Князь Акум, властитель Друзо, как-то ранним вечером в средине месяца, называемого Паждзерж, устроил в своём замке большой пир в честь ярла Свери, который со своими двенадцатью кораблями вошёл сегодня в порт. На каждом корабле было, самое малое, по тридцать хорошо вооружённых аскоманнских воинов из Бирки. Итак, ярл Свери привёл Акуму свой гирд — дружину из более чем трех сотен воинов для сражения с князем Геданом, повелителем края Вит. Помимо этого, князь Акум подготовил и пятнадцать своих кораблей и более четырёх сотен воинов, одних только эстов, так как аскоманнам не доверял. С такой силой Акум ожидал захватить град Гедана без особых трудностей, так как тот был не слишком-то укреплен из-за того, что защищали его разливы Висулы. Как доносили соглядатаи — град Гедана защищался всего лишь полутора сотнями воинов, в основном, склавинами, ибо край Вит отделял земли эстов от земель, населенных склавинами. Вся Витландия — как говорилось об этом в песнях — принадлежала эстам, пока дед правившего нынче Гедана не укрепился в разливах реки и не построил небольшую крепостцу, что через несколько лет стала новым центром власти. После того склавины захватили левое устье Висулы, ибо, как утверждали они, вытекает та из склавинских земель, значит имеется у них право не на одну только змею реки, но и на голову, что пьёт морскую воду.
Висула благоприятствовала роду Геданов. Год за годом вход из моря в Эстский залив становился всё мельче, так что должен был наступить такой момент, когда река намоет песчаную дамбу и навсегда замкнёт весь залив. Тогда Друзо пришлось бы умереть, поэтому с мыслью об этом Гедан решил устроить у левого устья Висулы собственный город-порт и перехватить всю торговлю в этой части южного побережья Остзее, называемого когда-то Сарматским Морем. Только вот об этих планах узнал Акум и пожелал сам захватить град Гедана, становясь таким образом повелителем всей Витландии. Впрочем, планы его заходили даже еще дальше. Если всё сложится удачно, свою дочку Пайоту Акум выдаст за молодого повелителя Города На Берегу, где варили соль, а захватив в свои руки еще и торговлю солью, он тогда объявит себя королём Южного Берега Остзее.
Соль нужна каждому. Прежде всего, она нужна народам, проживавшим в глубине суши. Поэтому, придёт такое время, — рассуждал Акум, — когда склавинским племенам нужно будет выбирать между солью от Пепельноволосого и солью от Акума. А потом крепкой своей рукой захватит голову громадной реки и заставит Пепельноволосых, чтобы знаменитые своими урожаями, расположившиеся на юге Куявы, посылали по реке суда с зерном ему, а уже он — в обмен на всяческую воинскую добычу — накормит многочисленные, вечно голодные и склонные к грабежу народы неурожайного севера.
Акум не доверял аскоманнам, ибо те не раз пробовали неожиданным наскоком добыть себе богатства Друзо. Но у него не было выбора, раз хотел он победить Гедана. Посему он разрешил, чтобы дюжина кораблей с тремя сотнями аскоманнов вошли утром в порт Друзо, согласился на их однодневный передых здесь, но не разрешил, чтобы оружные сходили со своих судов, и окружил порт стражей из сотни эстов. К тому же пришлось ему устроить пир в честь Свери и его военачальников, поскольку аскоманны очень любили пировать. В свой замок он позволил запустить всего лишь полтора десятка аскоманнов и посадил за пиршественный стол в зале, почерневшем от дыма лучин и каменных масляных плошек. Согласно договора, сразу же после пира, рано утром корабли аскоманнов и эстов должны были совместно выйти в Эстский залив, а потом — в море. Затем, направляясь вдоль морского берега, при попутном ветре должны были они уже к вечеру добраться до града Гедана и неожиданно напасть на него.
На длинные деревянные, обставленные лавками столы принесли глиняные миски с разрубленными на четыре части жаренными баранами и ягнятами, а также каменные тарелки с каплунами. Каждый из пирующих вынимал из-за пояса короткий нож и отрезал себе кусок мяса, запивая его южным вином и пивом, которое варили в Друзо. Вино и пиво вносили в глиняных корчагах, а затем разливали в посеребренные кубки. Аскоманны ели спешно и жадно, бросая обглоданные кости на конец стола, где молчаливо и настороженно сидели эстские воины. Северяне подобным образом привыкли проявлять презрение или нарываться на драку, поскольку, помимо пиров, больше всего на свете они любили подраться. Пили они очень много, будто гася пожар в желудках. Некоторые даже хватали корчаги и, громко чмокая, отхлебывали из них, разливая половину на грудь и на стол. Они были ужасны в бою, но выглядели страшными и теперь, когда просто сидели и ели. На пир они явились в полном вооружении, никто даже на миг не снял перевязь с мечом, хотя князь Акум и просил их об этом. На уговоры ему объясняли, что сразу же после пира все пойдут на корабли, а потом и в битву. Лишь некоторые стянули с голов шлемы с коровьими рогами, и теперь рыжие волосы кроваво отблескивали в мерцании лучин. Свои ножи аскоманны за пояс не убирали, а вонзали перед собой в столешницу, чтобы в любой момент иметь возможность отрезать новый кусок мяса. Они громко разговаривали на своём гортанном донск тунга, и вообще, обычаи у них были весьма грубые. Раз за разом случалось, что кто-нибудь грубо бил другого в бок или вырывал из рук только что отрезанную баранью лопатку. Они походили на сброд, враждебный друг другу, и лишь хорошо знающий их понимал, что один за другого в любой миг отдал бы собственную жизнь. Аскоманнов объединяли пожизненные узы дружбы, а случалось, и любви, которую они стыдились проявлять один перед другим. «Они похожи на стаю диких собак, которым бросили мясные обрезки», — подумал о них Акум, поскольку при его дворе — может под влиянием Пайоты и обычаев, привезенных в Друзо купцами из стран муслиминов и города Бизиса — уже научились пировать более культурно, особенно же, когда на пиру присутствовали женщины. Но на сегодняшнем пиру Акум женщинам появляться запретил, еду и питьё подавали эстские воины, тоже в полном вооружении, что, казалось, раздражало ярла Свери.
