Яблоко Немезиды

Глава 5. ПЛОД

— Как он выглядел? — спросил Коун.

— По-моему, он приехал с какого-то приема, — сказал Грегори. — Черный костюм, легкий запах вина. С ним был человек. Вероятно, из личной охраны. Лицо спокойное. Я был внизу, когда они вошли в холл. Министр подозвал меня и попросил провести его в кабинет шефа. При мне он позвонил. Сказал, что будет ждать господина Мелтона здесь, у нас. Потом приехал шеф. Министр попросил нас выйти. Говорили они минут пять. Затем министр и охранник уехали. Шеф остался в кабинете. Я спросил его, не будет ли каких приказаний. Он ответил, что нет. Улыбнулся, покачал головой и стал листать бумаги. Я уехал домой. В пять утра звонок дежурного выдернул меня из постели.

— Меня тоже, — сказал Коун.

Они стояли у дверей кабинета шефа в толпе инспекторов, которых поднял на ноги дежурный по управлению. Полицейские растерянно переглядывались, говорили вполголоса. Таких происшествий в полиции еще не было. Кто-то позвонил в СБ. Оттуда приехал следователь. Он поставил в известность министра. Говорили, что министр чрезвычайно изумился. “Боже мой, — сказал он. — Ведь я видел его несколько часов назад”. Следователь из СБ, осмотрев место происшествия и труп господина Мелтона, пришел к выводу, что налицо несчастный случай. На эту мысль его навел полуразобранный пистолет господина Мелтона. Вероятно, заключил следователь, шеф полиции решил осмотреть оружие, заметил какую-то неисправность и стал разбирать пистолет. При этом он неосторожно нажал на спусковой крючок.

Предположение следователя подтвердили специалисты. Им даже удалось доказать, что пистолет господина Мелтона имел весьма существенный дефект выбрасывателя. Баллистическая экспертиза показала, что господин Мелтон в момент, когда произошел выстрел, сидел за столом. Пуля прошла через нос шефа в задние отделы мозга. Таким образом, гласило заключение комиссии, назначенной министром, предположение о самоубийстве исключается. Самоубийцы не стреляют в себя из полуразобранных пистолетов и не направляют оружие в нос. На всякий случай комиссия поинтересовалась личными делами господина Мелтона. С этой стороны все было в порядке. Счет в банке показал, что шеф полиции был человеком весьма состоятельным и умирать не собирался.

Газеты напечатали некролог, в котором были отмечены заслуги господина Мелтона. Господин Домар выразил соболезнование министру.

Смерть профессора Кирпи на фоне смерти господина Мелтона выглядела довольно бледно. Больше всех, пожалуй, заинтересовался ею Коун. Он, как только услышал о дорожной катастрофе, постарался узнать возможно больше подробностей. Повидал он полицейских патрульных, обнаруживших машину Кирпи. Оба в один голос заявили, что виной всему, по всей вероятности, была непозволительная скорость, которую развил профессор, и скользкая после прошедшего ночью дождя дорога. Куда мог мчаться Кирпи, почему он так торопился — осталось неизвестным. Не пролили света на дорожное происшествие и на поведение профессора и показания персонала клиники. От Роула и Стивенса Коун Узнал о том, что ночью в клинике побывал представитель СБ, искавший Эльвиру. Он только присвистнул, когда Роул сообщил ему, в чем СБ подозревает Эльвиру.

— Колдунья обвела нас вокруг пальца, — сказал он Фримену, когда тот поинтересовался результатами поездки инспектора в клинику. — И, кажется, не только нас. Честное слово, я восхищаюсь этой бабой.

— Да, — улыбнулся журналист. — На этот раз вы оказались плохим пророком.

— Что?.. Что?.. — переспросил Коун. — А, — догадался он, — вы имеете в виду тот разговор в кафе.

— Вот именно.

— Но ведь я в принципе прав, — заметил Коун.

— Относительно Эльвиры — возможно. Вы говорили, что Кирпи поможет ей исчезнуть из поля зрения полиции. А вот насчет самого профессора…

— Что ж, — улыбнулся Коун. — Я ведь не автор детективного романа. Это только в книжке можно ограничить количество действующих лиц. А в жизни?.. В жизни оно как-то не так выходит.

— Что вы имеете в виду?

— Да вот хоть эту историю с Кирпи. Есть вещи, Фримен, которые мы не в силах узнать. — Он помолчал немного, потом вынул из кармана руку, сжатую в кулак, и спросил: — Как вы думаете, что в кулаке?

Фримен пожал плечами. Коун разжал кулак. На ладони лежала пуля.

— Я нашел ее недалеко от того места, где разбилась машина Кирпи, — сказал он.

— Позвольте, — удивился Фримен. — Разве в Кирпи стреляли?

— Вот этого, Фримен, мы никогда не узнаем. И давайте бросим бесплодный разговор. Расскажите лучше, как обстоят ваши дела?

— Нет, инспектор, так не годится.

— Еще как годится, — хмуро заметил Коун, пряча пулю в бумажник. — Сохраню ее на память, — добавил он. — Как-никак дело было интересным.

— Было?

— Угу, — подтвердил Коун. — Не знаю, правда, что я скажу мальчику. Но, вероятно, что-нибудь скажу. Как вы считаете? Когда в дело вмешивается провидение, полиция отступает. Или что-нибудь в этом роде. а вечером пойду к Алисе. Помните, я вам рассказывал о женщине, которая мне понравилась. И поведу ее в клуб Вилли Кноуде. Там уютно, Фримен. А как они любят друг друга — Вилли и Лилиан. Умилительно до слез. Лилиан споет нам песенку про изгнанников из рая… Хотите присоединиться?

— Никуда вы не пойдете, Коун. Я же знаю, эта история не дает вам покоя.

— Возможно, вы и правы, — согласился инспектор. — Но что толку? Вешки на моем пути выдернуты. Ямки, в которых они торчали, засыпаны. Мертвые не приходят, Фримен, как выражалась одна наша общая знакомая. Словом, картина весьма невеселая.

— А Эльвира?

— Эльвиру, дорогой, ищет СБ.

— Ух ты, — только и смог вымолвить Фримен.

— Да. И, кажется, ей инкриминируется шпионаж. Мне случайно удалось узнать, что агенты СБ арестовали несколько врачей из клиники Кирпи. Они также проявили недюжинный интерес к одной из тамошних лабораторий. Оттуда вывезена часть оборудования. Объясняется это так: профессор Кирпи будто бы совершил колоссальное открытие государственного значения. Шпионка Эльвира проникла в лабораторию, сумев обмануть бдительность персонала и самого профессора. Ей удалось подкупить тех врачей, которые сейчас арестованы. И только случай помог службе безопасности вовремя раскрыть преступление. В данный момент принимаются меры, чтобы оградить изобретение профессора от красных шпионов. Широко развернуты поиски Эльвиры.

— Коун, вы верите этому?

— Не знаю, — задумчиво сказал Коун. — Во всяком случае в СБ, вероятно, верят.

— Не может быть. Кто-то ведь знает, во имя чего совершается все это дело.

— Кто-то, конечно, знает, — согласился Коун. — Министр, например. Но и он, видимо, не полностью информирован о происходящем. Это тот случай, Фримен, когда знать много для полицейского так же плохо, как знать мало.

— Пулю вы мне показали. А что вы думаете о смерти шефа?

— Думать можно все что угодно. Они с Кирпи, например, были друзьями. Шеф старался не подпускать меня к профессору. Но никаких особенных выводов из всего этого, к сожалению, не следует, Какая разница — застрелился шеф или это случайность? Комиссия, назначенная министром, решила, что налицо несчастный случай. Основания для этого у нее имелись довольно веские. А что думал на сей счет господин Мелтон, установить едва ли возможно.

— А министр?

— Попросите у него интервью?

— Между прочим, это мысль, Коун. Кстати, я не сказал вам, что ухожу из “Трибуны”. Я расплевался с директором. В “Экспрессе” обещают место репортера уголовной хроники.

— Тут я плохой советчик.

— Дело сделано, Коун. Я просто констатирую факт. И я им принесу интервью с министром. В “Экспрессе” народ несколько дней ломает головы над загадкой вашего бывшего шефа. А написать нечего. Гадать на кофейной гуще надоело. Этим уже никого не удивишь. И тут вдруг интервью с самим министром. Недомолвки. Легкие намеки. Вопросы, построенные в форме ответов. В “Экспрессе” это любят. “Не можете ли вы, господин министр, сказать, о чем вы беседовали с господином Мелтоном за несколько часов до того, как раздался выстрел?” “Вы говорили о вчерашних скачках?” “В таком случае, чем вы объясните желание господина Мелтона почистить свой пистолет именно после вашей беседы?” Конечно, он прогонит меня после первого же вопроса. Но когда он поймет, что дурачок журналист не такой уж дурачок, будет поздно. Как вы считаете, Коун?

— Не знаю, — сказал Коун. — Я, наверное, пойду в клуб.

Но в клуб ему идти не пришлось. Выйдя из управления около четырех часов дня, Коун подумал, что неплохо бы немного проветриться, и направился к реке. Путь лежал мимо “Ориона”. И в тот момент, когда инспектор огибал гостиницу, навстречу ему вывернулся Билли Соммэрс. Увидев Коуна, Билли страшно обрадовался.

— Как хорошо, — сказал он. — А я ведь шел к вам.

— Ну-ну, малыш, — проворчал инспектор. — Ты бежишь со смены? — И предложил: — Не хочешь ли прогуляться?

Они пошли рядом, обмениваясь незначительными репликами. Коун поинтересовался здоровьем Лики. Билли сокрушенно покачал головой, сказал, что девушку, наверное, надо показать врачу. Нужны деньги. Билли ждет получки. Коун заметил, что и сам Билли выглядит скверно. Соммэрс махнул рукой. О своем здоровье думать сейчас не приходится. Потом Билли осторожно спросил инспектора, удалось ли тому напасть на след Эльвиры. Коун не стал отвечать.

Они как раз вышли на набережную. Здесь было холоднее, чем на улице: дул северный ветер. Серые волны шлепали по бетонному парапету. Мокрый ветер сразу залез под плащ. Коун поежился. Билли нахохлился, стал похож на какую-то длинноногую птицу. Не сговариваясь, они быстро свернули в первую попавшуюся улочку. Коун шагал широко. Билли торопливо семенил сбоку. Инспектор подумал, что со стороны они, наверное, выглядят смешно.

