Около ворот я пробыл ещё минут десять, прощаясь с друзьями. Прямо перед уходом, ко мне подошёл Леший и задумчиво посмотрел в сторону школы.
— Я долго думал о дарах, что получил ты впопыхах…
— Ты про стрелку, флейту и кресало? Да, стрелка и флейта мне уже помогли так, что я бы никак не справился. Вот только кресало разгадать не смог.
Лесовик кивнул.
— Того себя я не пойму, не объяснился почему. Ведь было время объяснить, ведь было, что греха таить.
— Я тоже поначалу не мог понять, почему ты мне не объяснил, как этим всем пользоваться. Но, может быть, мне обязательно этот путь самому пройти надо было? Может быть, без этого, не получилось бы ничего? Это как с работой, которую на дом дают после занятий. Преподаватели же нам только базу объясняют, на занятиях у тебя в одно ухо залетит, из другого вылетит. Вот пока ты сам не сядешь дома за задания, пока сам всё не пройдёшь заново, пока сам всё не изучишь и не обмозгуешь — никак материал не усвоишь правильно, ничего в голове не задержится. Вот и тут также. Расскажи ты мне тогда всё, я бы может, никогда и не научился на флейте играть, дул бы в неё, чудес ожидая, да и стрелкой бы пользовался где ни попадя.
Лесовик посмотрел на меня, и в его взгляде промелькнуло что-то такое, от чего мне захотелось расправить плечи и щёки надуть для важности. Но потом Лесовик отвернулся, и, как обычно, ни слова не сказав, молча растворился в чаще леса.
— И тебе пока.
Ещё немного постояв, я направился к академии. Почему-то, я совсем не сомневался, что Настасья всех собрала на площади. Именно туда я и направился. Я прошёл ворота, затем посадки Петра Львовича, мастерскую Ярополка, около которой страшно захотелось остановиться и заглянуть, но я продолжил двигаться к площади.
Ближе к цели, я начал замечать странные фигуры. Поначалу, я принял их за очередных приспешников тёмной и спрятался за ближайшим кустом, но, осторожно подойдя ближе, понял, что фигуры совсем не движутся, даже после того, как я кинул в них камешком. Осмелев, я потянулся к одной из фигур и прикоснулся к ней. Она была абсолютно ледяной, я обошёл её по кругу и понял, что совсем недавно это ледяное изваяние было живым человеком. Я отвернулся от него и ускорил шаг.
— Надеюсь, ещё можно всё исправить.
Чем ближе я подходил к площади, тем больше изваяний стояло в разных позах. Кто-то закрывал глаза руками, кто-то убегал от площади, а кто-то словно пытался пробиться сквозь бурю. Все, кто хоть как-то попался на глаза Настасье превратились в ледяные статуи. Чем ближе я продвигался к своей цели, тем холоднее становилось, дорога покрылась тонкой коркой льда, как и окружающие меня здания.
Наконец, я добрался до главной площади академии. Замёрзшие люди были тут и там — прямо на площади находился весь преподавательский состав, пытавшийся остановить Настасью. Судя по всему, у них ничего не вышло. Прямо в центре площади стоял огромный ледяной монолитный шар. А вокруг него крутился ледяной смерч, одним своим видом показывающий, что подходить к нему опасно. Внутри шара что-то происходило, но несмотря на прозрачный лёд, из которого он был сделан, какие-то конкретные детали разглядеть было трудно. Там как будто стоял какой-то серый туман, постоянно закручивающийся вокруг человеческой фигуры, находящейся внутри.
Он создавал причудливые узоры. Периодически, туман фокусировался в длинные туманные щупальца, но через несколько мгновений становился более разреженным и заполнял всё пространство ледяного шара. Я стоял и не понимал, что делать дальше. Потому начал ходить по площади, пытаясь просто согреться.
Всё вокруг было во льду. Даже факелы, освещающие площадь по вечерам замёрзли так, словно и не горели пару часов назад. С трудом, я сломал корочку льда и еле как вытащил факел из стойки. Руки мои тряслись от холода, ноги начали промерзать, да и, в целом, было очень холодно. Я положил факел на землю и достал огниво. Стукнул кресалом об камень, искры перекинулись на трутень, но тот зажёгся не сразу. Пришлось стукнуть ещё пару раз. Я поднёс трутень к факелу, но ничего не произошло — он упорно не хотел зажигаться.
