Тея
― Ты должна выбраться отсюда, ― объявила Оливия, входя в мамину палату. Она еще не переоделась после репетиции, поверх колготок были надеты вязаные гетры. В руках она держала букет свежих цветов.
― Сегодня воскресенье? ― спросила я, пытаясь понять, куда делись пятница и суббота.
― Да! И это доказывает мою точку зрения. ― Оливия заняла руки, заменяя завянувшие цветы свежими. Она поправила несколько цветков, затем повернулась и улыбнулась моей маме. ― Привет, мама Мельбурн.
Мама ничего не ответила. Она не могла. Несмотря на то, что мама была в коме, Оливия все равно всегда здоровалась с ней.
Моя соседка по комнате села на стул рядом со мной, подтянув колени к груди.
― Серьезно, Тея. Она бы не хотела, чтобы ты сидела здесь вот так. Тебе нужно выйти. Увидеть мир.
Я поморщилась. Я как раз этим и занималась, когда мне позвонили и сообщили, что с мамой что-то случилось. За последние четыре недели я не видела ничего, кроме этой комнаты. Прошел месяц с тех пор, как я оставила Джулиана в Париже. Я была в больнице практически постоянно с тех пор, как сошла с самолета в Сан-Франциско. Дни начали сливаться воедино, но я не была готова признать, что моя подруга права.
― Ладно, я выбрала слова неудачно, ― быстро сказала она. ― Но, милая, это не ты лежишь на больничной койке.
― Я знаю это, ― огрызнулась я. Чувство вины мгновенно охватило меня. И Оливия, и Таннер бывали здесь так часто, насколько это было возможно, а я вела себя как стерва. ― Мне жаль. Я просто хочу, чтобы она очнулась.
― Я тоже, милая. ― Она сжала мое плечо, и на мгновение я вспомнила о Жаклин.
― Лучше бы я не уезжала, ― призналась я. ― Не стоило бросать ее и ехать за каким-то придурком, которого я едва знаю, в Париж.
― Ну, ты уехала, ― нетерпеливо сказала она.
Я перевела на нее удивленный взгляд.
― Прости. ― Она вздохнула. ― Просто, даже если ты будешь продолжать корить себя за это, ничего не изменится.
― Знаю. Именно поэтому я сейчас здесь.
― Ты ничего не можешь для нее сделать, Тея. Пока она в таком состоянии. Ты знаешь, что сказали врачи.
Проблема была в том, что врачи мало что сказали. Что бы ни случилось с моей матерью, для них это было такой же загадкой, как и для меня. Не то чтобы мы беспокоились только о коме. Нет, это было бы просто. Никто не мог понять, почему она не приходит в себя, а поскольку никто не знал, почему это произошло и как долго она пробудет в таком состоянии, я была полна решимости быть здесь, когда она очнется.
Не успела я напомнить об этом Оливии, как нас прервал деловитый стук в дверь. Доктор Ривз, врач, который вел маму, вошел с ее картой. Увидев, что я не одна, он ослепительно улыбнулся.
Оливия пересела в своем кресле, опустив ноги и выпрямившись.
― Добрый день, доктор.
― Рад тебя видеть, Оливия. ― Он кивнул на свежие цветы. ― Ты такой хороший друг. Тебе повезло, что она у тебя есть, Тея.
― Знаю, ― проворчала я. Я едва сдержала желание закатить глаза. Оливия запала на доктора Ривза и выучила его расписание. В основном она забегала, когда могла, чтобы принести мне свежую одежду или кофе, но каждое воскресенье она была здесь как часы, чтобы пофлиртовать с лечащим врачом.
― Я пыталась убедить Тею, что ей нужно сделать перерыв, ― сказала Оливия, трепеща ресницами.
― Я делаю перерывы.
― Перерывы на туалет не считаются, ― сообщила она мне, все еще глядя на доктора Ривза. ― Не считаются?
― Боюсь, она права, ― мягко сказал врач. ― Я хочу повторить некоторые снимки, которые мы делали твоей маме на прошлой неделе. Вы можете сходить пообедать.
Мой взгляд метался между ними.
― Вы двое это спланировали?
― Отчаянные времена, ― сказала Оливия. Она поднялась на ноги и бросила мне пальто.
Я поймала его, нахмурившись. Должно быть, я выгляжу очень жалко, если доктор выгоняет меня из больницы.
― Сколько времени займут обследования?
― Пару часов, ― сказал он.
― И если она…
― Мы сразу же позвоним тебе, если что-то изменится, ― прервал он меня.
