XXI век не той эры

Глава 7. Боевая тревога

На памяти алого центуриона Лиходеева такое было впервые, чтобы почти сразу из одного боя легионеров швыряли в следующий. Но командованию, наверное, было виднее; приказы легионеры не оспаривали никогда. И когда после Скальда и всего через пару дней после кучи-малы в системе Солярины несколько потрёпанному «Гамаюну» пришёл приказ, легион направился его выполнять.

Простым солдатам и младшему командному составу не сообщали, куда предстоит высаживаться, и откуда такая спешка, но слухами полнится не только земля.

Говорили (правда, очень осторожно), что враги похитили трибуна Наказателя, и весь легион срочно собирался за него мстить. Но, по мнению алого центуриона, это было полным бредом; он в страшном сне не мог представить самоубийцу, который попытается похитить Ульвара сына Тора. Да и зачем он им, в самом деле? Пытать бесполезно, ибо любому легионеру ясно: чёрный трибун внутри явно из титанида, и ничего он врагам не скажет. Не похитили, а убили? В это тоже не верилось. Потому что убить Ульвара сына Тора — это даже невероятней, чем пытать.

Лично Лиходееву наиболее вероятным объяснением отсутствия норманна казалась версия с отправкой его в разведку. Правда, придумать, в какое такое место они собираются высаживаться, что вперёд послали этого абсолюта, он не мог. Не на Циамат ведь, в самом деле! Хотя было бы неплохо…

Но слухи слухами, а на «Северный ветер» трибун Наказатель не вернулся, причём вместе с Ольгой, то есть, объектом из лаборатории. Алый центурион думал о девушке с грустью; он был уверен, что после нападения на Императрицу её запрут в наглухо изолированной камере, где не то что света белого, — тьмы космической никогда не увидишь. Девушку Олегу было жалко, она ему чисто по-человечески очень понравилась. Правда, выражалась у него эта симпатия довольно затейливо: мыслью, что если бы она была мужчиной, из неё получился бы отличный боец.

Разумное предположение относительно причин спешки у Лиходеева было: командование наносило контрудар. И тем эффективней он мог быть, что обычно люди очень тщательно подходили к подготовке операций, и почти никогда не отвечали так быстро. Видимо, план уже был готов, и сейчас пользовались случаем претворить его в жизнь.

Одно было очевидно, «Гамаюну» предстояло идти на прорыв. Потому что личный легион Императрицы «Феникс» может носить порядковый номер «один» невзирая на заслуги, так как это легион Императрицы, но «Гамаюн» был первым на передовой.

Справедливости ради стоит отметить, что третий и четвёртый легионы космодесанта, «Гарпия» и «Гаруда» соответственно, фактически ничем ему не уступали; но это не мешало второму легиону задирать носы. Как не мешало при необходимости всем легионам сражаться «крылом к крылу», прикрывая друг друга.

Отдохнуть космодесантники, конечно, были не против, но когда они возражали против очередной бойни?

А тем временем только единицы знали, что на самом деле предстоит, и куда летят корабли «Гамаюна». И уж точно никто не мог предсказать, чем это закончится.

Причина, по которой Ирий не спешили штурмовать, была весьма прозаична. За те годы, что он находился в руках Альянса, система была укреплена на совесть. Уж очень удобно с точки зрения «изначальных обитателей» располагалась эта маленькая планетка, да и прочих достоинств у неё было много. А ещё они знали, кто раньше обитал на Ирие, и куда он делся, и точно знали, что прежние хозяева придут обратно.

Циаматы, с огромной неприязнью относившиеся к растительным формам жизни, обычно выводили всю флору на своих планетах. Ярким примером подобного был Скальд: терраформированная зелёная аграрная планета быстро превратилась в пустыню. Но по совершенно непонятной причине в этот раз лес они не тронули, и за века планета почти не изменилась, будто время на ней замерло. Складывалось впечатление, что циаматы его просто боялись.

Да и терранцам было бы куда проще воевать, попросту залив плазмой всю планету. Это не заштатный Скальд, где по даже самым пессимистичным оценкам потери при штурме должны были быть мизерными, а затраты на планетарную операцию были много меньше, чем на последующее восстановление поверхности. Здесь имелся шанс положить половину легиона, и это ещё в том случае, если легион сумеет добраться до поверхности! Но было, было что-то такое в этих глухих влажных лесах, что не давало так поступить. Даже не воля тех, кто называл себя богами; нечто гораздо более важное и сильное.

Но отбить систему требовалось. И, желательно, пораньше, потому что это был действительно очень удобный перевалочный пункт.

Подготовка операции началась несколько десятков лет назад. Разведка, сбор информации, планирование. Осторожно, филигранно, и, самое главное, незаметно. Если бы война велась с людьми, было бы куда проще работать, но сейчас дифференциация шла по видовому признаку. Замаскировать человека под человека несложно, а вот под инопланетянина с совершенно иной структурой тела, иной психологией и иными механизмами жизнедеятельности — уже весьма затруднительно.

Работы на эту тему велись, но ощутимых успехов не предвиделось. А на Ирий отправлялись только апробированные, надёжные и эффективные средства. Серьёзным подспорьем стали автономные механизмы различных типов, но и им можно было доверить далеко не всё. А ещё любой автоматике, даже самой совершенной, требовалась координация, контроль и, главное, оперативная коррекция задач. Не говоря о том, что всегда самым надёжным рабочим инструментом были человеческие руки и разум.