Наконец впереди показалась неоновая вывеска маленького кафе с прозрачными стенами. Публики внутри было мало, и Коун со своим спутником проскользнули в помещение через вертящуюся дверь. Здесь было тепло. Буфетчик возился у стойки с каким-то прибором, который при ближайшем рассмотрении оказался видавшим виды магнитофоном. Молоденькая официантка с усиками бросила пренебрежительный взгляд на вошедших и что-то сказала буфетчику. Тот оставил магнитофон в покое и тоже поглядел на новых посетителей. Выпрямился, потянулся и бросил несколько слов официантке. Она нехотя отодвинулась от стойки и неспешно подошла к Коуну и Билли.

— Два виски, — бросил Коун.

Девушка лениво повернулась и пошла обратно к стойке. Через минуту она принесла им две рюмки на подносе. Буфетчик наладил магнитофон, и в зале зазвучала музыка.

— Почему вы не спрашиваете меня ни о чем? — сказал Билли.

Коун поманил официантку и, когда она подошла, попросил:

— Еще два, пожалуйста. — Билли он сказал: — Ситуация изменилась, малыш. А ты что-нибудь узнал?

— Как вам сказать? С Лики сейчас трудно разговаривать. Она ушла в себя, замкнулась. Я несколько раз спрашивал ее про статуэтку. Похоже, что она не понимает, чего я хочу. То говорит, что никакой статуэтки у них в доме не было. То вдруг сделает вид, что вспоминает, показывает место на столе, где эта вещичка стояла, и говорит, что это Бредли сделал ей подарок ко дню рождения.

— Н-да, — протянул Коун. — Ты говоришь страшные вещи. Ее, наверное, действительно надо показать врачу.

— Днем ничего, — сказал Билли. — А к вечеру она становится какой-то странной. Ходит по квартире, трогает вещи, будто гладит. Когда ее спросишь о чем-нибудь, долго не отвечает, смотрит внимательно, но словно мимо тебя. Потом переспрашивает. Я как-то видел гипнотизера. Так вот она ведет себя, как загипнотизированная. А вчера ни с того ни с сего стала петь какую-то чудную песенку. “В красном свете, в красном свете посажу цыпленочка”. Я спросил ее, что это значит. Лики засмеялась и погрозила пальцем. Потом как будто очнулась ото сна и заговорила совсем о другом.

Коун поднял глаза на Билли. У лифтера на лице я сно читалось отчаяние. Он машинально вертел пальцами рюмку. И Коун вдруг ощутил, как одиноко и тоскливо сейчас этому мальчику, взвалившему на свои хрупкие плечи такую непосильную тяжесть. Собственные затруднения показались ему мелкими, не стоящими внимания. Что его заботы по сравнению с душевными муками, которые испытывал этот человек? Любимая девушка сходит с ума. И нет денег, чтобы лечить ее. И нет надежд на счастье. И нет…

— Выпей виски, малыш.

— Спасибо. Наверное, хватит. Я хочу пойти к ней… Но я шел спросить вас…

— Еще рано, малыш. Еще рано.

— Так я пойду, инспектор. Мне еще надо кое-что купить.

— Иди, малыш.

Билли вышел. Коун проводил его взглядом и попросил еще виски. Официантка почувствовала к нему расположение и поторопилась выполнить заказ. Здесь любили людей, которые долго сидели и много пили.

В этот вечер Коун два раза приближался вплотную к разгадке тайны дела “Шах — Бредли”. Но разгадать ее довелось ему гораздо позднее. Ибо в этот вечер мысли Коуна были заняты совсем другим.

Инспектор не оправдал надежд официантки кафе… Посидев еще с полчаса, он расплатился и медленно пошел по набережной по направлению к Кинг-стрит. Там сел в автобус и поехал, как говорил Фримену, к Алисе, чтобы пригласить ее в ночной клуб. Ему хотелось не думать ни об Эльвире, ни о Билле. Хотелось просто забыть обо всех больших и маленьких событиях последних дней и отдохнуть от них.

Но Алисы он дома не застал. Коуна встретила ее Мать, встретила настороженно. Взглянула удивленно и сказала, что Алиса ушла в кино с господином Меланджером. Коун не стал интересоваться личностью этого господина. Он понял, что опоздал со своим приглашением, и раскланялся с женщиной. Она спросила, не надо ли что передать. “Не надо”, — сказал Коун и вышел на улицу. Напротив светилось окно Броуди. “В самый раз”, — подумал Коун, вспомнив темную бутылку и старика, сосущего виски прямо из горлышка. Он отошел от дома Алисы, перешел на другую сторону улицы и позвонил к Броуди.

Как и тогда, долго не открывали. Как и тогда, послышались шаркающие шаги. Звякнула цепочка.

— Открывайте, Броуди. Я еще не вступил в Лигу нравственности, — сказал Коун.

Старик прошипел что-то и открыл дверь. Коун двинулся по коридору в спальню — кабинет. Улыбнулся при виде развороченной постели и знакомой скамеечки у камина. Сбросил с кресла раскрытую книгу, сел. Броуди с минуту повозился с дверным замком, потом зашел в комнату.

— Я ведь не хотел идти к вам, — сказал Коун, улыбнувшись. — Но так получилось. Кстати, вы не знакомы с господином Меланджером?

— С дерьмом не общаюсь, — ответствовал старик, сел на скамеечку и жестом фокусника извлек из-под нее бутылку.

— У вас сегодня хорошее настроение, — заметил Коун. — Не будете ли вы любезны предложить и мне стаканчик?

— Отчего же, — сказал старик. — Я сперва был о вас худшего мнения. А потом понял, что говорил просто с дураком.

— Вы попали в точку, — усмехнулся Коун. — Только я не совсем понимаю: вы имеете в виду господина Меланджера?

— Я читал судебные отчеты. Видел ваш портрет. И…

— И прониклись ко мне доверием?

— Вы вели себя глупо.

— Кто знает, — произнес Коун, прикуривая сигарету. — Может, я из тех дураков, которые умеют обращать сделанные ими глупости себе на пользу?

Броуди прищурился, оценивающе разглядывая Коуна, потом сказал:

— Но я не понимаю, при чем здесь господин Меланджер.

— Точнее: здесь я ни при чем.

— Ах вот оно что, — ухмыльнулся Броуди. — Этот господин появился в наших краях несколько дней назад. Говорят, коммивояжер. Преуспевает, торгуя предметами первой необходимости. Что еще? Умеет не говорить о делах с женщинами. Умеет тратить деньги. Все это мне удалось увидеть из окна.

— Да, — согласился Коун. — Из окна можно много увидеть.

— Не ловите меня на слове.

— Вы не на допросе, Броуди. И, между прочим, если бы вы не были таким трусом, то, возможно, дело повернулось бы совсем не так.

— Трусом?

— Да, — жестко сказал Коун. — Чего вы притворяетесь?

Старик вздохнул. Сказал тихо:

— А вы меня пожалели?

— Считайте как хотите. Вы — бывший адвокат. Я — полицейский инспектор. Мы оба в день первой встречи отлично раскусили друг друга. Я понял, что вы не дадите показаний. Вы сообразили, что если будете настаивать на своем, то ни я, ни вся полиция вместе не добьемся от вас правды. Но одновременно мы оба допустили по ошибке. Вы с трусливо поджатым хвостом бросились к Алисе Кэрри. А я? Я не воспользовался вашей оплошностью. Во-первых, я знал о деле очень мало. Почти ничего. Во-вторых, ваше прошлое снизило бы цену вашим показаниям. Руководствуясь этими соображениями, я на время оставил вас в покое. Мне казалось, что можно обойтись и без вас. Потом я понял, что поступил неверно. Был однажды момент, когда я уже собрался к вам, чтобы попытаться поговорить откровенно. Как раз в те дни я имел счастье познакомиться с профессором Кирпи.

— Даже так? — удивился Броуди.

— Да. Момент мне казался подходящим. И я думаю, вы бы не устояли.

— Вы опять ловите меня?

— Нет, Броуди.

— Зачем же вы пришли?

— Я не собирался к вам. И я ничего не знал про господина Меланджера, который умеет тратить деньги. Я сам хотел истратить сегодня немного денег. Но я опоздал. У вас в окне горел свет. Почему бы и не зайти к старому знакомому, подумал я. А теперь налейте еще стаканчик.

Они выпили, помолчали.

— Так вот — об ошибке, — сказал после паузы Коун. — Если бы я в свое время поговорил с вами, то, наверное, не произнес бы на суде речь, которую вы назвали глупой. А если бы я не произнес этой речи, то не сидел бы сейчас у вас и не разговаривал столь доверительно. Парадокс, да и только.

Броуди повертел бутылку, почмокал губами и наполнил стаканчики. Коуну он не сказал ничего, и инспектор так и не понял, как относится Броуди к его словам. Выпив виски, старик облизнулся и неожиданно спросил:

— Вы уверены, что Кирпи умер своей смертью?

Коун усмехнулся и показал пулю. Старик крякнул и испытующе поглядел на инспектора.

— Между прочим, это была порядочная сволочь, — сказал Броуди. — Вы знаете, что он фабриковал наркотики?

— Догадывался, — лаконично заметил Коун.

— Может, и ваш… этот Бредли тоже догадался?

Коун покачал головой.

— Нет. Тут другое.

— Черт его знает, — пробормотал Броуди. — Я ведь и сейчас опасаюсь. Хоть и вижу, что вы ищете правду. Только зачем она вам?

— Я вас не тяну за язык, — бросил Коун. — Правосудие свершилось. Ваши показания уже никому не нужны. Кроме разве меня…

— Вот этого-то я и не понимаю.

