Вверх. Шаг за шагом (СИ)

Глава 2

— Честно говоря, сама не знаю. Вы, тёмные, всегда тёмные лошадки, уж прости за неловкий каламбур. Стихийные дары определены, опасности идущие от них известны. Ваши же дары…Они очень многочисленны. А ещё вы загадочны, а мне скучно. Так что, будешь мне рассказывать, кто ты, кем были твои предки, что знаешь про темную магию. И будешь носить мою сумочку и зонтик, развлекать меня беседой и выслушивать мои капризы, когда у меня плохой настроение.

Баронесса резко остановилась и вновь уставилась на Вадима сверху вниз.

— Или можешь вернуться туда, откуда приехал. Что выбираешь?

Вадим улыбнулся.

— Я согласен.

— Замечательно, — баронесса улыбнулась, — в таком случае, иди в свою комнату, устройся поудобнее. Не торопись особо, минуты три свободного времени я тебе, так и быть, дам. Ну а как твои три минуты выйдут, пулей на кухню, проследи чтобы мне приготовили мой обед. Не переношу лук, проследи чтобы его не ложили в суп. И чтобы мой любимый сыр не вздумали руками лапать, я им специально перчатки купила. Ну, что стоишь?

Вадим развернулся. Сделал шаг и кубарем покатился с лестницы. Он от растерянности попросту забыл, что стоит на ступенях. Достигнув пола, он тут же поднялся на ноги, отряхнулся и виновато посмотрел на баронессу. Точнее, на то место, где она стояла, когда он начал своё эпическое падение. Она не стала досматривать его позор до конца и ушла, за что Вадим был ей безмерно благодарен.

А вот слуга, только что вышедший из комнаты, где оставил багаж Вадима, даже не пытался скрыть презрительную ухмылку. Похоже, барон набирает в дом слуг себе под стать: рослых, румяных, широкоплечих. Вадим, как истинный уроженец дремучего леса, оставшегося от древних бескрайних лесов островка посреди распаханной и окультуренной центральной равнины, был невысок. Однако, он никогда об этом ранее не думал, ведь всю жизнь провел среди подобных себе и искренне считал свой рост нормальным. В этом доме одного с ним роста была только баронесса.

— Ты чего встал тут?

Вадим понял, что стоит столбом посреди коридора, у двери в свою новую комнату. Здоровенный мужик с охапкой свечей под мышкой ожидал, когда он уступит дорогу, коридор был узок. Вадим скрылся за дверью. У него ведь всего три минуты! Он тут же выглянул назад в коридор:

— Любезный, а где тут кухня располагается?

— До конца этого коридора и налево, если ты из наших. Ну а коли ты из господ, то через большой зал, а дальше на запах.

Вадим усмехнулся. Надо же. Мужик даже не смог вот так сразу определить, к какому сословию Вадим принадлежит. Похоже, баронесса намеренно поселила его в крыле для слуг. Что ж, отступать некуда. Надо терпеть и упорно идти к цели. Дед, помнится, как-то называл это качество лесовиков на древнем, ныне забытом наречии. Вадим помнил что они с братом очень смеялись над этим словом, уж больно оно неприличное было. Похоже на «сиськи».

Он осторожно выглянул из-за угла в вестибюль. Из противоположного конца особняка по-прежнему доносились голоса отмечавших встречу старых друзей. Вадим вышел и, стараясь ступать как можно тише, направился в сторону, противоположную от входа, разумно предположив, что именно там и должна располагаться кухня. Ведь не привозят же продукты и вывозят неизбежные отходы через парадный вход? Вадим с трудом мог представить себе что через роскошно отделанный вестибюль шагают дюжие мужики, навьюченные окороками, мешками с мукой или вязанками дров. Он уже учуял возбуждающие аппетит запахи, идущие с кухни, как из-за колонны с гиканьем выскочил молодой мужчина, очень похожий на барона Эйзенхаузена и размахивая руками понесся на Вадима. Он инстинктивно отшатнулся и сделал несколько шагов назад, тут же попавшись в чьи-то объятия, удушающие не только силой мышц, но и вонью винного перегара и пота.

— Попался! — Вадим понял, что его схватил молодой Бреговичев, — Я же говорил тебе, друг, что это животное, и потому охотиться на него надо, как на животное.