И на Ирий были заброшены разведчики, потенциальные диверсанты. Осторожно, незаметно: на кораблях противника через планеты нейтральных видов, на кораблях этих самых нейтральных видов, на сброшенных через надпространство крошечных тщательно замаскированных капсулах.

Последний способ был, с одной стороны, самым опасным, но, с другой, его было совершенно невозможно отследить.

Так называемые «надпространственные прыжки» были открыты очень давно, и именно они послужили основой человеческой экспансии на ближайшие планеты. Упрощённо их можно было рассматривать как полёт над очень извилистой дорогой, которую представляло собой пространство Вселенной. А полноценная модель процесса интересовала только учёных и конструкторов, разрабатывавших прыжковые двигатели. Ну, и в малой степени — навигаторов. Элитным разведчикам такие тонкости были ни к чему.

Их интересовал тот факт, что «сброшенный» из «надпространства» объект «падал» в обычное, трёхмерное пространство. И при должной сноровке пилота и навигатора сброс десантной капсулы при «пролёте» над Ирием мог осуществляться с удовлетворительной точностью. Учитывая, что вокруг Ирия имелись минные поля, предназначенные как раз для «выбивания» путешествующих в надпространстве кораблей, задача была действительно очень сложной. Экипажей таких были единицы; если считать по головам, восемь пилотов и всего четверо навигаторов. Но люди не боялись сложностей.

А ещё этих самых разведчиков интересовали тонкости выживания в полностью автономном режиме на чужой планете. Но это была проблема меньшего масштаба: самые грозные обитатели Ирия в норме ничего не могли противопоставить специально подготовленным для такой миссии людям. Именно эти люди производили разведку местности, выискивали слабые места обороны, планировали точки будущих ударов и готовили всё для предстоящих диверсий. Именно им предстояло стать основной ударной силой при захвате планеты, а не грозным крейсерам и могучим броненосцам. Те должны были сделать своё дело за пределами атмосферы одинокой планеты, на которой весь мир будто сошёлся клином, и отвлечь на себя всё внимание.

Разрозненные, рассыпанные по лесу и совершенно незаметные в нём маленькие группы людей по три-пять человек. Почти без связи с внешним миром, с очень ограниченным запасом оружия; они освоились в этих лесах настолько, что были уже не пришельцами с другой планеты, а местными хищниками. Пожалуй, самыми опасными на всём Ирие.

Чёрный сокольничий Ярослав Казарский провёл на этой планете двадцать семь лет. За эти годы он изучил повадки всей живности, включая обитателей подконтрольного объекта. Дошло уже до того, что он знал в лицо весь командный состав зеленокожих полуящеров, хотя считалось, что внешних отличий в их чертах нет. Раньше разведчик тоже так думал. А потом его назначили на Ирий.

Эту планету Казарский уже давно и всерьёз ненавидел. И втихую мечтал, что случится нечто из ряда вон выходящее, и опостылевшие леса всё-таки выжгут к известной матери до самого основания. А он сам потом, если доживёт до активной фазы операции и переживёт её, выйдет в отставку и уедет. На холодную и негостеприимную Кибишии[2], где из растений есть только мхи и низкорослые корявые деревца, и те только на экваторе, а ближе к полюсам — сплошные льды.

Но чёрный сокольничий был профессионалом, и его собственные мечты и желания никак не отражались на качестве работы. Других в СВОРе не то чтобы не держали; просто сюда отправляли лучших.

Вот только, даже проторчав в этом сплошном лесу двадцать семь лет, Казарка (ещё с учебки приклеившееся прозвище, с которым сокольничий давно смирился) так и не понял: зачем? Зачем столько сложностей, что такого ценного в этом диком мирке? О том, что это родина богов, широкой общественности не сообщали, а сам Ярослав до такого варианта не догадался.

Самым логичным ему представлялся вариант с какими-нибудь ужасно ценными растениями или жутко полезными ископаемыми. Но и у этих версий были свои недостатки; в случае с минералами было неясно, зачем нужно сохранить поверхность планеты, а в растения Казарский толком не верил. Что с ними делать можно? Звездолёт натереть соком кактусов, чтобы летал быстрее?!

Сетовал на судьбу чёрный сокольничий также молча. Но конца своей ссылки ждал с нетерпением, в каждый сеанс связи надеясь поймать заветный сигнал.

Со связью была отдельная проблема. Все бойцы были снабжены кацалиоцли, вот только пользоваться ими было нельзя. Во-первых, густая растительность и буйная жизнь затрудняли прохождение сигнала (на густонаселённых планетах для таких целей использовались специальные ретрансляторы), а, во-вторых, этот способ связи был знаком противнику. Поэтому пользоваться приходилось очень странными приборами, специально разработанными для таких вот операций и жутко секретными. Даже ещё более секретными, чем сами операции.

Хотя, если бы разведчики узнали, что это за хитрые приспособления такие, они бы долго ругались. Не было в них ничего сложного. Просто работали они на принципах не то что устаревших, а натурально древних: на радиосигналах. В широкие гладкие по виду монолитные браслеты, которыми окольцевали всех бойцов, был встроен портативный генератор, аккумулятор, на всякий случай — солнечная батарея, а ещё приёмопередатчик и прочие нужные элементы вроде усилителей с дешифраторами.

