37

Перед выступлением. Долли, Кэт и я в гримерке. Звезды переодеваются, я, примостившись на ручке вращающегося кресла, травлю байки про геничкину ворону: — …Кормит сырым мясом, кладет с собой в кровать, на подушку, на прогулку тварь ездит у него на плече. Такая любовь! Одна неприятность — в садик птичку не пускают, так она приспособилась на улице ждать…

На этих словах Долька с воем кидается ко мне, глаза безумные, морда перекошена. Сшибает с насеста на пол, падает сверху и сжимает на манер шимпанзенка, месяц не видевшего мамку — руками и ногами. Ее колотит.

— Долька, у тебя что, воронофобия? Так бы и сказала, — бормочу сквозь ее волосы, забившиеся в мой открывшийся от неожиданности рот, вытаскиваю откуда-то снизу руки, глажу все, до чего достаю.

Долька, наконец, разжимает судорожно стиснутые зубы, мотает головой, стонет:

— Не застегивается…

— Ну-ка слазь, сейчас разберемся.

Сидим на полу. Верх ее концертного костюма представляет собой френч с двумя десятками пуговиц.

Шея Долли распухла в последнее время за счет разросшихся лимфатических узлов, ворот не сходится.

Оставить его раскрытым нельзя, это конструкцией сего шедевра не предусмотрено.

— Катюха, ножницы есть?

— Маникюрные.

— Сойдут.

Сгребаю шикарную рыжую гриву, задираю кверху, стригу поперек стоячий воротник пиджака и далее — по спине. Получается довольно аккуратно. Кэт ахает:

— Знаешь, сколько он стоит?

— Неужели! — огрызаюсь я, освобождая долькины кудри. Они резво ссыпаются вниз и уверенно скрывают разрез. Спокойно застегиваю пуговки.

— Еще проблемы?

— Порядок, — отвечает Долли и смущенно улыбается. — Не ушиблась?

— Ни за что! — гордо возвещаю я, растирая болящую «туловищъ».

Загрузка...