На желтой и сырой траве
Лежу я, точно лист зимой,
И бродят мысли в голове
О том, что ах! и Боже мой!
Что рядом дождичек идет
И мочит мокрую траву,
А я уже который год,
Быть может, вовсе не живу,
И жизнь моя лишь чей-то сон,
Лишь чей-то бред, лишь чья-то блажь…
Но вдруг очнется этот «Он»,
И вмиг рассеется мираж?
Тролль и Аделина пили чай со слоеным тортом. Вечерело. Темнело. Веснело. Выло шальными кошками. Стучало в окно полуодетыми ветками клена. Пахло вареной сгущенкой. Аделина ела торт руками по старой привычке, застрявшей со времен средневековья. Между собой им было не обязательно играть в культурных, но Тролль старательно соблюдал те многочисленные правила, которыми люди умудрялись усложнять жизнь. Может, он подсознательно боялся отстать от них, а может, это был просто такой вид спорта.
— Перемазалась-то как, — Стасик пересел к Аделине, достал парчовый носовой платок и стал стирать с ее лица сгущенку. Та стояла насмерть.
— Ты языком, — посоветовала А.
Тролль лизнул ее в милую мордочку.
— Щекотно, — хихикнула А и стала расстегивать на нем стильную рубашку стоимостью один доллар.