В общем-то, именно благодаря такой примитивной конструкции связь и работала крайне редко. Генератор для его размеров был очень мощный (известные старинные прототипы были куда более громоздкими), но всё равно конструкция жрала энергию как не в себя. Да ещё и перегревалась быстро. И работала, признаться, с теми же помехами, что и цаля. И обнаружить её ничего не стоило; просто циаматы, также давно вышедшие из технического детства, и предположить не могли, что их противники настолько коварны. Сигналы современных средств связи мониторились все и постоянно, а на такой примитив никто не рассчитывал. В самом деле, так и до языка жестов в прямой видимости можно докатиться!

Что бойцы в отсутствие качественной связи и сделали. Правда, общались не жестами, а «морзянкой» посредством зеркал. В качестве которых, к слову, использовались плоские диски гравитонных взрывателей, в будущем основных детонаторов «Большого Взрыва». Только это потом, а пока — что добру без дела пропадать!

Казарка сидел на дереве, незлым тихим словом поминая свою водоплавающую тёзку, которой по должности не положено насиживать ветки, и, щурясь, вглядывался поверх крон более низких окружающих деревьев в горизонт. Сейчас как раз должен был состояться сеанс связи с дозорным.

Тот просигналил о готовности секунда в секунду. Сокольничий ответил, что сообщение принять готов. А потом началось странное.

Сначала мужчина решил, что дозорному напекло голову, и он забыл морзянку. Потом подумал, что, похоже, голову напекло всё-таки ему, и у него сейчас галлюцинации. Потому что чёрный ловчий Пэдди О'Коннел спокойно, чётко по инструкции, с повтором каждого предложения, сообщал странные и невозможные вещи.

Если верить донесению, через лес напролом к объекту бодро двигался живой космодесантник в полной броне. Один. Почти без оружия. Да ещё и абсолют, судя по конфигурации брони.

«Послали же боги идиота», — мрачно подумал Казарка и начал спускаться. Кем бы ни был этот внезапный гость, его следовало перехватить. Потому что космодесантники — они же полные отморозки, он же сейчас пойдёт и руками весь объект на камушки раскатает. Объект, конечно, не жалко, но это же абзац всей операции, а ещё тридцать лет Ярослав в этом лесу торчать не хотел.

Что операция будет, и будет скоро, выяснилось на последнем сеансе связи, проведённом буквально неделю назад (по времени Терры): диверсантам сообщили о боевой готовности. И хоть точная дата была неизвестна, вряд ли это затянулось бы дольше, чем на пару недель. А теперь что, придёт этот слон в пальто, и прощай, милый дом?

Крайне недовольный визитом нежданного гостя, Казарский бесшумной тенью соскользнул по стволу вниз и двинулся навстречу дружественному роду войск.

К собственному удивлению, топота стада беременных мамонтов чёрный сокольничий не услышал. Потом, правда, вспомнил, что абсолюты отличаются от прочих космодесантников в лучшую (с точки зрения диверсанта) сторону. А данный конкретный индивид вообще удостоился уважительного хмыканья со стороны Ярослава; если бы не перемена в поведении лесных жителей, приближения потенциально опасного объекта он бы не заметил.

Бросаться сразу наперерез не хотелось, и Казарский замер в укрытии. В маскировочном костюме, оставлявшем открытыми только глаза, и те — под защитой специальной матовой плёнки, он был невидимкой. Можно было пройти непосредственно по спине офицера СВОРы, и не заметить этого.

Ульвар сын Тора бежал вторые сутки. Не то чтобы совсем без остановок, но притормозил он всего несколько раз, и то не для сна, а для еды; дремать вполне получалось и на ходу. Последние же пару часов трибуна Наказателя не покидало ощущение пристального и внимательного взгляда, который жёг затылок. Враждебности, однако, в нём не чувствовалось; но мужчина то и дело недовольно хмурился, чутко вслушиваясь в окружающий лес.

В конце концов он начал задумываться, что, может быть, стоит передохнуть уже более полноценно, но сконцентрироваться на этой мысли и принять её как руководство к действию абсолют не успел. Ощущение чужого взгляда одномоментно обострилось почти болезненно, и мужчина понял: это не галлюцинации, за ним действительно кто-то следит.

Он неподвижно замер, ищущим взглядом обводя негустой подлесок, и медленно потянулся к винтовке.

— Не надо оружия, боец. Здесь все свои, — прозвучал тихий чуть приглушённый голос. Безошибочно обернувшись на звук, Ульвар пристально вгляделся в зелёный лесной сумрак. Он определил не только направление звука, но и примерную высоту его над уровнем земли. Но там никого не было. Передатчик?

— Слава Императрице? — иронично вскинув бровь, спросил у леса абсолют. Лес ответил едва слышным смешком, и сгустком дымного марева качнулся навстречу. Ульвар и сам не заметил, как винтовка оказалась в его руках, вскинутая к бедру.

— Да свои, свои, сказал же, — проворчал лес, марево вновь неопределённо качнулось, и вдруг из него появилась голова. Когда целостность маскировки была нарушена, оказалось возможным различить и остальной силуэт. За точность Ульвар поручиться был не готов, но расположение рук и ног вроде бы прослеживалось.

