Я родилась пятидесятилетней. Книга 2 (СИ)

Больше всего тех болезней, которых мы больше всего боимся.

Разговор со Светой вышел каким-то неловким… Я попросила подругу помочь и поддержать Бо, ведь теперь она будет ближе к нему. Казанцева даже пообещала встретить моего друга с самолета.

Всё правильно…

Всё верно…

Почему же я чувствую себя Кассандрой, которая смотрит на приезд Елены Троянской?

Сжав в руке телефон, я попыталась успокоить дыхание. Перед глазами всё ещё стояла сцена нашего объяснения с Квоном. В висках затукало, и я, пошатнувшись, села на кровать.

— Я уезжаю в Бостон, Белла… Моя мама сейчас там в больнице… У неё обнаружили рак… Вторая стадия…

Я замотала головой что есть силы, как будто это что-то изменит. Как будто я проснусь. Или Квон, наконец, скажет, что пошутил. Хотя это невозможно, у него всегда было хорошее чувство юмора, он бы не стал смеяться над подобным.

— Пойми, я должен помочь, Белла… Её муж пытается найти деньги на лечение, работает на износ, мама сейчас там совсем одна! Ей страшно, она растеряна… Ты поедешь со мной? Пожалуйста…

Кто… Что… Куда…

Я же не могу. Не могу бросить отца, дом, школу и уехать в неизвестность… Или могу? Бо нуждается во мне. Ему плохо…

Нет, я просто не могу с ним уехать. Если бы я хотя бы была совершеннолетней по местным законам, но мне семнадцать.

Боже.

Слова доходили до меня с каким-то опозданием. Рак… Опять рак… Эта чёртова болезнь привыкла забирать у меня самое дорогое…

Двадцать шесть лет назад о своей злокачественной опухоли мне сообщил муж. Мы отдыхали в Сочи, гуляли по берегу, и он казался таким… умиротворённым? Мы обсуждали подарок внучке, а потом, почти без перехода, Лёша сказал о своём раке лёгких, с удовольствием затянувшись сигарой. А я так же стояла и смотрела на него, не в силах пошевелиться.

— Не плачь, жемчужинка… — Алексей нежно стирал дорожки слёз с моих щёк. — Я прожил долгую и счастливую жизнь рядом с тобой. Я даже успел стать дедушкой. Я невероятно благодарен тебе за это.

Я тогда потеряла почву под ногами. Я хотела проснуться. Закричать… А могла лишь беззвучно плакать, глядя в эти добрые, такие родные, понимающие серые глаза.

— Я…

— Нет, Валя, не вылечишь, — перебил меня он, осторожно коснувшись моей дрожащей руки.

Моя ладонь была смертельно холодной по сравнению с его.

— Уже полгода назад было поздно. Прости… Сейчас тем более шансов нет.

Как он мог успокаивающе улыбаться мне в этот момент? Гасить твёрдым взглядом мою зарождающуюся истерику…

— Ты не должен! Не должен умирать! Не должен говорить об этом, как о свершившемся факте! Ты же знаешь, я стольких вылечила, я смогу…

Он приложил палец к моим губам:

— Не надо. Было семь сантиметров, Валя, сейчас, возможно, больше… поздно… Прости, я соврал, это не бронхит…

И лишь тогда я правда поверила, лишь тогда вспомнила, как застала его, смывающим кровь с рук, ведь он не порезался, вспомнила его хриплый, надсадный кашель, который я, дура, пыталась лечить мазями и прогреванием. А он молчал… Скрывал как мог, потому что не собирался проходить химию, вырезать лёгкое… Почему я была такой слепой?

— Дочка, ты как? — папа осторожно вошёл в комнату и с жалостью посмотрел на застывшую меня.

Сглотнула слюну со вкусом желчи.

Собралась:

— Всё в порядке, я позвонила маме, на всякий случай… Попросила её провериться в самое ближайшее время. Думаю, она сходит в больницу на этой неделе… И ты тоже, желательно, в Сиэтле.