Да, они все продумали. Я нехотя поднялась на ноги и подошла к маминой кровати. Осторожно обойдя трубки и провода, подсоединенные к дюжине аппаратов, контролирующих пульс, сердцебиение, уровень кислорода, кровяное давление и кто знает, что еще, я поцеловала ее в лоб.
― Я скоро вернусь.
Я повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть обеспокоенное выражение лица Оливии. Она быстро натянула улыбку.
― Давай уведем тебя отсюда.
Она взяла меня за руку и вывела из больничной палаты. Оливия направила нас к лифту с четким ощущением цели.
― Мы могли бы перекусить в кафетерии, ― предложила я. Технически это означало, что я выйду из палаты.
Но она простонала.
― Нет. Ты вся моя на ближайшие два часа.
Я открыла рот, чтобы возразить, но она подняла руку.
― Ты слышала, что он сказал. Ее там даже не будет. Кроме того, на углу есть новая забегаловка с буррито. — Она нажала кнопку первого этажа, все еще держа меня за руку. Я подозревала, что она опасалась моего побега.
Было странно выходить через раздвижные стеклянные двери больницы на тротуар. По калифорнийским меркам в Сан-Франциско стояла холодная погода. Я застегнула пальто, едва не столкнувшись с проходящей мимо парой.
― Извините, ― пробормотала я, когда они отпрянули в сторону.
Мужчина выглядел раздраженным, но его девушка улыбнулась.
― Все в порядке. Счастливых праздников.
Я не смогла ничего ответить, поэтому кивнула. Но они уже шли, держа в руках бумажные пакеты с рождественскими покупками. Я наблюдала, как мужчина остановился, чтобы взять пакеты, которые она несла. Он перевесил их на другое предплечье и взял ее за руку. Сердце защемило, и я отвернулась, чтобы понять, что вся улица заполнена парами и семьями, отправившимися за покупками.
― Давай купим буррито, ― пробормотала я.
Оливия сочувственно улыбнулась, потянув меня за собой по улице.
― Пойдем. Давай заедим наши чувства.
С гуакамоле и сметаной мои чувства оказались весьма неплохими на вкус. К тому времени, когда мы доели наши огромные буррито, я почувствовала себя лучше. Но я не собиралась признаваться в этом Оливии. Она захочет это повторить.
― Спасибо, ― сказала я, когда мы вышли из ресторана. ― Думаю, мне лучше…
― У нас еще есть час, ― сообщила она мне. ― Пока даже не думай возвращаться.
― Хорошо. — С каждой минутой становилось все холоднее, и мы прижимались друг к другу, пока шли. На углу через дорогу я заметила мужчину, который наблюдал за нами. Даже отсюда его глаза казались слишком темными. Неужели мы привлекли внимание вампира?
Или мне просто хотелось, чтобы так и было? Часть меня фантазировала, что меня затащат обратно в мир, из которого я сбежала. Как отреагирует Джулиан, если узнает, что на меня напал кто-то его вида? И будет ли ему вообще до этого дело? Если он говорил правду ― что мне лучше держаться подальше от его мира, ― то, возможно, да. По мере того как проходили дни без каких-либо контактов, я начала понимать, что ему все равно. Это была отговорка. Правда заключалась в том, что я никогда не впишусь в его непристойно богатый мир.
На другой стороне улицы незнакомец продолжал смотреть на нас, пока мы шли параллельно ему. Отсюда я могла видеть две черные пустоты на месте его глаз. Меня пронзила тошнотворная дрожь.
Он был вампиром.
― Тея, что ты говоришь? ― Оливия прервала мои мысли, настойчиво потянув меня за руку.
― А? ― Я взглянула на нее. Потом вспомнила о вампире. Обернувшись, я обнаружила, что он исчез.
― Давай зайдем, ― сказала Оливия вместо того, чтобы повторить то, что она сказала, и потянула меня в сторону лавки, мимо которой мы проходили.
Я взглянула на потрепанную дверь и успела прочитать облупившуюся виниловую надпись. На ней было написано ― «Мадам Ленор», а ниже ― «Гадания» с нарисованной рукой. Я совершенно не хотела, чтобы мне гадала по руке какая-то незнакомка, пока снаружи ошивается вампир.
― Подожди! ― Но было уже слишком поздно. Оливия радостно поздоровалась с захламленной комнатой.
Пожилая женщина высунула голову из-за стеклярусной занавески, изо рта у нее свисала сигарета.
― Входите! ― произнесла мадам Ленор с сильным акцентом. ― Присаживайтесь. Я сейчас подойду. ― Занавески из стекляруса зазвенели, когда она скрылась в подсобке.