— Хороший костюмчик, — хмыкнул норманн, разглядывая незнакомца. Это был невысокий (особенно по сравнению с гигантом-норманном) жилистый русич с худым бледным чисто выскобленным лицом и недавно выбритым черепом, на котором пробивающиеся тёмные волосы смотрелись как грязный налёт. Светло-серые, холодные и будто прозрачные глаза глядели пристально, внимательно, цепко.

— У тебя тоже неплохой, — усмехнулся в ответ русич, не спеша представляться. Ульвар прекрасно понимал, что, будь это враг, он давно уже мог напасть из куда более выгодного положения, и даже броня бы не спасла. Поэтому решил не доводить до конфликта, и назвался первым.

— Чёрный трибун легиона «Гамаюн» Ульвар сын Тора, — проговорил он, убрав шлем и сложив руки на груди в уставном приветствии.

— Чёрный сокольничий Ярослав Казарский, — ощутимо расслабившись, ответил лесной дух, и силуэт его едва заметно качнулся. Было довольно странно наблюдать висящую отдельно от тела человеческую голову, но Наказателя это зрелище не удивило; о существовании подобных костюмов он знал.

— Наслышан, — насмешливо ухмыльнулся полубог.

— Взаимно, — не остался в долгу человек.

В отличие от сына Тора, которого знала вся Империя, Казарка был тоже очень известным персонажем, но — в узких кругах людей, обладающих соответствующим допуском. Двум живым легендам пересекаться прежде не доводилось, и теперь они разглядывали друг друга с профессиональным любопытством и без опасения. Потому что все страхи Ульвара погибли в горниле Великой Войны ещё в самом её начале, а Ярослав Казарский не дожил бы до своих лет, если бы верил слухам и сплетням.

— Какими судьбами в наших лесах? — задал самый главный вопрос Ярослав. — Никак лично прибыл проинспектировать, или отдать команду? — после сложившегося начала беседы переходить на вежливое «вы» ему показалось неуместным.

— Случайно получилось, — норманн пожал могучими плечами, не желая вдаваться в подробности. — Но, однако, команду отдать действительно могу. Приказ будет или сегодня, или, самое позднее, завтра. Возьмёте меня в свою тёплую компанию? Я вам пригожусь.

— Слушай, ничего личного, — усмехнувшись шутке, качнул головой Казарка, — но ты мишень. Очень много внимания будешь привлекать, — он, кажется, демонстративно развёл руками. — Что, так неймётся? Дождись своих, с ними постреляешь. Или это то самое предчувствие? — нахмурился Ярослав.

Легендарная интуиция абсолютов была одной из немногих легенд, в которые сокольничий верил; он сам бывал свидетелем её проявлений, и ни в коем случае не собирался пренебрегать мнением одного из сильнейших (а по мнению некоторых — вовсе сильнейшего) абсолютов современности.

Может быть, напрасно. Может быть, стоило усомниться. Но оба бойца не знали, что та самая интуиция — это проявление предопределённости, на которую были обречены все полубоги. Как не знали и о том, что в данный момент та самая предопределённость уверенно вела трибуна Наказателя легиона «Гамаюн» к смерти. Ульвар просто привык доверять своему чутью, и сейчас оно настойчиво рекомендовало следовать за диверсантами.

С другой стороны, чем закончилось бы всё это, если бы Казарка не послушался предчувствия сына Тора, не могли сказать и боги.

Но история в любом случае не терпит сослагательного наклонения, и двое мужчин почти в открытую двинулись во временный лагерь. Казарский успокаивал себя тем, что, во-первых, предчувствие абсолютов действительно никогда не ошибается, а, во-вторых, двигался новый подопечный сокольничего весьма достойно. И казался из-за сочетающейся с солидными объёмами лёгкости шага не человеком, а оптическим обманом. Если бы ещё не этот вызывающий цвет брони…

Пока шли, Казарка, окончательно смирившийся с изменением боевой группы, вводил нового бойца в курс дела. Отдать должное, тот слушал не перебивая, и на своём праве командовать (а номинально Ульвар действительно был гораздо выше Ярослава по званию) не настаивал.

Целью группы Казарского был небольшой затерянный в лесах бункер. То есть, не настолько затерянный, чтобы хозяева забыли о его существовании, но достаточно, чтобы обнаружить его с орбиты было почти невозможно. Бункер этот представлял собой один из важных стратегических объектов обороны Ирия: координационный центр управления орбитальной обороной южного полушария. Следовало проникнуть внутрь, установить взрыватели, активировать их и оперативно покинуть предназначенное к сносу строение. Всё это было давно продумано, отработано, включая варианты действий на экстренный случай, и, невзирая ни на какие предчувствия, тащить бронированного Наказателя в бункер Казарка не собирался. Одно дело — спрятаться в лесу, и совсем другое — в пустых коридорах военного объекта. Опытные диверсанты, обладающие нужными для этого навыками и оборудованием, на такое были способны, а вот Ульвар в своих доспехах — вряд ли.

Да он и сам это прекрасно понимал, и мешать профессионалам не собирался. А вот на всякий случай прикрыть их вылазку снаружи и предупредить в случае неожиданных неприятностей было бы неплохо. Сыну Тора не давали покоя десантные баржи. Что такое «утюг» он не знал, в глаза такое приспособление не видел и оценить юмор был неспособен. Зато он точно знал, что эти транспортники принадлежат не циаматам, а риярам.

