Спустя много часов, которые показались неделей, борт приземлился. Утро. Пол не мог ходить. Он с удивлением обнаружил, что и стоять не может. Просто рухнул — и всё. Стюарды уложили его на носилки и на открытой коляске увезли в лазарет. Эдж, обессилев, закрывал глаза, и видел перед собой лишь небеса.
В бреду его пальцы бегали по бёдрам, словно он писал репорт на своём лэптопе. А потом он провалился глубоко-глубоко, в бездну наркотического сна и отчаяния. Пол видел детство. Мать. Отца, который простым солдатом остался навсегда в полях Северной Лезии.
Братское кладбище техники и людей. Там, где когда-то выращивали пшеницу, теперь покоились кости, железные фюзеляжи и панцири, неразорвавшиеся снаряды. Полу видится бреющий полёт, где солдаты и пахари в страхе разбегаются в стороны.
— Майор Эдж! — генерал-лейтенант Иксрин Лэй имел вид степенный и важный. Очертания большого начальника постепенно проступили на фоне больничной палаты. Совсем один. Сколько времени прошло? Неделя? Месяц? Год?
— Так точно, — слабо ответил Эдж. — Только я капитан, сэр.
— Никак нет! — Искрин добродушно рассмеялся. — Разрешите вернуть вас в реальность после недельной отлучки! Приказом вице-канцлера вам досрочно присвоено очередное воинское звание. Рассказать, чем закончился бой?
— Да, — Пол попытался занять более высокое положение на подушках, но сил не хватало. — Прошу вас.
— 13 целей было уничтожено в течение часа, — торжествующе сказал генерал-лейтенант. — Из них — семь бомбардировщиков-крепостей. Лишь немногие успели поразить цели. На чужой территории, преследуя врага, уничтожено ещё 3 борта.
— Наши потери? — осведомился Пол.
— Официально — ни единой! — торжество генерала не знало границ. — Ваш ночной бросок вдохновил силы Коалиции Океании на контратаку! Заняты стратегически важные высоты. Если это не перелом Войны, тогда что?
— А неофициально? — спросил Пол.
— Что неофициально? — удивился Искрин. — А, вы всё об этом, майор Эдж… Прошу меня простить, но данные нуждаются в уточнении. Полагаю, мы сможем вернуться к этому вопросу по вашему выздоровлению. А сейчас, разрешите от лица всего командования — и лично вице-канцлера — вручить вам особую награду.
Генерал-лейтенант неуклюже склонился над пациентом. Искрину мешало его безобразное пузо, невесть как выросшее в мире войны и тотального дефицита. Золотые пуговицы кителя, словно несгибаемые солдаты, держали на себе всю тяжесть брюха. Наконец, дело было сделано, генерал-лейтенант вытер пот со лба, выпрямился и снова улыбнулся.
— Только победа! — гордо сказал он.
— Победа или смерть! — ответил Пол. Оливковая ветвь. Первая. Гордость душила, а в уголке глаза даже появилась слезинка. Это настоящая победа… Или смерть?
Острый слух, дарованный вице-канцлером Эджу, не ослаб даже после бешеных перегрузок. Он услышал до боли знакомый голос, принадлежащий полковнику. Настоящий рёв. Тот спорил с хирургом (или врачом?), требуя ускорить лечение.
— Как не можете назвать срок? — ругался Ганс. — У нас идёт Война! Война! И назрел долгожданный перелом!
— Господин полковник, — голос коллеги Гиппократа был тихим и степенным. — Перелом у мистера Эджа есть, это факт, и не один. Так что не мешайте мне делать мою работу. А Господу Богу — его работу.
— Что за ересь?! — возмутился полковник. — Разве вам неизвестно, что поклонение ложным богам противоречит патриотизму. Да вас стоит…
— Товарищ полковник! — голос Иксрина Лэя приобрёл ту самую резкость, которую так часто можно услышать в радиоэфире. — Сколько раз говорить, требуйте официального репорта! Никакой болтовни. Движемся к цели — и не мешаем работать докторам.
Шаги генерал-лейтенанта, полковника и их многочисленной свиты. Хлопок двери. Краски снова померкли. Над Полом сгустилась мгла. Ему видилось, как в палату пришла Кэт, как она стояла в углу. Чувствовал её запах. Не духов, а самого тела. Стократ приятнее парфюмерии. Полу казалось, что он летел — просто так, без самолёта, а рядом с ним — она.
— Когда я смогу приступить к исполнению своих обязанностей? — спросил Пол после того, как его осмотрела комиссия из шести врачей. Исследовала каждую клеточку тела. Погрузила свои приборы даже туда, куда он сам боялся заглядывать.
— Принимая во внимание особые обстоятельства… Ваш статус, господин майор… — седовласый доктор Дайтон в белоснежном, как снег, халате, тщательно подбирал слова. — Нам придётся разрешить Вам вылеты уже с завтрашнего дня. Однако, сэр, не забывайте, что жизнь одна.
— Победа или смерть, — задумчиво протянул Пол. — Выбора нет, товарищи. Благодарю за самоотверженную работу.