— Да что ж такое. Отсырел что ли?
А попытался разжечь огонь заговором — тоже ничего не вышло. Я не чувствовал потоков магии вокруг, как будто то, что здесь произошло словно высушило её до дна. Всю вокруг, казалось, на несколько миль. Тем временем, холод стал просто невозможным. Я почувствовал, как мои конечности буквально начали каменеть от этого мороза. В отчаянии, я начал копаться в своей сумке, с надеждой найти хоть что-нибудь, что поможет мне согреться. Наконец, мои пальцы нащупали в сумке что-то знакомое — ещё одно кресало. То самое, которое мне дал Лесовик.
— Быть не может.
Негнущимися пальцами, я вытащил его из сумки, а потом чиркнул им о кремень. Яркие искры, вылетевшие из него попали на факел, и, к моему удивлению, тот сразу же загорелся, обдав меня живительным теплом. Огонь горел ровно, я вдыхал тёплый воздух, идущий от факела, а дыма словно бы и не было. Я постоял так ещё какое-то время, постепенно отогреваясь. Тепло, идущее от факела, казалось, укрыло меня от ужасного холода, распространившегося вокруг. Тут я обратил внимание, что согрелся не только я сам, но и всё, что было вокруг меня в небольшом радиусе. Волшебный огонь, разведённый при помощи кресала Лесовика растапливал магический холод, сковавший всё вокруг.
— Вот и огниво пригодилось.
Я медленно шёл с факелом по площади к ледяному шару. По мере приближения я начал отмечать изменения, которые в нём происходили. Он начал таять, но капли, падающие с него не просто испарялись, а превращались в серую дымку, скапливающуюся вокруг шара. Затем, в какой-то момент, шар пошёл трещинами и серый туман, клубящийся внутри соединился с тем, что накопился снаружи. И, наконец, ледяной шар раскололся на две половины, и из его центра вышла Настасья. Только выглядела она совсем по-другому. Кожа, которая только недавно была молодой, стала мертвенно бледной и покрылась чёрной сеткой вздувшихся вен и сосудов. По ним струилась тёмная магия и от одного взгляда на это зрелище у меня побежали мурашки по коже. Настасья увидела меня и её лицо исказилось гримасой ярости. Я взял в руки меч, который мне вручил Панкрат.
— Опять ты. Как же ты мне надоел.
В слова её будто звучало сразу несколько голосов.
— Настасья Микулишна. Ещё не поздно всё прекратить. Давайте вместе остановим всё это.
Настасья громко рассмеялась, запрокинув голову. А потом глянула на меня так, что у меня мурашки побежали по коже.
— Глупец. Зачем останавливать то, что я сама и начала⁈
С этими словами, она подняла руку вверх, и, вслед за её движением, в воздух поднялась одна из половинок ледяной сферы. Настасья махнула рукой, словно камень бросала и ледяной осколок полетел в мою сторону с огромной скоростью. Я отпрыгнул в сторону, а тот пронёсся мимо меня, разбившись о землю на мелкие льдинки. Я лихорадочно соображал. С такой силой мне никак одному не справиться, но нужно было как-то протянуть время. Может быть придёт Панкрат. Или Святослав. Хоть кто-нибудь.
— Настасья, за что? Что мы сделали вам плохого?
Вместо ответа, она вновь швырнула в меня ледяной глыбой, и я снова прыгнул в сторону. Вторая половинка сферы пронеслась в каких-то сантиметрах от моей головы.
— Не думай, что мне есть о чём с тобой разговаривать.
На этот раз, Настасья подняла руки в воздух и создала вокруг себя ледяной смерч, а потом махнула руками в мою сторону. Смерч завертелся на месте, а потом быстро двинулся в мою сторону. Снег и льдинки начали сильно бить по мне, больно врезаясь в кожу. Инстинктивно я выставил руку с факелом вперёд. Кажется, от этого его свет загорелся ещё ярче. Я стоял посередине ледяного смерча, а тот стал огибать меня, не причиняя никакого вреда, а потом сам собой утих.
