Взаперти

Глава 8

Академия спит, укутанная в сырым плащом тумана. Фонари мигают, а тени от башен тянутся ко мне и цепляются за подол плаща. Воздух густой от растворенной в нем морской соли. Словно все здесь пропитано слезами тех, кто пытался сбежать. Я прижимаю к груди сумку, будто она может защитить от таящейся здесь опасности. Внутри — свёрток, пропитанный смертью. Мёртвая крыса, которую я полчаса назад отбирала у кота, теперь кажется мне абсурдным ключом к свободе. Сердце колотится так, будто рвётся наружу, грозя разорвать рёбра. «А если он просто захлопнет дверь?» Впрочем, это не самое страшное, страшнее, если дверь захлопнется за моей спиной и я окажусь с Джаспером один на один. Что он способен сделать со мной больной на голову мерзавец, если я окажусь в его власти. Хотелось верить, ничего непоправимого. Пальцы холодеют на металлической ручке. На потускневшей латуни остаются отпечатки.

Собравшись с духом, все же стучу. Конверт Давида стоит любой цены. Даже если за него придётся заплатить последними крохами гордости.

Дверь распахивается практически мгновенно.

Джаспер стоит в проёме, залитом мягким светом свечей. Его чёрный халат, расшитый серебряными рунами, струится по плечам, как жидкая тьма. В руке — бокал с вином, густым, как кровь.

— Ого… — Губы изгибаются в улыбку, от которой мурашки бегут по спине. — Дана-мазохистка. Пришла за новой порцией кошмаров? Я думал, тебе хватило и ты примешь единственное верное решение — избегать меня, пока есть такая возможность.

Я встряхиваю сумкой. Запах гнили висит между нами тяжёлым шлейфом. В горле ворочается комок тошноты.

— Твой пернатый бандит украл моё. Меняю: крыса на конверт. Ты ведь знаешь, где Карго?

Джаспер делает глоток, не отрывая взгляда. Капля вина застывает в уголке губы, Джаспер ее слизывает, а у меня сердце делает кульбит в груди.

Чтобы сгладить неловкость, открываю пакет с крысой, демонстрируя добычу.

— Мёртвая? — Джаспер брезгливо морщится, но тут с подоконника срывается тень.

Карго впивается клювом в пакет, рвёт бумагу когтями. Крыса падает на пол с мокрым шлёпком.

— Тварь! — бурчу я, успев, однако, отпрыгнуть в сторону, чтобы крыса не упала мне на ботинки.

— Карго, стоп! — рычит Джаспер, но поздно.

Ворон подхватывает тушку, швыряя её к ногам хозяина. Зелёный огонёк в глазницах черепа на полке вспыхивает ярче, освещая комнату мертвенным светом. Книги в кожаном переплёте шелестят страницами на полках, будто смеются. А довольный ворон косит на нас пылающим взглядом.

— Видишь? — Я выдыхаю, пряча дрожь в голосе. — Ему всё равно. Дохлая, живая. Конверт где?

Джаспер стискивает челюсть. Его пальцы белеют на бокале. Карго каркает, тыча клювом в тушку. Он доволен.

— Карго, ты падальщик! — Джаспер оборачивается ко мне и огрызается. — Забирай свою жалкую бумажку и проваливай. Меня не интересуют твои любовные послания.

— Почему ты считаешь, что это любовное послание? — вспыхиваю я.

— А что же еще? — как-то обидно и презрительно бросает он. Не нужно быть сыщиком, чтобы понять ради чего такая вся гордая, независимая золотая девочка будет лазить по помойкам, чтобы найти Карго крысу.

Джаспер поворачивается к полкам и выдёргивает из-под черепа смятый конверт. Сургучная печать — стилизованная «D» — цела. Моё сердце замирает.

— Спасибо, — бормочу, протягивая руку. Надеюсь взять конверт и свалить побыстрее.

Но Джаспер отводит конверт за спину. Его глаза сужаются, как у кошки, играющей с мышью.

— Ну так я прав? Любовное послание? — Он крутит конверт перед моим лицом. — Ну же, Дана!

Я бросаюсь вперёд, но он ловко уворачивается. Халат пахнет полынью. Когда нечаянно хватаю за полу, он сползает с одного плеча, обнажая гладкую кожу и рельефные мышцы.