— Хорошо. Налейте мне еще виски. Дело в том, Броуди, что у Бредли есть сестра. Ее любит один мальчик. По странной случайности он является земляком убитого. Им сейчас очень трудно: девушке и этому парню. Ей свернули мозги набок вороны из Ассоциации. Ее уверяют, что Бредли был красным шпионом. Девчонка, кажется, даже сходит с ума. Я бы мог поставить все на место. Но…

Броуди прищурился, потом стал массировать пальцами набрякшие подглазные мешки. Коун махнул рукой, оборвав фразу, и потянулся за бутылкой. Он вдруг почувствовал, что опьянел. Зачем он заговорил о Лики и Билли? Чтобы вышибить слезу у старика? Это же смешно. Пожалуй, не меньше, чем его сегодняшний поход к Алисе, в царство господина Меланджера — торговца подтяжками и туалетной бумагой. А ведь еще совсем недавно сам Коун завидовал жителям этого царства, умилялся любви Лилиан и Вилли Кноуде. И не у него ли возникло острое желание убежать в это царство?

Старик тяжело поднялся, принес новую бутылку.

— Хватит, — сказал Коун.

Он вытащил сигарету, закурил. Потом попросил кофе. Броуди зашлепал на кухню. Вернулся он минут через пятнадцать с подносом, на котором дымился кофейник. Коун налил чашку. Туман стал выходить из головы.

— Вы можете на ночь остаться у меня, — сказал Броуди.

— Спасибо. Налейте еще чашку… Я думаю, в этом нет смысла.

— Как хотите. Место нашлось бы. А я давно не разговаривал сам с собой…

— Что?

— Я ошибся в вас. А сейчас пригляделся и вспомнил: ведь я был таким же когда-то.

— Трусом?

— Нет, дураком. Трусом меня сделали. Кстати, не обольщайтесь: и вас это ждет. Сказать, что я видел в окно? Тогда?

— Ну-ну?

— Полицейскую машину.

— Вот как.

— Да. Она остановилась возле люка, который был открыт. Там что-то делали вечером да так и оставили. Из машины вылез человек, вытащил второго, бросил его в колодец, затем задвинул крышку и уехал. На другой день явились вы. Догадываетесь, что я подумал?

— Пожалуй, — сказал Коун. — Вы решили, что я убийца.

— Или сообщник, — поправил Броуди. — В темноте да еще издали трудно было разглядеть убийцу. И я дал себе слово молчать. Но испугался, как бы соседка не подвела.

— Понятно, — кивнул Коун. — С полицией вы решили не связываться. А с той дамочкой из Ассоциации, которая являлась потом к вам, беседовали?

Броуди наморщил лоб, вспоминая.

— А она разве имеет отношение?

— Самое непосредственное.

— Я ее просто прогнал.

— И больше вас никто не тревожил?

— Да нет.

— Послушайте, Броуди. Вы сказали, что Кирпи фабриковал наркотики.

— Я это определенно знаю. Только уговор: все это нужно вам, вы и расхлебывайте.

— Ладно, считайте, что договор заключен.

— С чего бы начать, — задумчиво произнес Броуди. — Вас ведь моя история не интересует. Да и ни к чему ее рассказывать. Для общества я мертв. Короче говоря, два года назад меня выкинули из клиники Кирпи. Насколько я понял, заинтересованные лица отправились в рай, а относительно моей персоны своим наследникам распоряжений не сделали. Кирпи перестал получать “дивиденды”. Его это, разумеется, не устраивало. И в один прекрасный день нашел, что я вполне здоров. Если быть более точный то именно в эти Дни я чувствовал, что схожу Ура. Как раз в то именно время я начинал созревать для психиатрической лечебницы. Кирпи думал иначе. Но как бы то ни было, я очутился на свободе. Начинать все снова уже не было сил. Добиваться справедливости — глупо. От прежних времен оставались кое-какие сбережения. Их хватило на домик и На вещи. Вот и все. Я дал себе клятву ни во что не вмешиваться, соседям выдал сочиненную легенду. А теперь вот, кажется, собираюсь нарушить клятву.

Броуди налил виски, выпил, помолчал. Коун дымил сигаретой.

— О том, что Кирпи делает наркотики, — сказал Броуди после паузы, — я узнал случайно. Я считался тихим сумасшедшим, и ко мне в палату иногда подсаживали компаньонов. Во время ремонта, например. Были среди них и настоящие. Но были и другие. Вроде меня. Как-то санитары втолкнули в мою палату молодого человека. Я не буду загромождать рассказ подробностями. Этот парень — я забыл его имя, не то Джонс, не то Джиннер — утверждал, что он сделал какое-то потрясающее открытие. Чудовищной силы наркотик или что-то в этом роде. Он собирался опубликовать результаты своих опытов, но Кирпи его сцапал. Парень просидел со мной одну ночь. Утром его увели. Но рассказал он достаточно, чтобы можно было сделать некоторые умозаключения. Теперь вам понятно?

Коун выпрямился.

— Да, — сказал он. — Это было?..

— Три года назад…

“Сходится”, — удовлетворенно констатировал Коун. Первые весточки о “Привете из рая” тоже появились три года назад. А полиции так и не удалось поймать ни одного торговца наркотиками. И труп Бредли привезла к канализационному колодцу полицейская машина. И в тот день господин Мелтон изменив своим привычкам, приехал на службу в неурочное время. Но не шеф же убил Бредли. Значит?

Коун задумался. Он смотрел мимо Броуди, сидевшего напротив, его взгляд стал отрешенным. Кофе выбил хмель из головы. Старик что-то сказал, но Коун только кивнул. Факты стали складываться в цепочку. Это был очень важный момент. “Полицейская машина”. Это значит, что круг поисков резко сужается. Это значит, что в полиции…

— Вы не могли бы описать того человека? — задал вопрос Коун.

Броуди не понял.

— Я говорю об убийце, — сказал Коун.

— Я еще не научился угадывать мысли, — заметил Броуди. — Нет. Хоть ночь была и лунная. Во всяком случае довольно плотный человек. И сильный. Он свободно управился со своей работой. И весьма ловко, должен заметить.

— Даже рост не запомнили?

— Примерно ваш. Может, чуть выше. Но не ниже, во всяком случае.

“Ловко. Господин Мелтон покровительствовал торговцам наркотиками. Господин Мелтон и профессор Кирпи. Симпатичная парочка. И ушли в одну ночь. Ловко. Но, пожалуй, шеф не знал, кто убил Бредли. Бредли затесался в какую-то другую игру. Он не сел бы в полицейскую машину, если бы не доверял полиции. Бредли интересовало что-то другое”.

— Хотел бы я знать, — пробормотал Коун, вставая. Броуди взглянул на него вопросительно. Инспектор махнул рукой. — Это я так, — сказал он и пошел в прихожую. Надевая плащ, ухмыльнулся старику. — Все-таки хорошо, что вы мне сказали, — заметил он и взялся за дверную ручку.

— Молиться я не умею, — сказал Броуди, выйдя на крыльцо.

— Выпейте за мое здоровье, — хмыкнул Коун и шагнул в ночь.

Утром произошли два события. На набережной возле самой воды патрульный полицейский увидел труп Эльвиры Гирнсбей. Вскрытие показало, что она отравлена. Коун узнал об этом, придя на службу. А часа через два в дверь его кабинета постучали. На пороге стояла Бекки — смуглянка Бекки из магазина амулетов, о существовании которой Коун стал уже забывать.

— Здравствуйте, господин Питер, — сказала Бекки.

Коун указал на стул, пытаясь понять, что привело к нему эту женщину. Бекки кокетливо наклонила голову и раскрыла сумочку. На свет появилась статуэтка восточного божка. Бекки поставила ее на стол. Коун поднял брови. Божок блаженно ухмылялся, его короткие руки были сложены накрест на отвислом животе. Коун молча взял его за голову, отвернул ее, как набалдашник от трости. На стол упал рулончик пленки. Все еще не веря, Коун аккуратненько развернул его и поглядел на просвет. На всех кадрах виднелся текст.

— Вы довольны, господин Питер? — спросила Бекки.

— Рассказывай, — предложил Коун.

Бекки начала с того, что ее снова приняли в салон амулетов. Новый хозяин кажется вполне приличным человеком. Сейчас открыт свободный доступ к тем сокровищам, которые Эльвира обычно прятала. Флер мистики сдернут, новый хозяин говорит, что его мало волнует чудодейственная сила амулетов, важны они сами. Он даже хотел выбросить веревку Кальтенбруннера, приносящую счастье. Так было в первые дни. Но потом, когда он увидел, что находятся покупатели и на веревку, то изменил свои взгляды. В магазине произведена некоторая реконструкция. Если господин Питер желает, то он может убедиться, что салон выглядит куда шикарнее, чем при Эльвире.

— А ты по-прежнему предлагаешь пистолеты?

Бекки потупилась. Не все же такие догадливые, как господин Питер. Людям нужны сильные ощущения. Кино, например, таких иллюзий создать не может А хозяин выписал из-за границы двух живых кобр Когда они обвиваются вокруг скелетов, это создает впечатление…

— Крокодила он еще не выписал? — осведомился Коун. — С зубами? Хватит смеяться, крошка. У меня мало времени.

— Я сейчас, — заторопилась Бекки. — Господин Питер, наверно, помнит стойку, на которой лежало оружие. — Когда в магазине стали производить ремонт, рабочие разобрали стойку. Оттуда, из маленького потайного ящичка, выпала статуэтка. Господин Питер интересовался ею. Поэтому Бекки спрятала божка и решила отдать господину Питеру. Бекки не понимает, почему господин Питер сердится.

— Когда ты видела Эльвиру в последний раз?

— Давно.

— Что с ней сейчас?

— Не знаю.

— Сегодня твою бывшую хозяйку нашли мертвой на набережной.

Бекки широко открыла глаза. Порылась в сумочке и приложила к глазам платочек. Коун внимательно наблюдал за ней.

— Она была плохой женщиной, — тихо сказала Бекки.

— Ты тоже можешь далеко пойти, — заметил Коун.

Бекки обиделась. Неужели господин Питер ей не верит? Она говорит только правду. Она никогда не обманывала господина Питера. Пусть он вспомнит.

— Допустим, — сказал Коун.

То, что говорила Бекки, действительно похоже на правду. Он еще раз посмотрел пленку на свет, подкинул рулончик на ладони и спрятал в карман. Какую тайну хранил он? За что сложил голову Бредли? А шах, Магда, Кирпи, господин Мелтон? И, наконец, Эльвира? Шесть трупов на один маленький рулончик пленки. И как просто он ему достался!