Это был мужчина огромного роста, с лицом, почти полностью покрытым рыжей щетиной, спадающей на кольчугу. Он тоже вел себя грубо. Если хотел привлечь к себе чье-то внимание, то бросал в этого человека недоглоданной костью, а затем что-то кричал с полным ртом, из-за чего речь его становилась совершенно непонятной. Ел и пил он много, но Акум заметил, что Свери больше разливал пиво и мёд, чем пил. Грозными выглядели его голубые глаза с кровавыми прожилками на белках, и Акум уже пожалел, что заключил союз с разбойниками для уничтожения князя Гедана. Разве эти люди из Бирки не прославились своим бесстрашием перед лицом смерти? И разве существовало для них что-либо святое и достойное уважения, кроме их собственных тайных клятв? Акуму рассказывали, что их законы суровы и ужасны. Если чей-нибудь раб воровал что-либо у аскоманна, то отвечал хозяин раба, так как невольника за человека не признавали. Если какой-нибудь аскоманн не мог обеспечить пропитания своим отцу и матери, он отдавался в рабство тому, кто мог дать родителям сносное существование. Так что на самом деле аскоманны не были стаей диких собак, хотя сейчас вели себя именно так. Кто знает — но об этом Акум уже не имел понятия — не у них ли следовало учиться настоящей и пожизненной дружбе? Разве не сидел рядом со Свери Хлодр, а рядом с тем молодой Даго? Только вот откуда было знать Акуму, что эти двое уже много месяцев жили в Друзо, а как только корабли аскоманнов вошли в порт, тут же появились на пристани? Ярл Свери взял их на свой дреккар, а потом повел на пир к Акуму вместе со своими командирами. Когда-то Хлодр, Свери и Оттар побратались, вот почему Хлодр имел право ожидать, что за ним придет корабль, а возможно, случится и оказия отомстить за смерть Оттара и поражение аскоманнов во время нападения на Друзо.
— Почему это, князь, твои люди не едят и не пьют, а только пялятся на нас будто на диких зверей? — хриплым голосом спросил у Акума Свери на языке донск тунга. — Или в еде твоей слишком много перца, а питье отравлено?
Князь Акум снял с головы позолоченный остроконечный шлем. Ему не хотелось ссориться со Свери.
— Завтра нас ждет битва, ярл Свери, — ответил он. — Или ты желаешь, чтобы мои люди ослабели от обжорства и похмелья?
— А мы? — загремел гневно Свери. — Или же ты считаешь, что храбрость наша будет менее обыкновенной?
Акум протянул руку к эстам, что в полном вооружении стояли под почерневшей стенкой у дверей, ведущих во внутренние помещения замка. На указательном пальце Акума кроваво блеснул княжеский перстень с огромным рубином.
— Ешьте и пейте. Пусть не думают наши друзья, что в своих сердцах мы таим измену, — сказал он на языке эстов.
Те послушно начали есть и пить. Но лишь те, что сидели за столом. Остальные все так же торчали под стенами, пока разъярившийся Свери, смяв посеребренный кубок в руке, не бросил в одного из них.
— Бери этот кубок и пей! — заорал ярл.
Акум снова протянул руку, и после того прислуживающие воины начали раздавать кубки и наливать вино остальным эстам.
— Красивый у тебя перстень, князь, — вновь заговорил Свери.
— Это княжеский перстень, — ответил Акум.
— А разве ярл не равен князю?
— Ты равен мне, если у тебя есть замок.
— Мой замок — это мой корабль! — расхохотался Свери. — Отдай мне этот перстень в знак дружбы.
— Князь Гедан носит подобный перстень. Завтра заберешь его себе, а захочешь, то и с отрубленной кистью, — предложил Акум. — Дружба, ярл, рождается в бою, а не через подарки.
— Ты прав, — снова расхохотался Свери, а затем, положив руку на плечо Хлодра, продолжил: — Вот этот человек, господин, в прошлом году напал на твой город. Его зовут Хлодр. Ты победил его, князь, и он за это любит тебя.
Свери вновь расхохотался, ему вторили остальные аскоманны. Только лишь Хлодр с Даго даже не улыбнулись, равно как и князь Акум, который лишь сейчас заметил, что этот Хлодр почти ничего не ест и не пьёт, лишь внимательно глядит в затянутые рыбьим пузырем окна. Но на дворе уже была ночь, и через окна ничего нельзя было увидать. Чего же высматривал этот человек в темноте?
Еще Акум заметил, что почти все аскоманны были одеты в кожаные штаны и блузы, посеревшие от морской соли, так как явились на пир прямиком со своих кораблей после долгого морского перехода. Один лишь этот Хлодр, да еще сидящий рядом с ним молоденький аскоманн выглядел так, будто волны и ветер с ним не встречались. Хлодр был в светлозелёных широких штанах с чулками до колен, а под его кольчугой была поддета ярко-зелёная блуза. Красивый алый кушак поддерживал его штаны. Молодой же аскоманн носил на себе алые штаны-чулки, блуза тоже была красной. Из под рукавов блузы выглядывали безукоризненно белые кружева сорочки. На груди у него висело золотое ожерелье, а его длинные волосы были удивительно светлыми. Эти двое либо специально переоделись, идя к Акуму, либо же в морском походе и не были. Князя охватило предчувствие беды, но тут же и исчезло. Он подумал, что в его городе проживает много аскоманнов, занимающихся торговлей. Только вот тех Акум знал лично, а этих двух в Друзо никогда не видал…
Хлодр наполнил себе серебряный кубок, осушил его одним глотком и, заглушая крики пирующих, обратился к Акуму:
— Я, старый тане, как уже говорил о том ярл Свери люблю победивших меня. Я люблю тебя, князь, хоть ты и переломал мне ноги. И такой же любовью этот вот дренг любит твою дочку Пайоту. Почему бы тебе, князь, не облегчить любовные страдания дренга и не показать свою прелестную дочь хоть на миг?
— Да, да, покажи нам свою дочку! — чуть ли не хором закричали пирующие.
Князь Акум наморщил брови. Не нравились ему аскоманнские шутки. Эти пираты и наёмники слишком многое себе позволяют. Вот только догадываются ли они, что Акум приготовился к любым неожиданностям? Один лишь жест его левой руки — и копья пробьют грудь аскоманнам.
— Моя дочь предназначена для глаз другого человека. Равного себе, гордо заявил он.
Свери, тянувшийся к миске, чтобы взять себе грудку каплуна, вонзил нож в столешницу.
