Я – наложница для прайма

7.

Остальное время в полёте мы молчим. Прайма похоже это полностью устраивает, а я не решаюсь сама напоминать о себе и напрашиваться на ещё какие-нибудь милые принятые у них здесь наказания. По правде говоря, я бы предпочла, чтобы он вообще забыл о моём существовании. Кирсанка говорила, у него есть другая наложница. Может он меня про запас купил? Помню, я тоже набирала консервы впрок, когда их по более низкой цене привозили. А потом эти жестянки лежали по полгода. Хорошо, что не портятся. Мысль, что возможно мало чем отличаюсь от банки тушенки, кажется неожиданно смешной. Я тихо фыркаю и исподтишка кидаю взгляд на Дезире или как его там. Пусть будет Дез. Мысленно называть его «фрай Виг» или "мой айл" уж слишком много чести.

– По какому поводу веселье? – тут же ровным тоном интересуется прайм.

Я закусываю губу, раздумывая, стоит ли рассказывать свою теорию про его запасливость, но решаю, что Дез вряд ли поймёт. Так как не факт, что у этого существа есть чувство юмора. Застреваю на этой мысли и тут же спрашиваю именно об этом.

– Да так, вспомнилось… А как вы определяете, какую именно эмоцию я испытываю, мой айл? Нам всегда говорили, что вы бесчувственные. То есть, я хочу сказать, что, если вы сами не знаете, что такое радость или стыд, или возбуждение, как вы можете их распознать?

Прайм вновь поворачивает ко мне голову и ослепляет своими невероятно яркими глазами.

– Любопытная, – произносит медленно, разглядывая меня, и снова отворачивается.

Я жду пару секунд, но ничего не происходит. И всё? Где мой ответ? Вот же ж…

Раздражение накатывает с головой. Невыносимый тип. И тут я замечаю, как уголок губ Деза ползёт вверх в подобие…улыбки???

– Ты очень быстро переключаешься. Это хорошо. Люблю разнообразие, – и опять этот выбешивающий бесцветный тон.

– То есть если вы что-то любите, то вы чувствуете? – пытаюсь я подловить его и всё-таки получить ответ.

Дез снова поворачивается ко мне и начинает внимательно разглядывать. Будто думает, достойна я ответа или нет.

– Я – живой, – наконец произносит прайм, – Всё живое чувствует, Риана. Разве ты не знаешь? Просто мои чувства не похожи на твои. Они…другие. Ты не сможешь их ощутить. Но я могу испытать твои практически как свои собственные. Поначалу да, сложно различать. У вас, низших, в эмоциях такая какофония. Но с опытом точные определения и умение распознавать букет приходят.

– Букет? Вы как – будто о вине говорите, – не знаю, почему моё собственное сравнение себя с консервной банкой развеселило, а его меня с напитком задело.

– Да, вино. Параллель с алкоголем тебе будет наиболее понятна, – прайм отворачивается от меня и продолжает говорить, – Обычно мы подобны трезвому. Но, используя донора из низших, можем менять своё состояние, испытывать другие эмоции. Примитивные, но гораздо более яркие. Оттенки зависят от донора – напитка, так ясно?

– И зачем вам это? – не понимаю я.

– А зачем вы пьёте? Примерно тоже самое, – отзывается прайм и нажимает кнопку снижения. Лётмобиль тут же начинает плавно терять высоту.

– То есть ты алкоголик? – хмыкаю я, не подумав, и тут же прикусываю язык. Но Дез никак особенно не реагирует. Лишь поправляет меня:

– Вы. Последний раз напоминаю.

А через полминуты мы приземляемся на крыше огромного обтекаемого куба.

– Мой дом, – поясняет прайм.

Я с любопытством озираюсь по сторонам. Дом – куб окружен растительностью. Наверно, это сад или что-то в этом роде, но понять сложно, так как всё не зеленое, а бордово-красное и жёлтое. И "деревья" выглядят скорее как лианы непонятно как застывшие в воздухе. На земле то ли фиолетовая трава, то ли мох. Не понять. Нужно пощупать. На вид газон такой мягкий, что хочется спуститься и потрогать его прямо сейчас.

– Нравится, – произносит прайм утвердительно.

Я только киваю, от него всё равно не скроешь. Да, такому сложно соврать. Возможно ли? Наверно да, всё-таки мысли он прочитать не может, но нужно быть крайне осторожной.

– Протяни руку, – приказывает Дез и, не дожидаясь, сам перехватывает мою левую ладонь.

Я настороженно наблюдаю за тем, как на запястье защелкивается браслет из гибкого пластика. Мелькает красная лампочка декодера, а затем высвечивается именная вязь. Я сглатываю. Его метка. Ну, конечно, я же ценная вещь. У каждой ценной вещи должен быть хозяин.

– Почему не ошейник, мой айл? Руку можно отрубить, – медленно поднимаю горящий взгляд на своего хозяина.

– Не хочу занимать твою шею такой банальщиной, как именная метка, – спокойно отвечает прайм, ничуть не смутившись моего выпада, – Но я запомню твою любовь к ошейникам. Не переживай.

Мне ничего не остаётся, как молча скрежетнуть зубами. Запомнит он.