Настасья разозлилась, увидев меня целым и невредимым.
— Настасья Микулишна, прошу, скажите хоть что-нибудь! Зачем вам всё это.
И вновь, Настасья молча подняла руку вверх, на этот раз глядя мне прямо в глаза. Я почувствовал, как мою душу сковал необъяснимый страх, мне стало страшно за Алёнку, вдруг с ней что-то случится, за Борьку, если его поймает консьержка в корпусе, за Панкрата, как он там, дойдёт ли до дома. И за себя, ледяной страх сковал мои движения, я начал задыхаться от него, мои плечи опустились. В отчаянии я огляделся по сторонам, посмотрел на застывшие лица моих товарищей. Может мне показалось, но я увидел в глазах Ярополка Владимировича надежду. Я перевёл взгляд на Баюна Васильевича, потом на Митрофана. Все они надеялись на меня, и я не мог их подвести. Откуда-то у меня взялись силы сопротивляться этому проклятию, паника прошла, я распрямил спину и снова глянул в глаза Настасье, которая неумолимо приближалась ко мне. Увидев, что её проклятие не подействовала, она снова яростно сверкнула глазами и что-то зашептала, не переставая двигаться ко мне.
— Мяяяяясо.
Громкий вой десятков мертвяков раздался посреди ночи. Настасья призвала своих приспешников. К счастью, подумал я, большую часть мы уже порубили на кусочки, на кладбище. Я улыбнулся про себя этой мысли, но тут мертвяки начали выбираться на площадь. Тёмная тем временем вытащила свой клинок из ножен и улыбнулась мне. На мгновение, мне причудилось, что вот, она сейчас даст урок фехтования, и мы плечом к плечу отразим натиск мертвяков. Я до сих пор не мог поверить, что она стала тёмной. Но Настасья начала сокращать дистанцию и атаковала. Без предупреждения, без каких-либо слов. Просто и эффективно, прямым ударом в голову. Я среагировал скорее интуитивно, чем осознанно, поднял свой меч над головой и отбил её атаку.
Я понимал, что с мертвяками и Настасьей мне не справиться и даже успел мысленно проститься с друзьями. Как вдруг кто-то пронзительно закричал.
— Держись, Ванька.
Это был голос Святослава. Он и его отряд подошли к мертвякам со спины и начали кромсать их, что есть силы.
— Не бойся, мы с тобой.
На этот раз, я узнал голос Панкрата у меня из-за спины. Сзади подоспели сумеречники.
— Мужайся, Ваня, не робей, беду прогоним мы взашей.
Это уже был голос Лесовика. Я воспрянул духом и сам начал атаковать Настасью. Та зашипела, словно разъярённая змея, сжала левую руку в кулак и подула в него. Внезапно, звуки битвы вокруг затихли. Я ошарашенно огляделся по сторонам. Мои друзья всё ещё сражались, но смотрел я на них словно через плотное стекло. Их образы были искажены настолько, что было трудно определить, что там именно происходит. Я был настолько удивлён, что не обратил внимание на очередную атаку Настасьи. К счастью, я услышал звук её шагов и в последний момент успел взять защиту. К сожалению, взял я её неудачно, удар клинка Настасьи пришёлся по верхней части моего меча, отчего тот выскочил из моих рук. Факел я тоже отбросил, потому что толку от него было мало.
Тёмная победно глянула на меня и двинулась добивать. Рука ужасно болела, я хотел было поднять меч, но Настасья прыгнула в его сторону, преградив мне путь. Она подходила всё ближе, периодически делая выпады, а я пытался разрывать дистанцию. Но Настасья была более опытным бойцом, потому от нескольких ударов мне удалось уйти лишь в последний момент, пропустив их слишком близко. Первый угодил по ноге, после чего я почувствовал, как тёплая струйка крови потекла по ноге. Вторым Настасья достала меня по щеке, разорвав кожу.