— А меня, князь, ты разве не считаешь равным себе?
Акум с трудом сдерживал гнев. Ему хотелось отрезать: Я здесь повелитель, а ты, ярл — наймит. Но сказал он другое:
— Когда я увижу на твоей руке перстень Гедана, то буду приветствовать в твоём лице повелителя.
Свери поднялся с лавки, и все могли заметить, какой он рослый.
— А есть ли у Гедана что-нибудь больше, чем этот перстень? Ведь он не занимается как ты торговлей, князь. Что поделю я меж своими тремя сотнями воинов? Здесь, у тебя, склады забиты шкурками горностаев, выдр и пермскими мехами. Это в твоей казне лежат мешки с золотыми солидами ромеев, дирхемами муслиминов и денарами франков. Мы хотим возвратиться в Бирку с кораблями, груженными добром. А Гедан — бедняк, князь.
— Мы же договорились относительно оплаты, — Акум тоже встал из-за стола. — Красивы склавинские женщины и трудолюбивы склавинские мужчины. Случается, что рабы стоят столько же, сколько и горностаевые шкурки. Я сказал, что после победы вы заберете себе всех рабов.
— На наших кораблях нет для них места, — отрезал ярл Свери. — Его хватит лишь на меха, золотые солиды и серебряные дирхемы, Рабов заберешь себе, а нам заплатишь за будущее сражение уже теперь.
И в это же мгновение в окнах появился отблеск огня, заставший Акума врасплох. Откуда было знать ему, что жена убитого прошлой осенью Оттара в точно определенный срок подожгла собственный дом и побежала на пристань к аскоманнам.
— Что это? Что там происходит? — протянул Акум руку, показывая своим воинам на багровый отблеск за окнами.
— Я заберу твой перстень! — крикнул Свери и своим мечом отрубил правую кисть князя. И в этот же миг Даго проклятым своим Тирфингом снес князю Акуму голову.
Кровь хлынула на стол и смешалась с разлитым вином. Только этого никто и не заметил. Эстские воины метнули свои копья в аскоманнов, но, отвлекшись на отблеск в окнах, сделали это слишком поздно. Аскоманны действовали быстрее. Будто щиты подняли они лавки и заслонились ими, а потом учинили резню. Даго уже не видал этого, так как не принимал участия в ней. Он убил стражника у двери, открыл её и побежал вглубь замка, в княжеские покои. Ему не запомнилось, скольких воинов-эстов посвтречал он по пути. Ярл Свери, который вскоре побежал за ним, рассказывал потом, что на каждом шагу видел воинов с отрубленными головами.
Дом Астрид пылал со страшным грохотом. Этот пожар для аскоманнов Свери на кораблях неожиданностью не был. Десятки горящих стрел полетели на корабли Акума, вызывая на них пожары. В бока этих кораблей таранами ударили окованные железом носы кораблей Свери. Хлодр и трое других аскоманнов открыли ворота замка, но северян больше манил город и купеческие склады. Стало светло как днём, так как от дома Астрид занялись и другие деревянные постройки, и вскоре уже казалось, что пылает чуть ли не весь город. Грохот валящихся брёвен заглушал крики убиваемых людей и воинские кличи нападавших. Женщины, дети и купцы удирали со всех ног из города в направлении скопления шалашей с продажными женщинами. Некоторых аскоманнов охватило волчье безумие. Они убивали всякое людское существо и с пеной у рта бегали меж горящих домов, совершенно не замечая, что на них уже начинает тлеть одежда. Боли они не чувствовали, когда же одежда на них загорелась, то сбросили её с себя и убивали нагими, забрызгивая себя кровью.
Наконец Даго добрался до комнаты, где на небольшом столике горели две стеатитовые лампы, а на деревянной кровати сидела в одной сорочке готовящаяся ко сну Пайота. Она видела огонь за окном, слыхала раздающиеся в замке крики и, предчувствуя опасность, схватила в руку нож. Она умела владеть различным оружием, но боялась покидать комнату. Но вдруг от сильного пинка запор на двери сломался, и в комнату ворвался юноша с развевающимися белыми волосами, в ярко-красной одежде и с мечом в руке.
— Пайота, — сказал он на ломаном эстском языке, с трудом хватая воздух ртом, так как пришлось не раз драться, чтобы попасть в эту комнату. Пайота, я забираю тебя как свою добычу!
Девушка догадалась, что это один из аскоманнов, с которыми её отец должен был выступить для захвата Витландии.
— Я не буду твоей рабыней, — поднялась она с ложа, стискивая пальцы на рукояти ножа.
Даго спрятал свой Тирфинг в ножны, потом оттер рукавом вспотевшее лицо, лишь сильнее размазав кровь. Весь его красный костюм был забрызган кровью. Он усмехнулся и сказал:
— Скинь сорочку. Я хочу видеть, стоишь ли ты того, чтобы стать моей добычей. Покажи мне свою наготу.
— Кто ты? — только и спросила девушка, трясясь от ужаса.
— Меня зовут Даго. Родом я из края спалов.
— Я предназначена для повелителя, — ответила Пайота презрительно, уже не боясь смерти.
— Я тоже стану повелителем, — сказал Даго.
— Пока же ты никто! — плюнула она ему в лицо и ударила себя острым и тонким ножом под левую грудь, целясь так, чтобы тот прошел между ребрами и попал в сердце.
Кровь хлынула ручьем, Пайота упала на пол. Даго стоял над нею, с изумлением и страхом наблюдая, как лицо девушки кривится от боли и застывает в отвратительной маске. Его будто громом ударило, и он стоял без единого движения. Если бы в этот миг в комнату вбежал какой-нибудь эстский воин, он смог без всякого труда убить бы парня мечом, копьем или даже ножом. Совершенное Пайотой превосходило всяческие представления Даго о женщинах. Неужели они не были всего лишь вещью? Разве не обязаны были они послушно отдаваться тому, кто купил их или добыл в бою? Что же такого разделяло их, что Пайота настолько презирала его? Неужели опять было это то самое величие власти, к которой предназначалась она с самого детства, ему же — еще предстояло добыть?
— Я — Даго, повелитель повелителей, король королей, цесарь цесарей, забормотал он на языке спалов. — Ты же дура, что глядела сквозь меня будто сквозь рыбий пузырь…
Пайота в агонии перевернулась на спину. Ее белая сорочка на груди пропиталась кровью. Нож уже давно выпал из пальцев.