В крошечном магазинчике пришлось ориентироваться в лабиринте диковинок: беспорядочная коллекция стульев разных эпох, шкаф, набитый потускневшим серебром, книги на английском, французском и всех остальных языках, которые были свалены в кучу и разбросаны повсюду. Гадалка вернулась в комнату, одетая в разноцветные шелка, и указала на потертый столик неподалеку. Мы расположились вокруг столика, покрытого кружевной скатертью, а мадам Ленор зажгла свежий конус с благовониями и развеяла поднимающийся дым по комнате. Сандаловое дерево заполнило мои ноздри, и я закашлялась, когда в меня проник его тяжелый аромат.
― Твою ладонь, ― сказала она, протягивая свою узловатую руку.
― О, нет, ― быстро ответила я. ― Это была ее идея.
Оливия послушно опустила свою ладонь в руку старухи, ее глаза блестели.
― Я буду богатой? ― Оливия хихикнула и посмотрела на меня.
― Если ты захочешь, ― осторожно ответила ей старушка, ― или ты сможешь быть счастливой.
Я сдержала улыбку и отвернулась, пока Оливия не заметила ее. Очевидно, мадам Ленор не собиралась приукрашивать.
― В чем разница? ― спросила Оливия.
― Деньги не делают людей счастливыми, ― не задумываясь, ответила я. Щеки залил румянец, когда я осознала, что сказала.
Но если я и украла реплику Ленор, она, похоже, не возражала.
― Твоя подруга мудра. Я вижу два пути.
Я почти не обращала внимания на то, что она предсказывала Оливии. К концу разговора моя соседка совсем сникла. Видение Ленор о нормальной, простой жизни оказалось совсем не тем, на что рассчитывала Оливия.
― Твоя очередь, ― повернулась ко мне Ленор.
― Нет, правда. Мы должны идти. ― Глупо было так неосторожно показывать ей свою ладонь. Возможно, она была просто старухой, которая рассказывала людям все, что приходило ей в голову. Но я знала то, чего не знала Оливия.
Магия была реальной. И хотя думать о том, что в этой старухе есть хоть одна капля магии, было бы, наверное, очень глупо, но как я могла быть в этом уверена?
― Просто сделай это, Тея! ― подтолкнула Оливия. ― Ради меня.
― Хорошо. ― Я положила руку на стол ладонью вверх.
― Встретит ли она высокого темного незнакомца? ― спросила Оливия, снова хихикнув.
Ленор молчала, изучая линии на моей руке. Затем она тихо проговорила:
― Кажется, уже встретила.
Я отдернула руку, словно она собиралась меня укусить.
― Нам пора идти, ― сказала я, дрожа.
― Разве ты не хочешь узнать секреты, которые я вижу? ― спросила она.
― Я думала, ты собираешься рассказать мне о моем будущем. ― Я встала, не желая, чтобы она предсказывала мне.
― А что такое твое будущее, как не секрет, Тея? ― На ее лице заиграла загадочная улыбка. ― Когда ты будешь готова узнать правду, найди меня.
Я достала из сумочки несколько двадцаток ― деньги от продажи Шанель, которую я купила в Париже, ― и бросила их на стол.
― Спасибо.
Я вышла из магазина в рекордное время. Через секунду из двери показалась Оливия.
― Ладно, это было странно.
― Ерунда, ― твердо сказала я. ― Просто какая-то старая мошенница. Мне нужно возвращаться.
― Я провожу тебя.
Мы направились к больнице, над головой двигались тучи, отбрасывая тени на улицу. Когда мы дошли до угла, я повернулась и увидела, что из витрины магазина мне в след смотрят сильно подведенные глаза Ленор. Затем они исчезли. Я попыталась отмахнуться от этой мысли, когда знак пешеходного перехода сменился, и мы пошли по нему в сторону больницы.
― Мне так жаль, ― сказала Оливия у двери.
― Все в порядке. ― Я быстро обняла ее.
― Нет, не все в порядке. Она заставила тебя вспомнить о нем. ― Оливия отказывалась называть имя Джулиана.
Я покачала головой и солгала:
― Она была жуткой. Может, в следующий раз мы просто выпьем кофе?
― Договорились, ― пообещала она.
― Будь осторожна! ― Я крикнула ей в след, когда она направилась домой.
Оливия улыбнулась и свернула за угол.
Я последовала собственному совету и выпила свежий кофе, прежде чем вернуться в мамину палату. Как бы я ни старалась, я не могла избавиться от тревожного чувства, поселившегося в моем животе.
И когда добралась до маминой больничной палаты, я поняла, почему.