, что он увидел в моих глазах, заткнуло его.

Я не спрашивала у Эми, был ли Кумо первым, кого она убила. Я видела ответ в ее дрожащих пальцах и быстром дыхании.

— Ты хорошо поступила, Эми. Он пытался убить Джолало. Меня. Он был опасен.

Загрузка...