— Ты оскорбила меня! — вскрикнул Даго. — Это я решаю, кто должен умереть, а кто жить. Ты не имела права умирать по своей воле, потому что считается лишь моя воля. Чувствую я, что ты увидела во мне выродившегося карлика, и потому отвернулась от меня. Но я сын великана и совершу великие подвиги! Я ненавижу тебя за то, что ты подумала обо мне как о малом!
Он вновь вытащил меч из ножен и отрубил Пайоте голову, а затем вышел из комнаты и побрёл по замку, шатаясь будто пьяный, не обращая внимания на аскоманнов, грабивших помещения и выносивших мешки с монетами и драгоценностями Акума.
Замок и сам уже начал гореть, как и весь город. На рассвете корабли аскоманнов, груженные самой ценной добычей: золотом, серебром, мехами и мешками восточных пряностей, без которых невозможно было есть почти всегда провонявшееся мясо, выплыли из порта.
Жители Друзо сбежали из горящего города, и тот уже никогда не вернулся к прошлому своему величию. Когда через несколько десятков лет путешественник Вульфстан, высланный в эти края Альфредом Великим, посетил Трузо, как он назвал город, тот уже превратился в обычное поселение, поскольку Вульфстан ни разу не упомянул о торговле. Через годы Висула намыла-таки дамбу и замкнула Эстский залив с северо-запада, приведя Друзо к окончательному разорению.
В сражении за добычу погибло около сотни аскоманнов, поскольку эсты дрались отчаянно. Один корабль из Бирки потонул, зато все эстские корабли были сожжены, чтобы никто не смог погнаться за пиратами на их обратном пути домой.
Хлодра, Астрид и Даго в Эстский залив уносил огромный дреккар с головой быка на носу. Это был корабль на два десятка скамей, но так как много аскоманнов погибло, гребло всего лишь пятнадцать человек. Командование судном взял на себя Хлодр и сам сел на руль. Подняли парус, так как ветер дул в сторону залива.
— А ты набрал себе добычи? — поинтересовалась Астрид, глядя на огромные пятна засохшей крови, покрывавшие ярко-красную одежду Даго.
— Я хотел иметь Пайоту, но она предпочла заколоться ножом. Скажи мне, Астрид, где можно добыть, украсть или отобрать величие власти?
Та только пожала плечами, не понимая юношу. На корабль она принесла два больших меха серебряных гривен и куфических монет Аббасидов. Хлодр притащил две полных охапки горностаевых шкурок. Этого было достаточно, чтобы долго жить в Бирке в благополучии.
— Хлодр пообещал, что женится на мне, — похвасталась Астрид Даго. — У него будет много женщин, но я стану самой главной. Наверное, он позволит тебе пожить у нас, так как ты отомстил за смерть Оттара.
В Эстском заливе ветер сменил направление и подул в сторону суши. Они спустили парус и дальше пошли только на веслах. Даго тоже сел к веслу. Вскоре они проплыли мимо острова, намытого песком, что был нанесен одним из многочисленных ответвлений устья Висулы, и Даго впервые в жизни увидал море, которое раньше называлось Свебским, Сарматским Океаном и Кванзее, то есть Море Женщин, так как люди упорно верили в то, что на севере живут воинственные женщины-лучницы. Помимо этого море это называли еще Остзея или же Эстзея, по названию страны эстов, расположенной на его юго-восточном берегу. Но местные народы всегда называли это море Балтикой, что впоследствии принялось повсеместно. Аскоманны привыкли плавать вдоль берегов, но Бирка лежала на другой стороне Балтики. Нужно было пересечь море в самой широкой его части, останавливаясь на отдых на острове, называемом Готландия. Месяц Паждзерж не был подходящим для такого предприятия. Светило солнце, но подул сильный ветер и поднял высокие волны, способные разбить корабль. Ледяной ветер пронизывал до костей и сковывал холодом руки.
За свою короткую жизнь Даго видал громадные лесные пожары, и тогда огонь казался ему самым могущественным богом. Узнал он и весенние половодья, творившие из самых маленьких ручьев непокорные, могучие реки. Но бог моря, видать, был самым могучим. Перед глазами юноши раскрывалась то зеленоватая, то сразу же синяя, а то и черная кипель. Она была безграничной и доставала до самого неба. Могучие руки моря несли на волнах аскоманнские корабли, а потом бросали их вниз, чтобы через мгновение поднять и снова бросить в зеленые бездны. На краях волн, как на губах Лесного Человека, появлялась белая пена бешенства, комки её подхватывал ветер и с размаху бросал в лица людей. Как же звали морского бога? Почему никто не сказал Даго об этом?
Аскоманны молились Одину, Даго молился Сварогу, а потом и Христу. Только волны с каждым мгновением становились все выше и все тяжелее. Чтобы удержаться на поверхности требовались страшные усилия гребцов и кормчего, направлявшего нос корабля прямо на набегающие водяные валы. Любой поворот бортом к волне угрожал тем, что судно перевернется — так уже случилось с двумя вышедшими из Друзо декарами. Тонущих никто не спасал, каждый сражался лишь за свою жизнь.
Но аскоманны знали свое море. На некоторых кораблях были подняты паруса и, несмотря на бьющий в лицо ветер, благодаря килю под дном, им удавалось плыть под ветер, то левым, то правым галсом. Флотилию Свери разметало в стороны, все дальше один корабль оказывался от другого. Все новые и новые суда переворачивались и тонули. Спастись и доплыть до Готландии могли лишь те, где были крепкие паруса и все гребцы на борту.
На дреккаре у Хлодра гребцов не хватало. Потому-то Хлодр и дал приказ поворачивать к берегу. Это был трудный манёвр, поскольку на какое-то время кораблю предстояло повернуться к волнам боком. Когда стали поворачивать, их сильно закачало, мачта треснула и полетела за левый борт, еще сильнее увеличив крен. Дреккар стал зачерпывать воду. Тогда кто-то из аскоманнов перерубил канаты и освобожденная мачта отплыла в сторону, подгоняемая ветром и волнами, а люди, уповая лишь на весла, подбрасываемые с кормы гигантскими валами, мчались на своем судне к берегу. Наконец кто-то крикнул «земля!», и в сердцах их вспыхнула радость. Это ничего, что они вернулись на эстский берег и, может так случиться, их будет ждать битва, когда они высадятся на сушу. Всем хотелось чувствовать под ногами твердую землю.