Бекки смущенно теребила сумочку, поглядывая на Коуна. Она ждала одобрения. А господин Питер, кажется, даже сердился.

— Почему ты не сказала мне тогда, что Эльвира была в магазине?

Бекки наклонила голову.

— Ты говорила, что она только звонила.

— Господин Питер не должен сердиться, — тихо сказала Бекки. Она совсем спрятала лицо в раскрытую сумочку. На щеках выступил румянец. — Господин Питер должен понимать…

— Что понимать? — жестко спросил Коун.

— Мне было трудно.

— Ты знала, где она спрятала статуэтку?

— Нет. Честное слово, господин Питер. Она приехала туда сразу после звонка, убедившись, что в магазине нет никого, кроме меня. И она попросила меня отослать телеграмму.

— Кому?

— Я не знаю. Забыла. Помню, что телеграмма была адресована в Рио-де-Жанейро. В ней было три слова: “Я ухожу. Эльвира”. Почта находилась за углом. Я вернулась через пять минут. Госпожа уже садилась в машину. Она сказала: “Пока, Бекки”. И дала мне денег.

— Понятно, — бросил Коун. Эльвира, почувствовав, что обстановка накалилась до предела, перед тем как скрыться, дала команду своим компаньонам по амулетным делам. Она в общем-то правильно рассчитала, что полиции в те дни было не до амулетов. И действительно, никто не догадался допросить Бекки. Героем дня тогда был Перси.

— Не знаю, что с тобой делать? — вздохнул Коун. — С одной стороны, я обязан тебя арестовать…

— Господин Питер, — прошептала Бекки, умоляюще уставившись на Коуна.

— С другой стороны, — продолжал инспектор, — ты все-таки помогла мне…

— О, господин Питер! Я буду молить Бога…

— Бога? Тебе это не нужно, Бекки. Амулеты по-моему, помогают тебе лучше, чем кому бы то ни было…

— Не надо смеяться, господин Питер.

— Какой уж тут смех, — проворчал Коун. Он встал из-за стола, подошел к Бекки. Она преданно смотрела на инспектора. Ее симпатичное личико излучало такое чувство благодарности, что Коун не смог отказать себе в удовольствии потрепать Бекки по щекам. Она вела себя как нашкодивший щенок после взбучки. Коуну стало смешно. Бекки, уловив смену настроения, кокетливо улыбнулась и, закинув руки за голову, начала поправлять прическу. “А у нее красивые руки”, — подумал Коун. И перевел взгляд на божка, стоявшего на столе. Потом посмотрел на часы.

Бекки заметила это и встала. Коун проводил ее до дверей, вернулся к столу. О Бекки он тут же забыл. В кармане лежала пленка, с которой нужно было срочно сделать отпечатки. Отдавать ее в лабораторию Коун не собирался. В полиции никто не должен знать, что у него в руках. Пожалуй, лучше всего прибегнуть к помощи Фримена. Он подумал и позвонил в “Экспресс”.

— Я освобожусь через час, — сообщил журналист. — Кстати, есть любопытные новости.

— У меня тоже, — сказал Коун. — Но нам лучше встретиться в “Экспрессе”.

— Жду, — лаконично произнес Фримен.

Коун положил божка в карман. Прошел по коридору до кабинета Грегори, постоял перед дверью, зашел.

— Привет, старина. — Грегори оторвался от дела, которое изучал, и вопросительно взглянул на Коуна.

— Я получил информацию о банде Эльвиры, — сказал Коун.

— Занятно. Тебя все еще волнует это? Эльвирой ведь интересовалась СБ. Дело вышло из нашей компетенции.

— Салон амулетов приобрел нового хозяина. Он ставит торговлю на широкую ногу. Не исключено, что дружки Эльвиры сделают попытку с ним связаться. Кстати, кражи в музеях продолжаются. Того и гляди.

— Ты придаешь этому чересчур большое значение. Но мы можем послать Грейвса. У тебя есть адрес?

— В Рио Грейвса не пошлешь, — усмехнулся Коун. — Я хочу попросить тебя связаться с тамошней полицией. А Грейвс пусть пока сходит на почту. Кинг-стрит, 21. Ему там нужно порыться в корешках квитанций на отправленные телеграммы. — И Коун рассказал Грегори о том, что ему сообщила Бекки. Про статуэтку он не сказал ни слова. Статуэтка к делу банды торговцев амулетами не имела отношения.

— А почему ты сам?.. — начал Грегори.

— Наклевывается одно дельце, — уклончиво ответил Коун. — Требуется мое личное присутствие.

— Ну что ж. Постараюсь тебе помочь…

Редакция “Экспресса” встретила Коуна стуком пишущих машинок и телетайпов. Фримен ждал его. Взял под руку и повел по застекленному коридору мимо многочисленных дверей с табличками. Возле одной остановился, сказал: “Здесь можно спокойно поболтать”. Они вошли в небольшую комнату, где маленький остроносый человек что-то печатал. “Роби, — сказал Фримен ласково, — будь добр, дай нам возможность потолковать”. Остроносый поднял тоскующий взгляд на вошедших, произнес нечто непонятное, выдернул из машинки листок и хлопнул дверью. Фримен засмеялся.

— Самый покладистый парень. Литературный обозреватель. Ему выделили эту комнатку, чтобы мог работать в тишине. Он даже ночует тут. Говорят, ненормальный, не выносит шума, боится людей. Но пишет толково, вот и держат. Вообще-то в каждой редакции есть свой идиотик. Но черт с ним. Я тут узнал такое, что закачаешься. Оказывается, Бредли незадолго до гибели был в “Экспрессе”. Предлагал какой-то разоблачительный материал. Обещал принести, да так и не пришел.

— Вот он, — сказал Коун, доставая пленку.

Фримен развернул рулончик.

— Похоже на странички, — заметил он, рассматривая пленку, — а текст непонятен. Где вы ее достали?

— Бекки принесла. — Коун коротко рассказал об утренних событиях.

— Отдать в лабораторию? — спросил Фримен.

— Пожалуй. Только без объяснений.

Фримен вышел. Вернулся он через десять минут.

— Сделано. Фотограф сам принесет отпечатки. Мы успеем покурить.

— Удалось вам интервью с министром?

— А ну его к дьяволу.

— Что так?

— Старый ипохондрик оказался умнее, чем я думал. Он принял меня, усадил, но только не ответил на вопросы. Он попросту молчал. Постукивал пальцами по столу и поглядывал рассеянно по сторонам, пока я лез из кожи. Потом ласково улыбнулся и предложил мне чашечку кофе. Еще немного, и он погладил бы меня по голове. Ясно, что дело нечисто. А вот поди укуси…

— Мне представляется, — задумчиво произнес Коун, — что и Мелтон, и Кирпи — жертвы собственного любопытства.

— Пленка?

— Да. Для шефа смерть Бредли тоже была неожиданностью. Когда Эльвира затеяла свою игру с шахом, Кирпи что-то почуял. Он и Мелтон насторожились, ибо возникла реальная угроза их бизнесу с наркотиками.

— С наркотиками?

— Ну да. Я, между прочим, тоже брал интервью. Хоть и не у министра.

Фримен поднял брови. Коун рассказал ему о разговоре с Броуди.

— Так, — произнес журналист. — Значит, мы вступаем в область недозволенного.

— Я почувствовал это давно, — заметил Коун.

— Это больше чем скандал, — задумчиво сказал Фримен. — “Экспресс” едва ли возьмется за такую задачу. Шеф полиции — и торговля наркотиками. Да. Ситуация.

— Плюс пленка. Еще неизвестно, что там.

— Н-да. Выходит, Эльвира хотела кого-то шантажировать. А Кирпи и Мелтон…

— Пытались вырвать пленку из рук Эльвиры, — докончил Коун.

— А их благополучно отправили на тот свет. Служба безопасности закамуфлировала все это под красный цвет. Кто же стоит за кулисами?

Коун взглянул на часы.

— Скоро мы об этом узнаем. Но независимо от результата надо думать, что делать дальше.

— Бороться, — лаконично ответил Фримен.

— Вдвоем? — усмехнулся Коун.

Фримен не ответил. Пристально поглядел на Коуна и похлопал его по плечу. Инспектор снова улыбнулся.

— Честное слово, Фримен, — сказал он, — честное слово, я начинаю подозревать нечто такое, что вам, возможно, не понравится.

— Что именно?

— Вы для меня большая загадка, чем все дело Бредли. А ведь я вас давно знаю. Почему вы ушли в “Экспресс”?

— Я же вам говорил.

Коун погрозил пальцем.

— Ну ладно, — сказал он. — Значит, бороться?

— Сначала посмотрим: с кем? — сказал Фримен, набирая номер. — Эдди, — крикнул он в трубку. — Ты скоро? Идешь? Ну, давай, мы в комнате Роби.

Эдди оказался невысоким толстяком с сердитым лицом. Он раскинул веером перед Коуном и Фрименом пачку фотографий и тут же полез в карман за платком. Пока он чихал за спиной, Коун и журналист перебирали снимки. Они были одинаковыми. На каждой фотографии явственно виднелась страничка какой-то книги на незнакомом языке.

— Что за черт? — проворчал Коун.

— Ты ничего не напутал, Эдди? — спросил Фримен.

Эдди чихнул в последний раз и презрительно взглянул на Фримена.

— Хорошо, хорошо, Эдди, — заторопился Фримен. — Беру свои слова назад. А тебе спасибо.

Эдди ушел. Коун и Фримен переглянулись. Первым не выдержал Фримен. Он захохотал. Коун растерянно перебирал снимки, потом швырнул всю пачку в угол и сердито сказал:

— Между прочим, мне совсем не весело. Фримен вытер выступившие слезы.

— Не могу, — наконец сказал он. — Это же черт знает что. Откуда оно могло взяться?

— Это-то ясно, — сказал Коун. — Непонятно, зачем оно сделано.

На пленке, которую принесла Коуну Бекки, многократно повторялась одна и та же страничка “Извлечений из Корана”. Только одна страничка. На всех кадрах.

До куба-кристалла, в котором размещался салон амулетов, Коун дошел пешком. Бекки, как и в первый раз, встретила его у дверей лучезарной улыбкой. Скелеты стояли на месте. Возле них, свернувшись клубком, спали две змеи.