— Вой-вой! — Со смехом уворачивается он. — Полегче, я же сказал, секс с тобой меня не интересует. Даже не пытайся. С сексом здесь проблем нет, а вот с новостями — есть. Что в конверте.

— Это не твоё дело, — шиплю, цепляясь за его рукав. — И как ты мог заметить, я сама не знаю содержание!

— Ах да… — Он притворно вздыхает. — Я забыл. Ты всё ещё веришь, что отсюда можно сбежать. Наивно и глупо, Дана. Все попытки бегства приводят к смерти.

Удар ниже пояса. Я отступаю, чувствуя, как жжёт глаза. Не сейчас. Не перед ним.

— Конверт отдай! — хриплю я, обращаясь не к Джасперу, а Карго. — Я выполнила свою часть сделки!

Карго каркает, подбрасывая крысу в воздух. Тушка падает в камин, вспыхивая синим пламенем. Дым пахнет жжёными волосами. Это ответ?

— Отдай. — Голос звучит хрипло, чужим. — Пожалуйста.

Он замирает. На мгновение в его взгляде мелькает что-то человеческое — усталость? Сожаление? Но тут же гаснет, как уголь под дождём.

Я хватаю конверт из немного опустившейся руки Джаспера. Парень на этот раз не препятствует.

— Больше не смей приходить, — предупреждает он. — Или в следующий раз я позволю Карго выбрать плату самому. А ты знаешь, что он попросит.

— Глас-с-с… — тут же подхватывает Карго.

— Ненавижу вас! — огрызаюсь я и кидаюсь к двери. — Как тебе в голову могло прийти, что мне может захотеться вернуться сюда!

Ворон склоняет голову, наблюдая за мной. Его клюв щёлкает в сантиметре от моего лица:

— Кр-р-рыса скус-сная. Принес-сёшь ещё?

— Отвали, — бросаю через плечо и выскакиваю в коридор.

Спотыкаюсь о порог. Волосы прилипли к вискам, ладони влажные от пота. На ходу вскрываю крафтовую бумагу. Руки дрожат, я даже не сразу могу сфокусировать взгляд на листке. Там короткий текст знакомым почерком. «Маяк. Полночь». Всего два слова, но от них веет надеждой. Сегодня я увижу Давида, и он меня спасет.

На повороте в коридоре шевелится тень. Поворачиваюсь и морщусь. Не тот человек, с кем я хотела бы встретиться. Впрочем, в академии таких людей в принципе нет.

Дебора замерла, прислонившись к стене. В руках она крутит серебряный кинжал. Зеленые, хищные глава прищурены.

— Мило пообщались? — Она холодно улыбается. Вроде бы приветлива, но о нее веет морозом. — Джаспер такой… сентиментальный, когда дело касается тебя. Хочет насладиться каждым моментом мести…

Я не настроена на скандал, но избежать его, похоже, не получится. Прижимаю конверт к груди, но Дебора лишь презрительно фыркает. Правда, ее лицо быстро становится непроницаемым.

— Что ты тут забыла? — бросает Дебора уже совершенно серьезно, будто я обязана отчитываться перед ней.

— Не твоё дело, — отмахиваюсь, пытаясь обойти.

Она перекрывает путь, запах её духов — жасмин и что-то едкое — режет нос.

— Ты же знаешь, что он не будет с тобой. Никогда, — её голос ровный, но в уголке рта дёргается. — Ты ему… противна.

Спина упирается в стену. Карго каркает за дверью, словно вторя ей.

— Ой, ты ревнуешь? — хмыкаю, закидывая голову. — Не ожидала от тебя такой банальности. Открою тебе секрет. Мне Джаспер тоже противен. Вы оба больные на голову и стоите друг друга.

Дебора хватает меня за рукав, её ноготь впивается в кожу.

— У меня нет повода для ревности, а вот ты врёшь, иначе бы не отиралась у его комнаты. Джаспер забудет твоё имя, как только захлопнется дверь. А ты… — Она резко отпускает, будто обожглась. — Ты не выдержишь и месяца. Твоё место под маяком, с остальными.

— Ты такая милая, Дебора! — выплёвываю я.

А в голове проносится. «С остальными». Маяк самоубийц. Дрожь прокатывается по спине, но я впиваюсь ногтями в ладони и шиплю.