Но до берега все еще было далеко. Волны с кормы не всегда поднимали корабль, иногда они переливались по всей его длине. Тогда несколько человек бросало весла и вместе с Астрид начинало вычерпывать воду деревянными ведрами со дна. Волны все еще пытались повернуть корабль боком, будто человек, пытающийся подставить противника под более сильный удар. Напор волн и человеческих мышц был настолько силен, что неожиданно в один миг раскололись лопасти четырех весел, и с этого момента кораблю с большим трудом удавалось держать нос к земле. Но все равно, песчаный мыс с высокими дюнами становился все ближе.
Внезапно со страшным треском переломалось рулевое весло, и дреккар развернуло боком. Пару ударов он еще выдержал, но потом неожиданно перевернулся вверх килем, накрывая корпусом весь экипаж. Даго охватила темень, во рту он почувствовал соленый вкус моря, но юноша родился и рос на речном берегу, и потому плавал как выдра. Он нырнул поглубже и выбрался из под останков судна. Он отдался во власть волн и хотя был в одежде, со щитом на спине и мечом на боку, все же плыл. Время от времени он набирал в легкие воздух, позволяя, чтобы мощная волна сваливалась ему на спину и на голову. Ненадолго исчезал он в водной ямине, чтобы вновь подняться наверх на следующей вспененной волне. Он не оглядывался, так как наверняка утонувшая добыча его не интересовала. По сторонам же он не видал никого, лишь белую пену и все новые и новые горы зеленоватой воды. Даго чувствовал, что костенеет от холода, руки и ноги хватала судорога, иногда от холода он даже терял сознание, и казалось ему, будто склоняется над ним лицо Зелы. Если бы не ледяная вода, он бы доплыл до берега без труда, ведь суша, казалось, была рядом, на расстоянии вытянутой руки. Только тело отказывалось слушаться и двигаться, на дно тянули щит и заклятый Одином Тирфинг. Но вот наконец волна больно ударила им о каменистое дно, вытащила на мелкий песок, а уже через мгновение попыталась вновь затащить в море. Онемевшими пальцами впился юноша в землю и полз по песку, чувствуя, что море уже начинает забывать про его тело. Затем он выбрался на сухое место и повалился на землю, подставляя себя под лучи осеннего солнца и пытаясь согреться.
Он не знал, как долго лежал, когда же поднял глаза на песчаную дюну, то увидал Астрид и Хлодра. Еще дальше, на самой границе сухого песка и заливаемого волнами, неподвижно лежали три аскоманна. Чуть позже до него донесся ужасный треск. Это море выбросило на берег корпус дреккара, ударило им о сушу и разбило будто яичную скорлупку, чтобы через мгновение опять затянуть в воду и снова выбросить на берег.
На подгибающихся ногах, с трудом волоча их по песку, Даго приблизился к дюне, где лежали Хлодр и Астрид. Те выкопали в песке яму и, раздевшись донага, пытались укрыться в ней от северного ветра. У них было весло, именно оно и спасло этих двоих от гибели. Хлодр испытал уже много штормов на море и знал, что надо цепляться за что-нибудь деревянное, чтобы не пойти ко дну. Это он отыскал в воде весло, левой рукой подхватил тонущую Астрид, а правой судорожно схватился за рукоять. Потом Астрид пришла в себя и тоже ухватилась за весло.
— Хлодр подарил мне жизнь, — сообщила она Даго. — Если он умрет, тогда я тоже умру вместе с ним.
Хлодр был безоружен. Плывя в море, он сбросил с себя все, что тянуло его ко дну. Поэтому сейчас он не хотел углубляться в лес, росший за дюнами, а решил переждать в песчаной яме всю ночь до рассвета.
Даго сбросил свою красную одежду с пятнами засохшей крови на груди и штанах. Обнаженный, но с перевешенным через плечо мечом и щитом, он направился к лежащим на песке аскоманнам. Первый из них, пусть и добравшийся до берега, был уже мёртв. Его убила холодная вода. Двое остальных уже пришли в себя, но у них не было сил. С помощью Даго они добрели до выкопанной Хлодром ямы и, стуча зубами от холода, тоже разделись донага, подставляя тела солнечным лучам. Сил говорить у них уже не было. Высовывая головы из ямы, они видели, как море играет дрекаром, выбрасывая его остатки на берег. Еще они видели какие-то мешки, но никто даже с места не сдвинулся, чтобы принести их. Те мешки, где были золотые солиды, серебряные гривны, меха и награбленное оружие — сразу же пошли на дно. В этих же могли быть какие-нибудь восточные пряности, вещь ценная, но не стоившая того, чтобы ради нее выставлять замерзшие тела под удары свирепого будто кнут северного ветра.
Они все время ожидали появления на берегу каких-нибудь людей. Невозможно было, чтобы никто не видал дреккар, в одиночку сражающийся с волнами. Живущим над морем эта ужасная стихия уже не раз приносила в подарок добычу с разбитых военных и купеческих кораблей. А может быть сейчас они внимательно следили из леса за заливаемым волнами песчаным берегом? Море разбило дреккар с бронзовой бычьей головой. Кто мог знать, сколько воинов смогло добраться до берега и теперь сушило одежду? Воинственность и дикость аскоманнов были известны повсюду. Когда они наберутся сил, высушат свою одежду, почувствуют голод и двинутся вглубь суши — кто же устоит перед ними? Вполне возможно, что никто и не показывался именно потому, чтобы чужаки и не догадались, что рядом есть какая-нибудь веська.
Хлодр все время считал, будто они находятся в краю эстов. Ему не было известно, что шторм занес их далеко на запад и выбросил на землю там, где тремя своими руслами в море вливалась река Висула. Когда-то этот клочок называли Землей Индов, так как считалось, будто сюда, пригнанные морскими бурями, когда-то прибыли инды. Позднее его стали называть Коданским, а потом — Венедийским заливом. Сотни лет назад здесь, якобы, поселились гепиды с севера и дали устью Висулы название Гепидойос. Гепиды по-соседски жили с местными венидарями, но — как гласила легенда — позавидовав готам и их захваченной на берегах Понта добыче, они ушли, оставив весь этот край венидарям. Об этой земле еще говорили как о крае Вид или же Витландии. Она отделяла земли эстов от склавинских. Своим князем венидари выбрали Гедана, а уже тот силой своего разума и оружия покорил их и подчинил себе. Было это очень и очень давно, и теперь здесь правил дальний потомок того самого Гедана.