— Они без зубов, — сказала Бекки. — И все время спят. Под постаментом много электрических лампочек. А они любят тепло.

— Ты одна?

— О да, господин Питер. Змеи не в счет.

— Ты во что-нибудь веришь, Бекки?

— Я не понимаю, господин Питер.

— Ты ходишь в церковь? Ты христианка? Католичка?

— Господин Питер, как всегда, шутит. Конечно, я католичка. По воскресеньям я хожу в церковь.

— А с нечистой силой ты в каких отношениях?

— Господин Питер — большой шутник.

— У тебя есть мать? Отец?

— Мать. И маленькая сестренка.

— Ты любишь их?

— Да, господин Питер.

— Ты можешь поклясться их здоровьем, что сказала мне все?

— Это так серьезно?

— Быстрее, Бекки!

— Клянусь, господин Питер. Клянусь здоровьем матери, что сказала вам все. Всю правду.

Коун взял ее за руку, повернул лицом к себе и посмотрел прямо в глаза. Бекки ойкнула, потом долго терла руку: видимо, Коун не рассчитал усилия. Но взгляд Коуна выдержала.

— Хорошо, Бекки.

Коун повернулся и зашагал к двери. Он поверил Бекки.

У себя в кабинете он неторопливо снял плащ, сел за стол и позвонил Грегори. Телефон молчал. Тогда Коун пошарил в кармане, достал записную книжку и набрал другой номер.

— Мне нужен врач Роул, — сказал он в трубку. — Роул? Говорит инспектор полиции Коун… Да, мы встречались. У меня к вам просьба. Не можете ли вы осмотреть одну девушку? Что? Да… Что-то неладно с психикой. Гонорар за мной… Почему?.. Ну, дело ваше. Да, назначьте время… Я предупрежу. Адрес: Адони-стрит, 72/18. Там будет парень. Его зовут Билли Соммэрс… Когда? Сегодня?.. Между девятнадцатью и двадцатью часами? Отлично. Заранее благодарен.

— Теперь надо предупредить парня, — пробормотал Коун. — Он сегодня, кажется, в дневной.

Инспектор позвонил в “Орион”. Портье подозвал Билли, и Коун долго втолковывал ему, как вести себя с врачом. Подумал, что визит к Бекки, в сущности, то, был не нужен. Только зря разволновал девчонку Это все из-за пленки. И Фримен. Правда, лучше не думать о Фримене. Важно, что ему можно доверить это дело. Проклятое дело, которому нет конца. Пленка. А если она уже не существует? И может, ее и не было вовсе? Да нет. Что-то было. Шесть трупов. Шесть. Эльвира — последняя. Бредли — первый, и еще — Магда. Две загадки. Бредли и Магда. Или три? Нет, Эльвира была уверена, что держит козыри. Иначе все летит к чертям. Эльвиру обманул Бредли. Он подсунул ей фальшивую пленку. Но тогда получается, что Бредли знал о том, что будет происходить на его квартире после его смерти. Это чудовищная чушь. Случайность? Но для какой цели ему понадобилось фотографировать эту страничку из “Корана”? Зачем он положил пленку в фигурку божка? Какие-то дикие, бессмысленные поступки.

Коун встал, подошел к окну. По улице катились машины. На углу вспыхивал зеленый глаз светофора. Пешеходы, кутаясь в плащи, спешили по своим домам. Во всей этой уличной суете, кажущейся на первый взгляд хаотичной, была определенная целесообразность. В деле Бредли эта целесообразность отсутствовала. Но до какого-то момента Коун улавливал логическую связь между поступками действующих лиц. Ему во многом были ясны мотивы, движущие людьми, замешанными в деле. Божок и пленка путали карты, вносили сумятицу в его мысли. Почему Эльвира охотилась именно за божком? Почему она была уверена, что именно в статуэтке окажется пленка? Знала?

Знала… Знала… А что дальше? Можно построить целую дорогу из вопросов, на которые никто никогда не ответит. Никто… Никогда… Шесть трупов. “Мертвые не приходят”. Это правда, Бекки. Но живые оставляют следы, прежде чем стать мертвыми. Полицейская машина, например. Это даже не след. Это путь. Попустим, между Эльвирой и полицейской машиной нет связи. Если изобразить Бредли в виде точки на бумаге, то к ней с двух сторон стремятся: а) Эльвира (за сценой — Кирпи, Перси и господин Мелтон) и б) неизвестный в полицейской машине (за сценой — второй неизвестный и женщина из Ассоциации). Бредли: а) доверяет неизвестному в полицейской машине и б) вероятнее всего, подозревает о заинтересованности Эльвиры и иже с нею. Однако схема может выглядеть и по-иному. И вообще тут может быть сколько угодно разных схем.

Газеты утром сообщат о гибели Эльвиры. И, конечно, ту версию, которую Коун слышал сегодня от Грегори. Красная шпионка оказалась в безвыходном положении и поэтому кончила счеты с жизнью. Чушь. Но от Эльвиры показаний не получишь. Эльвира цели не достигла. Впрочем, ее не достиг и убийца Бредли. В противном случае господа Мелтон и Кирпи спокойно занимались бы своим бизнесом с наркотиками, а не делали бы попыток изъять документ у Эльвиры. Попыток, которые обоим обошлись очень дорого. А документ исчез. Он не достался ни Кирпи, ни Мелтону, ни Эльвире, ни убийце Бредли. И Коуну тоже. Дурацкая статуэтка сбила с толку всех охотников.

В таком случае, где же документ? Бредли едва ли уничтожил его. Не было смысла. И не было времени. Коун знал, что Бредли посетил редакцию “Экспресса” буквально за несколько часов до заступления на дежурство в “Орионе”. Фримен выяснил даже, что будто бы Бредли обещал принести “нечто выдающееся” на следующий день. В “Орионе” он встречался с шахом. Потом шах ушел в кабак Вилли Кноуде, а Бредли вышел вслед. Куда он шел? Почему оставил лифтеру записную книжку?

Мысли наплывали друг на друга. Один вопрос тащил за собой десятки других. Коун почувствовал, что еще немного — и он увязнет в тине этих вопросов, ползущих, как клопы из щелей. Увязнет, так и не найдя главного, которое упорно не давалось в руки хотя было где-то близко, рядом. Были минуты, когда Коуну казалось, что он нащупал это главное. Но память подсказывала факты, которые не укладывались в придуманную версию. Он снова и снова тасовал эти факты, как неудачливый игрок тасует кар. ты, наивно надеясь, что они улягутся в том порядке который обеспечит ему выигрыш.

Факты не хотели укладываться. Наконец Коун понял, в чем дело. Человек в полицейской машине все время оставался в стороне. Во всей цепи событий, начиная с убийства шаха и кончая смертью Эльвиры, человеку в полицейской машине не находилось места. Коун не имел оснований не доверять Броуди, Этот таинственный Икс существовал реально. Именно он убил Бредли. Убил с определенной целью. Ему нужны были материалы, которыми завладел Бредли. Почему же он потом ничем не проявил своей заинтересованности? Приходилось думать, что этот Икс просто выжидает, когда закончится вся эта кутерьма с цепью убийств и расследований, а потом спокойно заберет материалы. При этом следует, конечно, предполагать, что Икс с самого начала знал, где лежат документы. И он благоразумно не вмешивался в погоню за статуэткой, оставался в тени и следил за развитием событий. При такой ситуации три смерти — Кирпи, Мелтона и Эльвиры — могут получить только одно толкование: эти три лица знали или хотели знать что-то такое, что им знать не полагалось.

Коун поежился. Выходит, и он под прицелом. Ведь он тоже сейчас знает больше, чем кто-либо, об этом проклятом деле.

И опять что-то главное ускользает.

Снова и снова мысль Коуна обегает лабиринт фактов, пока, наконец, не натыкается на один любопытный вопрос, который раньше почему-то не приходил в голову. Ответ на него мог быть только однозначным. И этот ответ сразу ставил точку над “i”. Коун понял, как был убит Бредли. Он понял, как это произошло, и смог бы точно описать ход событий в “Орионе” в ту злополучную ночь. Нет, Бредли не пошел за шахом, как показалось тогда Никльби. Бредли пошел за неизвестным, которого он увидел входящим Номер шаха. Это не был Перси. Перси пришел потом и принес наркотик в тюбике из-под пасты “Дорис”. Бредли знал о проделках Перси и следил только за тем, чтобы вовремя заменить тюбики. Агент хотел и на этот раз дождаться, когда из номера выйдет шах и на сцене появится Перси. Бредли и не собирался идти за шахом. Он должен был подождать, пока Перси войдет в номер, затем сменить тюбик “Дорис” на тюбик “Менгери” и спуститься вниз. Но вместо Перси в номер шаха вошел неизвестный. Бредли не успел толком рассмотреть его. Неизвестный прошел, видимо, через служебный вход и поднялся на этаж по лестнице, которой обычно пользуется прислуга. Бредли выходил в этот момент из лифта. Поняв, что в номер к шаху проник не Перси, Бредли заинтересовался этим и решил выяснить все до конца. Незнакомец находился в номере шаха с минуту. А когда он вышел, Бредли узнал его и крайне удивился. Произошло короткое объяснение. Убийца сказал Бредли, что будет ждать его на улице, и пошел вниз по той же служебной лестнице. Но если Бредли был просто заинтересован, то убийца знал, что делает. Он действовал по точному плану. Он рассчитывал на встречу, на ее неожиданность для Бредли, даже задержка Перси входила в этот план.

Расчет удался. Бредли задумался. Он не стал вызывать лифт, а спустился по лестнице. Внизу ему пришла в голову какая-то мысль. Проверить ее было делом минуты. Он поднялся на лифте и бегло осмотрел номер шаха. Отсутствие кинжала ему не удалось заметить. Бредли вернулся к лифту. Отдал записную книжку Билли Соммэрсу. Кивнул Никльби и вышел из “Ориона”. Никльби решил, что он пошел за шахом. Мог он это подумать? Мог, если считать, что вся эта езда и беготня заняла минуты три—четыре. Но в конце концов разве важно, что решил Никльби? Важны факты. Кстати, они отлично объясняют, почему тюбик “Дорис” остался в номере. Перси зашел туда, когда Бредли уже не было в “Орионе”.