— Белла…

— Я позвонила Свете. Это хорошо, что она сейчас учится в Бостоне, знаешь, она даже снимает квартиру неподалёку от дома мамы Бофорта… Приятное совпадение.

— Дочка…

— А ещё я обязательно буду звонить им, если Бо понадобятся деньги; думаю, я найду способ перевести их на имя больницы, в которой… — перед моими глазами мелькнул образ больничной палаты из прошлого, наверное, это стало последней каплей.

Отец в два быстрых шага подошёл ко мне и крепко обнял:

— Тшш… Милая, не плачь. Пожалуйста, только не плачь…

Но мне было это необходимо.

Чарли даже не знал. Просто не знал… А я с горечью вспоминала, как гасли последние искры жизни в любимых серых глазах. Сегодня я увидела, как погас свет надежды в синих.

***

Моя жизнь не закончилась с отъездом друга. Просто в моей душе, несмотря на приближающуюся весну, поселился осенний холод. Одноклассники первые дни увлечённо перешушукивались, пока не узнали, из-за чего именно уехал Бо. После этого ко мне потянулась вереница притворно сочувствующих, которые считали обязательным поделиться своими мыслями… Но не дождавшись моей реакции, сконфуженно уходили. Моё мрачное поведение чётко демонстрировало, что я не собираюсь обсуждать это с кем-либо.

Я бы предпочла, чтобы об этом вообще лишний раз не болтали.

Возможно, слухи пошли от отца Бо.

Его право.

Когда со мной здоровалась Элис Каллен, я сдержанно кивала, скользя по ней спокойным взглядом. Элис была первой, кто подошёл выразить мне сочувствие. Она была единственной, кому я ответила:

— Тебе действительно жаль, что Бо уехал?

— Мне действительно жаль, что всё так получилось, Белла, — подобрала удобную формулировку предсказательница.

Я фыркнула.

Это был наш последний разговор почти за неделю. Я сомневалась, что вампирша не видела промокшего Бо у меня под дверью. И я совершенно не верила в её сожаления. А ещё я злилась на себя. За то, что опять, как последняя дурочка, марионеткой дёргалась в руках этого кукловода.

Все мои мысли были о том, как помочь Бо. Связи деда тут были бесполезны, отношения с врачами у него были отвратительными. Он просто ненавидел моих коллег…

Друзья из Нью-Йорка и Финикса тоже не знали никого из штата Массачусетс. Последней моей надеждой был Карлайл, к которому я пришла за советом. Доктор Каллен внимательно выслушал мою просьбу, но ответил отказом. Слишком поздно я поняла, что для него это вопрос безопасности. Возможно, у него и были когда-то эти знакомые, но вампиры рвали связи после каждого переезда.

— Карлайл, а вы точно не сможете поехать на симпозиум в Сиэтл? — теперь я понимала, кое-какие связи доктор всё же сохранил, а, возможно, просто поддерживал переписку со старым коллегой.

Но его невозможность появления в столь молодом виде рушило все мои планы.

— Нет, Белла, я уже предупредил друга, что вместо меня пойдет мой младший сын, который хочет учиться на врача…

Словосочетание «младший сын» зацепило моё внимание, а потом я поняла, что сейчас официально Эдвард действительно младший приёмный сын Калленов. Однако, если тут семнадцатилетний парень у едва ли тридцатилетнего отца кажется странным, то если бы я встретилась лишь с Эдвардом спустя лет двадцать после знакомства с Карлайлом, я бы легко подумала, что сын не приёмный, а родной. Бледная кожа, светлые глаза, волосы Эсми, мимика… Идеальное прикрытие. То есть Эдварда тот друг раньше не знал ? Из этого следует, что семья ради соблюдения безопасности периодически разделяется и меняет легенду. Это выглядит разумно, учитывая, как подозрительно выглядит семья с пятью взрослыми приёмными детьми…

— Я понимаю, извините.