После полудня Даго надел высохшую свою одежду и пошел в лес, растущий за дюнами. Там ему не встретился никто, даже людского следа он не нашел. Он вырезал из лиственницы несколько удобных для драки дубин и принес их к яме. Именно тогда-то и увидали спасшиеся трех едущих вдоль берега воинов. Кони у тех были рослые, воины были вооружены мечами и круглыми щитами, на головах у них были шлемы с коровьими рогами, их длинные плащи из льна развевались по ветру. Когда воины приблизились, Даго увидал, что те брили бороды, но оставляли себе длинные усы. Неужели это были склавины?
Прятаться в яме уже не было смысла. Успевшая одеться Астрид и остальные аскоманны схватили свои дубинки и встали на вершине дюны вместе с Даго.
Воины не спеша подъехали и остановились в нескольких шагах.
— Кто вы такие? — спросил один из них. Он говорил на языке склавинов, но с гортанным акцентом. Пара слов была на языке донск тунга.
Его поняли только Астрид и Даго.
— Разве ты не видишь корабль, которым теперь играются волны? вопросом на вопрос ответила Астрид.
Воины презрительно поглядели на женщину. По их представлениям женщина вообще не должна была разговаривать в присутствии мужчин. Даго заметил, что воины носили мечи по-аскоманнски, значит аскоманны должны быть им известны.
— Мы из флота ярла Свери, — вмешался Даго. — Волны на море разметали наши корабли. Нас же пригнало сюда.
— И что, спаслись только вы? — спросил тот же самый воин.
Даго не отвечал. Пусть думают, что за дюнами скрываются другие потерпевшие крушение.
Но воины ссоры не искали. Пока что.
— Вы были в Друзо? — прозвучал вопрос.
Даго стоял, широко расставив ноги. Левой рукой он покрепче ухватил щит, правую положил на рукоять Тирфинга.
— А кто ты такой, что спрашиваешь?
Юноша в дорогой багряной одежде с пятнами засохшей крови, рослый, атлетического сложения, пробудил уважение в воинах. Они видели порванные и грязные кружева, выглядывающие из рукавов его блузы, и посчитали, будто имеют дело с кем-то высокопоставленным.
— Вы находитесь в краю князя Гедана, — сказал воин, начавший разговор. — Мы проведем вас в его город. Если кто пребывает на земле Вит без согласия князя, тот становится его пленником. Бросьте дубины и отдайте нам все свое оружие.
На это Даго гордо заявил:
— Пускай один из вас мигом поспешит к князю Гедану и сообщит ему, что Друзо уже нет. Мы дрались, защищая князя Гедана. Я же тот, кто отрубил князю Акуму голову. Мое имя — Даго. Но мы пойдем как свободные люди, при этом один из вас возьмет женщину на коня.
— Ты сказал, что Друзо уже нет? — переспросил главный из воинов.
— Да, сказал. Мы его сожгли, а я отрубил князю Акуму голову.
— Если это правда, то вас наградят дарами. Если же это все ложь — мы вас повесим, — сказал главный и, разбрасывая песок копытами своего коня, помчал по берегу.
В ранних осенних сумерках они увидали перед собой деревянный град, выстроенный возле устья широко разлившейся здесь реки, возле самого моря. Восемь рядов вбитых в берег толстых бревен противостояло волнам и смягчало их удары. Со стороны реки город был защищен насыпью из плетенных из лозы фашин и покрытой дёрном. В небольшом заливчике, образованном поворотом реки, стояло несколько купеческих суден и два военных корабля. Сама же крепость была построена из наполненных землей деревянных ящиков. В град и на речной берег вели только одни ворота с помещением для караульных. Вокруг крепости было множество деревянных домов, облепленных илом и глиной, а посреди замка высился дом Гедана с деревянной башней, с которой можно было следить за морем как бы с высоты птичьего полета. Кроме княжеского дома за насыпью из дерева и земли находились конюшни, а неподалеку, в шалашах и палатках жили слуги и воины.
Аскоманнов провели к Гедану, в свежепобеленный извёсткой дом. Им предоставили темную комнату и только лишь один светильник. Старуха принесла глиняный горшок с водой, а затем подала холодную печенную рыбу и ковригу пшенного хлеба. Когда они ели, в комнату неожиданно вошел Гедан. Аскоманны узнали его по прошитой золотыми нитями блузе и инкрустированному драгоценными камнями кинжалу, заткнутому за зеленоватый шарф, опоясывающий живот князя. На темно-русой голове тот носил остроконечный шлем с четырьмя блестящими камнями. Князю было не больше сорока лет, усы у него были длинные и свисали ниже подбородка. Голубые глаза глядели пристально, в них был виден ум.
Князя сопровождали два воина в кольчугах ромейской работы, с искусно переплетенными мелкими кольцами. У каждого в руке было длинное копьё, а на голове шлем франкской работы, закрывавший лоб и нос.
— Где ярл Свери? — привыкшим к приказам тоном спросил Гедан.
Даго встал из-за стола и, как когда-то учила его Зелы по отношению к повелителю, привстал на правое колено и на мгновение склонил голову. Хлодр и остальные аскоманны из-за стола даже не двинулись. Они были слишком горды, чтобы кланяться какому-то там князьку, которого даже и грабить не было смысла.
— Встань, — приказал Гедан на языке донск тунга, который выучил еще в детстве, когда наёмный аскоманн учил его драться на мечах и молотах. Юноша ему понравился, так как ему были знакомы новые обычаи, укореняющиеся при дворах правителей.
— Прошлой ночью, князь, мы сожгли Друзо, а я отрубил голову князя Акума. После того, нагруженные добычей, мы отплыли морем к Бирке. Морская буря разметала наши корабли. Возможно, что ярл Свери добрался до острова Готландии.
— Мы должны были силой трех десятков кораблей и пяти сотен воинов напасть на твой град, — заговорил Хлодр. — Только Друзо манил нас сильнее, ибо ничто не могло сравниться с его богатствами. Ярл Свери сдержал свой тайный договор с тобою, Гедан, я же теперь требую корабль, который отвез бы нас в Бирку.