Не понимал Коун только одного. Что заставило Бредли отдать записную книжку лифтеру?

Слишком много вопросов сразу. Он вспомнил, что собирался позвонить Грегори, и снял трубку.

— Ты у себя? — удивился Грегори.

— Да. С час назад звонил тебе.

— Я заходил по тому делу. Мы узнали фамилию адресата Эльвиры, дали телеграмму бразильцам.

— Прекрасно, — заметил Коун. — А мне не повезло.

— Я зайду к тебе?

— Заходи, — приветливо отозвался Коун.

Грегори заинтересовался божком, стоящим на столе у Коуна.

— Уж не о нем ли тогда болтал Перси? — осведомился он.

— О нем, — равнодушно сказал Коун и пощелкал ногтем по животу статуэтки. — Снова пустой номер.

— А я, честно говоря, никогда не верил в это, — сказал Грегори.

— Да, ты стоишь на твердой позиции, — усмехнулся Коун.

Грегори обиженно поджал губы.

— Между прочим, Эльвира знала, что делала, — сказал Коун. — Она была уверена даже, что держит Бога за бороду. Но Бредли и ее оставил в дураках.

— Неужели ты веришь в существование каких-то документов?

— А ты?

Грегори пожал плечами.

— По-моему, я никогда не скрывал своего отношения…

— Это верно, — задумчиво сказал Коун. — Ты никогда не скрывал.

— А ты, значит, ищешь? — саркастически спросил Грегори.

— Искал, — медленно произнес Коун. — Убийцу Бредли. Понимаешь, мне найти его, пожалуй, важнее, чем все эти документы.

Грегори взял со стола статуэтку, повертел ее, поставил на место.

— Мне казалось, что этот вопрос решен, — сказал он.

— Для правосудия, может быть, и решен. Для меня — нет.

— Ну-ну, — улыбнулся Грегори. — Пожелаю тебе удачи. А я ведь собираюсь подать в отставку. Рапорт уже написал. Завтра придет новый шеф. Обрадую его.

— Что так? — спросил Коун.

Грегори окинул долгим взглядом Коуна. Подумал.

— Стар, наверно, стал. Трудно подниматься со стула. Одолевает желание валяться на диване с хорошим комиксом. Я, вероятно, из тех людей, которые понимают, когда они становятся обузой для сослуживцев, и вовремя уходят в тень.

У Коуна вертелось на языке какое-то острое словцо насчет людей, которые “становятся обузой”, но он сдержался. Момент был явно не подходящим. И он заменил словцо на предложение пойти выпить по такому случаю. Грегори сказал, что он должен привести в порядок целую кучу дел.

— Тогда уж, — пообещал он. — А я зашел к тебе попросить передать музейное дело Грейвсу.

— Хорошо, — кивнул Коун.

Оставшись один, он позвонил Фримену и сказал, чтобы тот часам к девяти постарался освободиться.

— Что-нибудь новенькое?

— Может, будет и новенькое, — загадочно произнес Коун. — Скорее всего будет. Выбирайтесь на Кинг-стрит, знаете куда?

— Куда?

— В кафе “Луч”. Оттуда пойдем в одно интересное место.

— Договорились, — сказал Фримен.

В девять они встретились в кафе. Коун повел Фримена вверх по Кинг-стрит.

А часом позже мимо кафе “Луч” в том же направлении прошел убийца Бредли.

— Говори что-нибудь, — сказала Лики.

Билли растерянно взглянул на нее. Он уже много говорил в эти полчаса, что прошли после посещения врача. Билли не запомнил его фамилии. Но врач оставил записку с адресом известной клиники страны. Лики отказалась идти туда. “Я еще не сошла с ума”, — сказала она раздраженно и бросила записку на пол. Билли спрятал ее в карман. Потом присел на диван возле девушки и заговорил о том, что это посещение будет носить только профилактический характер, что нервы сейчас расшатаны чуть ли не у каждого человека и что им нужно только благодарить Коуна за проявленную любезность.

— Тем более что денег на лечение у нас нет, — добавил он.

— А ты уверен, что мне надо лечиться? — саркастически спросила Лики.

Билли промолчал.

— Тогда зачем ты здесь? — задала она новый вопрос. — Мне ведь не нужна жалость.

Билли обиделся. Он встал и отошел к окну.

— Ладно, не сердись, — вздохнула Лики. — Говори что-нибудь.

Его голос по-прежнему напоминал ей голос диктора станции “SOS”. Она не любила, когда Билли молчал.

— Если это так необходимо, я схожу туда, — пообещала она примирительно.

— Вот видишь, — сердито заметил Билли. — Ты всегда так.

— Но могу же я немного покапризничать, — улыбнулась Лики.

Они помолчали.

— Если бы мы могли уехать отсюда, — вздохнул Билли. Он продолжал смотреть в окно. Шел дождь. Какой-то прохожий торопливо перебежал улицу. В подворотне дома напротив жалась мокрая кошка. Она пыталась спрятаться и от дождя, и от света уличного фонаря, и от прохожего, который набегал на нее. Кошка отпрыгнула в сторону и скрылась в тени. Билли грустно повторил: — Если бы нам уехать!

— Зачем? — отозвалась Лики с дивана.

— Мне надоело нажимать кнопки, — признался Билли. — А тебя надо вытащить из аптеки. Эти близнецы сведут с ума даже слона. — Он хотел еще сказать о старых девах из Ассоциации блюстителей, которые продолжали надоедать Лики, но раздумал и только махнул рукой.

— Хочешь есть? — спросила Лики. — Я купила два бифштекса.

— А может, мы все-таки уедем на юг? У меня там живет тетка. Она раз в полгода пишет письма. Ты помнишь наш городок?

— Плохо. Где-то были фотографии. Я иногда смотрела их. Потом они затерялись.

— Жаль, — сказал Билли. — Хоть на минуту вернуться бы в детство.

Лики задумалась, потом встала с дивана и принялась рыться в многочисленных шкатулках.

— Нет, — наконец сказала она. — Только обрывок пленки.

Билли развернул рулончик.

— Плохо видно, — сказал он.

Лики заметила, что если ему очень хочется увидеть фотоснимки, то он может их отпечатать. Все необходимое для этого имеется. Она открыла шкаф, извлекла оттуда две картонные коробки, в которых лежали портативный увеличитель, ванночки, красный фонарь, несколько пакетов с фотобумагой. Сходив в ванну, Лики принесла два флакона с химикалиями.

— Он делал это на кухне, — сказала она, имея в виду Бредли.

Билли удивился. Он впервые услышал, что Бредли занимался фотографией. Лики заметила, что это было давно, несколько лет Бредли в руки не брал фотоаппарата. Билли показал на флаконы: ведь за несколько лет химикалии могли испортиться.

— Это свежие, — сказала Лики. — Что-то он делал незадолго… Незадолго…

Она никак не могла произнести слово “смерть”.

— Я понял, — участливо произнес он. И стал готовиться к работе. Ему показалось, что это занятие развлечет их. И Лики сегодня ведет себя хорошо. Она не задумывается надолго, не смотрит на него отрешенным взглядом и не пугает странными вопросами.

К тому времени, когда Коун и Фримен добрались до квартиры Бредли, Билли Соммэрс успел испортить несколько отпечатков. Он не мог взять в толк, почему на фотографиях появляются какие-то посторонние изображения. Негативы были нормальные. Но как только он клал экспонированную фотобумагу в проявитель, так начиналось непонятное. То сквозь контуры здания просвечивало чье-то лицо, то вместо лица появлялся текст. Рассердившись, Билли выскочил из кухни, захватив с собой несколько мокрых отпечатков, чтобы рассмотреть их при свете.

В этот момент и раздался звонок. Лики впустила Коуна. За ним, стряхивая воду со шляпы, в квартиру ввалился Фримен.

— Ну и погодка, — сказал он еще с порога.

— Что это ты делаешь, малыш? — спросил Коун у Билли.

— Не понимаю, — пожал плечами Билли. — Хочу отпечатать несколько снимков с родины, а тут какая-то ерунда.

— Ну-ка, ну-ка, — Фримен положил на ладонь снимок. — Э, дружок, у тебя тут двойное изображение.

— Это я и сам вижу.

— Похоже, что бумага уже была экспонирована — сказал Фримен и поглядел на Коуна. Инспектор кивнул.

— Да, — согласился он. — Мальчик опередил нас. до черт меня побери, если бы я до этого додумался. Ведь я шел искать пленку.

Билли наконец понял. С возгласом: “Я сейчас”! — он кинулся на кухню. Фримен и Коун пошли следом. Лики села на диван и стала ожидать, чем кончится весь этот переполох.

На кухне Фримен, оттеснив Билли, орудовал пинцетом в ванночке, куда были брошены сразу три листа бумаги. На двух стал появляться текст каких-то документов, на третьем — человеческое лицо.

— Дьявольщина, — прошептал Фримен. — Это же Домар.

— Евнух? — пробормотал за спиной Коун.

— Что? — спросил Фримен.

— Потом, — сказал Коун и обратился к Билли. — Малыш, по такому случаю нужна бутылочка. Ты понял? Мы уж тут как-нибудь управимся.

Пока Билли ходил за бутылкой, Фримен проявлял отпечатки. Коун коротко пересказал ему свой разговор с Вилли Кноуде.

— Евнух в роли Истинного Католика, — фыркнул Фримен. — Проворовавшийся евнух метит в президенты. Какие шикарные заголовки для первых полос! Коун, это же… Черт знает… Не нахожу слов. Мы убьем его.

— Или он нас.

Фримен перебросил несколько снимков в фиксаж и заметил:

— “Экспресс” возьмется за это дело. Ручаюсь головой. Там сейчас парни подобрались что надо. А нам только выпустить газету. Когда номер выйдет, сенатора уже не будет. Это не тот случай, Коун, когда дело можно замазать. Во-первых, чувства верующих. Во-вторых, престиж нации. Евнух у кормила! Нет, Коун, мы ударим наверняка. Благонамеренный буржуа может терпеть многое: он перенесет выскочку у власти, он примирится с гангстером, с политическими интригами. Евнуха он не выдержит. Это оскорбление всего святого, что еще осталось в душе нашего буржуа. Назревает грандиозный скандал, Коун. А чем он кончится, будет зависеть от нас.