— Не дождёшься!

Прохожу мимо, толкнув плечом. Она не двигается, но её шёпот преследует:

— Проверим, Дана. Проверим.

Бегу по коридору, пока каркающий смех Карго, вырвавшегося из покоев Джаспера, не сливается с гулом в висках. Конверт прижимаю к животу. «Полночь. Маяк». До встречи с призраками — несколько часов. Наверное, стоит затаиться и постараться за это время не влипнуть в неприятности.

Сначала иду в душ, и в камине в нашей комнате сжигаю записку от Давида. В этом месте я никому не могу доверять.

Только убедившись, что от письма остался один пепел, немного успокаиваюсь. Сушу волосы и выхожу из комнаты. Куда направлюсь, пока не знаю. Но здесь точно желания сидеть нет. Мелькает мысль прийти на маяк пораньше и ждать Давида там. Эта идея, пожалуй, мне нравится, и я решаю так и поступить.

У меня еще есть время, и я совершенно точно не хочу коротать его в комнате, куда в любой момент может заявиться Дебора и, чего хуже, притащить с собой Джаспера, поэтому я решаю, что выпить на ночь горячего чаю и что-нибудь сжевать — это неплохая идея.

Столовая почти пуста. Пахнет пригоревшим кофе и тоской. На раздаче — гора грязной посуды, пара засохших круассанов под стеклянным колпаком. Беру бумажный стаканчик, наливаю чай из термопота, нахожу пару печенок рядом с теми же непонятно как уцелевшими в течение дня круассанами (обычно голодные студенты сметают все).

Сейчас здесь по сравнению с днем немного народа, но все равно больше половины столиков заняты. Столовая не самое плохое место, чтобы поболтать. Джаспера и Деборы нет. Скорее всего, они где-то вместе. В голове всплывает картинка: она сидит у него на коленях, смеётся, а он запускает пальцы в её спутанные волосы. Зубы сами сжимаются. Глупо. Совершенно глупо. Мне все равно, что они делают, и совершенно наплевать на Джаспера.

Он вырос. Вытянулся, плечи стали шире, скулы — острее. Но глаза… всё те же. Холодные, как лезвие ножа перед ударом. Он меня всегда пугал, раздражал и, что греха таить, интриговал. Если бы не это… кто знает, возможно, я бы не пошла за ним тем вечером и не увидела… то, что увидела. Самое противно, я до сих пор не понимаю, насколько я права тогда, три года назад. Очень долгое время я считала, что отправить Джаспера сюда — это правильная идея, даже если пришлось немного приврать. Никто же не виноват, что я смалодушничала и не проследила за парнем до конца.

Прижимаю стаканчик к груди, пробираюсь к дальнему столику у окна. Занавески из грубого льна колышутся от сквозняка, за стеклом — вечный серый двор, сейчас погруженный в темноту.

Сейчас здесь очень тихо и спокойно, тихие голоса, смешки. Я рада, что никто ко мне подходит, не хочу оправдываться перед новыми друзьями и объяснять, куда я спешу на ночь глядя.

Киран врывается в столовую как ураган, сразу же разрушив царящее здесь спокойствие. Задевает плечом парня у входа — тот летит в стену, роняя очки. Киран возвышается над ним, дыша ненавистью. Ждёт ответа. Но жертва лишь бормочет извинения, подбирая разбитые линзы. Киран сдавленно ругается, обводит ненавидящим взглядом помещение, но не обнаружив того, когда искал, уходит, хлопнув дверью так, что дрожит люстра.

— Идиоты. Вокруг одни неуравновешенные идиоты, — бормочу я в чай, наблюдая, как три девушки влетают в столовую, словно стайка испуганных воробьёв.

— … папа договорился! За мной пришлют паром в четверг! — восторженно щебечет блондинка, прижимающая к груди альбом. Та самая, что вчера пялилась на меня в художественной студии. Теперь её голубые глаза сияют. Мои бы тоже сияли, если бы была возможность послезавтра свалить отсюда. — Сказали, что мой «эмоциональный фон стабилизировался». Ха! Просто мама наняла лучшего адвоката…

Стаканчик сминается в руке. Горячий чай льётся на пальцы. Они могут уезжать. Просто… уезжать. Если у тебя есть родители, которым не всё равно. Если ты не сожгла все мосты.