С этими противниками «Гамаюн» сталкивался редко. Приграничный с ними сектор защищали девятый и десятый легионы, «Чончон» и «Сирин» соответственно, а основной ударной силой на том направлении был четвёртый легион «Гаруда».

Противостоять на равных этим немногочисленным, но весьма опасным Иным могли только космодесантники в титаниде. Ну, или абсолюты вроде самого Тора. Рияры были удивительно близки ко всем земным видам. Они имели тот же химический состав, предпочитали планеты со схожими условиями. Они даже были двуполы, и механизм их размножения полностью соответствовал типичному для терранских млекопитающих. Больше всего рияры напоминали огромных чуть сутулых прямоходящих снежных барсов. Быстрые, сильные, выносливые, презирающие боль и страх; они были опасными противниками, самой природой приготовленными для ближнего боя хищниками. Вот их агрессия к человечеству была вполне понятна и объяснима: людей они воспринимали как пищу. Очень вкусную, питательную и полезную. Они не собирались уничтожать человечество целиком, а, скорее, разводить как скот, чем и занимались на захваченных планетах. Понятное дело, подобное отношение людей не радовало.

Но это были мелочи, потому что и гордых хищных рияров люди уверенно теснили. Беспокоило Ульвара, а вслед за ним — и Казарку, другое. Циаматы ориентировались в пространстве в основном на тепло, цвет и звук, и все эти чувства маскировочные костюмы прекрасно обманывали. А вот чуткий нюх рияров обмануть было довольно сложно. И если на фоне многообразия лесной жизни ещё можно было спрятаться, то внутри бункера — уже вряд ли.

Вариантов развития событий с участием рияров было три.

Первый, это если коты появятся на объекте до начала операции. Тогда незаметное проникновение в координационный центр становилось практически невозможным, и оставался только быстрый решительный штурм. Шансы на успех которого в свете присутствия Ульвара сына Тора, определённо, повышались.

Второй, самый неприятный, это появление котов практически одновременно с началом операции, сразу после выхода диверсантов. Задачей прикрывающего тогда было отвлечение внимания на себя, а ловчих — выполнение работы в наиболее сжатые сроки. В подобном случае шанс на выживание всех пятерых мужчин был крайне низким; в частности, ловчим, вероятнее всего, предстояло превратиться в сгустки высокотемпературной плазмы вместе с объектом.

И, наконец, третий вариант — прибытие подкрепления уже после установки взрывателей и капсюлей с действующим веществом. И тогда наибольшему риску подвергался именно Наказатель.

— С вооружением у тебя плоховато, — недовольно поморщился Казарский, разглядывая винтовку космодесантника. Временным убежищем (вот уже почти два десятка лет наблюдения и разведки) ловчим служила самая настоящая землянка, построенная в корнях одного из огромных местных деревьев и весьма тщательно замаскированная.

— Повезло, что хоть такое есть, — пожал плечами Ульвар, с интересом оглядываясь.

— Ты, кстати, как сюда попасть-то умудрился? — вновь задал единожды проигнорированный вопрос Казарский.

— Случайно, — поморщившись, решил всё-таки пояснить абсолют. — Возникла необходимость пересечь систему на истребителе, а в этот момент в неё нагрянул флот Альянса. Оказался прямо посреди этого флота, пришлось срочно прыгать по случайному вектору, пока не спалили Фенриру под хвост. Выпал в атмосфере этой планеты, прямо над лесом, в мёртвой зоне орбитальных крепостей, упал довольно удачно, — мужчина завершил краткий рассказ усмешкой. Он не видел причин посвящать чёрного сокольничего в подробности своих дел, да тот и не рвался.

— То есть, слухи, что космодесантники даже спят в титаниде, чистая правда? — ухмыльнулся в ответ Ярослав.

— За пределами расположения части — да, — невозмутимо кивнул норманн.

В отличие от мающейся бездельем и тревожащейся за жизнь молчаливого викинга Ольги, Ульвар был совершенно спокоен. Беспокоиться о своей жизни он разучился уже очень давно, а переживать о будущем и вовсе никогда не умел. Сомнения вообще не баловали сына Тора своими визитами, и со спокойной уверенностью тяжёлого танка он невозмутимо двигался вперёд, подавляющее большинство препятствий попросту игнорируя. Наверное, потому из него и не получилось хорошего стратега: если тактические приёмы он освоил прекрасно, поскольку разумом родители не обидели, то стратегия оказалась далёким от него искусством. Да и не нравились ему все эти просчёты, прогнозы, запасные пути, долгие подготовительные процессы. Гены, надо думать, сказывались.

И об Ольге он, честно говоря, в данный момент совершенно не думал. Ульвар предпочитал решать проблемы по мере их поступления, а гостья из прошлого сейчас никаких проблем не доставляла.

Прорыв начался тогда, когда ночь плотно окутала лес вокруг землянки, где отсыпался перед решающим ударом Ярослав Казарский и почти все (кроме единственного наблюдателя) его подчинённые.