Князь сделал вид, что не услыхал слов Хлодра. Вместо этого он вежливо обратился к Даго:
— Ты говоришь, юноша, что отрубил Акуму голову. Есть ли у тебя какое-нибудь доказательство?
— Тебе должно хватить моего слова, ибо я, князь, не наёмный бандит. Родом я из края спалов, что соседствует с землёй Пепельноволосого. Родился я от обычной женщины, но отцом моим был великан Боза. Зовут меня Даго. Возможно, когда-нибудь ты услышишь обо мне, так как меня гонит Жажда Деяний.
— Если ты сказал правду, то я посажу вас на корабль, и вы поплывёте в Бирку. Завтра или послезавтра я получу известия из Друзо. За правду вознагражу, за кровь, которую ты, юноша, носишь на своей одежде, заплачу.
— Ты оскорбляешь меня, князь, — ответил на это Даго. — Я не сражаюсь ради вознаграждения, а лишь из желания сражаться.
Тогда Гедан очень серьезно заметил:
— Вы свободны и можете ходить по моему граду как вольные люди. Если мои посланники подтвердят ваше известие о разрушении Друзо, вы получите корабль до Бирки.
В комнату принесли дрова и в огромном камине разожгли огонь. Начиналась осень, и с морем временами дул северный холодный ветер. Ночью спали под овчинами, а на следующий день отправились в град.
Крепость Гедана расположилась на острове у слияния рек Метлавы и Висулы. но так близко к морю, что с защитных валов, насыпанных из земли и укрепленных палисадом из брёвен, можно было видеть золотой песок берега и до самого горизонта — вспененные волны, в которых еле виден был маленький островок Хеля, рождаемый и размываемый штормами. С западной стороны, у самой крепости, располагался порт, остров с сушей соединял мост. Около порта теснились дома-срубы и длинные склады для товаров. На узеньких, выложенных драницей улочках шла обычная городская жизнь, на рынках, как и в Друзо, процветала торговля, хотя и в гораздо меньшей мере, поскольку сам град Гедана тоже был намного меньше.
Здесь Гедан увидал, что такое большая река, и какая от неё может быть польза. Чуть ли не постоянно туда и обратно плыли по Висуле лодки-долблёнки, по течению к порту подходили широкие суда, наполненные товаром. Из края лендицов и гопеланов везли, прежде всего, просо и пшеницу, потому что там они росли в изобилии. Даго выяснил, что Гедан взял в свои руки торговлю зерном. Зимой он держал зерно в амбарах, где ласки уничтожали мышей, когда же подходил тяжелый канун нового урожая, и народы, населяющие каменистые и неурожайные земли на севере начинали испытывать голод, то за зерно Гедану отдавали добытые в разбойничьих походах монеты, оружие и всякое другое добро. Даго рассказывали, что ранней весной в порту буквально роились суда из Бирки, Хедебы, Хельго и Каупанга. Франконские купцы приплывали сюда за воском для выделки свечей, ибо бог франков требовал, чтобы те постоянно горели. Порт только-только начал развиваться, поскольку до сих пор почти всю торговлю на южном побережье Сарматского моря и Венедийского залива держали в своих руках купцы из Друзо. На западе же существовал могучий Юмно, город-государство, посему Гедан действовал очень осторожно, чтобы не подвергнуться нападению аскоманнов и наёмников оттуда. Несколько лет назад он заключил союз с князем Голубом Пепельноволосым, держава которого находилась в среднем течении реки Висулы. Гедан получил от Пепельноволосого сотню воинов для охраны складов зерна из края лендицов и гопеланов. Взамен Гедан выслал Пепельноволосому франкское оружие, железные шлемы, кольчуги, ромейские панцири, а еще предметы роскоши, как, например, княжеские одежды из шитого золотом адемалика и позолоченный трон. Затем Пепельноволосый, для которого Гедан всё еще оставался малым князьком, решил заключить союз с могущественным повелителем Юмно, Хоком, и взял его дочку Хельгунду своей второй женой. Все это из-за того, что обогатившиеся на торговле зерном старосты из края лендицов и гопеланов все сильнее и сильнее ограничивали власть Голуба, становясь равными ему по богатству. Именно их-то и хотел прижать князь Голуб силами воинов из Юмно. Вот только — как выяснилось позднее — судьба не благоволила Голубу…
Многих людей расспрашивал Даго о течении реки Висулы, только никто не мог рассказать об этом подробно. Вытекала Висула, якобы, из под града Каррадонон, огибала края Крылатых и Длинноголовых людей и страну Квен, то есть страну женщин-воительниц. В нижнем же своём течении Висула разделяла земли эстов от склавинских земель.
К вечеру Даго отправился на морской берег, чтобы еще раз насытиться видом стихии, бегом гривастых волн, которые — как говорили ходившие по берегу люди, и в чем убедился сам — выбрасывали на песок знаменитый гинтарас — странные золотистые кусочки камня или же окаменевшего воска.
…Когда на закате он возвращался по берегу реки, из ворот замка выбежала десятилетняя девочка в белом льняном платье. Она гналась за прирученной домашней лаской, которая то скрывалась под перевёрнутыми вверх дном лодками, то среди развешенных для просушки сетей. В конце концов зверёк заскочил в привязанную на берегу лодку-долблёнку. Девочка решила войти на лодку, чтобы забрать свою любимицу, и вдруг свалилась в воду, прямо в течение, которое у берега было очень сильным. Белое платье и светловолосая головка ребенка тут же исчезли в мутной от ила реке.
Даго отбросил щит и Тирфинг и, как был, в своей ярко-красной одежде прыгнул в Висулу. Он увидал, как течение на миг вынесло тело девочки на поверхность, доплыл до него сильными гребками рук, схватил льняное платьице и, поднимая голову ребенка над водой, вытащил его на берег. Это видели чинившие сети рыбаки и тут же подняли крик:
— Гедания! Княжеская дочка! Гедания спасена!
Девочка была в сознании, хотя и сильно перепугалась. Она крепко ухватилась Даго за шею и не давала опустить себя на землю, пока из ворот не выбежала её мать и куча служанок. Даго отдал им девочку, поднял с земли щит и меч и побрёл в отведенную им комнату, чтобы высушить одежду.
Через час к ним пришёл Гедан, а за ним слуга, несущий на вытянутых руках посмеребрённую кольчугу, светло-зеленую блузу, кожаные штаны и накидку из бобрового меха.