«Еще два часа, — повторяю про себя, как мантру. — Всего пара часов — и этот кошмар закончится. Я уверена, Давид что-нибудь придумает».

Выливаю недопитый чай в горшок с засохшим фикусом. Растение вряд ли оценит, но не думаю, что я первая.

Выхожу из столовой и иду на улицу, сердце колотится в груди, а ладони стали влажными. Охранник у ворот зевает, уткнувшись в магфон. Проскальзываю в тень кипарисов — их острые ветви царапают лицо. Ветер воет в ушах, но я всё равно слышу собственное дыхание — прерывистое, как у загнанной лисы.

Море встречает меня последними отблесками кровавого заката. Солнце тонет в чёрной воде, разбрасывая алые блики по волнам. Воздух пахнет солью и гниющими водорослями. Иду по мокрому песку, утопая в песке при каждом шаге. Холод пробирается под куртку, но я не останавливаюсь. Стоило, конечно, одеться потеплее, но возвращаться нет никакого желания. Хотя время еще есть.

За спиной какое-то движение. Замираю. Поворачиваю голову — только чайки бьют крыльями над причалом. Над самой макушкой раздаётся карканье. Демонов Карго! Вскидываю взгляд — в небе пусто. Лишь вечно-голодные чайки кружат над водой, выискивая добычу.

Маяк вырастает из темноты, как гнилой зуб. Ноги сами замедляют шаг. Ладонь на замшелом камне входной арки оставляет влажный след. Сердце заполошно колотится. Внутри пахнет плесенью и страхом. Не исключаю, что моим. Мое прошлое посещение маяка было пугающим, поэтому и сегодня подняться по полуразрушенной винтовой лестнице мучительно, но я борюсь с подступающей паникой.

— Всё иначе, — шепчу, переступая порог. Тени на стенах пляшут в такт бешеному сердцу. — Он придёт.

Туфля скользит по скрипучей ступени. Вспоминаю, как Джаспер стоял здесь, его дыхание на губах. «Наступит момент, когда это решение покажется единственным верным». Передергиваю плечами и бормочу под нос: «Не дождешься».

Делаю шаг вверх. Темнота обнимает плотнее.

Звёзды рассыпаны по небу, как жемчуг на чёрном бархате. Стою на верхней площадке маяка, впиваясь пальцами в ржавые перила. Волны внизу шепчутся с камнями, а я подставляю лицо ветру и жду.

Скрип ступеней за спиной. Вздрагиваю, оборачиваюсь так резко, что прядь волн хлещет по щеке. Судорожное дыхание срывается с губ, когда я вижу в дверном проеме черный мужской силуэт.

Он замер в трёх шагах — тёмное пальто расстёгнуто, светлые волосы в беспорядке. Глаза такие же синие, как тогда, в кабинете матери, когда он впервые провёл пальцем по моей ладони и сказал: «Ты не такая, как все».

— Давид…

Его имя растворяется в поцелуе, таком долгожданном и спасительном. Он прижимает меня к холодной стене, губы жадные, знакомые. Руки скользят под куртку, находят поясницу — пальцы впиваются в кожу через тонкую блузку. Отвечаю с той же яростью, цепляясь за его плечи, но внутри — пустота. Иногда мне кажется, я слишком долго этого ждала и… перегорела?

Раньше от такого прикосновения мир взрывался фейерверками. Сейчас лишь слабая искра где-то под рёбрами. И от этого почему-то горько.

— Я совсем отчаялся найти тебя. — Он отстраняется на полшага, проводя большим пальцем по моей нижней губе. Запах его одеколона перебивает морскую соль — древесина и мята, как в те дни, когда мы встречались в старом особняке отца. — Но ты здесь. Моя бунтарка. Мне очень сложно было добраться до тебя… но знай, я думал о нас каждый миг. И сейчас по моему следу идут…

Ветер рвёт его слова, уносит в ночь. Молчу, прижимаюсь лбом к его груди. Я уже забыла, как ощущаются счастье и надежда.

— Твоя мать… — Он целует мою макушку, и я чувствую, как напрягаются мышцы на обнимающих меня руках. — Наняла детективов. Пришлось трижды менять магфоны, маскироваться, в том числе при помощи иллюзий. Но я здесь.