Синхронный прыжок сразу большого количества кораблей с сохранением строя был мероприятием весьма сложным, но отработанным довольно давно. Поскольку ещё во времена открытия надпространственных прыжков было отмечено, что тело любой массы движется в нём с одинаковой (относительно обычного трёхмерного пространства) скоростью, это дало возможность синхронизировать аппаратуру всех кораблей. Конечно, порой случались накладки, но обычно весьма незначительные; да и пилоты легионов, как правило, хорошо знали друг друга и привыкали действовать сообща.

Годы развития человечества (да и иных видов, как ни парадоксально) порождали множество новых видов оружия, всё более смертоносных и эффективных, однако основные принципы ведения войны почти не менялись. Охотничьи ловушки превратились сначала в сухопутные и морские, а потом и в космические мины; высокие крепостные стены и бронированные корпуса стали силовыми полями; луки и катапульты через пороховые пистоли и ракеты трансформировались в разрушительные энергетические пушки. Появилась дополнительное измерение для перемещения, но это было ещё во времена самолётов и подводных лодок. А принципы информационной войны в данном конкретном противостоянии были совершенно неактуальны.

Построение было несложным. Первыми развёрнутой сеткой шли под прикрытием кораблей сопровождения тральщики с поднятыми ионными щитами[3] — девятая и десятая когорты в полном составе. Дальше, прикрывая их и десантные крейсера мощными защитными полями, следовали огромные устрашающие туши броненосцев, окружённых эсминцами и катерами сопровождения. А в самом центре на фоне серебристых бортов гигантов почти терялась горстка малых кораблей последней когорты; той самой, что отвечала за прикреплённого к легиону гекатонхейра. В этом бою легат надеялся обойтись без Котта; он, как и большинство смертных, опасался этих хтонических чудовищ.

Сообщение о вторжении ушло на Ирий в тот же момент, как погибла первая мина: автоматика сообщила новость командованию нынешних хозяев системы. И почти сразу уже другая автоматика отправила короткий и оставшийся незамеченным сигнал рассыпанным в джунглям группам людей. Расшифровать коды и подсадить «жучка» оказалось гораздо проще, чем рисковать передачей команды собственными средствами.

Когда погиб первый трал, неосторожно высунувшийся за пока ещё совершенно целые защитные поля броненосцев, группа Ярослава Казарского уже была не просто на ногах, а на подступах к объекту. Дозорный доложил обстановку: пока ещё вокруг было тихо, да и крошечные сигналки, расположенные по периметру бункера (включая несколько подземных тоннелей) по цепочке сообщали об отсутствии гостей. И Казарка отдал приказ.

Коды контроля за сигналками и пароли связи были переданы сыну Тора ещё с вечера. Тогда же было выбрано наиболее удобное место для засады (откуда открывался чудесный вид на посадочную площадку), согласованы тревожные сигналы и обговорены последние детали. Четыре тени растворились во мраке, и теперь Ульвару оставалось только ждать.

Время тянулось медленно. Когда чего-то ждёшь, особенно — неприятностей, оно почему-то всегда еле ползёт. Где-то там, в безвоздушном пространстве на расстоянии пары десятков световых минут уже гибли люди и нелюди, а над стратегическим объектом царила мирная, наполненная живыми лесными звуками ночь.

Внизу, под землёй, в защищённом от чужих глаз и различных воздействий бункере, было оживлённей; сигналки то и дело сообщали о перемещениях персонала внутри центра. Кто-то приезжал в пневмокапсулах по гладким кишкам туннелей, кто-то уезжал, туда-сюда бегали информационные сигналы. Деловая суета, не несущая в себе даже намёка на панику.

Идеально выполненной задача диверсантов считалась бы тогда, когда взрывные устройства были бы заложены, а самих людей никто не обнаружил. Потому что в том самом идеальном случае взрывы в разных точках планеты должны были прозвучать одновременно, в тот момент, когда флот подошёл бы на расстояние прямого столкновения с силами околопланетарной обороны. Тогда эффект от диверсии был бы максимальным, и защитников, что называется, можно было бы брать тёпленькими.

Но все понимали, что идеал — зверь редкий, почти неуловимый. Поэтому существовала более скромная задача: просто подорвать всё к известной матери. Это, конечно, давало обороняющейся стороне шанс собраться и перегруппировать силы, но положительный эффект всё равно должен был присутствовать.

Казарка не верил в чудеса. И в существование того самого «идеального» случая не верил. А отсутствие осложнений в самом начале операции означало для него только одно: проблемы начнутся потом. И чем дольше всё идёт по плану, тем грандиозней будет крах в финале.

Четверо невидимок рассыпались по территории бункера. Номер первый отправился к территории связистов и устройствам дальней космической связи, номер второй должен был разобраться с транспортной сетью, номер третий — просочиться к штабному отделению. Для себя Ярослав оставил самую технически сложную часть: энергетические модули. Там, на самых нижних уровнях, где работали эти мощные установки, было очень опасно находиться. Просто потому, что маскировочные костюмы начинали сбоить от пространственно-энергетических искажений, сопровождавших работу энергостанции. А ещё потому, что выбираться оттуда было гораздо сложнее.

С другой стороны, взрыв энергостанции превратил бы не только бункер, но и добрый гектар леса в выжженный котлован, а основных энергетических мощностей лишился бы не только главный объект, но и десяток связанных с ним второстепенных.