Раны горели, а не знал, но у меня был последний шанс. Клинок отца, который всегда приходил в тот момент, когда он был нужен. Вот и сейчас я не сомневался, что он появится в моей руке, когда я попрошу. Но только нужный момент никак не появлялся. Если получить клинок слишком рано, то я не смогу одолеть Настасью — она слишком опытный боец. Если слишком поздно — то может получиться так, что я буду уже мёртв.
— Настасья Микулишна. За что?
На мгновение, мне показалось, что у неё промелькнула искра боли в глазах, но тут же, мои надежды развеялись, потому что Настасья вновь сделала выпад в мою сторону. Я снова отскочил, но уже с большим трудом — рана на ноге ужасно саднила, да и устал я настолько, что сил уже просто не было. Тогда я и принял решение, что мне нужно делать. Я дождался очередного выпада Настасьи, намеренно подставил левое плечо так, чтобы удар её прошёл по касательной, а сам совершил контратаку, выпрямив руку вперёд, будто бы ударяя её в грудь. Настасья видела мою руку и никак не отреагировала на мой отчаянный рывок, собираясь спокойно совершить второй удар, но тут мой клинок появился в руке и прошёл сквозь грудь ректора.
Вначале она не поняла, что произошло, зловещая ухмылка сменилась изумлением, а потом из её рта потекла струйка крови. Казалось, что она не верит в произошедшее. Она медленно опустила глаза вниз и увидела мою руку, которая держала клинок, исписанный горящими голубыми рунами. Они какое-то время ещё пульсировали в такт моего сердца, а потом клинок просто испарился, оставив в груди Настасьи глубокую рану. Та опустилась на колени и снова глянула на меня. В глазах её начала угасать жизнь, а я вдруг разрыдался, сам не знаю почему. Точнее знаю. Я впервые убил человека. Я кинулся к ней, уже не боясь, что она мне что-то сделает.
— Настасья Микулишна. Почему?
В её глазах стояли слёзы, она смотрела на меня, но уже без злости.
— Наконец-то я с ними встречусь. Я просто… просто хотела ещё раз обнять их. Просто увидеть. И у меня почти удалось. Если бы не ты.
— Кого, Настасья?
Хотя я и так знал, кого она имела ввиду. Она говорила о муже и дочери, которые погибли давным-давно. Настасья смотрела на меня, и я видел, как злоба, ярость и боль сменяются облегчением и спокойствием.
— Отец бы тобой гордился. Но ты должен… Ты должен знать. Я всего лишь одна из тех, кто поддался тьме. Нас семеро. Было семеро. Найди их всех, иначе он придёт… Поторопись и… Спасибо, Иван.
— Кто придёт, скажи, кто придёт⁈
Она последний раз глянула на меня, я успел увидеть, как её жизнь угасла, после чего она повалилась на бок. А я сидел и рыдал не в силах даже прикоснуться к ней и закрыть глаза. Внезапно, барьер, созданный Настасьей спал и звуки снова обрушились на меня. Я огляделся вокруг, мой взор был затуманен, как от слабости, так и от слёз. Мертвяки, которых призвала Настасья начали падать замертво. Мои друзья опускали оружие, первым на меня обратил внимание Панкрат.
— Ванька! Живой.
Я кивнул ему, с трудом понимая, что происходит. Но мне нужно было сделать ещё одно дело. Я поднял факел, который всё ещё горел. Впрочем, меня это уже не удивляло. Я побрёл по площади, зажигая все факелы и фонари, попадающиеся по дороге. Всё, что входило в радиус их действия тут же оттаивало. Даже деревья и трава, уже подготовившиеся к зимовке, как будто просыпались от спячки. Наконец, я зажёг последний факел, находящийся на площади и обнаружил, что люди тоже начали оттаивать. Один за другим, они в изнеможении падали на землю. Кто-то стонал, кто-то просто терял сознание. Но некоторые старшекурсники, а также преподаватели словно просто просыпались. Их сопротивление тёмной магии было гораздо сильнее других.
Мои друзья подхватывали оттаявших товарищей и помогали им уйти с площади. Я же просто упал на скамейку, на которой совсем недавно заснул после путешествия к Лесовику. Казалось, это было так давно. А потом я закрыл глаза и провалился в сладкую, непроглядную темноту.