Вадим дернулся было, но Гриша сдавил его шею ещё сильнее. Перед глазами поплыли тёмные пятна. Он задыхался.

Юный барон Эйзенхаузен рассматривал Вадима словно диковинного зверя.

— А знаешь, — сказал он приятным баритоном, — действительно похож. На оленя. Вот один в один, какого я на последней охоте заколол. Так же шумно дышит, крутит глазами бессмысленно.

Он приблизил лицо прямо к лицу Вадима. Посмотрел прямо в глаза. В них не было ни охотничьего азарта, ни спортивного интереса, ни пьяной удали. Одна незамутненная ненависть.

— Ну что, олешка? Ты попался. Есть мы тебя не будем, конечно, но вот заколоть из спортивного интереса это запросто. Молись своим скотьим богам, паршивец.

Он начал медленно вытягивать из висящих на поясе ножен длинный горский кинжал. Действительно ведь заколет, мелькнуло в голове у Вадима.

— Ваша матушка не обрадуется, — сказал он первое, что взбрело в голову. Эйзенхаузен улыбнулся.

— Да, матушка будет недовольна, но я, пожалуй, переживу. Мы пока в засаде сидели, слышали как ты с лестницы навернулся. Ты неуклюжий, как и положено запуганному зверьку. Отнесём тебя под лестницу, да там и сунем острие под ребро. Скажу матушке что ты попросил у меня кинжал посмотреть, да и бежать ударился. Вестимо — нищий лесовик, увидел камушки на рукояти, на такие в твоей глуши годы прожить можно, если продать с умом.

Валим почувствовал как волосы у него на затылке встали дыбом.

— Смотри, Василь, а у него прям как у собаки волосы-то на загривке поднимаются! — сказал Григорий, — Ну как действительно в волка сейчас обратится?

— Не бывает никаких оборотней, это сказки. А если и не сказки — тем лучше. Мой клинок парадный, отделан серебром. Баловство, конечно, но на один удар его хватит. Ну что, олешка, готов?

Вадим увидел за плечами Василия Эйзенхаузена движение. Это были слуги, они несли какие-то коробки.

— Василий Александрович, вам не требуется помощь? — послышался негромкий, очень спокойный и какой-то очень уверенный голос.

Так как лицо Василий находилось прямо перед глазами Валима, он мог наблюдать, насколько тон его голоса не соответствует выражению глаз. Когда он смотрел на Вадима — они были полны холодной, устоявшейся, непоколебимой ненависти. Сейчас же в них клокотала ярость, а вот голос напротив, был ровным и даже чуточку почтительным.

— Нет, Савелий, помощь мне не требуется, — он сделал знак Григорию, и хватка на шее Вадима тут же ослабла.

К ним подошел мужчина с безупречной осанкой и такими шикарными бакенбардами, что сразу было ясно: это личный камердинер важного вельможи.

— А это теперь твой коллега, — сказал Василий и положил Вадиму руку на плечо.

Подошедший мужчина мельком взглянул на Вадима, и сказал:

— Что ж, раз Инесса Евгеньевна так решила, так тому и быть. Я как раз иду к ней, привезли заказ. Вы пойдёте со мной, молодой человек?

— Нет, баронесса просила меня сходить на кухню.

— Что ж, я выделю вам сопровождающего, особняк большой, и планировка в нём весьма путанная, спасибо архитектору. Осип, любезный, изволь сопроводить юношу в его походе.

— Не стоит. Я найду дорогу.

— Как будет угодно.

Савелий поклонился и пошёл дальше. Вадим направился в сторону кухни, и пройдя с десяток шагов не удержался от того чтобы повернуться. Григорий и Василий стояли у колонны и делали вид что болтают. Они будут ждать его на обратном пути. Похоже, они всерьёз намеренны сделать то что обещали. Пока не протрезвеют ничего не поделаешь.

На кухне царила суета, которую Валим мог сравнить лишь с сопровождающим папино день рождения кавардаком, помноженным на переполох, учиненный однажды пробравшимся в курятник хорьком. Заправлял всем, похоже, дородный мужчина в белоснежном колпаке, стоящий на небольшом возвышении у пышущей жаром печи. Никто не обратил внимание на вошедшего Вадима, все что-то нарезали, обжаривали, снимали пенку и шипели от боли в обоженных пальцах. Вадим пробрался сквозь суету к командующему парадом толстяку и громко крикнул, стараясь перекрыть шум:

— Меня послала баронесса!!!