И вот когда энергоблок остался позади, тщательно заминированный (в отличие от тонкой электроники защитных костюмов, взрыватели были штукой редкой надёжности), а вокруг мухой ползущего по потолку диверсанта потянулись уже почти привычные коридоры, на душе его отчаянно скребли кошки.

Слишком всё легко прошло. Слишком удачно. Не бывает так, просто не бывает!

Чёрный сокольничий чуял беду. И беда повела себя с достойной лучшего применения пунктуальностью. Явившись именно тогда, когда остальные диверсанты уже мысленно праздновали победу.

Явилась она в виде пары, как окрестила их Ольга, летающих утюгов, зашедших на посадку на крошечной болотистой прогалине поблизости от малопримечательного холма, на котором располагался основной вход в бункер.

Чёрный трибун легиона «Гамаюн» передал условный сигнал тем, кто находился под землёй, и проверил заряд винтовки. Когда из десантных барж начали с неторопливой деловитостью выгружаться рияры, тонкие губы мужчины сложились в предвкушающую ухмылку, невидимую под шлемом.

Сын Тора… любил рияров. Их, как противников, он понимал лучше всего. Наверное, потому, что сам был очень близок к их психологии и восприятию мира с позиции силы. А ещё он любил их, потому что они были глупыми противниками.

Нет, нельзя сказать, что рияры были настолько уж бестолковы и ограничены; хищники вообще гораздо умнее травоядных. Просто всеядные стоят по уровню развития всё-таки повыше, а рияры… они были слишком близки к природе.

Да, в этих лесах они становились наиболее опасными противниками, потому что они чуяли лес. Они умели действовать сообща, были способны на хитрости и подлости: в охоте, которой представлялась им эта война, все средства хороши.

Но вот в чём штука. При высоком уровне технического развития, при древности и развитости культуры, они были слишком подвержены инстинктам. Тем самым, которые каждый раз в похожей ситуации заставляют действовать одинаково, по привычному сценарию.

Да, они были сильны и быстры. Мало кто мог противостоять их скорости и напору в ближнем бою. Ещё меньше — в меткости, потому что верный глаз и твёрдая рука были практически «видовой особенностью» больших кошек. Но отсутствие в потенциальной жертве страха заставляло их нервничать.

А Ульвар сын Тора не боялся их никогда.

Во-первых, он был сильнее и быстрее. Рияры, конечно, великолепны; но все они укладывались в статистику вида, а почти трёхсотлетний абсолют лежал вне любых статистик. Он даже для полубога был слишком хорош. Может быть, потому он и должен был стать отцом следующей Императрицы.

Во-вторых, он отлично знал уязвимые точки на телах мохнатых гуманоидов. В своё время он провёл много приятных часов за поиском этих самых точек. Было бы уже довольно странно бояться тех, не один и не двое из которых истекли по-человечески алой кровью практически на руках чёрного трибуна.

Ну, и, в-третьих, сын Тора уже просто не умел бояться.

План его был прост как табуретка. Издалека прицельно снять самых старых котов, выдать своё местоположение, подстрелить ещё кого-то, кто попадётся под руку, израсходовав все заряды, бросить оружие и побежать, изображая панику.

Мужчина почти не сомневался, что все рияры как один поведутся на такой манёвр. Они всегда на него велись. Не все; некоторые старые опытные бойцы могли организовать горячий молодняк и спутать одинокому космодесантнику все карты, поэтому отстрел надо было начинать именно с них.

Что должно было последовать за этим, Ульвар пока ещё не знал. Всё зависело от дальнейшего поведения и успехов рияров. По-хорошему, их следовало убить всех до одного, чтобы к моменту прибытия следующей партии рассосались запахи диверсантов. Было предпочтительно поубивать их по одному, но сын Тора не страдал излишним оптимизмом, и прекрасно понимал, что один против нескольких десятков бойцов не выстоит даже он.

Пока холодный и невозмутимый разум прикидывал варианты решения задачи, тело действовало само. И вот он уже бежит по лесу ровно с той скоростью, какую могли развить опустившиеся ради погони на четыре ноги противники. Быстрее бежать было нельзя; это могло отрезвить их. Наоборот, следовало постепенно сбавлять скорость, подогревая азарт преследователей.

Но вечно это продолжаться не могло; не так велика была фора. И постепенно сын Тора пришёл к мысли, что он знает только один хороший способ махом отправить к предкам всех бойцов: их же собственные баржи. Для начала угнать одну из них, а потом либо «уронить» на рияров, либо, если в ней было оружие, воспользоваться им по назначению.

Плохой вариант у сына Тора тоже был: в одном из отделений брони у него на всякий случай имелся презентованный от щедрот Казарки диск гравитонного взрывателя и один-единственный капсюль с действующим веществом.

Рияры, обнаружив, что, кажется, совершенно впавшая в панику дичь заблудилась и кругом направляется обратно к бункеру, обрадовались и принялись загонять её туда уже совершенно осознанно. Дичь не возражала. Впрочем, когда Ульвар всё-таки выскочил на открытое пространство, и, на всякий случай стискивая в руке активированный взрыватель с прижатым к нему капсюлем, подбежал к ближайшему из «утюгов», оказалось, что выход у него остался один. Тот самый, последний. Потому что здесь его уже ждали, и пробиться к кораблю не представлялось возможным.