— Вы чего-то не договариваете, Фримен.

— Пожалуй, не время, Коун.

— Дело ваше.

— Вы не сердитесь, инспектор?

— Ладно, оставим это, — сказал Коун. — Больше нет отпечатков?

— Промываю последний. Жаль, что их нельзя прочитать.

— За этим дело не станет.

— Безусловно. В “Экспрессе” найдутся переводчики. Но каков Бредли! Экспонировал пленку и, не проявляя отпечатков, заклеил пакет с бумагой. Кстати, мне кажется, что он размножил фотографии в трех экземплярах. А где же пленка?

— Я думал об этом, — сказал Коун. — Скорее всего, она у сенатора.

— Каким образом?

— Мне это рисуется так. Шах в свое время выболтал тайну евнуха Кноуде. Не исключено, что он с гораздо большими подробностями рассказал про сенатора Эльвире. Причем произошло это тогда, когда Эльвира затеяла игру с наркотиками, чтобы сунуть шаха в лапы полиции. Ей надоел шах. Или шаху претила возня Эльвиры с амулетами, или она опасалась, как бы он не узнал о способах добычи этих амулетов. Словом, с шахом надо было расстаться. Уничтожить его Эльвира не решалась. И ей пришло в голову хитроумное решение, которое Перси и взялся выполнять. И вот в те дни, когда он подкладывал тюбики, шах и проговорился Эльвире. Раньше это не могло произойти. Эльвира не дура. Узнай она про тайну сенатора раньше, она бы сделала все, чтобы заполучить разоблачительные документы. И только тогда задумалась бы, как избавиться от шаха.

Но шах проговорился не только о тайне сенатора. Он разболтал Эльвире и о том, что вступил в контакт с Бредли. Вероятнее всего, он сказал ей об этом ту роковую для него ночь, когда заходил в клуб Кноуде и в салон амулетов. Эльвира поняла, что играет с огнем. Перси получил команду убить шаха. Возможно, в ту ночь она думала и о Бредли. Возможно, шах сказал ей о статуэтке, которую он вместе с пленкой получил со своей родины и передал Бредли. Говоря короче, Эльвира была осведомлена почти обо всем. Шаха они убрали. А на другой день Эльвира узнала о гибели Бредли. Она приняла решение выкрасть статуэтку, которое и осуществила с помощью Перси.

— Подождите, Коун. А почему в этой статуэтке лежала другая пленка?

— Я думаю, что Бредли со слов шаха знал кое-что и об Эльвире. Вспомните запись о “Копыте дьявола” в его книжке. Может быть, Бредли приготовил эту пленку для Эльвиры. Мы не знаем, как поступил бы Бредли, будь он жив. Он ведь считал до последнего момента, что ведет игру сам.

— А он уже был дичью, за которой шел охотник.

— Да, — задумчиво подтвердил Коун. — Возможно, смутные подозрения у него и имелись. Но он так до конца и не узнал, кто за ним охотился.

— Коун, а вы знаете убийцу?

— Кажется, Билли пришел, — сказал Коун, уклоняясь от ответа. — Я слышал — хлопнула дверь.

Фримен не настаивал на ответе. Он разбросал мокрые отпечатки на столе, посетовал на то, что у Бредли не было сушилки для фотографий, включил верхний свет, и оба вышли из кухни. Билли принес бутылку виски. Трое выпили по стаканчику. Лики в ответ на предложение Фримена присоединиться к компании Покачала головой. Помолчали.

— Что это вы вдруг раскисли? — спросил Фримен, оглядывая по очереди инспектора и Билли. — Дело сделано, виски на столе. А?

Коун пожал плечами. Для Фримена дело, возможно, и сделано. Он получил разоблачительный материал чудовищной силы. А вот самому Коуну надо еще решить, как быть с убийцей Бредли. Он не ответил Фримену на прямо поставленный вопрос, хотя и мог бы, пожалуй, назвать имя убийцы. За все время службы в полиции Коун не попадал еще в такое глупейшее положение. Он привык отдавать преступника в руки правосудия. С убийцей Бредли этого сделать было нельзя. До того как начнется скандал, обещанный Фрименом, Коун не может арестовать убийцу. Придется объяснять прокурору причину. В этом случае Коун рискует провалить всю операцию по разоблачению Филиппа Домара. Или поставить под удар Фримена и “Экспресс”. Да и себя тоже. Дождаться выхода газеты? Убийца исчезнет. Следить за ним круглые сутки Коун физически не в состоянии. Поручить агентам — значит вызвать ненужные преждевременные толки.

Коун налил виски в стаканчики.

— Выпьем за твои успехи, малыш, — сказал он. — И за твое здоровье, девочка. — Он кивнул Лики.

— Мы хотим уехать, — тихо произнес Билли.

— Бегство — не лучший выход, — заметил Фримен.

— Им надо, — вмешался Коун. — Кстати, что сказал врач?

— Просил прийти завтра в клинику.

— Ну что же, и это неплохо.

Разговор не вязался. Фримен явно торопился забрать снимки и убежать в редакцию. Коун никак не мог придумать, что ему делать с убийцей Бредли. Билли о чем-то хотел поговорить с Коуном, но стеснялся Фримена.

Первым не выдержал Фримен.

— Я, наверное, пойду, — сказал он. — Заверну фото в газету. Там досушу. Надо ведь еще сделать перевод.

— Ладно, — согласился Коун. — Возьмите один вариант. Остальное заберу я.

— Утром это будет в газете, — пообещал Фримен, прощаясь.

— Прекрасно.

Лики унесла стаканчики и задержалась на кухне. Билли сказал:

— Помните песенку “Посажу цыпленочка”? Это и есть, наверное, — он кивнул на фотографии.

— Да, — кивнул Коун. — Бредли пел эту песенку, экспонируя пленку. А Лики просто повторяла машинально его слова.

— Сегодня она лучше. Если бы всегда так. А вы знаете убийцу?

— Ты второй, — улыбнулся Коун, — кто спрашивает меня сегодня об этом. Тебе скажу: да, знаю.

— Он? — кивнул Билли на фотографию сенатора.

— И он.

— Вы, значит, считаете, что нам лучше уехать? — спросил Билли, поняв, что Коун не желает отвечать на его вопросы.

— Да, малыш. Ей это будет на пользу. Кроме того, вы избавитесь от посещения ворон из Ассоциации. Теперь-то я понимаю, что и тут дело нечисто.

И подумал: “Что же мне с ним делать, черт возьми?”

Он думал об убийце Бредли. А убийца знал, что Коун здесь. Догадывался он и о том, что Коун нашел с помощью Билли в этом доме. Не знал он только одного: что десять минут назад из подъезда вышел Фримен, держа под мышкой свернутую газету. И в ней лежали фотоотпечатки с той пленки, из-за которой все, собственно, и началось.

Лики закончила уборку на кухне, погасила свет и направилась было в комнату. Но, сделав шаг к двери, остановилась. До нее донеслись голоса. Билли и Коун о чем-то негромко говорили. Ей не хотелось мешать им, и Лики облокотилась на подоконник. Отсюда была хорошо видна пустынная узкая улица. В доме напротив светились окна. За шторами мелькали силуэты людей. А мимо дома шел человек. Вот он добрался до угла и повернул обратно. Потоптался у ворот, оглянулся по сторонам и исчез из поля зрения Лики. Во двор он не мог зайти. Эти глухие ворота никогда не открывались. Лики поняла, что человек спрятался за каменным столбом. Это были старинные ворота. В столбах, которые их поддерживали, с двух сторон имелись неглубокие ниши. Когда-то давно в них стояли статуи. Но это было очень давно, наверное, тогда, когда Лики еще не было на свете. В одну из этих ниш зачем-то спрятался неизвестный человек.

Лики вышла к мужчинам. Коун, уже одетый, прощался с Билли. Лики протянула ему руку.

— Я бы ни за что не пошла сейчас, — поежилась она. Коун улыбнулся.

— Тебе это незачем делать, девочка, — сказал он ласково.

— Там кто-то спрятался, — тихо произнесла она. — В нише, у ворот.

Коун прищурился.

— Вот как, — жестко сказал он.

Втроем они прошли на кухню. Коун долго всматривался в темноту, но ничего не увидел.

— Тебе показалось, девочка, — заметил он, выпрямляясь. Лики покачала головой.

— Оставайтесь, — предложил Билли.

— Нет, малыш, тут надо подумать. Далеко от вас бар “Атлантик”? Я что-то плохо помню.

— В пяти минутах ходьбы. Наша улица упирается в площадь…

— Понял. У кого-нибудь из соседей есть телефон?

— У Мастерсов. На четвертом этаже.

— Ну что ж. Придется их побеспокоить. Проводи меня, девочка. А ты, малыш, смотри в окно.

Поднявшись к Мастерсам, Коун позвонил в управление и попросил дежурного позвать к телефону Грейвса или Смита. Подошел Грейвс.

— Мне нужна машина, — сказал Коун. — Выезжайте через пять минут. Подгоните авто к бару “Атлантик”. Зайдите в помещение. Сядьте так, чтобы видеть машину. Можете пропустить стаканчик. Когда увидите меня, не выходите. Обратно вам придется побираться автобусом. Если я не приду через два часа, уезжайте.

Произнося последнюю фразу, Коун усмехнулся. “Неплохо предусмотреть и этот вариант”, — подумал он.

Билли стоял у окна, когда он возвратился.

— Ну что? — спросил Коун.

— Никого не видно, — сказал он.

— Хорошо, — откликнулся Коун и поглядел на часы. Со времени вызова Грейвса прошло уже десять минут. Можно было начинать.

— Сейчас я уйду, — строго произнес Коун. — Вы оба сидите смирно, что бы ни услышали. К окнам не подходить.

— Но, — упрямо возразил Билли, — почему вы не хотите?..

— Нельзя, малыш. С этим я справлюсь сам. Твоя помощь может только помешать.

Спускаясь по лестнице, он удовлетворенно отметил, что поступил правильно, отказавшись от помощи Билли. Раз уж так вышло, он должен справиться с этим делом сам. Пусть Фримен возится с сенатором. Убийцу Коун возьмет на себя. А Грейвс, наверное, уже потягивает виски, недоумевая над странным поручением. И полицейская машина стоит у “Атлантика”. Опять полицейская машина. Тогда она стояла у служебного входа “Ориона”, в темном переулке. Тогда убийца Бредли ударил Бредли по голове. А потом вытащил у него из кармана пленку.