Карлайл не стал выспрашивать, поеду ли я вместе с Эдвардом, за что я была мужчине вдвойне благодарна.

Эдвард, к слову, почти не донимал меня все эти дни. Он даже не стал занимать место Квона в столовой, а на биологии предупредил, что поймёт, если я захочу пересесть. Несколько раз мы встретились с ним в коридорах и у кабинета директора, но это не выглядело так, будто он меня преследует. В столовой я почти не участвовала в общих разговорах, в которые меня пытались втянуть друзья и Каллен. Кажется, последний понял, что ради нашего коллектива ему даже особенно не нужно стараться понравится, так что намеренно ослеплять девушек он больше не пытался. Я слышала, как влюблённо вздыхали девушки, считая, сколько раз Эдвард посмотрел на каждую. Мне же оставалось отбиваться от их расспросов, как понравиться Каллену.

Сегодня была пятница. Сегодня, если бы не моя гордость, я могла бы пойти в музей после закрытия… А завтра я бы пошла на Чайковского. За волнениями этих дней я даже не узнавала, остались ли ещё билеты в Маккоу Холл.

Весь вечер я смотрела статьи о воскресном симпозиуме, искала участников мероприятия, пока не задремала прямо за компьютером. Меня разбудил обеспокоенный Чарли, который пришёл, заметив свет из моей комнаты.

К счастью, компьютер уже потух, и папа не узнал, что я ищу. Мне нужен был хороший врач, который помог бы матери Бо победить рак. Мне необходимо было найти опытного онколога, а не шарлатана, который цинично наживается на легковерных отчаявшихся людях. Я могла бы согласиться на экспериментальные лекарства, надеясь, что какие-то методики узнаю из прошлой жизни. Ведь если они были знакомы мне в 2008 году, то лечение в 2005 в большинстве своём было эффективно. Я не хотела думать о том, что могла узнать о уже исправленном препарате, и для этого мне нужен был именно хороший врач-практик, который работает на результат, а не гонится за химерой. Но даже такие вещи здесь обойдутся в баснословную сумму. Цены на лечение кусались. Даже позитронно-эмиссионная томография стоит в Америке в раз восемь дороже российской.

Я же собиралась оплатить лечение из тех денег, что лежали на моём банковском счету, зная, что именно вопрос финансов волновал семью Бо.

Это моя мама никогда не волновалась при переезде из штата в штат, покупке дома, лечении или о моём образовании, зная, что за нашей спиной стоит дедушка, изящно поигрывая тростью с золотым набалдашником.

Семья Квона не могла похвастаться подобными родственниками. Отчим Бо пытался занять деньги у друзей, мама пыталась выбить крохи у страховой компании, но даже сейчас было понятно, что хватит только на первое время. А как же восстановление?

Идеальным решением было бы отправить мать Бо в Майами, мой знакомый врач из Нью-Йорка, который сейчас работал в Мемориальном онкологическом центре имени Слоуна-Кеттеринга, рекомендовал там клинику, в которой практикует его сокурсник. Хороший климат, качественная пища из свежих морепродуктов могли бы успокоить женщину, настроить её на нужный выздоровлению позитивный лад, но я понимала, что не смогу заставить Бо открыто принять мою помощь. Мне необходимо было заключить договор именно с врачом из Бостона. Если бы я могла диктовать место лечения, я бы выбрала вообще Аризону, где смогла бы так же легко найти онколога.

Но открыто диктовать условия лечения я не могла.

Именно из-за этого я сейчас набирала сообщение Эдварду Каллену:

Если предложение по поводу воскресенья в силе, то я хочу пойти.

Нажимая «отправить», я чуть скривилась оттого, что пишу вампиру среди ночи.

Ответ парня не заставил себя ждать:

Естественно, в силе. Я заеду за тобой в час дня.

Этой ночью я впервые за неделю спала спокойно.

>