Толстяк посмотрел на него сверху вниз, похоже в этом доме так делают все, и спросил:

— Ты кто?

— Её новый личный помощник, — ответил Вадим сочтя разумным не вдаваться в ненужные подробности. Повар поджал губы, картинно воздел руки, зацепив при этом потолок и осыпав Вадима известью, и возопил:

— Да сколько же продлятся мои страдания!!! Зачем я сделал это, кто вторгся в мой разум и довёл меня до мысли пересечь порог этого проклятого дома…

Отец Вадима иногда вел себя похожим образом, потому он знал что следует делать в подобных ситуациях. Прежде всего, не надо слушать что говорит этого болезный. Таким людям просто надо иногда проораться, посетовать на жизнь. После того как выпустят пар, с ними можно иметь дело.

Он терпеливо ждал некоторое время, и, наконец, дождался. Повар снизошёл до него:

— Так чего тебе надобно, говоришь?

— Баронесса просила чтобы в её блюде не было лука, а так же…

Повар махнул на него рукой:

— Да знаю я. Вон, тех троих возьми с собой, они отнесут её сиятельству всё что нужно.

У входа в кухню на лавочке ожидали трое лакеев. Вадим подал им знак, они подхватили блюда, накрытые серебристо поблескивающими клошами, и пошли. Кухня располагалась в цокольном этаже, лестница была широкой и пологой, для удобства подачи блюд. Вадим попросил идущего последним лакея задержаться.

— Давай я сам отнесу, а ты иди на кухню.

— Что вы, как можно?

— Можно. Новые времена, свобода, равенство, братство, слышал про такое?

Слуга выпучил глаза, но после несмело улыбнулся. Вадим принял у него блюдо, дождался пока тот спустится назад, прикрыл глаза и сосредоточился. Он привычно восстановил все детали его внешности, воссоздал перед внутренним взором всю его фигуру, со всех сторон и в полный рост. Потянулся мысленно к чему-то запредельному, для описания чего не смог бы подобрать слов и открыл глаза. По собственному опыту он знал, что ему самому кажется этот процесс занимает минуты, но на деле не проходит и пары мгновений. При должной тренировке можно успеть перекинуться пока человек моргает. Так он и сделал тогда, в лесу, когда его окружили разбойники. Он быстрым шагом устремился наверх, догнал остальных лакеев. Они пересекли вестибюль, Григорий и Василий по-прежнему стояли там в ожидании Вадима. Что ж. Вскоре им это надоест, захочется выпить и они уйдут.

Войдя в покои баронессы Вадим снова удивился роскоши обстановки. Похоже, дела семьи Эйзенхаузен шли весьма неплохо, раз они могут себе позволить такое. Хотя, во многих ли богатых домах он бывал до этого?

Покои, в которых баронесса принимала пищу, были хоть и роскошно обставлены, но весьма невелики, так что лакеям приходилось поочередно входить, выставлять блюдо на стол, и покидать помещение. Вадим, скрытый под личиной одного из лакеев, был последним в очереди и когда вошёл, выставил перед баронессой поднос, намереваясь произвести эффект, подгадав возврат своего истинного облика под момент, когда она моргнёт. Однако ж, помешала его извечная неуклюжесть. Когда он наклонился, намереваясь поставить поднос, то, что лежало на нём, скрытое под клошем, скользнуло на одну сторону, поднос перекосило и Вадим не смог удержать его в руках. Поднос упал с весьма приятным для уха мелодичным звоном, а вот его содержимое, истекающая жиром уточка, шмякнулась о пол, обдав подол платья баронессы потоком ароматного соуса.

Баронесса, как и положено воспитанной женщине, не стала говорить с набитым ртом. Он медленно прожевала, а после буднично сказала:

— Иди на конюшню, скажи чтобы тебя выпороли как следует. Только без увечий и уж тем более не насмерть, вас ведь не напасешься.