Всё было рассчитано очень аккуратно. Когда из леса показались преследователи, мужчина запустил обратный отсчёт, бросил под ноги взрыватель и вступил в драку. Рияры не пользовались тяжёлым оружием, а всё остальное было неспособно пробить титанид. Всё, кроме их ручного оружия — длинных клинков сложной формы, предназначенных для ближнего боя. Это тоже была традиция: коты считали достойной победу над противником только в ближнем бою.

А Ульвар наслаждался. Он так давно уже не испытывал этого ощущения, — боя в кольце врагов, — что сейчас ему было хорошо. Со стороны это походило на танец; очень странный, сюрреалистический и будто бы рисованный. Потому что слишком легко и плавно двигался огромный человек в тяжёлой броне. Потому что слишком быстры и грациозны были не уступающие ему размерами лохматые хищные звери, пренебрегавшие одеждой, и носившие только подобие разгрузок с оружием и прочими полезными приспособлениями.

У этого танца был свой ритм. Ритм, который стучал в голове чёрного трибуна; обратный отсчёт до взрыва. Мужчина двигался так, чтобы не отходить от точки расположения не замеченного риярами взрывного устройства, но так, чтобы между ним и детонатором находились зрители и один из противников. Он не боялся смерти, но предпочитал максимизировать собственные шансы на выживание.

Рияры нападали тройками, чтобы не мешать друг другу. Им тоже нравилось происходящее. И как бы ни был хорош сын Тора, он не мог держаться против такого количества врагов вечно. Несколько мёртвых мохнатых тел лежали у его ног, когда один из клинков вошёл в сочленение двух сегментов брони на плече.

Но всё это уже не имело смысла. Потому что обратный отсчёт дошёл до нуля.

Симаргл утверждал (так, собственно, думали все уроженцы Ирия), что нашедший свою предопределённость абсолют находил счастье. Может быть, эта мысль была ошибочна изначально: ведь счастье тоже у каждого своё, и для тех, кто именовал себя богами, высшей бедой было незнание собственной судьбы. А, может быть, сын Тора был тем самым пресловутым исключением, подтверждающим правило. Но факт оставался фактом: он совсем не чувствовал себя счастливым.

Ему было больно. Самым примитивным образом, физически; так больно, как не бывало никогда прежде. В этой боли таяла, медленно уплывая, реальность, и он уже совершенно ничего не видел и не слышал вокруг. Во всепоглощающем огне агонии растворялась сама его жизнь.

Но даже на фоне этого местного светопреставления, в грохоте судорожно колотящегося в висках пульса, сознание никак не желало его оставлять. И норманн чувствовал: всё это прекратится только со смертью. Такой близкой сейчас и такой привычно беспощадной.

Он умирал, исполняя своё предназначение, и не чувствовал никакого удовлетворения от такого исхода. Более того, ему совершенно не хотелось умирать, а вместо умиротворённого спокойствия душу чёрного трибуна грызло чувство вины и стыда.

Ульвар сын Тора очень редко давал кому-то обещания. Действительно, редко. Но если давал, то всегда выполнял. Эта установка очень крепко сидела внутри каждого абсолюта; она тоже была унаследована от неспособных на ложь богов.

Он опрометчиво поклялся пугливой девочке из прошлого вернуться за ней, но, кажется, слово своё сдержать уже не мог. И это упрямое чувство вины было единственным, что не спешило растворяться в мучительной боли. Нельзя сказать, что оно поддерживало трибуна Наказателя на краю; скорее, добавляло к мукам физическим щепоть перца в виде моральных терзаний. Но ничто не длится вечно, и сын Тора в конце концов сдался на милость победителя — чёрного беспросветного ничто.

Как бы то ни было, чёрный трибун исполнил свой долг. Циаматы усилили меры безопасности и патрули; они решили, что попытка диверсии не удалась. Но было поздно, потому что «птички» уже упорхнули.

Тем временем «Гамаюн» прорывался к Ирию. Неся потери, через активное сопротивление обороняющихся, упорно и методично. Во втором легионе хороши были не только десантники; и пилоты, и стрелки здесь были лучшими из лучших.

Но когда легион завяз в противостоянии, стянув к себе основные силы со всей системы, плотно забившись в окружение, по проторенному пути пришло подкрепление: четыре отборных когорты первого легиона ударили в тыл не успевших развернуться войск защитников.

Потом, когда неожиданное явление подкрепления внесло сумятицу в ряды защитников (легионы действовали сообща редко: их было слишком мало, чтобы распылять силы), была разыграна и главная козырная карта. Почти одновременно на поверхности Ирия прозвучало несколько взрывов, и времени собраться с силами у защитников уже не было. Оставшиеся в живых крейсера вышли на орбиту, и вниз крупным тяжёлым снегом хлынула «Белая чума».

Это было ещё одно из замечательных свойств титанидовой брони: космодесантники падали на поверхность планеты в своих собственных доспехах из самых глубин стратосферы, почти из так называемой «стратопаузы». Уничтожить разрозненные крошечные цели было гораздо сложнее, нежели крупные капсулы, несущие на борту большое количество людей.

Но деморализованные молчанием командования силы планетарной обороны уже не могли оказать существенного согласованного противодействия, и в тот момент бой был выигран. Несмотря на яростное сопротивление частей циаматов и присланного подкрепления рияров; разом обезглавленная армия была обречена.