Врачи, годившиеся ему в отцы, разом подскочили и вскинули руки в боевом приветствии. Правда, речёвку, как того требует Регламент, не прокричали. Сделали они это скорее рефлекторно, но очень складно. Пол только недавно привык, что такие взрослые и состоятельные люди могут быть с ним крайне вежливыми. Обходительными.
Боль в спине, сопровождавшая его со времён Академии, немного утихла. Плата за скорость. За полёт. Когда его швырнули под арест за поцелуй с Кэт и последовавшие трюки (или наоборот?), он попросил только одно. «Передайте мне орто-матрас с койровой подложкой. Подарок матери». Он провёл в клетке всего три дня вместо девяноста суток. Иксрин Лэй, так тщательно следивший за судьбой пилотов, дал указание «проявить гуманизм».
Поэтому уже на следующий день после душного «стакана» он бороздил небо и громил врага. Пытался. Может, сразу ничего и не получилось. Зато потом… Чтобы разработать мышцы после трёхнедельного возлежания, Эдж слонялся по госпиталю. Запах хлорки. А ещё он чувствовал гниль. Ожоги — они пахли именно так. Смотрел в прозрачное стекло.
На воздушной подушке покоился Уголёк. Да, он был человеком, совсем недавно. Но сейчас — просто чёрный уголь. Как сама ночь. Лицо, где маска-шлем, немного уцелело. Там красная кожа. Руки, перемотанные бинтами, безвольно стремились к земле. Тело парило в воздухе. Немного поднимаясь, немного опускаясь. В Академии Пол успешно сдал экзамен по Чрезвычайной медицине. Именно она. Это значит, что Уголёк, превозмогая боль, вернул горящий борт на базу. И посадил его.
— Воздушная подушка необходима, мистер Эдж, чтобы новая кожа не прилипла к ткани. И не оторвалась, — подкравшаяся к нему медсестра вкрадчивым голосом рассказывала то, что он и так прекрасно знал. — Вам, вероятно, известно, что Эрих Гранде участвовал в том судьбоносном вылете… К сожалению, он пострадал. Сильно.
Пол внимательно посмотрел на медсестру. Длинные белые волосы. Внушительная грудь. «Вот так бидоны!» — сказала бы Кэт. У неё был максимум второй размер, а тут — четвёртый или пятый. Халат Плотно облегал восхитительные формы медсестры. О, господи, что за восхитительная попка?
— Вы ухаживаете за больными? — вежливо осведомился Пол, всеми силами скрывая своё восхищение блондинкой.
— Да, и я учусь на хирурга, — ответила сестра. — Всё ради Победы.
— Хорошо, — продолжил пилот. — Приходите к восьми вечера. У меня отдельная палата.
— Я в курсе, — ответила сестра и немного покраснела. — Как скажете, мистер Эдж.
И они двинулись в разные стороны коридора, ведь было только три часа. Пол понял, что забыл спросить её имя — но ему было всё равно. Маленький бой. Небольшой вылет на миссию любви. Никакой разницы. Он ещё побродил по коридорам. Вышел на улицу.
— Ого, посмотрите-ка! — возле курилки Пол увидел четырёх калек. Тот, что приветствовал его, лишился левой руки выше локтя. — Это же Прометей! — и калека принялся хлопать уцелевшей конечностью по груди. Овации. К нему присоединился офицер с полностью перемотанным лицом (должно быть, слеп), только дырка на месте рта. К ней он подносил сигарету. Ещё двое солдат с костылями, но со всеми конечностями, вяло поаплодировали спустя мгновение.
— Вольно. Как здоровье, бойцы? — как можно бодрее спросил Эдж. Он не успел привыкнуть к вниманию.
— Здоровье? — осведомился калека с перемотанным лицом. — Здоровье? Да чёрт бы взял это здоровье! Я теперь ничего не могу. Ослеп! Меня выкинут из бункера! Меня, и Анну, и моих ребятишек — Фишта и Кэш! Я буду просто стоять, протянув руку, и молиться, что кто-нибудь…
— А ну, замолчи, Патрик, — однорукий офицер крепко обхватил своего друга. — Всё в порядке, товарищ Прометей, то есть майор Эдж. Всё ради победы. А Патрика контузило, внимания не обращайте.
Госпиталь расположен прямо в лесу. Тихо. Этот участок почему-то не пострадал от налётов. Сам Пол тоже никогда не атаковал больницы. Что там говорит Регламент? Лётчик вспомнил своего брата. Они не написали друг другу ни одного письма за эти недели. Но это — в порядке вещей.
Харт, его старший брат, мог бы найти себе достойную работу. Мог бы стать банкиром. Или журналистом. Мог бы вести дела в нотариате. Шальной снаряд лишил его правой ноги ниже колена, превратив в обузу в этом мире. В мире Войны. В другое, спокойное время, он мог бы стать почти кем угодно.
Да, Харт ходил на завод, где наравне с другими штамповал патроны. Но это — самая простая и неблагородная работа из всех. В основном там были такие же немощные, как и Харт, а ещё — дети. Вот от них вообще толку мало. Едят много, бегают по руинам, взрываются. Но что делать: дети — цветы жизни. Будущие солдаты.
В бункере брат поддерживал порядок, и делал это весьма успешно. Пол не сомневался, что когда он вернётся в безопасное подземелье, там его будет ждать Гармония. Харт любил это слово. Часто его повторял.