Она сказала это так, что Вадим чуть было действительно не пошёл с повинной головой на конюшню принимать наказание. Спохватившись, он принял свой прежний облик. Вот тут баронесса не смогла удержать себя в рамках приличий и ойкнула, словно деревенская девчонка.

— Никогда прежде не видывала подобного фокуса.

Вадим учтиво поклонился.

— Наш дар в настоящее время редко встречается.

— А раньше, надо понимать, вас было побольше.

— Так говорят семейные предания.

— Интересно. За дверью силит Савелий, вели ему подать второй прибор. Со мной пообедаешь, тут мне одной всё равно многовато. С моим ростом много есть вредно, становлюсь похожей на пуфик. Неровен час, кто-нибудь перепутает, и ноги на меня положит.

Вскоре они чинно обедали. Баронесса молчала, внимательно разглядывая Вадима. Тот ужасно смущался, и от того был ещё неуклюжей, чем обычно.

Наконец, когда они приступили к кофе, баронесса сочла возможным начать разговор:

— Мне интересно, насколько правдоподобно ты имитируешь внешность. Тебя можно отличить от оригинала?

— Вы только что могли видеть всё своими глазами.

— Ты всерьёз полагаешь, что я помню в лицо своих лакеев? Не хами, а то точно на конюшни отправлю.

— Что ж, — Вадим отставил чашку, прикрыл глаза и вызвал в памяти образ Василия. Он не мог увеличить или уменьшить свой рост, но ведь когда сидишь за столом, это не так заметно.

На этот раз баронесса не ойкнула. Она продолжила пить кофе мелкими глотками. Вадим сказал голосом Василия:

— Матушка, вы ведь смогли бы отличить меня от чародейского морока, наведенного мерзким тёмным магом!?

Баронесса захохотала.

— В чувстве юмора тебе не откажешь! Ладно, повышаю тебя до шута. И прими свой настоящий облик уже, ты меня смущаешь. Кстати, о смущении. Ты превращался когда-нибудь в женщин?

Вадим залился румянцем. В принципе, уж румянец-то он вполне мог скрыть, но зачем пока раскрывать все карты.

Баронесса немного наклонилась вперёд и спросила тихо:

— За девками в бане подглядывал, небось?

— Нет, что вы, баронесса, как можно, — игривым тоном ответил Вадим. Инесса вновь расхохоталась. Когда она смеялась, то не была похожа ни на бледную тень могущественного мужа, ни на владычицу жизни и смерти своих слуг…Сколько же у неё масок? И кто тут ещё оборотень, спрашивается?

— Ладно, пошутили и будет. Убедил, ты умеешь притвориться так, что родная мать не отличит. Твои способности будут полезны. Что ты знаешь о жизни в Александровской Слободе? Только не надо цитат о средоточии могущества и добродетели, которые всем вколачивают в лицеях.

— Я никогда не питал иллюзий насчет добродетели Александровской Слободы, но не ошибался же я, думая, что здесь сосредоточена вся власть?

— А ты не дурак. Да, здесь действительно сосредоточена вся власть. Вот там, — она указала рукой так, словно могла по мановению руки сделать стену прозрачной, — стоит гора. Ну как гора — холмик, честно говоря. Только холмик, на котором построен дворец Императора превращается в гору. И это истинное средоточие власти. Люди, населяющие Александровскую Слободу, делятся на две категории. Первые ведут светскую жизнь, отплясывают на балах, крутят романы и посещают модные салоны. Вторые делают тоже самое, но не с целью развлечения, а чтобы получить власть.

— Зачем же им власть?

— Нет, ты всё-таки дурак. Власть, мой юный шут, нужна чтобы получить ещё больше власти, и так далее — до бесконечности. А теперь я задам тебе важный вопрос. Ты прибыл в Слободу чтобы присоединиться к первым или же ко вторым?

— Если выбор ограничен только этими двумя категориями, то я, пожалуй, выберу вторую.

— Прекрасный выбор. Ладно, с обедом покончено, — она взглянула на часы, — мой муженёк и его гости уже перепились вдрызг, и до вечера в себя не придут. Ну а мы пока прокатимся, пожалуй. Надо привести тебя в подобающий вид, а то опозорюсь я с тобой. А потом составишь мне компанию. Мы кое-куда съездим, и ты кое-что для меня сделаешь.