Ветер мел обрывки бумаги по асфальту. Коун встал в подъезде. Осмотрелся. Какая узкая улица. Отсюда до Дома напротив метров двадцать. На что рассчитывает Убийца? Как он догадался о том, что, кроме пленки, есть еще и отпечатки? На этот раз он опоздал.

Коун нащупал пистолет в кармане плаща и негромко, но так, чтобы было слышно в нише у ворот, произнес два слова:

— Игра сыграна.

Ответом было молчание. Убийце нужно время, чтобы обдумать изменившуюся ситуацию. Коун уже выбил у него из рук фактор неожиданности.

— Ну, — скомандовал Коун. — Бросай оружие и выходи.

Хлопнул выстрел. Пуля пробила дверь и отколола кусок штукатурки над головой Коуна. В доме напротив, как по сигналу, погасли огни. Наверху, на площадке второго этажа, скрипнула дверь. Коун, не оглядываясь, сказал: “Назад, малыш. Ты мне мешаешь”. Билли не послушался. Он стал спускаться по лестнице. Коун в темноте поймал его за руку и придавил к стене. “Еще шаг — и ты попадешь в рай, — шепнул он. — Иди к Лики”. “А вы?” — спросил Билли. “Иди, иди”. — Коун подтолкнул Билли к лестнице. И в это время раздался второй выстрел. Взвизгнула пуля, отскочившая рикошетом от стены. Билли уже был на площадке. За остальных жильцов этого дома Коун мог не беспокоиться. Здесь можно спокойно стрелять всю ночь: никто не высунет носа.

— Ну, так как же? — спросил Коун убийцу. — Будем стоять до утра? У тебя же нет шансов.

Последней фразой Коун хотел подтолкнуть мысль убийцы, которая металась сейчас в поисках выхода из положения. Выход был только один. И рано или поздно убийца найдет его. На это и рассчитывал Коун. Убийца изберет тот последний шанс, который у него еще оставался в игре. Для Коуна это было сюпряжено с риском. Но и он не видел иного выхода.

Наконец от ворот послышалось хриплое: “Сдаюсь”. Темная фигура отделилась от ниши.

— Стой! — скомандовал Коун. — Брось пистолет.

Звякнула сталь об асфальт. Коун сбросил плащ с одного плеча и шагнул на улицу навстречу темной фигуре. Дальнейшее произошло в несколько секунд. Два тела покатились по мостовой. Далеко в сторону отлетел нож, искусно выбитый Коуном из руки убийцы. Еще секунда, и клубок распался. Коун выпрямился, встал над лежащим человеком и перевел дыхание. Потом подобрал пистолет и нож.

— Подымайся, — бросил он. — Ты и в самом деле стал стар и забывчив. Эти штучки с ножом хороши для молокососов.

Он явно преуменьшал недавнюю опасность. Убийца, Коун знал это давно, отлично владел ножом и рассчитывал только на свою ловкость, идя навстречу Коуну. Коун, строя свой план захвата, был уверен, что убийца поступит именно так. Эта уверенность и была единственным преимуществом Коуна. Да еще плащ, которым он защитился от первого удара. Второго удара он не допустил.

— Не пытайся бежать, — сказал он убийце. Он не хотел называть его имени. Оно перестало существовать для Коуна.

— Куда ты меня поведешь?

— Повезу, — поправил Коун.

Они дошли до “Атлантика”. Коун махнул рукой Грейвсу и открыл дверцу машины.

— Садись за руль, — скомандовал он. — Бредли тебе удалось обмануть. Со мной это не пройдет.

Убийца сел впереди, Коун — на заднее сиденье.

— Прямо, — сказал Коун, когда машина тронулась с места. — Выедешь на Кинг-стрит возле управления.

Тот оглянулся:

— Они все равно уничтожат тебя.

— Не успеют, — беспечно ответил Коун. Он помнил о словах Фримена, сказанных при прощании: “Утром это будет в газете”. Значит, надо держать убийцу до утра возле себя. Утром разразится скандал, который нельзя остановить никакими убийствами. А пока? Пока можно и покататься.

— Нам есть смысл потолковать, — сказал убийца, Покосившись на Коуна.

— Попробуй, — флегматично согласился Коун.

— Ты знаешь, сколько стоят эти фотографии? Миллион.

— Ты и Бредли предлагал его?

— Нет, — усмехнулся убийца. — Ситуация была иная. Бредли я обвинил в присвоении тюбиков с нар. котиками и в связи с Перси.

— Вот оно что, — процедил Коун. Только теперь он понял, почему Бредли отдал записную книжку лифтеру. Он опасался. Записи могли послужить уликой Объяснить же свои действия Бредли мог, только рассказав про пленку. В таком случае зачем он взял с собой пленку?

— Ты ошибся, — сказал убийца. Он словно следил за мыслями Коуна. — У Бредли не было пленки. Он сжег ее. Когда уходил из номера шаха в ту ночь. Он сделал это на лестнице. Мне потом сказала Магда. Она видела.

— Так это ты убил Магду?

— Это не имеет значения.

— Будет иметь. На суде.

— На суде? Ты думаешь, они допустят суд? Мы с тобой уже мертвые, Коун. Трупы. Сенатор не из тех людей, которые оставляют свидетелей.

— На что же ты рассчитывал?

— Я слуга. Раб.

— Чей? Бывшего евнуха, обокравшего своего повелителя, а теперь лезущего в президенты?

— Мне безразлично, от кого получать деньги.

— Зато мне не безразлично.

— Если ты отдашь мне фотографии…

— То завтра ты или другой из вашей шайки всадите мне пулю в затылок. Нет уж. Пусть лучше вся шайка отправится куда следует.

— Ты самоуверен, Коун.

— Я знаю, что говорю.

На несколько минут в машине воцарилось молчание. Потом убийца повернул лицо к Коуну.

— Ты не все знаешь, — сказал он медленно.

— Об этом ты скажешь на суде, — жестко произнес Коун.

И снова наступило молчание. Машина вывернула на ярко освещенную Кинг-стрит. Замелькали огни рекламы. Впереди показался темный массив здания управления полиции.

— Направо, — скомандовал Коун, когда автомобиль был в трехстах метрах от управления.

— Куда? — спросил убийца.

— За город. К “Копыту дьявола”.

— Ты намерен возить меня всю ночь?

— Намерен, — сказал Коун.

— А если я не послушаюсь.

Коун хмыкнул.

— Сейчас за твоей спиной сижу я. Вот так.

— Даже так, — сказал убийца.

— Да. Даже так, — подтвердил Коун. — Я тебе кое-что сейчас объясню. Дело в том, что сенатору все равно крышка. Фотографии уже в газете. Утром они будут напечатаны. Ты опоздал. Я тебе скажу больше. Ты опоздал еще тогда, когда убивал Бредли. А я сейчас рискую только тем, что могу потерять свидетеля. Но найдутся другие. Ваша Ассоциация завтра же развалится. Мы переловим тех, кто попытается смыться.

— Ты даже это знаешь?

— А почему бы мне этого не знать? Вы вели себя довольно нагло. Полезли даже в дом Бредли. Чуть не свели с ума девчонку. Я уже тогда стал понимать, что дело нечисто. И догадался, что ты лихорадочно ищешь пленку. Да, я думал, что ты ищешь пленку. Потом я понял, что ты пронюхал о фотографиях.

— Так оно и было, — самодовольно ухмыльнулся убийца. — Шах успел проболтаться Эльвире. А Бредли был неосторожен. Он держал шаха в курсе событий. Только Эльвира не знала, что Бредли сжег пленку.

Да, так оно и было. Он мог этого и не рассказывать теперь Коуну. Все объяснялось, все становилось на свои места. Утром он привезет убийцу Бредли в полицию и добьется разрешения на его арест. А сейчас лучше ни о чем не думать.

Город остался позади. Промелькнула бензозаправочная станция. Впереди показался свет фар: кто-то ехал навстречу. Коуну вдруг захотелось спать. Сказалось напряжение последних часов. На какой-то миг он ослабил внимание. И, может быть, убийца понял это. А может быть, он в поисках выхода решился на этот сумасшедший поступок. Коун не заметил, что машина плавно отошла от обочины к середине шоссе. Не заметил он и того, что его спутник положил левую руку на ручку дверцы. Он понял суть маневра только тогда, когда убийца резко рванул машину чуть не наперерез идущему навстречу автомобилю и одновременно распахнул дверцу.

Скрежет металла, чей-то вопль ударили по ушам. Встречная машина, столкнувшись с дверцей полицейского автомобиля на скорости не менее ста двадцати миль в час, круто развернулась и, кувыркаясь, покатилась по шоссе. Коуна рвануло вперед и так придавило к переднему сиденью, что он на несколько секунд потерял сознание. А когда открыл глаза, увидел, что в машине он один.

— Сволочь, — пробормотал он и, прихрамывая, вылез на шоссе. Метрах в пяти от машины лежал убийца. Коун подошел к нему, наклонился. Человек тихо стонал. На плече виднелась рваная рана. Коун сообразил, что произошло. Встречная машина сорвала дверцу. Она и ранила убийцу.

Коун сплюнул и спустился с шоссе ко второй машине. Для нее происшествие кончилось относительно благополучно. Тощий юнец и высокая красивая девушка были живы и даже не ранены. Когда Коун приблизился к ним, они тихо препирались.

— Я знала, что ты когда-нибудь меня угробишь, — зло шептала девушка.

— Помолчи, Эсс, — стонал парень. — Я видел, как у них открылась дверца.

Коун посветил им в лица фонариком. Узнал дочь господина Мелтона, усмехнулся чему-то. Потом сказал:

— Подымайтесь наверх, птенчики. У меня в машине есть радио. Сейчас мы позовем кого-нибудь на помощь.

Молодые люди потянулись за инспектором. Коун приказал им втащить раненого в машину и вызвал дежурного по управлению.

— Да, Ричард. Это я, — сказал он в микрофон. — Со мной… Со мной… инспектор Грегори. Да… В тяжелом состоянии. Да… буду ждать.

Теперь ему оставалось только ждать.