— Юноша по имени Даго, — сказал Гедан. — У меня четверо сыновей, но дочка только одна. Ты спас её из реки. Прими от меня в дар эту втройне сплетённую кольчугу, чтобы никакая стрела не пробила её, а ещё бобровую накидку для холодных дней.
Даго поклонился в ответ и сказал:
— Подарков я не приму, ибо не ради них делаю я то, что делаю, это гонит меня Жажда Деяний. Но спасибо тебе, князь, за одежду. Моя промокла, вся в крови и порвана.
Гедан приказал положить одежду на лавку, забрал кольчугу и молча ушёл. Его ворожей Гвидо, что был на вершине башни и наблюдал за осенним затмением Луны, тоже был свидетелем спасения Гедании. Но его происшедшее обеспокоило.
— Князь, — сказал он Гедану впоследствии. — Бог ненадолго забрал луну с неба, и как раз тогда дочь твоя упала в воду. Спас её чужой человек, гонимый Жаждой Деяний. Это плохой знак для тебя и твоей дочери. Прикажи заколоть чужака ночью. Я не могу сказать, на счастье тебе или на несчастье выбросило его море.
— Твоё дело. Мне же следовало его поблагодарить и оставить дар. У тебя же есть собственные способы испытать силу этого человека.
Во время ужина слуга Гедана зашёл в комнату, где сидел Даго вместе с Хлодром, Астрид и двумя аскоманнами и попросил юношу выйти на морской берег.
— Поосторожней, — предостерёг Хлодр парня. — Слыхал я, что сегодня луна на какое-то время исчезала с неба.
Даго, надев подаренную Геданом одежду, набросил на плечо перевязь с мечом, взял в руки щит, и набросил бобровую накидку. Ветер развевал его длинные волосы, когда направлялся он к морю на безлюдный в эту пору берег, о который с рычанием били волны. Вид безоружного человека, идущего с противоположной стороны и при свете луны казавшегося очень высоким, несколько успокоил его. Тот был в широком и длинном одеянии, прошитом серебряной нитью. У этого человека была седая борода, удивительно блестящие глаза и остроконечная шапка с вышитым серебряной же священным знаком огня.
Они уже были в шагах четырёх друг от друга. И вот тогда человек этот вынул из складок своего одеяния чёрную палку и на заливаемом морскими волнами песке нарисовал магический круг, а в нем тайный знак:
Зелы учила Даго, что на языке чар этот знак говорит: «Дальше не иди, иначе тебя ждёт смерть».
Но такой знак можно было победить другим. Концом своих ножен из липовых дощечек Даго нарисовал рядом с первым знаком:
и презрительно перечеркнул первый знак. В ответ на это мужчина в остроконечной шапке начертил на песке:
Даго остановился перед новой преградой. После этого он обратился могуществу нового знака:
и хотел уже было сделать шаг вперёд, но незнакомец поднял вверх левую руку, говоря:
— Будь осторожен! Твоё оружие слабо.
Даго отступил и обратился памятью к урокам Зелы. Какой магический знак был сильнее? Что следовало противопоставить тому клубку змей, что нарисовал противник? Но он вспомнил и концом ножен начертал знак знаков, магический прямоугольник:
Чужак отступил на шаг. И тогда память Даго пробудилась. Он двинулся вперёд и снова начертал на песке:
Охваченный ужасом, человек в остроконечном колпаке закрыл лицо руками и отступил уже на три шага. Даго же начертил следующий знак:
И еще один:
Незнакомец застыл. Он стоял, побледневший, с дрожащими губами, с них текла струйка слюны. Тем временем волны размывали все следы на песке. Состоявшееся только что сражение становилось всё менее видимым, равно как невидимой была сила, заклятая в магических кругах, квадратах и прямоугольниках.
— Я Гвидо, ворожей князя Гедана. У меня седьмая ступень посвящения. А кто ты такой, пришелец?
— Я Даго, сын великана из рода спалов. Чары в нашем роду — искусство ведомое. Но я не прибыл сюда с злыми намерениями. Меня гонит Жажда Деяний.
Маг низко поклонился:
— Приветствую тебя, сын великана.
Ворожей направился к городу, а Даго всё ещё стоял на берегу моря, о котором ему уже было ведомо, что оно — могущественнейший бог.
В княжеских палатах Гедана ворожей Гвидо босиком ходил по пушистому ковру, называемому гуннским, и рассказывал хозяину:
— Сварог забрал луну, когда сын великана спасал твою дочку. Таким образом, судьбы этих двоих связаны навеки. Он обладает могуществом творить чары. Ты должен убить его, ибо это единственный путь разрешить всё это дело.
— Мне уже известно, что Друзо разрушен, известно и то, что это именно он отрубил голову моего врага Акума. Я хочу отдать ему один из своих кораблей, чтобы он, гонимый Жаждой Деяний, уплыл отсюда.
— Прикажи его убить. Кто ведает, не вернётся ли он, ибо юноша этот обладает таинственной силой.
— Я должен убить человека, сделавшего для меня столько доброго? Он спас мою дочку и убил Акума. Ты точно уверен, что исчезновение луны — это злой знак для него и моей дочери?
— Этого мне не ведомо. Но прикажи его убить! На всякий случай…
— Нет!
— Княже, повелитель мой. В ромейской «Книге Громов и Молний» в главе об исполнении власти можно прочесть: «Убьёт тебя тот, кого ты полюбил более всего и одарил наибольшими милостями». Разве ты сам, господин, не убил своего старшего брата, который любил тебя больше всех? Но он был первородным и должен был унаследовать власть после твоего отца. Разве не задушил ты собственного отца, поскольку пришла пора властвовать самому? А ведь ты был самым любимым сыном у отца своего. Господин, я испробовал свои самые могущественные способы, чтобы обезоружить его. Он оказался сильнее.
Гедан снял с пальца перстень с зелёным камнем.
— Раз уж он так силён, держи мой знак и отдай приказ, чтобы завтра его убили. Только пусть кровь его падёт на твои руки и твою грудь. Помни, что я отрекусь от убийства, а убийц страшно покараю. Ведь ты сам читал мне из «Книги Громов и Молний», что повелитель всегда обязан богато отплачивать за каждую услугу. Он же спас жизнь моей дочери.
— Так пусть же он умрёт, — поклонился князю Гвидо и отошел, бесшумно ступая по гуннскому ковру.