Пальцы сами сжимают складки его пальто. Говорю в ткань, чтобы не видеть его лица:

— Мы же знали, что так будет. Если она знает, все полетит… — сглатываю слезы и шепчу то, о чем никогда и никому не говорила.

— Я так виновата перед ней. Я очень виновата…

— Нет, — уверенно отвечает он, сжимая меня сильнее. — Ты не властна над своими чувствами, если кто и виноват, то я… но ведь особ=знание этого не остановило нас. Так ли? — невесело хмыкнул он и кивнула. — А значит, давай решать текущие проблемы, как есть. Вдвоем. Она сейчас против нас, и у нее гораздо больше ресурса, чем у меня. Все твое немаленькое наследство.

— До которого мне еще целых три года… точнее, четыре. Я же застряла в этой дыре!

— Эй? — шепчет Давид. — Не думаешь же, что я тебе здесь брошу? — Давид вдруг становится серьезным, поднимает моё лицо двумя пальцами. — Слушай. Есть способ. С наследством может не сработать, но отсюда тебя точно получится вытащить. А за деньги… за деньги мы еще пободаемся.

Руки скользят к моим бёдрам, прижимают ближе. Губы касаются уха:

— Выходи за меня? — хрипло шепчет он, а я от неожиданности даже отстраняюсь, но он не отпускает.

— Если мы зарегистрируем брак и подпишем соответствующие документы, опека автоматически перейдёт ко мне. Даже твоя мать не сможет оспорить это в суде.

— Сможет! Нужно разрешение родителей! — Вырываюсь, отступаю к краю площадки. Перила впиваются в спину. — Она найдёт способ. Пожертвует половиной состояния, но вернёт контроль.

— За определенную сумму здесь согласились закрыть глаза на такую несущественную деталь, как разрешение. Да, потом могут возникнут проблемы, но сейчас я вытащу тебя с этого проклятого острова! А потом решим.

Потрясенно молчу. Я люблю Давида, но предложение такой рисковое и неожиданное, что мне очень сложно сразу сказать «да», но замужество определенно лучше этой клетки.

— Твоя мать ее успеет ничего сделать. — Он ловит мои руки, прижимает ладони к своей груди. Сердце теперь бьётся чаще. — Завтра. В полуночной службе в Храме Приливов. Жрецы уже согласны. После обряда документы будут у меня к рассвету. А в полдень…

— Паром, — перебиваю, вспоминая болтовню девчонок в столовой. — Тот самый, что забирает Элис Ларкен.

Он кивает, глаза горят триумфом. Ветер треплет его волосы, делая похожим на юного бога из старых легенд.

— Ты будешь свободна, Даниэлла.

Он берет меня за руку и надевает мне на палец кольцо. Простое. Серебро и крупный сапфир, но оно четко ассоциируется у меня со свободой.

Волны внизу взрываются о скалы. Вспыхивает луч маяка — на миг его лицо становится маской из света и теней.

— А если мать…

— Она не узнает, пока мы не уплывём. — Он снова обнимает меня, губы скользят по шее к ключице. — Ты же хочешь этого? С утра мы заберем документы, а в полдень нас уже не будет. Никто не успеет.

Механически киваю, все еще не веря в собственную смелость. Ветер свистит в ушах, срывая с губ:

— Да. Я согласна выйти за тебя, чтобы убраться из этого гиблого места. Я хочу избавиться от ее власти.

Давид улыбается мне уголками губ и медленно притягивает к себе. Он целует меня снова — медленно, сладко, как тогда, когда мы крались из дома через потайную дверь в библиотеке. Но я ловлю себя на том, что считаю удары его сердца.

Раз. Между нами пролегла пропасть из склепов и шёпота Джаспера.

Два. Его пальцы слишком нежно разминают поясницу — будто я фарфоровая кукла, а не девушка, которая два дня назад копала крысу на помойке.

Три.

— Люблю тебя, — шепчет он в губы.

— И я, — отвечаю автоматически. С чувствами я разберусь позже, мы просто давно не виделись. Сейчас не время для сомнений. Давид обещает мне самое ценное — свободу.

Луч маяка снова прорезает тьму. Где-то внизу, за стеной ветра и песка, каркает ворон. Надеюсь, его хозяин не имеет привычки шляться в ночи.